Текст книги "Ты – всё (СИ)"

Автор книги: Елена Тодорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

51

Ты любимый, Ян.

© Юния Филатова

– Ты со мной не разговариваешь?

Беглый взгляд, которым я планирую лишь закрепить вынашиваемую обиду, Нечаев перехватывает и с уже не вызывающей удивления легкостью удерживает.

– Почему ты не взъебурил меня при всем отделе? Должен был! – предъявляю без обиняков.

Зрение тотчас плывет, а дышать становится так тяжело, словно в квартире за мгновение изменился химический состав воздуха.

Отворачиваясь, принимаюсь деловито хлопать дверцами шкафчиков.

Пока Нечаев разговаривал по телефону, успела принять душ, натянуть домашнюю одежду и собрать волосы в хвост. Пора готовить ужин.

Игнорирую Яна, пока он не подходит и не закрывает воду. Заставляя оторваться от промывки риса, берет за руки и мягко разворачивает. Дыхание учащается, когда улавливаю его хмурый взгляд на мокром пластыре. Под гнетом страха значительная часть эмоций растворяется.

– Я попросил тебя быть внимательнее.

– Разве этого достаточно? Я облажалась по-крупному. Серьезную оплошность допустила! Все это понимают! А ты… Ты спустил на тормозах, подчеркнув особое отношение ко мне.

– Конечно, особое. Ты моя невеста.

– Мне не нравится, когда на меня смотрят как на привилегированную, – говорю, взволнованно сглатывая. – Не нравится.

Он прислушивается. Сдвинув брови и чуть наклонив голову вбок, внимательно изучает мое лицо. Пока, наконец, не принимает сказанное на веру.

– Понял.

Когда Ян идет на уступки, вдруг ощущаю растерянность, а под ней – странное чувство вины за то, что не ценю должным образом.

– Просто… Это из детства, – рассказываю еще более дрожащим голосом. – В школе всегда было неприятно, когда папа, мама или бабушка делали поблажки. Вспомни, как к этому относились наши одноклассники. Если бы не вы со Святом, сколько бы поддевок я получила?

– Да, помню. Но я помню и то, как ты плакала, когда дед влепил тебе четверку.

Качаю головой. Кончики стянутых в хвост волос щекочут плечи. То ли из-за этого, то ли все же из-за какого-то внутреннего состояния, для самой себя неожиданно улыбаюсь.

– Сейчас я осознаю, что он поступил правильно.

Ян отсутствующим, будто загипнотизированным взглядом наблюдает за движением моего хвоста, пока вдруг не ловит пряди пальцами. Перебирая пальцами как нечто необычное, неприродное, фантастическое, тихо произносит:

– Я тебе это еще тогда сказал, Одуван. И ты обиделась на меня. Игнорила дня два. Разговаривала только со Святом, потому как он придерживался мнения, что твоя ошибка была незначительной.

– Тебя задело?

Мне бы хотелось, чтобы он это признал. Ведь, кажется, мои отношения с Усмановым до сих пор остаются для него непроработанной и болезненной областью.

Но Нечай отшучивается:

– Я подумал, что правду ты не любишь.

– Ян…

– Если ты перестала обижаться, я в душ мотнусь.

– Я не обижалась, – теряюсь от неоднозначных эмоций, поэтому вру.

Хочу вновь чувствовать легкость.

– Обижалась. За то, что не «взъебурил», – усмехается. – Наверстаем?

– Ах, Ян… Прекрати… Ты знаешь, что я совсем не то имела в виду… Боже, Нечаев… У меня еще месячные не закончились… – пытаюсь протестовать, но он меня не слушает.

Увлекает под душ прямо в одежде.

Сердце ускоряет ход. Внизу живота становится тепло. Задыхаясь от волнения, ловлю воду губами. Ян припадает к ним ртом, вдыхает в меня свою энергетику, и мои легкие, принимаясь трепетать, раскрываются. Зародившееся волшебство сбегает вниз по телу искрящимися импульсами. Ноги подкашиваются, но Нечаев крепко прижимает к себе, а через пару глубоких страстных поцелуев и к стене.

