Текст книги "За границами легенд (СИ)"
Автор книги: Елена Свительская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
– Мальчик, ты что это тут… – послышалось сбоку.
Ко мне кошачьей походкой приближался светловолосый страж в белоснежной одежде. Меч из узорчатых ножен он не доставал, но вот выражение его лица не предвещало мне ничего хорошего. Надо бы его отвлечь…
– Т-там… т-там… – указываю дрожащей рукой за окно.
– Что? – холодно спросил эльф, смотря на меня.
– Т-там… т-там… – я отчаянно выдумывал предлог и наконец меня озарило: – Там человеческие воины! Как будто посла из Лысегорья сопровождают, но вид у них такой… такой…
Маг недоумённо развернулся к окну, возле которого стоял, создал заклинание удалённого виденья. Я робко спустился на пол. И юркнул мимо него.
– А ну стой! – стражник бросился за мной, – От Лысегорья послом всегда выступает их главный маг, Лириард!
Ой, промахнулся…
К счастью, ноги у меня были быстрые, а он не спешил использовать против меня магию: не то заклинания у него могли повредить дворец, не то я был слишком мелким возмутителем спокойствия, чтобы применять против меня опасную магию. Во время моего путешествия к лестнице за мной появился приличный хвост из мрачной охраны. Но мне опять повезло: обеденная зала на первом этаже располагалась почти у самой лестницы: я много слышал об этих деревянных дверях с узором из дубовых и кленовых листьев, потому сразу узнал. И решительно вцепился в ручку, всем своим видом показывая, что меня оторвут только с ней или с левой створкой двери. Мои преследователи мрачно переглянулись с двумя стражниками, стоявшими вокруг двери: эльфом и эльфийкой, очень похожим друг на друга. Женщина, явно находившаяся в периоде Долгой молодости, ступила ко мне, грубо схватила меня за левое ухо.
– Уходи, Кан! Тебя сюда не звали.
– Пустите меня к королю! – отчаянно завопил я.
Эльфийка больно дёрнула меня за ухо, но я не выпустил ручку. Она рванула меня ещё сильнее, словно собиралась отозвать моё ухо вместе с головой. Тихо потребовала:
– Убирайся отсюда, невоспитанный мальчишка!
– Пустите меня к королю!!!
Ухо крепилось к моей голове прилично, да и я не собирался отступать, даже если мне его и оторвут. А как тут сдаться, как уйти, если родителей схватили на моих глазах, обвинив изменниками, и объявили, что завтра утром они выпьют из Чёрной чаши самый страшный яд?! Точнее, схватили отца, а мать рванулась вслед за воинами и закричала, что она помогала ему готовить восстание – и её саму уволокли! А я такой слабый, что не смог их защитить!
Оказалось, когда отрывают ухо – это жутко больно. Но ещё мучительнее вмиг потерять семью!
– Пустите меня к королю! – из глаз моих хлынули слёз, – Они не виноваты! Не виноваты! Им дела нет до власти! Отпустите их! Пропустите меня! Или дайте мне осушить Чёрную чашу!!! Они не виноваты! Это я виноват!
Створки двери изготовили давно, потому ручка оторвалась прежде моего уха. Я и резко дёрнувшая меня стражница грохнулись на пол. Её тело смягчило моё падение, а вот ей самой досталось. Она застонала, ослабила хватку: я вырвался и с размаху налетел на запертую дверь. Не выбил, но расшиб плечо. Я рыдал, орал, бросался на створки двери, как безумный. От боли, от отчаяния в голове у меня помутнело. О, если бы я мог разнести эту проклятую преграду в щепки!
Рвануло, меня и стражников отшвырнуло на противоположную стену. Я оправился первым, бросился в освободившийся проход, прямо к растерянным королю и королеве, упал возле Хэла, вцепился в его ногу, что-то залепетал, уже сам не понимая, что говорю. Отдельные слова зацепились в моём сознании: «Чёрная чаша», «казнь», «папа», «Грань» и «сын».
