Текст книги "Серый туман"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
25
Олег откинулся на спинку стула, саркастически улыбаясь. Интересно все-таки посмотреть на них при свете. Впрочем, вряд ли я получу от этого эстетическое удовольствие, знаете ли. Обвисшие подбородки, заплывшие глаза, толстые животы, блестящие лысины… Что там еще может иметься у Важных Персон в нашей стране, особенно у Очень Важных Персон? Некогда им за фигурой следить, надо делами государственной важности заниматься. Свет от торшеров бил ему в глаза, и где-то на грани поля зрения плавали серые и черные пятна.
– А если нет? Почему вы решили, что я захочу остаться бессловесной игрушкой у вас в руках? У нас всеобщие прямые равные выборы, и это положение еще никто не отменял, насколько мне известно. А то, что вы мне советуете, мягко говоря… м-м-м, не укладывается в эти рамки. Не думаю, что это приемлемый вариант.
– Молодой человек! – голос за границей светового круга начал раздражаться. – Вы, кажется, забываетесь! Мы не даем советов, пора бы уже это понять. Сейчас мы – высшая власть в государстве, нравится это вам или нет, и мы не советуем, а приказываем! Будьте добры подчиняться, если не хотите крупных неприятностей!
– Например? – мягко спросил Олег. – Если я правильно понимаю, прежде всего вам придется снять меня с дистанции под надуманным предлогом.
– Именно так мы и поступим, – значительно проговорил его собеседник из тени. – Только зачем же под надуманным? Уж кому-кому, а вам-то должно быть хорошо известно, что нет на свете ангелов. Например, ваша связь с…
– При чем здесь моя связь? – прервал его Олег. – Будь у меня хоть двадцать любовниц одновременно, это не является формальным поводом для дисквалификации. Боюсь, что…
– И правильно делаете, что боитесь, – прервал теперь уже его Глас-Из-Тени. – В гражданском кодексе до сих пор есть статья, карающая за внебрачные связи. Не слишком строго, штраф да пара месяцев общественных работ, но вас, я полагаю, мы даже на работы отправлять не станем. Хватит штрафа, чтобы исключить вас из списка кандидатов на совершенно законном основании. Так что правильно боитесь, гражданин Кислицын! – У Гласа-Из-Тени явно прорезались прокурорские интонации.
– Я не договорил, – вкрадчиво продолжил Олег. – Вы не позволите мне закончить? – Он подождал пару секунд. – Хорошо. Так вот, я боюсь, что у вас нет никаких серьезных, – он нажал на слово "серьезных", – причин для того, что не допустить мою кандидатуру к выборам…
– Пора кончать этот балаган! – Глас-Из-Тени явно рассердился окончательно. – Конечно, мы все понимаем, что подбор кандидатов для участия в таком ответственном мероприятии – дело сложное, но на будущее хотелось бы порекомендовать ответственным за это лицам… – Глас-Из-Тени сделал многозначительную паузу. Ага, Шварцман там, сообразил Олег. Это даже лучше, чем я надеялся, – Ответственнее относиться к своим обязанностям.
Глас-Из-Тени откашлялся и стал торжественным.
– Я полагаю, что все присутствующие здесь, за исключением самого кандидата, склоняются к одному и тому же мнению, да. Поэтому я возьму на себя смелость от лица Малого Совета предложить гражданину Кислицыну выбор… Впрочем, я полагаю, Олег Захарович, что выбор этот для вас ясен?
– Разумеется, – безразлично ответил Олег. – Я сам отказываюсь от участия в выборах, либо меня отстраняют под каким-то предлогом. Я правильно вас понял?
– Именно так, – Глас-Из-Тени казалось, был удовлетворен понятливостью Олега. – И я надеюсь, что вы продемонстрируете благоразумие. В этом случае мы можем пообещать вам хорошую должность, возможно, даже один из высших государственных постов в не слишком далеком будущем. Все, что вам надо – это временно пожертвовать личным ради общего. По моему, вполне достойная плата за открывающиеся перспективы. Я прав, господин Кислицын?
