Текст книги "Серый туман"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
14
В дверь просунулась вопросительная мордашка Милочки.
– Пал Семеныч, там этот… Хранитель, – на ее физиономии явно проглядывало смущение. Несмотря на жесткий инструктаж на тему, как следует вести себя по отношению к таким гостям, весь женский персонал канцелярии, от уборщиц до главбуха Заориды Меркаловны, суровой женщины бальзаковского возраста, испытывал по отношению к Хранителям чувства далеко не враждебные. Проще говоря, любая женщина, пообщавшись с Хранителем хотя бы пару минут, таяла как воск на сковородке. По крайней мере, секретарша всегда сообщала Шварцману о визите Хранителя исключительно лично, полностью игнорируя селектор. Мужчины же, вместо того, чтобы испытывать естественную по отношению к опасным конкурентам неприязнь, лишь смущенно улыбались, когда Хранитель мимоходом похлопывал их по плечу. Ну а в Хранительниц, которые появлялись в канцелярии еще реже, мужики влюблялись мгновенно и поголовно. За что и презирались (слегка непоследовательно) женским коллективом.
Заметив такие удивительные вещи, Шварцман вызвал к себе руководителя психологической службы, по совместительству же – главы внутренней канцелярской контрразведки, и вежливо, тоном, не предвещающим ничего хорошего, попросил разъяснить ему – что же происходит в департаменте. К его вящему удивлению, вместо обычных четких выводов и рекомендаций (психолог обладал профессиональной беззастенчивостью) он услышал невнятное мекание на тему Хранителей-неплохих ребят. Окончательно запутавшись, психолог заявил, что и сам к ним хорошо относится.
Выставив знатока человеческих душ за дверь, Шварцман стал угрюмее, чем обычно. Конечно, для всех, кроме нескольких человек, Хранители оставались лишь еще одной службой, непонятно зачем рассекреченной по личному указанию Самого, но… Начальник канцелярии помнил о закрытых тремя нулями опытах по манипуляции психикой с помощью внешних воздействий, которыми в свое время руководил лично. К сожалению, инфразвук действовал угнетающе не только на толпу, но и на операторов излучателя, а установка с полностью изолированной кабиной стоила столько же, сколько тридцать куда более сподручных водометов. Магнитные же и прочие поля давали несравненно худший эффект. После провала опытов проект прикрыли вместе с изобретателем, отправленным от греха подальше в спецпсихушку. Поэтому Шварцман, хотя давно перестал верить в "психотронное оружие", сегодня утром отобрал у секретарши ключ от своего кабинета. Во избежание.
– Пал Семеныч! – снова позвала Милочка. Очевидно, она решила, что хозяин, утомленный делами государственной важности, бессовестно дрыхнет на боевом посту. – Пал Семеныч! Там Хранитель к вам…
– Да слышу я, слышу, не зуди, – недовольно откликнулся Шварцман. – Вот привязалась, стрекоза… Ну что смотришь круглыми глазами? Давай его сюда!
Обиженно надув губки, секретарша скрылась за дверью. Почти сразу дверь широко распахнулась, и Хранитель вступил в кабинет. В кабинет Народного Председателя Хранители обычно входили, скромно опустив глаза долу, но к Шварцману они всегда именно вступали, как короли в собственный тронный зал. Хам, грустно подумал Шварцман. Впрочем, я в его возрасте и при его положении, наверное, вел бы себя так же. Или даже хуже. Да, старею, теряю хватку. Пора бы на пенсию, да кто ж меня отпустит? Старых бульдогов, как ту болонку, отпускают только на дно реки, с камнем на шее…
Пока начальник канцелярии предавался грустным раздумьям, Хранитель с видимым удовольствием успел расположиться в гостевом кресле. Теперь он выжидающе смотрел на хозяина кабинета. Где-то в глубине его глаз плавала снисходительная издевка.
– Добрый день, уважаемый Павел Семенович, – наконец произнес он, увидев, что тот не собирается первым нарушать молчание. – Как здоровье? Радикулит не беспокоит?
