Текст книги "Королева пламени"

Автор книги: Энтони Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ
Ваэлин

Конклав провели в обители Шестого ордена, единственном уцелевшем орденском здании в окрестностях Варинсхолда. После визита Френтиса обитель забросили. Залы, коридоры и двор буквально кричали пустотой в лицо Ваэлину. А он бродил вокруг и замечал то, что врезалось в память с детства. Вот угол двора, где играли в нарды, а вот отметина на карнизе у комнаты аспекта, оставленная Баркусом, когда он слишком сильно размахнулся мечом. Ваэлин остановился у лестницы в северную башню. Так много темных пятен на камне. Наверное, здесь окончил свою жизнь неудачливый брат либо воларец. Но наверх Ваэлин подниматься не стал. Некоторым воспоминаниям лучше не оживать.

Ваэлин согласился приехать лишь из-за настоятельных просьб Элеры и намеренно опоздал, чтобы не участвовать в дискуссиях, не втягиваться в решение вопросов Веры. Но когда братья допустили его в обеденный зал, там все еще ожесточенно спорили. Два десятка людей – все, кто остался из старших служителей Веры. И больше всего виднелось синих плащей, хотя Седьмой орден, представленный Каэнисом и парой его старших последователей, не носил форменной одежды. Аспекта Дендриша сопровождал лишь мастер Бенрил. Они были единственными уцелевшими представителями Третьего ордена в городе. Аспект громко и зычно увещевал собравшихся, но слова «безумное предприятие» затихли, когда он увидел Ваэлина.

– Аспект, я перебил вас? – поинтересовался Ваэлин. – Пожалуйста, продолжайте.

– Здравствуй, Ваэлин! – воскликнула Элера и, слегка прихрамывая, подошла к нему.

Объятие было по-прежнему теплым и крепким, хотя он заметил ее легкую дрожь и нездоровую бледность.

– Аспект, вы заболели?

– Да ничего, все хорошо. Пойдемте к столу, нам нужен ваш совет.

Аспект Дендриш презрительно фыркнул, Каэнис сжался, и его взгляд стал скорее угрюмым, нежели приветливым.

– Не знаю, какой совет я могу вам дать, – сказал Ваэлин. – Здесь собрались люди Веры. Я не принадлежу к ним.

– Но вы принадлежите Вере, хотите вы того или нет, – заметил брат Соллис.

По сторонам от него сидели брат-командор Артин из Кардурина и мастер Ренсиаль, скрестивший руки на груди и глядящий в пол пустым бессмысленным взглядом.

– Мы полагаем, что ваше мнение очень ценно, в особенности что касается намерений королевы, – пояснила Элера.

Ваэлин кивнул в сторону брата Холлана, единственного представителя Четвертого ордена.

– Брат Холлан посещает королеву каждое утро. Несомненно, он может поведать вам о ее намерениях.

– Она собирается вторгнуться в империю, – нездорово хрипя, выговорил аспект Дендриш. – Королевство в руинах, а она хочет потратить оставшиеся силы на… – Он замялся, пытаясь сформулировать мысль наименее оскорбительным образом. – …э-э, на сомнительные действия.

– Не вам осуждать действия королевы, – сказал Ваэлин.

– Ваэлин, несомненно, вы понимаете нашу озабоченность. На нас лежит задача защищать Верных, – заметила Элера.

– Простите меня, аспект, но нынешнее состояние Королевства прямо указывает на вашу неспособность это сделать. – Ваэлин обвел взглядом горстку людей, оставшуюся от организации, которую он когда-то считал вечной и несокрушимой. – Вы веками хранили секреты и проливали кровь ради них. Вы держали при себе знания, силу и мудрость, которые могли бы помочь нам в час, когда ударил Союзник. Вы делали все во имя сохранения Веры, построенной на лжи.

– Ложь одного – правда другого, – дрожащим, тонким, но неколебимо уверенным голосом произнес старик в запятнанной белой мантии.

Он сидел один, опирался на посох из узловатой ветки и смотрел на Ваэлина одним голубым глазом. Второй был молочно-белым.

– Аспект Корван, последний из Первого ордена, – представила его Элера.

