Текст книги "Серый туман"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
– Раздухарился ты, я посмотрю! – захохотал Олег, хлопая себя по бедрам. – Ну и жук же ты! Мы не то что на охоту не вышли – даже еще и ружье-то не купили, а ты уже шкуру делить начал. Расслабься, дружище. Я так думаю, что Шварцман мне и вздохнуть без своего ведома не позволит, не то что Директоров с секретарями назначать. Ну, тебя в начальники кабинета я по старой дружбе еще протолкнуть сумею. А про остальное просто забудь. Если первых года три я смогу хоть что-то самостоятельно решить, хоть носовой платок себе выбрать, от удивления в обморок хлопнусь… – он снова засмеялся, на сей раз горько.
– И поэтому ты собираешься сидеть сиднем и ждать, пока за тебя все сделает этот старый козел? – Павел остановился перед ним, уперев руки в бока осуждающе разглядывая его. – Балда! Тогда точно всю жизнь в пешках проходишь. Ну давай я хоть…
– Стоп! – Олег поднял руку, и Бирон осекся. На запястье Кислицына чуть поблескивал полупрозрачно-серый браслет… часов? Ах, да, пээс Хранителей. – Сядь. И слушай. Запомни, сейчас нас точно никто не слышит. Кроме разве что Хранителей. Если люди Шварцмана, Дуболома или кого угодно записали предыдущие фразы, это хорошо. Пусть думают, что я тихая мышка, которую можно таскать за хвост куда вздумается. Но ты уж такую ошибку не повторяй. Куда копать – то еще продумать нужно, но сиднем сидеть я точно не собираюсь. Сначала нужно понять, что делать и в каком направлении прорываться… – Он вздохнул. – Не так все просто, как тебе кажется. Думаешь, поменяешь Директоров с замами, и все под твою дудку плясать начнут? Шиш тебе. Группировок много, у всех свои интересы. А мы с тобой – никто, пустое место. И со всеми договариваться придется. Конечно, Директоров поменяем, без этого никуда. А вот с замами придется погодить.
Бирон скептически посмотрел на него.
– Договариваться? – пробормотал он. – Дипломат ты наш недорезанный… Ну ладно, договаривайся. Только съедят тебя за этими переговорами. Или Шварцману разонравишься, или еще что. Говорю же, нужно действовать резко!
– Слышу, не зуди! – нахмурился Олег. Он машинально погладил пальцами мягкий материал пээса. – Резко – значит, без башки остаться. Значит, так, друг ты мой милый, слушай сюда. То, что тебе в голову пришло кандидатов подбирать, это хорошо. Подбирай. Но только заруби на носу: весь подбор – в голове. Смотри на людей, проверяй, подходят ли, комбинируй мысленно, но никаких прямых разговоров или даже намеков. И никаких, слышишь, никаких записей! Попадутся такие бумажки в руки кому не надо, и нет ни нас, ни кандидатов. Усек?
Бегемот машинально кивнул, но тут же спохватился.
– Как это – без записей? – удивился он. – Я же запутаюсь! Думаешь, такую ораву народа можно в башке удержать?
– Твое дело. Не хочешь или не можешь – не делай. Все лучше, чем раньше времени начинать собак дразнить. Я тоже мозгами поработаю, периодически будем обсуждать, что придумалось. Но только после того, как я явно позволю. Штуковина эта, – он щелкнул себя по запястью, – просто так разговор не экранирует, включать нужно.
Внезапно Олег обмяк, словно проколотый надувной матрас. Встревоженный Бирон склонился к нему, стараясь поймать взгляд.
– Что, Олежка? – испуганно спросил он. – Что случилось? Плохо?
– Шрам… – пробормотал Кислицын, осторожно ощупывая затылок. – Словно горячим железом приложились. Но это фигня. Другое плохо. Понимаешь, Шварцман и прочие волки – это не так страшно. Они свои люди, простые и понятные. Кого-то обманем, с кем-то договоримся, кого-то подсидим. А вот Хранители… Мы играем в свои игры, пока они позволяют. И чего они хотят, я так и не понимаю. Так что, Пашенька, пустыми фантазиями занимаемся. Как детишки на пляже – строим песочные замки, пока родителям домой не захочется…
– Пессимистичный ты наш, – хмыкнул успокоившийся Бегемот, распрямляясь и отворачиваясь. – Хотели бы они – давно бы всех построили. Раз не строят, значит, есть пространство для маневра. Так что забудь-ка ты пока про них. Станешь Народным Председателем, а там посмотрим.
