Текст книги "Ты – всё (СИ)"

Автор книги: Елена Тодорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

63

Я клянусь, что сделаю в этой жизни для Юнии все .

© Ян Нечаев

Это моя Ю. Моя робкая Одуван. Моя нежная Зая.

Та самая стеснительная девчонка, которая, несмотря на талант, только под давлением выступала на публике, сейчас стоит перед сотнями гостей по собственной воле.

– Дорогой мой муж, – толкает Юния с придыханием. Через микрофон ее голос всегда еще тоньше, мелодичнее, и при этом сильнее звучит. Но озноб по моему телу прокатывается не поэтому, а из-за того, как она ко мне обращается. Останавливаясь перед ней, проделываю ряд неосознанных вещей. Собираю пальцы в кулаки. Сглатывая, прочищаю горло. Поджимая губы, напряженно тяну носом воздух. – Ты достоин самых мощных хитов. Триумфальных. Победоносных. Легендарных. Тех, которые качают, вдохновляют и заряжают. Изначально я планировала спеть для тебя гимн мужества. Но позже все-таки… – обрывая предложение, берет небольшую паузу. Зрительный контакт, который в этот миг выдерживаем, пронзительнее, чем когда-либо прежде. До смерти душеебательно, как сказал бы Нечай пятилетней давности. Каждая имеющаяся в моем организме нервная клетка вибрирует. Чтобы не выдать этого, мне приходится хмуриться и сжимать челюсти до скрипа. – Это день нашей свадьбы, Ян, – протягивает Юния с дрожью. И на подъеме добавляет: – Мое сердце переполняет та-а-акая любовь… Я люблю тебя! Я люблю тебя, как любят в жизни раз!

И снова по моему телу проносятся мурашки.

С трудом переводя дыхание, двигаю плечами, чтобы скинуть наброшенные на них сети треволнения. В момент начинаю воспринимать реальность через призму какого-то вакуума. Ожившее сердце тарабанит за грудиной так, что попросту оглушает. В нем нет титана – вероятно, проблема в этом. Когда заставляю его преодолевать переживания, оно крепнет и исхитряется чувствовать острее.

Юния берет первые ноты песни, и меня резко накрывают сомнения, что смогу продержаться в этом разрывном режиме до финальных аккордов.

Я в глаза твои, как в зеркало смотрюсь, Отраженье потерять свое боюсь. Не хочу, чтоб ты лишь гостем был, В сумраке ночей, и в судьбе моей. Я люблю тебя, как любят в жизни раз, Словно солнца в мире не было до нас[1]...

Чувства, о которых моя прекрасная Юния поет, вытягивают из меня душу.

Я не улыбаюсь, хоть и счастлив больше, чем когда-либо. Не оглядываюсь, чтобы оценить реакции окружающих, хоть и горд Ю. Не произношу ни слова, хоть мысленно с ней в унисон тяну.

На припеве наши сердца реально перезвон совершают.

Я клянусь, что сделаю в этой жизни для Юнии все. И, пожалуйста, Господи, прими эту молитву. Дай силы. Дай. Чтобы до последнего вздоха оставаться Титаном. Быть непробиваемым щитом между ней и людьми. Быть нерушимыми стенами ее дома. Быть незатухающим камином в этом доме. Плавиться, лишь когда она прикасается.

Мелодия продолжается, но Юния закрепляет на стойке микрофон и шагает ко мне.

Вдох. Выдох.

Протягивая руку, выступаю навстречу. Сплетаемся пальцами – только при этом контакте дыхание стопорится. Движ ладонями – наша особенность. Кисти как фрагменты пазла – идеальная совместимость. Первая степень близости. Взаимодействие на самом тонком, высшем уровне. Ведь далеко не с каждым человеком так получается, что, взяв его за руку, чувствуешь, как он открывает для тебя душу.

Медленное движение пальцами – трепет в крови топит адреналин.

Удар, растяжка, сокращение… Пауза… Удар, растяжка, сокращение… Сердце перестраивается, чтобы пахать за двоих. К нему Ю прижимаю. Прижимаю как самое дорогое, что у меня есть.

Есть. Нечаева.

Весь день глаза на мокром месте. Но сейчас эта сырость действительно тяжелая. Проживаю острое воспаление всех систем и органов организма.

