Текст книги "Академия проклятий. Книги 1 - 7 (СИ)"
Автор книги: Елена Звездная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 105 страниц)
– Прелесть моя, – магистр дождался моего возмущенного взгляда и только после этого продолжил: – Исключительно из несвойственного мне чувства заботы о ближнем – не зли Тьера. Он может пойти на уступки раз, второй и даже третий, а потом воздаст за все сполна.
Сжав перо, я предельно вежливо ответила:
– Надеюсь, этим высказыванием вы, как друг лорда Тьера, и ограничитесь.
И не дожидаясь очередной демонстрации полуиздевательской усмешки, я поторопилась завершить чертеж.
Вычертив последний символ, проверила всю схему и протянула лист магистру. Смерив меня странным взглядом, Эллохар взял пергамент, свернул, уместил во внутреннем кармане и поднялся, все так же не сводя с меня глаз.
– Темнейших вам, – решила я попрощаться первая.
Укоризненно покачав головой, Эллохар шагнул к столу, и передо мной легла маленькая красная ниточка.
– Пусть будет у тебя, Риате, – с улыбкой сказали мне, – конфликт с нападением на лорда-харга Норга почти улажен, переговоры по брачному договору возобновлены, полагаю, уже через два дня Тьер снова будет практически все время проводить во дворце, а количество твоих врагов все растет и растет. Не упрямься. Темных, прелесть моя.
Вспыхнуло синее пламя.
Испортив пол в кабинете, магистр Эллохар меня покинул.
* * *
Юрао, едва вошел, присоединился к скорбному разглядыванию опаленных досок.
– Счет ему выставить, что ли? – задумчиво произнес дроу.
– Эллохару? – удивленно спросила я.
– Да, с этим типом лучше не связываться, – Юр весело посмотрел на меня. – Ну, рассказывай.
– У тебя конспекты по криминалистике есть? – решила я сразу перейти к важному.
– Будут, – с некоторой заминкой ответил дроу. – Нужны?
– Очень.
– Тогда точно будут. Тебе помощь в подготовке к экзамену понадобится?
– Диплом тоже пишу у Окено, – поморщившись, сообщила напарнику.
– Ри припашем, – мгновенно нашел решение Юрао. – Определяйся с темой, бери список литературы, потом засадим Риаю за работу, а я уже с написанием помогу тебе.
– Пасиба! – Даже дышать легче стало. – Что там у нас из срочного?
* * *
Дело номер один. То самое с кражей драгоценностей.
Мы сидели в уютной гостиной дома на пятой Мертвецкой и, попивая чай, слушали рассказ почтенного мастера-стекольщика Ойоко. В гостиной, наполненной бликами переливающихся стеклянных статуэток, тихо потрескивали дрова в камине, щелкал клювом ручной ворон и царил аромат свежих булочек.
– Жена моя, Бездна ей Тьмою, гномиха была мудрая, рачительная хозяйка и… – тут мастер Ойоко вдруг смутился, бросив взгляд на портрет той самой гномихи.
Госпожа Ойоко красовалась на стене в полный рост – мощная, крепкая, плечистая, с двумя перевитыми жемчугом косами, переброшенными на выдающуюся грудь, суровыми сведенными вместе бровями и оскалом, который, видимо, должен был изображать улыбку. Так что не произнесенное мастером стекольщиком мы поняли и без слов.
– Да-да, – отозвался Юрао, – и что дальше?
– Супруга моя была… – гном вновь запнулся.
Открылась дверь, вошла гномиха средних лет, приветливо улыбнулась нам, с безграничной нежностью улыбнулась мастеру-стекольщику, затем сноровисто расставила тарелку с булочками, масло, джем и мед. И все это с улыбкой, легко, радостно, светло как-то. Я заметила, как почтенный гном смотрит на свою… домработницу, и стало сразу ясно, какие светлые между этими двумя чувства.
Юрао неожиданно дернул за рукав, и едва я на него взглянула, кивнул в сторону портрета – да, сразу заметны различия в отношении мастера-стекольщика к этим двум гномихам.
– Так вы вдовец уже сколько? Год? – начал Юрао.
– Д-два года, – запинаясь, ответил гном.
Домработница помрачнела и поспешила уйти.