– Не совсем, – злорадно ответил Олег. Он встал из кресла и демонстративно потянулся так, что захрустели суставы. – Кстати, вы не возражаете, если я включу верхний свет? А то неудобно как-то, вы меня видите, а я вас…
Не дожидаясь ответа, он решительно подошел к смутно светящемуся на стене выключателю. Вспыхнула люстра. За столом у дальней стены ошеломленно застыли пять фигур, некоторые прикрыли глаза руками, прикрывая их от режущего после приятного полумрака света. На их лицах бродило полуудивленно-полувозмущенное выражение. Впрочем, к Шварцману это не относилось. Начальник канцелярии ехидно улыбался тем краем рта, который не видела комиссия. Незаметно он показал Олегу большой палец. Олег еле заметно подмигнул в ответ, вернулся к своему стулу и с размаху плюхнулся на него, так что несчастное изделие неизвестной мебельной фабрики уныло треснуло. Интересно, они что, специально всякую дрянь допрашиваемым подсовывают, или просто в стране другой мебели не осталось? Сначала на телестудии, теперь здесь… Упадок, однако.
– Вот так куда лучше, – он довольно кивнул головой, как бы подтверждая мысль. – Итак, господа, разрешите мне еще раз пробежаться по ключевым пунктам нашей беседы.
Он по очереди оглядел членов Малого Совета. Возражений не последовало. Правильно, ребята, если подследственный неожиданно начинает нагличать, лучше выяснить, что за туз у него в рукаве. Хорошо мыслите, логично. Впрочем, перегибать палку все же не следует. Олег слегка сбавил тон и продолжил:
– Исходной посылкой нашей беседы стало утверждение, что я веду себя неправильно. Слишком много шумлю, слишком много свечусь на публике, слишком быстро набираю популярность. Все с этим согласны? – Он обвел взглядом Малый Совет. – Отлично, пойдем дальше. Следующим пунктом мне объяснили, что вы, то есть Малый Совет, решили, что достойнейшей кандидатурой на вакантную должность Народного Председателя является один из трех кандидатов, входящих в Малый Совет. Остальной шантрапе довольно тех подачек, что вы соизволите сунуть им в зубы. Я еще не сбился, господа?
– Продолжайте, Олег Захарович, мы внимательно слушаем! – с достоинством кивнул сухощавый старик, украшенный пышной седой шевелюрой и седой же бородкой. Ага, вот вам и Глас-Из-Тени с двойным подбородком. Кажется, Петренко из транспортного министерства. Елки зеленые, никогда бы не подумал… Хотя нет, Петренко безбородый. Кто же тогда? Ладно, я всегда знал, что сыщика из меня не выйдет. – Если отвлечься от формы, то вы все излагаете правильно. Пока, – его голос стал слегка угрожающим. – Поторопитесь, пожалуйста, у нас не слишком много времени.
– Хорошо, – кивнул ему Олег. – Если вы настаиваете, то поторопимся. Наконец, третьим пунктом нашей с вами встречи стало ваше предложение заткнуться, – он заметил, как поморщился Глас-Из-Тени, – и не путать вам карты в такой ответственный момент. На что я отреагировал с вполне, как мне кажется, естественным недоумением, а затем отказался от вашего щедрого предложения. В ответ вы решили снять меня с дистанции. Я все еще правильно следую нити нашей беседы?
Глас-Из-Тени, нехорошо прищурившись, в упор смотрел на него. Остальные члены комиссии скучающе поглядывали на настенные часы и на потолок. Казалось ясным, что им до смерти надоел молодой упрямый дурак. Шварцман молча сопел, сосредоточенно разглядывая свои пуговицы.
– А теперь, уважаемые господа, я хотел бы задать вам напоследок один маленький, – Олег показал пальцами, насколько маленький, – вопрос.
– Мы слушаем, слушаем, господин Кислицын, – подбодрил его Глас-Из-Тени. – Задавайте ваш вопрос, не томите.
– Не кажется ли вам, господа советники, – медленно и с расстановкой произнес Олег, – что ваше предложение нарушает дух и букву закона о выборах Народного Председателя? Не кажется ли вам, что оно идет вразрез с принципами народного самоуправления, на которых строится ростанийское государство?
Глас-Из-Тени с сожалением посмотрел на него, как на помешанного.
