Текст книги "Серый туман"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
Неожиданно четкая и ясная картинка возникает на кинескопах, цветных и черно-белых, больших, с картину, и совсем крохотных, чуть больше кулака. Невообразимой красоты девушка в глухом черном свитере и затянутыми в конский хвост волосами медленно распахивает глаза. В этих глазах тонешь, тонешь, и только возмущенное фырканье опостылевшей супружницы возвращает к реальности…
– Граждане Народной Республики Ростания! – мелодичный даже сквозь шипящие динамики голос вызывает странные мечты, оживляет давно забытые воспоминания. – К вам обращаются те, кто называет себя Хранителями. Долгие годы вы страдали от распоясавшихся бандитов и воров, не чувствуя себя в безопасности даже в собственной квартире. Сегодня утром мы получили еще одно подтверждение того, что убийцы и грабители окончательно распоясались. В своей собственной квартире при попытке ограбления погибли известный писатель Владимир Куаро и его малолетний сын.
Камера наплывает на лицо девушки, на экране остаются лишь ее темные, лишающие воли глаза. На мгновение в них мелькает отражение – распростертые на полу тела.
– Чаша терпения переполнена. Долгие столетия мы тайно хранили вас от невзгод и напастей, оберегая и защищая. Но этот путь исчерпал себя. Мы более не в состоянии бороться со шквалом преступлений под прикрытием тайны. Отныне мы соединяем свои знания и умения с мудростью Народного Правительства Ростании. Знайте – с сегодняшнего дня вы более не одиноки. Мы идем вам на помощь.
И вновь – мгновенный блеск отражений в зрачках. Хулиганского вида парень в кепке – его лицо искажено болью, суровые люди окружают его, в землю косо втыкается складной нож. Человек в маске, вцепившийся в пожарную лестницу на уровне третьего этажа, а перед ним – висящая в воздухе странного вида машина. Ворота с неразборчивой надписью, в которой угадывается слово "склад", а рядом – пухлый человечек с толстым пакетом под мышкой в страхе застыл возле юношей с повязками дружинников…
– С завтрашнего дня, – голос из динамиков гипнотизирует, – во многих городах откроются станции Хранителей. Со временем они появятся повсюду. Мы защитим вас от тех, кто паразитирует на вас, убивает, грабит, насилует, ворует. Мы не обещаем вам решения всех проблем, но мы обещаем безопасность.
Камера резко отъезжает назад, и теперь видно, что девушка держит острием к земле длинный блестящий меч. Она медленно поднимает оружие над головой, и его блеск затмевает экран.
– Если вы знаете о преступнике, что живет неподалеку, сообщите о нем на станцию Хранителей. Мы позаботимся о том, чтобы он больше не угрожал вам. Не медлите – от вас может зависеть не только ваша, но и чужая жизнь.
Клинок с резким свистом рассекает воздух. Вспышка – и на экране не остается ни меча, ни девушки. Только медленно вращается шар со странным рисунком – цветным даже на черно-белых экранах. Потом пропадает и он. Мгновение бегут помехи, но тут же снова появляются картинка и звук – прерванная передача продолжается как ни в чем не бывало.
Словно очнувшись ото сна, люди перед экранами недоуменно переглядываются. В их глазах – немой вопрос… и надежда?
Часть вторая. Шквал
11
В конце августа председатель сельскотоварного производства «Светлый путь» подарил на день рождения пятнадцатилетнему сыну одноствольный дробовичок. Председатель испытывал ностальгические чувства по собственному детству, когда дед обучал его охотиться на зайцев. Он до сих пор держал на полке в шкафу уже изрядно побитое молью чучело одного из этих несчастных животных, убитого в славные добрые (для председателя, не зайца) времена.
На следующий день сын председателя похвастался своей новой игрушкой перед ватагой друзей, онемевших от черной зависти. Теплое августовское солнце сверкало на хромированных накладках ложа, пуская зайчиков далеко окрест. Паренек наслаждался своей новой и почти взрослой ролью вооруженного предводителя отряда, готового идти за ним в огонь и воду. Разумеется, серьезная репутация требовала подтверждения серьезным делом: как минимум подстреленным тигром или – за неимением таковых в местных лесах – медведем.