Ворвавшиеся стражники оторвали меня от растерянного короля. Ярость захлестнула меня. О, как хотел я разрушить здесь всё, испепелить этого проклятого эльфа, чтобы больше никогда не было в мире этих мерзких светло-карих глаз, окружённых густыми тёмными ресницами, этого гадкого длинного прямого носа, тонких, но густых бровей, тонких губ, двигавшихся, но не издававших никаких звуков…
Казалось, будто огненная волна вырвалась прямо из моего сердца, мгновенно затопила обеденную залу. Стражники, натасканные и как маги, не смогли справиться с ним, потому вытащили короля и его жену наружу, а меня не то не спасали, не то не успели. И я утонул в свистящем и гудящем огненном океане… сознание не выдержало нахлынувшей боли… и пустота… и тишина… и ничего не осталось от меня…
Я рыдал и стонал… Долго… Не сразу понял, что трясут не мои обгорелые останки, а меня… и я жив… цел… и не в том проклятом дворце, а в тёмных сенях… И трясёт, и роняет на меня горячие слёзы Зарёна. Немного оправившись, хотел поблагодарить её, но мне ярко представилась обеденная зала и лицо короля – и слово «спасибо» застряло у меня в горле. Так вот кого мне напомнила полуэльфийка! Неужели, она – его дочь?!
– Гриша, всё прошло! Всё! – ласково шептала мне девушка, взъерошила мои волосы, – Это был сон, просто сон!
– О, если бы это был сон! – не удержался, схватил Зарёну за руку, – Пойдём, выйдем ненадолго.
Она безмолвно проследовала за мной. В комнате зашевелилась её мать, видно, не спала, но нас не окликнула. Плотно закрыв за собой входную дверь, отпустил её запястье и очень тихо поинтересовался:
– Можно задать тебе нескромный вопрос?
– Да, – спокойно ответила полуэльфийка.
– Ты знаешь, как выглядел твой отец?
Помолчав, девушка мрачно произнесла:
– Разумеется, я спрашивала у матери. Если когда-нибудь встречусь с ним – он за всё ответит. А ты думаешь, что он тебе знаком? Моё лицо тебе его напомнило?
Неужели?..
Зарёны точь-в-точь описала Хэла. Я тяжело опустился на крыльцо, охваченный самыми противоречивыми чувствами. Воспоминание о прошлом вгрызлось в сердце, причиняя ему невыносимую боль. А может это всё от того, что от потрясения хрупкая нить между мной и девчонкой, к которой я привязался, оборвалась? С семи лет, когда каким-то чудом сумел переместиться из горящей залы в человеческий лес, который обильно смачивал проливной дождь, сбив пламя с волос и одежды и очнувшись от боли в обожжённом теле, я мечтал только об одном: отомстить и за родителей, и за себя. И сейчас рядом со мной стояла дочь моего заклятого врага… А впрочем, ей родство с ним причинило немало боли…
– Это тот, которому ты хочешь отомстить?
В деревне уже шутили, что я и Зарёна умеем читать мысли друг друга: отчего-то один из нас прекрасно понимал состояние другого. Однако ярость заглушила то тёплое и мягкое чувство, которое вызывала у меня полуэльфийка.
– Он.
– И ты… убьёшь его? – спросила девушка испуганно, потом уже спокойно добавила, – А впрочем, это будет слишком маленькой расплатой… Но ты не волнуйся, Гриша, даже если б ты не рассказал, кто твой враг, я всё равно не простила бы отца. А теперь – и подавно.
– А если окажется, что твой отец – весьма знатный и влиятельный эльф? Многие мечтают о богатстве и знатности…
– Да будь он хоть королём Эльфийского леса! – прошипела Зарёна, глубоко вдохнув и шумно выдохнув, – Он за всё ответит! Так что лучше ему не попадаться у меня на пути!
Отлично. Если отец и дочь встретятся, Хэлу не поздоровится. Впрочем, вряд ли ему понадобится с ней общаться: сейчас, согласно слухам, этот старый развратник не часто вылезает из своей страны. Красивого и изящного ему хватает и там. И говорят, что он стал слишком придирчив. Значит, навряд ли его опять потянет к людям, которых большинство эльфов считает грубыми и не интересными, не заслуживающими особого внимания.
– Ты хочешь уйти, так? – догадалась она о другом моём сильном желании.