– А зачем, напомните, вам так необходимы пропавшие драгоценности? – Дроу пристально смотрел на мастера-стекольщика.
Гном смутился, бросил взгляд на закрывшуюся после гномихи дверь и туманно ответил:
– По личным причинам.
Дальнейшее поведение Юрао меня откровенно удивило.
– Да брось! – Дроу громко и неуважительно хмыкнул. – Заливай долговязым, а мне тут сказки не рассказывай, я свой.
«Долговязые»? «Свой»? Или я чего-то не понимаю, или Юрао упускает тот факт, что гном ему по грудь в лучшем случае. Но дальше в том же духе:
– Гнобила тебя, змеюка подколодная? Житья не давала, все дело в свои руки взяла, а как пришло время в Бездну прогуляться, так и свадебные драгоценности припрятала, хотела, чтоб ты и после ее смерти страдал, раз при жизни не загнобила?
Мастер-стекольщик побледнел, покраснел, побледнел снова, косо взглянул в мою сторону.
– Своя, – решил прояснить Юрао, – к тому же мы связаны договором о неразглашении, так что, почтенный мастер Ойоко, все рассказанное вами здесь и останется.
Такой резкий переход от панибратства к вновь деловому тону и меня заставил растеряться, что уж говорить о гноме.
Гном, морально подавленный и вконец сдавшийся, начал рассказывать:
– Примак я, – тяжелый вздох. – Дело семейное все семье Ругиды принадлежало.
– Примак – бедный гном, не имеющий ни дома, ни денег для выкупа невесты, принимается в семью жены на крайне невыгодных условиях, – пояснил для меня Юрао.
– Это да. – Гном вновь тяжело вздохнул, – матушка моя почтенная над брачным договором месяц рыдала. Да дело было молодое, я едва с рудников спустился, а Ругида, – злой взгляд на портрет, – уж взяла в оборот, сам не заметил, как стоим со скрещенными топорами, а старейшина бородой трясет.
Я недоуменно посмотрела на дроу, партнер пояснил:
– Брачные обычаи гномов имеют свои особенности: главное, договор подписать при старейшине, и в знак готовности исполнять пункты договора скрещиваются ритуальные топорики. Видимо, покойная госпожа Ойоко споила молодого гнома, соблазнила, гномихи в возрасте и не такое могут, да и заставила к старейшине сходить. А когда договор подписан, деваться некуда.
– Ваша правда, офицер Найтес, – подтвердил гном. – Уж как ни проклинал-ругал себя, а деваться некуда. Свадьбу сыграли, стал примаком. И началось – как поверенный при госпоже Ойоко, туда иди, то делай да помалкивай. И деток, офицер Найтес, деток не родила мне, ни единого.
Судя по его лицу, именно это было подлинным горем для гнома.
– Я вам очень сочувствую, – просто не могла смолчать.
Мастер Ойоко грустно улыбнулся, кивнул в ответ на мои слова и продолжил:
– Ваша правда, офицер Найтес, отомстила мне Ругида и из Бездны – как успела, как сумела перед смертью все драгоценности скрыть, ума не приложу. Да только если не найду, так скалой одинокой и буду до старости.
– А дело кому? – вдруг спросил Юрао.
– Племяннику ее. – Гном сник окончательно. – Гурруд уже ходит тут, командовать пытается, на Ирфу мою… – снова пауза, – сил нет моих больше.
И вроде каждое слово поняла, а на дроу посмотрела вопросительно, Юр пояснил:
– Жених должен подарить невесте семейные драгоценности, у гномов они не просто признак состоятельности – это реликвии, передающиеся из поколения в поколение. Без семейной реликвии брак считается незаконным и дети, рожденные в таком союзе, не наследуют имущество отца, а это, скажу я тебе, совсем паршиво. Так что, заныкав драгоценности, эта милая почтенная гномиха фактически обрекла мастера Ойоко на бесплодную жизнь – раз и неприкаянную старость – два.
Жалко мастера-стекольщика так стало, до слез просто. И сидим мы с Юрао, друг на друга смотрим, а что тут сделаешь.
– В гроб с собой забрать она не могла, – произнес партнер, – там все строго, гномов с драгоценностями не хоронят.
