Текст книги "Александр III и его время"

Автор книги: Евгений Толмачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 66 страниц)

Через день, 5 января, цесаревич сообщает: «Сегодня получили известие, что сербы взяли Ниш с большим количеством орудий, ружей, патронов и всякого запаса. Наши войска тоже подвигаются всё вперёд и идут безостановочно. У нас здесь тихо, ничего нового и скука страшная; да, невесело оставаться таким образом на месте и знать, что мой гвардейский корпус там, за Балканами. Странная, правда, судьба моя и Владимира: участвовать в войне и всё время не при своих частях, а казалось бы, чего же проще, как принять мне мой корпус, а Владимиру – свою дивизию. Здесь, Слава Богу, мы исполнили свою задачу, свой долг, до конца довели возложенное на нас дело, ну так и нечего больше делать. А теперь вот уже больше месяца, что все обещают вернуть нас обоих к гвардии, а вместо того только и есть, что обещания да нерешительность и неопределённость нашего положения, как это было всё время.

Если будет на днях заключено перемирие, то, конечно, нам не стоит ехать туда, но если будут продолжаться военные действия, то будет весьма трудно догнать и доехать до гвардии и легко можно опоздать» (там же, д. 708, № 62, л. 1—7). 6 января Александр Александрович информирует жену: «Погода сегодня ужасная, холодно, страшный ветер с вьюгой, отвратительно.

Дунай окончательно замёрз и уже пешком можно ходить, надеемся, что скоро можно будет перевозить и тяжести, а то очень трудно с продовольствием, потому что сколько уж дней почти подвоза не было и перевозили только маленькую часть на катерах и понтонах весьма медленно.

Кажется, что скоро придётся нам снова начать военные действия и идти на Рущук и Разградъ; по крайней мере, Д. Низи очень настаивает на этом. Завтра собираются у меня корпусные командиры для обсуждения этого вопроса, и тогда решим, что можно будет предпринять для приведения сего плана в исполнение. Дай бог, чтобы это не нужно было, потому что, может быть, перемирие будет закончено к этому времени, но на всякий случай надо быть готовыми, если прикажут идти.

Посылаю тебе сегодня ещё целую коллекцию видов села Брестовец, сделанных одним сапёрным офицером-любителем. Пожалуйста, собери все фотографии, которые я тебе прислал в два альбома; один – для видов Румынии, а другой – для Болгарии. Жаль будет, если они растеряются, у меня нет вторых экземпляров, я всё послал тебе, что мог достать, а для меня это останется приятным воспоминанием нашей боевой жизни. Пожалуйста, не забудь заказать и сделай это» (там же, л. 7—8).

О том, что цесаревич находился не в лучших условиях, он сообщает 8 января: «Сегодня опять сильный мороз, и в комнате моей было всего 1 градус тепла, когда я встал; печка топится трудно, потому что дрова сырые и нескоро нагревается, но зато потом тепло и хорошо, но дует от пола и от стен страшно. Приходится постоянно сидеть в тёплых сапогах, а когда и это не помогает, то я влезаю ногами в меховой мешок, купленный в Бухаресте, но такой маленький, что обе ноги за раз не влезают, а приходится согревать сначала одну ногу, а потом другую».

Вся неприязнь к главнокомандующему, накопившаяся у цесаревича за последние дни, прорывается в письме к жене 9 января: «Вчера целый день прождал понапрасну известий из Главной квартиры о ходе мирных переговоров, так-таки ничего и не получили, а все ждут со страшным нетерпением. Нам весьма важно знать, чем кончатся переговоры, потому что в случае, если турки не согласятся на наши требования, мне приказано с моим отрядом идти на Разград и, если возможно, овладеть им и потом с сильным отрядом подойти к Рущуку и постараться заставить турок сдать нам эту крепость и город. Ведь наши, конечно, рвутся вперёд, если сегодня ещё я ничего не получу, то завтра с утра войска начинают наступление. Авось Господь не оставит нас и здесь, и благословит наше оружие, и поможет, как до сих пор помогал во всём! Но, конечно, дай бог, чтобы это не нужно было; ещё лучше было бы без боя покончить с этими городами, и опять дорогая русская кровь не была бы понапрасну пролита. Довольно мы её проливали и часто совершенно напрасно! Ты уже, конечно, знаешь от Папа, что он приказал мне и Владимиру оставаться на своих местах и не ехать к гвардии. Теперь милый наш Рущукский отряд переименован в Восточный отряд и присоединены к нему ещё войска Тырновского отряда; так что всё пространство от Дуная до Балкан в моём распоряжении. Конечно, тут особенно лестного нет и я уверен, что это сделано главнокомандующим только для того, чтобы меня не пускать за Балканы, где он не желает меня иметь, да и не особенно мне самому хочется ехать туда, потому что в этой обстановке, в которой находится теперь отряд генер. Гурко, невесело принимать отряд, уже сильно расстроенный и ослабленный!.. Что за беспорядок в тылу армии, это себе представить нельзя. Интендантство продолжает бездействовать. Товарищество жидов продолжает грабить казну самым бесцеремонным образом, и несмотря на это мы всё-таки ничего не получаем и ничего к нам не подвозят.