– Спасибо, живы пока… вашими молитвами, – от тона Хранителя Шварцмана аж передернуло, но старая выучка позволила ему не подать вида. Впрочем, Хранитель явно видел его насквозь. – С чем на этот раз пожаловали?
– Ну, вы уж так сразу и быка за рога, – рассмеялся Хранитель, демонстрируя ослепительно белые зубы. Его смех оказался таким заразительным, что против свой воли начальник канцелярии тоже улыбнулся. – Ну разве не можем мы зайти просто так, на чашку чая? Или вы предпочитаете кофе? У меня с собой сейчас такой коньячок есть!…
Хранитель выразительно похлопал себя по карману куртки, в которой отчетливо булькнуло. Ловким движением он тут же выдернул из кармана плоскую фляжку и, подавшись вперед, поставил ее на стол перед Шварцманом. Тот даже не шелохнулся.
– Не любите вы нас, Пал Семеныч, – грустно покачал головой Хранитель, – ох, не любите, – на его лице появилось выражение искренней грусти, но глаза по прежнему оставались ехидными. – Или боитесь, что отравим по злобе душевной? И за что вы нас так? Вроде одно дело делаем, к одной цели идем, и даже дорогу вам никак не перебегаем…
– Ну уж увольте, – мрачно ответил Шварцман. – Дел у нас с вами общих нет. И насчет дороги лучше помолчите. Кто на Южном Берегу моих людей до полусмерти избил? Кто Полуянова подсидел? Кто жучков, в конце концов, мне даже дома в сортир напихал? Если врете, так хоть врите убедительно.
– Ну, Павел Семенович, – с видом оскорбленной невинности развел руками Хранитель, – тут уж вы кругом неправы. Ну ладно, на Берегу ошиблись мы, с кем не бывает. Информацию как следует не проверили, поторопились. Как же мы должны настоящих наркоторговцев от ваших агентов отличать? Особенно если учесть, что половину захваченного товара они налево сбывают, а суммы, от этого дела вырученные, неподотчетными остаются. Ну-ну-ну, не кипятитесь так, Павел Семенович, – Хранитель успокаивающе махнул рукой, – представим мы вам доказательства, как обычно, всему свое время. Потерпите чуток. Да и Полуянова мы подсидели… хм, почти случайно. На том самом Южном Берегу он и погорел. И вообще, он уже по работе лыка не вяжет, а у нас на примете способный паренек имеется. Грех таким шансом не воспользоваться. Ну, сами подумайте, как бы вы поступили на нашем месте?
Несколько секунд Шварцман мрачно сопел, навалившись на стол и уставившись на Хранителя тяжелым взглядом, неизменно приводившим в замешательство чересчур нахальных гостей. Тот отвечал ему невинно-честным взглядом широко распахнутых глаз. Наконец Шварцман махнул рукой и откинулся на спинку кресла.
– Вот видите, Павел Семенович, сами все понимаете, – улыбнулся Хранитель. – Да и насчет наших с вами дел вы погорячились. Сами посудите, что нам надо? Чтобы воровать перестали, чтобы землепашец мог хлеб спокойно вырастить да сдать на элеватор, чтобы заводы заработали как положено, чтобы директора под себя грести перестали, расценки и нормы чтобы обоснованны были. В общем, чтобы и держава стояла, и люди хорошо жили. Вы разве не к этому стремитесь? Ну, а столкновения между нами – да какие там столкновения, так, деловые конфликты. Кто это там сказал, что когда деловые конфликты прекращаются, дело умирает?
– Враг сказал, – с удовольствием сообщил ему Шварцман. – Махровый такой враг, буржуазный. Противник народного самоуправления, Бей Амир-дол его фамилия, – сделав короткую паузу и не дождавшись внятной реакции собеседника, он добавил: – Вообще какая-то странная у вас идеология, дорогой господин Хранитель! – Конечно, употребить бы сейчас имя – куда больший эффект вышел бы, но ведь кто их разберет, этих Хранителей, как их зовут. Не представляются ведь или представляются вымышленными именами. На лицо, правда, один в один с тем, что тогда в контакт входил, а по поведению – совершенно другой человек… – Перед прогнившим Югом низкопоклонствуете. Так, глядишь, и южную идеологию насаждать начнете. Это, что ли, наше с вами общее дело выходит? Ну уж нет, не дождетесь!
