Текст книги "Серый туман"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
16
– Начальство, как всегда, спозаранку горит на работе, – ехидно прокомментировал Бегемот, по своему обыкновению без стука врываясь в кабинет. – Подает, тык скыть, пример нерадивым подчиненным. Вроде меня.
С тех пор, как Пашка Бирон занял должность завотдела капстроительства, он разительно переменился. Его вечная неторопливость, граничащая с меланхолией, куда-то исчезла, ей на смену пришла неукротимая энергия. Он как-то сразу утратил сходство с неповоротливым млекопитающим, в честь которого получил свое прозвище, наполовину разогнал штат отдела, заменив стариков полной надежд молодежью, взял в секретарши ослепительной красоты платиновую блондинку и водил ее после работы по ресторанам. Работа у него так и кипела. Уцелевшие со старых времен канцелярские крысы, привыкшие к основательности начальства, только нервно вздрагивали, когда он появлялся на горизонте, и по мере сил изображали бурную деятельность. Павел насмешливо косил на них глазом, но от комментариев воздерживался. Олегу он заметил, что половины штата, укомплектованного своими людьми, ему вполне хватает. Остальные же пусть занимаются чем хотят, лишь бы под ногами не путались. Вот если бы штатное расписание порезать как следует, тогда да…
Олег с трудом оторвал гудящую голову от подголовника, мучительно, одним глазом посмотрел на Бегемота, застонал и уронил голову обратно. В означенной части тела мерно бухал колокол, заставляя несбыточно мечтать о скорейшей смерти или хотя бы о вечном покое. Во рту стоял мерзкий медный привкус. Бегемот посмотрел на него и укоризненно покачал головой.
– Пить надо меньше! – подняв к потолку палец, глубокомысленно возгласил он. – Или хотя бы похмельем не страдать. Вот, скажем, бери с меня пример. Я ведь вчера не меньше тебя выпил, и водку с пивом мешал, и коньяком разбавлял, в отличие от тебя, чистоплюя, а сейчас – как огурчик. Но у меня организм такой приспособленный, а ты? Мужик, как спросил бы тот попугай, если ты летать не умеешь, так чего выеживался?…
Снова застонав, Олег нащупал на столе дырокол и вяло швырнул его в сторону мучителя. Тот, легко поймав пластмассовую вещицу и водрузив ее на исходное место, бесцеремонно плюхнулся в кресло. Ну что за народ пошел, в отчаянии подумал Олег. Никакого уважения к начальству, даже страдающему от… гм, мигрени. Блин, всех уволю! Всех разгоню! Всех…
– Ты бы аспиринчику тяпнул, – посоветовал Пашка, закинув ногу на ногу, вставляя в рот сигарету. – У тебя в столе лежит, я с прошлого раза помню. Второй ящик сверху, левая тумба.
– Да выпил уже, – с трудом разлепил губы Олег. – Не подействовал пока. Слушай, ну чего тебе надо, чего ты надо мной издеваешься? Подписать что? Давай, подпишу, я сегодня до… а-а-а… добрый, – он страдальчески скривился. – Знаешь, что люди делятся на две категории – одни не умеют пить, а у других – жуткое похмелье? Один ты, бегемотище толстокожее, к третьей относишься. У тебя голова – точно сплошная кость. Ну так чего надо?
– Да тут мне анекдот новый рассказали, – жизнерадостно обрадовался Пашка, – дай, думаю, тебе передам. Вот, слушай. Приходит, значит, мужик к терапевту и говорит: доктор, а чего это я вижу одно, слышу другое, а думаю совсем третье? А тот и отвечает… Понял, понял, уже ухожу, – торопливо закончил он, увидев, что рука Олега подбирается к тяжелой стеклянной пепельнице. – Вот уже и товарища с утра пораньше проведать нельзя… Слушай, пойдем сегодня вечером в "Морскую Красавицу", а? Там такой джаз-банд гастролирует! Ладно, ладно, потом зайду, когда тебе получшеет, – последние слова он предусмотрительно произнес из-за двери, не без оснований опасаясь, что под благотворным влиянием аспирина второй бросок окажется куда более точным.
