Текст книги "Ты – всё (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
53
Это незабываемо. Ни на что не похоже.
© Юния Филатова
Япония – параллельная реальность. Слышала это выражение неоднократно. Воспринимала с улыбкой. И лишь оказавшись в стране лично, с изумлением соглашаюсь: рядом с нашим миром существует другая цивилизация.
Архитектура, дизайн, мода – все это очень отличается от того, что я привыкла видеть в своей повседневной жизни. Настолько, что становится понятно: мировые веяния здесь особого влияния не имеют. Япония сохраняет самобытность и уникальность своей культуры.
И ладно бы шок испытала только я, ни разу не выезжающая за пределы своей страны, но и наш юрист Павел Леонидович, и Лукреция Петровна из отдела снабжения выглядят не менее изумленными.
Раньше думала, что наши люди пашут как волы. Однако сейчас должна признать, японцы куда более самоотверженные. С первых часов поражают не просто трудоголизмом, а любовью к специальности и должности. Видно, что мотивирует их в первую очередь именно она. Рабочий день они начинают раньше восьми утра и заканчивают гораздо позже семи.
При этом японцы очень гостеприимны. Любят рассказывать о своей культуре, знакомить с обычаями, удивлять.
Мы более прямые, конкретные и основательные. Но в Японии меня удивляет и Ян. Я не раз видела его за работой, во время делового общения с нашими соотечественниками и бизнесменами ближайшего зарубежья. Знаю, какой он обычно задает темп. Замечала, что умеет и любит перетягивать лидерство во время диалога. Однако тут Ян Романович изначально выстраивает совсем другую тактику. С момента приветствия он ловит их волну – спокойно слушает переводчика, думает, размеренным тоном отвечает. И опять же – не торопит собеседников, с непринужденной улыбкой ждет, пока они обдумывают услышанное.
– Наша корпорация сотрудничает с компаниями, которые соответствуют определенному статусу, имеют имя и вес в мире бизнеса, – подытоживает господин Канэко – лидер принимающей нас стороны.
Все то время, что длились переговоры, благодаря уверенности Яна мне удавалось держаться со спокойствием профессионала. Но сейчас… Я вдруг начинаю сомневаться. И виню в первую очередь себя – идея ведь принадлежит мне.
«Куда мы полезли? Зачем? Решили прыгнуть выше головы. Боже, бесполезные расходы! Тогда как мы должны экономить, чтобы показать перед главным офисом, что умеем эффективно работать. Японцы принимают нас только из-за своего гостеприимства. Прямо не скажут, что не готовы к сотрудничеству. Я читала, что они любят намекать и ходить кругами. Господи… Это моя вина!» – все это успеваю прогнать в мыслях, прежде чем переводчик озвучивает следующие слова господина Канэко.
– Brandt соответствует требованиям нашей корпорации. Для нас честь вести беседу с держателем контрольного пакета акций, господин Нечаев. Возглавив вашу делегацию, вы проявили уважение. И поставили ваш концерн в выгодное положение перед нами. Была своего рода проверка, – переглядываясь со своими сотрудниками, Канэко улыбается, словно хорошо понимает все, что в данный момент говорит переводчик. – Если бы вы отмахнулись от нашего условия вести диалог через представителя руководящего состава и прислали только рядовых сотрудников, их бы приняли такие же рядовые сотрудники нашей корпорации. Приняли бы со всем гостеприимством и великодушием, но сами переговоры бы не состоялись.
Выслушав эту информацию, Ян сдержанно кивает.
– Это важный вопрос и для Brandt. Поэтому перед вами я и мои лучшие сотрудники. Кроме этого, госпожа Филатова в следующем месяце станет моей женой и законной совладелицей того же пакета акций.
Все мы на это замечание руководителя выдаем разные реакции. Мои щеки вспыхивают от удовольствия. Павел Леонидович приосанивается и выпучивает глаза. Лукреция Петровна с улыбкой важно задирает нос, притом что она лично еще слова полезного не сказала.