Теперь Д. Низи и вся эта компания, увлеклась забалканским походом, никаких распоряжений о продовольствии армии не делают, о сообщениях не заботятся, добиться толку до сих пор нельзя никакого от Полевого штаба; просто отвращение, что за администрация. С каждым днём всё больше и больше приходишь к заключению, что Д. Низи – отвратительный главнокомандующий… мерзейший поляк (видимо, Непокойчицкий. – Е. Т.), и весь штаб и Главная квартира – подлейшая сволочь. Ропот на главнокомандующего и его штаб увеличивается с каждым днём, и никакие забалканские победы и успехи не изгладят в армии того впечатления, которые она вынесла из этой 8-месячной компании; не главнокомандующему Россия обязана последними успехами, а молодецким, геройским и чудным нравственным духом русским войскам и честным начальникам.

Сам Д. Низи ничего не видит, ничего не понимает, ничего не знает, воображает, что всё идёт великолепно, что все его обожают и что он всему голова! Сильно же будет его разочарование, если когда-нибудь он увидит и узнает всё, что было, и всё, что происходит; но не думаю, что он когда-нибудь сознается наконец что он совершенно не способен быть главнокомандующим, недостаточно у него такта на это и недостаточно он умён, чтобы сознать это! Бог ему судья и Бог ему простит, не ведает, что творит! Но армия не простит, она не может, она не смеет ему простить! Слишком эта неспособная личность стоила России, армии и нам, всем русским! Грешно было бы забыть всё это и непростительно для потомства! Что за приказания получаем мы от главнокомандующего, просто смешно, до чего глупо! Все решительно смеются! Например, 4 дня назад получаю я вдруг телеграмму от Д. Низи следующего содержания: «Немедленно пошли парламентёра в Рущук, потребовать сдачи его. Необходимо поддержать это требование наступлением войск, не ввязываясь в настоящий бой». Конечно, получивши эту телеграмму все хохочут и становятся в тупик, что это – шутка или серьёзно? Вот до чего глупость главнокоманд. может дойти!» (там же, д. 708, л. 11).

Свои обиды и недовольства цесаревич также изливает жене в письме 11 января: «На днях получил приказание Главнок. отменить всякие движения вперёд и войскам оставаться на прежних местах. Просто ничего не разберёшь: один день немедленно сделать то, на другой день – не сметь предпринимать ничего, да что же это наконец? Да если бы я исполнял все приказания главнок., то чёрт знает что было бы с нами и моим отрядом. Слава Богу, я проучен и знаю цену этим приказаниям и поэтому не тороплюсь или вовсе не исполняю, если они слишком глупы, как высылка парламентёра к Рущуку; конечно, я никого не посылал и через день получил приказание отнюдь не трогаться вперёд. Хорош бы я был, если исполнил приказание. Посмешище перед всей армией, перед Россией, да никто бы верить не хотел, что это приказание главнокомандующего, и, конечно, всё бы пало на мою шею. Почему отменили наступление нашего отряда на Разград и Рущук, не знаю, но полагал, что оно в связи с мирными переговорами; но каково же было наше удивление: мы думаем, что ввиду переговоров, которые идут хорошо, приказано было приостановить всякие движения вперёд, но ничуть не бывало, все отряды идут вперёд не останавливаясь, одному нашему приказано ничего не предпринимать! Непонятно и досадно для войска. Моё терпение совершенно лопнуло, я твёрдо решился просить у Папа разрешения выехать из армии и чтобы он окончательно вызвал нас обратно домой.