Какое-то время Олег еще лежал в кресле, приходя в себя. Колокол в голове медленно затихал, каждое движение глаз уже не вызывало острой рези под сводом черепа. Наконец он смог заставить себя сесть в кресле вертикально и с отвращением протянул руку к папке бумаг, пылившихся на краю стола. Ага, Балаковский текстильный комбинат. Пятый год как на стадии фундамента. Ну, это точно по Пашкиной части, он в таких делах мастер. Раз-два, и дело пошло. И будет идти, пока он рядом находится. Правда, как только уедет, снова в летаргию впадет. Н-да, работнички. Олег перебросил докладную на другой край стола, и протянул руку за следующей. Так, проект стандарта на жилые десятиэтажные дома типа "Чебарушки". Что-то с этими домами было не в порядке, не то арматуры при строительстве в панели недокладывали, не то цемент не той марки использовали… в общем, после того толчка они как карточные домики складывались. Где-то у меня по этому поводу пачка докладных лежала, вкупе с объяснительными записками, чуть ли не из уголовных дел выдранными. Вот, мля, поставишь визу на проекте – а он таким же паленым окажется, потом еще за саботаж притянут. А зарубишь – все равно строить продолжат, абы как, лишь бы план выполнить. И складываться эти картонные коробки начнут уже безо всяких толчков. В общем, куда ни плюнь… Зато дешево и сердито. Ну нет у государства денег на то, чтобы нормальные дома строить, а граждане его все равны, хоть и в нищете, блин… Ну зачем, зачем меня сунули на эту должность? Ладно, пусть полежит пока под сукном. Там, глядишь, шеф вернется, он на таких делах собаку съел…
Олег представил, как шеф сейчас лежит на пляже, посреди золотого песка, рядом со своей красавицей молодой женой. Потом он представил себя посреди золотого песка, рядом с Машей в моднючем купальнике-бикини. Потом он представил себя Машеньку на золотом песке без моднючего купальника-бикини и понял, что пора завязывать с воображением. Могучим усилием воли он отогнал от себя видение далекого пляжа, тяжело вздохнул и протянул руку за следующей бумагой.
Телефон настойчиво затарахтел, и все еще больная голова затарахтела в такт с ним. Нехорошо ругнувшись про себя, Олег все-таки не рискнул проигнорировать призыв к общению, тем более пропущенный секретаршей, обычно чутко улавливающей состояние начальника. Он нехотя снял трубку.
– Алло! – начальственным тоном проговорил он, стараясь, чтобы предательская сипота не прорезалась в голосе. – Кислицын у аппарата! Алло, вас слушают! Кто говорит?
Трубка таинственно молчала. Олег стукнул по телефону в тайной надежде, что сейчас можно будет вызвать мастера, который снимет неисправный прибор и будет полдня его чинить, хоть на такой мизерный срок избавив его от трезвона.
– Кислицын? – прохрипела трубка, самым подлым образом разрушая внезапную надежду. – Шварцман говорит, – какое-то время в трубку молча сопели. – Я появлюсь в ваших краях через час, ты мне потребуешься. Жди, никуда не уходи. Понял?
– Понял, Павел Семенович, – грустно согласился Олег.
Неожиданное внимание патрона вряд ли сулило что-то хорошее. Кроме того, через час они с Бегемотом собирались устроить то, что официально называлось деловой встречей с представителями смежных ведомств, а на деле являлось простой попойкой с целью установления неофициальных контактов с нужными людьми. Раз начавшись, такая встреча обычно затягивалась до позднего вечера, что давало Олегу хороший повод увильнуть от засасывающей рутины. Собственно, сегодняшняя встреча должна была стать вторым раундом, успешно завершающим начатое вчера. Теперь второй раунд откладывался, и хорошо если только на пару часов… Вот так всегда, мысленно опечалился Олег. Рвешься к великим делам, увязаешь в текучке, бежишь от нее на пьянки, да и те срываются… Он вздохнул:
– Что-то еще, Павел Семенович?
Трубка опять молчаливо посопела.