Молча вернулся в сени, разжёг на полу маленький огонь, который ярко светил, но ничего не сжигал, и начал быстро собирать свои не хитрые пожитки. Девчонка хотела нащипать мне овощей с огорода, но я не взял: дом, оказавшийся столь тесно связанным с моим заклятым врагом, а так же всё, имеющее к нему отношение, теперь вызывало у меня отвращение. А ещё меня терзал страх, что я успел к ней привязаться. Хозяйка выползла в сени, зябко кутаясь в старую шаль. Значит, следила за нами. Ну да теперь всё равно.
– Уходишь, Григорий?
Я тепло с ней попрощался, подхватил свой свёрток. Полуэльфийка метнулась в комнату и вытащила мне сумку, которую сама же сшила и вышила. Поколебавшись, взял. Всё-таки девчонка ни в чём не виновата: она не выбирала себе отца. Зарёна выскользнула за мной в ночной мрак. Сегодня ярко светила полная луна, так что была видна точёная фигурка полуэльфийки и её опущенные плечи.
– Ну, назови своё настоящее имя хотя бы на прощание! – тихо взмолилась она, – То, каким ты зовёшься, слишком человеческое. Да и лицо у «менестреля Гришки» уж очень простое. А эльфы все красивы.
– Слушай, если желаешь мне добра, сделай вид, что никогда меня не встречала! Что меня вообще не существует!
– Чтобы твоё появление перед моим отцом стало неожиданным? – сообразила догадливая девчонка, – Хорошо.
– И береги себя! И мать!
– Я обещаю!
Она научилась у меня не только драться, но и использовать проявившиеся у неё эльфийские способности. В том числе – усмирять животных и приручать лес. Зарёна теперь стала намного сильнее, чем прежде. И я могу спокойно её оставить.
Создал заклинание и переместился в безопасное место. Это оказался лес. Причём, щедро поливаемый дождём. Небесная влага меня успокоила. Долго стоял под холодными струями. Медленно ушли неприятные мысли, затем – и чувства. Потом мне стало всё равно. А дождь всё лил и лил… Мне опять вспомнилась синеглазая светополька. Когда я в очередной раз при помощи магии посмотрел на неё, она висла на шее у какого-то мужчины и радостно звала его Ромкой. Да и тот был рад встрече. Так что и она не пропадёт, но мне отчего-то так досадно…
Когда дождь наконец-то закончился, я высушил магическим пламенем одежду и медленно побрёл по грязи, надеясь рано или поздно выйти на дорогу. Шёл, шёл, чихая и часто сморкаясь. А потом недоумённо остановился: вдалеке кто-то заиграл на флейте. Ночью, посреди мокрого леса… А когда вслушался, у меня по спине поползли мурашки: это была та самая мелодия, которую сочинил в детстве.
…Накануне того дня, когда воины пришли за отцом, я один раз исполнил её перед родителями. Мама только улыбнулась, а отец раскритиковал меня в пух и прах за простоту мелодии. Он сказал: «это слишком грубо для эльфа» – и рассказал, что в нашем роду было четыре композитора, чей талант признали в Эльфийском лесу. А для эльфов признание среди своих – самое важное. Вот люди нетребовательные: им нравится все мелодии, которые мы исполняем. Я тогда страшно надулся: это было первое моё музыкальное творение, и я считал его если уж не самым лучшим в мире, то хотя бы просто гениальным.
Мама попробовала нас примирить: намекнула, что из всех мастеров искусств, когда-либо существовавших в нашей стране, было только двое, которым всё удавалось с самого начала, но они жили столь давно, что истории об их таланте, явившемся едва ли не с первого года их рождения, уж очень похожи на преувеличение. То есть, даже признанные мастера начинали с трудностей и ошибок, порой весьма забавных. И рассказала пару историй о наших великих мастерах. Затем спросила, как называется моё творение, сочинил ли я к нему песню. Я гордо выпалил: «Дуб стоит вопреки ветрам!». И напел:
Дуб стоит вопреки ветрам
Среди бурь и среди невзгод.
Дуб стоит вопреки ветрам
Не один единственный год.
Не сломался дуб, не засох.
Свет далёких звёзд повидал.
И ни единый свой вздох
За столетия он не отдал.
Дуб тянулся всегда только ввысь:
В росте видел старик свою цель.
На его ветвях засыпала гордая рысь.
