Текст книги "Большая судьба"
Автор книги: Евгений Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)
– Как же вы смогли заметить почти неуловимые признаки?
– При известном навыке их легко обнаруживает глаз, – ответил он. Это различие можно сравнить с различием во внешнем виде белого мрамора и гипса. Когда вы бываете в музее, вы легко отличите мраморные статуи от гипсовых. И те и другие белого цвета, но мраморные статуи имеют как будто блестящий, маслянистый вид, тогда как у гипсовых статуй вид матовый, тусклый. Точно так же и стальная болванка. Выше точки b она имеет накаленную красную, как бы маслянистую, блестящую мраморовидную поверхность. Когда же она охладится ниже точки b, она сохраняет тот же красный цвет, но поверхность ее тускнеет, утрачивает блеск и становится матовой, напоминающей гипс.
...Причины разрыва пушек были не только раскрыты, но и устранены. Мало того, Дмитрий Константинович научился исправлять бракованные стали, подвергая их дополнительной тепловой обработке.
Обухов крепко пожал руку молодому инженеру:
– Вы сделали большое научное открытие. Я чувствую, что вы еще только в начале пути и вам суждено многое сделать. А я уже старик... Меня измучили... – Голос его звучал печально. Он прикрыл на секунду ладонью глаза, испытывая слабость, а потом безнадежно махнул рукой: – Ну, да мое дело кончено!
– Не говорите так, Павел Матвеевич! – с жаром сказал Чернов. – Вы сделали для России большое дело, и опускать руки нельзя!
– Э-эх! – горестно вздохнул Обухов.
Было известно, что у него большие нелады с администрацией завода. С тех пор как завод перешел в Морское ведомство, вновь назначенный директор стал притеснять Обухова. Чтобы забыться, Павел Матвеевич всё чаще и чаще прикладывался к чарке. Оскорбленный, обиженный, он, наконец, отстранился от дел и уехал из Петербурга. А в 1869 году в столицу пришла весть, что Обухов скончался...
К ЧЕМУ ПРИВЕЛО ЧЕРНОВА ИЗУЧЕНИЕ ТРУДОВ АНОСОВА
Научное открытие Чернова о превращениях стали при накаливании дало возможность проникнуть во многие тайны металлургии и в том числе окончательно выяснить тайну булата. Дмитрий Константинович повторил последние опыты Аносова, изготовил булатную сталь и отковал из нее два клинка. После протравки на металле заструился приятный волнистый узор. Откуда появился он? Исследователь на опыте показал, что узор булата не что иное, как рисунок крупнозернистой структуры чистой углеродистой стали. Ясность и рельефность его получаются в результате травления клинка. Перед мысленным взором Чернова предстала работа оружейного мастера. Вот он берет накаленный стальной клинок и, постепенно замедляя охлаждение, творит чудо. Сталь становится крупнозернистой. Продолжая ковку при температуре ниже точки b, он изменяет форму кристаллов, вытягивая их. При искусной работе мастера металл не теряет своей крупнозернистой структуры.
Каждый день упорного вдохновенного труда приносил новые открытия, но работа в угарных цехах, постоянное разглядывание раскаленных, ослепительных образцов стали расстроили зрение исследователя. Нависла страшная угроза потерять зрение, но Дмитрий Константинович продолжал исследования.
В 1880 году летом Чернов поехал в Златоуст – на родину русского булата. Много лет прошло с тех пор как отсюда уехал Аносов, многое изменилось, но живы и неприкосновенны остались старые добрые традиции. Среди литейщиков работали еще сподвижники Павла Петровича. И как билось сердце Дмитрия Константиновича, когда он слушал душевные рассказы Швецова-младшего об Аносове!