– Разумеется, Олег Захарович, – грустно ответил он. – Разумеется, вы правы. Сами понимаете, мы не можем пустить на самотек такой важный вопрос, как преемственность существующей власти, вы и сами должны это понимать, – он покачал головой. – Но, признаться, вы меня разочаровали, спутав нашу встречу с митингом на площади. Там ваши аргументы оказались бы вполне уместны, но здесь они не стоят даже усилий, потраченных на их изложение. Так какое решение вы принимаете? Уйдете сами, или мы должны будем принять свои меры?
– Есть еще и третий вариант, – ответил Олег, глядя ему в глаза. – Почему бы вам просто не оставить меня в покое?
– Ох, Олег Захарович, вы гораздо глупее, чем я думал, – с тяжелым вздохом проговорил Глас-Из-Тени. – Мне казалось, что мы внятно разъяснили вам, почему не можем допустить…
– Естественного развития ситуации?
Комиссия дружно повернула головы к двери. Олег продолжал смотреть прямо на них, стараясь не дать своим эмоциям отразится на лице. Увидев, что внимание присутствующих сконцентрировалось на нем, Хранитель отделился от стены и неторопливо вышел на середину комнаты, встав за правым плечом Олега.
– Я очень извиняюсь за свое вторжение, – мягко произнес он, – но боюсь, господа, что вы неправы. Я уполномочен довести до вашего сведения, что в отношении господина Кислицына Хранители не допустят никаких эксцессов. Все будет идти так, как идет, и если вы хотите сделать вашего кандидата Народным Председателем, вам придется сделать это честно. Этого кандидата снять с дистанции под надуманным предлогом у вас не получится. Слишком поздно.
В комнате стояла мертвая тишина. Хранитель обвел всех сочувственным взглядом.
– Еще раз извините за вторжение, господа, – наконец проговорил он, – но было необходимо донести информацию до вашего сведения в максимально доходчивой форме. У меня, собственно, все, так что разрешите откланяться.
Он слегка наклонил голову, на мгновение задержался взглядом на Шварцмане, и неслышным шагом направился к двери.
– Постойте! – слабо вскрикнул Глас-Из-Тени. – Вы… вы же обещали, что не будете вмешиваться! Как…
– Мы обещали не вмешиваться в естественный ход событий, – ответил ему Хранитель, взявшись за ручку двери и полуобернувшись. – Вы же сами только что собирались такого хода не допустить. Всего хорошего.
С этими словами он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Олег молча смотрел на Малый Совет, и его глаза горели триумфом. Глас-Из-Тени медленно повернулся к нему.
– Ну что же… господин Кислицын, – его голос напоминал шипение разъяренной змеи. – Можете считать, что победили – на сей раз. Но на выборах вы не победите никогда, уж об этом мы позаботимся.
Олег хмыкнул.
Шварцман еле заметно покачал головой.
"Джао, что ты сделал? Что ты натворил?"
"Я? Суоко, помилуй! Я всего лишь проделал то, что необходимо."
"Необходимо для кого? Ты что, забыл? Совет постановил, что Хранители поддержат триумвират!"
"Решение не было единогласным. Я голосовал против, следовательно, за – только шесть из семи. Так что это не постановление, а рекомендация."
"Ты сошел с ума! Ты разрушаешь всю нашу работу… Ты… ты…"
"Суоко, успокойся. Я не нарушил наши правила. Не допускается нарушение только единогласно принятых Советом решений. На мой взгляд, ваше решение – крупнейшая ошибка за последние десятилетия. Поэтому я решил оставить пространство для маневра."
"Напыщенный дурак! Джао, ты не оставляешь мне иного выбора! Я экстренно собираю Совет. Немедленно, прямо сейчас!"
"Хорошо, Суоко. Прибуду на Базу через две минуты."
– Твои оправдания нелепы! – в голосе Ведущей – неприкрытая злость. – Как ты мог пойти против общего мнения?
– Не общего, Суоко. Не общего. Совет не является органом власти и не является голосом организации. Он лишь вырабатывает рекомендации. Простое разделение труда, не более. Почему я должен напоминать тебе устав?