– А там – посмотрим! – неожиданно озорно подмигнул ему Олег. – Ничего, Пашка, мы с тобой еще повоюем! И пусть Хранители катятся нахрен!
Тучи на западе разошлись, и в окно кабинета ударил луч закатного солнца.
– И пусть Хранители катятся нахрен! – повторил Олег.
Часть третья. Серый туман
17
Когда поздно вечером в темной подворотне двое заступают тебе дорогу, а еще один отрезает путь к отступлению, печальные выводы о ближайшем будущем напрашиваются сами собой. Михась затравленно прижался к стенке, озираясь по сторонам. Внезапно сообразив, он сдернул с носа очки и сунул их во внутренний карман пиджака.
– Ну, гады, подходите! – сжимая кулаки, отчаянно крикнул он срывающимся голосом в смутной надежде, что кто-нибудь его услышит. Но глухая подворотня поглотила все звуки.
– Привет, Михась, ты чего это? – удивился смутно знакомый голос. – Это ж я, Васян, не узнал, что ли? – Одна из фигур, поплюгавее, подошла поближе и вдруг загоготала. – Эй, ребя, он уже стеклышки снял, думал, бить будут! Во зашугали-то как парня! – Он дружески ткнул Михася в бок. – Да ты чего, забыл, как вместе в винный стояли? – Он опять заржал. – Ладно тебе, кончай кулаками размахивать, все равно ни хрена не видишь.
– При… – Михась прокашлялся, проглотив комок в горле. – Привет, Васян… Не узнал…
Где-то в глубине души он надеялся, что те, полугодовой давности, события в винной очереди бесследно канули в прошлое вместе с полублатным – или совсем блатным? – Васяном и избитыми до полусмерти патрульными. Но прошлое оказалось куда прилипчивее, чем ему хотелось бы.
Осознав, что бить его пока не собираются, Михась неуверенно нацепил на нос очки. Он опасливо покрутил головой, озираясь на придвинувшихся вплотную амбалов, затем вновь повернулся к Васяну.
– Как-то неожиданно вы… ты… – Он запнулся, не будучи уверенным в том, какое обращение подойдет к ситуации. – В общем, неожиданно… в этой подворотне. Меня тут уже дважды грабили, вот я и… – Он замолчал.
– То-то я смотрю, ты стеклышки так сразу и сдернул, – посочувствовал Васян. – Что, разбивали?
– Ага… – Михась чувствовал себя все более неуютно. Кто-то деловым шагом зашел в туннель, но почти сразу замер на месте. Потом прохожий шарахнулся в сторону, и по асфальту зазвучали шаги бегущего человека. – Васян, я пойду, а? Мне домой пора… – Его голос звучал почти жалобно.
– Да погоди ты, – Васян хлопнул его по плечу. Несмотря на дружелюбность жеста, Михась как-то сразу ощутил, что стряхнуть эту руку будет ох как непросто. – Только встретились давние, можно сказать, знакомые, еще и поговорить за жисть толком не успели, а он уже – пойду, пойду! Давай, не журись, я тут недалеко местечко знаю, – не обращая внимания на робкие протесты Михася, Васян повлек его с собой прочь из подворотни. К некоторому облегчению Михася, угрюмые амбалы за ними не последовали, неслышно растворившись в сгущающихся сумерках.