Павел Швецов, широкоплечий, с густой окладистой бородой, был кряжист, крепок и вдумчив. Он с любовью рассказывал об Аносове:
– Павел Петрович был особый человек, его верный глаз примечал всё, а уши слышали самое тайное в металле. Стоит вот тут и смотрит, как металл накаливается в горне. По еле уловимому, только что рожденному цвету он уже понимал, в каком положении сталь. Всё слышал, что шепчет металл. Правда, и батюшка мой Микола Миколаевич большой мастак был, ну, прямо-таки, колдун по стали, а только всё колдовство его ничто было перед силой Аносова. Тот всё учтет. Нагреет до мясно-красного цвета, а потом моргнет глазом, – мол, живей к молоту, и пока перекидываешь накаленную болванку, она уже вишнево-красного цвета, – доспела под удар!
В Златоусте Чернов проследил весь процесс изготовления булата. Долго и взволнованно наблюдая за остыванием булата, он, в конце концов, уловил момент, который подсказал новое. Дмитрий Константинович сделал свои выводы: "Остывание должно происходить как можно спокойнее и медленнее... Тогда сталь находится при условиях, весьма благоприятствующих ее кристаллизации, так что образуются довольно сильные оси древовидных кристаллов и довольно большие группы параллельных осей; группы эти потом срастаются".
Что же такое остывание металла?
Чернов первый дал верный и точный ответ: сталь (и вообще металлы) имеет кристаллическое строение, и процесс затвердевания металла есть не что иное, как процесс кристаллизации.
Это подсказывали ему опыты с проведением кристаллизации различных солей. Вот и сейчас он еще раз убедился в этом, изучая условия затвердевания, при которых в сплаве происходят химические изменения. Именно в это мгновение прекращается падение температуры, и она остается постоянной до тех пор, пока не завершится перестройка сплава, после чего остывание продолжается.
Он хорошо помнил свой первый опыт с охлаждением раствора поваренной соли, который помог ему наглядно показать значение критических точек.
В маленькой тесной лаборатории на Обуховском заводе перед ним стоял десятипроцентный раствор соли. Дмитрий Константинович наблюдал постепенное равномерное падение температуры до -8°. Дойдя до этой точки, падение температуры вдруг прекратилось, и некоторое время она держалась на одном уровне. Что же происходило в растворе? В нем в эти минуты замерзла часть воды, отчего насыщенность раствора повысилась. Когда это произошло, температура вновь стала равномерно падать, и так продолжалось до -22°. При этой температуре весь оставшийся раствор застыл, и дальнейшее охлаждение раствора уже никаких новых критических точек и остановок в падении температуры не принесло.
Проведенные многократно опыты с соляными растворами различной насыщенности подтвердили это правило.
Тогда же Чернов перенес изучение на металл и установил, что подобное перемещение критических точек происходит и в стали.
Много раздумий и наблюдений осталось позади. Теперь он знал, что перемещение критических точек в металле тесно связано с процентным содержанием углерода, и записал:
"Сталь, до сих пор употребляемая в промышленности и в искусствах, по преимуществу есть соединение железа и углерода. Чем чище это соединение в данном куске стали, тем лучше, тем выше ее качество. Самая лучшая сталь, какую когда-либо, где-либо делали, есть, без сомнения, булат...
Особенности булата, а именно узоры на нем, сбивали многих с толку; все хотели искать эти высокие качества булата в каких-то особенных примесях, делали весьма тщательный анализ и не находили, к удивлению, никакого заметного элемента, присутствие которого могло бы объяснить эти узоры. Так как узоры в булате тесно связаны с качеством самой стали, то нападали на мысль найти такое вещество, которое, будучи сплавлено со сталью, давало бы узоры; сплавляли стали с разными металлами: с платиной, с серебром и т. д. – и, действительно, получали узоры, но, во-первых, они далеко не имели ни той правильности, ни той красоты, и, во-вторых, и самое главное, полученная сталь всегда уступала в качестве булату.