– Нет. Пока нет. Жди, Кислицын, никуда не уходи, – в трубке фальшиво запиликала мелодия отбоя. Олег задумчиво посмотрел на нее и аккуратно повесил на рычаг. Нечасто нас удостаивает визитом великий и могучий Шварцман, правая рука Самого, гроза бюрократов и надежда нации. Ох, нечасто. Всего-то второй раз. Интересно, что там у него стряслось? Впрочем, в последнее время злые языки поговаривают про медленно, но неотвратимо надвигающуюся на него опалу, про возвышение конкурента-Дуболома, про урезаемый штат канцелярии на местах, про новых людей в головном отделении… Плохо это. Вряд ли усилившийся Дуболом, устранив конкурента, благосклонно отнесется к его протеже. Переметнуться заранее? Противно. Шварцман суров, но таки справедлив, этого не отнимешь. А Дуболом, по слухам, предпочитает, чтобы ему задницу лизали. Вот это точно не мой стиль. Лучше в отшельники. Да и кто сказал, что Дуболом в конце концов победит? Шварцману, в общем, не впервой, и на дворцовых интригах он собаку съел. Или даже целую стаю.
Олег представил себе Шварцмана, сосредоточенно, одну за другой, поедающего собак (собаки почему-то как на подбор попадались худые, серые и облезлые, по виду типичные бродяжки), и усмехнулся. Блин, сказал бы мне кто еще год назад, что я буду держать руку начальника канцелярии в подковерной борьбе и искренне желать его усиления – не поверил бы. Расхохотался бы в лицо или просто послал бы подальше. Он поднял трубку и ткнул в кнопку вызова Бегемота.
Ровно через час в дверь вежливо постучали, и, с видимым усилием справившись с могучей пружиной, в дверь протиснулся Хмырь. Точнее, Прохорцев Константин Афанасьевич, в который строго поправил себя Олег. Надо же, как кличка прилипла. Вроде столько времени и событий с первой встречи прошло, а вот определение как втемяшилось в голову, так и не отстает. Ох, только бы не сболтнуть где, Прохорцев человек обидчивый. И к начальному уху доступ имеет. Ссориться с ним – себе дороже.
Прохорцев между тем внимательно, как и всегда, осмотрел кабинет, словно опасаясь подвоха. Удовлетворившись результатами осмотра, он уставился на Олега.
– Сидишь? – строго поинтересовался он. – Ждешь? Ну сиди, сиди, много высидишь… – Он ухмыльнулся. – Хозяин, между прочим, тебя внизу ожидает, в машине. Так что лети, задрав штаны, а то он сегодня не в духе.
Холодная ярость всколыхнулась в Олеге, снова пронзив голову болью. Он неторопливо поднялся из-за стола, и так же неторопливо подошел к Прохорцеву вплотную. Дождавшись, когда нагловатое выражение на лице гостя сменится неуверенностью, он процедил сквозь зубы:
– Задрав штаны будешь ты бегать, шестерка, – он с трудом удержался от позыва сплюнуть тому прямо на ботинок. – Меня вызывают – я иду, бегают с задранными штанами пусть другие, кому по должности положено. Понятно, Арсений… Афанасьевич?
Он посмотрел в глаза Прохорцеву тем немигающим взглядом, который в последнее время тайно тренировал перед зеркалом. Боевые испытания, значит, мелькнуло у него где-то внутри. Ну-ну, испытатель, смотри, доиспытываешься.
– Много о себе думать стал в последнее время, – приходилось отдать Прохорцеву должное, оправился он от шока почти мгновенно. – Смотри, как бы шеф не решил, что слишком загордился, а то как взлетел, так и обратно слетишь – мухой.
Прохорцев смерил Олега с ног до головы презрительным взглядом и исчез за дверью. Да, похоже я все-таки умудрился с ним поссориться, обреченно подумал Олег. И что на меня нашло? Неплохой ведь, в общем-то, мужик, попадаются много хуже. Ладно, делай что должно, и будь что будет. Не помню, кто сказал… уж не Тилос ли? Хорошему совету грех не последовать. Олег покачал головой и вышел из кабинета вслед за Прохорцевым.
Шварцман стоял у своего лимузина, опершись на него и смотря поверх крыши куда-то вдаль. Олег снова заметил, насколько старым тот выглядел в последнее время – лет на шестьдесят, не меньше. Под глазами синели мешки от бессонницы, в груди хрипело, на щеках играл нездоровый румянец. Правда, его взгляд остался прежним – острым и испытывающим. Некоторое время Шварцман изучал Олега, затем кашлянул.
