Текст книги "Серый туман"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Девушка тонула в волнах его голоса прижавшись к его плечу, не понимая, что он говорит, но купаясь в тихих спокойных интонациях. Постепенно слезы прекратились, и она подняла на него заплаканные глаза. Семен улыбался, глядя на нее, и она как-то сразу поверила, что все будет хорошо.
– Оленька, голубка, я понимаю, что тебя мучит, – прошептал он ей. – Что, опять эта старая грымза нудела про твой развод? – Он достал из кармана платок и начал вытирать ей слезы с лица. – А ты все еще думаешь, что бросила его в трудный момент, и все такое? Да забудь! Глупости, честное слово! Ты ни в чем не виновата.
– Да? – неуверенно спросила Ольга, с надеждой глядя на него.
– Да, – опять мягко улыбнулся ей Семен. – Он – взрослый человек, сам в состоянии построить свою жизнь. Хочет пить – пусть его, но ты-то при чем? Посещение загса не делает женщину рабой бессловесной! Ну, есть и такие, кто на самом деле думает, что ты неправа. Да тебе-то что? Поверь, большинству наплевать, и не мотай себе нервы! – Неожиданно он рассмеялся. – Но сейчас на тебя действительно все смотрели круглыми глазами, такой уж ты фортель выкинула. Это ж надо, директора комитета Перепукиным назвать, да еще и перед всем начальством! – Он опять рассмеялся. – Нет, на язык к тебе лучше не попадаться…
Неожиданно его лицо стало грозным.
– А что ты там такое говорила про Кислицына, а? Что-то про то, как он выглядит? Ну-ка, признавайся, что у тебя с ним, а не то укушу! Р-р-р! – Он грозно оскалил зубы.
Ольга не удержалась и фыркнула. Потом еще раз, еще, и наконец тихонько рассмеялась.
– Ох ты, кавалер, – она ткнула его кулачком под ребра. – Я же говорю, все вы, мужики, одинаковы, об одном только и думаете. Ладно уж, скажу тебе правду, – она перешла на шепот. -У нас с ним… – она встала на цыпочки и поднесла губы к семенову уху, – ничего не было!
Семен облегченно рассмеялся.
– Ну вот, так-то лучше, – он крепко обнял ее, затем слегка оттолкнул. – Если человек смеется, то в ближайшее время не помрет. А то плач, слезы, вселенская обреченность… Ладно, давай умываться, и пошли быстрее, а то опоздаем.
– Куда? – удивилась Ольга, шмыгнув напоследок носом.
– Как куда? – удивился Семен в свой черед. – У тебя сегодня весь день какой-то склероз. В кино нам через полчаса, забыла? В обрез времени. Или я зря за билетами отстоял? Давай в темпе!
– Ага, – кивнула Ольга и нагнулась к фонтанчику, набирая воду в пригоршню. – Только, знаешь, я все равно проголосую за Кислицына. Назло всем. Он такой душка!
Тимур незаметно выскользнул из зала. Воздух в коридоре, застойный и холодный, после духоты маленького переполненного помещения казался едва ли не амброзией. Тимур отошел к окну, вытащил сигарету и закурил, украдкой засунув спичку за трубу под подоконником.
– Манкируешь указаниями начальства? – раздался сзади насмешливый голос.
Тимур от неожиданности подпрыгнул на месте, затем резко развернулся и ударил туда, где, по его расчетам, находилось брюхо шутника. Однако Дмитрий оказался стреляным воробьем, и поэтому кулак Тимура пронзил пустоту, а сам он чуть не сверзился с подоконника.
– Ка-акие мы горячие, – ухмыльнувшись, протянул Дмитрий. – Подумаешь, в штаны наложил от страха, с кем не бывает… – Он опять увернулся от Тимура и примирительно поднял руки вверх. – Ладно, ладно, извини, больше не буду.
Его лицо приняло обычное дурашливое выражение мальчишки-озорника.
– Не будешь… – сердито проговорил Тимур. – Сам дурак, и шуточки у тебя дурацкие. Я сигарету сломал от неожиданности, так что с тебя причитается.
– Ладненько, – легко согласился тот, – только я сегодня не при деньгах, так что не одолжишь мне еще одну сигаретку, для ровного счета? Завтра отдам. Или послезавтра. В общем, как куплю, так и отдам, а?