А иногда под ним пел менестрель.
Под тяжёлой дубовой листвой
Прятались люди от струй дождя.
Осенью в небо взмывал волчий вой:
Гимн луне они пели, под дуб приходя.
Дуб стоит вопреки ветрам
Среди бурь и среди невзгод.
Дуб стоит вопреки ветрам
Не один единственный год.
Для чего стоишь, старый мудрец?
Ведь однажды и ты пропадёшь!
Одиноко свободы хранишь венец,
А потом и ты в никуда уйдёшь!
Дуб молчит и стоит вопреки ветрам,
Сберегая маленький ствол дубочка.
Знает старец, что в дали где-то там
Его возродит его взрослая дочка.
Отец расхохотался, а мама лишь коротко улыбнулась…
Я встряхнул головой, отгоняя наваждение, но мелодия всё ещё звучала, словно смеялась надо мной, напоминая о последнем дне, когда видел родителей весёлыми. И теперь мне не обидно, что они так отнеслись к моему первому сочинительскому опыту. И пусть бы они смеялись! Да хоть всегда! Только этого уже никогда не случится…
А мелодия лилась, и я с ужасом вслушивался в неё… И только последние звуки ночного бреда отличались от того, что сам сыграл: у меня песня была полна надежды, а тут под конец мелодии надежда сменилась глубокой тоской. Затем тишина окружила меня. Моё сердце бешено забилось.
Кан, успокойся! Ты слишком перенервничал из-за кошмара, потом слишком долго пробыл под холодным дождём, так что просто-напросто простудился и теперь бредишь.
Ушедшее не желало оставлять меня, тенью вцепилось в меня: мне опять примерещились звуки флейты. Они все лились, лились и складывались в мелодию, которую я очень любил исполнять в детстве. Не выдержав, я уронил сумку на мокрую землю, обхватил голову руками и отчаянно закричал. Мелодия стихла. От меня испуганно шарахнулось какое-то небольшое животное. Замолчав, создал на левой ладони магическое пламя. Оно охватило лес шагов на тридцать вокруг меня. И запачканную грязью сумку у моих ног. Поднял подарок Зарёны свободной рукой, выпрямился. И потрясённо застыл: шагах в десяти от меня стоял и смотрел на меня мой отец, который вот уже тридцать шесть лет как находится за Гранью. Он сжимал в руке флейту. Я испуганно вскрикнул, попятился. На лице мужчины отразилось недоумение, он отступил на шаг назад и хрипло спросил:
– Кто ты?
Испуганно задрожал. Мало мне прошлых видений, так ещё и мой бред начал со мной разговаривать! Нельзя столько мокнуть под дождём, даже если это смывает память о ночном кошмаре, а так же отвлекает от печальных воспоминаний!
– Что с тобой? – участливо спросил отец.
Он выглядел таким… живым… И я так давно не видел родное лицо! В горле моём застрял комок. Сглотнув, тихо ответил ему:
– Ты знаешь.
– Я не знаю, – ответил мужчина грустно.
– Ты… – мой голос задрожал, – Ты меня не помнишь?
– А кто ты? – его глаза недоумённо раскрылись.
Было в них что-то не то, что-то другое… Кан, это же бред! Обычный бред! Естественно, он странный! И не следует тебе с ним разговаривать.
Развернулся к нему спиной и торопливо пошёл прочь. Отец пытался мне что-то сказать, но я не слушал. Он рванулся за мной, споткнулся на грязи и упал. Я помчался вперёд, судорожно сжимая ручку сумки, выставив перед собой руку с магическим пламенем.
Прошлое не вернётся, никогда не вернётся…
Тяжело и медленно уползла от меня ночь… Рано утром, усталый и измученный, выбрался на широкую мощёную дорогу. И вскоре она привела меня к городу. Голова была как в тумане… И есть уже совершенно не хотелось: ещё один признак надвигающейся болезни…
Брёл по городу и мне мерещились лёгкие шлепки по мокрой мостовой, следовавшие за мной на некотором отдалении. Когда оборачивался, то улицы оказывались пустынными или рано проснувшиеся горожане шли не там, откуда доносились подозрительные звуки. Да и стоило мне остановится, как шлепки за мной пропадали… Обессилев от голода, видений и жара внутри меня, прислонился к дереву, росшему возле низкого старого одноэтажного дома. Устало прикрыл глаза. Шлепки по мокрой дороге тихо крались ко мне. Ближе, ещё ближе… Вот между ними и мной расстояние в два-три шага. Слегка приоткрыл глаза, взглянув вниз. В луже около моих ног отразился мой отец, встревожено смотрящий на меня. Я распахнул глаза: на том месте никого не было. Заорав, побежал прочь, подальше от этого ужасного виденья.