– Ушедшие – это просто захваченные души, Одаренные, задержанные на другой стороне злонамеренной сущностью. Разве это ложь? – спросил Ваэлин.

Аспект вздохнул, устало склонил голову.

– Пять десятков лет я был мастером прозрения в обители Первого ордена. Сегодня меня называют аспектом. Этот титул говорит о многогранном характере Веры. Она – лишь отражение того, что ожидает нас по ту сторону.

– Я там был, – сообщил Ваэлин. – А вы?

Стариковская рука дрогнула на посохе.

– Да, много лет назад. Молодой человек, вы не первый из тех, кто вкусил смерти и вернулся. За Порогом и есть, и нет времени и пространства, там форма и неоформленность, безграничная, но все же конечная. Это кристалл со многими гранями, и вы видели лишь одну.

– Возможно. Также возможно, что Вера – лишь слабая неуклюжая попытка уразуметь то, что превосходит всякое разумение. Но я узнал достаточно, чтобы понять: с нашим врагом не покончено. Он жаждет разрушить нас и не остановится. Королева видит победу над ним в том, чтобы сокрушить сердце империи, которую он сделал своим орудием. И здесь, заверяю вас, намерения королевы полностью совпадают с моими.

– Хотя это может погубить нас всех? – спросил Дендриш.

– Погибель уже пришла к нам, – ответил Ваэлин. – А королева предлагает нам попытку избежать полного уничтожения… Брат Каэнис, нет ли знамений и пророчеств, указующих нам путь? Быть может, явились послания из вихрящейся мглы времен?

– Брат Каэнис теперь аспект Каэнис, – сообщила Элера и умудрилась при этом улыбнуться.

– Поздравляю, – сказал Ваэлин.

Уголки тонких губ Каэниса слегка приподнялись, он встал.

– Как хорошо известно моему брату, пророчество – весьма приблизительное умение. Среди нас осталось слишком мало тех, кто мог бы помочь нам принять решение. Я могу говорить лишь за свой орден, и мы уже поклялись в верности королеве, вне зависимости от того, куда она поведет нас.

Скрипнуло кресло. Ваэлин обернулся и увидел, как встает на ноги мастер Ренсиаль. Тот несколько секунд рассеянно глядел по сторонам, хмурился, но наконец сосредоточился и заговорил – и голос его был спокойным, размеренным и звучным:

– Сначала они пытали меня, но прекратили, когда поняли, что ничего не добьются. Затем меня приковали к стене, и четыре дня я слушал, как пытают моих братьев. Все время спрашивали одно и то же: «Где Одаренные?» Но не получили ответа. – Его взгляд помутнел, мастер Ренсиаль обхватил себя руками, сел и прошептал: – Где мальчик? Лес горит, а мальчика нет.

Соллис встал и положил руку на плечо безумного мастера, бормочущего себе под нос.

– По соглашению конклава, я представляю свой орден до тех пор, пока не обнаружится либо не будет признан мертвым аспект Арлин. Мы последуем за королевой.

– Также и Четвертый орден, – произнес брат Холлан.

Аспект Дендриш плюхнулся в кресло и махнул рукой – мол, делайте, что хотите. Вместо него, обведя конклав мрачным взглядом, заговорил мастер Бенрил:

– Война – это всегда глупость невежественных. Но я видел достаточно, чтобы убедиться: некоторые войны стоит вести и нужно доводить до конца, сколь бы горьким он ни оказался. Мой орден, каким бы он ни был теперь, поддержит королеву.

Второй орден представляла пара сестер из миссии в Андурине, усталых от путешествия и устрашенных событиями и людьми. Они не имели понятия о судьбе аспекта, хотя ходили слухи, что все братья и сестры погибли, когда обитель ордена сгорела до щебня. Сестры немного посовещались, и старшая дрожащим голосом подтвердила согласие идти за королевой.

– Аспект? – спросил Соллис Элеру.

Ее улыбка угасла, лицо, обычно такое открытое, яркое, казавшееся молодым, теперь выглядело усталым и старым. Она немного постояла молча, сцепив руки и глядя в пол.