Особенность узоров булата заключается еще и в том, что если вы нагреете кусок хорошего булата с ясно развитыми узорами до светло-красного каления, то после охлаждения уже не получите на нем узоров, как бы долго вы ни травили его поверхность; узоры же, получаемые от сплавления с другими металлами, не исчезают, как бы ни нагревали такой сплав. Если же булатный кусок с исчезнувшими узорами вновь переплавить, то при известных условиях остывания полученного слитка узор появляется опять, хотя и несколько измененного рисунка; таким образом можно вызывать и уничтожать узоры несколько раз.
Исследования Аносова показали ясно, что загадка разрешается чистотой стали, и ему, как известно, удалось приготовить самые высокие сорта восточного булата".
Поездка в Златоуст и глубокое изучение булата позволили Чернову с уверенностью ответить на самый наболевший вопрос о качестве булата. В своей статье о булатной стали, опубликованной в 1899 году, он утверждал:
"Состав и качество булата весьма много зависят от качества положенного в тигель графита; если графит не чист, не промыт, то сталь выходит гораздо хуже. Аносов доказал, что булат есть высший сорт стали и по своему составу приближается к соединению железа лишь с углеродом; распадание же стали на два различных соединения при кристаллизации играет очень важную роль при назначении такой стали на клинки; при закалке более твердое вещество сильно закаливается, а другое вещество остается слабо закаленным; но так как оба вещества в тонких слоях и фибрах тесно перевиты одно с другим, то получается материал, обладающий одновременно и большой твердостью, и большой вязкостью. Таким образом, оказывается, что булат несравненно выше лучших сортов стали, приготовленной иными способами; высокие качества ее доказаны вековым опытом и вызвали целый ряд подражаний искусственным воспроизведением узоров на изделиях..."
Чернов всю свою жизнь отдал любимому делу и упорными трудами создал лучшие способы сталеварения. Не менее важной оказалась его теория затвердевания и кристаллизации стальных слитков.
Металлургия за последние десять лет далеко ушла вперед, получили распространение бессемеровские и мартеновские печи, сталь варилась тоннами. И тут возникли странные и тревожные явления. Несмотря на всю тщательность выплавки, сталь получалась неоднородной, рыхлой, пузырчатой. Усадочные раковины и пустоты в металлах делали отливки непригодными. И чем больше увеличивался вес отливок, тем больше обнаруживалось пороков в слитках стали. Металлургические заводы отыскивали знатоков и специалистов по литью стали, но те не могли установить причин возникновения раковин и пустот. Перестраивали печи, строго проверяли режим сталеварения, но какая-то таинственная непреодолимая сила стояла на пути, – слитки получались с дефектами.
Чернов заинтересовался странным явлением. Он проследил весь путь рождения стали. При разливке расплавленного металла он подметил то особенное, что влияло на его качество. Брак получался от неправильной разливки. Во время этого процесса происходило затвердевание металла, его кристаллизация.
Из центров кристаллизации, которые образуются при этом, выбрасываются, как древесные побеги, оси будущих кристаллов. И там, где жидкий металл соприкасается с охлаждающей стенкой изложницы, там в первую очередь рождаются кристаллы. Постепенно сплав покрывается твердой коркой. Закрытый ею жидкий металл остывает медленнее, и кристаллы здесь образуются позднее, но зато они имеют более крупные размеры. Они теснят друг друга, переплетаются, искривляются. Иногда в пустой полости, которая образуется сверху слитка из-за сокращения объема металла, вырастают огромные, правильной формы кристаллы...
В одной усадочной раковине стотонной отливки Чернову удалось обнаружить громадный стальной кристалл. Он оказался весом 3,45 килограмма. Этот кристалл сохранился до сих пор и известен под именем "кристалла Чернова".
Так появилась и была разработана Черновым теория кристаллизации металлов, чрезвычайно важная для металлургии.
СОВЕТСКИЕ СТАЛЕВАРЫ
В XVIII веке Россия являлась первой металлургической державой в мире. Швеция и Англия были оттеснены на второй план. В XIX веке произошел застой, и Россию в области металлургии отодвинули на одно из последних мест...