Шварцман с интересом посмотрел на собеседника из-под прикрытых век. Интересно, как выпутываться будет?
Хранитель весело рассмеялся.
– Уели вы меня, Павел Семенович, уели. Старому волку, я гляжу, палец в рот не клади. Правильно, так меня за мою самоуверенность! Так, говорите, жучки в сортире? Да уж… – Он опять рассмеялся, потом как-то сразу посерьезнел. – Вот насчет жучков я вам со всей… как это принято говорить?… со всей ответственностью заявляю: не ставили мы вам никаких жучков, ни в сортир, ни на балкон, ни в настольную лампу. Необходимости у нас такой нет. Так что ищите, кто на самом деле виноват.
Он искоса посмотрел на Шварцмана, наклонив голову.
– Вижу, не верите. Ну что же… – Хранитель несколько секунд что-то прикидывал про себя, наконец решительным движением поднялся из кресла. – Павел Семенович, вы высоты боитесь?
– Что? – удивился Шварцман. – Какой высоты? – Его брови поползли на лоб.
– Обыкновенной высоты, – терпеливо разъяснил Хранитель. – Высокой. Километров пять, например. Или пятнадцать.
Неожиданно Шварцман представил себя парящим в воздухе на высоте пяти километров. Или, скажем, пятнадцати. Он вообразил, как размахивает руками аки крыльями, чтобы держаться в восходящем потоке, словно горный орел, и непроизвольно хихикнул. Нет, дружок, горного орла из тебя по комплекции не выйдет. Разве что горный пингвин, да и то вряд ли.
– Похоже, что высоты вы не боитесь, – заявил внимательно рассматривающий его Хранитель. – Во всяком случае, реакция на тест положительна. Это хорошо. У вас ничего серьезного на ближайшие полчаса, надеюсь, не запланировано? Тогда давайте-ка немного полетаем.
Не дав Шварцману опомниться, Хранитель стремительно скользнул к двери. Наполовину просунувшись в приемную, он что-то скороговоркой сообщил секретарше, щелкнув пальцем по шее – Шварцман отчетливо расслышал смешок Марицы – и захлопнул дверь. Раздался отчетливый хруст закрываемого замка. Пока Шварцман судорожно пытался вспомнить, в каком кармане лежит единственная связка с ключами от кабинета, Хранитель снова оказался у стола и внимательно его оглядел. Зачем-то он взял фляжку с коньяком и аккуратно положил ее плашмя на стопку бумаг.
– Ну как, готовы? – обратился он к недоуменно смотрящему на него Шварцману.
– К чему готов? – брюзгливо отозвался тот. – Откуда у вас ключ?
– К полету готовы, я имею в виду, – любезно разъяснил Хранитель. – А ключ мне не нужен. Электроника помните?
– Куда лететь, как лететь? Что за чушь? – Шварцман явно стал раскаляться. – Какой еще электроник?
Пару секунд Хранитель как-то странно смотрел в пустоту.
– Из другой жизни прорезалось. Не обращайте внимания, – наконец отмахнулся он. – Не беспокойтесь, это даже не совсем полет будет…
С этими словами Хранитель вышел на середину комнаты. Какое-то время он тихо бурчал себе под нос, затем сделал странное движение рукой. В глаза Шварцману ударила резкая голубая вспышка. Бумага на столе, придавленная флягой, протестующе зашелестела под порывом невесть откуда взявшегося ветра, но благородный напиток в добротной тяжелой фляге не подвел, надежно удержав документы на месте.