– Еще один нюанс, господин Нечаев. Мы работаем только по крупным контрактам. О каком количестве комплектующих мы с вами говорим?
Ян передает несколько экземпляров годового плана. Японцы разбирают папки, без спешки изучают. Проходит ровно четыре минуты, прежде чем они поднимают головы – я засекаю по часам Нечаева, на которые поглядываю в застывшей тишине.
Какой-то конкретной реакции ни Канэко, ни нижестоящие сотрудники не выказывают. Начинается обсуждение юридических моментов, и лишь благодаря этому становится понятно, что наш план удостаивается более детального изучения.
– Кроме основного плана существует дополнительный, – проговариваю, когда Ян плавно подводит диалог к тому, чтобы передать мне слово. Сразу после этой фразы он незаметно касается бедром моего бедра, и я осознаю, что должна сделать паузу, чтобы переводчик мог обозначить новый этап переговоров. Боясь выглядеть поспешной, застываю. Медленно дыша, слушаю перевод, хоть ни слова не понимаю. Продолжаю, когда Канэко сосредотачивает на мне взгляд, давая знак, что готов принять информацию: – Нас интересуют блоки управления автоматической коробкой передач. Так как до этого момента Brandt их еще не ставил на свои автомобили, первый месяц заказ будет относительно небольшим. Но лишь для того, чтобы в случае необходимости успеть скорректировать работу и настроить взаимодействие с другими узлами транспортного средства. В течение того же года мы закладываем в план стремительное увеличение объемов поставок.
Закончив, начинаю нервничать, что говорила слишком быстро. Пока женщина-переводчик доносит сказанное мной до японцев, тянусь за стаканом с водой, чтобы во время этого движения незаметно взглянуть на Яна. Он моргает, задерживая веки в закрытом положение – именно это движение я научилась читать как одобрение с его стороны, когда кивок, как реакция, по тем или иным причинам неуместен.
С облегчением делаю тихий глубокий вдох, плавно выдыхаю и пью воду.
Четкого ответа от японцев не следует. Но Ян меня предупреждал, чтобы не ждала подобного. Поэтому в ответ на их просьбу оставить дополнительные документы я улыбаюсь и передаю все необходимые материалы.
После расслабляющей чайной церемонии нас приглашают на экскурсию по заводу. Я все еще слабо разбираюсь в автомобильной промышленности, но увиденные технологии не могут не впечатлить.
– У меня ощущение, словно мы в будущем, – тихо шепчу Яну, пока нас переводят из цеха в цех.
– Да, есть немного. В некоторых вещах мы против них – древние люди.
Самые впечатляющие открытия нас ждут в отделах робототехники и разработки искусственного интеллекта.
– Честно признаться, меня пугают механические существа, способные думать и непрерывно развиваться, – делюсь с дрожью в голосе, не отрывая взгляда от робота, который выглядит и двигается как настоящий человек.
– И меня, – поддерживает Лукреция Петровна неожиданно. – Периодически эти штуковины выходят из-под контроля, и все мы знаем, что происходит, когда машина оказывается умнее тебя.
После экскурсии нас катают по завораживающему своей атмосферой мегаполису, рассказывая о том, какой была Япония сто лет назад, и какие исторические события повлияли на ее трансформацию, как именно протекал прогресс, и что, по мнению большинства японцев, не должно меняться никогда.
И, наконец, после всех событий нас приглашают на ужин. Трапеза проходит в соответствии с давними японскими традициями в одном из ресторанов в здании корпорации – за низкими столиками, сидя на татами[1]. И обслуживают нас настоящие гейши. Ну, по крайней мере, выглядят они как настоящие: кимоно, «белый» макияж, характерные прически.
– Надеюсь, спать мы будем не на полу, – бубнит Павел Леонидович. И, спохватываясь, спешно останавливает переводчика: – Это не нужно говорить! Скажите, что я в восторге.
Девушка улыбается и мягким, с несколько смешными звуками голосом выражает «восхищение» нашего юриста.
Канэко складывает перед собой ладони и слегка кланяется. Мы, не сговариваясь, зеркалим жест.