Тяжело. Несомненно. Но все эти чувства – благодать.

То, ради чего мы живем. То, ради чего бьемся с невзгодами. То, ради чего совершаем подвиги.

Мы ни к чему не готовились. Никаких сценариев не рассматривали. Для меня вся ситуация – неожиданность. Включая композицию. Подчиняясь мелодичным переливам фортепьяно, медленно веду Ю в танце. Одной рукой продолжаю ласкать ее ладонь, второй – скольжу вдоль спины.

Лицо Юнии поднято. В глазах ее тону.

– Мой Одуван, я на тебя дышать боюсь, – шепчу со всей искренностью. – Моя нежная, тревожная, ранимая, стеснительная Зая. Спасибо за открытость и чистоту исполнения. И я сейчас не о твоем волшебном голосе. Понимаешь?

Она кивает раньше, чем начинает говорить.

– Помнишь, я в школе эту песню пела?

– Помню, конечно.

– Я тогда не чувствовала, о чем она… Сейчас чувствую.

И снова дрожь сокрушает мое тело.

– У меня тогда тоже лишь короткие проблески случались, Ю.

– Спасибо, что поддерживал меня, Ян. Что, подталкивая к выходу из моей ракушки, тут же страховал и давал опору. Когда ты смотрел на меня, я знала, что не забуду слова. А если и забуду, ты никому смеяться не позволишь. Я еще не понимала, что люблю тебя, но когда пела перед тобой об этих, как тогда казалось, далеких чувствах, внутри меня что-то расцветало.

– Я всегда тебя поддержу, Ю. Всегда спасу, излечу, успокою. В темноте согрею и от слишком яркого света тоже закрою.

Если придется, сам тысячу ран получу. И все это скрою, чтобы ее невредимой вытащить.

Последние клятвы мысленно даю. Но Юния, видя насквозь, качает головой.

– Я люблю тебя, – выдыхает слова, силу которых не убивают никакие повторы.

Все так же останавливается сердце. Все так же дыхание стынет. Все так же сотрясается тело.

– И я люблю тебя, Ю.

Она вздыхает и, прикрывая глаза, прижимается щекой к моей груди. Остаток танца проходит в умиротворяющем молчании, во время которого чувства продолжают как множиться, так и закрепляться.

Когда площадку заполняют все желающие, отпускаю Ю, чтобы она могла уделить внимание гостям. Она танцует, словно хрупкая куколка. Подпевает, чарующе улыбается и часто смеется. Глаз оторвать невозможно, и эта напасть явно не меня одного одолевает.

– Если Шатохины на нашей свадьбе не трахнутся, это будут не Шатохины, – комментирую бегство друзей в режиме онлайн.

– Ян… – протягивает Ю осуждающе, но через мгновение, когда я смеюсь, улыбается. – Здорово, что на восьмом году брака у них все еще бушуют такие страсти. Гармоничная пара.

– Что есть, то есть, – соглашаюсь я. – Сошлись по всем параметрам.

Сменяются закуски, вырастают запотевшие бутылки, наполняются бокалы, звучат новые и новые тосты.

– У нас экстремальная ситуация, – выдыхает наклонившийся между мной и Ю Илюха. Жена машинально мне в ладонь вцепляется, а я инстинктивно всем телом напрягаюсь, словно вот-вот представится необходимость с кем-то сражаться. Веду взглядом по залу в поисках Егора и Свята, когда брат поясняет: – Украли свидетельницу.

– Боже, – дергается Юния, на глазах бледнея. – Это какой-то обычай, да? – смотрит с надеждой. – Какие их требования? Что нам делать?

Илья двигает из стороны в сторону губами, мол, как сказать. Спустя пару секунд качает головой.

– Тот, кто ее украл, просил не беспокоиться.

– Твою мать, – сердито протягиваю я.

– Это… Егор? – догадывается Ю. Я вместо ответа зубами скриплю. – Что мы скажем родителям?

– Что все устали. Пора закругляться, – заключаю уверенно.

Попутно достаю телефон, чтобы набить мелкому сообщение.

Ян Нечаев: Давай без глупостей. Помни, кто ты. Достойно, блядь, себя веди.