– Ты чего с Арсением ругаешься? – строго осведомился он. – Прискакал он сейчас от тебя пулей, мрачнее тучи. Послушай старика, не зли людей без нужды, – неожиданно мирно закончил он. – Никогда не знаешь, кто, когда и зачем пригодится. Пошли, прогуляемся.
Не дожидаясь ответа, он махнул рукой высунувшемуся из машины охраннику и медленно пошел по дорожке. Олег последовал за ним. Телохранитель некоторое время нерешительно смотрел им вслед, затем пожал плечами и снова углубился в детектив: по периметру министерского парка стояла сигнализация Хранителей.
Яркое и холодное октябрьское солнце сияло посреди блекло-голубого неба, еще только чуть приподнявшись над вершинами берез и осин, кое-где перемежаемых елью и пихтой. Прохладный ветерок забирался за шиворот, студил уши. Стояла та особая тишина, которая на севере присуща тихим дням на переломе года, последним дням перемирия между летом и зимой, за которыми неизбежно начинается схватка тепла и мороза, а золотые и багряные листья, устилающие землю, превращаются в мокрую неопределенного цвета кашу. Деревья полыхали осенними цветами, и где-то на грани слуха звенел одинокий комар.
Шварцман тяжело опустился на скамейку и уставился на куст на противоположной стороне аллеи. Не говоря ни слова, Олег осторожно пристроился рядом, рассудив, что вторгаться в его раздумья не только невежливо, но и небезопасно. Не будите спящую собаку, подумалось ему, не то она проснется и… Что? Штаны в клочья порвет? Олегу представился Шварцман с обрывком штанов в зубах, и он невольно фыркнул. Как бы в ответ на это Шварцман глухо продекламировал:
– Ревет огонь, сметая лед, и пламя, чистый жар, взметает ввысь наш Бог Огня, храня свой жизни дар. Мы Богу Пламени-Отца обязаны судьбой, наш долг Огню, наш долг Отцу зовет нас за собой!…
Олег удивленно посмотрел на него. Шварцман злой, Шварцман веселый, Шварцман торжествующий – это нормально. Шварцман подавленный, Шварцман растерянный, унылый – это странно, но понятно и приемлемо: чего только в жизни не случается. Но Шварцман, декламирующий стихи… Легче поверить в добряка Народного Председателя, искренне пекущегося о благе простого народа, коего этому простому народу демонстрировали по телевизору раз в неделю. Олег знал, что Шварцман люто ненавидит поэзию, так что сейчас его челюсть начала потихоньку отвисать.
– В Древней Македонии существовала секта, считающая, что наш мир создал Бог Огня. Он же создал людей и дал им Огонь, чтобы те помогали ему против Духов Вечного Холода, стремящихся заморозить мир и уничтожить создание своего врага, – Шварцман говорил в пространство, казалось, совершенно не обращая внимания на Олега. – Эта секта считала, что весь мир погряз в грехе, забыв про Создателя, так что хотя бы они, Избранные Огнем, должны наставлять людей на путь истинный.
Начальник канцелярии усмехнулся.
– Обычный бред. Каждая религиозная группа считает себя избранной. Необычным оказалось то, что среди них нашлись умные люди, которые пустили фанатичную энергию последователей Избранных Огнем не на проповеди на площадях и не на формирование боевых отрядов. Они создали мощную подпольную организацию, исподволь направляющую события по нужному ей пути. В секте состояли многие видные ученые и политики того времени. Есть предположения, что у них имелся порох, украденный у арабов, а также огнестрельное оружие. Не так много, конечно, но хватало, чтобы три столетия направлять мир в образе Македонии к светлому будущему, свободному от последователей Холода. Ну и под своим, разумеется, управлением, – он повернул голову и упер в Олега тяжелый немигающий взгляд исподлобья. – Ничего не напоминает?
– Хранители, – лаконично ответил Олег. Он напряженно ожидал продолжения.