– Ага, купишь ты, – все еще сердито проворчал Тимур. – Знаю я тебя, зимой снега купить не удосужишься. Ладно, на! – Он вытащил из пачки еще две сигареты, одну протянул Дмитрию, другую сунул в рот. – Ты-то сам чего не на собрании?
– Да ну их в жопу, – отмахнулся тот, доставая из кармана шикарную зажигалку с вытисненным на ней львом в короне. – Смотри, какая! Вчера с рук купил на барахолке, полпремии отдал, – он щелкнул зажигалкой, которая исторгла из себя небольшой факел. – М-мать! Не проверил на месте, торгаш сказал, что бензина у него нет, а я поверил. Регулируется плохо, колесико в кармане само прокручивается, – он осторожно потрогал регулятор, и факел уменьшился до подобающих размеров. – Заколебали они со своими заседаниями, и всегда одно и то же.
– Поддаешься тлетворному влиянию Юга? – усмехнулся Тимур, прикуривая от этого карманного чуда пиротехники. – Сначала зажигалочки с сахарским гербом, потом прогуливаешь заседания, а потом что? Побежишь родину продавать? – Он с наслаждением втянул в себя сладковатый дымок.
– Угу, пропью дырокол и все папки из сейфа, а потом загоню родной стол обезьянам, – в тон ему ответил Дмитрий. – Потребую с них в обмен сто пачек папиросок, вроде твоих, и тоже буду выпендриваться перед нищими сослуживцами. Где покупал, кстати? На Щукинской?
– Угу, – кивнул Тимур. – Там на углу фарца всегда толчется, и сигареты подешевле, чем в других местах. Блин, раз купил забугорное курево, теперь на наше даже смотреть не могу – тошнит, – он опять с удовольствием затянулся, выпустив дым через ноздри. – Нашим пропагандистам надо не о вреде курения трепаться, а "Луну" заставлять курить, сразу бы все побросали.
– Ну, что ты хочешь, – рассудительно заметил Дмитрий. – У нас север, табак плохо растет, не то, что в Сахаре. У них тепло, влажно, пчелки летают, что еще растению для полного счастья надо? Кстати, об что там собрание? Я как-то прослушал, когда наш над ухом жужжал.
– Да как всегда, – пожал плечами Тимур. – Повышение трудовой дисциплины. Повышение эффективности народного хозяйства путем усиленной борьбы с несунами и саботажниками, борьба с хищениями в магазинах и на базах, козни сахаритов, повышенная бдительность… Обычная дребедень.
– Что-то в последнее время все чаще эту дребедень талдычить начали, – пробормотал Дмитрий. – Когда я сюда после института попал, по молодежной линии, такие собрания один раз проводились, в начале года, когда новые планы по арестам спускали, а начальство изображало, что ему эти планы дороже спецпайка, – он выпустил кольцо дыма, полюбовался на него, выпустил второе и стал смотреть, как они медленно кружатся друг возле друга. – А сейчас вот каждый месяц вздрючивать стали, чтобы жизнь медом не казалась. А что, про выборы ничего не говорят?
– Как не говорят, говорят, – вяло согласился Тимур. – Как раз когда я наружу выбирался, какой-то мордастый на трибуну карабкался, речуху про них толкать. Достали уже со своими выборами!
– Ну что делать, работа у них такая, – философски рассудил Дмитрий. – Слушай, еще сигареткой не поделишься, а? Я тебя потом неделю угощать буду…
– Ага, стреляешь хорошие, а отдашь нашими! – иронически посмотрел на него Тимур. – Ладно, держи, крокодил. Да я понимаю, что работа, но нашего обожаемого Дуболома я уже видеть не могу. Да и прочих – тоже. Каждый раз, как их тупые морды на экран вылазят, блевать хочется. А тут еще и в рабочее время слушать заставляют. Можно подумать, заранее все не решили. Хрен я им пойду на выборы! – Он сделал выразительный жест правой рукой.
– Ну и дурак, – лениво откликнулся Дмитрий. – Ну чего ты на меня смотришь, как баран, что башкой о ворота ударился? Тут тебе такой шанс дают в харю им наплевать, а ты отказываешься.
– Ты это о чем? – ошарашено спросил Тимур. – Какой еще шанс?