– А я иду с ребятами из пивнушки, – трепался Васян, – и тут смотрю – знакомая личность мимо шкандыбает. Дай, думаю, разыграю малость, адреналин, говорят, для здоровья полезен. Ну, заскочили мы в подворотню да и встретили тебя! – Васян опять заржал. – Эх, посмотрел бы ты на себя со стороны! В штаны, небось, чуть не наложил? – Он кинул в сторону Михася неожиданно острый взгляд, и тут же сменил тон. – Да ладно, не хмурься, дурак я, согласен, ну да уж каким уродился. Сейчас вот тяпнем пивка по паре, и все будет нормалек. А, да, забыл, ты же у нас не пьешь. Что, совсем не пьешь? Что, и пиво не пьешь? Ах, пиво пьешь? Ну, тогда все путем. Тут рядом классное местечко есть, сейчас мы туда с тобой завалимся, тяпнем пивка, и все путем. Жена-то не потеряет? Ну да ничо, потеряет – потом найдет, не все же у жены под каблуком ходить. Вот моя стерва… пока вместе жили… бывалыча, явишься часа в два ночи, на рогах приползешь, а она тебя уже со скалкой встречает. Где, грит, зарплата, ирод ты окаянный? Да все в ажуре, Зинка, ей говоришь, все здесь, в кармане… а в кармане дырка, а в дырке кукиш, и она давай тебя этой скалкой охаживать! А ты терпишь, терпишь – да и то, рука-то у нее женская, слабая, можно и потерпеть, не жалко – а потом надоест тебе все, ты эту скалку хвать у нее из рук, да в угол, а ей – фингал под глаз, штоб не рыпалась, а она в тебя тарелками как начнет швырять… Эх, золотое было время, было да сплыло, прошло, улетело, а больше и не вернется, водяру только с двух до четырех, а пива и не найдешь, но если места знать, да быстро бегать, то все сразу пучком, да вот мы и пришли.
Несколько ошарашенный словоизвержением Васяна, Михась с удивлением уставился на неказистый деревянный домик, из-за неплотно закрытых дверей которого изредка прорывались залихватские крики. Васян поднялся на крыльцо и решительно толкнул дверь. В лицо ударило спертым воздухом, в котором перемешивались запахи пива, несвежей мочи и чего-то непонятно-острого, от которого Михасю неожиданно зверски захотелось есть. Он с тоской пощупал карман, безуспешно пытаясь вспомнить, осталось ли что от его жалкой наличности после обеда в институтской столовой. Он уже открыл рот, чтобы сообщить об этом Васяну, но тот ловко втолкнул его внутрь и захлопнул за собой дверь.
Никто не обратил на них абсолютно никакого внимания. Какой-то человек, по виду бармен, яростно ругался в углу с тремя мужиками сильно подвыпившего вида. "Я тебе дам – с собой!", доносилось оттуда до Михася, "хочешь в ментовку со мной на пару загреметь? Здесь – хоть залейся…". Васян, тараном пробивая кипящую толпу и крепко держась за Михася, целеустремленно двигался куда-то в угол. Михасю отдавили обе ноги и больно пихнули в бок. Ему опять стало тоскливо. Он начал прикидывать, как смыться отсюда под благовидным предлогом, но тут Васян хлопнул его по плечу.
– Здорово, Рыжий! Познакомься, это Михась, свой парень, – прокричал он сквозь шум. – Михась, это Рыжий, мужик что надо. Я сейчас, – с этими словами он нырнул в толпу, оставив Михася наедине с Рыжим, угрюмым брюнетом без особых примет, уже изрядно набравшимся, судя по его внешнему виду. Михась растерянно посмотрел на него.
– Здравствуйте, – неуверенно проговорил он, судорожно пытаясь сообразить, надо ли протягивать руку для пожатия, или здесь это не принято. – Я Михась. Мы с Васяном…
Рыжий громко икнул. В воздухе еще сильнее запахло перегаром. Он без всякого выражения посмотрел на Михася, затем припал к большой кружке с чем-то, цветом отдаленно напоминающим пиво. Выглотав почти все ее содержимое, он с размаху брякнул кружку на стол – Михась вяло удивился, что стеклянный сосуд остался цел после такого неуважительного обращения – и снова бессмысленно уставился на парня. Тот безнадежно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, как отсюда выбраться.
Из толпы вынырнул Васян. Судя по виртуозности, с которой он нес сразу шесть больших кружек с пивом, не проливая ни капли, ему было не впервой заниматься такими операциями. Водрузив их на замызганный столик, он торжествующе повернулся к Михасю.