На быструю реакцию не рассчитываю, но она приходит достаточно скоро, пока я, обнимая, успокаиваю жену.

Егор Нечаев: Помню. Не подведу.

– Все хорошо? – спохватывается Ю. – Они в порядке?

– Да. Егор пишет, что в домике ночь проведут. Утром появятся до того, как остальные соберутся.

– Главное, чтобы Агния его не провоцировала.

– Выдержит, – отвечаю за брата. Сам на это уповаю. – Не маленький.

Тоха с Маринкой суетятся так, словно свидетели они. Заметив пропажу, собирают народ на танцпол. Там подтягиваются и Фильфиневичи. Выписывают вчетвером фигуры, которые простым смертным просто неподвластны. Чара с Бойкой, как обычно, ржут и подключают троллинг, но тут же присоединяются.

– Изыди, – открещивается от приглашения Георгиев.

Ему вроде как не по статусу. Только для Соньки это не является аргументом. Вытаскивая мужа на танцпол, заливисто смеется.

За ними выскакивают и все мои. Потом Филатовы. И, наконец, старшие Чарушины.

– По-моему, самое время линять, – задвигаю я и увлекаю жену к выходу из зала.

Провожает нас объектив Богдана. Уверен, что у него на флешке и побег Егора с Агнией схвачен, но об этом уже поздно думать.

Поднимаемся на крышу небоскреба. Я сразу же блокирую все двери, чтобы никто за нами не вышел.

Декорации, которые использовались для торжественной росписи, сохранены. Но в моей памяти всплывает то, что происходило здесь значительно раньше.

Одного взгляда на Юнию достаточно, чтобы понять, что на нее те же воспоминания обрушились.

– Мне было так одуряюще страшно и так кайфово, Ян… – шепчет, когда перед цветочной аркой останавливаемся. – Тот кровавый поцелуй будто все системы в моем организме обновил.

– Я с ума сходил, – выдаю со своей стороны хрипло. Пальцы ее перебираю и нежно-нежно сжимаю. – В ту ночь маску с тебя сорвал, а хотел всю одежду. Если бы не Егор с Агнией… – бросаю недосказанным.

Одновременно содрогаемся, хотя на улице, невзирая на ночь и переваливший за середину сентябрь, относительно тепло. Обнимаю Юнию. Клуб сегодня закрыт, так что доносится музыка из банкетного зала. Не сговариваясь, начинаем под нее раскачиваться.

Все слова сказаны. Души нараспашку. Секретов нет. Познали ту полноту жизни, с которой кажется, будто миссия в этом мире выполнена. Но я уже знаю, что это ощущение временное. Завтра появятся новые задачи. В конце концов, нам еще детей растить. И на это уйдет тоже немало сил.

Со стороны моря, прям рядом с нами, свистят и рассыпаются фейерверки. Поворачивая головы, смотрим на них с некоторой отстраненностью. Секунду, две, три… А потом вновь взглядами сталкиваемся. Потянувшись друг другу навстречу, сливаемся в поцелуе. В груди со старта взрывается такой восторг, будто мы взлетаем и парить начинаем. И чуть глубже, в самой сердцевине души, зажигается свет – теплый, искрящийся, со множеством разноцветных бликов. Перекаты плывут. И играет симфония.

Это чистейшее счастье. Зеркальное. Невесомое. Всеобъемлющее.

Настоящее.

Отстранившись, прикасаюсь лбом ко лбу Юнии. Задушенно перевожу дыхание и во весь рот улыбаюсь.

– Я люблю тебя, Зая. Я люблю тебя так сильно! – обнимая крепче, отрываю ее от поверхности и кружу. Подхваченная ветром фата опутывает нас, словно лоза. Связанные навек не ею, но и этим оковам не сопротивляемся. Вовсю смеемся, пока я еще громче не выкрикиваю: – Ай лав ю, Одуван!

– Вдребезги, Ян Нечаев! И каждым осколочком я твоя!

Чуть позже, когда сердцебиение приходит в относительную норму, снимаю с Ю фату и распускаю ее волосы. Там же на крыше, под звездным небом, закрепляю наш брак на физическом и духовном уровне – впервые овладеваю девчонкой, которая является для меня всем, как своей женой.