– Догадливый мальчик, – криво усмехнулся Шварцман. – Возьми на полке пряник. Правильно, Хранители. Несколько месяцев назад я дал задание историкам отыскать в архивах все, что походило бы на этих таинственных ребят. Уж не знаю, что эти чернокудрые бестии рассказывали тебе, но меня один Хранитель пытался уверить, что они инопланетяне. Не напрямую, намеками, но вполне прозрачно. Не верю, – он отрезал это, как инквизитор на допросе еретика. – Мне частенько вешали лапшу на уши, знаешь ли, и я сразу вижу, можно ли верить в сказки, которые мне рассказывают. Так вот, не верю я им, да и они никогда на внешнем происхождении особо не настаивали. В общем, историки накопали кучу бумажного мусора, коей место в сортире, но среди этой кучи нашлась такая вот забавная историйка. А стишок, что я прочитал, служил у них чем-то вроде гимна. Перевод вольный, разумеется, но смысл понятен, как мне втолковывал тот олух в белом халате.
– Три столетия… – медленно проговорил Олег. – Надо же! Крепкая у них была организация. Как они погибли?
Во взгляде Шварцмана проскользнуло нечто, похожее на одобрение.
– Обычная история, – ответил он. – Разложение изнутри. Поверили в собственную непорочность, надоело строить светлое будущее для других, так что часть их Круга Огня решила, что настало время устроить Мир Огня на Земле. Вторая часть Круга, с первой несогласная, попыталась сопротивляться, а когда их задавили силой, разбежалась по углам. Радикалы захватили власть, и их перерезал народ после того, как они, заняв столицу… не помню, как ее, постановили принести в жертву Огню каждого десятого младенца. В знак, так сказать, благодарности за победу. После народного, так сказать, гнева для показательного суда императору никого и не осталось.
– По углам разбежались? – задумчиво пробормотал Олег. – Так в архивах написано?
– Точно, – охотно согласился начальник канцелярии. – Именно что в архивах. А главный тогдашний архивариус в секте состоял.
На какое-то время наступила тишина. Шварцман опять погрузился в собственные мысли, Олег же просто откинулся на спинку скамьи, разглядывая небо и размышляя об услышанном.
– Ладно, – прервал молчание Шварцман. – Паранойя еще никого до добра не доводила. Если они следят за мной повсюду, то у нас в любом случае нет шансов. Рискнем предположить, что Хранители не держат меня под колпаком постоянно, а Дуболом еще не в состоянии нашпиговать парк жучками без моего ведома. Кабинет или машину – пожалуйста, но для парка кишка у него тонка. Пока… – Шварцман надсадно закашлялся, достал из кармана крохотную желтую капсулу, сунул в рот. – Бронхит обострился, – бросил он, поймав недоуменно-встревоженный взгляд Олега. – Не обращай внимания. И не смотри на меня, как на покойника! – внезапно вспылил он. – Ты мне вот что скажи – что ты про нынешнюю кашу думаешь?
– Про какую кашу? – удивился Олег. – Про то, что в стране происходит? Так говорят же – временные трудности, неурожай и все такое…
– Кончай ваньку валять! – рявкнул Шварцман, довольно невежливо перебивая политически выдержанную речь. – Будь ты на самом деле таким идиотом, каким прикидываешься, не стал бы тебя при себе держать, – он засопел, успокаиваясь. – Я тебя спрашиваю, что ты на самом деле думаешь, а не о том, что по ящику болтают. То я лучше тебя знаю, сам, бывает, тексты пишу. Ну?
Олег помедлил. Внезапно к нему вернулось то самое чувство "пан-или-пропал", которое он уже давно не испытывал. Пожалуй, с самого того момента, когда неожиданно узнал, что сделался замминистра. Нет, дружок, изменился ты в худшую сторону, ох как изменился… Да какого хрена! Срабатывало раньше, сработает и сейчас. Или кривая, на худой конец, вывезет. Правда, только правда, и ничего, кроме правды!
