Текст книги "Серый туман"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

7

Как водится, переулок оказался темным и безлюдным. Как и случается, четверо подонков затащили в него девушку – с известными намерениями. Как и положено при фатальной невезухе, ему повезло в этот момент проходить мимо. Ну и, разумеется, у него так и не появилась возможность выбрать, что делать, поскольку банда его заметила и решила не оставлять лишних свидетелей. Отличная завязка для детектива. Или, скажем, новомодного боевика. Все это пронеслось у Олега в голове за те несколько мгновений, которые потребовались троим, чтобы догнать его у поворота. Олег попытался отмахнуться от одного из них дипломатом, но его ударили по затылку чем-то тяжелым.

Потолок в больничной палате был, естественно, белым. Ну почему со мной всегда случаются такие неинтересные приключения? Как будто я персонаж скверного романа, писатель которого начитался бульварной литературы и решил, что это для меня – самое то. Бандиты в переулке вчера, озверевший алкоголик – полгода назад, рокеры на мотоциклах – полтора года… Ну не герой я, не герой, когда же ты это поймешь? Я простой ростанийский чиновник, звезд с неба не хватаю, снабжаю себе спецучереждения спецунитазами, а спецзаводы – спецметаллом… так что придумай для меня что-нибудь пообыденнее, такое, знаешь, будничное, вроде тугого кошелька под ногами…

Поток полусонного сознания прервали самым грубым образом. Двери палаты – одноместной, как с удивлением отметил про себя Олег – распахнулись, и в нее даже не вошел, а вдвинулся врач. Один из самых солидных врачей, которых ему доводилось видеть. На накрахмаленном до картонности халате, прикрывающем небольшое брюшко, сверкал хромированный электронный стетоскоп, благородные седины увенчивало круглое зеркало с дыркой посередине, походящее на тарелку миниатюрной направленной антенны. За радиофицированным доктором вился сонм прекрасных гурий в медсестринской униформе и робко шествовал молодой врач – видимо, доверенный секретарь. Или у врачей не секретари, а ассистенты? За дверью же на секунду мелькнула черная форма Общественных Дел. Как видно, детектив продолжается, с тоской подумал Олег.

– Какой детектив? – удивился врач. Видимо, Олег произнес последнюю фразу вслух. А ведь до того, как мне попало по голове, со мной такого не случалось. – Я вижу, что вы все-таки пришли в себя. Как самочувствие?

– А что, не должен был? – вяло поинтересовался Олег. – В себя прийти, я имею в виду. Голова трещит. И подташнивает немного.

Врач сделал легкое мановение рукой в воздухе, и одна из сестричек скользнула к кровати. В Олегову руку воткнулась игла, и почти сразу перед глазами поплыло.

– Вы родились в рубашке! – казалось, врач изрекает только что открытую, но тем не менее вечную истину. – Если бы в момент удара вы не повернули немного голову, мы бы сейчас с вами не разговаривали, – он широко улыбнулся. – Сейчас с вами, точнее, над вами, – он басовито захохотал, – разговаривали бы патологоанатомы. А так, – он широко и плавно повел рукой, – простое сотрясение мозга. Через недельку выпишем, и гуляйте на здоровье, если только, – его лицо приобрело таинственное выражение, – там, – он многозначительно ткнул пальцем вверх, – позволят.

– Секундочку! – запротестовал Олег, плавая где-то на границе яви и сна. – Кто позволит? Почему? Где я? Что происходит?

– Вы во Второй больнице, в реанимационном отделении, – издалека прозвучал голос врача. – Подрывные элементы совершили на вас покушение, вы что, не помните? Сам Павел Семенович Шварцман выступал по телевизору… – голос утонул где-то в темноте.

Около кровати сидел Прохорцев. Олег почему-то даже не удивился этому. После столетия бреда, в котором торжественная физиономия врача плавно перетекало в лицо Шварцмана, размахивающего радиотелескопом в темном переулке, он не удивился бы даже инопланетянину с щупальцами и крылышками, парящему над кроватью. Прохорцев задумчиво разглядывал свои ногти под разными углами, как ювелир, любующийся игрой света на свежеограненном бриллианте. Олег кашлянул.