Скатывая по бедрам промокшую ткань, он стягивает с меня шорты и трусы. Сдирая футболку, пьет с кончиков сосков тонкие ручейки воды. При виде этого я не могу сдержать стон. Скребу ногтями ему по затылку, подаюсь ближе, всячески умоляю усилить ласки. И Ян, конечно же, понимает. Помогая себе ладонями объять всю нежность плоти, он втягивает раскрасневшиеся, словно ягоды малины, вершины с той одуряющей жесткостью, которая заставляет меня гортанно стонать и всхлипывать.

Потерявшись в пылу этой неистовой похоти, направляю все действия на то, чтобы стянуть одежду с Нечаева. Я против него слишком маленькая, и сил маловато, но каким-то образом умудряюсь расправиться с рубашкой, лишив ее половины пуговиц. Проблемы доставляет ремень. И когда я его, наконец, расстегиваю, зачем-то полностью из петель выдергиваю. Ян перехватывает кожаную ленту, разворачивает меня, чтобы толкнуть лицом к стене, и внезапно щелкает ею по ягодицам.

Вскрикиваю, хватаю ртом кислород и давлюсь горячей водой.

С трудом обернувшись, на эмоциях выхватываю ремень и стегаю им Яна по бедру.

В страхе замираю. А он вдруг смеется.

Вырвав у меня предмет экзекуции, отбрасывает аксессуар в сторону. Прижимает к холодной стене, вынуждая биться в конвульсиях непонятных ощущений. Покусывая шею, шепчет:

– Никогда бы не подумал, что моя Зая способна дать сдачу. И как прикажешь «въебуривать» тебя в офисе? Не хотелось бы взбесить твою внутреннюю сучку и получить при всем честном народе по роже.

– Я бы так никогда не сделала… – отзываюсь, рвано дыша. Теряя терпение, хватаю его за кисть и направляю к своей припухшей и очень-очень скользкой плоти. – Пожалуйста… Трахни меня… Заставь кончить…

– Зая… – хрипит Нечаев на выдохе.

Погладив мою раздразненную «зверушку», выбивает серию стонов. Монстр толкает на новые подвиги – ловлю ладошкой раскачивающийся между нашими мокрыми телами член. Сжимая склизкую и пульсирующую плоть, охреневаю от того, какой толстой и длинной она сейчас ощущается. Кажется, словно впитала не только кровь со всего организма Яна, но и обрушивающейся на нас воды напилась вдоволь.

Пока Нечаев, набрасываясь на мой рот, сладко терзает губы, в недвусмысленном намеке подтягиваю член к развилке своих ног. Постанывая, тру о лобок.

Но… Ян удивляет.

Он не вставляет мне стоя, как уже делал в душе не раз, и как сейчас нарисовало мое воображение. Вместо этого увлекает меня к мраморному выступу вдоль противоположной стены. Садится сам и тянет меня сверху.

Теперь вода бьет лишь по моей спине. Но попадая на плечи, неизбежно стекает по груди и дразнит воспаленные соски.

– Я не умею… – напоминаю, вдыхая пар и выдыхая пламя.

Но Нечаев молча направляет и буквально вынуждает вобрать свой нереально большой и крепкий член ноющим от вожделения влагалищем.

Протяжно вздыхая, застываю. Необычный угол проникновения, незнакомое давление, совершенно новые ощущения. Глядя Яну в глаза, с дрожью мечусь между своей природной робостью и дикой страстью, лишающей меня всего человеческого.

– Не бойся, Зая. Отпусти себя.

Бархат его голоса оплетает меня, словно змей-искуситель. Чувствуя, как щеки покалывает жжением, прикрываю глаза. Из-под ресниц наблюдаю за красивым, будто античный бог, Нечаевым. Слушаю шум падающей воды и страстный трепет нашего сорванного дыхания. Поглаживая напряженные грудные мышцы Яна, чутко внимаю своим физическим ощущениям.

Бугрящийся от похоти член подобен огромной шишке сейчас. Распирает, вызывая страх. Задевает немыслимые, будто только-только созревшие точки внутри моего лона. Пульсирует в бешеном ритме моего сердцебиения. Горит, словно лампочка.

Манит… Манит двигаться.

И я не выдерживаю. Упирая ладони Нечаеву в грудь, осторожно раскачиваюсь.

Вращение – по часовой стрелке и против нее.

Дикая дрожь по телу. Ряд густых выдохов удовольствия.

Подъем таза и медленное прохождение обратного пути. Распухшая головка член, будто шляпа гриба, зажигает фейерверки. Опускаюсь со шлепком и свистящим стоном.