– Для особо тупых объясняю, – вздохнул Дмитрий. – Идешь и голосуешь за Кислицына. Понял?
– Нет, – покрутил головой Тимур. – При чем здесь Кислицын?
– При всем, – авторитетно разъяснил Дмитрий, сосредоточенно пыхая сигаретой. – Во-первых, чем меньше голосов наберет золотая троица, тем чувствительнее окажется щелчок по носу. Тем больше, соответственно, новый Нарпред проблем огребет после выборов, тем сильнее ему на нас полагаться придется. А то того и гляди задвинут нашу Службу куда подальше, и поедешь ты опером в какой-нибудь промороженный лагерь. Как тебе перспективочка? А во-вторых, если Кислицын Председателем станет, то это вообще наш самый первый шанс в люди выбиться? Ну ты, дружок, и непонятливый, – грустно вздохнул он, увидев, что собеседник смотрит на него пустыми глазами. – Кислицын из наших, пусть и ходит пока под Шварцманом, и молодой при этом. Он не дурак, понимает, что старая гвардия его живьем съест и дернуться не даст, даже если за него все сто процентов проголосуют. Значит, что? Значит, ему придется в темпе аппарат чистить, зубров на пенсию отправлять, врагов подальше закатывать, и в первую очередь – нас, одэшников-кромешников, шерстить, поскольку мы да канцелярия ему очень даже подгадить можем. Но ведь мало шерстить, надо освободившиеся должности занимать кем-то, а кем? Не другим же старичьем, вроде наших начальничков, это все равно, что шило на мыло менять. Значит, придется ставить тех, кто помоложе, да не столичных, которые уже по уши в этих драчках увязли, а из провинции. Таких, как мы с тобой, понял? Вот тут-то наш шанс и выплывает. Даже если на самый верх не пробьемся, можем здесь такой шухер навести, что жирный кусок отхватим. Дошло?
– Дошло, – медленно кивнул Тимур. – Значит, ты решил наверх по головам идти, правильно я понимаю?
– В целом правильно, – одобрительно кивнул Дмитрий, выжидательно глядя на него. – А ты… – Он запнулся.
– Не пойду ли я с тобой? – проговорил Тимур, в упор глядя на него. – Слушай, Димка, а ты не боишься, что на тебя кто-нибудь стукнет? Я, например? Тебя же шеф за Полярный Круг закатает в знак признательности, оленеводов в тундре курировать.
– Плевать, – отмахнулся Дмитрий. – Ты не стукнешь, я тебя знаю. Я ж не дурак, чтобы перед дятлами душу распахивать. Да и вообще, достало меня бумажки со стола на стол перекладывать, которыми только в туалете и подтереться. Если чем-то серьезным не займусь, с ума сойду. Или уйду отсюда к гребаной матери, хоть прорабом на стройку, вспомню, чему в институте учили. Все веселее будет. Да ты не бойся. Если что, ты ни при чем, а если выгорит дело, то своим замом сделаю. Из лейтенантов сразу в майоры прыгнешь. Ну?
– Шустрый ты, Димочка, – усмехнулся Тимур. В его взгляде неожиданно появилось что-то хищное. – Я подумаю. Только имей в виду, если что, я дорого стою. Меня зажигалкой не купишь, и майора мне маловато. Понял? Вот и здорово. Ладно, назад пора, а то шеф коситься начнет. Мне это, пока я не майор, совсем незачем.
– Давай, валяй, только думай быстрее, – проговорил Дмитрий, внимательно разглядывая его. – Если надумаешь, то мы еще кое-что сделать можем, чтобы свой клок урвать. Не многое, конечно, но дать вниз соответствующую оперативку, например, полезно. Разумеется, так, чтобы шеф не пронюхал. Опять же, во время голосования на участки нас наверняка пошлют, законность обеспечивать, за порядком наблюдать. А дальше… по обстановке.