Компания подростков целый день блуждала по окрестным рощицам и болотам в надежде к вечеру украсить свою тайную штаб-квартиру на народном сеновале рядом с коровником новым меховым ковром, снятым с такого большого, но, по слухам, трусливого животного. По счастью для них, ни одного медведя они так и не нашли. Гроза лесов давно не водилась в этой местности, о чем юные повесы благополучно не подозревали. Они не нашли также ни одного волка, лисицы или даже захудалого зайца, поскольку все окрестное зверье разбегалось в стороны, перепуганное ребячьим гвалтом, задолго до того, как оказывалось в зоне видимости. К концу дня промокшие и злые охотники угрюмо возвращались домой по железнодорожным шпалам. Именинник чувствовал, что его репутация становится такой же подмоченной, как и штанины. Для поддержания авторитета он решил продемонстрировать класс стрельбы по первой попавшейся цели, чтобы хотя бы так убедить других в своем превосходстве. Единственной достойной целью, попавшейся ему на глаза, оказался старый семафор, подмигивающий зеленым глазом. Спустя несколько секунд в его направлении вылетела струя пороховых газов, перемешанных с дробью-мелкашкой.
До этого горе-стрелок имел дело лишь с пневматической винтовкой в тире возле вокзала, в областном городе, где однажды побывал с отцом. Он не подозревал, что огнестрельное оружие при выстреле ведет себя куда недружелюбнее пневматического. Поэтому отдача от выстрела подбросила вверх ствол ружья, и заряд по большей части ушел в молоко. Однако несколько стальных дробинок все-таки попали по злополучному устройству, вдребезги разбив красное сигнальное стекло вместе с расположенной под ней галогенной лампой. По невероятному стечению обстоятельств одна из дробинок попала точно в щель на кожухе семафора и, срикошетив пару раз от внутренних частей и повредив электронику, намертво заклинила переключающий механизм.
Перепуганные видимыми последствиями выстрела – несколько осколков стекла свалилось им на головы – ребята брызнули в разные стороны. Чуть позже все, за исключением стрелка, благополучно добрались домой. Лишь один из них простудился и три дня лежал в постели с обильным насморком. Сын же председателя, напуганный сильнее всех, поскольку наконец осознал не самый лучший выбор мишени и возможные последствия для мягких частей тела со стороны папашиного ремня, еще долго блуждал по лесу. Он не решался вернуться домой, где, он подозревал, его уже ждал усиленный наряд полиции вкупе со сторожевыми собаками. В конце концов он оступился и упал в затянутую ряской бочажину. Счастливо подвернувшаяся ветка позволила подростку выбраться на берег, но ружье осталось где-то на дне озерка. Спустя некоторое время он, мокрый и несчастный, все-таки решился вернуться домой, где и был порот отцом за утерю дорогого подарка.
Ранним утром следующего дня тяжелый товарный состав, груженый зерном для закромов Первого городского хлебозавода, следовал по той самой ветке в направлении станции Сортировочная-2. В это время по другой линии к станции приближался скорый поезд Мокола-Каменный Пояс. Автоматизированная система управления движением выдала на семафор?1472 приказ переключиться в состояние "Закрыто", что и было зафиксировано дежурным диспетчером. Застрявшая дробинка удержала контакт реле и не позволила не только дать ток на красную – уже разбитую – лампу, но и отключить зеленую. Поврежденная электронная схема, проверив напряжение и силу тока в цепи, подающей ток на лампу, сделала вывод о том, что переключение произошло корректно, о чем и отрапортовала диспетчерскому вычислителю станции. В кабинете диспетчера на большой карте прилегающих к станции путей семафор, к которому шел грузовой состав, отобразился красным цветом. Одновременно на пульте управления грузовоза замигала красная лампочка, требуя сбросить скорость и остановиться перед запрещающим сигналом.