Ян, жестко впиваясь пальцами в бедра, подогревает желания моего монстра еще жарче. Подается ему навстречу. Дергается внутри, выдавая томительные вибрации.

И я срываюсь.

Царапая мокрые и раскаленные плечи Нечаева, с надсадным вздохом упираюсь коленами в мрамор. Плевать, что последнее вызывает боль. Поднимая и опуская таз, схожу с ума от того, что чувствует моя вагина. Быстро ловлю скорость и амплитуду, с которыми это скольжение доставляет наиболее сильное удовольствие. Неустанно двигаюсь, потому что это единственное, чего сейчас желают мое тело и порабощенный им мозг.

Где-то на краю сознания все еще испытываю смущение. Непрерывно, ведь Ян наблюдает. Видит меня бесстыжей, трясущейся, опьяненной этой порочной страстью. Но это лишь повышает общий градус наслаждения.

Грудь подскакивает при каждом движении вверх и вниз. Обжигается воздухом. А периодически и жарким ртом Яна.

– Да, да, да… – поощряю подсасывания, ускоряясь.

Ритм все чаще сбивается – так сильно я дрожу. Это не просто мышечные спазмы. Поражен судорогами каждый нерв так, что руки дергаются, и разъезжаются трясущиеся ноги. Но я упорно двигаюсь, пока удовольствие не разрывает тело на атомы.

Хорошо, что Ян поддерживает спину, иначе бы упала. Центр управления теряет связь со всем остальным организмом. Кажется, я попросту лишаюсь сознания. Но при этом четко ощущаю, как содрогаюсь в руках Нечаева, и как он мощно меня дотрахивает, пока не кончает сам.

– Это было нереально классно, – смущенно выдыхаю Яну на ухо чуточку позже.

– Я знал, что тебе понравится.

Чуть позже, когда мы уже накрываем готовый плов крышкой, он сбрасывает мне рилс. Открываю без всякой задней мысли, а там девушка увлечено скачет на фитнес-мяче. Еще не догоняю, пока не читаю подпись под видео: «Когда предложил ей быть сверху».

Щеки мигом вспыхивают.

Поворачиваясь к Яну, смотреть на него не могу. Толкаю его кулаком в грудь, потому что задел. И улыбаюсь, потому что смешно.

Он хохочет.

– Ты так скакала, что казалось, головой крышу пробьешь.

– Неправда! – выпаливаю возмущенно.

Снова стукаю кулачком в грудь. Ян перехватывает. Вместе смеемся.

– Ты бессовестный! В тебе ни грамма такта!

– Еще вчера ты утверждала обратное.

– Да, потому что ты… – задыхаюсь от чувств, когда прижимает к груди. – Ты любимый, Ян.

На вздохе, который я ощущаю по движению его грудной клетки, ладонь Нечаева скользит по моей спине, пока не добирается до затылка. Сжимая его пятерней, он притискивает к себе с невыразимой любовью.

– Надевай мотокостюм. Покатаемся, – говорит после ужина.

– Знаешь… Не очень хочу.

Такой ответ заметно озадачивает Яна. С минуту он молчит.

А потом предлагает альтернативу:

– А на поле со мной пойдешь?

Тут отказать не могу. На поле Ян Нечаев становится беззаботным мальчишкой. Это завораживает, потрясает, заряжает дурманящей энергетикой.

– На поле пойду.

Надеваю джинсовые шорты и укороченную футболку. На выходе из дома жалею, что проигнорировала «укоризненно смотрящий» в пылу сборов лифчик.

На паркинге нас ждут Илья, Егор и Богдан.

Неловко скрещиваю руки на груди. Ян тут же подает мне мою мотоциклетную куртку. Когда успел взять ее, не спрашиваю. Принимаю с благодарностью и быстро натягиваю.

Юный журналюга снимает наше приближение на камеру. Остальные Нечаевы, восседая на своих байках, улыбаются. Подвисаю, когда замечаю припаркованный рядом с ними белый Кавасаки. Застываю как вкопанная.

– А это кому?.. Зачем?

– Не нравится? – оценивает мою реакцию Ян.

– Нравится… Просто…

– Цифровое зажигание, четырёхцилиндровый двигатель, гидравлические тормоза, ABS… – перечисляет явно на автомате. Пока не понимает, что все эти слова для меня не имеют смысла. – В общем, как для себя выбирал. Только по цвету решил белый брать. Тебе подходит, Зая.