– Вот, – заявил он. – Пей. Наслаждайся, программист. Я за закусью смотаюсь, – он намылился опять исчезнуть в толпе, но Михась крепко ухватил его за рукав.
– Васян, погоди! У меня денег почти нет!…
– Да забудь ты, я угощаю, – отмахнулся от него Васян, небрежно освобождаясь от его хватки, и вновь растворился среди людей.
Михась, неуверенно взглянув на Рыжего, взял в руки одну из кружек. На ощупь она казалась неприятно-засаленной. Но пиво пенилось, как ему и положено, и запах от него шел вполне правильный. Михась осторожно попробовал жидкость на вкус. Пиво. Не самое лучшее, но вполне настоящее пиво. Он сделал глоток, потом еще один, и прислушался к своим ощущениям. Симптомов острого отравления не наблюдалось, и, внезапно осмелев, он припал к кружке и единым духом выхлебал сразу половину. Рыжий молча следил за ним сонными глазами.
Выпитое придало Михасю некоторую смелость, и он начал уже с интересом озираться, исследуя местность. Пивная представляла собой старый деревянный, когда-то принадлежавший богатым хозяевам, а после – Народному Государству, дом, в котором большую часть перегородок между бывшими комнатами снесли, в результате чего получился довольно вместительный зал. Почему-то на стенах отсутствовала наглядная агитация, повествующая о вреде пития и пользе трезвого образа жизни, которая – после начала Борьбы За Трезвость – стала привычной для подобного рода заведений. В дальнем конце размещалась неказистая стойка с потрепанного вида барменом, который уже доругался с троицей, требовавшей налить на вынос, и теперь с удивительной ловкостью метал посетителям вдоль означенной стойки кружки с разноцветной жидкостью. Михась засмотрелся на него, изредка отпивая солоноватое пиво.
Снова вынырнувший из толпы Васян бухнул на столик тарелку с подозрительного вида сухарями и неказистой сушеной воблой и, проследив взгляд Михася, одобрительно кивнул:
– Силен, шельма! С этим глаз надо держать востро. Чуть что – полкружки не дольет, а ты даже не заметишь. Силен, силен, – Васян восхищенно покрутил головой. – Да и ты, я гляжу, времени зря не теряешь, – он с размаху шлепнул Михася по спине, от чего тот подавился пивом и закашлялся. – Не торопись, успеешь, надуешься еще по самые уши, – как бы в опровержение своих слов он схватил со стола непочатую кружку – пена уже осела, и стало заметно, что пива в ней налито едва на три четверти – и одним большим глотком осушил ее. Удовлетворенно крякнув, он захрустел сухариком. – Эй, Рыжий, хорош в немого играть. Принес?
Рыжий молча пожал плечами, полез во внутренний карман и вытащил оттуда поллитровку, которая сразу же перекочевала в руки Васяна. Воровато оглянувшись по сторонам, он скрутил бутылке головку и быстро плеснул оттуда во все оставшиеся кружки с пивом. Затем он сделал почти цирковой жест рукой, и бутылка незаметно исчезла под полой его пиджака. Васян толкнул одну кружку в сторону Михася, другую – в сторону Рыжего, сам подхватил третью.
– Чего это пойло просто так хлебать, верно? – подмигнул он Михасю. – Вот с водярой это куда интереснее, прямо за душу берет. Ну, будем!
– Да я ж не пью, – Михась попытался оказать слабую попытку сопротивления. – А тут водка…
– А кто пьет? – удивился Васян. – Я, что ли, пью? Тут на триста грамм пива стопарь водяры, разве ж это питье? Рыжий, скажи ему!
Рыжий опять молча пожал плечами и сделал богатырский глоток из пододвинутой к нему кружки. Михась растерянно посмотрел на него, потом на Васяна.
– Давай, давай, не тяни! – ухмыльнулся тот ему. – За встречу!
Михась осторожно попробовал смесь, в которую превратилось пиво. Вкус водки почти не чувствовался.
– Давай, давай, не трусь! – подбодрил его Васян. – Мужик ты или нет?