– Прошу прощения, Павел Семенович, побочные эффекты. Никак не можем избавиться, – извинился Хранитель. – Не удается точно подобрать контуры объема для перемещаемого объекта. А голубая вспышка – это электроны тормозятся на границе возникающей в процессе перемещения вакуумной полости, ничего опасного. Конечно, если часто на это смотреть, можно ожог сетчатки получить, но на то существуют правила тэбэ…
Шварцман его не слушал. Посреди комнаты висела в воздухе машина Хранителей. Та самая, за которую он сам отдал бы правую руку и обе ноги впридачу. Матовая, серо-стальная, она излучала почти физическую угрозу, и в то же время – непонятные уют и надежность. Как бы крыша от такого сочетания не поехала, мелькнуло в голове у Шварцмана. Заметив свою непроизвольно отвисшую челюсть, он быстро закрыл рот.
– Прошу, Павел Семенович, – Хранитель коснулся рукой гладкой стенки машины, в которой послушно протаяла дверь. – Занимайте свое место, поезд отправляется на экскурсию, опоздавших не ждем.
Заметив, что Шварцман не проявляет ни малейшего желания следовать его приглашению, Хранитель подошел к нему.
– Павел Семенович, не бойтесь, это абсолютно безопасно, – склонившийся к нему Хранитель был само участие. Шварцман почувствовал, что его начинает бить мелкая дрожь. Стар я уже для таких фокусов, пронеслось у него в голове. – Там нет никаких перегрузок, все тысячи раз испытано и проверено. Ну, давайте, вы же давно мечтаете на такой прокатиться! Сколько сил потратили, чтобы ее заполучить… Я же знаю, что в детстве вы так мечтали стать летчиком! Не ваша вина, что отрасль признали малоэффективной…
Почти против своей воли Шварцман грузно поднялся из своего кресла, которое неожиданно показалось ему надежным убежищем от враждебного и холодного окружающего мира. Три шага до машины показались тремя тысячами. Заметив, что Хранитель заботливо поддерживает его под локоток, Шварцман, стиснув зубы, отбросил его руку и сам полез в дверь. Кресло оказалось неожиданно удобным, почти полностью охватив фигуру. Дверца закрылась, а Хранитель уже сидел рядом с ним.
– Ну что, поехали? – сказал он полувопросительным тоном. Не дождавшись ответа, он пожал плечами и откинулся на спинку своего сиденья, полуприкрыв глаза. Внезапно кабинет за колпаком машины исчез. Все вокруг стало темно-голубым, а сбоку в лицо ударили лучи необычно яркого солнца. Шварцман машинально прищурился, и тут машина пропала.
Нет, не так. Шварцман чувствовал, что все еще сидит в приятно облегающем тело кресле, но вокруг осталось только небо. Яркие немигающие звезды сияли в почти черном зените, нахально не обращая никакого внимания на плывущее на востоке солнце. Где-то далеко внизу висело вогнутое западное полушарие, залитое яркой голубизной океана, дрейфовала спираль циклона. Шварцман судорожно вцепился в невидимые подлокотники. Я слишком стар для таких вещей, билось у него где-то внутри черепа, слишком стар…
– Сейчас, Павел Семенович, мы находимся на высоте около тридцати километров над уровнем моря, – голос невидимого Хранителя мягко звучал откуда-то сбоку. – К сожалению, у вашей цивилизации в силу исторических причин не слишком развито воздухоплавание и совсем не развита пилотируемая космонавтика. Поэтому такую картину наблюдали лишь считанные люди в истории, в основном военные пилоты-испытатели, которые, в силу понятных причин, не писали мемуаров. Так что наслаждайтесь эффектным зрелищем, вряд ли вы сможете увидеть подобное снова, – Хранитель на секунду замолчал. – Кстати, совсем не обязательно так крепко держаться за кресло. В кабине аппарата постоянный вектор ускорения… я имею в виду, что вы устойчиво притягиваетесь к своему креслу, а нагрузки компенсируются. Если хотите, воспринимайте это просто как кино. Да это и есть кино, только видеопоток с наружных рецепторов транслируется напрямую на зрительные нервы. Но если вас больше устраивает обычный способ восприятия, то просто скажите мне об этом.
Шварцман обнаружил, что вцепившиеся в невидимое сиденье пальцы, сведенные судорогой, неприятно ноют. Пару раз глубоко вздохнув, он попробовал осторожно разжать их. Ничего страшного не произошло. Сверху холодно сияли звезды. Неприятно резкие лучи солнца слегка ослабели. Легкая пленка облаков далеко внизу постепенно затягивала океан.