– Хреновы у нас дела, Павел Семенович, – небрежно ответил он, невольно повторяя позу Шварцмана и обращая взгляд куда-то вдаль. – Хреновей некуда. Я в курс дела еще до конца не дошел, по тому, что разглядеть успел, сужу. Две трети крупных объектов заморожены или долгостроем обернулись, на остальных жизнь еле теплится. Радиолокационная станция у Казбека – и та стоит, денег не хватает. А такие объекты всегда из спецфондов финансировали. Раз и у них деньги кончились… Плохо это, очень плохо. Опять же, в магазинах стало совсем пусто. Я-то сам давно не был, Маша иногда заходит, когда из распределителя идет – из любопытства, говорит. За хлебом очередь, за сахаром очередь, даже селедка маринованная, вонючая, в дефиците. Мыло хозяйственное – и то редко выбрасывают. И так в столице, а что в провинции? Недаром чрезвычайное положение так и не отменяют, то тут беспорядки, то там винный бунт… – Олег вздохнул. – Еще слухи ползут, что Сахара нам продовольственные кредиты закрыла. Если правда, то зимой начнется голод. Настоящий голод, не то, что сейчас. Армия разложилась на постройке генеральских дач, одэшники давно на все плюнули, только недовольными занимаются, да и то сказать – сейчас, кажется, одни недовольные и остались. Я что-то упустил?
– Хранителей забыл, – проговорил Шварцман, внимательно глядя на него.
– Да, Хранители… С ними вообще ничего не понятно, ну, это традиционно. Я со своим старым знакомым до сих пор контакты поддерживаю… ну, с тем, к кому вы в свое время меня приставили… точнее, это он со мной их поддерживает, и не скажу, чтобы мне во вред. Пока, во всяком случае, – Олег скривился. – Правда, если они вдруг исчезнут, я у вас, наверное, первый кандидат на ликвидацию. Знаю слишком много, да и вообще – на всякий пожарный…
– Не болтай, – досадливо оборвал его Шварцман, – знаешь много, но куда меньше меня. Не будешь дергаться и язык распускать – ничего тебе не сделается. Пока я на своем месте, само собой. Вообще сходи-ка к психиатру на досуге, а то заладил прямо с первого же дня – расстрел, ликвидация… Ладно, дальше.
Олег пожал плечами.
– Вам виднее, Павел Семенович. Схожу. Да, о Хранителях. Чего я не понимаю, так это их действий в данный момент. Не знаю, три сотни лет они готовились или больше, но в таких открытых действиях у них просто нет необходимости. Все, что они сейчас делают гласно, они могли бы сделать и тайно, как раньше. Единственное объяснение я вижу только в духе вашей легенды про Избранных Огнем. Надоело ждать, захотелось власти и поклонения, вот и решили прямо сейчас стать правителями. И уж их кольями и ухватами точно не побьешь. Их и танки-то не берут, если я правильно понял.
– Правильно понял, – согласился Шварцман. – И не только танки. "Красный снег"… слышал?… их тоже не берет, они демонстрировали. Они утверждают, что на их машинах можно прогуляться через звезду класса "голубой гигант" и даже не вспотеть. Этого я не видел, но вполне верю. Дальше.
Олег подавил порыв своей нижней челюсти мягко опуститься на грудь и продолжил:
– В то же время они, как мне кажется, неплохие ребята. Вежливые, аккуратные, скорее советуют, чем приказывают, хотя и могут при необходимости ломать через колено. Я, правда, общался в основном с одним и тем же Хранителем, но пару раз появлялись и другие. В общем, у меня не сложилось впечатление, что всеобщее преклонение и обожание – это то, что им нужно. Поэтому их мотивы я категорически не понимаю. Вот, в общем и все, что я могу сказать на их счет.
Олег остановился и выжидательно посмотрел на Шварцмана. Сейчас мы выясним, пан или пропал, пронеслось у него в голове. Жаль пропадать по такой славной погоде. Вот если бы дождь шел или снег валил… Когда там солдату умирать легче? Нет, точно надо к психиатру, прав наш обожаемый Пал Семеныч, как всегда…
Шварцман долго молчал, терзая в руках какую-то соломинку. Соломинка стойко сопротивлялась, но в конце концов измочалилась и порвалась. Шварцман с каким-то ожесточением продолжал рвать ее на части, наконец, изорвал в труху и раздраженно бросил на землю. Потом, как бы спохватившись, сунул руки в карманы, и посмотрел на Олега. Теперь в его глазах читался еще и интерес.