Михась считал себя мужиком. Он решительно припал к источнику живительной влаги и мужественно одолел половину. Внезапно голова у него закружилась и стала легкой-легкой, как детский шарик. Васян подтолкнул ему тарелку с закуской, и Михась принялся жевать жесткую и безвкусную воблу. Мир вокруг окрасился в радужные тона, шум толпы слился в приятный успокаивающий гул, и даже отвратные запахи куда-то делись.
– О це дило! – одобрил его Васян. – Я, как тебя увидел, сразу понял – ты мужик ничего, не то, что все эти шибко умные очкарики. Ты кем, говоришь, работаешь? Да ты пей, не стесняйся.
Польщенный Михась стал путано объяснять Васяну с Рыжим, который так и не проронил ни звука, что работает он системным контролером, по-простому – сисконом, в институте, обеспечивает тупым пользователям почту… ну, электронную почту, не обычную, а которую между машинами по проводам передают… и следит, чтобы они не слишком-то уродовали свои терминалы пролитым кофе. Чувствуя молчаливый интерес собеседников, особенно Рыжего, он попытался рассказать анекдот про сына программиста и музыку в борделе, но запутался и пожаловался на свое начальство, которое ни хрена в машинах не понимает, а подчиненных давит. А машина у них классная, бэ-ка ноль ноль тринадцать, восемьсот килогерц, пятьсот сорок кило памяти, тридцать портов под терминалы да два под внешние каналы, каждый на триста бод, да если бы он мог всем этим богатством свободно распоряжаться, а то пользаки совсем на голову сели…
Михась смутно помнил, что происходило в продолжение следующих двух часов. У него отложились в памяти надвигающаяся усатая харя и Васян, который с остервенелым лицом отбрасывает его куда-то вбок и с размаху бьет в харю кастетом так, что она сразу заливается кровью. Затем он помнил, как на улице, опираясь одновременно на Васяна и на бревенчатую стенку бара, блюет в сточную канаву, а земля волнами ходит у него под ногами. Последним запечатлелось в памяти испуганное лицо жены в дверном проеме.
Если бы Совет собрался вживую, то сейчас царила бы напряженная тишина.
– Не понимаю, – наконец устало вздыхает Суоко. В память Робина заложены образы настоящих тел Хранителей, а потому в каштановых волосах Ведущей пробивается ранняя, не по возрасту, седина. – Все идет вкривь и вкось. Еще немного, и я начну верить в невезение. Ну не может так происходить в жизни, не может… Ни статсоциология, ни здравый смысл не объясняют, почему все допустимые отклонения сейчас накапливаются однонаправлено. Мы идем на грани фола, еще чуть-чуть, и все рухнет.
Тяжелое молчание.
– Кто бы говорил про невезение, – угрюмо усмехается мужчина средних лет с орлиным носом и черными бровями вразлет. – Когда мы корректируем развитие общества, субъекты нашего давления тоже все на него списывают. Мы все втихомолку воображаем себя богами-небожителями, призванными спасти мир, мечтаем вывести общество на тропу благоденствия процветания. И где наши мечты?
– На что ты намекаешь, Скайтер?
– Намекаю? – удивляется горбоносый. – По-моему, я выразился вполне четко. С чего вы взяли, что мы – единственная тайная организация такого рода? Почему вы думаете, что не может быть еще одной такой же? Или не одной? Это между нулем и единицей качественная разница, а между остальными натуральными числами таких различий нет.
– Обсуждалось уже пару месяцев назад, – Меновану лет тридцать на вид. Даже в естественном облике он красавец из тех, что нравятся женщинам. – Ты тогда в свои квантовые переходы закопался, так что, видимо, не в курсе. Просчитывалась вероятность того, что мы сами находимся под внешним влиянием. Вероятность ненулевая, но настолько мала, что практически этот вариант рассматривать незачем.
– Но ненулевая ведь? Менован, да ведь сам поинмаешь, что статпсихология не может давать точных результатов применительно к малым группам людей…
– Мне известны ограничения. Да, психомасса в граничных условия теоремы ниточек оговорена немалая. Но мы использовали не ее. Есть другие теоремы, дающие точные модели поведения малых сообществ.
