Текст книги "Королева пламени"

Автор книги: Энтони Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рива

Ударилась она сильно, хоть и перекатилась, чтобы смягчить столкновение. В ногах будто разлили огонь. Но Рива мгновенно вскочила и кинулась к ближайшему погонщику. К счастью, обезумевшая от ярости и восторга кровожадная толпа выла и бесновалась так, что погонщик ничего не замечал, пока Рива не оказалась рядом. Он обернулся и получил цепью в лицо, она раздробила зубы, разорвала рот. Погонщик выпустил из рук звериные поводки, булькая и хрипя, завыл, упал на колени.

Трое кинжалозубых, подзуживаемых, подгоняемых к жертвам, ощутили свободу, тут же остановились и развернулись, зашипели на Риву. Она прыгнула к погонщику, выхватила кнут, хлестнула ближайшего зверя. Тот попятился.

Щит и Аллерн, по-прежнему невредимые, стояли в центре арены. Оставшиеся погонщики с ужасом и изумлением глядели на Риву. Первым очнулся Щит. Он прыгнул к ближайшему зверю и рубанул по шее. Два других завыли, ударили лапами, но Щит проворно скользнул назад, хотя и не безнаказанным – на груди появились три длинные параллельные царапины.

Лишившиеся погонщика кинжалозубые кинулись на Риву. Та снова хлестнула кнутом, побежала вперед, перепрыгнула тянущиеся к ней лапы, развернулась и хлестнула кнутом так, что от щелчка покатилось эхо. Звери отпрянули, замерли, а потом, будто беззвучно сговорившись, направились к раненому погонщику. Тот, шатаясь, прижав ладони к лицу, брел к двери на арену. По его рукам сбегала кровь, лилась на песок. Коты синхронно зашипели, кинулись вслед. Один прыгнул, повалил погонщика на песок, остальные схватили за ноги. Огромные клыки с легкостью проткнули плоть, раздробили кости. Крики вскоре утихли, а кинжалозубые занялись едой и перестали обращать на Риву внимание.

Аллерн пытался отогнать тройку своих зверей, тыкал в их сторону копьем. Коты пятились. Побледневший погонщик не торопился науськивать зверей, он не спускал глаз с Ривы. Наконец он бросил цепи и кинулся наутек. До двери ему оставалось всего десять футов, когда град стрел, выпущенных лучниками-варитаями с верхних ярусов, пригвоздил беднягу к песку.

Освободившиеся коты бродили вокруг Аллерна, скалились, наскакивали, махали лапами – выбирали момент, чтобы прыгнуть. Аллерн проворно вертелся, копье так и мелькало. Рива помчалась к ближайшему зверю, ударила, захлестнула ногу, потянула к себе воющего и дергающегося хищника. Аллерн не растерялся и ткнул кинжалозубого в плечо с такой силой, что острие вылезло с другой стороны. Оружие крепко застряло среди мышц и сухожилий. Чертыхаясь, Аллерн потянул за древко. Пара оставшихся зверей подошла ближе, изготовилась броситься на добычу.

Снова щелкнул кнут, заставил котов попятиться.

– Оставь! Возьми это! – крикнула Рива Аллерну, оттолкнула его и сунула в руки кнут.

Она уперлась ногой в древко, переломила его, затем перекатила умирающего зверя ногой, ухватила под острием и выдернула половину копья. Хлестнул фонтан крови.

– Отпугивай их! – приказала Рива Аллерну и побежала к Щиту.

Тот лежал на спине, ногами отталкивал рычащего кинжалозубого. Зверь клацал страшными клыками в дюймах от лица. Последний погонщик выпустил оставшегося хищника и отступил, но не знал, куда ему деваться, вертел головой в полном замешательстве. Бежать – верная смерть, но так не хочется лезть в драку, когда силы вдруг уравнялись. Освобожденный кот ходил кругами, примеривался, зашел от головы Элль-Нестры, припал к песку, раскрыл пасть, прыгнул – и на лету получил в бок обломок копья. Умирающий зверь рухнул на того, кто пытался откусить Щиту лицо, тот отступил – и Щит тут же воткнул меч хищнику в шею, откатился, вскочил и пригнулся. Кнут погонщика оставил красную полосу на предплечье.