– Прежде чем мы подпишем контакт, вы должны полюбить нашу страну, – заявляет мгновением позже.
Тэмпура, лапша удон, овощи и мясо тэппанъяки, которые готовят здесь, делают и в наших ресторанах восточной кухни, но вкус, на мой взгляд, достаточно сильно отличается. И выигрывает, без сомнения, родина блюд.
Мы едим, пробуем сакэ, слушаем японскую этническую музыку, и в один момент я ловлю себя на том, что погружаюсь в какое-то особое умиротворенное состояние.
– Гармония – вот что я сейчас ощущаю, – делюсь с присутствующими. – Воодушевление и одновременно покой.
– Эта положительная энергия и является самой сильной, – отмечает господин Канэко с улыбкой.
– Проснулась твоя Сукэбан? – шепчет мне на ухо Ян, едва внимание присутствующих уходит в сторону завораживающего танца гейш.
Я заливаюсь жаром. И вместо ответа слегка стискиваю его бедро рукой.
После ужина нас отвозят в отель. Лукреция Петровна с Павлом поднимаются в номера, а мы с Яном отправляемся прогуляться по ночному городу. Несмотря на то, что после корпоратива все сотрудники Brandt знают о предстоящей свадьбе, отношения свои не демонстрируем. Оба предпочитаем вести себя сдержанно. И вот, наконец, оставшись вдвоем, можем взяться за руки.
– Почему ты смеешься?
– Вспомнилось, как удивился, узнав о нас, родной отдел планирования.
– Ну да, мне же пришлось все-таки взъебурить тебя на работе.
– Это было люто, Ян Романович. У меня чуть кожа не сползла.
– Снова претензии?
– Нет. Все нормально. Я расту, когда ругают за дело. Расту же?
– Несомненно, – подтверждает Нечаев. Обнимая, шепчет на ухо: – Ты умница.
– Спасибо, – благодарю смущенно. – Просто… Подумай только! Этот инцидент, а на следующий день корпоратив, где ты объявляешь о нашей свадьбе.
– Марина-Арина… Господи, да все! Все были потрясены!
– Прокатимся по реке? – предлагает Нечаев.
– Вообще, я боюсь, – признаюсь. – Но с тобой рискну.
Ян договаривается об аренде лодки.
Я вся трясусь, пока помогает мне сесть на одно из сидений. Обхватывая себя руками, смотрю на Яна и стараюсь абстрагироваться от того, как качается лодка на воде. Он устраивается напротив меня, снимает пиджак, закатывает рукава рубашки и, взявшись за весла, рассекает темную гладь.
Я обхватываю себя руками и зажмуриваюсь.
Нечаев смеется.
– Иди сюда, Зая.
Стоит ему позвать, вслепую бросаюсь вперед. Оборачиваясь, устраиваюсь между его ног прямо на деревянном днище. Лишь после этого могу открыть глаза.
– Нормально? – звучит тихо над моей головой. – Смотри, как красиво.
Его голос очаровывает сильнее, чем раскинувшаяся вокруг нас природа. Небоскребы возвышаются над пологими склонами и растущими на них пышными деревьями, но внимание на себя не перетягивают. Скорее подсвечивают живописные пейзажи. Где-то вдалеке играет монотонная японская мелодия. Меня укачивает. Отдаваясь тому, что вижу и что чувствую, полностью расслабляюсь и начинаю наслаждаться.
– Это незабываемо. Ни на что не похоже, – шепчу в благоговении. – Колыбель жизни.
– Хотел, чтобы ты это увидела, – говорит Ян.
А я вспоминаю, как признался в любви. Чувства по-новой захлестывают. И не радость это вовсе. В тот момент я плакала от счастья. А сейчас… Эмоций гораздо больше. Это нечто осязаемое. Любовь, которую можно не просто услышать. После слов Нечаева ее можно касаться. И я трогаю. Трогаю его предплечья, чтобы впитать эту энергию. Сначала ее слишком много, а уже через мгновение мало.