Жду теперь только, чтобы узнать, чем кончатся переговоры о мире. Если хорошо кончатся, то, само собой разумеется, нам больше нечего здесь делать, если же затянутся и мы всё-таки с Владимиром останемся в том же положении, как теперь, то мы решились проситься прочь отсюда. Невыносимо оставаться здесь и ничего не делать, ничего не знать, без известий, кроме дурацких и безграмотных телеграмм главнокомандующего. Он ни разу не потрудился мне сообщить, как идут переговоры и какие главные условия для заключения перемирия, я решительно ничего не знаю и совершенно, как будто меня здесь нет. Для чего я здесь, я сам не знаю! Что мне тут оставаться, к чему, кому я приношу пользу, решительно не понимаю. Остался я здесь, потому что Папа желал, чтобы я принял мой гвардейский корпус, но Дядя Низи, видно, не желает, и мне приказано оставаться здесь.

Боже, что я претерпел морально здесь за это время, не желаю никому пройти через это испытание, и всё время моё положение было ненормальное, самое незавидное, каким-то чернорабочим, а прочим предоставили уже пожинать лавры за Балканами и именно тем, которые всего менее заслуживали это, как, например, Скобелев, Стругов и Гурко! А например, молодец генер. Радецкий, герой Шипки, оставлен в резерве. Кн. Мирский тоже. Все выдвигают самых низких и непорядочных людей. Правда, досадно и отвратительно. Я не о себе хлопочу, мне ничего не надо, я ничего не желаю, Слава Богу, Господь помог мне исполнить мой долг до юнца с честью, чего же мне больше, но за прочих досадно. Гвардия, например, какими молодцами себя показала, а об ней почти ничего не говорится, всегда глухо выражаются: отряд генер. Гурко, и больше ничего» (там же, л. 11-15).

13 января началось наступление отряда, вызвавшее сначала отход турецкой армии на линию укреплённых городов, а затем и овладение этими пунктами и Силистрией. В этот же день свои переживания, горечь и обиду наследник высказывает супруге в очередном письме: «… сегодня, наконец, приехал курьер и привёз твоё милейшее интересное и длинное письмо № 78. Ты не можешь себе представить, какое счастье для меня получать такие письма, как я наслаждался и как мне грустно становится, как тянет домой. Я даже плакал немного, потому что я себе не позволяю это удовольствие, часто и тяжело становится, как начнёшь вспоминать про дом, про детей, а в особенности про тебя, моя душка! Прости, что пишу всё это и ещё больше тебя расстраиваю; знаю, что и тебе не весело, нелегка эта разлука, но что же делать, Господу так угодно, и мы должны преклониться перед Его святою волею, и это ведёт всегда к лучшему, к нашей же наверняка пользе, оно и быть иначе не может, и это громадное и единственное утешение. Тяжело мне лично одно – это то, что я оставался здесь, по-видимому, понапрасно; вместо того чтобы быть за Балканами, как того желал сначала Папа, я сижу здесь и хоть счастлив, что расстался с моим милым отрядом, да ему не дают ничего делать; и в настоящую минуту оно особенно тяжело и неприятно ввиду того, что все идут вперёд, кроме меня и Владимира».

В письме от 14 января цесаревич высказывает опасения об удачном исходе мирных переговоров с турками: «Что делается в Главной квартире Д. Низи, решительно ничего не знаем: вот уже 3-й день без телеграмм. Ужасно боюсь, чтобы там не заварили кашу, которую потом придётся расхлёбывать несчастной России, из-за неспособности главнокомандующего. Ты не можешь себе представить, до чего доходит недоверие к Д. Низи; несмотря на все эти блестящие дела за Балканами, которые, правда, шли великолепно по результатам, достигнутым нами, все ещё боятся, чтобы он чего-нибудь не напутал, а теперь в особенности боимся, чтобы при мирных переговорах он не наделал бы глупостей с детским и наивным до глупости воззрением на настоящие события, от которых зависит всё будущее для России. Получил я сегодня в 3 ч. твоё милейшее письмо № 79 от 1 января: ты не можешь себе представить, до чего эти 2 последних письма сделали мне удовольствие, просто не знаю, как тебя благодарить за них. Я с таким вниманием, с такой жадностью читал их. Теперь мне немного стало ясно, почему Папа решился нас оставить здесь, но не понимаю, как он мог не настоять на том, чтобы Обручев был бы наконец назначен; тогда ещё было время, теперь уж поздно!.. Посылаю тебе ещё целую коллекцию фотографий, и ты можешь видеть меня на ней с бородой, в моём полушубке. Одну группу отдай Сергею, с надписью для него… До свиданья, моя милая душка Минни, обнимаю тебя от всей души и целую мою собственную маленькую жену. Крепко целую душек детей. Христос с вами, мои душки. Твой верный друг Саша» (там же, л. 18 об).