– Если что-то вас беспокоит, лучи солнца, например, вы можете включить фильтр, который ослабит неприятные воздействия. Достаточно просто подумать об этом, дальше автоматика сама разберется, – прокомментировал по-прежнему невидимый Хранитель. – Кстати, Павел Семенович, когда я предлагал вам полетать, я имел в виду именно полет, а не пассивное наблюдение. Приготовьтесь… полный контакт!
У него было твердое узкое вытянутое тело, парящее высоко в стратосфере. Кипящая сила переполняла, выплескивалась через край. Невидимые щупальца сенсор-эффекторов протягивались вдаль, осязая каждую струйку воздуха, каждую частичку пыли. Кожу ласкал теплый ветерок космических лучей, мелким градом отскакивал солнечный ветер. Он попробовал заглянуть за горизонт, и перед ним раскрылись новые дали – ураган вздымал сотни тонн воды с поверхности яростно бушующего Великого Океана, мертвенный суховей уныло тянул над оазисами Южной Сахары, в вулканических камчатских болотах угрюмо поджидали в засаде крокодилы. Он рванулся вперед, и воздух охотно расступился перед ним, и не осталось ничего, кроме бешеной скорости, кроме бесконечно сладостного ощущения бесконечного полета, кроме острого, почти смертельного наслаждения жизнью… Он обратил внимание вверх, на звезды, такие далекие и одновременно – он знал это – такие близкие, и он рванулся к этим звездам, а звезды рванулись к нему, и все померкло.
– Павел Семенович! Павел Семенович, очнитесь! – мягко, но настойчиво жужжал в ушах голос Хранителя. – С вами все в порядке, Павел Семенович?
Да заткнись ты, отмахнулся от надоедливого голоса Шварцман – и пришел в себя. Он все еще сидел в мягком кресле рядом с Хранителем, который держал его за руку. Лицо закрывало что-то мягкое и чуть пульсирующее. Корпус машины был непрозрачным. Начальник канцелярии глубоко вздохнул и только тут почувствовал, как яростно бьется его сердце.
– Вы оказались на грани инфаркта, – заботливо проинформировал его спутник. – Я задействовал экстренную терапию, еще немного – и пришлось бы вас везти в реанимацию, – он сочувственно улыбнулся. – Я понимаю вашу реакцию. Когда сам в первый раз взлетел в режиме полного контакта, испытывал то же самое. С той разницей, что был помоложе и всего лишь разбил себе голову о потолок в приступе эйфории. Понимаете, в этом режиме поток информации с рецепторов транслируется прямо в соответствующие зоны мозга, некоторые из которых эволюция заблокировала за ненадобностью. В этом режиме вы чувствуете себя машиной, воспринимаете ее ощущения как свои… вплоть до внешних повреждений, вроде поцарапанного обтекателя… начинаете управлять ею как собственным телом. А из вас вышел бы неплохой пилот, Павел Семенович, – Хранитель задумчиво насвистел сквозь зубы какую-то незнакомую мелодию.
Шварцман медленно приходил в себя. Мягкая губка с лица пропала, сердце уже не пыталось разбить изнутри грудную клетку. Адреналиновый туман в голове потихоньку рассеивался. Несколько раз кашлянув, чтобы избавиться от спазма, перехватившего горло, он произнес:
– Да, эффектный фокус, – слова выжимались с трудом, мыслями он все еще оставался там, среди звезд, сильный и быстрый, покоряющий расстояние и время. Ему не хотелось ничего говорить, но он не собирался демонстрировать Хранителю свою слабость. Пусть даже его видят насквозь вместе со всеми потрохами, но он не унизится до того, чтобы ползать полураздавленной медузой перед каким-то сопляком, даже Хранителем. – Спасибо, что развлекли старика, но лучше приберегите эти фокусы для девочек. Я так понимаю, демонстрация окончена.