– Я люблю тебя, – выдыхаю, прижимаясь губами к запястью Яна.
Он молчит, продолжая грести.
И хоть нам уже не так важны слова, я включаю ревнивую сучку.
– Интересно, если бы ты был без меня, тебе бы предложили одну из гейш?..
Нечаев, конечно же, смеется.
– Ю, – толкает, оставляя весла. Обхватывая меня руками, прижимается лицом к шее. – Вопреки расхожему мнению, которое гоняет по европейским странам, никаких сексуальных услуг гейши не оказывают. Это миф. Предложить нечто подобное в Японии – моветон.
– И откуда в тебе столько?.. – вздыхаю я. – Как ты всему этому научился? Дипломатическому общению в том числе. Ты был великолепен! Ах, о чем это я? Ты же Ян Нечаев! Тебе не надо было учиться.
Он снова смеется. Уже тише.
– Я просто смотрю и вижу то, что люди транслируют. Запоминаю особенности. Чувствую, что от меня ждут. Соизмеряю, сколько сам готов дать.
– А мне… Сколько? – толкаю едва слышно.
– Очень много, Ю. Все, – заключает емко.
– Любишь?
– Люблю.
– Ой… – вскрикиваю, едва внутри жгучая волна стихает. – Что это, Ян? Что это? – указываю пальцем в сторону неоново-синего свечения.
Ян отрывается от моей шеи, вскидывает голову и смотрит вдаль.
– Это на заливе. Сверкающие кальмары. Местный деликатес. Их сейчас вылавливают.
– О-бал-деть! – разбиваю по слогам, не в силах оторвать взгляда. – Это красивее северного сияния.
– Ты его видела?
– Вживую, конечно, нет… Но так подумала…
– Поцелуй меня, Ю, – выдает Нечаев очень-очень тихо.
И я забываю о том, что секунду назад завораживало. Разворачиваясь, обвиваю его шею руками, ловлю горячие губы и со вздохом принимаю влажный язык.
– Я люблю тебя, люблю… – выбиваю строем неровных слогов.
Ян сжимает крепче, углубляет поцелуй и заставляет сходить с ума от счастья.
[1] Татами – маты, плетенные из тростника игуса и набитые рисовой соломой.
54
Я не Бог, не гений, не святой.
Но я стараюсь.
© Ян Нечаев
Контракт подписываем на четвертый день нашего пребывания в Японии. Юния выражает общую корпоративную мысль, мол, я один все это время был уверен в успехе и не бился с ними в мандраже последние сутки. А я ни хрена не был уверен. Просто не считаю приемлемым демонстрировать свои переживания.
Прощаемся с Канэко и остальными сотрудниками за обедом. У Ю на глазах слезы блестят. Она быстро привыкает к людям. Тяжело переносит моменты расставания. Канэко это, конечно же, тоже улавливает. Добродушно смеется, когда Ю складывает перед собой кисти и, склоняя голову, прячет заплаканное лицо. Очарован, ничего удивительного. Протягивая к моей Зае руки, побуждает ее вложить в них ладони. Сжимая, с улыбкой задерживает этот теплый контакт.
– Будем рады видеть вас в любое время. А в апреле – в период цветения сакуры – непременно ждем.
– Обязательно, – шепчет Ю. – Я очень рада, что цели нашего визита достигнуты. Должна сказать, что и задача, которую вы ставили перед нами, выполнена – я полюбила вашу страну, вашу культуру, живущих здесь людей, – делая паузу, взволнованно переводит дыхание. Отражая улыбку Канэко, добавляет: – Мне кажется, я даже научилась понимать японский без переводчика.
После столь смелого заявления, едва до японцев доносят суть сказанного, смущенно смеется. Они отвечают ей тем же.
Я ревную. Просто не могу иначе, хоть и понимаю, что причин для беспокойства у меня нет. На пальце Юнии мое кольцо. Но даже если бы его не было, знаю, что она моя. Всегда была.
– Я, наверное, повела себя непрофессионально, – начинает переживать Зая, едва заходим в номер. – Не смогла сдержать эмоции. Растрогалась. Не умею я без чувств работать с людьми.