Щит удивленно посмотрел на погонщика и спросил: «Ты точно этого хочешь?» Погонщик замер. Что делать? Бежать или драться – исход один. Рива спасла несчастного от тяжелых раздумий: прыгнула и ударила обеими ногами в лицо, и он, обеспамятев, рухнул на песок. Рива забрала у него кнут и засапожный нож.

– Миледи, я позволю себе заметить, что сегодня вы выглядите просто восхитительно, – поклонившись, сообщил Щит. – Красный вам необыкновенно к лицу.

– У нас еще работа, – буркнула Рива и побежала к Аллерну.

Тот кнутом загнал пару уцелевших зверей к самому краю арены и не позволял ни прыгнуть, ни сунуться вперед. Рива захлестнула своим кнутом переднюю лапу кота, подтащила, заставила упасть на брюхо, и Щит прикончил его мечом. Последнего зверя Рива убила сама: раздразнила, заставила атаковать, уклонилась и запрыгнула на спину – и била ножом меж лопаток до тех пор, пока кот не перестал шевелиться. Зверь испустил жалобный вой и издох.

Когда Рива встала, дикий вой толпы обрушился, словно потоп. Люди вопили, орали и, как с отвращением заметила Рива, таращились на нее с откровенным вожделением. Мужчины улюлюкали, женщины обнажали груди, на песок полетела туча цветов. У ног Ривы приземлилась орхидея с бледно-розовыми лепестками, темными по краям, так что цветок казался смоченным кровью.

– Подберите! – прошипел Щит. У него в руках была целая охапка цветов. – Парень, и ты! Быстро подбирай!

Рива опустилась на колено и подняла цветок. Толпа зашлась в безумном экстазе.

– Это знак их благоволения! – опасливо глянув на балкон императрицы, крикнул Щит. – Такое трудно игнорировать тем, кто устраивает зрелища.

Рива посмотрела на балкон. Императрица по-прежнему сидела на своей скамье. На лице женщины лежала тень, императрица, казалось, застыла. Может, она снова ушла в себя, отрешилась от реальности? Вряд ли ее заботят местные традиции и обычаи. Она ненавидит своих подданных, и ей безразличны чувства толпы.

Императрица махнула Варулеку, и смотритель приказал трубить призыв к тишине. На этот раз толпа подчинилась не сразу, возбуждение и похоть по приказу не унять. Толпа продолжала гудеть и бормотать даже тогда, когда императрица подошла к самому краю балкона. У Ривы сжалось сердце, когда она не увидела на лице императрицы ни гнева, ни раздражения – лишь искреннее благодушное восхищение. Императрица тихо сказала что-то, и Рива с легкостью прочла по губам:

– Воистину ты – моя сестра.

Лиеза беспокойно ходила по комнате и вздрогнула, когда Рива вошла и двери с лязгом закрылись за ее спиной. Лиеза с нервным смешком кинулась к Риве и остановилась в шаге, увидев кровь, покрывавшую Благословенную госпожу с головы до пят. Хотя, похоже, сильнее поразила Лиезу орхидея.

– Где ты взяла ее?

Рива посмотрела на цветок. Она не выпустила его из рук, когда императрица объявила конец сегодняшних представлений и на арену выскочила дюжина куритаев. Аллерна со Щитом заковали и увели в другую дверь, хотя молодой стражник успел упасть на колено перед Ривой в благоговейном обожании.

– Миледи, Отец благословил меня! – крикнул он, когда его потащили прочь. – Он позволил мне сражаться рядом с вами!

Щит обрадовался куда меньше.