Он засунул окурок в кадку с засохшей пальмой, сиротливо стоящую около окна, и расслабленной походкой пошел по коридору, фальшиво насвистывая сквозь зубы какую-то мелодию. Тимур какое-то время смотрел ему вслед, затем пожал плечами и потянул на себя тяжелую дверь зала. Нет уж, Димка, дружок ты мой ненаглядный, ты даже урок в свое время прогулять не мог как следует. Всегда от родителей по заднице получал. Мы еще посмотрим, кто у кого в заместителях ходить будет. Посмотрим…
27
Вахтер у двери недоверчиво разглядывал пропуск Михася, как бы стараясь определить, не фальшивка ли это и не стоит ли дать незаметный знак охраннику с разрядником, чтобы тот разобрался с диверсантом своими методами. Давай, давай, дядя, подбодрил его про себя Михась, небось, давно уж в лицо меня запомнил, а все телишься.
– С какой целью вы хотите попасть в здание после шести часов вечера? – наконец недовольно пробурчал вахтер. Видимо, пропуск убедил-таки его в своей непорочности, и приходилось искать обходные пути для препятствования шпиону. Или просто не хотелось помещение с сигнализации снимать.
– С целью выполнения своих непосредственных обязанностей, – терпеливо разъяснил ему Михась. – Работа у меня такая, что приходится по ночам работать, – он наклонился вперед через стойку. – Афанасий Иванович, мы ведь не первый день знакомы, и не в первый раз я мимо вас поздно вечером иду. Да и у вас на столе бумажка лежит, а на ней – список сотрудников, которым разрешен вход и пребывание в здании в любое время суток. Моя фамилия там есть, и это вы тоже знаете. Так могу я пройти?
– А цель? – недовольно пробурчал вахтер. Видно, что он сопротивляется только из упрямства. Ну и козел же ты, дядя, вздохнул про себя Михась. – Цель-то какая, с меня ведь потом спросят…
– Эх, Афанасий Иванович, – укоризненно покачал головой Михась. – Мы же с вами взрослые люди, и институт наш режимный. Сами понимать должны, что не могу я всем вокруг о работе рассказывать. Так вы меня собираетесь пустить, или мне домой уйти, а завтра на вас рапорт написать? Что препятствуете исполнению моих прямых служебных обязанностей?
Вахтер раскрыл рот, как бы собираясь что-то сказать, но махнул рукой, сердито шлепнул пропуском о столешницу и нажал на педаль. Освобожденная вертушка проходной закачалась, и Михась, подхватив корочки, ловко проскользнул через нее.
– Спасибо, Афанасий Михайлович! – крикнул он, помахав пропуском на прощанье. – Сменщика не забудьте предупредить, что я в здании!
Он занес было ногу над ступенькой лестницы, но какой-то бесенок толкнул его в ребра. Он оглянулся и прокричал:
– На выборы не забудьте сходить! Голосование до двенадцати, еще успеете! – Он взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки.
Тяжелая дверь недовольно скрипнула. Не дают тебе поспать, бедолаге, сочувственно подумал Михась. Как и мне, впрочем. Он закрыл дверь на засов и наощупь включил свет.
Прямо посреди комнаты, под яркой лампой, стулья были составлены в длинный ряд, и на этой импровизированной кровати спал Васян. Он никак не отреагировал на неожиданное освещение. Михась принюхался. В комнате ощутимо пахло винными парами. Михась подошел к Васяну и осторожно потряс его за плечо.
– А! Что? – вскинулся тот, судорожно озираясь по сторонам. – А, это ты… Мля, программист, поаккуратнее, а то на тот свет отправишь ненароком! – Он встал на ноги и с наслаждением потянулся, чуть не сбив с низко висящей лампы жестяной плафон, затем рухнул на стул и обхватил голову руками. – Ёкалэмэнэ, и выпил-то немного, а как голова трещит, а! Слушай, если не в лом, дай стакан воды? – Голос у него сегодня казался каким-то гнусавым. Он растягивал слова почти на грани заикания.
Михась молча подал ему стакан мутноватой воды из графина. Васян высыпал в рот какой-то желтоватый порошок, осторожно принял воду, криво улыбнувшись в знак признательности, и, скривившись, как от невыносимой горечи, залпом выпил ее. Несколько секунд он молча сидел, как бы прислушиваясь к себе, затем облегченно вздохнул.
– Ф-фу, так-то лучше, – пробормотал он. – Да ты не обращай внимания, через десять минут буду как огурчик, – добавил он, увидев, что Михась недоверчиво наблюдает за ним. – Что жене сказал?