– Дом обыскан от подвала и до крыши много раз, – грустно отозвался гном. – Первое время все надеялся, а после…
Мы с дроу снова переглянулись, я внесла предложение:
– А если использовать поисковую магию?
– Не выйдет. – Юрао барабанил пальцами по столику, где остывали так и не тронутые булочки. – Это семейные драгоценности, при магическом поиске фонить будет на мастера Ойоко и вести начнет ко всем местам, где есть хоть какие-то его вещи.
Откинувшись на спинку низкого кресла, я начала пристально рассматривать портрет суровой гномихи, Юрао поступил так же.
И как-то само собой началась игра в предположения.
– В Ардаме таких, взявших бразды правления в свои руки, десятка три, – первым заговорил Юрао.
– Знаю двух, – отозвалась я и, припомнив свою работу в таверне, добавила: – Почтенные гномы деньги всегда доставали из кошеля, что висел на поясе, а вот гномихи… – я запнулась, но все же выговорила это, – из-за корсажа.
– Ты имеешь в виду грудь? – посмеиваясь, спросил дроу.
– Декольте, – поправила я.
И действительно, была у них эта особенность – доставать кошель из необъятных форм.
– Допустим, привычка сработала и госпожа Ойоко использовала нечто подобное для сокрытия драгоценностей, вот только что?
Хороший вопрос, но суть в том, что:
– Мы не о том сейчас, Юр.
– Дэй, не отвлекайся, давай просто порассуждаем, – произнес Юрао и тут же добавил: – Ну, будь ты на месте госпожи Ойоко, где бы ты прятала самое ценное?
Пожав плечами, я напомнила:
– Не ценное, Юрао, а то, что хотелось бы спрятать так, чтобы никогда не нашли.
Мы задумались. Еще раз внимательно посмотрели на портрет, и партнер продолжил:
– Она прекрасно знала, что подвал и чердак будут осмотрены в первую очередь, причем с истинно гномьим качеством осмотра, следовательно, драгоценности не там. Сейф и тайники отпадают – мы говорим о гномах.
И после непродолжительного молчания я тихо спросила:
– Простите, мастер Ойоко, можно осмотреть комнату покойной?
Юрао поднялся тут же, бросив мне:
– А это идея, Дэй.
* * *
В доме мастера-стекольщика Ойоко оказались широкие коридоры и на удивление высокие потолки, что сам гном объяснил нам простым:
– Купили у человеческой пары… – И с затаенной грустью: – У них малышка такая очаровательная была, но болела, вот Вейты и продали дом, чтобы на юг переехать.
Для Ардама ситуация с продажей домов типичная – проще купить, чем новый построить. Но кое-что меня откровенно удивило – на лестнице, ведущей в жилые комнаты, словно скрытые от глаз посторонних, повсюду стояли большие и маленькие стеклянные статуэтки. По большей части они изображали детей, в основном одну гномочку. На первой ступеньке, притулившись к стене, маленькая девочка сидела и смотрела на цветок, в котором под лепестком пряталась бабочка. На пятой та же девочка, подскочив, протягивала ручки к взлетающей бабочке, на десятой малышка смешно морщила носик, на котором сидела эта бабочка.
– Как красиво, – не удержалась я.
– Мое баловство, – смущенно отмахнулся мастер Ойоко. – Стекольное дело изучать пришлось быстро, а это я так… баловался, пока выдувать учился.
Юрао присел перед статуэткой, осторожно прикоснулся к цветному стеклу и задал неожиданный вопрос:
– Малышка не из гномов, да?
– В конце улицы жила, – ответил гном после недолгого замешательства. – Мать у нее одна, без мужа. А девочка… полукровка.
– Похожа на лесных, вот только… – Дроу пристально разглядывал девочку. – Хорошая работа, мастер Ойоко, даже ушки остренькие подметили и коготочки на пальчиках.
Мастер нахмурился, я же стремительно нагнулась и присмотрелась к статуэтке – ушки действительно были остренькими, вот только не наверху, как у большинства лесных принято, а внизу. Похоже, папочка этой девочки – выходец из Миров Хаоса, а сама малышка…
– Поглощающая жизнь! – Юрао поднялся, вперил суровый взгляд в гнома: – Знали?