– Надеюсь, вы понимаете, что мы отнюдь не победили? – сухо осведомился он.

– Милорд, но мы живы, – ответила Рива. – И я всегда к вашим услугам.

Интересно, почему Варулек не забрал цветок? Главный смотритель молчал весь обратный путь до комнаты, был напряжен и постоянно поглядывал на орхидею.

– Я испортила историю? – спросила Рива, когда они подошли к двери в комнату. – Наверное, у легенды другое окончание.

– Моривек и Корсев стояли у входа в огненную прорву день и ночь, – сказал смотритель и отошел в сторону, пока куритаи с обыкновенной осторожностью снимали кандалы с Ривы. – Старший, Моривек, получил смертельную рану и упал и умолял брата бежать. Но Корсев остался. Его обуяла такая ярость, что он убивал всякого выходящего из ямы провозвестника Рока, а когда его брат испустил дух, Корсев бросился в недра земли, одолеваемый жаждой мщения. Больше его не видели.

Дверь распахнулась.

– Хотя, как это бывает со всеми легендами, история меняется по прихоти рассказчика, – добавил напоследок смотритель.

– Я взяла его на арене, – объяснила Рива. – Хочешь?

Девушка отпрянула, покачала головой.

– Это не для меня. Тебе надо принять ванну, – сказала Лиеза и пошла в дальний конец комнаты.

Из узорчатого бронзового крана на стене хлынула вода. Рива уселась на мраморные ступени, помассировала кисти.

– Я постираю, – предложила Лиеза и указала на окровавленную одежду.

– Ты не моя рабыня.

– Но я и не свободная. К тому же мне просто нечем заняться.

Рива встала, выжидающе посмотрела на Лиезу. Та удивилась, затем рассмеялась и отвернулась. Рива скинула ботинки, сняла блузу и брюки, оставила их на полу, шагнула в воду и вздохнула от успокаивающей теплоты.

– С кем ты дралась? – все еще не глядя на нее, спросила Лиеза и опустилась на колени собрать одежду.

– Это были коты с большими зубами.

– Убила всех?

– Оставила троих.

Рива вспомнила трех выживших, занятых только пожиранием тела бывшего хозяина, с мордами и лапами, залитыми кровью. Несмотря на ужас зрелища, Рива не могла не пожалеть зверей. Пусть и злобные, они были рабами. Их держали впроголодь, избивали – не давали жить жизнью, предписанной им Отцом. Здешние люди из жестокой прихоти извращают мир.

Рива расплела косу и погрузилась в воду, расчесала волосы пальцами, чтобы убрать присохшую кровь. В ванну можно было погрузиться с головой, стоя во весь рост. Рива ушла под воду, коснулась кончиками пальцев плитки на дне. Ощущение длинных волос в руках оживило в памяти Велисс. Она так любила заплетать и расплетать волосы Ривы, укладывать их тысячью лишь ей известных способов. Велисс, Эллис… Они так далеко. Наверное, им уже не суждено встретиться…

Вода колыхнулась. Рива вынырнула и увидела, как в ванну заходит нагая Лиеза.

– Что ты делаешь? – отвернувшись, спросила Рива.

– Нужно постирать одежду, – чуть улыбнувшись, ответила девушка и плюхнула стопку одежды в воду.

– Займись этим позже.

– Я не твоя рабыня, – улыбнувшись чуть шире, ответила Лиеза и взялась за мыло.

Рива отвернулась, подошла к краю бассейна и подумала, что если вылезать, то Лиеза обязательно станет смотреть.

– У ваших людей нет уважения ни друг к другу, ни к жизни, ни к приватности, – пробормотала Рива.

– Приватности?

– Это… ну… – Рива замялась. Такое простое и понятное слово оказалось на удивление трудно объяснить. – В общем, возможность быть одному, хранить секреты. Держаться скромно.

– Скромно?

– Ладно, оставь.

Лиеза сдавленно хихикнула и заскребла мылом по одежде.