Но вот, как снег на голову, цесаревичу пришло мягкое письмо от главнокомандующего. Дядя Низи, сообщая о прекращении военных действий и подписании временного соглашения с Портой, рассыпался в любезностях. «Милый Саша! – писал он. – Нет у меня достаточно слов, чтобы тебе выразить всю мою глубокую и душевную благодарность за всё время кампании, в которую тебе выпало на долю столь трудное дело сохранения моего левого фланга. Ты, поистине, выполнил эту нелёгкую задачу вполне молодецки». Итак, 19(31) января 1878 г. воюющие стороны заключили перемирие, окончилась и боевая служба наследника.

1 февраля он вместе с братом Владимиром Александровичем отбыл в Петербург, куда прибыл через пять дней.

Во время командования отрядом с 25 июня 1877 г. по 1 февраля 1878 г. наследник престола был вне упрёков и добросовестно исполнял свои нелёгкие обязанности. В этот период проявились особенные черты его характера – спокойствие, медлительная вдумчивость, твёрдость воли и отсутствие интриг. Он показал также искусную распорядительность, энергию, умение руководить маневрированием войск на довольно обширном районе действий. Во всех распоряжениях цесаревича видна непрестанная забота о людях, их своевременном снабжении всеми видами довольствия. За все эти качества и личную храбрость император пожаловал цесаревичу 15 сентября 1877 г. в Горном Студене орден Св. Владимира I степени с мечами, 3 декабря в с. Брестевце наследник стал кавалером ордена Св. Георгия II степени, а 26 февраля 1878 г. в Петербурге был награждён золотой, украшенной бриллиантами, саблей с надписью «За отличное командование Рущукским отрядом». Не была забыта и патриотическая деятельность его супруги. За попечительство о раненых и больных воинах указом Александра II от 24 апреля 1878 г. Мария Фёдоровна была награждена знаком отличия Красного Креста I степени.

Известно, что общие потери России и Турции в эту войну определяются в 190’000 человек (371, с. 536), число убитых составило 34’000 человек, из них по Дунайской армии 11’905 человек, а вместе с кавказской армией – 15’567 человек. Турки потеряли убитыми 17’000 человек, а румыны – 1’350 солдат и офицеров (там же, с. 105). Цесаревич отмечал, что его отряд, (который не вёл активных боевых действий), лишился 3’000 человек.

Многие историки считают, что именно в годы Русско-турецкой войны у будущего императора Александра III сложилось устойчивое отвращение к войне, убеждённость в необходимости для России мирного государственного развития. «Я рад, что был на войне, – говорил позже Александр III С. Ю. Витте, – и видел сам все ужасы, неизбежно связанные с войной, и после этого я думаю, что всякий человек с сердцем не может желать войны, а всякий правитель, которому Богом вверен народ, должен принимать все меры для того, чтобы избегать ужасы войны, конечно, если его (правителя) не вынудят к войне его противники, тогда грех, проклятие и все последствия этой войны пусть падут на головы тех, кто эту войну вызвал» (84, т. 1, с. 401).

5. СОЗДАНИЕ ДОБРОВОЛЬНОГО ФЛОТА

Вскоре после возвращения с войны цесаревич возглавил движение общественности по созданию так называемого народного Добровольного флота. Возникновение такого движения было связано с враждебными действиями Англии, которая не признала положения Сан-Стефанского договора и ввела в Мраморное море крупную эскадру, угрожая фактически беззащитному русскому Причерноморью.