[1] «Любовь, похожая на сон», музыка Игоря Крутого, слова Валерии Горбачевой.

64

Смешно тебе? Я вся горю!

© Юния Нечаева

– Проверь, Юнь. Проверила? А? Алло? Плохая связь. Проверь, проверь…

Закатывая глаза, медленно тяну носом воздух.

– Мама, – проговариваю с нажимом. Дождавшись, когда она умолкнет, терпеливым тоном повторяю то, что уже раза три за сегодня ей сказать успела: – Я тебе все фотографии скинула. Возле каждой стоит статус «Просмотрено». Мы в Мексике, мам. У нас половина седьмого утра. Свежих снимков нет. Только собираемся на новую экскурсию.

– Ой, дочь, – вздыхает. – Из головы вылетело, что у нас восемь часов разницы. Я-то на работе. К воспитательному часу готовлюсь. Надеюсь, я не разбудила Яна.

– Нет, мам. Ян давно проснулся.

Проснулся в отпуске в такую рань не по своему желанию, конечно. Разбудили по рабочим вопросам. Я из постели с мамой переговоры веду, а он, с мобильным и с сигаретой, в одних шортах у бассейна прохаживается. Наблюдая за ним, непроизвольно сжимаю бедра. С моим телом разрозненные реакции происходят – в промежности резко горячо и влажно становится, желудок странным образом скручивает, а в сосках вдруг возникает зуд. Пробравшись пальцами под тонкий шелк сорочки, чешу тот, который, как мне кажется, требует внимания незамедлительно. Только вот свербеж от этого не утихает, а напротив, распаляется.

«Что за ерунда?» – в недоумении немым вопросом задаюсь.

Маму уже почти не слушаю. Уловив, что вновь говорит о Яне, заставляю себя вникнуть в суть.

– Передавай зятю привет. И от папы тоже, дочь.

– Хорошо, мам. Передам.

– Вы сегодня к руинам города майи едете, да? Светлана Павловна, – упоминает одну из учительниц истории гимназии. – Ю, она захлебывалась восторгами, едва я лишь между делом обмолвилась, что вы с Яном погружались в действующий на дне Карибского моря Музей подводных скульптур! А уж когда я показала те шикарные фотографии, на которых вы под водой над и между этими творениями искусств обнимаетесь, целуетесь, держитесь за руки и как будто танцуете, в оживление пришла вся учительская! Сказали, что мои дети красивее звезд мирового кинематографа! Так вот, теперь с древних руин снимков ждут. Прям спрашивают: когда же? Представляешь? Тебе стоило бы вести блог. Вы же часто путешествуете. Материала много. Да у вас и домашние снимки – великолепнейшая эстетика.

– Мам, – останавливаю ее я. – Говорила тебе уже не раз: у меня нет желания вести какие-то блоги. Да и времени тоже. Мы с Яном много работаем. После удачного осеннего выпуска автомобилей спрос на них очень большой. Нужно держать волну. К концу этого года мы хотим представить уже новые модели. Это правда требует много-много сил, мам. Успокойся ты с этими фотографиями, пожалуйста. Хочешь делиться с коллегами – делись. Но меня услышь – мне неинтересны никакие блоги.

– Ладно, ладно, Юнь. Я услышала. Тебе неинтересно – поняла, – спешно идет на попятную. – Ты у меня без блогов умница. Я тобой очень горжусь! И зятем тоже. Честно.

– Спасибо, мам, – благодарю искренне. – Ты извини, но мне нужно собираться.

– Конечно, дорогая. Люблю тебя. Жду фото. Па-па.

– Я тебя тоже люблю. Пока, мам.

Отключившись, кладу телефон на тумбочку и откидываюсь обратно на подушки. Задумчиво прокручиваю кольца на безымянном пальце. Вчера вечером накатила такая усталость, что я не помню, как уснула. Душ принимала перед ужином. А после ужина, едва вернувшись в номер, переоделась из платья в сорочку и легла. Ждала Яна с перекура и как-то незаметно уснула. Даже кольца снять не успела.