– Вижу, ты уже не боишься, как раньше, – заметила Рива.

– Нет, еще боюсь. Но страх накатывает волнами.

– Волнами?

– Да. Большая накатила, когда я пыталась убить императрицу. Теперь поменьше.

Изумленная Рива помимо воли обернулась и потупилась при виде нагих грудей над водой.

– Ты пыталась убить ее?

– Ядом. Но не получилось. Ее это позабавило, и она оставила меня при себе, – помрачнев, объяснила Лиеза. – Я ей показалась забавной.

– Почему ты пыталась убить ее?

– Из-за хозяина. Он… он был не только хозяин. Отец. Мать – рабыня. Она умерла, когда я была маленькая. Отец растил меня, любил. Но по закону не мог освободить. Он не любил императрицу и сказал это. Она узнала. Казнь Трех смертей. Императрица забрала всех рабов.

– Жаль, что тебе не удалось. Но от имени моей королевы и всего нашего народа я благодарю тебя за попытку.

– «Королева» – это слово означает то же самое, что и «императрица»? – спросила Лиеза.

– В общем, да. Но моя королева совсем не похожа на вашу императрицу.

– Она не жестокая?

Рива вспомнила, как Лирна на корабле воткнула кинжал в грудь воларцу, как мгновенно изменилось настроение и поведение королевы, когда тело полетело за борт.

– Она сурова, но справедлива. Она ведет нас сражаться за благо всех.

– Думаешь, она выиграет войну? – с очевидным сомнением спросила Лиеза.

– С помощью кое-кого, – сонно пробормотала Рива.

Ее веки отяжелели, усталость от недавнего боя разлилась по телу, от горячей воды разморило. Рива оперлась о край ванны, положила голову на руки.

– Есть один мужчина, мой друг, – произнесла она и невольно улыбнулась. – Во всем, что важно, он мне как старший брат. Если весть обо мне дойдет до него, он придет за мной.

Рива закрыла глаза, чуть слышно прошептала:

– Но я не хотела бы, чтобы он еще раз так рисковал из-за меня…

В теплой дреме растворялись и арена, и благостная улыбка императрицы. Вода ласково обнимала, гладила, успокаивала…

Рива вздрогнула, стряхнула сон. Лиеза отдернула руки, отпрянула.

– Ты такая… напряженная, – проговорила рабыня. – Я знаю, как убрать.

Она вытянула руки, пошевелила пальцами, медленно провела ногтями по волосам Ривы. Та осторожно взяла ее ладони, отвела прочь – и возненавидела себя за то, что от прикосновения по телу пробежала сладкая дрожь.

– Не надо, пожалуйста…

– Я не твоя рабыня. И я хочу.

– Я не могу. У меня есть та, кто тоскует обо мне, – сказала Рива.

И ее тут же уколола совесть – в голосе отчетливо слышалось сожаление. Рива проплыла к ступеням, вылезла из бассейна, прошла к постели и завернулась в простыню, прислонилась к колонне. Рива старалась не глядеть на Лиезу, потому что знала: девушка смотрит вслед. Затем Рива осела на пол и прошептала:

– Верность – единственное, что у меня осталось для нее.

Она проснулась в темноте. Лиеза лежала рядом – нагая, ничем не прикрытая. После одежд Ривы Лиеза выстирала свои и оставила сушиться. Она сказала, что больше спать негде, пригасила лампы и улеглась в постель рядом с Ривой.

– Ну так спи, – буркнула та и отвернулась.

Рива встала. Сонная Лиеза застонала. Рива осмотрела погруженную в сумрак комнату и поняла: ее разбудил звук открываемой двери. Рива вскочила, набросила на Лиезу простыню и принялась натягивать еще влажную одежду. Она успела как раз ко времени, когда дверь отворилась и на пороге показался Варулек с масляной лампой в руке. Рива даже моргнула от удивления, когда поняла, что за спиной смотрителя нет куритаев.