– Н-нет! – Мастер даже заикаться начал. – О-о-откуда?! Ликаси с мамой жила, милая девочка очень, тяжело им было, помогал как мог. Ругида против была, уж орала да грозилась, а я ж не мог мимо беды пройти, деньгами помогал, сколько мог, а потом…
– Госпожа Ойоко все узнала! – Не нравилось мне мрачное выражение лица дроу.
– Так от нее скроешь! Узнала, сам не ведаю как, но узнала. Я после работы к Ликаси зашел как раз, знаете, шел через кондитерскую Мелоуина и не удержался, набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их. И только пришел, Ликаси ко мне бабочкой припорхнула, обняла крепко так, знаете, маленькая, а ручонки сильные такие, и тут дверь распахивается – и на пороге Ругида с братцем…
Юрао вскинул руку и азартно поинтересовался:
– А подождите-ка, подождите, у меня вопрос – а старший брат госпожи Ойоко в добром ли здравии?
Гном удивился подобному обороту, но ответил:
– Помер он. В тот же год, как и Ругида, к Бездне отправился, болезнь у них наследственная случилась…
И тут меня словно громом поразило! Поглощающие жизнь – нечисть высшего уровня!
– Сообразила? – обернувшись ко мне, спросил Юрао.
Сглотнув, кивнула. Затем высказала:
– Могу предположить: если госпожа Ойоко портрету соответствовала, то обнаружив господина Ойоко в чужом доме, могла поднять скандал из ревности.
Икренне удивившись, Юр спросил:
– Причем тут ревность, Дэй? По мнению гномов, разбазаривание имущества – самое страшное преступление, которое только может совершить гном по отношению к своей семье. Ты вообще хоть раз видела гнома, подающего бедняку?
– Нет.
– То-то и оно. – Юрао повернулся к Ойоко. – Вы, многоуважаемый мастер, вероятно, и сами не осознали, что произошло. Малышка ваша, – он указал на статуэтку, – нечисть, причем нечисть крайне зубастая, скажу я вам. В свое время рассказывали нам, как один отряд этих клыкастеньких выпивал целые поселки за ночь. И жизни они поглощали сотнями. Не оставляя следов, не трогая тела жертв – просто выпивали. Жутко, да? Так станет еще более жутко – малышка вас явно любила, раз в руки давалась. Эти твари в руки никому не даются, так что как вам это удалось, я даже предположить не берусь. Пожирательница вас явно за своего признавала. Но что дальше происходит – врывается разъяренная госпожа Ойоко, видит следы вашего расточительства и вполне обоснованно приходит в ярость. Орала она на вас, полагаю, знатно, а может, и пристукнула пару раз со злости.
И почтенный гном побледнел, затем хрипло произнес:
– Она Ликаси ударить хотела, я не дал… Мне досталось кнутом по лицу.
Я переводила взгляд с гнома на дроу и все никак не могла понять, что мне в этой истории не нравится. Точнее, очень напрягает, и когда взгляд остановился на статуэтке, я вдруг поняла, что именно меня тревожит – личико девочки было похоже на лицо той самой домработницы мастера-стекольщика! А еще Ойоко сказал: «Набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их». Любит! В настоящем времени.
– Юрр-рао, – испуганно позвала я его, пытаясь привлечь внимание.
Но офицер Найтес встал на путь истины, и его было не остановить.
– Вас, многоуважаемый мастер Ойоко, ударили на глазах нечисти высшего порядка, на глазах той, что на кровном уровне воспринимала вас как своего. И знаете, что я скажу – наутро в спальне вашей жены было разбито окно, так?
Медленно сереющий гном потрясенно прошептал:
– Да… но ничего не было украдено и…
– Жизнь была украдена, мастер Ойоко, жизнь Ругиды. Ее попросту выпили, от ярости. А кто выпил, знаете? Ну, я полагаю, догадаетесь и сами. Более чем уверен, что спустя пару ночей стекло было разбито и в спальне старшего Ойоко, не так ли?! А вскоре он, как и госпожа Ойоко, начал болеть… Выпитые поглощающими жизнь сразу не умирают, знаете ли, уважаемый. Они начинают болеть, долго и беспросветно, потому как теряют всяческие жизненные силы.
Гном пошатнулся и теперь смотрел на Юрао огромными, почти круглыми глазами, а я… Я вдруг уловила движение в темном углу лестницы.