Но зато как далеко шагнула вперед наша Родина после Великой Октябрьской социалистической революции!
Наступили дни, когда Коммунистическая партия повела советский народ в бой против вековечной отсталости. Предстояло перевооружить не только промышленность, но и сельское хозяйство. Из страны аграрной Россия должна была стать страной индустриальной.
В 1929 году начался период великих строек в Советской стране. Гиганты индустриализации – тракторные, автомобильные, станкостроительные, электромашиностроительные и многие другие заводы – возникали во всех уголках нашей Родины. Преображались старые заводы. У горы Магнитной, где протекало мое детство, на месте глухой казачьей станицы вырос первый в мире металлургический гигант – завод имени И. В. Сталина. Я был свидетелем стройки Кузнецкого металлургического комбината, которая поразила мир своими размерами.
В эти горячие дни для создания машин и новостроек требовался металл, металл и металл...
Машиностроителям нужна была сталь особых качеств. Создать высококачественную сталь стало делом чести советских металлургов.
В цехах "Красного путиловца" в Ленинграде родился первый трактор "Фордзон путиловский". Паникеры и враги, используя трудности, стремились сорвать производство тракторов на советском заводе. Но они забыли одно важное обстоятельство: в Ленинграде в те дни жил и работал верный сын партии – Сергей Миронович Киров. Он всегда появлялся там, где возникали трудности.
Внимательно выслушав паникеров и маловеров на одном заводском собрании, Киров встал и просто сказал рабочим:
– Вы слышали, товарищи, сколько нам тут страхов наговорили. В нашей стране организуются сейчас крупные социалистические хозяйства – совхозы и колхозы. И наша партия не пойдет назад. Она поведет крестьянство к светлой и радостной жизни. Но переделать нашу отсталую деревню не легко. Для того чтобы повернуть ее на колхозный путь, нужны трактора. Эта машина не только увеличит урожай на полях, но и поможет нам изменить и самое сознание крестьянина. Поэтому мы должны во что бы то ни стало решить эту трудную задачу.
– Не выйдет это у нас, Сергей Миронович, – это технически невозможно! – заявил один из инженеров завода.
– Не знаю, как технически, но коммунистически это можно и должно быть сделано! – прервал маловера Киров.
– Вот это верно! – поддержали Кирова рабочие.
Глаза у них заблестели веселым огоньком. Киров понял, что путиловцы осилят все трудности. И они осилили их.
Один за другим сходили тракторы с заводского конвейера, и на всех машинах поблескивала новенькая заводская марка.
Я был в толпе и наблюдал, как на пустыре у завода испытывали новый трактор. На испытании присутствовали колхозники, агрономы, инженеры. Рядом с товарищем Кировым стоял коренастый, в синем замасленном комбинезоне, мастер.
Он сильно волновался и нетерпеливо спрашивал вслух: "Пойдет ли? Будет ли пахать?".
К трактору прицепили многолемешный плуг. Механик взобрался на сиденье и дал газ.
"Фордзон путиловский" загудел и пошел. Пошел послушно и уверенно. За ним легко и плавно черными лентами переворачивались пласты земли.
Старый мастер не удержался, схватил Сергея Мироновича за руку и закричал весело:
– Смотри, смотри, Мироныч, как шагает наш "Федор Петрович"!
Киров радостно улыбнулся в ответ мастеру:
– Погоди, еще не то будет. Увидишь, старик, как далеко он шагнет! Всю землю глубоко вспашет и старую тяжелую жизнь с корнем вывернет. По-новому вскоре заживем!
Слова Кирова сбылись. Но здесь я хочу сказать о правде, которая таилась в словах старого путиловца: "Наш Федор Петрович".