– Устав безнадежно устарел! Он не менялся столетиями, с момента основания! Что казалось приемлемым в старину, не подходит сегодня. Мир стал слишком сложен, чтобы отдавать критичные решения на откуп отдельным членам организации!
– Тогда нужно изменить устав, – Джао устало прикрывает глаза. – Скажи, чего ты от меня хочешь? Даже если принять твою точку зрения, я все еще вхожу в Совет, и у моего голоса куда больший вес, чем у тех, кто в него не входит. По всем мыслимым законам я имею право на свое мнение…
– Но не на противодействие остальным!
Кажется, что Ведущая на грани срыва. Ее глаза пылают яростным пламенем, кулаки сжимаются. Телу-кукле не требуется учащенное дыхание, но ее грудь все равно вздымается, как после тяжелого бега.
– Джао, ты поставил на грань срыва важнейшую операцию! Ты дал людям повод подозревать нас в расколе! Как ты можешь настолько безответственно…
– Не тебе судить! – резко перебивает ее Джао. – Хочешь, еще раз напомню устав? Давать оценку действий Хранителя может только общее собрание. После того, как внимательно выслушает все стороны! Я что-то не припомню, чтобы собрание осуждало меня.
– Тебя осудил Совет! Мы проделали такую работу, а ты ее почти уничтожил!
– Я ничего не уничтожил, Суоко. Я не собираюсь оправдываться перед тобой, но ты и сама поймешь это, если дашь себе труд вдуматься.
– Ты не согласовал свой план с нами!
– Ты хочешь сказать, с тобой? Суоко, милая, думаешь, я не знаю про твои подковерные игры? Про твои приватные встречи с членами Совета, про попытки играть ими так же, как мы играем прочим миром?
– Довольно! Робин! Пользуясь своей властью Ведущей, я вывожу его из состава Совета!
Джао изумленно поднимает брови.
– У тебя нет таких полномочий, Суоко.
– Джао, я должен тебя огорчить. Есть, – кажется, в голосе машины слышится печаль.
– Вот как? Мне помнится, что такое допускалось только в случае явного злоупотребления статусом Хранителя. Мои действия под эту категорию не подпадают.
– Два дня назад соответствующие определения были переписаны.
Джао медленно поворачивает голову.
– Лангер?
Хранитель, кажется, вжимается, в свое кресло.
– Ну… – мямлит он, старательно избегая взгляда Джао. – Я исправлял очевидные ошибки. В конце концов, – он гордо выпрямляет спину, – это в моей компетенции!
– Не так. Не в компетенции. У тебя есть техническая возможность. Это несколько иное, тебе не кажется?
– Джао, ты больше не член Совета! – голос Ведущей напоминает мурлыканье разъяренной кошки. – Покинь, пожалуйста, помещение. Да, кстати. Я перевожу тебя во временный резерв. Ты отстраняешься от операций как в Сахаре, так и в Ростании.
– И чем же я должен заниматься… в резерве?
– Чем хочешь. Любыми личными делами. После завершения выборов твое дело рассмотрят на общем…
– Понятно. Ну, видимо, случается и так… – Джао обводит зал Совета взглядом. – Что, и никто, кроме Суоко, не хочет сказать мне ни единого слова?
Тишина.
– Ладно. Отправляюсь под домашний арест.
Хранитель неторопливо встает и подходит вплотную к Ведущей.
– Посмотри на меня, Суоко, девочка, – его голос мягок и обволакивает. – Посмотри на меня.
Он присаживается на корточки, так что их глаза оказываются на одном уровне. Ведущая яростно смотрит на него, но потом ее взгляд смягчается.
– Джао… – почти грустно произносит она. – Но ты же сам понимаешь, что…
– Нет, милая, – качает головой тот. – Дело не во мне. Дело в тебе. Ты все еще пытаешься лгать – и себе, и другим, но перерождение уже завершается. Не только твое – наше. Нам хочется власти над людьми, и мы идем к ней, забывая старые идеалы. Все в мире повторяется…
Он резко распрямляется и, не оглядываясь, выходит. Едва слышно чмокает дверная мембрана.
Суоко смотрит в пол. И никто не пытается встретиться с ней взглядом.
26
Водитель попался из тех, что редко задумываются о природе груза во вверенном транспортном средстве. На крутых изгибах монорельса пассажиры трамвая кубарем летели друг на друга.