Ничего не замечающий офицер Найтес продолжил:
– Госпожа Ойоко жизненных сил имела много, упрямая и жадная до жизни женщина и, вероятно, сопротивлялась до последнего. И у нее был бы шанс, если бы ее выпили не во сне, а так… Разбитое окно, мастер Ойоко, это приговор. Это значит, что пили в непосредственной близости. После такого не выживают, если только не найти достаточно сильного мага. Но для этого надо знать, от чего навалились многочисленные болезни, а про поглощающих никто и не подумал, да?! Действительно, откуда ж им взяться, если стражи строго следят за всеми прибывающими на территорию империи.
Вновь пошатнувшись, мастер-стекольщик, осознавший, что в действительности произошло, медленно опустился на ступеньку и обхватил голову руками.
И тут прозвучало полное сожаления:
– Папа, я не хотела…
Дальнейшие действия Юрао были неожиданными – стремительно выхватив меч, он прижал меня к стене, прикрыв собой, и приказал:
– На свет, живо!
Но то, что скрывалось в темном углу, словно не услышав его слов, вновь повторило:
– Папа, я… Она обижала тебя, она…
Гном вскинул голову, полными слез глазами глядя на ту, которую, наверное, тоже считал дочерью. Юрао момент ничуть не смущал, и он повторно приказал:
– Выйдите на свет. Первое предупреждение.
Второго у Ночной стражи нет, это все знают. У Дневной три предупреждения, у Ночной только одно, и я понимала, что следующим действием Юрао станет магический удар по темному углу. А против Ночного стража у любой нечисти нет ни шанса. Заклинатели повоевать еще могут, маги сильные также, а у нечисти шансов нет.
– Не надо! – Мастер Ойоко поднялся, встал перед дроу, закрывая от него тот самый угол. – Не надо, прошу вас.
И обстоятельное от офицера Найтеса:
– Мастер Ойоко, видимо, вы не осознаете случившееся. Так я вам объясню: девочке сколько? Восемь? Вряд ли больше, на статуэтках ей около пяти-шести, потому как в этом возрасте они еще плохо скрывают свою личность. Хотя, учитывая, что вам она доверяла, вполне может быть, что и семь, а значит, сейчас ей…
– Мне девять, – произнес хриплый, совсем не детский голос.
– Девять! – Меч тут же был возвращен обратно в ножны, и на ладони Юрао заискрился сгусток чего-то темного и сверкающего. – В девять, мастер Ойоко, поглощающие жизнь уже способны питаться на расстоянии. Понимаете, о чем я?!
И тот же хриплый, полный ярости голос:
– Я не питаюсь!
– Бездоказательное заявление. – Я чувствовала, как напряжен Юрао. – Госпожа, предупреждение уже было.
Мастер Ойоко не выдержал:
– Я разрываю контракт, ваши услуги больше не требуются, и я настаиваю, чтобы вы покинули мой дом немедленно!
На это офицер Найтес сухо ответил:
– Дело касается общественной безопасности, мастер Ойоко, естественно, я не оставлю подрастающую пожирающую жизнь в вашем доме, да и вообще в Ардаме. Пожирающие запрещены законом, мастер Ойоко. Они запрещены законом даже в нашей лояльной империи, где у вампиров и тех есть свои права, нечисть в основной своей массе является добропорядочными гражданами, а неживые не убиваются, если не представляют угрозу для жизни.
Бледный гном оглянулся на темный угол и уверенно произнес:
– Ликаси никому не причиняет вреда!
Обернувшись ко мне, Юрао тихо приказал:
– Мчишься на улицу, оттуда в контору, не останавливаешься и не оглядываешься, поняла?
Я поняла, я все поняла, но:
– Других вариантов нет?
Дроу смерил меня возмущенным взглядом.
Я же не могла не спросить:
– Юр, неужели все настолько… плохо?
– Как путь к Бездне, – заверил меня партнер.
А я все же не могла понять, потому что:
– У нее мама гном, она к мастеру Ойоко как к отцу относится, и это «папа, я не хотела» – столько сожаления, Юрао.
На это мне рыкнули:
– Дэй, испарись!