Он действительно был нашим от первой до последней гайки. В то время как в мастерских на станках обрабатывали первые детали трактора, в лаборатории и сталеплавильном цехе уже трудились над созданием советской качественной стали.
В заводской лаборатории в те дни работал Николай Тимофеевич Гудцов ныне академик. Он глубоко изучил труды Павла Петровича Аносова и, опираясь на современные исследования, создал новые марки высококачественных сталей.
Прошло несколько лет, и советские заводы стали плавить качественную сталь в неслыханных прежде количествах.
Златоуст за эти годы преобразился. Еще в начале нашего столетия на реке Ай, в шести километрах от старой оружейной фабрики, на которой когда-то работал Павел Петрович Аносов, построили новый металлургический завод с доменными печами на горячем дутье и с мартеновскими печами для выплавки стали.
Мне помнится этот завод. На нем работал еще сын Швецова – маститый старик Павел Николаевич, помнивший Аносова. В дни гражданской войны, в 1919 году он умер. Второй ветеран завода К. К. Моисеев дожил до первых пятилеток. Здравствует в наши дни и потомок именитой фамилии Бояршиновых лучших уральских умельцев – Петр Георгиевич Бояршинов. Он – живая история русской металлургии: он создавал сталь в кричном цехе, он готовил ее в тиглях, пудлингованием, в мартенах, в электропечах.
В 1922 году, после разгрома Германии, американцы привели в нью-йоркские доки пленные военные немецкие корабли. В те годы в американских газетах в течение многих дней помещались сенсационные сообщения о днищах этих кораблей. Американские инженеры при приемке всё внимательно осмотрели на кораблях и заглянули под днища. Перед их изумленными взорами предстала неожиданная картина. Обычно в долгих морских походах корабельные днища ржавеют и обильно обрастают ракушками. Это сильно уменьшает скорость кораблей. По-иному выглядели днища немецких судов. Они пробыли в морских и океанских водах долгие годы, а казались только что отполированными.
Инженеры познакомились с интересным металлом, которым обшивались днища кораблей. Это оказалась нержавеющая сталь: она не поддавалась ни ржавчине, ни кислотам и не окислялась при нагревании. О чем больше всего вопили американские газеты? Они возмущались тем, что способ изготовления нержавеющей стали в Германии был засекречен. А когда Германия потерпела поражение и вынуждена была выдать победителям военные тайны, немецкие инженеры просто уничтожили рецепт изготовления нержавеющей стали...
В 1920 году в Златоусте советские сталевары отлили первую нержавеющую сталь...
Традиции Аносова жили среди златоустовских сталеваров. На заводе выросли продолжатели его дела.
Классические труды Аносова открыли большие возможности для новых поколений ученых-металлургов, исследователей и практиков, которые обогатили отечественную металлургию новыми открытиями.
Широко известны имена Лаврова, Калакуцкого, Обухова, Износкова, Павлова, Бабошина, Чижевского.
Лавров открыл ликвацию в стали, причины образования пустот в стальном слитке. Он установил, что неоднородность твердого сплава вызывается неравномерным распределением составных частей при затвердевании. Найдя причину дефектов стали, он разработал и методы борьбы с ними.
Калакуцкий развил учение Лаврова о ликвации в стали и впервые разработал метод определения внутренних напряжений в стальных изделиях.
Износков внедрил в России так называемый мартеновский процесс.
Каждый день приносил новые открытия, всё новые и новые марки стали рождались на советских заводах. Наши ученые-металлурги любимы страной! Имена академиков Н. С. Курнакова, А. А. Байкова, И. П. Бардина, Н. Т. Гудцова и многих других известны всем.
Николай Семенович Курнаков внедрил в науку ряд физических методов для изучения свойств сплавов.
Александр Александрович Байков провел важные исследования в области цветных металлов и сплавов.
Николай Тимофеевич Гудцов известен своими исследованиями по разработке новых марок качественных сталей.
Металлургия стала ведущей отраслью нашего народного хозяйства.