День обещал быть хорошим, и поднимающееся солнце било машинисту прямо в глаза. Поэтому он не заметил разбитого красного стекла семафора, хотя довольно отчетливо разглядел горящий зеленый сигнал. Успокоенный, он продолжил обсуждать с помощником животрепещущую тему: в каких магазинах вероятнее всего достать колбасу и сахар. В последнее время эти, да и многие другие, продукты начали периодически исчезать с прилавков. Если точнее, то они лишь эпизодически там появлялись, собирая большие очереди. В некоторых городах товары даже иногда продавали только по предъявлению паспорта с местной пропиской. В продуктовом же ларьке депо, рядом с которым жил машинист, колбасы в продаже не замечалось уже не первый год. Поэтому ее приходилось всеми правдами и неправдами доставать там, куда он гонял составы.
Увлеченные обсуждением, ни машинист, ни его помощник не обратили внимания на мигающий огонек на пульте. Пару лет назад, когда началась решительная борьба за экономию народных средств, связанный с ним зуммер исключили из электрической схемы, а конструкторам начальство устроило головомойку за неразумный расход комплектующих. КБ уже почти победило в конкурсе экономичных конструкций, так что его начальство готово было спускать с подчиненных умников шкуру за каждый лишний проводок.
Этот грузовоз принадлежал к наиболее экономичной серии.
Состав с зерном не отреагировал на сигнал остановки и продолжил движение в сторону стрелки. По старости лет датчики давления на большом участке этого пути вышли из строя, так что нарушение приказа своевременно не обнаружилось. Когда машинист заметил пересекающий стрелку пассажирский поезд, было уже поздно. Сверхтяжелая махина грузового состава требовала для остановки минимум пары сотен метров. Такого запаса у него не осталось.
Грузовой состав врезался в середину пассажирского. Часть поезда, успевшая миновать стрелку, почти не пострадала. Сцепка между протараненным и предыдущим вагоном порвалась сразу. Но последние пассажирские вагоны, по инерции двигаясь вперед, сталкивались с напирающими вагонами с зерном. Перемешанные в одной кошмарной куче, стекло, пшеница, человеческая плоть, сталь, дерево и кровь обрушивались под крутой откос в застоявшееся болото.
Погибшие составы с зерном и людьми полностью разрушили железнодорожные пути и сильно повредили насыпи на протяжении нескольких десятков метров, надолго парализовав движение по участку. К несчастью, в это время на параллельных ветках проводились плановые ремонтные работы, и пустить по ним поезда в обход места аварии не представлялось возможным в течение нескольких суток. Миллионный областной центр оказался почти полностью отрезанным от своей продовольственной базы. В результате уже на следующий день по городу выстроились панические очереди за продуктами питания. Люди бросали рабочие места, чтобы купить хоть что-нибудь, около магазинов толпились многотысячные толпы. Некоторых задавили, кто-то умер в давке от разрыва сердца, все чаще недовольные выкрики адресовались городскому руководству – и даже еще выше. Через два дня в городских магазинах исчезли все продукты, кроме хлеба. Еще через день кончился и хлеб.
Толпа у Центрального Универмага, в которой впоследствии по видеозаписям телекамер Общественных Дел насчитали около семи тысяч человек, услышав известие о том, что хлеб кончается, заревела как медведь, раздраженный капканом на лисицу. Зазвенела разбитая камнем витрина. Полицейский из оцепления, озлобленный не меньше, чем очередь, с размаху ударил виноватого дубинкой. На него бросилось сразу семеро. Через полминуты оцепление смяли, и толпа начала громить магазин. Вскоре погромы перекинулись на всю прилегающую местность. Почти мгновенно толпа увеличилась вдвое, затем вчетверо. За короткое время она разнесла управу наместника Народного Председателя, зал заседаний Комитета Народного Самоуправления, областное полицейское управление и здание Службы Общественных Дел. Группа разъяренных женщин растерзала Народного наместника, пытавшегося скрыться через черный ход. Городом завладел хаос.