Рива подавила инстинктивное желание броситься на Варулека и напомнила себе, что главное – осторожность. Навряд ли он пришел бы сюда беззащитным.

Потому Рива молча выжидала. Варулек шагнул внутрь, оглядел комнату. Его взгляд лишь слегка задержался на полуприкрытой Лиезе. Рива ощущала его страх – хорошо управляемый, загнанный внутрь, но сильный. Страх человека, выполняющего смертельно опасный долг.

– Я хочу кое-что тебе показать, – прошептал он.

Рива не ответила, но демонстративно глянула на пустой коридор за дверью. Варулек понял.

– Если тебя не заинтересует мое предложение, убить меня будет величайшим одолжением мне.

Хм, удар в висок, чтобы свалить наземь, второй – чтобы раздавить горло и не дать вскрикнуть. Закрыть нос и рот, и пусть задохнется. Затем разбудить девушку и вместе с ней выбраться из этого лабиринта ужасов. Все так просто.

Но что-то во взгляде смотрителя удержало Риву. Это «что-то» она тоже видела много раз в Алльторе. Надежда. Смотритель увидел в заморской пленнице надежду.

– Отец косо смотрит на предателей, – потянувшись за ботинками, сказала Рива. – И я тоже.

Лампа давала мало света, пришлось держаться близко к Варулеку. Он провел Риву по коридорам к небольшой двери, тяжелым железным ключом отпер замок и с натугой открыл. За дверью вниз шла узкая лестница, стены и ступеньки были грубо вытесаны в камне – разительный контраст с архитектурой самой арены, изящной в каждой детали и линии.

– Отец, о котором ты говорила, – это твой бог?

– Да, Единый, сотворивший нас, чтобы мы могли узнать Его любовь, – процитировала Рива и с трудом подавила желание закашляться.

С каждым шагом воздух делался все более затхлым. Старая пыль и характерный липкий запашок редко посещаемых подвалов.

– А, знаю. Алльторская ересь, выкорчеванная при Очищении. Вижу, что приверженцы Шестикнижия нашли пристанище в твоем королевстве.

– Десятикнижия, – поправила она и подумала, что обещала своим людям одиннадцатую книгу. – Ты хочешь сказать, что мой народ отсюда?

– Очищение заставило многие тысячи бежать за океан. Искателей, Восходителей, аколитов Солнца и Луны. Хотя ваши люди были самыми многочисленными, вместе со Слугами мертвых.

Слуги мертвых. Вера?

– Так что, Вера тоже происходит отсюда?

– Она расцвела здесь перед Очищением. Кое-кто утверждает, что она и вызвала Очищение. За неполных двадцать лет многие тысячи позабыли прежних богов, предпочли унижаться перед мертвыми, вымаливать место в их воображаемом замогильном раю. Подобный фанатизм претил правящему Совету, намеревавшемуся привить народу абсолютную преданность империи. Первыми ощутили гнев Совета Слуги мертвых. Ими тогда предводительствовал человек по имени Варин. Слуги умело боролись, но их вынудили отправиться в изгнание, к дождливой земле за океаном. Совет решил искоренить все то, что называл «иррациональными суевериями», и за Слугами отправились многие другие.

– Вы убили своих богов, – проговорила Рива, вспомнив слова императрицы.

– Нет, мы их спрятали.

Они достигли низа лестницы. Варулек нагнулся, под скрип петель открыл другую дверь. За нею царила тьма, но звук шагов отзывался гулким эхом. Варулек поднес лампу к закрепленному у двери факелу и двинулся дальше, когда тот разгорелся. Смотритель шел от факела к факелу, и подземный зал освещался. Посреди него стояли три статуи, двое мужчин и женщина, естественных размеров, будто застигнутые в момент спора. Женщина наклонилась вперед, подняла руки – видимо, обращалась к обоим мужчинам сразу. Мужчина повыше поглаживал бороду. Лицо его было задумчивым и хмурым. Другой мужчина – чисто выбритый, с худым приятным лицом – смотрел на женщину с добродушной укоризной и пожимал плечами. Они стояли вокруг небольшого каменного блока с плоским верхом и округлым углублением посередине. Блок казался вытесанным из блестящего черного камня совсем недавно – ни царапины, ни скола, линии безукоризненно ровные. Статуи же были из серого гранита и явно насчитывали много столетий.