Академик Бардин очень четко определил исходную точку расцвета современной советской металлургии:
"Производство высококачественных сталей, – писал он, – достигшее сейчас в нашей стране такого совершенства и размаха, берет свое начало в трудах нашего соотечественника П. П. Аносова, опередившего металлургов Запада".
Советские металлурги выплавляют ныне самые лучшие в мире стали. Они давно превзошли англичан, американцев и немцев.
Наша сталь идет на мирные нужды социалистического государства, на великое дело построения коммунистического общества.
В 1949 году на конференции сторонников мира, происходившей в столице Чехословакии – Праге, от имени всего нашего народа златоустовский сталевар депутат Верховного Совета СССР В. М. Амосов заявил:
"Мы, советские люди, не хотим войны!.. Мы не хотим новых человеческих жертв и народных бедствий ради кучки разжиревших на войне англо-американских империалистов и их наймитов. Мы хотим крепкого и устойчивого мира, – так говорят все честные труженики, чьими руками создаются материальные и духовные ценности. Мы этого хотим, за это боремся мы, советские металлурги.
Я горжусь, что работаю среди своих товарищей, советских металлургов сталеваров, прокатчиков, горняков и доменщиков, которые в годы войны выплавили сотни тысяч тонн металла для разгрома врага. Советские металлурги самоотверженно трудятся для того, чтобы завоевать победу, добиться мира во всем мире...
Я призываю металлургов всего мира отказаться плавить металл для войны. Ни одного килограмма металла не должно быть употреблено на строительство орудий насилия и истребления людей. Железо и сталь, если их выплавляет честный человек, любящий свою родину, свободу и независимость, является надежной опорой сторонников мира.
Я, как металлург, хочу сказать: пусть воля и единство сторонников мира будут так же нерушимы и крепки, как прославленная уральская сталь!"
СОВЕТСКИЙ КЛИНОК
Эта легенда – и в то же время быль – родилась в народе в годы Великой Отечественной войны.
...В пламени горна закален булат. Он прост и грозен в своей простоте. Суровый воин восхищен его крепостью и совершенной красотой. Только тот, кто родил это диво, остался хмур: мастерство приносило ему горечь. Часто оно оборачивалось против мастера. Заклятье трудового человека легло на булатное диво.
Для кого и для чего оно?
Старый Швецов, умирая, поведал сыну:
– Я и Петрович познали тайну рождения булата, но, чую, полного счастья не будет тому, кто станет у мастерства. Вещее заклятье лежит на булате. И заклятье это: если клинок попадет в немощные и недостойные руки, то тускнеет и не пылает он синей искрой, будто болезнь или ржа его съедает невидимо. И станет дивным диво только тогда, когда коснутся его могучие, мудрые руки.
Но где тот богатырь русский, для которого можно отдать всё мастерство без остатка, сковать меч-кладенец и навеки снять вещее заклятье?..
Лет сорок назад по Уралу прошла молва: едет на Восток, на синее море-океан знатный русский князь и будет он проездом в Златоусте, окажет большую честь – осмотрит завод. Решили начальники завода поднести ему в дар невиданной работы булатный клинок. Все старики-мастера с немалым трепетом взялись за работу.
Наипревосходнейший мастер Швецов готовил сплав. Словно кудесник, делал он это в большой тайне; никого не допускали к нему. Одному ему открыл секрет булата Аносов и передал его под клятвой браться за мастерство чистыми руками. Тому, кто кровь прольет в роде или хмельному подвержен, не дастся крепость булата в руки. Померкнет булат, сплав выйдет недостойный, не подлинный узорчатый булат.
С разумением мастер приступил к работе. Булат удался на диво. Испытали его с пристрастием, – устоял клинок. Сдавая его чеканщику узоров, старый кержак по обычаю взмахнул им, и все ахнули: с ручьистой стали сыпались и гасли синеватые искры. В один голос определили:
– Булатный клинок? Непревзойденный, аносовский! Молодец Швецов! Вот кудесник!