– Все нормально, – заверяю ее, спокойно сортируя документы. – Если бы ты позволила себе лишнее, Канэко и ко дали бы тебе это понять.
– В смысле?
– Окатили бы холодом, держались отстраненно…
– О Боже, Ян! – приходит в ужас. Прижимая к пылающим щекам ладони, возмущается: – И ты сейчас об этом говоришь? Почему не предупредил заранее, чтобы я не вздумала…
– Чтобы ты вздумала, Ю, – акцентирую, вскидывая взгляд. Она замирает. Смотрит мне в глаза и, зная, что последует пояснение, терпеливо ждет его. – Я видел, что все идет хорошо. Коннект случился и закрепился. Еще открытки будете друг другу слать, – последнее выдаю со смешком.
Но Юния, разумеется, подхватывает на серьезе:
– Будем! Конечно, будем.
Улыбаюсь шире.
Поднимая руку, смотрю на часы.
– Я в душ. Ты со мной?
– Из вежливости интересуешься? – кокетничает Бесуния.
Закусывая нижнюю губу, взглядом заставляю ее порозоветь.
– Список вещей, которые я делаю из вежливости, крайне скуден, Ю, – информирую приглушенно. Более конкретно поясняю позицию: – Интересуюсь, потому что хочу, чтобы ты пошла со мной. Это приглашение.
– Но мы ведь договорились провести остаток дня с Лукрецией Петровной и Павлом Леонидовичем. Встреча через полчаса.
– Тем более. Надо экономить время, – улыбаюсь я.
И Ю начинает раздеваться.
Вчера весь день запаренные в делах были. Уснула Зая, едва добрались до кровати. Сегодня голодные, быстро справляемся.
– Ого, – дразнит Ю, пока вытираемся. – Это тянет на рекорд.
– Ты кончила, – привожу как аргумент в оправдание своей скорости.
– Да, – на автомате подтверждает очевидное.
– Ты мне еще вчера нужна была. Меня нельзя держать в режиме воздержания. Особенно, когда напряжен.
Берусь за бритву. Ю пристраивается рядом с косметичкой. Глядя через зеркало, задумчиво рассматривает мое лицо.
– Ты всегда собран, Ян. Временами трудно понять, когда тебе нужна поддержка, просто переключиться… Ты же не послабляешь контроль. Не выражаешь чувств.
Задрав подбородок, приставляю к щетине лезвие. Хмурюсь, когда Ю замолкает. Замечаю ведь, как в глазах появляется блеск. Каждый раз подвисает, когда я бреюсь.
– Если сложно, подожди в комнате, – толкаю хрипловато.
– Нет… – выдыхает она шумно. – Я привыкаю к тому, что этот предмет только в твоей руке может быть. Чем больше смотрю, тем меньше хочу его касаться. Даже случайно.
– Окей, – сиплю я. С десяток секунд молча бреюсь. – Насчет твоих предыдущих слов, – говорю, когда Ю расслабляется и возвращается к своим делам. Нравится смотреть, как она красится. Особенно, когда делает это, стоя плечом к плечу со мной. В этой рутине есть нечто особенное, интимное. – Когда мне нужна поддержка, я чаще тебя касаюсь. И… – ненавижу разрывать предложения, но в этот момент иначе не получается. – Мне пиздец как трудно это озвучивать.
Уголок пышных розовых губ Заи приподнимается. Не докрасив глаз, она отставляет карандаш, чтобы прильнуть к моему боку и обхватить талию руками.
– Спасибо, что говоришь об этом, Ян… Что всегда идешь на контакт, когда я задаю вопросы… Что уважаешь мои чувства, никогда не обесцениваешь… Для меня это очень важно.
– Знаю, что важно. Я не Бог, не гений, не святой. Но я стараюсь.
Продолжаю бриться.
Ю, притихнув, какое-то время не двигается. А потом вдруг поднимает руку и проводит по щетине рядом с лезвием. По краю.
Замираем.