– А, с добрым утром, – Прохорцев вздрогнул от неожиданности. – Выспался? Вот и славно. Голова как? – Он внимательно смотрел на Олега, так что тому вспомнилась их первая встреча в Бегемотовом кабинете. Хмырь. Тонтон-макут. Допросчик. Олег выпростал руку из-под одеяла и осторожно потрогал повязку на голове в том месте, где под бинтом нещадно чесалось.

– Больно, – поморщился он. – Хорошо ко мне приложились. Врач сказал, что я в рубашке родился. Слушайте, – он встрепенулся, – что это он нес про подрывных элементов? Не было там никаких элементов, просто четверо сукиных детей девчонку насиловали. И что это я здесь делаю? Сюда же только особо приписанных…

– Стоп! – прервал его фальшивый тонтон-макут. – Что значит – не было подрывных элементов? Управление Общественных Дел ясно установило: имела место засада на государственного чиновника с целью террора, нападавшие убиты в завязавшейся перестрелке, среди них опознаны зачинщики прошлогодних студенческих беспорядков. Все четко и ясно. Тебя как национального героя, разумеется, поместили в лучшие условия. Сам, – он ткнул пальцем вверх, совсем как доктор накануне, – сказал, что в то время, как страна переживает временные экономические трудности, отдельные личности раскачивают общую лодку с целью извлечь для себя выгоду. Ну и так далее… – Прохорцев подмигнул. – Это я тебя вкратце просвещаю о текущих событиях, чтобы совсем идиотом перед журналистами не выглядел. Ясна ситуация?

– Нет, – честно признался Олег. – Как можно раскачивать общую лодку с целью извлечения выгоды, если все равно со всеми вместе потонешь? И вообще, что за бред? И когда Сам успел по ящику выступить? Сколько это я тут лежу?

– Н-да, братец, – Прохорцев с сожалением посмотрел на Олега. – Видно, сильно тебе попало, раз соображать перестал. Ты неделю без сознания валялся. Раньше, чем через месяц, отсюда не выйдешь. Ша! – оборвал он слабую попытку Олега вставить слово. – Молодой еще, порядка не понимаешь. Неважно, что тебе врач сказал и как ты себя на самом деле чувствуешь. Ты уже вписан в общую игру, попробуешь из роли выбиться – схлопочешь на полную катушку. На этот раз – с гарантией. Знал, небось, на что идешь, когда к нам пришел. И насчет речухи Самого язык попридержи – важно не что, а как сказано.

Прохорцев наклонился к Олегу и сжал его плечо.

– Пусть даже это все туфта полная с подрывными элементами – ты соображай, что случится, если ты выйдешь и скажешь, что были там не террористы, а простая шантрапа, на пятачок пучок. Ты Народному Председателю противоречить решил? Ну, наших-то щелкоперов поправят, как правильно писать, а вот сахаритов… – он покачал головой. – А тебя, чтобы против генеральной линии не шел, закатают куда подальше. В ящик с цементом, например, – Прохорцев откинулся на спинку стула и заржал. – Нет, правильно меня Пал Семеныч сюда послал, ведь как чувствовал, что мозги вышибленные тебе обратно вправлять придется.

– Погодите! – воспользовался Олег секундной паузой. – Не так быстро, – он поморщился от неожиданно возникшей боли в месте удара. – Одэшник за дверью меня от новых терактов охраняет, да? Да взбесились там, наверху, что ли? Что это за линия новая такая – террористов на улицах отстреливать? То все тихо-мирно, и вдруг – на тебе!

Какое-то время Прохорцев оценивающе смотрел на него, потом вздохнул.