Отдавая должное героическим действиям возрождающегося Черноморского флота в минувшей войне, нельзя не отметить, что в России не было тогда полноценных военно-морских сил, способных обеспечить государственные интересы нашей страны на море. Не случайно наследник престола в одном из писем Победоносцеву утверждает, что: «Морское министерство не желает обращать внимания на хорошие суда, а исключительно занялось погаными поповками и сорит на них русские миллионы десятками» (305, т. 1, п/т. 2-й, с. 1041).

В этих условиях Императорское общество содействия русскому торговому мореходству выступило с инициативой сбора народных средств для покупки быстроходных судов, которые после вооружения могли бы в военное время использоваться для борьбы с кораблями противника. В марте 1878 г. в Первопрестольной учреждается Главный комитет для организации Добровольного флота, создаются местные комитеты в губерниях и начинается сбор денег. В прессе появляются обращения Главного комитета. Вот некоторые выдержки из такого документа, опубликованного в ряде газет 28 апреля 1878 г.: «Враг наш силён на море. И числом, и громадностью средств морские силы его далеко превосходят наши. Но есть возможность нанести ему и на морских путях чувствительный удар. Кто не знает, что все интересы врага нашего сводятся к барышу и наживе? Он обладает громадным купеческим флотом. Тридцать тысяч судов его покрывают океаны вселенной. Вот куда следует направить удар. В то время, когда враг запрёт наши моря и, как в Крымскую войну, будет жечь и грабить беззащитные селения на берегах наших, торговый флот его на просторе океанов да подвергнется в свою очередь бедствиям войны. Для этого нам нужны быстрые и крепкие суда, которые являлись бы нежданною грозою на морских торговых путях нашего врага.

Последняя война покрыла славой русских моряков, сражавшихся на утлых судах с грозными броненосцами и выходивших победителями из борьбы столь неравной. Дайте им настоящие морские суда, пошлите их в океаны на ловлю вражеского купеческого флота, и враг наш раскается в своей самонадеянности. Дети земли русской, вы, вставшие как один человек, каждый раз, когда опасность угрожала святой матери нашей России, вы и на этот раз единодушно откликнетесь на её призыв и всем миром создадите Добровольный флот, который вновь покажет свету, на что способен русский народ, когда он станет на стражу чести своего Отечества.

Но время не терпит. Надо действовать быстро. Хочешь мира – готовься к войне» (78, с. 289).

Пожертвования вносили практически все слои общества. Только граф Строганов, внёс 100 тыс. рублей. Уже к началу мая было собрано более 2 млн рублей, а к концу года – 3,7 млн руб.

Рескриптом императора 11 апреля учреждается Комитет по устройству Добровольного флота, председателем которого становится цесаревич, а вице-председателем – статс-секретарь К. П. Победоносцев.

«Дело это оттянуло мне руки, – пишет вице-председатель Е. Ф. Тютчевой 30 мая 1878 г., – и я не верю в него, а надобно его делать поневоле. Если б оно ограничилось одною простою задачей – снаряжением судов, оно бы не тяготило меня. Но в Москве легкомысленно завязали его в такой узел, который не знаю, как и распутать… Его задумывают вести… под верховным покровительством цесаревича. Дай бог, чтоб я ошибался, но я начинаю думать, что в этом замысле участвуют, кроме наивных людей и идиотов, ещё другие, руководимые задней мыслею, в личном интересе. При таких условиях оставить в этом деле имя цесаревича немыслимо, но из Москвы на этом настаивают со страстью. А я ставлю своей задачей выгородить его из этого дела; авось либо это удастся» (149, с. 473). Выгородить не удалось, и Победоносцев как честный и добросовестный человек вынужден был вплотную заниматься организацией Добровольного флота, а 23 мая 1879 г. был избран председателем его правления.

Комитет включал в себя три отделения: учредительное, хозяйственное и военно-морское. Последнее, возглавляемое адмиралом К. Н. Посьетом определило главные требования для закупки судов за границей. Было решено закупать быстроходные океанские суда крейсерского типа.

6 июня 1878 г. был подписан первый контракт с одной из известных немецких судоходных компаний на приобретение трёх товаро-пассажирских пароходов, которые после прибытия в Кронштадт были вооружены и зачислены в списки военного флота как крейсеры «Россия», «Москва» и «Петербург». Таким образом, как отмечали исследователи, за фантастический срок, спустя три месяца после возникновения идеи, Добровольный флот уже реально существовал. Через двадцать дней после первой покупки у той же немецкой фирмы был приобретён очередной пароход, переименованный в «Нижний Новгород».