На какой-то улице, выскочив из-за поворота, натолкнулся на парня в одежде Белого края. Тот собрал длинные светлые волосы в хвост: не то многореченец, не то подражает эльфам. Человек ограничился недовольным взглядом. Я не извинился и гордо прошёл мимо. Отойдя на приличное расстояние, услышал, как тот сказал своему спутнику, невысокому курносому парню с коротким всклокоченными волосами:
– Судя по запаху, он – не пьян. Наверное, болен или у него что-то стряслось.
– Просто придурок, – язвительно отозвался темноволосый.
Внезапно свалившаяся на меня простуда, а так же болезненный удар от прошлого плохо повлияли на моё самообладание. К тому же, после того кошмара мне страстно хотелось кого-нибудь ударить или что-нибудь разбить. Но когда я возник перед нахалом и попробовал дать ему по зубам, тот спокойно увернулся и наподдал мне ногой по колену.
– Вадим, ты опять?! – взвыл светловолосый.
– А чё я? Это они все на меня кидаются!!! – возмутился его спутник.
А потом мне стало всё равно: в сознании пылало только одно желание: побить этого мерзавца, хоть кого-то избить, чтоб сорвать мои отчаяние, боль и злость. А тот с удовольствием ввязался в драку со мной. К моей досаде, он оказался не только магом, но ещё и умел драться, к его – я оказался достаточно ловок, так что в итоге больше я его потрепал, чем он – меня. Его спутник мрачно дожидался в сторонке, не вмешиваясь. Когда мы с моим противником отступили друг от друга, тяжело дыша, то светловолосый едва не вырвал у драчуна клок волос, появившись неожиданно у того за спиной. Тоже маг.
– Вадим, ты когда-нибудь повзрослеешь? – мрачно спросил светловолосый.
– Зачем? – возмутился его приятель, потирая ушибленный бок, – Чтоб тоска заела?!
Я подобрал брошенную сумку и побрёл по улице. Долго или мало слонялся по городу, не понял: ощущение времени пропало, а отяжелевшую голову было трудно поднять к небу. Кто-то попробовал сунуть руку мне в сумку – и рухнул от моего пинка. Голова у меня начала раскалываться, ноги – слабеть. Вор вскочил, в его руке блеснуло лезвие. Из-за проклятой простуды и долгой драки моя ловкость заметно поубавилась, потому пропустил один из его ударов. Отбросил его от себя, переместился на короткое расстояние. Хотел перевязать рану, но всё вокруг поплыло… Очнулся уже на мостовой, возле ограды чьего-то дома. И опять увидел лицо того, кто уже давно находился за Гранью. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, потом он резко отскочил от меня. Хлопнула дверь ближайшего дома… Другие ноги зашлёпали по дороге… молодые… Всё вокруг размазалось…
История Зарёны «Отблески костра» 2.1
История Зарёны
Отблески костра
Пламя зловеще танцевало в ночной темноте, выхватывая небольшой кусочек леса. Отблески костра бешено метались на моих подсыхающих волосах. Сверху с холодным любопытством наблюдали за мной многочисленные звёзды. Я долго и тщательно расчёсывала рыжие пряди, сейчас напоминавшие о золоте и огне, потом спокойно заплела их в одну косу, достала кинжал. И резким движением отхватила волосы на уровне плеч. Коса беззвучно упала на землю. Оставшиеся пряди оказались разной длины: и до плеч, и до лопаток. Голова почувствовала необыкновенную лёгкость. Надо же, какие волосы тяжёлые! И отчего сердце пронзила эта щемящая грусть? Они были такие красивые, они ещё несколько мгновений назад были неотъемлемой частью меня… Но поздно. Разве что иногда косу к длинным прядям лентой привязывать. Вдруг понадобится притвориться простой девицей?