– Нет, точно, с ушибленной головой в такие дела лезть не стоит. Я тебе совет дам: если не понимаешь, делай, что говорят, и не рыпайся. Учти, это хороший совет. Ты теперь есть жертва террора. Возможно, даже международного, не решили еще. Больше тебе знать ничего не надо. Незачем. Журналистам и следователям скажешь, что в переулке около дома напали четверо, ударили сзади по голове, больше ничего не помнишь. Все остальное расскажут за тебя. А насчет новых терактов не беспокойся – теперь тебя из министерства до дому станут на персональном "Урагане" возить, если захочешь, с персональной же охраной, какая замминистра положена.

Неожиданно Хмырь ухмыльнулся.

– Да не смотри на меня так. Ты теперь и будешь замминистра. С повышеньицем, однако! Тебя давно планировали продвинуть по службе на правильное место, да только случая не подворачивалось. А сейчас шеф решил, что незачем такому героизму зря пропадать, пусть, мол, парень на благо народа потрудится. Далеко пойдешь, парень, если только мозги от удара не слишком покривели. Ладно, недосуг мне с тобой, да и выглядишь ты неважно. Пойду я, а то медсестра меня с потрохами съест, – он ухмыльнулся еще шире. – Ты имей в виду, в этом заведении у каждого лежачего медсестра персональная. Твоя очень даже ничего. Пользуйся.

Прохорцев сально подмигнул Олегу и вышел.

– Почему он остался жив? – Народный Председатель был явно не в духе. – Решили же, что жмурик куда эффективнее. Людей подбирать не умеешь, хватку теряешь! – он недовольно покачал головой.

– Не повезло, – сокрушенно пробормотал со своего стула Шварцман. Он отчаянно потел и не знал, куда девать руки. – Вернее, ему повезло. Врач сказал, что шанс у него был один из тысячи. Случается…

– Случается… – проворчал Председатель. – Смотри у меня с этими "случается"! Чтобы в следующий раз без проколов. Ладно, хрен с ним, и из живого пользу извлечем. Что у тебя с этими… с Хранителями? Наладил контакты?

– Тут на югах произошел интересный случай, – оживился Шварцман. – Помните, я о полуштинском прокуроре рассказывал?

– Они начали форсировать свой план, – Скайтер безо всяких предисловий переходит к делу. – Похоже, что у Председателя сдают нервы. Раскрутку террористов намечали не раньше, чем месяца через три. Рискну предположить, что причина – в надвигающихся выборах, которые могут оказаться детонатором. Хотя это и формальность, ситуация в стране ухудшается все быстрее. Очереди за хлебом растут прямо на глазах, полки магазинов пусты, кое-где начали задействовать стратегические запасы. Последние кредиты почти полностью ушли на выплату процентов по внешнему долгу, так что закупить дополнительно продовольствие за границей уже не удастся. Неделю назад провалились переговоры сразу с тремя сахарскими банками, так что и на новые кредиты Треморову рассчитывать не приходится. До урожая – полтора месяца, и, по прогнозам, в этом году он окажется не слишком обильным. Треморову нужно продемонстрировать хоть что-то, пусть и для галочки, иначе народ выйдет из-под контроля. Как показали прошлогодние студенческие волнения, армия ненадежна и может не подчиниться приказу. Если голодные люди выйдут на улицы, остановить их окажется нечем.

Вспыхивают и начинают мерцать графики. Тревожного красного цвета на них куда больше, чем зеленого, но Совет не обращает на них внимания. Ситуация собравшимся известна не хуже, чем докладчику.

– Удержаться у власти Председатель может только нагнетанием массовой истерии и, возможно, войны. Нет, не с Сахарой, на это он не решится, но с кем-нибудь из нейтралов вроде Австралийского архипелага – вполне. Десант – на корабли, и вперед. Если кому интересны возможные варианты его действий, прошу обратиться к разделу "Внутренняя политика Ростании", тема "Четвертый кризис". В связи с этим считаю необходимым немедленное введение в действие плана восемь пятьдесят два дробь тринадцать. Мы тянем уже полгода, и, боюсь, это на полгода дольше, чем следовало. Куклы готовы, кандидаты отобраны, так чего же мы ждем?