– Ну это же очень дорого, Ян… – отбиваюсь вяло.

Уж очень мне нравится это чудо техники. А еще больше мысль, что у меня в самом деле может быть собственный мотоцикл.

Ян наверняка по глазам восторг читает.

– Ты моя невеста, Ю. Скоро будешь женой.

– Мм-м… – мямлю я. Смущенно смотрю на братьев Нечаевых. – Вы бы не могли нас на пару минут оставить?

С улыбками подмигивают, натягивают шлемы и отъезжают. Бодя позади Ильи устраивается, но снимать, поросенок, не прекращает.

– Что не так, Ю?

– Мм-м… В этом есть какой-то знак? Ну вроде той поговорки…

– Какой поговорки?

– Села – дала, и тра-ля-ля, – припоминаю его давние слова. – За байк что просят?

Нечаев смеется.

– Ничего. Это безвозмездный подарок, Одуван. Садись уже. Нужно обкатать новую технику.

– Я сама, что ли?

Почему-то теряюсь так, словно еще ни разу не управляла мотоциклом.

– Ну а кто, Зай? Твой же байк. Держи, – протягивает такой же белый, как и сам мотоцикл, шлем. – Он с гарнитурой.

– Ага, а еще с заячьими ушами.

– Тебе пиздец как идет, – заключает, когда я надеваю. – В сторону футбольного поля едем, ок?

– Прямо сейчас? – все еще не верю своему счастью.

Ян просто опускает мой визор, надевает свой шлем и садится на припаркованный рядом черный байк.

Взвывают моторы. У меня сердце со старта разгоняется, будто взлетает. На автомате все действия совершаю. Немного прихожу в себя, когда уже по трассе едем.

– Держись среднего ряда, Ю, – раздается в динамике механический голос Яна. – Не лети. Нужно привыкнуть к новому байку, поймать сцепку. Понимаешь?

– Да… Но ребята оторвались. Их почти не видно.

– Подождут на поле.

До выезда из города соблюдаю все заветы. После большого кольца, когда дорога до двух полос сужается, немного шалею. Выжимаю газ, чтобы обойти внедорожник.

В зеркало вижу, что Ян следом на обгон выходит. Слышу его вздох. По телу дрожь несется.

– Ю… – толкает через динамик хрипло.

А у меня уже адреналин вены путает.

– Я знаю, знаю. Прости, – шепчу сбивчиво, не переставая смотреть в зеркало. – Он, наверное, очень мощный. Я только чуть выжала, стрелка спидометра рванула. Уже сбрасываю. Не злись.

– Ю… – повторяет Нечаев с теми же интонациями, словно ему сложно говорить. Словно сдерживает безумный вал чувств. Словно лишь по глубине его дыхания можно уловить, как усиленно топит его сердце. – Я часто принимаю решение за двоих. Делаю так, как считаю нужным. Контролирую тебя больше, чем допустимо по каким-то там нормам. Сам что-то недоговариваю, без умысла. Давлю, проявляю напор. Могу показаться расчетливым, грубым. Но ты должна знать, Ю, – замолкая, разбивает трескучую паузу хриплым вздохом. – Я искренне, я всецело твой.

52

Болезненно? Хронически, Ю.

© Ян Нечаев

Что способно убить мужчину? Тщеславие.

Футбол оставался вроде как моей единственной нереализованной мечтой. Сколько раз за эти годы я хотел просто выйти на поле и погонять мяч? Не счесть. Суть в том, что столько же раз я сдерживался. Увы, но бег, прыжки и слишком резкие движения, несмотря на произошедшее за последнее десятилетие развитие медицины, для носящего металлоконструкции человека до сих пор нежелательны. Но стоило лишь увидеть, как загораются при упоминании футбола глаза моей Юнии, и я в очередной раз вышел за пределы своих возможностей.

Тщеславие. Да, именно оно. Сука.

Я все еще что-то доказываю. Я буду так поступать всю жизнь с Ю.

Хочу делать свою женщину счастливой. Хочу баловать, холить и лелеять. Хочу в ее глазах быть лучшим мужчиной.

Есть восторг, с которым бьется мое сердце, когда ноги касаются мяча. И есть жар удовольствия, который охватывает всю площадь груди, когда с восхищением смотрит Юния. Первое в сравнении со вторым ничтожно. С первым я способен совладать. От второго не могу отказаться.