– Ну, как и договаривались, – удивленно ответил Михась. – В командировку на два дня, завтра вечером вернусь…
– А вещи где? – недовольно спросил Васян. – Что, так у тебя женушка и поверит, что безо всего в другой город собрался? Или выяснять начнет, у какой б…и ночевал?
– Сумка в камере хранения, на вокзале, – терпеливо разъяснил Михась. – Мне что, делать больше нечего, кроме как на вахте объясняться по поводу содержимого? Или не так?
– Да так, так, – скривился Васян. – Молодец, программист, хорошо врешь. Тебе бы шпиёном работать, блин, ни один следак, падла, не расколол бы. Ладно, включай свою шарманку, пора уже.
Михась, немного оскорбленный пренебрежительным тоном собеседника, молча прошел в свой угол и включил терминал. Васян оловянным взглядом следил, как он набирает имя, пароль, стучит по клавишам, проверяя там что-то для него, Васяна, непонятное.
– Эй, программист, – лениво сказал он в михасеву спину, – ты только не вздумай на почту отвечать, помнишь? Алиби у тебя быть должно полное, а тут ты письмишко кинешь, а дружбан твой потом перед твоей же женой проболтается. Аккуратнее там, понял?
– Да помню я, – отмахнулся от него Михась, тем не менее с сожалением отменяя почти законченный ответ. – Сейчас начнем, не волнуйся.
– Да я-то не волнуюсь, – все так же лениво ответил Васян, – это вот ты ненароком в штаны не наложи!
Михась удивленно оглянулся на него.
– Ты, программист, главное, помни: облажаемся сегодня – с обоих шкуру спустят и голенькими на улицу отправят.
– Ну, спасибо, успокоил, – пробормотал Михась сквозь зубы. – Слушай, Васян, ты мне на нервы не действуй, а то и в самом деле… облажаемся.
Он на мгновение откинулся на спинку стула, успокаиваясь. Дом, семья, даже надоевший до невозможности полублатной Васян, сидящий за спиной, – все стало каким-то далеким и нереальным. Настоящим остался только терминал перед глазами, на черном фоне которого успокаивающе мерцали зеленые символы.
– Ладно, поехали!
Бухучет, набил он на клавиатуре.
По экрану побежали строчки.
Система работы с бухгалтерскими книгами «Корона»
Версия 1.0. Дата выпуска 27.10.1582.
Сегодня 12.11.1582.
Введите пароль управляющего:
********
Пароль принят.
Здравствуйте, управляющий.
Система удаленного доступа активирована.
Удаленная система: Машина 12394, адрес 45-34-БВ-19-31-АД
Имя удаленной системы: Центральная счетная комиссия
Использую протокол ОПМС-2, скорость 2780 бод
Нажмите Ввод для попытки входа в удаленную систему, Отмену для выхода
Васян услышал, как Михась шепотом выругался сквозь зубы.
– Что такое? – поинтересовался он, зевая во весь рот. – Не работает что-то?
– Пароль, – коротко бросил Михась. – Пароль сменили, гады! Еще утром этот подходил, а сейчас кранты. Чтоб им…
– Так узнай новый, – насмешливо посоветовал Васян. – Ты же программист, ты все умеешь.
– Да пошел ты! – неожиданно взорвался Михась. – Сидишь тут за спиной, шуточки шутишь! Остроумным себя считаешь, да? Ну шути, шути, недолго тебе осталось. Как ты там говорил? Голенькими на улицу отправят? Эти гады не только пароль сменили, они еще мои закладки вычистили и пару дыр закрыли, не иначе, нового сискона поумнее перед выборами взяли. А через те дырки, что могли остаться, за пять минут пароль не вычислишь и в систему не войдешь. Чтоб им…
– Успокойся, – жестко бросил Васян. – Прекрати истерику, понял? – Он встал со стула и подошел к Михасю. – На, держи.
Несколько секунд Михась бессмысленно смотрел на небольшой листок бумаги с буквами и цифрами. Потом глаза его оживились.
– Пароль? Откуда? – недоуменно спросил он. – Где ты его откопал?
– Не твое дело, – оборвал его Васян. – Впрочем, ладно. Добрый я сегодня, скажу. Сегодня там Рыжий весь день копался, твои дыры любимые закрывал. Ты же его в курсе дел держал? Ну вот, он все и поправил.