– Спасибо, Скайтер, – голос Ведущей немного более напряжен, чем обычно. – Открываю обсуждение. Регламент стандартный. Есть желающие высказаться?

Тишина. Потом вспыхивает янтарный огонь.

– Я не возражаю против представленного плана, – голос Лестера сух и бесстрастен. – Я поддерживаю предложение о его немедленном запуске. Однако я взял на себя труд просчитать кое-что сверх того. На мой взгляд, решение о контакте только с официальными лидерами может оказаться ошибкой. Если выяснится, что мы поставили не на ту лошадь, все придется начинать сначала. Может случиться, что Треморовым не удастся управлять нужным образом даже с помощью вмешательства первого уровня. Ментоблоки тоже не всегда работают правильно, знаете ли.

– Что ты предлагаешь? – в голосе Скайтера звучит раздражение. – Устроить переворот? Ну да, Треморов не всегда адекватен ситуации. Признаю даже, что в последнее время он все менее и менее адекватен ей. Но менять его сейчас – мягко говоря, несвоевременно. При худшем раскладе мы всегда можем заменить его куклой-двойником, управляемой нами… Робином, например.

– Я опережу Джао и сразу заявлю, что этот вариант приведет если и не к полному краху самого плана, то уж нашего мировоззрения – точно! – Лестер невольно повышает голос. – Это прямая дорога к диктатуре, и… Прошу прощения, – он берет себя в руки. – Думаю, все понимают последствия и без меня. Мое предложение сводится к следующему. Необходимо вступить в контакт с определенными группировками внутри бюрократических структур. Их лидеры, наподобие Перепелкина, достаточно вменяемы, умны и при необходимости вполне могут заменить Треморова, опираясь на солидную поддержку сторонников. Их приход к власти не окажет большого дестабилизирующего влияния, а мы получим большую гибкость в реализации плана.

– Любопытно. Проект готов? – Ведущая с одобрением смотрит на Хранителя. – Думаю, мы обсудим его подробнее в ближайшее время. Если присутствующие не возражают, я помещаю его в первую позицию очереди.

– Спасибо, Суоко, – вежливо склоняет голову Лестер. – У меня все.

Еще один янтарный огонь.

– Да, Джао? – Ведущая бросает на него настороженный косой взгляд.

– Я тоже не собираюсь возражать против немедленного запуска плана, – успокаивает ее тот. – Но, как и Лестер, я кое-что посчитал накануне. Оказывается, мы совсем упустили из виду, что преступные группировки, задействованные Треморовым для транзита наркотиков, приобретают слишком большое влияние. Их сращивание с властными структурами рискует приобрести необратимый характер. В числе таких групп, как ростанийских, так и сахаритских, можно указать "Черный Флаг", "Фронт Освобождения" и "Мотокроссеров", чей индекс влияния перевалил единицу. Особенно опасен тот факт, что в традиционно курортных районах Ростании у них имеется неограниченная возможность вербовки новых сторонников, экспоненциально распространяя свое влияние. Мы рискуем получить глобальные преступные группы, справиться с которыми окажется крайне тяжело. Особенно серьезные проблемы возникнут в случае реализации крайних вариантов наподобие расчленения страны.

– Разгром? Или контроль? – быстро спрашивает Хранитель Менован.

– Только дополнительного контроля нам сейчас и не хватало, – хмыкает Джао. – Я бы предположил разгром. Помимо устранения непосредственной опасности мы ликвидируем серьезные каналы поставки наркотиков и заставим Треморова нервничать, подозревая всех подряд в контригре. Дестабилизация эмоционального состояния позволит лучше управлять им.

– Как бы этот шизофреник совсем с ума не сошел! – кривится Скайтер. – На мой взгляд, замечание хорошее, но и этот проект нужно продумать как следует.

– Продумаем, – кротко соглашается Ведущая. – Этот проект также перемещается в первые позиции очереди. Думаю, предложения Лестера и Джао необходимо прорабатывать параллельно. Джао, ты закончил? Еще кто-нибудь хочет высказаться?

Тишина.