Еще через сутки в город вошли внутренние войска с приданной им тяжелой бронетехникой, переброшенные транспортными вертолетами. Через два дня беспорядки подавили окончательно. Число жертв среди распоясавшихся хулиганов, по заявлению официальных источников, не превысило двухсот человек. В целях недопущения распространения ложных слухов крематории работали только по ночам. С их сотрудников взяли подписку о неразглашении.
Почти немедленно Народный Председатель ввел в стране чрезвычайное положение.
12
– Макулатуры у тебя здесь – завались…
Хмырь – Олег до сих пор не мог заставить себя называть Прохорцева по имени, во всяком случае, мысленно – по-хозяйски смахнул со стула несколько бумажек и уселся, закинув ногу на ногу. От его начищенных до блеска ботинок по стене метнулись солнечные зайчики.
– Все время в чем-то копаешься, роешь, умными глазами смотришь, а сказать толком ничего не можешь. Прямо как собака! – Прохорцев хохотнул. Олег подавил приступ раздражения. К шуточкам подручного Шварцмана он уже привык. С дураком связываться – самому дураком выглядеть. Нет, чаще всего Прохорцев оставался неплохим парнем, но иногда словно срывался с цепи. – Нарыл что-нибудь новенького?
– Нарыл… – Олег откинулся на спинку кресла и открыл глаза, отключаясь от интерфейса. – Целую кучу нарыл. Вы как, Арсений Афанасьевич, на самом деле интересуетесь? Или просто заботу изображаете?
Прохорцев хмыкнул.
– Интересуюсь, интересуюсь… – пробурчал он. – Уж и спросить нельзя. Слушай, вот ты мне серьезно скажи – есть прок от твоей работы или нет? Шеф как-то непонятно хмыкает, когда я ему твои бумаженции подсовываю. Вот это, – он двумя пальцами приподнял один из листков, что опасно перевесился через край стола, – об что? Рейсы какие-то, транспортные колонны… Номера-то зачем?
– Номера грузовиков, – неохотно пояснил Олег, с хрустом потягиваясь. Объяснять что-то Прохорцеву не хотелось. Но и копаться в бесконечных таблицах и сводках тоже надоело. Тянуло поговорить. Эх, может, и правда перетянуть к себе Бегемота в секретари? Так ведь гордый, собака, не пойдет. А зачем, собственно, в секретари? Можно и в первые замы. Опять же, башка у него варит не хуже моей… – Любопытные, понимаете, картинки вырисовываются. Вот, скажем… – он наклонился и через стол выдернул у Прохорцева бумажку. – Вот эта табличка – сколько раз и куда совершали рейсы грузовики с указанными номерами. Построена по косвенным данным – регистрация на пропускных пунктах автоинспекции, корешкам талонов на бензоколонках и тому подобной мелочевке. А вот эта, – он взял еще одну бумажку, – официальные сводки, предоставляемые бухгалтерией автоколонн. Не полные, конечно, только выдержки по грузовикам из первого листа. Сравните сами.
Хмырь что-то пробурчал под нос, но взял оба листка и некоторое время перебегал глазами с одного на другого. Потом присвистнул.
– Это что же получается? – удивленно проговорил он. – Выходит, они в два раза больше бегали, чем заявлено?
– Точно так, – кивнул Олег. – И это общая картина по крайней мере по двум десяткам автоколонн. Похоже, водители калымят налево и направо. Да с директорами делятся, чтобы те не мешались. А вы пробовали когда-нибудь транспорт заказать? Для дела, я имею в виду – шкафы для министерства перевезти, скажем? Я пробовал, еще когда снабженцем работал. Фиг-два допросишься – то бензина нет, то весь транспорт в разгоне. Зерно, блин, на токах преет, потому что грузовиков нет его до элеватора доставить! А эти на стороне подрабатывают.
– Ну, все мы люди, все человеки… – Прохорцев откровенно зевнул и положил листки на стол. – Ежли людям маленькие грешки не прощать, как жить-то? Жизнь такая.