– Столько истин, простоявших столетия и казавшихся незыблемыми, разлетелось в прах. Лорд Ваэлин прав, когда говорит о наших злодействах, ибо мы виновны в жутких ошибках. Я не сказала ничего, когда самую умную мою ученицу отвезли в Блэкхолд за то, что она выступила против войны в пустыне. На наших руках кровь. Но я боюсь, что, согласившись на войну, мы согласимся и на преступления. Каждый день в мой орден приходят жаждущие исцеления люди, но они все пылают такой ненавистью, какой я не видела даже в самые тревожные для Королевства годы. Когда королева перевезет людей за океан, какой справедливости можно ожидать от них?

– Я – владыка битв королевского войска, – напомнил Ваэлин. – И я не допущу насилия в отношении тех, кто не поднял оружия против нас.

Элера посмотрела на него и снова улыбнулась, но в ее глазах Ваэлин увидел то, чего никогда не замечал раньше: сожаление. «Я приняла тебя, когда ты родился», – однажды сказала она. Быть может, теперь она жалеет о том, что вытащила его на свет?

– Ваэлин, я поверю вашему слову, как верила всегда, – сказала аспект Элера. – Пятый орден объявляет о поддержке королевы.

Он попрощался с Ривой у Южных ворот, притянул к себе, поцеловал в макушку и был удивлен и обрадован, когда Рива крепко и нежно обняла его.

– Никаких сомнений? – спросил он. – Ты готова исполнить приказ королевы?

– Сомнений у меня хоть отбавляй. Но это как всегда. В Алльторе я видела достаточно, чтобы драться до последнего. Они не остановятся – и нам тоже нельзя.

– А твои люди? Они верят в это?

– Поверят, когда их Благословенная госпожа принесет им веру Отца, – мрачно и неохотно призналась Рива.

Она села на коня и уехала со свитой гвардейцев. А Ваэлин глядел вслед – и вдруг на него нахлынуло чувство потери, словно он может ее больше никогда не увидеть.

– Милорд!

Он обернулся и увидел королевскую фрейлину, высокую, темноглазую. Он не смог вспомнить ее имя.

– Королева просит вашего присутствия во дворце, – сообщила женщина и опасливо глянула налево.

Там, в полуразрушенной винной лавке, обосновалась компания Одаренных из Пределов. Рядом приводила себя в порядок пара королевских гвардейцев – очередные жертвы любви Лоркана к сюрпризам для не-Одаренных. Парень с преувеличенной искренностью извинялся и кланялся, Кара старалась не хихикать. Лоркан заметил Ваэлина, сконфуженно улыбнулся и поспешил в тенистый угол, где будто растворился в воздухе.

Фрейлина, прищурившись, смотрела в то место, где исчез Лоркан.

– Госпожа, простите меня, – сказал Ваэлин. – Мне кажется, я не знаю вашего имени.

– Орена, милорд. – Она поклонилась и добавила: – Милостью нашей королевы, я теперь леди Орена Аль-Вардриан.

– Вардриан? Из южного Хаэверсвейла?

– Оттуда родом моя бабушка, милорд.

Он хотел сказать, что, возможно, они – дальняя родня, но не стал, видя, как женщина смущена и напугана близостью Одаренных. Если уж Орене так неловко, не стоит затягивать разговор.

– Эти люди – наши союзники, – вместо того сказал Ваэлин и кивнул в сторону винной лавки. – Они ничем не угрожают вам.

– Милорд, королева ожидает вас, – нарочито спокойным и равнодушным голосом произнесла Орена и поклонилась.

Лирна осматривала неоконченный мраморный барельеф работы мастера Бенрила. Неподалеку стояла Давока с еще одной лоначкой, моложе и гораздо ниже ростом. При виде Ваэлина молодая лоначка выпрямилась, с любопытством и нетерпением уставилась на него, будто хотела что-то спросить.

– Милорд! – радостно приветствовала его королева. – Как прошел конклав?

Ваэлин не удивился ее осведомленности. Лирна унаследовала отцовский талант собирать знание и лучше отца умела использовать собранное.

– Вера хочет возродить былую мощь и, конечно же, всеми оставшимися силами поддерживает вас.

– А госпожа Рива?

– Ваше величество, она неустанно стремится исполнить вашу волю.