– Зачем? – удивился Михась, недоуменно смотря на Васяна. – И как он туда попал? И если он туда доступ имеет, то зачем я тут мучаюсь? Не проще ли…
– Не проще! – По тому, как Васян это произнес, Михась понял, что с вопросами пора завязывать. – Дыры он закрывал затем, чтобы никто другой не использовал, и пароль новый тоже он установил. Все остальное – действительно не твоего ума дело. Работай давай, скоро эта хренова шарманка закрутится.
– Да что работай… Если в систему вошли, то все само пойдет, – пожал плечами Михась. Он уже отошел от своей минутной паники, и ему было немного стыдно. – Тут другая проблема, помнишь, с линией?
– Не помню, конечно, – брезгливо пожал плечами Васян. – У меня своих проблем хватает, чтобы еще и твои в башке держать. Что за линия?
– Ну, линия связи, – пояснил Михась. – У нас с ними связь медленная, и если данные поступать в большом количестве начнут, то могут затыки возникать.
– Не понял, – удивился Васян, – а при чем здесь мы? Результаты-то на той машине обрабатываются, а нам все сразу знать необязательно. Зачем ей с нами все время связь держать?
– Не так все просто, – неохотно пояснил Михась. – Данные с машин избирательных комиссий шифруются определенным образом, чтобы порчи избежать при работе по скверным линиям, а на месте расшифровываются и статистическому блоку на анализ передаются. Моя закладка их еще нерасшифрованными перехватывает, к нам сюда сбрасывает, а наша машина их корректирует надлежащим образом и сбрасывает обратно. На той машине обработчик нельзя было запускать, вдруг кто список задач просмотреть решит и снимет незнакомый процесс. Тогда накроется вся наша операция белой простынью.
– Опять не понял, – откликнулся Васян. – Закладка же у тебя там работает? За нее ты не боишься?
– Закладка моя под системную службу маскируется, – вздохнул Михась. – Я специально размер подгонял, чтобы к настоящему поближе было, да и то заметно больше получилось. А обработчик туда втиснуть никак не удавалось, размер сходу раз в пять возрастал. Тут любой дурак поймет, что дело нечисто.
– Ладно, программист, – пожал плечами Васян. – Ты у нас спец, тебе и отвечать, если что. Работай давай, а то потом гнать волну начнешь, что я тебе мешал.
Михась обиженно отвернулся к терминалу.
Пароль удаленной системы:
**************
Соединяюсь… Пароль принят.
Запустить удаленную службу (Да/Нет)?
Д
Запуск удаленной службы… Служба запущена.
Запуск локальной службы поддержки… Локальная служба запущена.
Код возврата 0000 (Успех)
Связь установлена. Ожидается поток данных.
Принято запросов: 0 Обработано: 0
Статистика (интервал обновления 5 минут):
Основной кандидат: 0%
Остальные кандидаты (сумма): 0%
– Вот и все, – Михась откинулся на спинку стула. – Осталось дождаться голосования. Сколько там осталось до первых результатов?
– Полчаса, не больше, – откликнулся Васян. Его глаза опять стали сонными. – Расслабься пока, ночка будет длинная. Толкни меня, если что.
Он откинулся на спинку стула и равномерно засопел носом…
Тишину комнаты, нарушаемую лишь монотонным гудением терминала, рассек телефонный звонок.
Крепко заснувший, казалось, Васян, вскочил на ноги и пулей бросился к телефону, чуть не сбросив его на пол.
– Да, – сказал он в трубку напряженным голосом. – Да, Чемурханов слушает. Да, шеф. Да. Да, шеф, все в порядке, никаких проблем. Да, все по плану. Да, шеф, я знаю. Да, помню. Да, шеф, все провернем в лучшем виде. Так точно, мы начинаем. Всего хорошего, шеф, спасибо.
Васян осторожно положил трубку на рычаг и вытер испарину со лба.
– Шеф звонил, – пояснил он. – Сам Шварцман нас с тобой вниманием удостоил. Ну, держись, программист, сейчас начнется.
Мелкий дождь моросил не переставая уже не первый час. Редкие автомобили таинственно шелестели гравиподушкой по мокрому асфальту, разбивая на капли отражения редких фонарей, окруженные многоцветным ореолом.