– Платить людям надо по-человечески да гонять в три шеи за такие подработки! – рассердился Олег. – Никакой сознательности…
– Молодой ты еще, парень… – усмехнулся Хмырь. – Толку-то им платить? Все равно в магазинах пусто. Ну ладно, кто-то на черный рынок сунуться может, если людишек правильных знает. Но ведь там цены такие, что и на пятикратную зарплату не разгуляешься. Да и еще подорожают, если туда все бросятся. Нет уж, ты, дружок, жизни не нюхал. Как пришел после института по распределению на спецпаек министерский… Кто, кстати, подсобил? Лапа, небось, нашлась, мохнатая до невозможности?
– Не было у меня лапы! – Олег аж привстал от возмущения. – У меня с истфака диплом красный, да еще и за четыре года!
– Чтобы в министерство сразу попасть, пусть и младшим делопроизводителем, нужно не диплом красный иметь, а другие бумажки того же цвета. На которых циферки нарисованы, знаешь, единичка такая и пара ноликов. Или родственничка любящего… Ладно, твое дело. Не хочешь – не говори. Я человек маленький, а шеф все равно про тебя все знает. Я что хочу сказать – грош цена твоим изысканиям. Что водилы на стороне подрабатывают, все знают. Я сам однажды такого за двадцатку нанимал, диван тещин перевезти. И что продавцы воруют по мелочам, а завбазами – по-крупному, тоже не секрет. Ну, посадят одного-второго, а толку-то?
Олег, заколебавшись, молча посмотрел на него. Совершенно детское желание показать, что и он не лыком шит, распирало его изнутри, словно воздушный шарик. Он попытался обуздать себя, но не выдержал. Шарик лопнул, мысленно усмехнулся он перед тем, как открыть рот.
– Еще одна сводка имеется, Арсений свет Афанасьевич, – он небрежно выдернул из кипы еще одну бумажку. – Секретная, между прочим. В руки не дам, и не просите. Знаете, что в ней описано? Перемещение крупных партий "аравийской мути". Наркотик такой синтетический, не очень сильный, но привычку вызывающий. У Павла Семеновича агенты имеются, которые сообщают, когда и куда отправлялись партии груза. И вот если мы наложим эти сведения на ту сводочку по левым рейсам, очень удивительные вещи выясняются. Может, конечно, у меня что-то и упущено, но сама тенденция оч-чень интересна.
Олег замолчал, наслаждаясь заинтересованным видом на лице Прохорцева. Тот безуспешно пытался скорчить скучающую мину, но, наконец, сдался.
– Ну ладно, колись, – махнул он рукой. – Все равно ведь расскажешь, пусть и секретно. Да ты не бойся, у меня допуск не ниже, чем твой.
– Допуск, допуск… – пробурчал Олег. – Ладно. Если предположить, что наркоту самолетами возить рискованно, да поездами – тоже, мало ли кто и когда в грузе порыться захочет, то возят ее автотранспортом. И если проверить, кто и когда совершал дальние неучтенные рейсы, у нас еще одна табличка с номерами грузовиков получается. Вот ее могу показать. Держите.
Прохорцев со скептической миной принял листок, но тут же его брови поползли вверх.
– Это же… Это же… – пораженно пробормотал он. – Парень, ты уверен, что не ошибаешься?
– Нет, к сожалению, – развел руками Олег. – На три раза перепроверил. Спасибо Хранителям, машинка для обработки документов у них замечательная, сбоев не допускает. Тот-то и оно, что спецномера. Все пятнадцать машин приписаны к спецколоннам Службы Общественных Дел в разных городах. И все эти города расположены на основных шоссе от приморских городов к столице и крупным промышленным центрам. Типа Катринвилля или Мезоя.
– И ты хочешь сказать, что "муть" возят грузовиками Общественных Дел? Слушай, парень, ты, конечно, умничка и все такое, но на твоем месте я бы сжевал эту бумажку и никому про нее не рассказывал, – Прохорцев, кажется, испугался по-настоящему. Его лицо побледнело, дыхание участилось. Пальцы нервно ухватились за подлокотники стула. – Я тоже промолчу в тряпочку, мне моя шкура еще как дорога! Да тебя же сотрут в пыль… и меня заодно, если узнают, что ты со мной откровенничал. От Дуболома тебя даже шеф не спасет! Слушай, твой кабинет не на прослушке?