Лирна кивнула и снова принялась разглядывать барельеф. Хотя и неоконченный, он поражал живостью и реалистичностью фигур, точностью выражений и поз – даже больше, чем в других работах Бенрила. В лицах воларской солдатни и воинов Королевства были страх, растерянность, ярость людей, увидевших настоящий ужас войны.

– Ведь поразительно, – заметила Лирна. – И все же мастер Бенрил официально испросил позволения уничтожить свою работу.

– Несомненно, это – болезненная память о его рабстве.

– Но в будущем, возможно, нам понадобится напоминание о том, что подвигло нас на войну. Я хочу оставить барельеф как он есть. Если со временем настрой мастера смягчится, возможно, он закончит работу – конечно же, по своему вкусу и разумению.

Лирна махнула рукой лоначкам и, когда те подошли, представила младшую:

– Это Кираль из клана Черной Реки. Она привезла послание.

Ваэлин привел Кираль в отцовский дом, где устроил покои себе и сестре в наименее поврежденных комнатах. Алорнис ушла в порт – наверное, ей не терпелось нарисовать корабли, заполнившие гавань. Ваэлин с гостьей присели под дубом во дворе. Мощные ветви исполина были голыми. Наступала зима, и с каждым днем холодало все сильней.

– Ты очень хорошо говоришь на моем языке, – заметил владыка битв.

– Она знала его, и потому знаю я.

Он уже слышал историю Кираль от Лирны и едва мог поверить, что видит перед собой человека, чья душа была порабощена слугой Союзника, но успешно освобождена. А еще она носительница песни – это видно просто по ее лицу – и привезла послание. Ваэлина подспудно глодали и ревность, и стыд за нее.

– Она запомнила тебя. Ты отнял у нее добычу, и ненависть велика.

Он вспомнил шипящую, разъяренную сестру Хенну, прижатую к стене.

– У тебя ее память? – спросил он.

– Лишь часть. Она очень стара, хотя и моложе своих сестры и брата, и не столь смертоносна. Она в равной мере боится и ненавидит их. Мне достались от нее навыки целителя, приобретенные в Пятом ордене, ритуалы, которые проводила жрица на далеком юге Альпиранской империи, умение обращаться с ножом, принадлежавшее воларской рабыне, посланной умирать на потеху публике.

– Ты знаешь, когда Союзник впервые завладел ею?

– Ее ранние воспоминания – смесь страха и растерянности, а ярче всего там зрелище горящих хижин из соломы и глины. – Кираль помимо воли вздрогнула. – Затем видение пропадает, и она слышит его голос.

– И что он говорит? – спросил Ваэлин.

– Она всегда старалась спрятать эту память, предпочитала вспоминать века, заполненные убийствами и обманом.

– Я сочувствую тебе. Должно быть, это… это больно.

– Не слишком. Я вижу это во сне, – пожав плечами, сказала Кираль.

Она посмотрела на ветви большого дуба над головой и тихонько улыбнулась, показывая рукой на широкую развилку сука вблизи ствола.

– Вон там ты любил сидеть и глядеть, как отец ухаживает за лошадьми. – Улыбка вдруг угасла, и Кираль добавила хмуро: – Отец боялся тебя, хотя ты и не знал об этом.

Ваэлин смотрел на дуб и молчал. А ведь из детства запомнилась только радость возни с отцом, счастье и смех. Похоже, детские глаза видели больше, чем оставила память.

– У тебя сильная песнь, – сказал Ваэлин.

– Твоя была сильней. Я слышу ее эхо. Наверное, тяжело потерять столько силы.

– В юности я боялся ее. А со временем понял, что это – драгоценный Дар. Мне очень не хватает его.

– И поэтому по приказу Малессы я стану твоей песнью.

– И что же она приказала?

– Я слышу голос, зовущий меня издалека, с востока, – ответила Кираль. – Это очень старый напев и очень одинокий. Поет человек, не способный умереть. Ты уже встречал его.

– Как его зовут?

– Я не знаю, но музыка несет образ мальчика, однажды предложившего укрытие от бури, рискнувшего жизнью, чтобы спасти этого человека и его подопечную.

Эрлин.

Память обрушилась лавиной, и все встало на место: и ярость, с какой Эрлин кричал в ту ночь, и его странствия по всему миру, и равнодушное лицо, когда он поделился правдой об отце Даверна.