– Тогда выношу на голосование предложение о немедленном запуске в реализацию проекта группы Скайтера.

Янтарные огни вспыхивают по периметру зала Совета.

– Принято. Статус проект восемь пятьдесят два дробь тринадцать изменен на "активный". С этого момента прошу применять его кодовое название – "Мертвая зыбь". Заседание закрыто, прошу всех приступить к исполнению своих обязанностей. Лангер, задержись, пожалуйста. Есть разговор.

– Да, Суоко?

– Что с Робином, Лангер? Ты выяснил, почему перестали работать модули подбора кандидатов?

– Нет, к сожалению. Я не понимаю ничего. Все нужные модули функционируют, как положено. Фильтрация идет непрерывно. Но на выходе – ноль.

Суоко со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы.

– Мне не нравится ситуация, – наконец произносит она. – Последний новый Хранитель появился прошлой осенью, девять месяцев назад. До того мы получали четыре-пять кандидатур в год, значит, после Тилоса должны были найтись еще минимум трое. Что случилось? Что могло произойти такого, из-за чего Робин не может найти нам ни одного новичка?

– Не знаю, Суоко, – плечи Лангера поникают. Неожиданно Ведущая замечает, как осунулся Хранитель за последнее время. Тонкая сеточка морщин проступает на еще недавно гладких холеных щеках. – Честное слово, не знаю. Этот Тилос… он ведь был специалистом по вычислителям. Я попросил его поковыряться в системе, но и он ничего не нашел. Он еще слишком мало знает. Но он молод, он научится… а я уже не мальчик. Я устал, Суоко, очень устал…

– Я знаю, Лангер, – мягко соглашается Ведущая. – Я тоже устала. И не только я. У меня лежат три запроса – люди подают в отставку. Но я не могу их отпустить. Их просто некем заменить. Как и тебя. Постарайся придумать что-нибудь, ладно?

– Как скажешь, – кивает Хранитель. – Постараюсь. Но, если ты хочешь знать мое мнение…

– Да?

– Мы с самого начала сделали ошибку. Вернее, не мы, наши предшественники, но от того не легче. Вся наша организация держится на двух подпорках – Архив и Робин. И ни об одной из этих колонн мы не знаем ровным счетом ничего. Неведомый кто-то позволяет нам ими пользоваться – но как бы не до поры до времени. Убери любой из этих элементов, и нам крышка. Мы просто перестанем существовать.

– А у нас есть выбор? – вздыхает Суоко. – Ну да, можно все бросить и пустить дела на самотек. Но простим ли мы это себе? Знаешь, что? Возьми-ка ты отпуск на недельку. Тебе это нужно.

– Да и тебе, – усмехается тот. – Но ведь ты не берешь. Сейчас начнется самая страда, запросы на конструирование суперблоков пойдут волной. Кто с этим справится, как не я?

– Да… "Кто же, как не я?" – наше проклятие. Спасибо, Лангер, что поделился сомнениями, но дела не ждут. И возьми-ка ты над Тилосом прямое шефство, ладно? Думаю, еще один специалист по Робину нам сейчас куда важнее, чем еще один полевой агент.

– Обрати внимание, Робин, что все понимают – речь идет не о разрешении кризиса, а об его консервации. И никто против этого не возражает. Мы привыкли жить по принципу "авось да обойдется", – Джао сдвигается на скамейке вслед уходящему солнечному пятну. – И ведь обходится – до тех пор, пока мы держим руку на пульсе событий. Но посмотри на нас самих со стороны, и увидишь – мы постепенно все больше и больше начинаем бояться активных действий, радикально ломающих ситуацию. Это понятно – слишком через многое приходится переступать, слишком многое в себе приходится подавлять… А человек – он всего лишь человек, биологическая система с обратной связью. У нас, как у тех собак, вырабатывается рефлекс: сделал что-то, что отозвалось внутренней болью – в будущем воздержись от действий. Мы даже придумываем себе наукообразную терминологию, чтобы заглушить это чувство боли. Ну да, "стандартный индекс Центура" куда приятней на слух, чем "предполагаемое число жертв". Мы медленно, но верно деградируем. Это великолепно описывается второй теоремой Герца.