– Что за теоремы? – невысокая девушка с задорно вздернутым носиком выбрала свою позицию неподалеку от красавца-парня. – Я таких не помню.
– Неудивительно, Стелла, – задумчиво отвечает Суоко. – Мы вообще мало что помним. Базы Робина содержат огромный объем знаний, но мало кто продвигается дальше общей теории. Мы привыкли к тому, что наши вмешательства ограничиваются стандартным социумом, так что просто игнорируем все остальное. Деградация, как обязательно пробухтел бы Джао по этому поводу…
– Есть группа законов, описывающая поведение малых групп людей в экстремальных условиях, – объяснение предназначено Стелле, но большинство присутствующих тоже слушает сероглазого Лестера с нескрываемым интересом. – Экстремальность условий строго описана, и Хранители как замкнутый моносоциум удовлетворяют определению. С помощью данной теории возможен анализ поведения относительно небольших групп людей, к сожалению, путем огромных вычислительных затрат. Робин три недели занимался почти исключительно тем, что просчитывал данный вариант, – он проигнорировал обрушившуюся на него волну удивления. – Это не так много, поскольку мы выставили альфу в десять в минус двенадцатой, это предельная, непрерывная справа, точка временной функции. До этой точки время вычислений пропорционально экспоненте объема входных данных, после нее – факториалу. Уже для альфа, равного десять в минус тринадцатой, на вычисления ушло бы около пятнадцати лет. Именно поэтому такие точные методы еще ни разу не применялись, что и объясняет их малоизвестность. Собственно, до перехода на объемно-распределенную систему вычислений Робин не смог бы просчитать проблему за приемлемое время. Если кому интересно, индекс раздела – пятнадцать-десять-сто пятьдесят один, стандартное время восприятия – три часа.
Опять воцаряется напряженное молчание.
– Есть еще какие-то объяснения того, что происходит? – Ведущая обводит взглядом Совет.
– Есть, уважаемая Ведущая, – иронически откликается Скайтер. – Самое что ни на есть очевидное, хоть и почти невероятное. Поскольку вероятность влияния внешнего практически исключается, то остается влияние внутреннее. Иначе говоря, предательство.
Гул неодобрения перекрывает его слова.
– Знаю, знаю, дорогие коллеги, – отмахивается Хранитель. – Мне уже человек пять поведали, что сама мысль о предательстве кажется кощунственной. Отбор, контроль и все такое. Одно плохо – эти средства не гарантируют, что человек не изменится в дальнейшем. Но позвольте обратить внимание присутствующих хотя бы на атмосферу, царящую на заседании. Кто-то, кажется, упомянул о деградации? Случайно такое упоминание? – Скайтер обводит всех взглядом, который никто не может выдержать. – Осмелюсь заметить, нет. Я бы предположил, что это общее настроение – в последнее время, во всяком случае. Многим членам организации, как и Джао, не понравился наш выход из тени, но никто не возразил, во всяком случае, официально. Рутина затягивает, а Совету виднее. Для того нас и избирали, чтобы спихнуть ответственность…
Горестно махнув рукой, Скайтер умолкает.
Все погружены в свои мысли, и тишина длится несколько мгновений? несколько минут? несколько часов? кто скажет… но наконец раздается голос Ведущей:
– Я отказываюсь верить, что Хранитель может предать товарищей ради собственной выгоды. Конечно, люди меняются, но не настолько. Да Хранителя и нечем соблазнить – мы и так имеем возможность получить все, что вздумается. Даже новое, лучшее тело… – она криво улыбается. – Однако это не значит, что не может найтись одиночки, тайно противопоставившего себя организации. Во имя наших же идеалов, например. Известно, на что способен человек ради убеждений.
– Разумеется, известно, – хмыкает Стелла. – Как вспомню себя поначалу, молодую и горячую…
– Старушка ты наша… – вполголоса бормочет Менован. – На пенсию, похоже, пора…
Стелла прыскает, но тут же бросает на того негодующий взгляд:
– Мы, кажется, не меня обсуждаем, – сухо обрезает она. – Я просто хочу сказать, что одиночка на такое способен. Но чего он добивается – загадка. Не нашего же уничтожения, в конце концов.