– Эрлин, Реллис, Гетриль – у него сотни имен, – сказал тогда Макрил, но Ваэлин знал, какое имя носил тот человек в самом начале своего пути.

Ваэлин вспомнил, как Эрлин глядел на ярмарочное кукольное представление.

– Керлис Неверный, – прошептал Ваэлин, – проклятый бессмертием за отрицание Ушедших.

– Это легенда. У моих людей есть другая. Они говорят о человеке, оскорбившем Миршака, бога Черных земель, и за то обреченном рассказывать историю, у которой нет конца.

– Ты знаешь, где найти его?

– И я знаю, что он важен для нас, – ответила Кираль. – Песнь наливается силой, ощущением цели и предназначения, когда касается Эрлина. Малесса верит, что он необходим нам для победы над существом, командовавшим поработившей мое тело тварью.

– И где же он?

Кираль виновато улыбнулась и поморщилась из-за шрама на лице.

– Он за льдом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Френтис

Перед тем как сесть на свое место, она останавливается и обводит взглядом Совет, заседающий за идеально круглым столом. Перед нею двадцать человек в тонких красных мантиях. Зал Совета располагается на среднем этаже башни. Советников затаскивают на такую высоту сотни рабов с помощью хитрой системы канатов и блоков, тянущихся вдоль монолитной башенной стены. Хотя советники благословлены бессмертием, они не очень любят взбираться по длинным лестницам.

Женщина терпеливо выносит церемонию открытия, и наконец Арклев объявляет начало четвертого и последнего заседания Совета в восемьсот двадцать пятом году империи. Рабы-писцы с неестественной скоростью заполняют бумаги, Арклев монотонно нудит, представляя всех по очереди, и наконец доходит до нее.

– И только что вошедшая в Совет на место рабовладельца женщина… э-э…

– Я хочу быть записанной просто как «Голос Союзника», – говорит женщина и бросает значительный взгляд на писцов.

Арклев сбивается, но с завидным мастерством берет себя в руки и невозмутимо продолжает:

– Как вам угодно. А теперь приступим к первому пункту нашей повестки дня…

– В повестке дня лишь один пункт – война, – прерывает его женщина. – Сегодняшнее заседание – только о ней.

Седовласый болван, чьего имени она не потрудилась запомнить, недовольно бурчит:

– Но юг ожидает нашего срочного вмешательства, там голод.

– Там засуха, – сообщает женщина. – Посевы гибнут, люди голодают. Пусть убьют лишних рабов, чтобы сохранить припасы. Засуха и голод – прискорбны, но мы их благополучно переживем. Чего не сказать о нынешней военной ситуации.

– Да, есть информация, что вторжение происходит не вполне согласно плану, – начал Арклев.

– Арклев, наше вторжение – жалкая неудача, – улыбаясь, перебивает его женщина. – Напыщенный идиот Токрев спланировал свою смерть и поражение лучше, чем любую из своих успешных кампаний. Кстати, я сочувствую вам по поводу сестры.

– Моя сестра все еще жива, и я не сомневаюсь в ее способности к выживанию. И мы еще держим их столицу…

– Уже нет, – говорит женщина.

Она берет виноградину с ближайшей тарелки, кладет в рот, наслаждается сладостью. Хотя эта оболочка и не очень нравится женщине, способность ощущать вкус у нее превосходная.

– Уже три дня как нет, – добавляет женщина. – Мирвек погиб вместе со всем своим корпусом. Объединенное Королевство потеряно.

Женщина наслаждается растерянным молчанием почти так же, как виноградиной.

– Это трагедия, – осторожно произносит моложаво выглядящий симпатичный мужчина.

Его моложавость обманчива. Женщина помнит, как по его заказу сорок лет назад она прикончила мужа шлюхи, полюбившейся симпатичному советнику. Женщина так и не собралась спросить, был ли удачным новый брак.

– Но это значит, что, хотя бесчестье поражения и трудно вынести, война окончена, – разглагольствует симпатичный. – По крайней мере, пока. Мы должны собирать силы и ожидать подходящей возможности ударить снова.

– А тем временем нация, получившая все возможные поводы ненавидеть нас, сама собирает силы.