Я подавляю все чувства и порывы, которые мешают Ю быть счастливой. Это и страх за нее, когда она за рулем мотоцикла. Это стремление контролировать ее неотступно, двадцать четыре на семь. Это эгоистичная потребность вести слишком частые серьезные диалоги, с целью бесконечного копания в ее голове и ненавязчивого внушения собственных мыслей.

Я, как сказал папа, учусь заново «ходить».

Принимая душ после игры, чувствую себя тем заряженным пацаном, которого ждет у раздевалки «та самая». Только вот ногу тянет, и в пояснице жар не стихает. Это повторяется после каждого любительского матча. Списываю на то, что организм привыкает к новому виду нагрузки. Терплю либо же просто игнорирую. В силу характера не рвусь разводить панику. Не пройдет, после Японии смотаюсь в Германию на внеплановое обследование. А пока не о чем и думать.

Пересекая освещенное поле, двигаем с братьями в более темную зону спортивной площадки. Там все близкие собрались. Только Шатохиных нет – улетели на свой остров.

– Завтра приезжай на примерку, – говорит Оля Ю. – Я с утра декольте доделаю, можно будет оценить промежуточный результат и поправить погрешности.

Увидев нас, девушка резко замолкает и, краснея, опускает взгляд. Знаю, что виновником такой острой реакции является Илья. Незаметно толкаю брата в плечо, чтобы не пялился так явно. Он наклоняет голову, прочесывает пятерней по влажным волосам, с хрипом прочищает горло. Бросает на Олю еще один, сука, беспалевный взгляд и идет к замыкающим круг Фильфиневичам.

Я упираюсь спиной в шведскую стенку и подтягиваю между ног Ю. Обнимая руками, прижимаю к себе задом, она смущается как девчонка. Будто и не она пару часов назад объезжала мой член. Будто не она тряслась утром от возбуждения, когда его сосала. Будто не она кончала по несколько раз за один контакт.

– Мне дико нравится этот контраст, – шепчу с ухмылкой ей на ухо.

Ю переминается с ноги на ногу, судорожно впивается пальцами в мои сцепленные на ее животе кисти и, привставая, ласково трет щекой у меня под подбородком.

– Какой контраст?

– Между нежным Одуваном и порочной Заей.

– Ян… – выдыхает задушенно.

Поймав, как мечет взглядом по толпе, смеюсь.

– Нравится, что с твоими бесами знаком только я, – добавляю совсем тихо.

Кажется, эти слова паром оседают в ушной раковине Юнии. Ведет плечами, вздрагивает. И явно не от вечерней прохлады, мотоциклетная куртка застегнута практически до конца.

Поворачивая голову, Ю поднимает лицо. Стоит лишь наклониться, и наши губы сливаются.

– Эй, хватит целоваться, – бурчит Богдан, едва наши языки только сплетаются.

Юнию это, конечно же, отрезвляет мгновенно. Выпрямившись, заливается краской. Сжимаю руки, чтобы не вздумала еще и отойти. Брата промораживаю суровым взглядом.

– Я бы на твоем месте позицию вредителя не занимал. Помни: у тебя трое старших братьев. Вырастешь, выцепишь свой «сердечный стимулятор», отыграются, – предупреждает Чарушин с ухмылкой.

Все, кроме Боди, смеются.

– Буэ, – выдает малой, выкручиваясь так, словно по нему насекомые ползают. – Никого я не выцеплю! Мне эти душистые создания и близко неинтересны.

Новый дружный взрыв хохота. Даже носящаяся у каруселей детвора смех ребят подхватывает, хоть и не понимают смысла.

– Аккуратнее с выражениями, – внушительно придерживаю гонор Богдана.

Смех смехом, но оскорблять женщин ему не позволю.

– У нас в семье все такие дурные, что ли? – толкает Егор с досадой. Поглядывая на держащуюся с самым независимым видом и подозрительно молчаливую Агнию, потирает ломаную линию брови и оттягивает впаянный в нее пирсинг. – Сначала уничтожаем все шансы, потом просыпаемся, блядь, – гундосит грубо. Пока ребята ржут, смотрит на мою Ю: – Вы же дружили с Яном с детства? Как тебе это удалось, учитывая, что он тоже не выносил девчонок?