– Да, парень, не ошибся я в тебе тогда… в первый раз, ох, не ошибся, – казалось, он был доволен собственной проницательностью. – Помнишь, тебе кастетом по кумполу попало? Вижу, помнишь, кто такое забудет! Так вот, тебе тогда крупно повезло, что жив остался. Ты был нам холодненьким больше нужен. В пропагандистских целях, сам понимаешь. Да не смотри ты на меня так, – расхохотался он. – Жив ведь? Жив. При должности. Девочки на тебя стаями вешаются. Да и стоишь ты побольше, чем раньше, к тебе уже серьезно присматриваются… отдельные господа, думают, как бы от меня переманить. Еще никто не подходил со странными разговорами? Ничего, подойдут, и очень скоро. Стоило ради этого по башке получить? Молчи, по глазам вижу, что стоило, пусть ты в этом даже себе не признаешься.
Шварцман снова нахмурился.
– В общем, Олежка, башка у тебя варит, хвалю, да и мелочи ты в картинки складываешь очень неплохо. Читал я твои отчеты. При других обстоятельствах ты бы у меня сейчас отделом в сыске заведовал. Это тебе не паршивенький замминистра по кирпичам! Но сейчас пока незачем тебе в эти игры соваться. Скажи-ка мне вот что. Представь, что ты сейчас Народный Председатель. Вся власть у тебя. Что бы ты делать стал, а?
Олегу стало весело. Похоже, что таки пан. Опять пан. Везунчик же ты, дружок, ох и везунчик. По закону подлости, конечно, рано или поздно за свое везение огребу по полной программе, но пока продолжим держать тигра за хвост. Значит, сочинение на тему "Если бы я стал Народным Председателем"? Ну, ладно…
– Ну, начал бы я с того, что послал нафиг сказки про Путь Справедливости, – небрежно бросил он. Интересно, что скажет на это столп нашего общественного строя? Столп почему-то молчал, и Олег волей-неволей продолжил. – Эта дурацкая идеология сейчас только мешает. Нет, оно да, Великая Революция и все такое, но времена меняются. И капитализм сейчас не тот, и мы другие, – он помолчал, собираясь с мыслями. – Значит, первое, что бы я сделал – это отменил бы Путь Справедливости. Не сразу, конечно, твердолобых хватает, но постепенно, лет за десять-пятнадцать, все бы свыклись. Тем временем начал бы эксперименты – так бы это назвали – с применением в экономике элементов капитализма. Ну, придумали бы что-нибудь поблагозвучнее…
– Свободу слова бы ввел, свободу совести, – как бы про себя пробормотал Шварцман.
– Обижаете, Павел Семенович, – хмыкнул Олег. – Какая там свобода слова! Это нам еще долго не потребуется. Люди привыкли жить, как укажут. Если их враз на свободу отпустить, с ума ведь сойдут. Нет, без этого вполне бы пережили. Впрочем, видимость этого дела создать полезно. Скажем, либеральная независимая газетка, где печатались бы разгромные статьи по любому поводу. Что-нибудь типа "Новостей народных избранников" или "Листка народного писателя" вполне можно на эту роль задействовать. Они бы печатали, мы бы не реагировали. И пар бы выходил, и нам неприятностей меньше. Но это так, мишура, – внезапно Олег зло лягнул пяткой ни в чем не повинную скамейку. – Павел Семенович, вы на полном серьезе спрашиваете, что бы я стал делать? Это при Хранителях-то? Сейчас фантазировать можно сколько угодно, но при них я бы делал то, что надо им. А чего им захочется… Так что все это пустые фантазии. Не Народным Председателем я бы стал при них, а марионеткой. Совсем как нынешний…
– Ох, и наглец же ты, парень, – меланхолично заметил Шварцман. – Замашки у тебя вполне… Треморова это положение вполне устраивает, а тебя, значит, нет?