Олег опять откинулся на сиденье и полуприкрыл глаза. Боль пронзала голову, начинаясь где-то в области глаз и заканчиваясь в районе затылка. Он машинально покатал языком таблетку анальгетика и сглотнул горькую слюну. Отчаянно хотелось спать.
– Подъезжаем, Олежка, – негромко сказал ему Пашка с переднего сиденья. – Готовься, начинается твой выход. Как голова?
– Паршиво, – нехотя откликнулся Олег. – Елки зеленые, трое суток не спал, глаза слипаются, хоть подпорки вставляй. Даже амфетамин уже не помогает. Вот кончится эта катавасия, завалюсь в постель и сутки отсыпаться буду.
– Ладно, если заснешь на трибуне, я тебя локтем в бок толкну, – улыбнулся Бегемот. Его взгляд остался озабоченно-настороженным. – Потерпи, всего полночи осталось, а там дрыхни сколько влезет. О, а вот и наши болельщики.
Машина вывернула на Черемушинскую площадь. На здании телецентра горели прожектора, шарившие по клокочущей толпе. Яркие лучи пронзали пелену дождя, и Олегу внезапно показалось, что он чудом оказался на ленте старой кинохроники.
– Во, сейчас прилетят два "Фораили" и начнут бомбить слезоточивым газом, – усмехнулся Бегемот, которому, очевидно, пришли в голову те же мысли. – Все на борьбу с сахарской интервенцией! – Он попытался вскинуть над головой сжатый кулак, ударился о крышу машины и зашипел сквозь зубы. – Блин, не могли крышу помягче сделать! Ладно, герр сахиб, ваша остановка!
Павел выскочил из машины и потянулся к ручке двери. Олег, стиснув зубы, сам распахнул дверь и выбрался наружу прямо под слепящий луч прожектора. Боль опять пронзила голову, но уже как бы издалека. Не ломом, а пыльным мешком, мрачно подумал Олег. Ну да и то спасибо, авось до утра дотяну. А то нехорошо получится, если услышу о победе – или проигрыше – да и грохнусь в обморок. Конфуз получится, скажут, что кисейная барышня, популярность упадет, враги заедят, квартплату повысят, а зарплату наоборот…
– "Общее Радио"! Скажите, Олег Захарович, как вы оцениваете свои шансы на победу? – какой-то ушлый репортер просочился сквозь жиденькое – из двух человек, не считая Бегемота – олегово кольцо охраны, и теперь совал ему под нос микрофон. – Вы все еще надеетесь победить, даже несмотря на резкий спад популярности перед выборами?
– Чепуха все это, – зло откликнулся Олег, работая локтями, чтобы пробиться сквозь толпу энтузиастов-почитателей, и надеясь, что репортера затрет в толпе.
– То есть как чепуха? – удивился репортер, оказавшийся более стойким преследователем, чем надеялся Олег, и не отстававший от него ни на секунду. Павел безуспешно пытался вклиниться между ними, но все его попытки оканчивались неудачей. – Вы хотите сказать, что вам все равно, какой у вас рейтинг?
– Я ничего не хочу сказать, – сквозь зубы пробормотал Олег, улыбаясь направо и налево, пожимая протянутые руки и ловко уклоняясь от попыток некоторых чересчур эмоциональных девиц повиснуть у него на шее. Да, Пашка, Бегемот недорезанный, секъюрити из тебя пока еще хреновый, учиться тебе и учиться, как от репортеров отбиваться. Ладно, если победим, отправлю на высшие охранные курсы, или что у нас там, у самого Шварцмана учиться. Или у Дуболома. – Вы не хуже меня понимаете, как эти данные организуются. Вот доживем до утра – узнаем, какой у меня настоящий рейтинг… – Он наконец добрался до входа на трибуну, и настырный репортер остался у ее подножия.
Олег одернул пиджак, поправил галстук и попытался пригладить встрепанные волосы, которые, несмотря на пропитывающую их влагу, непокорно торчали во все стороны. Ладно, последний рывок перед публикой, и все. Можно пить пиво и ждать результатов. И дался же Шварцману этот митинг… Сидел бы сейчас в штабе перед телевизором, на теплом сухом диване, дремал бы, Маша бы шею помассировала… Он придал своему лицу решительное и мужественное выражение, и наклонился к микрофону.