После этого вопроса на нее таращатся уже все, и я в том числе. Что, конечно же, сильно смущает Заю.

– Ю меня не раздражала, – выступаю я.

– Ой, ну брехня! – выпаливает она, вызывая у собравшихся смех. – Я тебя не раздражала, я тебя бесила!

Морщусь и улыбаюсь.

– И добесила до полного бесоебства, – заключаю на позитиве. Прочищаю горло и добавляю уже более серьезно: – Да, Ю правду сказала. Я вел себя отвратительно. Класса до шестого-седьмого. Потом решил, что смирился, а на самом деле не по-детски засвистел. Но понял это только в конце девятого класса. Это наши семейные грабли.

– Нет уж, – мрачно открещивается Илюха. – Я такое не проходил. Мне всегда нравились девчонки.

– Мур-лямур, – протягивает Соня. – Как это мило! Правда, Саш? – двумя пальцами дергает мужа за рукав ветровки.

– Сердце дрогнуло, – сухо отражает он, вставляя в угол рта сигарету.

Мы смеемся.

– Ян, – зовет Ю достаточно громко, чтобы все внимание обратили. Оборачиваясь, ловит взгляд. – Ты меня всегда защищал. И на футбольном поле со мной возился, и в школе…

– Больше Усманов, чем я, – говорю, как есть.

Лишнего себе никогда не приписывал.

Юния запинается. Но после неловкой паузы, порозовевшая, настаивает:

– Ты тоже.

– А давайте включим музыку, – с энтузиазмом выкрикивает Лия Фильфиневич.

Всем понятно, что предложение для заскучавших детей, но взрослые первыми бросаются танцевать. Трек быстрый, заряжающий на активные пляски. Девушки включаются мигом. Парни с ребятней подтягиваются. Не поддаются только Илюха и Егор. Богдан, забывая о половой дискриминации, выдает перед зажатой Ольгой, которая каким-то образом попала ему в пару, несколько трюков – стоит на руках, крутится на голове.

Я прижимаю Ю слишком близко. Смотрю в ее сверкающие глаза. Вдыхаю запах своего счастья. Отталкивая от себя, на триста шестьдесят градусов верчу. Нравится то, что когда ловлю и прижимаю обратно, она смеется.

Обхватывая мое лицо руками, касается губами губ. И в них же выдыхает:

– Ян… Хочу с тобой поговорить.

– Пойдем.

Взявшись за руки, ускользаем обратно к полю.

– Давай ляжем на землю.

Откидываемся на спины в районе линии розыгрыша мяча.

– Когда вот так лежишь… – говорит Ю, глядя в звездное небо, – ощущаешь, насколько огромная наша планета. Помнишь?

– Помню. Мы делали так в детстве.

– Ты скучал по этому? По простым вещам?

Не сразу могу ответить. Дыхание спирает. Морщусь, прежде чем втягиваю кислород носом. Не отрывая взгляда от неба, взвешиваю, что можно сказать.

– В Германии выезжал за город, чтобы вот так лечь, закрыть глаза и представить себя дома. На этом поле. С тобой.

Слышу, как Юния судорожно переводит дыхание. Поворачиваясь на бок, кладет голову мне на грудь, обнимает.

– Возможно, ты до сих пор не веришь, но я действительно сильнее, чем та девочка, которую ты когда-то лишил невинности.

На вдохе стопорю легочную вентиляцию. Несколько раз прокручиваю ее слова.

– Почему ты говоришь об этом?

– Хочу, чтобы ты рассказал про шрамы, про то, что тебя беспокоит и задевает… – тарахтит взволнованным шепотом. – Я должна знать. Я выдержу.

– Шрамы, – выталкиваю, ненавидя, как на одном этом слове ломается голос. Задерживаю дыхание, мыслеобразование, сердцебиение. Не меньше пяти секунд уплывает, прежде чем могу выдавить более-менее нейтральным тоном: – Это прошлое. Ничего значительного с ними не связано. Было и было. Пустяки.

Едва это говорю, в пояснице начинает печь.

– Тогда позволь мне к ним прикасаться, целовать их…

Сжимая челюсти, скрежещу зубами.

Против этого, но выхода не вижу.

– Касайся.

Она поднимает голову. Тону в ее взгляде.

– Кажется, ты мне Свята никогда не простишь… – шепчет со слезами на глазах.

Я сглатываю.