– Успокойтесь, Павел Арсеньевич! – резко бросил Олег. – Кабинет не на прослушке, проверено. Вам лично ничего не грозит. Да и мне – тоже. Все эти сводки я передам Шварцману, а там он пусть сам разбирается. Да что с вами, в самом деле?
Прохорцев оттянул воротник рубашки. Узел галстука мешал, лицо казалось набросанным карандашом на ватмане.
– Сейчас… – прохрипел он. – Сейчас…
Сунув дрожащие пальцы в карман, он извлек оттуда белую таблетку и закинул ее в рот. Олег встревоженно наблюдал за ним.
– Врача вызвать? – осведомился он, положив палец на кнопку селектора. – Скорую?
– Не надо… Сейчас пройдет.
И в самом деле прошло. Через минуту Прохорцев успокоенно откинулся на спинку и часто задышал.
– Вот так и общайся с вами, молодыми да ранними… – скривился он. – Как обухом по голове. Поработай с мое с шефом, еще и не так сердечко шалить начнет. Парень, ты знаешь, как они с информаторами поступают? В бетон живьем закатывают! На куски режут! А ты ведь не информатор, нет, ты куда хуже. Плохо кончишь, помяни мои слова.
– Это вряд ли, – Олег пожал плечами. Он уже жалел, что поддался порыву. Загнулся бы гость у него на коврике – что бы он Шварцману объяснять стал? Что тайны налево и направо разбалтывает? – Не беспокойтесь, я лично уже про этот разговор забыл. Да и вы, наверное, тоже. А что с дуболомовыми наркоторговцами делать – уже не нам решать. И вообще, вы как хотите, а я домой поехал, обедать. Жрать хочется.
– …а еще знающие люди говорят, они все на шее звездочку кверх ногами носят. Это штобы шайтану поклоняться так, значит. Шайтан им свою силу дал, вот они и должны его ублажать как могут, а не то отберет он свою силу взад, они и останутся ни с чем.
Шушукающиеся бабушки на скамейке у подъезда притихли и неприязненно посмотрели на вылезающего из машины Олега. До того, как его начал привозить домой персональный лимузин, эти самые старушки охотно здоровались с ним и даже пытались обсуждать тонкости международной политики в лице злостной нарушительницы всяческих пактов Сахары. Но после введения чрезвычайки Олег все сильнее чувствовал трещину, пролегшую между ним и соседями по подъезду. В последнее время они даже перестали с ним здороваться. Ну что же, тебя, дурака, предупреждали, грустно покачал про себя головой Олег. Переехать тебе предлагали, заботились. Привычка, конечно, вторая натура, но и к жизни надо прислушиваться. Ладно, завтра пойду к управделами, как там бишь его… Бронированная дверь недовольно хрипнула хронически несмазываемыми засовами. Охранник за спиной Олега педантично защелкивал все замки, пиликая собачками. Напоследок он активировал сигнализацию и неслышно растворился в районе своего боевого наблюдательного поста на кухне.
Ну хоть какие-то преимущества у поста замминистра есть, ухмыльнулся про себя Олег, расшнуровывая ботинки. Замминистр строительства, даже формальный, не ахти что, но, по крайней мере, дверь за тобой закроют и хулигану в глаз дадут. Буде таковой сыщется, сумасшедший. И зачем охрану ко мне приставили? От разъяренной толпы один телохранитель не спасет, а отдельные злостные умышляющие давно повывелись. Хранители повывели, чтобы быть точным. От чокнутого же хулигана и пээс охранит. Ах да, они же не знают о пээсе…
– Добрый день, Олег Захарович, – негромко поприветствовала его сидящая в кресле фигура. – Ничего, что я не встаю? – Фигура немного виновато улыбнулась. – Несколько суток не спал, не поверите, ноги отваливаются.