– Они ослаблены нашим вторжением, – говорит Арклев. – Между нами – океан.

– Полагаю, король Мальций заблуждался подобным же образом до тех пор, пока не ощутил, как сворачивают королевскую шею, – напоминает женщина, встает, и с ее лица исчезает всякое подобие благодушия.

Она обводит взглядом всех, смотрит каждому в глаза.

– Знайте, почтенные советники: Союзник не терпит пустопорожних рассуждений. Я говорю вам простую правду. А она в том, что у Объединенного Королевства теперь есть королева и океан остановит ее не в большей мере, чем мелкий ручей. Когда успокоятся моря, королева придет к нам, а мы потратили наши лучшие силы на вторжение под командой дурака, избранного, если я не ошибаюсь, вашим голосованием.

– Генерал Токрев – ветеран многих кампаний, – начинает седовласый болван и умолкает под ее разъяренным взглядом.

Женщина длит тишину, ощущает, как внутри рождается знакомая похоть убийства. Песнь слышит растущий страх, и приходится стискивать кулаки, чтобы сдержаться. Еще не время.

– Союзник желает, чтобы мы собрали резервы против угрозы из-за океана, – говорит женщина. – Пусть бывших вольных мечников призовут к их батальонам и утроят квоту призыва новых рекрутов. Гарнизоны в Воларе пусть усилят войсками из провинций.

Женщина ожидает возражений, но советники молча глядят на нее – древние кретины, только сейчас осознавшие бездну своей глупости. Женщина раздумывает, стоит ли припугнуть их напоследок или унизить насмешкой, но рассудок одолевает желание поскорей покинуть этих людей.

«Так было и с тобой? – уходя из зала, спрашивает женщина безразличный призрак своего отца. – Они увидели, как тебя тошнит от их вони? И потому заставили меня убить тебя?»

Его разбудил грубый лязг ключа в замочной скважине. Главного тюремщика Френтиса, как и остальных, назначили из Королевской конной гвардии. Сержант-ветеран был, очевидно, не расположен к разговорам и всякий раз, когда открывал дверь, глядел на узника с нескрываемым презрением. Королева аккуратно выбирала в стражники именно тех, кого вряд ли впечатлила бы легенда о Красном брате. Но сегодня ненависть сержанта, похоже, приугасла. Он распахнул дверь и позвал Френтиса на выход.

К большому удивлению Френтиса, в тюрьме его не заковали в кандалы, не подвергали унижениям либо побоям, но кормили дважды в день, а поутру сержант приносил кувшин воды, когда приходил за отхожим ведром. В остальном Френтиса просто оставили сидеть в темноте, в молчаливом одиночестве… конечно, если не считать ее. А она приходила всякий раз, когда Френтис проваливался в сон.

Когда Френтис вышел из камеры, сержант уже стоял на приличном отдалении. В тюрьму явилась королева вместе с Давокой и парой телохранителей, возведенных в дворянство.

– Ваше величество. – Френтис опустился на колено.

Королева не ответила на приветствие, но велела сержанту:

– Оставьте нас. Ключи передайте лорду Илтису.

Она подождала, пока сержант скроется из виду, и сказала:

– Блэкхолд не стоял таким пустым со дня постройки. – Лирна осмотрелась, даже поднесла факел к темным камням. – По мне, так оно и лучше. Я распоряжусь снести Блэкхолд, но позже.

Френтис склонил голову, вдохнул и произнес:

– Моя королева, я покорно предлагаю вам свою жизнь…

– Молчать!

Ее голос хлестнул будто кнут. Она подошла вплотную. Ее дыхание было прерывистым и резким.

– Я уже однажды убила вас. Так что вам нечего предложить мне.

Она затаила дыхание, отступила, затем, раздраженно махнув рукой, приказала:

– Встаньте! – На ее безупречном лице гнев сменился ледяным спокойствием. – Брат Соллис целиком рассказал мне вашу историю. Вы не принадлежали себе, и обвинять вас в смерти короля – все равно что обвинять меч за проливаемую им кровь. Брат, я знаю это. Но не могу простить вас. Вы понимаете почему?

– Да, ваше величество.