– Как картошку везет, б…! – выругался кто-то неподалеку от Александра. – Ни хрена о людях не думает! Эй, водила, так тебя и перетак, думай, что делаешь! – завопил он во всю глотку, так что стоящие рядом отшатнулись в стороны. – Тормози, когда поворачиваешь!
– Молодой человек! – раздался откуда-то из гущи толпы укоризненный старческий голос. – Как можно так выражаться при людях…
– Молчи, бабка, – равнодушно отбрехнулся охальник. – Не маленькие твои люди, все слова, небось, сами знают.
Трамвай в очередной раз занесло на повороте, и Александра бросило вперед. Его соседа отнесло в сторону, и в лицо ударил запах пива.
– Держись лучше, интеллихент, – беззлобно посоветовал ему тот же голос, что ругал водителя.
– Извините, – пробормотал Александр. – Я не хотел…
– Вот и я про то же, – охотно откликнулся голос, принадлежащий, как оказалось, здоровому детине, от которого ощутимо несло пивом. – Везет, говорю, людей как картошку, – детина рыгнул. – Да и то сказать, не во всем этот водила виноват, верно я говорю?
Он вопросительно уставился на Александра. Толпа прижала их друг к другу, так что тому осталось только молча кивнуть.
– Вот и я про то же, – опять согласился детина. Видимо, пиво пробудило в нем страстное желание с кем-нибудь поговорить. – Понимаешь ты, если бы монтажники, мать их так и через колено, монорельс с умом прокладывали, то и не мотало бы тебя на поворотах, как бычьи яйца. Мне тут один умный человек рассказывал… – Детина многозначительно поднял вверх палец, неосторожно отпустившись от поручня. Как раз в этот момент трамвай опять занесло, и он всей своей немаленькой тушей повалился на соседей. Не обращая внимания на поднявшуюся ругань, он дотянулся до поручня, выпрямился и снова повернулся к Александру:
– Слушай, я тут выпил немного, ничо, да?
Александр обреченно кивнул, прикинув, что до его остановки тащиться еще несколько минут. Авось не помру, грустно подумал он. Ненавижу трамваи. Не-на-ви-жу. Вечно в них что-нибудь случается – то кошелек вместе с карманом вырежут, то ноги отдавят. Сейчас вот к алкоголику прижали, от одного дыхания окосеть можно. Ну ничего, этот еще мирный, а то мог бы и морду бить полезть. Сколько мне еще на машину копить? Полгода? Нет, пожалуй, год, не меньше. Ничего, скоро приедем, так что совсем чуть-чуть потерпеть осталось…
– …проезводная, понимаешь, – тем временем развивал свою мысль детина. – Так и говорит: понимаешь, Костя – это он меня Костей зовет, уважает, значить, понял, да? – понимаешь, Костя, ежели вторая проезводная гладкая, и третья тоже гладкая, то и никаких заносов на поворотах быть не должно. А проезводная эта, говорит, такая хитрая штука из математики, что ее завсегда правильно посчитать можно, потому что рельс в вышине идет и препятствиев не имеет. А наши долбаки… – Детина по имени Костя опять рыгнул, и Александра обдало тошнотворным запахом, – а наши долбаки считать ленятся, вот через это простой народ и страдает. Вот ты за кого, например, голосовать будешь, а?
Несколько ошарашенный неожиданной переменой темы, Александр промямлил что-то невразумительное.
– Вот и я про то же, – обрадовался детина Костя. – Я и говорю, что все они там долбаки, и все про простой народ не думают, во как!
Трамвай остановился у платформы, и в открывшуюся дверь устремилась новая толпа народа. Амбал Костя даже не покачнулся под ее напором, по ходу дела прикрыв и Александра. И то хлеб, промелькнуло у парня в голове, а продержаться осталось только один перегон, ну, водила, ну, дорогой, жми на газ, да посильнее!