– Ну почему же не поверю, – сухо отозвался Олег. – Хранители, как известно, день и ночь стоят на страже народных интересов. Конвоируют их, так сказать, по мере своих сил и возможностей. Здравствуйте, Тилос. Как вас сегодня величают? Все еще Василием Петровичем? Или вы опять сменили документы?
– Нет, что вы, – отозвался Хранитель, поудобнее устраиваясь в кресле. – Частая смена официального имени – верный путь к шизофрении. Кстати, я, разумеется, извиняюсь за очередное нахальное вторжение в ваши апартаменты, но сами понимаете…
– …что люди не доверяют Хранителям, а потому контакты официальных лиц с ними должны осуществляться по возможности негласно. Помню, как же. Инструктаж у нас проводится каждую неделю, и на склероз я пока не жалуюсь, – Олег наконец освободился от тугой, как удавка, портупеи бронежилета, и, скомкав, бросил его в дальний угол комнаты. – Одного я так и не понимаю – что вам стоит привить народу всемерную любовь к себе? При ваших-то возможностях это раз чихнуть! – Он громко чихнул. – Примерно вот так, – Олег с размаху плюхнулся на диван и выразительно посмотрел на собеседника. – С чем на этот раз пожаловали, э-э-э… Василий Петрович?
– Насчет народной любви и неодобрения мы с вами, Олег Заха-а… – Собеседник Олега неожиданно широко зевнул. – Простите, не удержался. Так вот, насчет народной любви мы с вами уже говорили. И не один раз, как мне помнится. Мы вмешиваемся открыто только в крайнем случае, к коему негативное отношение народных масс к Хранителям не относится. Кстати, как мы должны влиять на ситуацию, может, подскажете? Что бы мы ни делали, все не сработало или сработало не так, как надо. Возьмите ту же преступность. Все кричали о том, что бандитов надо публично на столбах вешать, житья от них не стало. Пришли мы и публично, как и требовали, располосовали на кусочки пару дюжин самых что ни на есть отъявленных головорезов. Результат вам известен – бандитов начали жалеть и покрывать, нас – ненавидеть и бояться. В результате преступность потихоньку растет, и единственный выход из этой ситуации – расстрел на месте пособников вместе с укрываемыми. Всеобщий террор и тому подобное. А это уже не наши методы, ну, вы меня понимаете… – Хранитель замолчал. – О чем это мы? Да, по поводу моего визита…
– Да, по поводу вашего визита, – немного язвительно откликнулся Олег. – Ни за что не поверю, что такой занятой человек, как вы, просто заглянул на огонек на чашку чая. Кстати, может, чая хотите? А то охрана моя от скуки изнывает, так пусть хоть кухонными делами поразвеется. Блин, навязали дармоедов на мою голову…
– Спасибо, Олег Захарович, – серьезно кивнул головой Хранитель, – от чая я не откажусь. А лучше попросите заварить кофе. С лимоном. И коньячку немного – алкоголь мне пригодится, – он терпеливо дождался, когда Олег вернулся из кухни. – А насчет охраны вы зря так волнуетесь. Недавно эти дармоеды, как вы их называете, ликвидировали на крыше снайпера. Хорошая винтовка у него была, "Стампер", прицел оптический, тридцатикратный, пули разрывные, ядом для надежности смазанные. Засел он, что характерно, как раз напротив ваших окон. Нет, нет, – он торопливо поднял руки, увидев удивленное лицо Олега, – я не хочу сказать, что тот стрелок сидел именно по вашу душу. Там неподалеку, например, закрытая секция здания, где помещения Директората Общественных Дел располагаются. И личный кабинет горячо любимого всеми господина Дровосекова Петра Казгановича, к которому так по-дружески относится небезызвестный вам начальник канцелярии Народного Председателя… – Он выдержал многозначительную паузу. – Впрочем, не суть. Браслет наш вы до сих пор носите, и правильно делаете, что свою охрану о нем в известность не поставили. Береженого, как известно, штык не берет. А забежал я к вам сегодня просто мимоходом. Передышка небольшая выдалась, я и решил между делом заскочить, кофе попить и совет хороший дать.