– Лорд Ваэлин передал мне ваши слова о том, что лорд Тельнар участвовал в подготовке вторжения.

– Да, ваше величество. Он поддался обещанию власти… и другой награды.

– И что же это за другая награда?

– Ваше величество, он настойчиво вымогал гарантии, что вам не причинят вреда при вторжении.

Королева вздохнула.

– А я-то считала его геройски погибшим.

– Ваше величество, – смущенно попросил Френтис, – нельзя ли нам поговорить наедине? У меня есть послание для вас.

– Госпожа Давока и эти лорды видели меня в самом скверном и униженном состоянии – и все же сочли меня достойной верности. Они имеют право слышать все слова, предназначенные для меня.

– Я хочу передать слова лорда-маршала конной гвардии Смолена. Его убили, когда пал дворец.

Лицо королевы осталось безучастным, но руки вздрогнули, будто она хотела потянуться за скрытым оружием.

– Так передайте же.

– Он сказал, что нет ничего лучше, чем дальнее странствие с женщиной, которую любишь.

Она стиснула кулаки, подступила к Френтису. За ее спиной скрежетнули о ножны обнажаемые мечи. Лорды-телохранители встали рядом с королевой, готовые бить насмерть.

– Расскажите мне, как он погиб! – приказала королева.

– Храбро сражаясь. Он умело бился, но, вы же знаете, куритаи очень искусны.

Френтис понял, что не может посмотреть ей в лицо. Нынешняя холодная, безукоризненно прекрасная Лирна совсем не походила на визжащую горящую женщину, выбегавшую тогда из тронного зала.

– Я не прошу милости и охотно приму правосудие вашего величества, – уставившись в пол, выговорил Френтис.

– Вы жаждете смерти? Полагаете, что Ушедшие с распростертыми объятиями примут такого, как вы?

– Ваше величество, я сомневаюсь. Но надежда – сердце Веры.

– Тогда ваши надежды тщетны. По крайней мере, пока.

Королева направила Илтиса к закрытой камере. Тот повозился с дверью, распахнул ее и вошел внутрь вместе с коллегой. Они вытащили оттуда узника, в отличие от Френтиса, увешанного цепями. Шея, щиколотки, запястья его были скованы новыми кандалами, так что узник едва мог семенить. Несмотря на очевидное неудобство, лицо узника оставалось равнодушным – знакомое мертвое лицо элитного раба. Голая грудь бугрится мускулами, от пояса до шеи вся кожа в шрамах.

– Куритай, – пробормотал Френтис.

– Единственный, кого мы сумели схватить за всю войну, – сообщила Лирна. – Его нашли без сознания в доках, когда был освобожден город. Лорд Аль-Гестиан говорит, что этого куритая приставили охранять Алюция. Его имя – Двадцать Седьмой. – Королева подошла, окинула раба оценивающим взглядом. – Брат Харлик утверждает, что у этих созданий нет собственной воли. Ее отняли пытками, снадобьями и, как считает аспект Каэнис, применением сил Тьмы, похоже, исходящих от Союзника. Полагаю, вас лишили воли подобным же образом. Интересно, что он сделает, если мы освободим его?

– Ваше величество, я бы очень не советовал.

Она посмотрела на него так же, как и на раба, пригляделась к точке на груди.

– Госпожа Давока сказала мне, что нанесенная мной рана загноилась и вам нужно благодарить госпожу Давоку за спасение жизни.

Френтис посмотрел на лоначку. Той было не по себе, она еле сдерживалась. Такой Френтис ее не видел. Она протягивала королеве небольшой флакон с немного мерцающей жидкостью, и рука Давоки неподдельно дрожала. О Ушедшие, да что же могло ее так напугать?

– Ваше величество, это верно, – со все возрастающей тревогой проговорил Френтис. – Но я полагаю, что по-настоящему меня спас ваш клинок. Неким образом он… он освободил меня.

– Да, – подтвердила королева.

Затем заговорила по-лонакски и взяла флакон у Давоки, посмотрела на него в тусклом тюремном свете и откупорила. Разлился тяжелый муторный запах.

– Освободившее вас лезвие было покрыто этой жидкостью, – пояснила Лирна. – Подарок наших лонакских друзей. Подозреваю, он окажется крайне полезным для нас.