– Боги? – спросила Рива.

– Боги слишком святы для того, чтобы их могла запечатлеть рука смертного, в слове ли, в камне ли.

Рива уловила знакомые нотки нравоучительной проповеди и слегка разозлилась.

– Это Тираны, прародители дермос, – сказал Варулек. – Когда-то они управляли всем миром своей гнусной магией и повергали в прах любого, посмевшего восстать против них. Но со временем боги изгнали триумвират Тиранов глубоко под землю, в огненные ямы, где Тираны и породили чудовищ. Нет, это не боги.

Он подошел к стене и осветил камень.

– А вот где можно отыскать богов.

Грубая каменная поверхность носила следы неумелой обработки. Скалу испещряли множество крохотных насечек, символов, расположенных группками, на первый взгляд аккуратными, но чем дальше вдоль стены, тем более хаотичными.

– Это священные писания?

– В каждом поколении избиралось всего двое или трое достойных. Те, кому хватало силы принять сущность богов, дать их воле управлять руками и разумом и рубить камень, пока хватает силы и жизни. Разумеется, за великий дар приходилось давать великую цену.

Он пошел вдоль стены, освещая все новые исписанные участки. Символы становились все реже и неразборчивее и в конце превратились просто в неровные царапины.

«Работа безумца, скребущего в темноте», – заключила Рива, но решила пока своего мнения не высказывать.

Но, однако же, узоры на коже Варулека, несомненно, очень походили на то, что было высечено на стенах.

– И что тут говорится? Вы ведь способны прочитать?

– Да. Хотя сомневаюсь, что отыщется хоть кто-нибудь другой в этом мире, способный прочесть надписи.

Он прошел к дальнему краю стены, где символы выглядели наиболее правильными.

– Тираны вернутся, – водя пальцами по первой группке знаков, прочел смотритель. – Спрятанные за ликами героев, незримые дермос выйдут в мир. Даже это убежище будет потеряно для богов.

Хм, убежище.

– Арена осталась храмом даже после изгнания богов. А ты – их жрец.

Варулек кивнул.

– Ты прозорлива. Да, я жрец – и, наверное, последний. Мой род давно уже втайне блюдет богов. Мои предки управляли храмом задолго до того, как возник Совет с его ядовитой доктриной рациональности. Но мы оказались в достаточной мере мудрыми, чтобы в числе первых притворно отбросить суеверия, поклясться в верности Совету, осудить других. Мы завоевали доверие на много веков. Богов изгнали и забыли так основательно, что мы сумели вернуть прежние знаки нашей истинной верности.

Он вытянул руку и растопырил пыльцы, чтобы показать татуировки.

– Совет думает, что это всего лишь традиция тех, кто надзирает за ареной. Императрица, конечно же, не обманулась.

– Она знает, кто ты?

– Она знала задолго до прихода к власти. Она была здесь много лет назад и тогда носила другое тело. Она приказала мне раскрыть секрет и привести ее сюда, а иначе она выдаст меня Совету. Меня бы казнили по одному ее слову, и я подчинился. А она рассмеялась.

Лицо Варулека исказила гримаса отчаяния и горечи.

– Она высмеяла святое место! – Он с трудом взял себя в руки и уже спокойнее указал на черный камень. – Но она перестала смеяться, увидев вот это.

Рива снова внимательно осмотрела камень и не обнаружила ничего примечательного, кроме исключительного совершенства линий. Никаких пометок, ничего, указывающего на предназначение. Рива прошла между женщиной и бородачом и приблизилась к постаменту.