А старик стоял печален. Кто-кто, а он знал цену сотворенному диву.
Тут чеканщики приступили к делу. Опять-таки непревзойденный мастер гравюры по булату Бояршинов сам взялся за клинок. Тончайшая кружевная гравюра рождалась на его гранях. Из-под руки мастера в синеватой глубине металла проступал узор невиданной красоты. Всё мастерство, которое копилось доброе столетие из поколения в поколение, вложил в свой орнамент гравер. Все, и старый и малый, в Златоусте восхищались росчерком руки доброго кудесника. И опять-таки старый Швецов оставался холоден и угрюм. Многие согрешили: подумали, что зависть гложет старика. Он и глазом не моргнул на эту мирскую суету, только про себя буркнул:
– Еще дале поглядим, как себя булат покажет...
Открыл себя булат в тот день, когда князь на завод пожаловал. Торжество приготовили неописанное.
Ждали выхода князя. И каждый про себя думал: "Счастлив человечина, такой дар примет. Что ж, большому кораблю и великое плавание".
Распахнулись двери, и показался князь...
Вели его под руки. Сухонький, еле ноги переставляет, головка утиная дрожит; кадычок острый, как челнок, ходит.
Усадили его в кресло. Мастер Швецов склонился и протянул ему булатный клинок дивной работы. В ту пору из-за тучки выглянуло солнышко и золотыми лучами брызнуло на клинок. Вспыхнул он, заиграл, заструились по серебристому полю синеватые искорки...
– Дайте, дайте мне это диво! – вскричал князь и протянул сухие, дрожащие руки.
Оружейник поднес клинок...
Сразу отструились и угасли синеватые веселые искорки. Словно замкнулся в себе булат: густой пепельной пеленой подернулся сплав.
Начальник завода склонился над ухом князя и осторожно шепнул:
– Солнышко за тучку зашло, ваше высочество. К погоде изменил тоны булат...
Старый мастер, еле-еле выстояв положенное время, поторопился выбраться к своим.
– Видали? – сокрушенно поглядел он на товарищей. – Вот оно наше мастерство! Трын-трава! Коснулся перст недостойного, и клинок, как песок морской, обсох и рассыпался... Вот оно как обернулось дело!..
Швецов насупился, сгорбился и печально поглядел на свои жилистые руки...
Так и не дожил он до мечты своей. Умирая, сказал внукам:
– Изо всех сил старался Аносов. Как истый подвижник, он искал великую тайну. И добыл ее. А что дало нам наше древнее мастерство? Одну юдоль печали. Часто оно оборачивалось против мастера. Заклятье, слышь-ко, легло на булатное дело. Робили мы казачьи клинки доброго сплава, а что выходило? В девятьсот пятом году теми добрыми клинками рубили казачишки нашего брата, златоустовских ребят... А ты, слышь-ко, не спорь, сам знаю, что и супостатам отчизны снимал башки булат, да не в том дело. Горе-то наше, что жаждет сердце совершенства, а сколь ни клади силы и разумения, не достичь его. Кто, слышь-ко, и когда снимет колдовское заклятье на булатное диво? Мастера мы, а тогда и вовсе станем кудесниками.
За всю свою долгую жизнь старый оружейник сразу столько не говорил...
После смерти сподвижника Аносова прошло много лет. Внуки старинного мастера Швецова давно состарились, сед и слегка сутул стал гравер Бояршинов. Полвека непрерывной работы над орнаментом что-нибудь да значит...
В глубокую осень 1942 года в Златоуст пришла тягостная весть: враг рвется к Волге, совсем близок он от реки-матушки. Только и осталась полоска по бережку, а на ней стоят на смерть русские воины.