Так уже с первых шагов сложилась традиция: судам Добровольного флота присваивать названия губернских городов в зависимости от величины их пожертвований.

В связи с завершением в июле 1878 г. Берлинского конгресса, пересмотревшего условия Сан-Стефанского договора, международная обстановка стабилизировалась и угроза войны с Англией исчезла.

Купленные суда 1 августа того же года передали в распоряжение Комитета Добровольного флота для коммерческой деятельности.

Поскольку Комитет не был приспособлен для руководства хозяйственной деятельностью компании, его преобразовали в Общество Добровольного флота и передали в ведение Министерства финансов.

По уставу, утверждённому царём 7 мая 1879 г., основная задача общества заключалась в эксплуатации судов Добровольного флота в мирное время и их использование в военных целях по требованию правительства.

Свои возможности суда общества впервые показали в операции 1878-1879 гг. по возвращению русских войск из Варны и Бургаса в Одессу и Севастополь. Эту работу успешно выполнили «Россия», «Москва» и «Петербург».

«Нижнему Новгороду», переоборудованному в Марселе под тюремное судно, пришлось свой первый рейс совершить на Сахалин с ссыльными и каторжниками. 7 июня 1879 г. он вышел с этими семистами необычными «пассажирами» из Одессы, положив начало регулярным рейсам судов Добровольного флота на Дальний Восток.

Александр Александрович добросовестно относился к возложенным на него функциям: следил за прессой, за перемещениями судов, встречался с моряками, плававшими на этих пароходах.

8 мая 1879 г. Победоносцев вынужден был признаться: «Год тому назад, когда внезапно упало на мои плечи дело добровольного флота, я не мог предвидеть, что выйдет. А теперь вижу, что это дело повернуло меня совсем в другую сферу привычек, дел и отношений. Я перестал уже читать книги – и читаю людей: совсем иного рода литература» (там же).

В 1880 г. из-за обострения отношений с Китаем Морское министерство использовало пароходы Добровольного флота («Москву», «Петербург», «Владивосток») для усиления Тихоокеанской эскадры под командованием адмирала С. С. Лесовского. Став императором, Александр Александрович передал управление Добровольным флотом Морскому министерству и стал субсидировать его.

Благодаря государственной поддержке численность судов Добровольного флота непрерывно возрастала: в 1878 г. имелось 5, в 1884 г. – 7, в 1900 г. – 15, в 1914 г. – свыше 45 судов. С 1909 г. Добровольный флот находился в ведении Министерства торговли и промышленности. Ещё до Русско-японской войны он выдвинулся на второе место после Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ) среди отечественных пароходных компаний (393, с. 75).

В Русско-японскую войну 1904-1905 гг. 4 парохода Добровольного флота стали вспомогательными крейсерами, а 7 – военными транспортами и госпитальными судами. В первую мировую войну корабли этого флота использовались для перевозки военных и хозяйственных грузов между портами Дальнего Востока, русского Севера, а также портами союзных государств. После Октябрьской революции многие суда Добровольного флота незаконно были реквизированы правительствами иностранных государств, или уведены белогвардейцами.

11 января 1922 г. СНК РСФСР принял декрет и утвердил Положение о советском Добровольном флоте России. Он передавался в ведение Наркомата внешней торговли для перевозки грузов и пассажиров. Были приняты меры к возвращению судов из-за границы.

В 1924 г. Добровольный флот России насчитывал 16 пароходов, имел 214 отделений и контор в СССР и за границей. В 1925 г. он вошёл в состав «Совторгфлота», объединившего все государственные пароходства и судоходные общества СССР.

Целый ряд пароходов бывшего Добровольного флота активно использовался в годы Великой Отечественной войны. Вблизи Ялты 26 июля 1941 г. от торпеды немецкой подводной лодки затонул пароход «Ленин» (бывший «Симбирск»), переполненный ранеными, женщинами и детьми, эвакуированными из осаждённой Одессы. Последним из пароходов Добровольного флота в 1953 г. закончил свою службу «Теодор Нетте» (бывший «Тверь»).