Может, это родник?

Она наклонилась, протянула палец к углублению в центре.

– Не касайся его! – прошептал Варулек.

В его голосе прозвучал такой ужас, что рука Ривы замерла сама собою.

– Что это?

– Я не знаю. Никто из моих предков не знал. Но самая первая и нерушимая заповедь, которую вдалбливали любому члену нашего рода, приступавшему к святому долгу, гласит: не касайся черного камня.

– А она коснулась, когда явилась сюда?

Он покачал головой.

– Я надеялся, что она коснется. Но, увы, она слишком уж много знает. Она явилась не одна. С нею был одетый в красное юноша, чуть старше тебя, очевидно, влюбленный в нее по уши. Она сказала ему: мол, если любишь меня, коснись. И он коснулся.

Варулек подошел ближе, осветил факелом камень. Черная поверхность блестела. Пролетели столетия, камня никто не касался – но на черной глади не было ни пылинки.

– Что с ним произошло? – спросила Рива.

– Она не хотела, чтобы я увидел, приказала мне стоять у двери. Но паренек содрогнулся и закричал, будто от боли и одновременно – экстаза. Она наклонилась к нему, прошептала что-то на ухо. Тот чуть слышно ответил, но его голос был полон благоговейного восхищения, руки светились странным огнем, искрившимся, словно молния. Она велела прикоснуться еще раз, чтобы посмотреть, как она сказала, какие еще появятся дары. Парень коснулся снова, но не вскрикнул, в момент прикосновения он словно окаменел, превратился в подобия стоящих рядом статуй и не ответил ни на один заданный шепотом вопрос. Она, довольная, улыбнулась и сказала, чтобы я бросил его труп моим зверям. А она вернется когда-нибудь через несколько лет. Но если я распущу язык, она вернется гораздо раньше.

– А никто другой не видел этого? Никто из ее, э-э… собратьев?

– Только она, – заверил Варулек.

Да, у императрицы есть свои маленькие секреты. Рива вспомнила, как та прошептала: «Когда вернется любимый, мы сокрушим Союзника и весь мир станет нашим». Что за интригу она плетет? Рива тяжело вздохнула. Была бы здесь Велисс, живо бы все поняла. Или королева…

– Тут я ничего не могу сказать, – заключила Рива. – Но если передать известие моей королеве…

– Невозможно. Я привязан к арене не только долгом. Один шаг за ее пределы – и казнь Трех смертей.

– Тогда зачем показывать мне это?

– Я хотел показать другое, – сказал Варулек.

Он снова подошел к стене и высветил факелом сгусток символов в самом конце, как раз перед тем, как надписи сменились бессмысленным царапаньем.

– Вот здесь. – Смотритель очертил пальцем последовательность символов. – Когда встанет Королева Пламени, Ливелла воплотится снова.

– Ливелла?

Рива вспомнила, с каким ужасом произносила это имя Лиеза.

– Великая воительница древности, – пробормотал Варулек и странно посмотрел на Риву.

Той захотелось отпрянуть, съежиться под его взглядом, вдруг наполнившимся бешеной надеждой и страхом.

– Боги благословили ее силой и умением превыше любой женщины. Она сошла в огненную Прорву и убила троих из дермос: одного мечом, другого копьем, а третьего…

Он вручил факел Риве, пошел в угол зала и вернулся с чем-то завернутым в потертый плащ. Когда смотритель разворачивал сверток, его руки дрожали. В свертке оказался продолговатый деревянный предмет длиной чуть меньше пяти футов, дерево поблекло и вытерлось до блеска от прикосновений рук. На одной половине немного ниже середины красовался рисунок скрещенных топоров, на другой – скрещенных мечей.

Глаза Варулека заблестели в свете факела, и он срывающимся, полным благоговения голосом проговорил:

– А третьего она убила из лука, вырезанного из горного вяза.