– Дамы и господа! – его голос гулко разнесся над площадью, дробясь и повторяясь. Толпа притихла. – Спасибо вам за то, что не побоялись прийти сюда, чтобы выразить свою поддержку. Я знаю, что многим из вас угрожали, многим запрещали идти, но вы не испугались! – Он приостановился на секунду, и его голос возвысился. – Еще никто не смог угрозами помешать народу выразить свою волю, именно этому учит нас история. Как улановцы в двенадцатом году не смогли разогнать Народное Собрание, так и сегодня новоявленные хозяева жизни не смогут заткнуть нам рот. Народ получит того Председателя, которого хочет он, а не кто-то еще! Именно так будет сегодня! Мы покажем им, что такое на самом деле народное самоуправление!
Толпа взревела. Несколько секунд Олег пережидал, пока шум немного не утихнет, затем продолжил:
– Сейчас, когда я шел к трибуне, меня спросили, как я отношусь к падению моей популярности перед выборами. Я отвечу так: мне хорошо знакомы методы, которые используются для фабрикации любых данных, которые нужны им!
Интересно, а если меня кто-нибудь спросит, кому – "им", что я отвечу? Малый Совет? Так этим весельчакам только повод и нужен, чтобы меня снять. Заявят, что клевещу необоснованно, и каюк. Тогда разве что революцию устраивать… Не уверен, что Шварцмана на это хватит, да и не тянет меня революцию возглавлять, уж лучше сразу застрелиться. Ладно, если я в чем-то и силен, то в экспромте. Спросят – отвечу, а раньше времени задумываться не стоит. И так голова болит…
– И поэтому я скажу прямо: мне наплевать на все данные опросов, сколько бы их не проводили! Единственный опрос, результаты которого я приму, – это сегодняшние выборы. Я подчинюсь только воле народа, а не каких-то там провокаторов!
Толпа опять взревела. Павел рассеянно оглядывал море мокрых голов, в шляпах, кепках, капюшонах и простоволосых, над которым колыхались криво, от руки, нарисованные плакаты. По периметру площади стояло редкое оцепление в черных блестящих плащах и белых касках. В дальнем углу, полускрытый постаментом, одиноко покачивался под порывами ветра пожарный водомет с воинственно поднятым к небу стволом водяной пушки. Водителя в кабине не наблюдалось, только на операторском месте сидела одинокая фигурка, помахивая какой-то палкой.
Взгляд Павла скользнул дальше, к проспекту. Машин уже почти не было, фонари горели вполнакала. Над дальним шпилем сахарского посольства сквозь случайный разрыв в облаках одиноко горела звезда. Павел, пользуясь умением, приобретенным еще в институте, зевнул сквозь зубы. Заломило челюсти. Его не оставляло чувство неправильности. Что-то не так. Он на мгновение потерял равновесие, неловко переступив с ноги на ногу, и случайно коснулся олегова запястья, почувствовав твердый браслет сквозь материю обшлага.
Внезапно все стало четко и прозрачно. Фигурка на водомете словно увеличилась в размерах, стала выпуклой и ясной, будто освещенная прожектором. На щеке фигурки блестели мелкие капельки дождя, а правая щека припала к прикладу длинного, зловещего вида карабина.
Время замедлилось. Как во сне, Павел начал разворачиваться к Олегу, раскрывая рот, чтобы крикнуть, предостеречь, столкнуть с открытого места. Воздух липко обхватывал тело, перекрывал дыхание, останавливал звуки, рвущиеся изо рта, а снайпер на водомете, наконец поймав Олега в прицел, нажал на спуск.
Олег уже несколько раз незаметно почесал руку под браслетом часов. Кожа зудела, как стертая в кровь, а под конец в этом месте начала тяжело пульсировать кровь. Он еще машинально произносил какие-то слова, мучительно борясь с внезапным чувством неудобства и неустроенности, когда браслет налился свинцовой тяжестью и рванул его вниз.
Павел наконец-то дотянулся до олегова плеча и изо всех сил дернул его на себя, уводя от пули и стараясь прикрыть собственным телом. По левому плечу Олега хлестнуло невидимым стальным прутом, в рукаве возникла маленькая дырочка, и время для Павла снова пошло нормально.