Пока Зая не выдыхает:
– Я люблю тебя.
Сглатываю собравшуюся во рту слюну. Прочищаю забитое горло.
И отражаю:
– Я тебя тоже люблю, Одуван.
Готов повторять столько раз в день, сколько ей будет нужно.
Она привыкает к безопасному виду бритвы в моих руках. Я привыкаю к продирающим нутро признаниям. Тем более что с каждым новым выдохом боль успокаивается, а тепло, напротив, задерживается, исцеляя все раны и микроцарапины.
– Знаешь… – шепчет с улыбкой. – О таком начальнике, как ты, можно только мечтать.
Я умышленно напускаю мрачности во взгляд. Ю потирается лицом о мое плечо и смеется.
– Но галстуки у тебя все равно скучные.
– Они тебя возбуждают, – заявляю уверенно.
Одуван краснеет.
– Нет… – отмахивается на эмоциях. Замолкая, кусает губы. И, наконец, выдыхает: – Да. С самого начала. Еще до того, как ты начал меня ими связывать. Не знаю, почему… С ними ты такой суровый, что поджилки трясутся.
– Я замечал.
– Что замечал?
– Как ты возбуждалась, еще когда я на тебя наезжал.
– Но ты тоже… Тоже… Тебя красные уши выдают, Нечаев!
– Что? – протягиваю недоверчиво. – Быть такого не может.
– Да, Ян Романович! Да!
Перевожу взгляд на зеркало. Кручу головой, хмуро оглядывая со всех сторон.
– Нормальные уши.
– Это сейчас они в спокойном состоянии, – хохочет Ю. И знаете, становится похер на все. – Когда ты возбужден, они пылают!
– Поэтому целуешь их?
Замечал ведь подобное.
– Угу, – кивает смущенно. – Еще люблю тебе волосы взлохматить. Разрушить твою серьезность. Я же помню тебя хулиганом.
– Могу показать, что еще пылает, когда я возбужден. Целовать там было бы результативнее.
– Ян Романович! – выпаливает с наигранным возмущением. А потом прижимается губами к уху, которое уже, блядь, горит, и, щекоча теплым дыханием, признается: – В этом плане меня не надо уговаривать.
– Очень этому рад.
Ухмыляюсь, когда встречаемся взглядами.
Бесуния бывает той еще проказницей. Перекладывая бритву в левую руку, шлепаю ее по заднице, когда отстраняется. Она толкает меня бедром.
– Зачем ты лупишь меня по попе?
– Затем, что нравится она мне. Сочная.
– Мм-м… – протягивает, докрашивая глаза. Через секунду спохватывается: – О Боже, Ян! Похоже, мы все-таки опаздываем!
– Не критично, Ю.
Когда она, работая кисточкой туши, приоткрывает в усердии рот, дразняще провожу по нижней губе пальцем. Смеюсь, потому что забавно выглядит. Она шумно выдыхает через нос и, обхватывая его до второй фаланги, шутливо вгрызается в подушечку зубами.
– Злая Зая, – поддеваю с улыбкой, когда удается освободиться.
Оценивая работу бритвы, споласкиваю прибор и бросаю на подставку. Выливаю в ладонь лосьон. Прохожусь по щекам, подбородку и шее. Ю в этот момент тянется, чтобы обнюхать со всех сторон.
– Мм-м… Люблю, как ты пахнешь, Нечаев…
Ловлю ее губы. Сжимаю пальцами подбородок. Крепко и влажно целую. Зая подрагивает, а я ощущаю пьянящее головокружение.
Не знаю, как это работает, но каждый наш поцелуй разный. Каждый вскрывает новые чувства. Больше и больше семян одуванчика в распаханном поле моей души. Больше и больше стойкого цветения. Больше и больше ласкающего раскачивания.
Ю поднимает ножку. Улавливаю отстраненно, пока задирает носком вверх. Ощущаю трепет, потому как понимаю, что кружит внутри нее. А потом… Она вдруг совершает обратное движение – просовывает колено мне между бедер и подпирает ногой мне яйца. Казалось бы, ничего такого… Ощущения крайне неожиданные: вспышка в паху, шумовая и дымовая волна прокатывается стремительной полосой вверх по груди и рубит хмелем в голову.