– Вот тут нам на заводе втолковывали, за кого голосовать надо, блин, опять забыл фамилию! Ну, за этого, котяру толстого, лысого, говорят, больше всех о нас печется. Да только вот я ни на столечко, – он продемонстрировал Александру грязный ноготь мизинца, – не верю. Опять нам лапшу на уши вешают, блин. Вот покойный Председатель толк в людях понимал, а эти все… Жопы они жирные! Не, вру, есть там один такой, на тебя похож, только без очков, как же фамилиё-то его, ё-моё… – Детина глубоко задумался. – Киселев, что ли… Не, Кисляков… Во, вспомнил, Кислицын! – Он торжествующе ухмыльнулся. – Вот он вроде парень ничего, и молодой еще, и дело иногда говорит, как тогда, на площади.
Он доверительно наклонился к Александру, опять обдав его перегаром:
– Я там сам был, сам все видел. Пришел к нам какой-то козел в костюме и грит, идите, мол, на площадь, а ваш начцеха ответственный, и ежели не пойдет кто, так мы вашего начальничка по первое число взгреем. А начцеха-то у нас, Петр Васеич, мужик ничо, понимающий, бывалоча, приползешь утречком на работу в дупель пьяный, а он тебе и грит, иди, мол, домой, проспись, но ежели завтра таким появишься – на себя пеняй. А я чо, я все понимаю, на следующий день на работе как стеклышко, и план наверстываю, как миленький. Ну так вот, я и пошел, чтобы Петра Васеича не подводить…
Александр краем глаза глянул в окно. Пора пробираться к выходу.
– Вы выходите? – спросил он женщину в коричневом пальто, стоящей на пути к дверям. Та молча дернула плечом. Александр вздохнул и начал протискиваться между ней и шкафообразным Костей.
– Ох, и выдал же тот парень там всем по первое число, – продолжал бубнить сосед ему в затылок. – Хранителям этим хреновым, я хочу сказать. Мы тут с корешами недавно, когда пузырь на троих взяли, так и решили – голосовать за него пойдем. Он там самый правильный, верно?
Двери перед Александром распахнулись, и он, чувствуя, что его сумка безнадежно застряла где-то позади, рванулся изо всех сил. Что-то в его пиджаке треснуло, и он почти кубарем выкатился на платформу.
– Так вот я и говорю, – крикнул ему вслед из-за закрывающихся дверей трамвая Костя, – только за него и можно!
Дверь со стеклянным звоном распахнулась, и в комнату стремительно влетела Зинаида Валентовна.
– Так, девочки и мальчики! – заявила она своим тонким неприятным голоском, который, впрочем, сама считала вполне мелодичным и музыкальным. – Ну-ка, живенько вставайте из за столов, хватит сидеть, спинку утомлять, пора и погулять немного!
Она широко, но фальшиво улыбнулась. Уже пятнадцать лет состоя в профоргах института, Кушакова считалась – наверное, по праву – хорошим организатором, но при этом еще и полагала себя чем-то вроде мамочки для глупой молодежи. Ольга терпеть ее не могла за самоуверенность, с которой та давала окружающим дурацкие советы. – Все на собрание в актовом зале, все на собрание!
Профоргша подошла к Семену и решительным движением захлопнула лежащий перед ним справочник:
– Вставай, Сенечка, пора прогуляться-развеяться!
Не обращая внимания на ошарашенно-злое выражение, появившееся на лице конструктора, она стремительно двинулась дальше – Ольга едва успела сдвинуть кульман с выступающим чертежом в сторону – и исчезла через другую дверь.
Метнув ей вслед огненный взгляд, Ольга с хрустом разогнула спину и потянулась. Несколько пожилых леди, смаковавших чай в уголке и представляющих в их отделе высший свет, неодобрительно покосились на ее ладную фигуру в обтягивающей кофточке, впрочем, ничего не сказав. С некоторых пор между ними установилось вооруженное перемирие – она не лезла на рожон, а леди, побаивающиеся ее острого язычка, не высказывались в ее адрес публично. На треп же за спиной Ольге было решительно наплевать.
Размяв спину, она подошла к Семену, который все еще задумчиво покусывал карандаш, глядя на листок с выкладками. Она приобняла его за плечи и слегка взъерошила волосы.
– О чем задумался, добрый молодец? – полушутливо-полусерьезно прошептала она ему в ухо. – Опять балка на стропилах не держится?
Семен фыркнул и бросил карандаш на стол, обняв ее за талию.