Она подошла к куритаю и тихо сказала ему на воларском:

– Мне не доставит удовольствия то, что сейчас произойдет.

Она наклонила флакон и пролила единственную каплю на шрам раба. Результат последовал немедленно. Раб испустил такой вопль, что заложило уши. Он рухнул на пол, скорчился, обвитый цепями. Королева отступила и тут же закупорила флакон, скривилась, но заставила себя глядеть на мучения раба. Спустя несколько секунд вой превратился в слабое жалкое хныканье, жуткие корчи сменились дрожью. Еще немного – и раб, взмокший от пота, успокоился и лишь тяжело дышал.

Лирна осторожно шагнула вперед, но Френтис предостерегающе поднял руку.

– Ваше величество, позволите?

Она кивнула, он подошел к рабу, присел, заглянул ему в лицо и увидел, как жизнь возвращается в мутные от боли глаза.

– Можешь говорить? – спросил Френтис на воларском.

Раб заморгал, пытаясь сосредоточиться, и захрипел. Слова неохотно лезли из отвыкшего от речи горла.

– Да-а…

– Как тебя зовут?

Раб сощурился, выдавил на грубом, исковерканном воларском:

– Я начал… Пятисотый… теперь Двадцать… и семь.

Френтис склонился ниже.

– Нет. Твое настоящее имя.

Взгляд затуманился. Раб нахмурился, пытаясь разбудить память.

– Лекран, – выговорил он, и с этим именем его голос превратился в рык. – Мой отец… он был Хиркран Красный Топор.

– Друг, ты далеко от дома.

Лекран дернул цепи.

– Тогда снимите с меня это гребаное железо… чтобы я вернулся домой! На земле нам дано мало времени. А мне еще нужно убить многих!

Френтис осторожно понюхал содержимое бутылочки. Запах, мягко говоря, не слишком привлекательный. Плесень с протухшим чаем.

– Это и в самом деле отгоняет сны?

– Это погружает в настолько глубокий сон, что кошмары не достигают его, – пояснил брат Келан. – Я впервые сделал это снадобье после нашествия Ледяной Орды. После стольких смертей и убийств многих в Пределах мучили дурные сны. Меня тоже. Оно прекратит твои кошмары, брат. Хотя поутру голова заболит так, что они покажутся благом.

«Это ведь не сны, – подумал Френтис. – Но, по крайней мере, зелье может защитить рассудок, когда она потянется к нему».

Пятый орден обосновался в купеческих домах у порта. Многочисленные комнаты и просторные погреба дали место большинству раненых и растущим запасам бинтов и лекарств. Похоже, госпожа Аль-Бера умудрилась убедить нескольких альпиранских торговцев рискнуть, отправиться в последнее плавание по ветреному Мельденейскому морю и привезти вместе с припасами столь нужные лекарства.

Френтис поблагодарил целителя и вышел наружу, где Ваэлин глядел на огромный воларский корабль. Френтис привлекал множество взглядов, в большинстве – напуганных и удивленных, но и немало откровенно враждебных. Для некоторых он еще оставался Красным братом, но для большинства стал Убийцей короля, освобожденным благодаря безграничному милосердию королевы. Она не внушала своим подданным страха, а только лишь обожание, и они неустанно трудились во имя ее. Повсюду люди восстанавливали рассыпавшиеся стены, стучали молотами в уличных кузнях, новых рекрутов приучали к непривычной дисциплине. Лица усталые, но нигде и следа раздраженной лени, все упорно суетятся, трудятся, спешат. И пусть полководцы королевы страшатся будущего, народ готов переплыть любые океаны по одному ее слову.

На корабле громко ссорились двое: один долговязый, второй коротышка, причем коротышка кричал злее и громче.

– Брат, у твоей сестры на удивление ядовитый язык, – заметил Френтис.

– Наш новый хозяин королевских верфей будит в ней самое худшее. Он попросил ее сделать чертеж корабля. Кажется, он уже пожалел об этом.

Алорнис сердито смяла пергаментный сверток и швырнула в лицо Даверну, а затем яростно затопала вниз по трапу. Она не перестала кипятиться, даже когда брат обнял ее и прижал к себе.