"Применение теоремы некорректно", – отзывается бесплотный голос Робина. – "Организация Хранителей как подмножество не удовлетворяет граничным условиям теоремы."

– Удовлетворяет. Смотри: применяем преобразование Фирона для покрытия исходного множества, составленного из…

Солнце постепенно склоняется к закату.

Черная "Росомаха" медленно двигалась в некотором отдалении от гуляющей по набережной парочки. Благодаря наступающим сумеркам и искусству водителя она оставалась почти невидима и неслышима для праздного глаза. Парень с девушкой неторопливо шли вдоль кромки воды и тихо переговаривались. Направленный микрофон доносил обрывки фраз – обычный разговор между двумя давно и хорошо знакомыми людьми, флирт, двусмысленные шуточки. Изредка девушка мелодично смеялась, а один раз даже в шутку хлопнула парня по щеке. Тот ухмыльнулся, как видно, ничуть не обескураженный. Семен поморщился. Он не любил таких развязных дамских любимчиков. И это хорошо: чувство придавало заданию личный оттенок.

На часах приборной доски выскочила восьмерка. Прозвенел зуммер. Парень вскинул руку – Семен напрягся – и посмотрел на часы. Семен мысленно обругал себя за глупость, но в этот момент парень, чмокнув девушку в губы и шлепнув ее по округлому задику, развернулся и быстрым шагом двинулся к автобусной остановке. Девушка с задумчивой полуулыбкой на лице несколько секунд смотрела ему вслед, затем вздохнула – микрофон отчетливо донес этот вздох до сидящих в машине – и двинулась в противоположную сторону.

– Первый, я седьмой, основной объект движется в сторону площадки номер три. Жду приказа начать операцию.

Пшеминский на переднем сиденье напряженно вцепился в микрофон, как утопающий – в последнюю соломинку. Он явно чего-то боялся. Семен мысленно пожал плечами. То ли его новый начальник первый раз на задании, то ли знает нечто, не известное рядовым оперативникам. Семен не видел никакой непосредственной опасности в объекте. Тренированный глаз спецназовца не мог выделить ни в его фигуре, ни в движениях ничего, что могло бы указать на возможные неприятности. Брюнет лет тридцати, начинает лысеть от хорошей жизни и уже нагулял себе жирок на талии. Обычный папенькин сынок из тех, что считают себя баловнями судьбы. Семен твердо решил показать ему, что кроме бочек меда по миру разбросаны еще и кучи дерьма.

– Седьмой, я первый, – пробубнило радио. – Вижу вас и объект. Все чисто, приступайте к захвату. Действуйте по основному плану.

Группе захвата не потребовалось дополнительных команд. Водитель притормозил машину в нескольких метрах перед идущим навстречу парнем. Семен, двинув назад дверцу, неспешно вылез из машины, держа в руках карту города. Несколько секунд он тупо смотрел на нее, затем, как бы заприметив возможного подсказчика, шагнул навстречу папенькиному сынку.

– Слушай, братан, я тут чего-то не пойму, – растерянно сказал оперативник, тыча развернутую карту в нос парню. – Как тут проехать на Красную Набережную? Полчаса уже плутаем, помоги, а? – С этими словами он переместился так, что объект оказался между ним и открытой дверцей машины. Тренированное тело рефлекторно проделало все остальное. Машина слегка качнулась на компенсаторах, когда Семен нырнул туда вслед за парнем и резко дернул вперед проскрежетавшую дверь. Тонко взвыла турбина, и машина рванула с места, оставив сиротливо лежать на тротуаре брошенную карту.

Обзорные стекла машины потемнели изнутри, закрывая окружающий мир. Вокруг водителя поднялась тонкая непрозрачная перегородка. Теперь пассажиры окажутся доставлены в нужное место, даже если в салоне начнут швырять друг в друга гранаты.