– Совет… – скривился Олег, как будто в его чашку кофе выжали лимон целиком. – Говорите уж прямо, господин Тилос – цэу. Ценное указание, оно же приказ в ненавязчивой форме. Можно подумать, кто-то ваших советов не слушается. Ну, что надо?
– Какой-то вы раздраженный нынче, Олег Захарович, – покачал головой Хранитель. – Наши советы выполняются потому, что это в ваших же интересах. Ну да, это и в наших интересах тоже, ну да вам-то что? Когда вы вышибаете с высокого поста вымогателя и взяточника, какое вам дело до того, что мы с этого имеем? Да и не выигрываем мы от этого ничего по большому счету. Вот, – он достал из кармана пиджака небольшой плотный конверт и бросил его на журнальный столик. – Здесь материалы, позволяющие подвести под долгий отдых в оздоровительных поселениях завотдела капстроительства. Он сбывает налево цемент и все такое. Благодаря ему минимум три больницы и один детский дом уже несколько лет числятся долгостроем.
– И что мне с этим делать? – Олег брезгливо посмотрел на конверт. – Пойти и дать ему в морду? Или охранника своего послать?
– Ну зачем же так сразу в морду? – ухмыльнулся его собеседник. – Просто передайте материалы в контору Шварцмана, там лучше знают, что с ними сделать. От своего имени передайте, разумеется. Дальше – не ваша забота. Только кого на его место поставить? Об этом уже сейчас думать надо.
– Да ладно вам меня за мальчика держать, Василий Петрович, – равнодушно отмахнулся от него Олег, – чтоб мне сейчас кофе подавиться, если вы уже об этом сами не подумали. В первый раз, что ли? – Он хлебнул из кружки изрядно остывший напиток и тут же сильно закашлялся. Темная жидкость в кружке заколебалась и выплеснулась ему на колени. Придя в себя, Олег зло швырнул чашку на столик, забрызгав конверт с компроматом, и метнул огненный взгляд на Хранителя. – Что за дурацкие шуточки?
– Ну, вы же сами сказали… – В глазах Тилоса плавали ехидные огоньки. – А подсознание – штука тонкая, иногда срабатывает независимо от воли. Видимо, не так сильно вы верите в нашу предусмотрительность, а?
Он негромко рассмеялся, и тут же осекся.
– Извините, Олег Захарович, сам я дурак и шутки у меня дурацкие, как вы верно подметили, – по комнате прошло чуть заметное дуновение ветра, кофейные пятна на костюме и столике медленно растаяли. – Разумеется, у нас есть свои рекомендации, но мы, как всегда, не настаиваем. В этот раз мы хотели бы порекомендовать вам некоего Бирона, Павла Оттовича, вы, кажется, знакомы…
– Бегемота, что ли? – тупо спросил Олег. – Ох, теперь вы меня простите, как-то неожиданно получилось. Насколько я знаю, Пашка вполне доволен своим местом, и переход на новую должность никаких выгод, кроме неприятностей, ему не сулит…
– В последнее время у него начались трения с начальством, – пожал плечами Хранитель. – Вообще говоря, он потихоньку подыскивает другое место работы. Вот мы и подумали…
– Скажите, – перебил его Олег, невинно хлопая ресницами, – а неприятности у него на какой почве начались? Случайно не на почве Хранителей?
– Разве это имеет значение, Олег Захарович? – Хранитель печально покачал головой. – Мир – это клубок причин и следствий, и бессмысленно пытаться разделить их на хорошие и плохие, как вы пытаетесь сделать по молодости. Ладно, раз уж Павел – ваш друг, то отвечу: нет, неприятности у него не по нашей вине. Скорее уж, по вашей. Его начальник выскочек вроде вас сильно не любит, а заодно и всех их друзей. Ну, у меня, собственно, все. Я пойду, если вы не возражаете. Дела, знаете ли…