Расчесала остатки от былого великолепия. Отлично, обрезанные пряди прикрывают мои уши. Значит, о моём родстве с остроухими губителями красоты не узнают. И та родня меня не найдёт.
Кусты вдалеке затрещали. Когда из зарослей за моей спиной выскользнули десять заросших и непричёсанных мужчин, я уже поджидала их. Вид вооружённой девицы с короткими криво обрезанными волосами, облачённой в плотную нижнюю рубашку, не скрывавшую верхних изгибов и форм, а так же натянувшую под них просторные штаны, заставил разбойников недоуменно остановиться. Не то их Мстислав не добил, не то решили грабить людей совсем недавно. А впрочем, мне всё равно.
С яростным воплем бросилась на ошалевших мужчин, срезала приличный клок волос с парня, стоявшего впереди. Наподдала ему кулаком в живот. Развернулась, поднимая ногу и ударяя стоящего рядом по коленям. Вся злость на мужчин, копившаяся с раннего детства, когда поняла, почему меня с мамой все в деревне ненавидят и презирают, сегодня выплеснулась наружу…
Они не сразу очухались и начали обороняться, поэтому я с лёгкостью уложила семерых, а с оставшимися троими пришлось попотеть. Особенно доставали двое: молодой сильный вожак и седеющий воин из его шайки. Первый не бил в полную силу, жалея моё молодое и красивое тело, за что наконец-то поплатился. Второго я одолела за счёт здоровья и недавнего отдыха: он уже где-то ножами намахался. Оставив разбойников валяться на мокром мху и перечислять известные им матные выражения, убрала кинжал в ножны, те привязала к поясу. Сунула отрезанную косу в сумку, ту перехватила и оторвала от земли. Костёр залила водой из фляги. И ушла.
Друг усердно меня учил. Теперь все, кто покушался на мои вещи, оставались лежать со сломанными носами или перебитыми руками и ногами.
Я добралась до Связьгорода, получив только пару синяков и одну царапину. Да и злость выпустила.
В столице решила начать поиски будущей нанимательницы с изучения местных слухов. Два дня прослонявшись по городу, особо застревая на рынке, так ничего дельного и не услышала. Решила зайти с другого конца, ускорив поиски, да и жрать уже хотелось, по-человечески: корни, накопанные в лесу в пути, что Григорий показал, надоело уже жевать – и пошла в трактир за сведениями. Для начала, в мужской одежде. Ну, девке-то как-то спрашивать, к кому в охрану наняться, несолидно. Скажу, что за сестру прошу. Ведь не всем ж богачам охота, чтоб их супруг да дочерей охраняли молодые, да сильные парни, а то мало ли чего? Девки молодые – дуры влюбчивые, могут и убежать, и, совсем уж дрянью если дело обернётся, в подоле принести ребёнка, незаконнорожденного. А если девку будет охранять другая девка, хорошо дерущаяся, то вроде так получше?..
В общем, упрятав косу срезанную на дно сумки, да в мужском прикиде, заявилась я в самый солидный из столичных трактиров, про который говорили, что популярный, да что и из господ кто-то не гнушается туда ходить.
Эдак дверь пинком ноги открыла – подсмотрела, что у вошедших до меня так открывалась, внутрь – и гордо зашла.
Ничего так хата, просторная. И народу прилично – с три дюжины человек, большей частью, местные. Ну, судя по красной вышивке с цветочными мотивами у воротов, да краёв рукавов, по подолу светлых длинных рубах. Хотя… вон у тех нашивки в форме большого овала, значит, и трое многореченцев тут. Да двое мужчин неизвестно из какой страны Белого края – такие узоры носили у всех или почти у всех, очень уж популярные в Белом краю. Разве что на столе в ряду от дверей, да посередине примерно зала, сидят двое в светлых одеждах, с синей вышивкой по воротам рубах, да по краям рукавов, подолу длинных рубах. И у этих в поясах плетённых узоры из ромбов, треугольников и квадратов. Ага, из Синего края. Хм… Простолюдины почти все. Ну, или из купцов, что не хотят высовываться. Разве что там, у стены, один-единственный парень в дорогих одеждах, блестящих таких, гладких, из ткани… дряни этой название забыла. Но дамы носят платья из таких. Он ел жаренные куриные ноги, но иногда поглядывал на двоих из Синего края. Эти двое…
Взгляд перевела опять на них. И застыла.