Потянувшись, снова беру телефон в руки. Касаюсь пальцем экрана и рассеянно смотрю на фото – Ян и я с красным дипломом у здания университета. Агния как-то спросила, почему именно этот снимок на обои выбрала. Внятно ответить ей не смогла. Сказала, что просто нравится. А сейчас рассматриваю и осознаю, что вижу в этом кадре не только некую завершенность – мы с Яном, как и должно быть, на вручении диплома вместе, но и напоминание о той силе, которой я сама обладаю. Ведь, несмотря на все пересуды и тяжелые воспоминания, когда Ян уехал, я вернулась и окончила именно этот университет.

Скользнув по экрану пальцем, смотрю на дату. Собственно, для этого и брала мобильный.

Семнадцатое марта… Хм…

Снова соски чешутся…

Могла ли я подхватить в Мексике какую-то хворь? Возможно, съела продукт, на который мой организм выдал аллергическую реакцию?

Заглядываю под сорочку. Сыпи нигде нет. Только соски выглядят ярче, чем обычно. И кажутся чуточку больше.

Я их чесала всю ночь?

Вот что за напасть?! Не хватало только здесь в больницу загреметь!

Яну ничего не скажу… Он же сразу вызовет врача.

Заметив, что муж закончил разговор и направляется в номер, поправляю сорочку. Встречаю его улыбкой. Смотрю непрерывно, пока приближается. И снова меня захлестывает дичайшей волной плотского желания. С возбуждением и раньше проблем не возникало. Интимная жизнь у нас яркая и насыщенная. Но именно сейчас… Все ощущения чрезвычайно острые. Будто после долгого-долгого воздержания.

– Мне нравится этот твой взгляд, – протягивает Ян тем особенным бархатным, хрипловатым и воркующим тоном, от которого у меня всегда мурашки проступают.

И сегодня они не задерживаются. Покрывают все мое тело.

– Какой? – кокетничаю, а у самой дыхание перехватывает.

– Такой, Юния Алексеевна. Смотришь, и на хуй просишься.

– Ян Романович! – восклицаю сипло. И тут же прыскаю смехом. – Ты сам-то смотришь на меня, как кот Боди на нашу гирлянду.

Хохот Нечаева заглушает мое неутихающее хихиканье.

Но… Едва он ставит колено на кровать, подтягивает меня за ногу к себе и наваливается сверху, веселье вмиг стихает. С замиранием сердца обвиваю мужа сначала руками, а затем и ногами. Встречая взгляд, взволнованно облизываю губы.

– Ты зачем меня вчера голодным оставила? Уснула за полминуты, – толкает отрывисто.

А я чувствую в его дыхании никотин и ловлю себя на том, что мои ноздри, втягивая этот аромат, трепещут, а желудок сжимается. От собственных реакций теряюсь. Мне и нравится этот запах, и вместе с тем от него неожиданно подташнивает.

– Давай сейчас наверстаем, – выдаю затянутым шепотом.

Прижимая Яна ближе, провоцирую на поцелуй. И он целует. Целует так же, как обычно. Те же движения, та же скорость, тот же вкус… Но мне сносит голову, будто впервые с ним целуемся. Схожу с ума от желания. Часто дышу и громко стону, дрожу в какой-то сексуальной лихорадке и отчаянно выгибаюсь Яну навстречу.

Он прерывает поцелуй.

Смотрит на меня, будто оценивая мое состояние. Я вижу секундное удивление, но никаких комментариев не следует. Муж срывает с меня сорочку и стягивает с себя шорты. Член из последних выпрыгивает в полной боевой готовности, чем несказанно радует вселившуюся в меня нимфоманку. Я тянусь рукой, со стоном сжимаю и, закусывая губы, принимаюсь дрочить Яну.

Теряю темп, едва ощущаю, как его одуряюще горячий и будоражаще влажный рот накрывает один из моих зудящих сосков. Кричу, когда кажется, что мою грудь охватывает пламенем. Ян, как и всегда, чувствует, чего я хочу, и сосет сильнее. Второй сосок он стискивает и выкручивает пальцами. Этими действиями дарит мне и острое облегчение, и бешеное удовольствие, и сладкую муку.

Никогда такого не было, и вдруг случается – я кончаю от ласк груди.

Ощущая, как сжимается во время оргазма мое пустое лоно, ерзаю и подкидываю бедрами.

Но этого мало. Критически мало.