Иногда самые страшные страницы в жизни приходится открывать в самое, казалось бы, неподходящее время, я и открыла:
– К сожалению, я в чем-то ее понимаю, потому что… мне тоже сожалеть приходится, и сильно.
Золотые глаза незабываемо округлились, после чего у меня ненавязчиво поинтересовались:
– Ничего мне рассказать не хочешь, нет?
– Здесь? – изумилась я.
– Твоя правда. – Дроу задумчиво посмотрел на темный угол, но решимости убивать во взгляде больше не было. Потом прозвучало недовольное: – Вы выходить собираетесь?
Мастер Ойоко поднялся на несколько ступеней и крикнул:
– Ликаси, не надо, я…
Но маленькая гномочка с золотыми кудряшками в светло-розовом платье, украшенном бантиками, осторожно шагнула на свет. Прелестная малышка несколько мгновений стояла и смотрела на нас голубыми глазками, а потом… Округлые черты лица заострились, светлая кожа посерела, ушки вытянулись и заострились книзу, голубые глаза приобрели зауженную форму, а зрачок покраснел.
– Ох ты ж Бездна – она из лордов! – осипшим голосом произнес Юрао.
Девочка одарила его грустным взглядом и посмотрела на меня. Я знала, почему именно на меня – потому что она до последнего избегала необходимости смотреть на мастера Ойоко. Правду о себе страшнее всего раскрывать близким. И я ободряюще улыбнулась девочке.
– Темных, – решила в итоге поздороваться.
– И вам кошмарных. – Малышка улыбнулась, сверкнув белыми зубками.
– Тебе уже девять, значит, учишься? – предположила я.
– В школе госпожи Дани, – подтвердила Ликаси. – Там много девочек, и никто не ссорится, и не обижает друг друга, потому что госпожа Дани за этим строго следит.
Мастер Ойоко торопливо начал объяснять:
– Ликаси очень добрая девочка, не воспринимает грубость, жестокость, даже к… животным. Мы долго выбирали школу и…
Юрао глянул на меня, потом на мастера и устало произнес:
– Я понимаю, что вы очень любите этого ребенка, который остается милым и очаровательным даже в истинном облике, но… – Дроу сбился, оглянулся на меня и сипло добавил: – Я обязан принять меры к задержанию, Дэй.
– А что с моей девочкой будет дальше? – Кажется, потерю драгоценностей мастер Ойоко уже перестал считать проблемой. – Что будет с Ликаси?!
Юрао тяжело вздохнул и просто отрицательно покачал головой. Все было ясно и без слов – ничего с ней хорошего не будет. Совсем ничего.
И тут девочка тихо спросила:
– А что будет с мамой и… папой?
Офицер Найтес сухо ответил:
– Мастер Ойоко ничего не знал. Что касается вашей матери… – многозначительная пауза.
И глаза малышки полыхнули алым, окончательно изменив форму. Юрао отреагировал двумя готовыми сорваться в любой момент боевыми заклинаниями, а я…
– Точно об этом пожалею… – прошептала в процессе сжимания отданной магистром Эллохаром красной ниточки, которую на запястье повязать не решилась, но во внутренний карман положила.
Полыхнуло синее пламя!
В следующее мгновение взгляду нашему предстал магистр Эллохар в… одном спешно завязываемом им халате, с мокрыми волосами и пеной на шее.
– Слушай, Риате, – раздраженно начал магистр, – между прочим, я по вызову безошибочно определяю, когда есть угроза жизни, а когда меня тупо собираются использовать. Что, Риате, опять приблудным домовым обзавелась?
– Н-н-нет, – прошептала я, почему-то прячась обратно за спину Юрао.
– А ну вылазь! – рявкнули на меня, стирая пену с шеи нервным движением. – И давай четко, ясно и по существу поведай, кого я опять, по-твоему, спасать должен!
Дальше минута молчания, и ко мне повернулся Юрао, чтобы с таким же возмущенным выражением, как и Эллохар, прошипеть:
– Что? Кого спасать?! Пожирающую жизнь из лордов?!
Лорд Эллохар в лице переменился и переспросил:
– Кого?
Я молча указала за спину магистра, и дальше про меня забыли совершенно.
– Ух ты, – выдал директор Школы Искусства Смерти, совершив крутой поворот и увидев девочку. – Вот это да. Полукровка! И действительно из лордов. Сколько тебе, девять, да?