– Извините, но мне кажется, что я не собирался ехать с вами…

Первая реакцией Семена на подобное заявление – пихнуть объект кулаком в ребра. Благодаря силе и долгой практике оперативника такой удар обычно вышибал весь воздух из легких жертвы, заставляя ее не только заткнуться, но и долго хватать ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Семен особенно любил это удар, потому что он, как и несколько других известных ему, не оставлял никаких следов на теле. Но на сей раз парень почему-то никак не отреагировал.

– Вы что, ребята, думаете, без меня дороги не найдете? – Губы парня искривила издевательская ухмылка. – Так вы бы хоть обзор открыли, а то я окрестностей не вижу. Или ваш водила одним моим присутствием вдохновится?

Малость ошалевший от такой наглости Семен еще раз ударил парня в бок. Вернее, хотел ударить. Правая рука у него странно онемела и отказалась повиноваться. Левой он попытался выхватить пистолет (быть левшой – иногда просто незаменимое качество!), но и она безжизненно упала на колено. В глазах у оперативника потемнело, и последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, – искаженное ужасом лицо бессмысленно пялящегося на него Пшеминского.

Отпихнув от себя безжизненное тело спецназовца, парень наклонился вперед и взялся за плечо майора, двумя руками вцепившегося в спинку своего сиденья.

– Сиди спокойно и не дергайся, – сказал он, глядя в побелевшие глаза особиста. – Жив твой подчиненный, выспится – проснется. И с тобой ничего не случится, если поведешь себя по-умному. Понял меня? – Он резко встрянул майора, так что тот прикусил себе язык.

Шок от резкой боли привел командира группы в себя.

– Д-да, – выдавил из себя Пшеминский, пытаясь отодвинуться от захваченного как можно дальше. Под взглядом Хранителя майор, два десятка лет прослуживший в оперативной службе, затрясся мелкой дрожью. Затем что-то кольнуло его сквозь пиджак, и дрожь прошла, а по всему телу разлилось приятное тепло. Мир сразу прояснился, а Хранитель… А что Хранитель? Вполне душевный парень. И совсем не страшный.

Парень удовлетворенно кивнул.

– Так уже лучше, – сказал он. – Какие-то вы нервные, однако, ребята. Сядь нормально. Едем, как ехали и куда ехали. Твой мордоворот сейчас придет в себя. Когда доберемся, сдашь меня куда следует, и свободен. Вот и вся программа действий.

Захваченный внезапно рассмеялся.

– Да не дрейфь, майор, не нужен ты мне. Ни ты не нужен, ни этот твой… подчиненный. И от начальства тебе за проваленную операцию пендюлей не прилетит, обещаю. Не провалил ты ее, все прошло как надо. Купились вы на подставку, как и задумано. Дошло?

– Да, – уже четко ответил майор. Убивать его Хранитель, о которых он наслышался жутких историй от коллег, кажется, не собирался. – Я понял. Едем как ехали. Все нормально.

Командир группы сел прямо и уставился прямо перед собой, как и положено законопослушному седоку на переднем сиденье. Он точно останется жив, в чем еще утром сильно сомневался. Это главное.

В глухом, закрытом со всех сторон дворе к машине подошли трое. Двое из них держали в руках парализаторы со снятыми предохранителями. Третий не держал оружие на виду, однако сжимал в кармане вспотевшей от напряжения рукой взведенный пистолет. Сочетание строгих темных костюмов с уродливыми двуствольными агрегатами казалось до того несуразным, что Хранитель, выбираясь из машины вслед за своим охранником, растянул губы в улыбке.

– Вам бы, ребята, в "Солдате пустыни" сниматься, – сделав серьезное лицо, заявил он. – Или голограмму снять, а под голограммой подпись нарисовать… – он на секунду задумался. – "Орангутанги на тропе войны" назвать, например.

Один из "орангутангов", поймав едва заметный кивок головой командира, нажал на спуск направленного на Хранителя парализатора. Затем на его лице появилось озадаченное выражение, и он нажал на спуск еще раз. Он взглянул на предохранитель, двинув его вниз большим пальцем для пущей уверенности, но оружие упорно отказывалось срабатывать. Хранитель со снисходительной улыбкой наблюдал за его усилиями, затем повернулся к третьему костюмированному.