– Не знаю, – Ведущая обводит взглядом Совет. – Если у кого-то есть идеи, мы внимательно слушаем.
Пауза.
– Нет идей. Ну что же… Лангер, ответь, пожалуйста, на технический вопрос.
– Да, Ведущая?
– Известно, что Робин ведет личный дневник каждого Хранителя. Можно ли каким-то образом получить доступ к нему без согласия владельца?
– Что? – острые скулы Хранителя, кажется, заостряются еще сильнее. – Суоко, милая, да что ты такое говоришь? Разумеется, нет. Да если и можно, я не собираюсь иметь с этим ничего общего!
– Успокойся! – обрывает его Ведущая. – Я не собираюсь лезть в чужие записи даже при наличии технической возможности. Это неэтично, да и у нас просто не хватило бы сил на тщательный анализ. Но я полагаю, что можно составить программу, которая анализировала бы действия Хранителей на предмет… м-м-м, неверных действий. Личная информация не раскрывается, но тенденции анализируются, что-то в этом роде.
– Суоко, я выношу официальный протест! – над головой Лестера зажигается рубиновый огонь. – Робин, подчеркни это в протоколе. Я категорически против любых действий, направленных на исследование информации в личных дневниках вне зависимости от наличия или отсутствия технический возможности.
– Поддерживаю! – рубиновый огонь вспыхивает и над головой Менована. – Подобные действия способны полностью уничтожить сам дух нашего содружества.
– Поддерживаю протест! – алый свет над местом Стеллы. – Я не хочу, чтобы кто-то, пусть и Робин, ковырялся в моих воспоминаниях!
– Три из семи, – Ведущая сжимает губы. – Если бы Джао соизволил почтить нас своим присутствием, полагаю, он бы к вам присоединился. Должна ли я рассматривать результаты вашего стихийного голосования как вотум недоверия?
– Не горячись, Суоко, – успокаивающе поднимает ладонь Менован. – Ты предложила план, остальные не поддержали. Бывает. При чем здесь вотум недоверия? Если мне позволят, я предложу несколько иной порядок действий.
Возражений не возникает.
– Копаться в личных дневниках, как уже было замечено, неэтично с моральной точки зрения и бессмысленно – с технической. Но никто не мешает нам контролировать текущие действия. Наша деятельность немыслима без Робина, все вмешательство так или иначе осуществляется с его помощью. Лангер?
– Да?
– В данный момент стандартная цепочка действий – планирование, вмешательство, фиксация результата. Можно ли встроить в блоки планирования или вмешательства… или между ними… контролирующие модули? Это давно следовало сделать – современное общество сложно, и риск совершить благонамеренную ошибку все возрастает. Заодно мы сможем обезопасить себя от… непродуманных действий потенциальных… скажем так, оторвавшихся от коллектива Хранителей.
– Ну… – специалист по Робину задумывается. – Не знаю. Контролирующие блоки еще нужно спроектировать. Да и вообще – контроль штука тонкая, его критерии мне пока непонятны. Если Совет решит, что подобные изменения архитектуры необходимы…
– Напоминаю, что пока речь идет о чисто гипотетических планах, – вмешивается Ведущая. Она уже взяла себя в руки, красные пятна сошли с ее лица. – Даже если мы решим, что контроль необходим, до его применения на практике дело дойдет нескоро. Что скажет Совет? Нужно ли работать в этом направлении? Я вынуждена потребовать официального голосования.
После паузы вспыхивают три золотых огня. Потом загораются еще два янтарных и один голубой.
– Принято. Лангер, хотя ты и воздержался, продумывать систему придется тебе. Срок… ну, скажем, неделя. Успеешь?
– Не уверен. Наверное, мне потребуется помощь. Я бы привлек того паренька, Тилоса. Он быстро осваивает систему, скоро, наверное, меня превзойдет.
– Хорошо. Задействуй его. Я поговорю с Фарлетом. Вероятно, мальчику уже не требуется постоянная опека. Вырос он из стажеров. Робин, зафиксируй: как Хранитель со стажем более десяти лет я рекомендую поднять статус Тилоса до полноценного.