Едва Ян оставляет мою горящую после терзающих поцелуев грудь, притягиваю его к себе. Целуя в губы, страстно дразню языком.

– Ты такой вкусный… Почему ты такой вкусный?.. Я без ума… – тарабаню в перерывах задушенно.

Муж хрипловато смеется и нетерпеливо настраивает мое тело, словно инструмент. Настраивает, впиваясь пальцами в кожу бедер. Разворачивает и раскрывает нужным ему образом. С хрипом входит в мое тело членом. Ему внутри меня сходу очень-очень хорошо, я это, черт возьми, чувствую. А мне настолько кайфово с ним, что по телу судороги проносятся. Ноги дергаются в воздухе. Стопы скручивает до пронизывающих их игл. Ощущаю, как сокращаются стенки пылающего влагалища, и понять не могу – это отголоски старого оргазма или приближение нового.

Ян же мне прийти к осознанию не дает.

Со старта начинает трахать размашистыми и глубокими толчками, выбирая при этом какой-то невероятно идеальный для моего нынешнего состояния темп. Раунд длится минут десять от силы, а я еще дважды кончаю. И что самое главное, удовольствие, которое меня накрывает – не просто короткие вспышки. Это затяжное блаженство с потрясающе яркими пиками.

– Люблю тебя, – обмениваемся признаниями, когда Ян сливает мне в лоно свой экстаз.

Он касается лбом моего лба. Смотрим друг другу в глаза, пока успокаиваются сердца. А после чувственно целуемся.

Душ принимаем в спешке. Пока Ян бреется, расчесываюсь и сушу волосы феном. С укладкой не заморачиваюсь, лишь взбиваю пряди руками. Затем подкрашиваю ресницы и увлажняю блеском губы.

– Что? – толкаю приглушенно, когда замечаю, как Нечаев в очередной раз задерживает на мне взгляд.

– Ничего. Просто любуюсь своей женой.

Улыбаюсь ему и целую в щеку.

В комнате надеваю хлопковый комплект белья, шорты из светлой брючной ткани и белую майку. На улице наверняка жара, но в помещении меня отчего-то который день потряхивает, и я решаю натянуть до выхода из отеля еще и ветровку.

Яну, конечно, ничего не говорю, но странности с моим организмом происходят в течение всего дня.

За завтраком меня то голод охватывает, то вдруг одолевает тошнота. Ем, потому что иначе кажется, что мой желудок сам себя переварит.

В трансфере, пока едем к руинам, меня снова подмучивает. Буквально заставляю себя слушать экскурсовода. В какой-то момент Ян притягивает к себе на плечо, и я моментально отрубаюсь.

Просыпаюсь на месте. Полная сил и без всяких желудочных волнений. Жадно осушаю полбутылки воды и покидаю трансфер следом за мужем.

– Тебе не жарко? – спрашивает он, глядя на ветровку, которую я застегнула под самое горло.

Я в недоумении пожимаю плечами и развожу руками.

– Удивительно, но нет… Я какая-то сама не своя сегодня. Наверное, не выспалась.

– Можем вернуться в отель прямо сейчас.

– Ни за что, – открещиваясь, смеюсь. – Мы прилетели в Мексику ради этих руин!

– Руины никуда не денутся, Ю. Приедем завтра. Или послезавтра.

– Нет уж, Ян. Пойдем посмотрим! – с этим призывом хватаю его за руку.

Делаю пару шагов, прежде чем он перенимает контроль на себя и ведет меня к комплексу. Наш гид – приятная интеллигентная женщина средних лет – купив билеты, уже ждет нас у входа.

– Ну что, ребята? – улыбаясь, поправляет соломенную шляпу. – Готовы познакомиться с культурой древнего народа майя?

Едва мы выражаем согласие, экскурсовод начинает лекцию. Пока идем через джунгли к первому объекту архитектуры, она рассказывает о том, что цивилизация майя возникла в третьем тысячелетии до нашей эры.

– Этот древний народ хорошо понимал астрономию и математику. Они строили уникальные храмы и пирамиды. Создавали гидравлические системы орошения, благодаря которым выращивали необходимые им сельскохозяйственные культуры на не самых удачных почвах. Помимо этого, у майя была хорошо развита медицина. Местные врачеватели уже тогда были способны определить и лечить такие болезни как астма и туберкулез. Они прекрасно знали анатомию. Могли выполнять сложнейшие операции, например, по удалению опухолей.