Ликаси, мгновенно вернув свой прежний вид невинной гномочки, испуганно спряталась за мастера Ойоко, но затем выглянула, с интересом посмотрев на магистра.
– Такая трусишка? – притворно изумился лорд Эллохар.
Девочка из своего укрытия вышла сразу и даже подошла к темному, а затем хрипло подтвердила:
– Девять.
– Я так и понял. – Магистр Эллохар присел, разглядывая малышку, и поинтересовался: – А имя у такого удивительного создания есть?
И напряжение ушло сразу. Смущенно улыбнувшись, гномочка ответила:
– Ликаси Ойоко.
– Очень приятно познакомиться, – он протянул руку и пожал ладонь малышки. – Меня зовут магистр Эллохар, и я директор Школы Искусства Смерти. Слышала о такой?
Ликаси явно нет, а вот мастер Ойоко побелел вмиг, в ужасе глядя на обаятельного лорда, о котором ходило так много ужасающих слухов.
– Никогда, – смущенно ответила девочка.
– У нас замечательная школа. – Эллохар так приветливо и искренне улыбался, что даже я поверила бы, если бы не видела, какая там школа. – А знаешь, что самое замечательное у нас?
– Что? – Тихий, полный ожидания вопрос.
– У нас не нужно скрывать, кто ты есть! – ответ вышел не столь благожелательным, скорее жестким. – И подчиняться правилам «добренькой» морали тоже не нужно. У нас можно вести себя так, как требует твоя сущность, и не винить себя за это.
Может, Ликаси и была ребенком, но смотрела она сейчас на Эллохара совсем как взрослая – серьезно и осознанно.
– А приезжая на каникулы к маме, папа тебе явно не родной, будешь снова вести себя как их милая, добрая и примерная доченька. Что скажешь?
Ликаси просто кивнула. Согласно кивнула. И это было абсолютное и безоговорочное «да».
Улыбнувшись, лорд Эллохар потрепал ее по щеке и приказал:
– Беги, попрощайся с мамой. Ничего из вещей не бери, все получишь на месте. Беги, Ликаси.
И малышка, кивнув, действительно побежала вниз по лестнице, а вскоре из глубины дома мы услышали: «Мамочка, там такое!»
Магистр Эллохар медленно поднялся, и теперь ни доброты, ни благожелательности в его взгляде не было, только холодная ярость, которую он не стал скрывать, гневно спросив у мастера Ойоко:
– Во имя Бездны, откуда столько жестокости?
Мы с Юрао непонимающе переглянулись, а несчастный гном и вовсе не знал, за что с ним так. Эллохар пояснил:
– Девочка на последней стадии истощения.
На мой взгляд, выглядела Ликаси очень даже упитанной. А потом я поняла, в чем дело, и поспешила вмешаться:
– Вы все не так поняли! – Директор Школы Искусства Смерти стремительно ко мне развернулся, правда, когда на тебя так смотрят, сложно что-либо рассказывать. Но выхода особого не было. – Магистр Эллохар, мы с партнером в этом доме расследовали дело о краже драгоценностей, которые пропали два года назад, после смерти госпожи Ойоко.
– Та-а-ак, – недобро протянул Эллохар, – малышка последний раз питалась примерно два года назад, и, я так понимаю, вы об этом уже знаете.
– Что она выпила жизнь госпожи Ойоко и ее брата – да, – не стала скрывать я, – а вот то, что это было для нее в последний раз, нет, мы не знали.
Величественно кивнув, Эллохар призадумался и произнес:
– Господин Ойоко… госпожа Ойоко… То есть данный бледный и несчастный гном не верил в то, что является ее отцом?
– Нет. – Я ободряюще улыбнулась гному, – почтенный мастер-стекольщик просто помогал девочке и ее маме на протяжении многих лет, о том, кем является Ликаси, он не знал, даже не подозревал. Девочку он любит как родную, и только сейчас Юрао догадался, что она… не из лесных.
Смерив офицера Найтеса недовольным взглядом, магистр, тем не менее, одобрительно произнес:
– Неплохо. Вовремя догадался, у нее не более четырех месяцев оставалось. Судя по тому, что я сумел определить, Ликаси слишком любит родителей, чтобы их расстраивать, вот и вела себя как примерная девочка. И вот чем больше живу, тем страшнее осознавать, что ради любви народ идет практически на все, даже на медленную смерть от голода. Пойду, пообщаюсь с мамашей – вряд ли она сама осознаёт, от кого родила ребенка, и все же.