А что-то было в этих двух молодых мужчинах такое… другое…
Смотрела долго и всё никак не могла понять, что в них не то?.. Вроде простолюдины как простолюдины, ну да, смазливые, но, судя по фигурам, не шибко мускулистые. Но что же такое?.. Почему я так на них смотрю?!
Вот один из них, черноволосый, зелёноглазый, взгляд случайно заметил мой, усмехнулся насмешливо. А спутник его, заметив, что он отвлёкся от тихой беседы, обернулся. Да и кто-то из присутствующих, следящих невольно или вольно за синекрайцами, тоже. Но…
Запоздало поняла. Если про остальных мужчин и парней можно было сказать – выпучились на меня иль зыркают, то вот про этих двоих… ну, не хотелось говорить грубо. Особенно, на этого, повернувшегося в пол оборота. Причём, не просто так повернувшегося, а так… Ну, хоть картину малюй! Такая изящная поза, гордый поворот головы. Светло-карие глаза в обрамлении густых чёрных ресниц, смотревшие на меня с величественным спокойствием. Невозмутимость в густых, но изящных бровях. Длинный прямой нос, какой-то тоже гордый. Застывшие тонкие губы – ни недовольства, ни улыбки. И волосы… Его каштановым длинным волосам – аж ниже поясницы сходили иль вовсе до колен – небрежно собранным у основания шеи, по многоречинским обычаям, таким густым и гладко вычесанным, позавидовали бы многие девицы. В косу б заплести – и знатная вышла бы коса, толстая. Да ещё прихвачены не абы какой верёвкой, а каким-то длинным шнуром, свитым из ниток четырёх цветов: белым, светло-сиреневым, васильково-синим, да коричневым, под цвет глаз обладателя. И не просто свисают концы, один так, местами кокетливо или с шиком перекинулся через плечо. Да и… его спина, ровная, осанка королевская, плечи хоть и не широкие, но расправлены свободно…
Он задумчиво подхватил кружку со стола и отпил, глядя на меня. Но… как он её взял, эту злосчастную кружку! Осторожно, смыкая тонкие и изящные пальцы правой руки на рукояти, а левой – под дно кружки осторожно пальцы подложил. И к губам так поднёс… медленно… красивым таким движением… и пригубил… легко так, спокойно. Не как мужики в деревне как загребут кружку, да как запрокинут, да как отхлебнут жадно и шумно… нет… Уже тем, как этот странный молодой мужчина просто поднял чашку и как напиток пригубил, можно было залюбоваться! И… кажись, я и в правду залюбовалась… я… залюбовалась? Мужиком?.. Каким-то парнем?!
Хотя… внешне он был молод. Лет двадцать два-двадцать три, гладко выбрит, как в Синем краю. И чистый подбородок, и лицо с изящными чертами молодили бы другого, но… в этом что-то было… в глазах его… и не хотелось звать его ни парнем, ни юнцом. А как-то посолиднее назвать хотелось. Юношей. Иль даже молодым мужчиной. Ну, редко когда у парней увидишь такой спокойный взгляд, как у мужчин бывалых, зрелых, уже увидевших много чего, да чего-то уже в этой жизни достигших, настоящего, а потому имевших полное право спокойно взирать на остальных.
И… и было ощущение, что он напомнил мне кого-то. Но кого?.. Никак я не могла понять. Ведь вроде не встречала таких… невозмутимых… гордых… Пожалуй, так только аристократы могли смотреть, гордившиеся своей кровью, сокровищницей или что уже участвовали в битвах с врагом. Да, точно! Одеты были они как простолюдины, но мужчины из простого народа так держаться не могли.
– А что ты смотришь так на нас?.. – заговорил его спутник, прищурившись насмешливо.
– А как? – я подбоченилась, гордо подбородок вскинула. И говорить старалась хрипло, резко.
– А словно девица младая на прекрасного молодого мужчину?..