– Полчаса, понимаешь, формулу искал, – печально улыбнулся он краем рта, – а тут пришла эта корова и книгу захлопнула. Я даже линейку вложить не успел! – Он вздохнул. – Ладно, фиг с ней, нашел раз, найду и снова. Ну что, пошли?
– Пошли, – кивнула Ольга. – А что случилось?
– Ты не знаешь? – удивился Семен, поднимаясь из-за стола. – Перед входом плакат четыре на два метра висит. Елки зеленые, как для чертежей краковский ватман – так дефицит, а как для мурни всякой – пожалуйста. Ты что, действительно не видела?
– Не-а, – помотала головой Ольга, дергая его за ухо. – Ну, не томи, рассказывай! Что случилось в нашем тихом омуте?
– Да ничего не случилось, – хмыкнул Семен. – Собрание предвыборное у нас, мозги компостировать полчаса будут на предмет того, как голосовать правильно. Пошли, пошли, а то все задние места займут, придется перед президиумом с умным видом сидеть.
Он решительно двинулся вперед, крепко ухватив Ольгу за руку. Девушка несколько секунд сопротивлялась, но потом, расхохотавшись, поддалась, и они бегом бросились в сторону актового зала.
– …не самые лучшие времена, – докладчик вытер пот со лба. В маленьком зале стояла духота, несмотря на распахнутые настежь двери и вовсю работающие вентиляторы. – Несмотря на это, мы должны, как и раньше, отдавать все свои силы на строительство светлого будущего для наших потомков, не поддаваясь минутной слабости. В нашей истории случались и гораздо более тяжелые периоды… – Ольга хихикнула. Рука Семена совершала рискованное путешествие где-то у нее под кофточкой, и ей стало щекотно. С передних рядов на них неодобрительно зашикали. -…поэтому особенно важно сделать осознанный и, самое главное, правильный выбор!
Докладчик многозначительно посмотрел в зал.
– Несмотря на обилие кандидатур на этот высокий пост, мы полагаем, что кандидатура Перепелкина Владислава Киреевича не имеет альтернативы.
Он остановился, налил в стакан воды из стоящего перед ним мутно-желтого графина и со вкусом выпил ее в несколько глотков.
Ольга сглотнула пересохшим от жары горлом. Внезапно на нее накатило какое-то ожесточение.
– А Кислицын все-таки лучше! – громко заявила она. – Он, по крайней мере, куда красивее, чем этот ваш Перепукин!
Докладчик на трибуне подавился водой. Ольга мстительно ухмыльнулась.
– Господа, господа, спокойнее! – Докладчик попытался перекрыть возникший в зале гул. Многие ехидно оглядывались на Ольгу, что-то шептали соседям. "Разведенка", уловила она краем уха голос Зинаиды Валентовны, и гордо выпрямилась в кресле. Пусть себе треплются, ей не жалко. Разведенка… Конечно, жить с мужем-алкоголиком – достойно, а развестись – позор! Парень из соседнего отдела, сидящий на пару рядов дальше, оглянулся на нее и склонился к соседу, что-то нашептывая ему на ухо и гадливо улыбаясь.
Докладчик, отчаявшись перекричать шум в зале, отчаянно стучал ложечкой по графину. Постепенно шум снизился, и он смог продолжить:
– Господа, я понимаю, что все устали после долгого рабочего дня, особенно молодежь, – он примирительно улыбнулся в сторону Ольги, – но я прошу все-таки понять, что речь идет о серьезных вещах. Да, Кислицын – перспективный молодой политик, и в будущем, я полагаю, он немало сможет сделать для нашей страны, возможно, даже на посту Народного Председателя. Но сейчас он еще слишком молод для такого высокого поста, у него не хватает опыта, и облечь его высшей властью в самый критический момент… м-м-м… мягко говоря, неразумно. Я прошу отнестись к выбору со всей ответственностью, тем более, что Кислицына никуда не собираются задвигать, о чем в последнее время ходят упорные слухи. Это злобная провокация врагов нашего государства! У нас каждый имеет право выдвигаться на любой выборный пост, и проигрыш в честной борьбе – не основание для того, чтобы применять к нему ужасные санкции. Это все и в Уложении сказано, сами знаете. К сожалению, сейчас достаточно деструктивных элементов, которые распускают ложные слухи в надежде дестабилизировать ситуацию…
Зинаида Валентиновна остановила Ольгу, когда они с Семеном наконец-то выбрались из духоты зала.