– Утихомирь своего вояку, – лениво процедил он. – Его пушка все равно не сработает. Да и пистолет у тебя в кармане – тоже. Вы меня сюда зачем привезли? Поговорить, что ли? Вот и пошли к твоему шефу, да побыстрей. У меня сегодня еще дел до крыши.

Растерянный костюмированный оглянулся на выбравшегося из машины майора. Тот пожал плечами и отвернулся. Я, мол, его привез, дальше – ваше дело.

– Иди… – костюмированный поперхнулся. – Идите за мной… – он опять поперхнулся. – П… пожалуйста.

Орангутанги растерянно переглянулись между собой. За то время, что они здесь работали – а работали они здесь давно – их шеф ни разу не снизошел до обращения на "вы" даже к министру, арестованному, разумеется. А уж слово "пожалуйста" от него, кажется, не слышала даже родная мать в детстве.

Хранитель поощряюще улыбнулся орангутанговому начальству и хлопнул его по плечу.

– Веди давай, – он хмыкнул. – Пожалуйста…

Аверенко сидел в крутящемся кресле спиной к двери, рассматривая великолепный вид на осенний парк, открывавшийся у него из окна. Он придерживался метода собственного изобретения. Согласно этому методу прежде всего допрашиваемого необходимо подержать в напряженном ожидании несколько минут, чтобы у того начали сдавать нервы. Генерал наслаждался тем, как арестант переминается с ноги на ногу, покашливает, неуверенно озирает кабинет, в общем, киснет в томительном ожидании. Когда Аверенко минут через пять-десять соизволивал развернуться и начать допрос, многие, что повпечатлительнее, уже созревали до стадии чистосердечного признания. В этот раз, однако, обычная процедура дала сбой.

Уже через пару минут после того, как хлопнула пропустившая нового арестанта дверь, генералу начала действовать на нервы мертвая тишина в кабинете. Арестованный не издавал никаких звуков – ни кашля, ни переминания с ноги на ногу, ничего. Само по себе это не было необычным – генералу приходилось работать и с весьма упрямыми субъектами с крепкими нервами. Крепкими – до того, как они попадали в этот кабинет, любил подчеркивать Аверенко в приватных разговорах с коллегами. Но сейчас даже конвой, обычно жующий жвачку, сморкающийся, харкающий в плевательницу – в систему хозяина кабинета входила демонстрация всяческого пренебрежения к жертве – даже конвой в этот раз вел себя необычно тихо.

Еще через две минуты – генерал в такие моменты держал в руке секундомер, который незаметно от допрашиваемого прятал в стол – он не выдержал и развернулся к столу. Если бы он уже не сидел в мягком удобном кресле, то, наверное, сел бы от удивления на первое, что подвернулось бы под… ну, предположим, руку. Подследственный, которому полагалось стоять под неусыпным наблюдением охраны около самой двери, сидел, развалившись и далеко вытянув скрещенные ноги, в кресле для гостей, стоящем сбоку от генеральского стола. Охрана же, самолично им, генералом, вымуштрованная и выученная, жалась где-то в дальнем углу кабинета. Подследственный, сложив на животе руки, из-под полуприкрытых век насмешливо наблюдал за генералом.

– Это что еще такое? – прошипел генерал, багровея от злости и в то же время чувствуя себя экспериментатором, неожиданно поменявшемся местами с лягушкой. Он с размаху ударил ладонью по столу. – Встать!

От пушечного удара и вопля "орангутанги" вздрогнули и попытались еще глубже забиться в угол, но даже не попытались помочь арестанту исполнить приказ начальства.

– Встать немедленно, я сказал! Эй, вы, в углу! Вы что, оглохли? Ну-ка, помогите ему!

Старший из угловых приматов сделал неуверенное движение в сторону стола. Подследственный медленно повернул голову в его сторону.