У меня дыхание перехватило от его проницательности. Хотя, себе спасибо, не кинулась я на рубашку и безрукавку поверх накинутую взгляд опускать, проверяя, шибко виднеется там чего, аль нет. Удержалась. Да, может, просто лицо у меня такое, смазливое, да будто выбритое или ещё не начавшее обрастать усами и бородой. Вот и издевается сей незнакомец надо мною?!
Сказала порезче:
– А мне казалось, так только девицы, когда им юность ударит в голову и кровь, с такою трепетной любовью своею мордою по зеркалам любуются?.. И проверяют: все ли смотрят на них али не все?..
Прищурился насмешливо кареглазый. Да к спутнику своему обернулся:
– Оставьте вы… его в покое, Син!
Но запнулся перед «его» так, то ли невзначай, а то ли и насмешливо. Поняли, мерзавцы?! Но как?!
– Да, Сыр, отвянь, – я проворчала.
И полюбовалась, как искажается смазливая мужская физиономия от того, как её обладатель услыхал, как я коверкаю его имя. Уже внимание всех – заинтересованное – было обращено к нам. И ладно.
Сумку эдак с силой поставила на ближайший к двери стол.
– А я и сестрица моя в драках хороши, – начала.
– Словами? – ухмыльнулся тот парень, одетый как аристократ.
– Кулаками, – нахмурилась, – А потому мы ищем знатную аль просто приличную богатую семью, которой для хозяйки иль дочерей необходим охранник!
– А драться-то умеешь, пацан? – ухмыльнулся чернореченец с проседью в тёмных волосах, сидевший неподалёку.
– А проверим?.. – ухмыляюсь.
Мгновения тишины и лениво-заинтересованного внимания. А потом вдруг кто-то сзади подкрался, да сгреб меня широкими ручищами. Да ладони его легли… на мою грудь.
– Да девка то! – гаркнули у меня над ухом, видимо, он и ростом был меня повыше, – Хрудищи у неё… – пальцы сжались на моей левой, – А ничё так…
Я, в мгновенья первые замершая от ужаса, такого хамства не снесла. И наподдала ему. Кулаком назад и куда-то вверх, к глазам его. Там хрустнуло. Он взвыл, руки разжимая. Я вывернулась, развернулась к нему – широкоплечему и рослому мужику – лицом, да коленкой вверх, по месту гордости мужской как наподдала. Он взвыл, уже то место руками прикрывая, согнувшись. А по лицу его, ревущего от боли, стекала кровь из сломанного носа.
– А ещё кто полезет – совсем без ничего останется! Мужского! – пригрозила.
На меня бросился его спутник, отрок лет тринадцати-четырнадцати, судя по таким же кучеряшкам тёмным, сын. Он сильно матерился, нападая, сверля меня глазами. Никак он испугался, что братьев у него не будет больше и сестёр. Но, поскольку взгляд его был устремлён к моему лицу, то он прозевал удар моей ноги. По коленке, с размаху. Он хряпнулся с воем и не сразу встал. Я отступила было… но то ли случайно, то ли кто подкинул… ноги поскользнулись на чём-то… я взмахнула руками, понимая, что не извернусь, не удержусь…
И вдруг застряла в падении, удерживаемая чьей-то рукой. Ощущая, как напряглись на ней мышцы. Нехилые такие мышцы…
Голову запрокинула. И встретилась со взглядом светло-карих глаз, слегка прищуренных, в обрамлении таких густых и чёрных ресниц, что многие девицы бы удавились из зависти. Они какими-то травами натирали их, маслами, а у этого мужчины они, похоже, сами так росли… И глаза его, в объятиях этих ресниц, казались ещё ярче на фоне бледной кожи…
И… И он же в стороне сидел! Как он успел так выскочить, лавки не опрокинув, да подхватить меня?!
– Вам соратник не пригодится, прелестный… – он чуть приостановился, дрогнули в усмешке краешки тонких изящных губ, – …Воин?..
Я вывернулась от него, но снова поскользнулась на похлёбке или подливке, откуда-то взявшейся на полу – никак мне под ноги зеваки недобрые плеснули – и снова, поскользнувшись, стала падать.
Он сдвинулся – так быстро и так красиво, будто в танце – и снова подхватил меня. Одной рукой – под талию, другой – запястье моё подхватил, пальцы свои с моими переплетя. А пальцы у него были нежные, холёные.