– А как же анестезия и антибиотики? – вопрошаю я, не забывая делать фотографии.

– Для этого использовались вещества с наркотическим эффектом.

– И все это в третьем тысячелетии до нашей эры! – выдаю риторически. – Поразительно!

На половине экскурсии меня одолевает жуткий голод. Радуюсь ланч-боксу, который прихватили из отеля, как никогда в жизни. Съедаю булку, батончик и яблоко. Мужа тоже пытаюсь накормить – он в ответ лишь смеется.

Еще сильнее смеется, когда я после всей этой еды со стонами поднимаюсь на одну из самых высоких пирамид.

– Я бы посадил тебя на плечи, но тут такой крутой подъем, что, если ты пошатнешься, мы просто свалимся.

– Ой, только без полетов, ребят, – смеется вместе с нами гид. – Мы почти наверху, а высота этой пирамиды ни много ни мало – сорок два метра.

– Я, пожалуй, на обратной дороге велосипед напрокат возьму, – шучу, бездумно поглаживая ладонью живот.

– Я тебя сфотографирую, – дразнит Ян. – Закрою этот снимок в рамку и повешу рядом с теми, где ты на байке.

– Вот ты! – возмущаюсь и я сама хохочу. – Ну и… Ничего страшного!

Кое-как добираемся до вершины, ступив на которую, я почти забываю обо всех своих страданиях. Чувствуя, как пышут жаром щеки, стягиваю ветровку, чтобы повязать ее вокруг бедер.

– Наконец-то ты согрелась, – комментирует мои действия Ян.

– Смешно тебе? Я вся горю!

Прижмурившись на солнце, бессовестно улыбается.

– Булка хоть вкусная была?

– Очень!

С помощью гида делаем много классных фотографий. Помимо тех, на которых просто в обнимку стоим или, победоносно вскинув вверх руки, фотографируемся в забавных позах – я у Яна на плечах, касаемся друг друга языками, он взъерошивает мне волосы, я выпячиваю губы и закатываю глаза, ставлю ему рожки, безудержно смеемся прямо в кадре.

Счастье нас буквально переполняет. И вроде как ничего необычного в этом ощущении. Но вместе с тем есть нечто особенное. Что-то неосознанное окутывает нас. Что-то, чего мы еще не понимаем, но чувствуем.

Спуск дается немногим легче. Но мы преодолеваем путь с юмором. Внизу оккупируем один из камней, чтобы отдохнуть. Ян приземляется на него и сажает себе на колени меня. Гладит и жалеет, как несмышленыша, который ввязался в авантюру, не рассчитав свои силы. Я вздыхаю и ласково его целую.

У нас индивидуальная экскурсия, но внутри комплекса полным-полно людей самых разных национальностей. То и дело доносится немецкая, испанская, французская и английская речь.

– Я сказал тебе там че-то, там че-то. Ты ответила мне че-то там, че-то. Свою голову кладешь на плечо ты. На плечо ты мне… – именно эту песню бодро затягивает мой Ян-хулиган.

С ней связаны хорошие воспоминания. Мы танцевали под нее, когда на первом курсе притворялись друзьями.

– А потом с тобой мы делали че-то. Это делали довольно-таки четко[1], – подхватываю со счастливым смехом.

Дальше продолжить не успеваем, потому как к нам подбегает чья-то малышка. Мило насмактывая соску, это чудо заинтересованно нас изучает.

– Каролинка, – зовет ее мама. – Ты знакомые слова услышала?

Переглядываясь с обоими родителями девочки, улыбаемся.

– Привет, – здоровается с малыхой Ян.

– Привет, – повторяю за ним с трепетом я.

И Каролина вдруг вынимает изо рта пустышку и протягивает мне. Едва успеваю подставить ладонь, как она выпускает ее из ручки.

– Это мне? – шепчу растроганно.

Девочка мотает головой.

Мы с Яном и ее родителями смеемся, пока она не показывает пальчиком на мой живот.

– Твоему ребеночку.

[1] «Че-то», Азамат Мусагалиев.