И неторопливо, величественно и совершенно не смущаясь босоногости, лорд Эллохар отправился вслед за Ликаси.
Я, Юрао и несчастный гном остались стоять на лестнице. Мы так и простояли, пока магистр не скрылся в дверях, после чего партнер, со свойственным ему умением не думать о плохом, весело спросил:
– Ну, где там комната покойной?!
Незабываемый взгляд гнома, но после, махнув рукой куда-то вперед, мастер Ойоко помчался за Эллохаром, бросив нас на произвол судьбы.
– Пошли, партнер, – Юрао, взяв меня за локоток, повел вверх по лестнице. – Ну и дельце.
– И не говори… – Я была откровенно потрясена случившимся.
– Она бы напала, Дэй, – глухо произнес дроу.
– Я бы на ее месте тоже напала. И ты…
– Наверное… – Мы поднялись на жилой этаж, и Юрао толкнул первую дверь. – Жутковато было, если откровенно. А с лордом Эллохаром это ты здорово придумала. Кстати, как додумалась?
– А-апчхи, – входя в темную захламленную комнату, выдала я. – Есть же у него шайгены, а они тоже запрещены.
– И не напоминай мне про Эрху. – Юрао зажег два огненных шара, и те поднялись под потолок, освещая все внушительное пространство. – Я Эллохару и официальный запрос отправлял, он молчит, гад. Только ухмыляется, а я… – И едва слышно: – Она мне понравилась.
Мы начали осмотр комнаты покойной.
То, что это спальня, сомнений не было – огромная кровать, занимающая половину пространства, тому прямое доказательство. Грубо сделанная, украшенная позолотой – явно дорогая, но совершенно не красивая. В спальне также имелся диван, несколько захламленных шкафов, круглый столик на толстой уродливой ножке, и странным диссонансом смотрелась будто невесомая стеклянная фигура, изображающая госпожу Ойоко.
– Талантливый он мастер-стекольщик, – Юрао подошел к статуэтке, – она здесь даже красивая.
Изваяние было в полроста ныне покойной госпожи Ойоко, зато сразу ясно, почему такой столик – это подставка. И точно, подойдя ближе, я увидела, что в столе специальные держатели для статуи, по деревянной же окантовке шла надпись: «Моей обожаемой супруге в день свадьбы».
– Красивый подарок, – произнес дроу, как и я, прочитавший надпись, – но не особо дорогой. Представляю, как «обрадовалась» госпожа Ойоко. Странно, что еще не запустила в женишка таким подарочком.
Я присмотрелась к скульптуре и, заметив трещины, сделала предположение:
– Похоже, что запустила-таки.
– Не удивительно, – Юрао тоже принялся рассматривать изваяние, – у гномов дарить полагается золото и только золото, ну и родовые драгоценности, само собой. Слушай, Дэй, а присмотрись-ка к статуэтке. Ничего не замечаешь?
И притянул огненные шары ближе, чтобы света было достаточно.
Я начала осмотр с головы. Лицо госпожи Ойоко оказалось изображено на редкость хорошо, и она смотрелась здесь как-то воодушевленно, а не рассерженно, как на портрете. Плечи, несмотря на несуразность для такой фигуры, казались нежными и красивыми, грудь, поправ строгие моральные принципы гномов, была видна примерно на одну пятую, красуясь в декольте темно-бордового пеньюара. Да, изваяние действительно только для спальни. А вот от пояса и ниже мастер Ойоко словно изменил себе – кружево местами было проработано грубовато, нога одна больше, другая… То есть все красиво, но нет того изящества, которое мы отметили еще в фигурках на лестнице.
– У меня такое ощущение, – пробормотала я, – что от пояса и ниже эту статуэтку делал не почтенный мастер-стекольщик. Как-то все не так.
– Вот и я о том же, – Юрао взглянул на меня сквозь прозрачную руку госпожи Ойоко. Тело у статуэтки было из прозрачного стекла, волосы, украшения, платье – из непрозрачного цветного.