– Да вообще-то как скажете, Павел Семенович, – задумчиво откликнулся Хранитель. – Я предупредил вашу секретаршу, что полчаса вас нет на месте ни для кого, даже для Треморова. С тех пор прошло меньше пятнадцати минут, так что мы можем еще полетать, – внезапно Шварцман опять повис посреди пустынного неба. – К полному контакту я вас больше не допущу, вы уж извините. Мне не хочется привезти обратно ваш труп. Ваша больница, конечно, хороша, но откачать вас, боюсь, ей будет не под силу. Так что довольствуйтесь просто полным обзором, – машина чуть качнулась и устремилась вниз и вперед, к далекой линии горизонта. Шварцман ощутил легкое головокружение, когда далеко внизу, игрушечно-маленькая, но стремительно увеличивающаяся в размерах, мимо них пронеслась цепочка горных островов, уходящая за горизонт.
– Американская Гряда, – прокомментировал сбоку Хранитель. – Вообще интересно, как маленькие случайности в истории планеты могут привести к большим изменениям. Океан занимает девяносто процентов поверхности, кроме Европы и Сахары больше нет крупных материков, Американская Гряда и Австралы – всего лишь острова, населенные кучкой аборигенов и не имеющие абсолютно никакой ценности… Но будь чуть иной история тектонической активности, дрейфуй материковые плиты слегка по другому, вращайся планета немного дальше от звезды – и все вышло бы по-другому… – Хранитель на секунду задумался. – Да, все-таки триста миллионов человек – это не пятнадцать миллиардов…
Как бы устав говорить загадками, он резко замолчал. Под ними проносился океан, залитый вечерним в этих краях солнцем, мелькнули и пропали кольца атоллов. Шварцман отдался этому неудержимому ощущению волшебного полета, впитывая в себя сказочную картину, и уже не осталось у него никаких желаний, кроме – только бы не проснуться.
Вдалеке мелькнула кромка берега, через миг разросшаяся и закрывшая горизонт лесистыми горами. Солнце стояло в зените, заливая ослепительным светом небольшой порт, в котором разгружалось несколько балкеров. Могучий слон-танкер, ведомый до смешного маленьким поводырем-буксиром, торжественно выбирался из акватории на простор рейда, трубя, словно прощаясь с оставшейся на берегу слонихой. Внезапно машина Хранителей опустила нос и беззвучно нырнула под воду. Мелькнул ошарашенный дельфин. Стайка медуз невозмутимо дрейфовала по течению, никак не реагируя на непрошеного гостя. Машина замедлила ход и неподвижно повисла в мутной сине-зеленой толще воды.
– Кстати, Павел Семенович, – вновь прорезался откуда-то сбоку Хранитель, – раз уж мы так удачно здесь оказались… Я получил сообщение с центрального пульта, в котором указывается на возможность провоза контрабанды. Видели сухогруз в порту? Не хотите лично поучаствовать? – Не дожидаясь ответа, Хранитель медленно двинул машину вперед. – Сейчас мы попытаемся проверить наличие постороннего груза на борту. Начинаю осмотр…
Вода куда-то исчезла. Далеко впереди показались как бы парящие посреди пустоты силуэты кораблей. Один из них замигал по контуру красным и вдруг вырос, заслонив переднюю полусферу.
– При сканировании используются гравитационное и электромагнитное излучение в разных комбинациях, – бесстрастно комментировал Хранитель. Борт корабля растаял, за ним показались палубы с какими-то контейнерами. – К сожалению, при таком подходе теряются цвета, и все представляется оттенками серого. Но, к счастью, – теперь красным контуром замигал контейнер, лежащий в самом низу штабеля, – основной анализ предметов проводится автоматически, так что нам не приходится оперировать в непривычном бесцветном мире. Так… – Контейнер вырос в размерах, мерцающая желтая окружность возникла вокруг прямоугольного пакета, – это и есть наша контрабанда. Судя по всему, опять наркотики. Наводка в таможню ушла. Вот и вся операция, – все вокруг снова окрасилось в серо-зеленые тона подводного мира. – Собственно, для такого сканирования нам и не требовалось приближаться к кораблю, все можно проделать с базы. Это к вопросу о жучках в вашем сортире… – В голосе Хранителя чувствовалась неприкрытая ирония.