– Не пори чушь, – высекаю резко. Совершаю глубокий вдох. Задерживаю кислород в легких. Приглаживая волосы Ю, медленно выдыхаю. – Не понимаю, зачем к этому возвращаться вообще.

– Я тоже не понимаю… И не хотела бы… Но так постоянно у нас получается, заметил? В последнее время каждый день! А то и по несколько раз в день! Это говорит о том, что тема не закрыта! Я сама к вопросу возвращаюсь, потому что меня задевает твое отторжение любви… Я… Проживая боль, будто уколоть тебя пытаюсь этими воспоминаниями… Я… Наверное, я провоцирую взрыв! Вот… Сказала. Честно, – выдыхает с дрожью. Прижимается к моим губам своими трясущимися губами. Прикрывает глаза. И я тоже, скривившись, зажмуриваюсь. – А ты все терпишь, Ян… Ты терпишь, и терпишь… Ты справляешься, а я – нет… Не хочу так… Прости… Прости… Я не умею надолго прятать то, что беспокоит… Не умею… Я тысячу раз перед тобой извинилась! Я объясняла, что любила его исключительно как друга и боялась ранить. Я призналась тебе, что ни с кем не была, даже когда думала, что ты бросил… Ни на кого не смотрела! Я выгребала, но, по сути, будто заморожена была. Пять лет жизни, как и ты, потеряла. И я хочу быть с тобой. Только с тобой! Но мне важно, чтобы ты тоже говорил, когда задевает, когда ранит… Когда болит!

Прежде чем я понимаю, что она делает, Ю отстраняется и вскакивает на ноги.

Следом подрываюсь.

Сердце бомбит в груди, и мне это пиздец как не нравится.

– Прости… Я не хотела ссориться… – частит Юния, когда за руку ее ловлю. – Ты столько всего делаешь… И я, правда, счастлива… Не знаю, что на меня нашло… Боже… – со вздохом роняет лицо в ладони. – Я отойду на пару минут. Нужно успокоиться.

Уходит в сторону Луна-парка. Я позволяю, только потому что, глядя ей в спину, сам с трудом дыхание перевожу. Через пару долгих секунд шагаю следом, но не догоняю. Держусь на расстоянии. Уже на территории парка Ю оборачивается, видит меня и, мотнув головой, продолжает идти.

Минуя лавки, сбавляет скорость у дерева, рядом с которым обычно устраиваемся с мороженым, сладкой ватой или горячим шоколадом.

Оборачиваясь, Юния припадает спиной к высокой каменной стене забора. Отрывисто дыша, смотрит мне в лицо. И едва наши взгляды встречаются, мой желудок скручивается в тугой узел. Вся жгучая боль там собирается. Сердце, замедляясь, словно бы на перезагрузку уходит. Уходит и виснет.

Ладони по бокам от лица Юнии упираю. Рвано вздыхает сквозь приоткрытый рот.

– Ты всегда убегала.

– А ты всегда шел за мной.

– Не мог не идти. Даже если ради этого мне приходилось учиться заново ходить.

«…Так же и с любовью, сын. Придется заново учиться говорить. Придется прыгнуть через эту боль…»

Только сейчас понимаю, что ментально в плане любви на коленях стою. Позволил обстоятельствам себя сломать. Немыслимой ценой игнорировал, когда Юния, крича о свои чувствах, протягивала руку. Боялся услышать. Думал, что, отгораживаясь, сохраняю силу и гордость. Не осознавал, что весь ресурс нужно использовать, чтобы оттолкнуться от этого дна.

– Зая… Зая… – выталкиваю тяжело.

Закусывая губы, она на миг прекращает дышать. А возобновляя этот процесс, кажется, словно какой-либо контроль над ним теряет.

– Всецело, Ю, – напоминаю то, что уже говорил. Ее веки падают. Сжимая губы, кивает. Касаясь ее лба своим, еле-еле дышу. Юния не многим громче. Обхватывая мое лицо, застывает. – Вдребезги. Вопреки. Болезненно? Хронически, Ю. Паталогически. Мучительно, – голос с каждым словом становится ниже. Осипшим, словно простуженным. – Эгоистично. Ревностно. Алчно. Пошло. Духовно. Осмысленно. Блаженно. Сердечно. Отчаянно. Гордо. Титанически. Нежно. Свирепо. Бережно. Бесконечно. На разрыв. Я люблю тебя.