– Поймите меня правильно, Павел Семенович, – откликнулся Олег. – Я ничего не имею против Хранителей лично. Тот парень, что со мной работает, мне даже нравится – умный, деликатный, всегда на отвлеченные темы потрепаться может. Но не в личных симпатиях дело. Нельзя строить государственную власть на такой основе. Люди теряют инициативу, полагаясь на то, что им укажут сверху. Они теряют любые моральные принципы, поскольку рядом стоит мудрый Хранитель, который лучше знает, что правильно, и при случае навяжет свою точку зрения. Наконец, люди теряют смысл жизни, поскольку от них ничего больше не зависит – придет дядя-Хранитель и скажет, что надо делать. Бред. Свинарник, в котором ты сидишь и ждешь, зарежут тебя на сало или же повяжут ленточку на шею и отвезут на выставку. Нет, не пошел бы я в Народные Председатели…
– Я свое отыграл, – неожиданно ответил Шварцман. – Мне осталось недолго, и не так важно, уйду я сам или же мне помогут. Но вот беда – всю жизнь я делал свое дело, хорошее ли, плохое ли, но делал, и при этом полагал, что действую на благо моей страны. Да, я многое греб под себя, я предавал, посылал людей на смерть, шел по головам, ломал хребты врагам… Но я всегда помнил, ради чего я это делаю. А вот Сашка Треморов… похоже, он этого и не знал никогда. Для него власть – лишь потребность, такая же, как еда и воздух. Он наслаждается своим могуществом, и ему плевать, что будет с теми, над кем он властвует. Хранители для него – отличный шанс удержаться у власти, пусть неполноценной, но все равно огромной, и он с радостью продолжит работать на них до самой своей смерти. Я – нет. Они это понимают, поэтому перспектив у меня не просматривается. Скажи мне… Скажи мне, парень, а станешь ли ты Народным Председателем, если я, лично я, предложу тебе это?
Олег глубоко вздохнул. Вот это сумасшествие так сумасшествие, подумалось ему. Крыша едет по полной программе. Пан или пропал, вот в чем вопрос. Да уж, тут потребуется куда больше, чем везение. Он вздохнул.
– Скажите, Павел Семенович, почему вы предлагаете это мне? Не верю, что просто за красивые глаза. Мы и знакомы-то меньше года… И что делать с Хранителями?
– Ты и не представляешь, Олег… хм, Захарович, как ты похож на меня в твоем возрасте, – Олегу показалось, что в глазах Шварцмана мелькнуло ехидное выражение. – Можешь считать, что я сентиментален. Ну, а о Хранителях не беспокойся, то моего ума дело. В общем, думай, но недолго. Не позже завтрашнего утра помиришься с Арсением и передашь ему свое решение.
– И ты?… – в глазах Бегемота зажегся такой азарт, что Олег невольно усмехнулся. – Согласишься? Ну? Только не говори мне, что собираешься отказаться!
– Да нет, не собираюсь, – Олег откинулся на спинку и задумчиво уставился в потолок. – Расклад простой – если откажусь, Шварцман не простит. Покачусь я вниз, как с горочки. Ты, кстати, вместе со мной. Соглашусь – ничего не теряю: при живом Треморове меня на царство сажать точно не станут, а при мертвом опасность невелика. Там таких претендентов куча мала окажется, всех не перестреляешь… – Он усмехнулся. – Ну, а с поддержкой Шварцмана забраться наверх куда проще, чем даже удержаться на месте. Так что соглашусь, куда без этого…
– Класс! – Бирон вскочил на ноги и возбужденно заходил по комнате. – Ты – Народный Председатель, я при тебе начальник кабинета… Э, нет. Так не пойдет. Своих людей надо всюду, куда только можно. Ну, у меня-то на присмотре есть несколько толковых ребятишек, но ведь мало этого! Сам смотри: Общественные Дела в первую очередь закрывать надо, причем не только Директора менять, но и всех четырех замов. Иначе устроят нам такой саботаж с диверсиями, что мало не покажется. Военного Директора, начальника генштаба и минимум троих их замов учитывать нужно. Опять же, без секретаря по идеологии и двух его замов никуда. Дальше, агропром и торговля – еще два министра и семь замов. Сколько всего? Уже две дюжины должностей. А еще промышленность тяжелая, промышленность легкая, транспорт и ТЭК – это уже под полсотни набирается, причем только самая верхушка. Ну, и откуда людей брать будешь? На улице за рукав хватать? Или старых оставишь, что на своих лидеров работают?…