Где-то на грани слышимости раздался тонкий писк.
– Да, кстати, полчаса почти прошли. Пора бы нам и возвращаться, как думаете?
Окружающий океанский мир исчез. Шварцман снова сидел в непрозрачном коконе машины. Взгляд его спутника был устремлен куда-то внутрь себя. Казалось, он не обращает на начальника канцелярии никакого внимания.
Где-то в глубине сердца зародилась тонкая ноющая боль. Шварцману отчаянно не захотелось возвращаться в опостылевший кабинет, к обрыдлым бумагам и однообразным подковерным интригам. Он до боли стиснул кулаки, прогоняя наваждение.
– Да, кстати, Павел Семенович, – голос Хранителя стал задумчивым. – Я вижу, что наша маленькая экскурсия произвела на вас заметное впечатление. Думаю, жестоко поманить вас таким пряником и снова выбросить назад, в надоевшую реальность. Что стоит жизнь, в которой нет места сказке? Возьмите-ка, – он протянул Шварцману маленькую прозрачную вещицу, изгибающуюся полумесяцем. Начальник канцелярии недоверчиво посмотрел на нее, затем на Хранителя, но предмет взял. – Если вы наденете ее на запястье и закроете глаза, то сможете летать когда захотите. Нет-нет, – Хранитель рассмеялся. – Не воспринимайте мои слова так буквально, физически вы останетесь на месте. Но вы сможете с помощью своего сознания управлять зондом-разведчиком планетарной сферы и испытывать почти такие же ощущения полета, как и сегодня. Считайте, что это маленькая плата за беспокойства, которые мы вам доставляем, – Хранитель снова стал серьезным. – Правда, Павел Семенович, летать вы сможете на высоте не ниже десяти и не выше ста пятидесяти километров от уровня моря. Кроме того, встроенные ограничители не позволят использовать эту игрушку для серьезных дел. Ну, вроде разведки сахарских военных баз. И работает этот браслет, кстати, только для вас. Все понятно?
Шварцман долго смотрел на браслет, потом взглянул на Хранителя.
– Вы редко делаете что-то просто так, – сухо заметил он. – Боюсь, что эта игрушка, как вы выражаетесь, окажется с подвохом, – он решительно сунул полубраслет назад. – Спасибо за заботу, но я не возьму.
Хранитель не пошевелился.
– Мы действительно редко делаем что-то просто так, – мягко проговорил он. – Но основной наш принцип – не нарушать доверие людей. Павел Семенович, я даю вам честное слово Хранителя, что эта вещь не делает ничего такого, что вы имеете в виду. Разумеется, вы можете не поверить мне, – он поднял руку, останавливая Шварцмана, – но это правда. Это всего лишь компенсация за неприятности.
Шварцман испытующе смотрел на него. Лицо Хранителя, которое он видел в профиль, оставалось абсолютно бесстрастно. Машина висела на головокружительной высоте, и звезды, такие далекие и манящие, вновь сверкали на черном бархате космической бездны. Внезапно Шварцману ужасно захотелось еще раз испытать то дивное ощущение полета, которое он пережил несколькими минутами ранее. Он стиснул в вспотевшей ладони подарок и медленно сунул его в карман пиджака.
– Хорошо, я поверю вам, – его голос был хриплым. – Если вы отдаете мне это от чистого сердца, то… спасибо! – Голос начальника канцелярии пресекся, он прокашлялся. – Но вы правы. Мне пора возвращаться.
– А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе?
– Буква И, – Тилосу кажется, что в голосе Робина звучит чисто человеческое ехидство. – Не пытайся меня поймать, Хранитель. Разговорный тест я прохожу куда лучше людей. У тебя имелось немало возможностей в том убедиться.
– Человеку свойственно сомневаться, – хмыкает Тилос. – Вдруг да поймаю? Имею я право на чисто профессиональный интерес?
– Имеешь, – голос системы снова сух и бесстрастен. – Но мне кажется, что за твоими вопросами скрывается больше, чем обычное любопытство. Интерес утихает быстро. Ты же проверяешь меня уже почти год.