– Милочка, можно вас на минуту? – заявила она не допускающим возражения тоном, цепко ухватив Ольгу за руку и оттащив к стене. Та нехотя последовала за профоргом, мимоходом взглянув на часы. – Сенечка, постойте, пожалуйста, в сторонке, у нас личный разговор.
Зинаида Валентиновна кивнула, как бы подтверждая этот непреложный факт. Семен растерянно взглянул на нее, потом на Ольгу, затем пожал плечами и прилепился к стене в нескольких шагах.
– Знаете что, Оленька! – глаза Зинаиды Валентиновны метали громы и молнии. – Как вы можете позволять себе такие выходки! Это серьезные вещи, и вы не имеете права на такие несерьезные высказывания!
– Извините, – равнодушно ответила Ольга. – С языка сорвалось. Больше не буду.
Она отсутствующе взглянула поверх головы собеседницы. Действительно, случился же грех… Поскорей бы она свою нотацию закончила.
– Не извиняю! – решительно отрезала профоргша. – Уже не в первый раз вы, Оленька, выступаете в роли этакого, понимаешь, возмутителя коллектива. Чего только стоит ваш скандальный развод с мужем! Это в нашем-то трудовом коллективе, борющемся за звание образцового…
– Какое вам дело до моего развода? – лицо Ольги начала заливать краска. – Это моя личная жизнь, которая не имеет ничего общего с вашим коллективом! Я уже не раз говорила…
– И напрасно! – сбить Зинаиду Валентиновну с мысли удалось бы только бульдозером, да и то не факт, что машина вышла бы победителем. – Моральный облик члена коллектива имеет непосредственное отношение ко всем остальным. Я уже не говорю про ваши внебрачные, беспорядочные, не побоюсь этого слова, половые связи…
– Слушайте, вы! – Ольга схватила собеседницу за руку и сжала ее так, что тетка побелела от боли, беспомощно разевая рот, словно рыба на берегу. – Зарубите на своем длинном носу раз и навсегда: я сама в состоянии разобраться в своих отношениях с Семеном. Я сделаю так, как надо мне, а не вам, ясно? Если мы считаем, что брак для нас необязателен, это наше личное дело, не ваше!
Девушка с силой оттолкнула от себя хватающую воздух Зинаиду Николаевну, и неверными шагами побрела куда-то по коридору. Неожиданно на ее глаза навернулись слезы, но отчаянным усилием воли она отогнала их. Не увидит эта старая кляча ее слез, ни за что!
– Оля, стой! Подожди! – донесся до нее голос Семена. Он догнал ее и пошел рядом, взяв за руку. – Что случилось? Куда ты так бросилась?
Ольга нерешительно посмотрела на него, открыла рот и вдруг, резко остановившись, разрыдалась.
– Оля, Оленька, да что с тобой? – затормошил ее Семен. – Скажи мне, что произошло?
– Се… ня… – сквозь всхлипы выговорила Ольга. – Скажи, ты… ты тоже… так думаешь? Как они все?
– Как? – удивленно переспросил Семен. – Как они все думают? Погоди, ну-ка, иди сюда… – Он увлек ее за собой в нишу, где били питьевые фонтанчики, и заключил в объятия. Ольга попыталась вырваться, но хватка у Семена оказалась железной. – Вот теперь говори, родная.
– Они… они все меня ненавидят! – отчаянно выкрикнула Ольга сквозь слезы. – Они… я разведенка! Мне это не говорят в лицо, но я вижу, вижу! Пусти меня, ты такой же, как они! Вам, мужикам, лишь бы развлечься, а на нас наплевать! Пусти!…
– Ч-ш-ш-ш! – Семен приложил палец к ее губам. – Я понял, милая. Все в порядке, – он нежно поцеловал ее в щеку, затем в губы. – Все хорошо, все нормально, любимая, все будет хорошо, только не плачь, прошу тебя, Оленька, не плачь!