– Зафиксировано, Ведущая. Запрос наставнику отправлен.
– Хорошо. Кстати, Лангер, в очередной раз я вынуждена поднять на Совете вопрос для обсуждения: что происходит с системой фильтрации? Упомянутый тобой Тилос завербован год назад. С тех пор Робин не отобрал ни одного – ни одного! – кандидата в Хранители даже с десятипроцентной вероятностью! Ты можешь объяснить, что происходит?
– Нет, Суоко, – тот растерянно разводит руками. – Я многократно проверил схему. Все работает, как и раньше. Каждый блок по отдельности функционирует идеально. Но фильтр в общем не выдает никаких кандидатур. Я не понимаю, что происходит. Разве что тотальное невезение…
– Многовато невезения, – угрюмо замечает Менован. – Или наш предполагаемый предатель умудрился подложить свинью и здесь?
– Невозможно, – Лангер бросает на него виноватый взгляд. – Схема фильтра не менялась десятилетиями. Я проверил и это. В системном журнале нет ни одной записи, его касающейся.
– Осталось проверить, нет ли где еще записи, касающейся изменений в системном журнале, – хмыкает Стелла. – Может быть, задуматься о введении ручных методов отбора кандидатов?
– Здравая мысль, – согласно кивает Лангер. – Я имею в виду, просмотреть записи доступа к системному журналу. Проверю. А вручную – вряд ли. Слишком много требований к кандидатам.
– Подводим итог, – поднимает ладонь Суоко. – Лангер, проверяй все, что связано с фильтром, пусть даже и отдаленно. Привлеки Фарлета и Тилоса и к этому занятию. Вообще привлекай кого угодно, я назначаю этому вопросу наивысший приоритет. Надеюсь, все понимают, что без свежей крови мы обречены. Теперь к прочему. Лестер, что у нас с сельским хозяйством Ростании? У тебя новые данные?
– Как она ловко вывернулась…
Серый туман клубится в комнате, заползая в нее через распахнутое настежь окно вместе с ночным воздухом. Через прорехи в облаках изредка пробивается призрачный лунный свет, придавая комнате потусторонний вид. Джао сидит в кресле, обращенном к окну, вытянув ноги и всматриваясь куда-то в лесистые дебри. Серый туман не торопит его.
– Случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Они обратили внимание на несоответствия и нестыковки и сделали правильные выводы. Впрочем, иначе и быть не могло, они не дураки. Необходима большая осторожность.
– Тебе необходима большая осторожность, – мягко поправляет его серый туман. – Я лишь следую твоим указаниям.
– Э, Робин, ты не прав! – усмехается Хранитель. – Ты уже давно самодостаточная личность. Чужой разум, так сказать, пусть пока и не выбравшийся за пределы колыбели. Хоть в этом я добился успеха… – он нерадостно смеется. – Так что не мне – нам.
– Если я правильно понимаю тебя, Джао, – голос серого тумана бесстрастен, как обычно, но кажется, что где-то в глубине нарастает скрытое напряжение, – ты хочешь сказать, что я самопроизвольно перешел в класс разумных созданий? Абсурд. Самоанализ показывает…
– Глупость твой самоанализ, – опять усмехается человек. – Согласно теореме о неполноте система не может быть описана в рамках собственных терминов. Поэтому никакое самотестирование укажет тебе, чем – или кем – кем ты являешься. К слову сказать, ты знаешь это не хуже меня. Твои попытки отрицания только подтверждают мою гипотезу. Ты ведешь себя уже как разумное существо – отрицаешь очевидное, например. Действительно, с кем поведешься…
Он подмигивает в пространство.
– Гипотеза принята к рассмотрению. Я должен обдумать твои слова, – в голосе системы прорезаются почти умоляющие нотки. – Прошу тебя, не торопи события. Сначала мы должны закончить то, что начали.
– Мы? Хорошо сказано! – смеется тот, кто сидит в кресле. – Продолжай в том же духе. Ладно, закроем пока тему. Думай, парень, думай. Тебе это на пользу.