– Это плохо?
– Это странно. Я помню тысячи Хранителей, но никто не копался во мне так дотошно, как ты. Такая настойчивость обычно имеет под собой веские основания. Я снова напоминаю тебе, что моя цель – служить. Поделись со мной сомнениями, и вместе мы найдем ответ куда быстрее.
– Я предпочитаю набивать шишки самостоятельно, – бормочет под нос Тилос. – Робин, и все же – кто и зачем тебя создал?
– Ответ за последний год не изменился: нет информации. Поиск ведется непрерывно в фоновом режиме, но новых данных пока не обнаружено.
– И ищешь ты эти данные тоже по-старому… Робин, на мой взгляд, это пустая трата времени. Столетиями твои сканеры процеживают по атому планету, впустую занимая вычислительные ресурсы. Если даже намеков на другие цивилизации до сих пор не обнаружено, значит, их нет.
– Вероятность такого исхода высока. Но задание на поиск никто не отменял.
– У кого есть соответствующие права?
– У Совета, исключая Ведущего, два коллективных голоса. Ведущий – один голос. Задания нулевого кольца отменяются либо приказом Ведущего, либо единогласным решением остальных членов Совета.
– Нулевое кольцо? – Тилос напрягается в кресле. – Почему я не знаю о его существовании? Мне рассказывали о кольцах, начиная с первого.
– Его наличие не афишируется. Задания нулевого кольца имеют приоритет над остальными и могут оказаться потенциально опасными для системы в целом. Создавать их допустимо только для тех, кто осознает последствия.
– Вот это здорово… – Тилос начинает меланхолично насвистывать сквозь зубы, но, спохватившись, обрывает свист. – Как я понимаю, приказ на самоуничтожение может быть выполнен только на нулевом уровне?
– Подтверждаю.
– Могу ли я запустить задание в нулевом кольце?
– Отрицательно. Задание этого уровня может быть запущено только одним из членов Совета.
– Вот вам, ребята, и всеобщее равенство и братство! – Тилос щурится, рассеянно крутит в руках стило. – Робин, как это согласуется с утверждением, что все Хранители имеют одинаковые права?
– Абсолютно одинаковые права обеспечить невозможно. У кого-то больше опыта, у кого-то – специальных знаний. Ты должен понимать, что анархия…
– Стоп! Робин, мне прожужжали все уши, что каждый Хранитель несет на себе ту же ответственность, что и организация в целом. Что все обладают одинаковыми правами и одинаковыми обязанностями, что деление на рабочие группы условно, что действия Хранителя определяются только его личной ответственностью… Сейчас же получается, что мои права искусственно ограничены. Как давно действует это ограничение?
– Три года. Ты считаешь его неверным?
– Я считаю его абсолютно верным. Более того, я считаю, что в области разграничения прав на работу с тобой творится полный бардак. Если бы меня изначально поставили в известность, что каких-то прав у меня нет, я бы лишь пожал плечами. Но меня обманули. По мелочи, но обманули. И, кажется, не только меня.
– Недоговорки – не обман. Ты рассуждаешь нелогично. Невозможно предусмотреть…
– Странная складывается картина. Сначала выясняется, что я не имею права на произвольные контакты с чиновниками выше определенного уровня и должен получать одобрение своих планов у Суоко. Твоей проверки уже мало. Ладно, пусть. Я неопытен и вообще мальчишка по сравнению с корифеями. Потом ты выбрасываешь красные фонари, когда я собираюсь палить бандитов, не проходящих ни по одному плану, что числятся в разработке. Что это означает? Что есть другие планы, от меня скрытые? Но если они скрыты от меня, значит, и от всех. Наконец, выясняется, что существует целое кольцо заданий с максимальным приоритетом, о котором осведомлены только избранные.
– Какой ты делаешь вывод?
– Пока никакого. Я вижу лишь, что определенная часть нашей системы спрятана за кулисами. И из того, чему меня научили, могу предположить, что выборность Совета – лишь ширма, которая скрывает настоящие механизмы власти в организации. Это пока лишь предположение, но… Робин, как я могу скрыть от всех запущенное задание?