При этой вести помрачнел гравер и сказал молодым мастерам:
– Худо будет, коли дорвется немец и напоит коня в Волге. Не счесть тогда бед, не измерить пролитой русской крови, – лют враг! Одно спасение явись богатырь и загороди грудью дорогу супостату!
Предрек он сущую правду...
Старый мастер сказал молодым:
– Вот когда подошло время всю силу мастерства показать. Совершенство добыть. Явился богатырь в русской земле, ведет он полки, и надлежит нам сковать булатный клинок невиданной силы и красоты. В достойной руке и меч пусть будет достойный.
Слово старика покорило златоустовских оружейников.
Собрались на завод старейшие и лучшие мастера по булату, граверы и гранильщики драгоценных уральских самоцветов. С большим искусством они отобрали для сабли самый лучший боевой клинок и вновь предали его огню. В бушующем пламени закалился булат невиданной крепости. Как верность друга, златоустовские оружейники подвергли его всем трудным и лукавым испытаниям. Всё выдержал клинок: рубил металл и оставался без зазубринок, сгибался, как пламя, и сохранял непорушимость. Крепче алмаза, острее пламени оказался он!
После испытаний принесли клинок и положили на стол старейшему граверу украшенного цеха. Старик долго молча сидел над клинком, пораженный глубиной синеватого отлива. В похвалу сказал:
– Так мог сробить только сам Аносов!
Ученики и друзья старого гравера поклонились умельцу:
– Ты лучший из мастеров, – тебе и узорить этот клинок!
Большая честь была оказана старику. Не просто кто спину гнул и упрашивал, а кланялись мастера, клинки с чеканкой которых высоко ценились и составляли гордость Златоуста. Но старик устоял против соблазна. Ответил он уклончиво:
– Каждый хочет такой чести, но тут подумать надо, поискать достойную руку. У кого рука вернее, тому и травить орнамент!
На том и остановились. Много дней старик со своими учениками со всем тщанием полировал грани клинка. Ученики во время работы не отступали от мастера и просили его:
– Ты всех нас учил, и пусть на этом клинке останется роспись твоей руки!
И опять мастер устоял от соблазна. Но сердце его, видать, затосковало. Ходил он по цеху задумчивый и молчаливый; тревога съедала его.
Сейчас среди ночи, взволнованный думами, он встал с постели и подошел к оконцу. Над трехглавой горой Таганаем, как на серебряной подставке, мерцал золотой серп молодого месяца, неверный свет его озарял окрестные шиханы и дрожащей сверкающей дорожкой бежал через заводский пруд. Во мгле притаились мрачные заводские строения – старина. Старик вспомнил былое и бодро сказал:
– Вот коли приспела пора снять вещее заклятье...
Над Златоустом плыла тишайшая лунная ночь – ни звука, ни шороха, а в душе старого гравера не было покоя.
Он долго неподвижно, с грустным лицом стоял перед оконцем. Никто не видел, как в эту безмолвную минуту на седой жесткий ус старика скатилась скупая слеза.
Настала пора приступить к чеканке орнамента. В цех собрались все граверы. Они расселись, а на почетном месте усадили старика. Ждали они его решения. Взглянув поверх очков на своих друзей, он простосердечно сказал:
– Мыслю я так: под Сталинградом совершён поворот в судьбах отчизны. Рука, поразившая супостата, оказалась могучей, верной. В богатырской руке и клинок должен сверкать достойный. Так начертаем мы на грани его великий подвиг, свершённый у Волги. А на другой грани напишем просто, как прост и величав в своей жизни наш советский богатырь.
Мастера одобрили эту думку и стали ждать, когда старик склонится над клинком и начнет свое чудодейство. Но тут дед поднялся и сурово оглядел всех.
– Стар я стал, и рука моя начинает сдавать, – с печалью в глазах сказал он. – Взор мой ныне не столь остер, как в былые годы. Намыслил я просить, – пусть молодой художник Александр Боронников сробит гравюру на этом клинке.