Отрываюсь. Полупьяным взглядом смотрю.
– Так, давай, в темпе, – подгоняю, отмечая, как сбивается собственное дыхание. – Быстрее выйдем, быстрее вернемся.
– Ахаха, очень интересно, где источник этой неожиданной спешки?
Беру за руку, с ухмылкой прикладываю к тому самому «источнику».
Юния, довольно улыбаясь, краснеет.
Разворачиваясь, чтобы уйти, сжимаю ее ягодицу. Прочищая горло, шлепаю.
– Пора надевать скучный галстук, – объявляю на выходе из ванной.
– О-о-о, – стонет Бесуния мне вслед. Стонет и смеется. – Давай без галстука сегодня.
– Ну уж нет. Крепитесь, Юния Алексеевна. Крепитесь.
– Ян Романович, – кричит мне вслед. – Вы крайне жестоки! И… У вас, кстати, тоже очень сексуальная задница! Да! Я это сказала!
Разражаюсь безудержным смехом.
Ю в ванной не задерживается и одевается почти так же быстро, как я, но мы все равно опаздываем. Приходится напустить деловой вид, сухо извиниться перед сотрудниками и, естественно, оплатить билеты на спектакль. Честно признаться, то, что происходит на сцене – худшее, что мне доводилось видеть. Но Юния следит за действием, словно завороженная. И местами даже плачет.
Чуть позже, за ужином, когда Лукреция Петровна – жесткая тетка, с которой в нашем офисе ни одна живая душа общего языка не находит – разделяет восторги моей невесты и советует ей посмотреть какие-то там дорамы, я едва сдерживаюсь, чтобы не сморщиться.
– Не понимаю, как женщины могут смотреть подобное мыло, – замечает Павел.
– И не поймете! – кидается на него наш главный «снабженец».
Юния ошарашенно выкатывает глаза. Я с трудом пережевываю кусок рыбы, которую впихнул в рот за мгновение до этого взрыва.
– А вы, интересно, замужем? – «бьет» в лоб побледневший юрист.
– У меня три кота, уважаемый! И никакие другие яйца мне в доме не нужны! – отсекает та безапелляционно. Бросив взгляд в мою сторону, смягчает тон: – Прошу прощения, Ян Романович.
Понимая, что трапеза закончена, невозмутимо прикладываю салфетку к губам.
– Да я как бы свои не подкатываю, Лукреция Петровна. Так что передо мной извиняться необходимости нет.
– А я считаю, что причина не в вашей нелюбви к яйцам, – тарабанит Павел взволнованно спешно. – Вы просто неуживаемая персона! Кто вас еще дома выдержит?!
– Павел, – осаживаем с Юнией в один голос, только она еще отчество прибавляет.
Лицо Лукреции Петровны тем временем приобретает бордовый оттенок. Кажется, ее вот-вот разорвет от гнева. Не позволив нам это увидеть, женщина подскакивает и выбегает из ресторана.
Юрист задерживается секунды на три дольше. Затем, прочищая горло, поднимается.
– Пойду извинюсь, – бросает смущенно и уходит.
– Что это было? – выдыхает Юния ошеломленно.
– Похоже, за четыре дня непрерывного общения эти двое подвели друг друга к черте терпения.
С ироничной улыбкой прикладываюсь к бокалу с вином.
– По-моему, между ними что-то есть… – размышляет Ю, оглядываясь на дверь. – Ты заметил? У нас с тобой особенная энергетика, что ли? Около нас постоянно закрепляются какие-то странные союзы. Причем изначально эти люди друг друга на дух не переносят!
– Погоди с союзами, Ю, – усмехаюсь я.
– Да, блин, Ян… Вспомни Мадину с Валиком и нашу поездку на выездную игру! Они же друг друга презирали! А потом как завертелось! Теперь у них семья. В этом году дочка родилась, я тебе говорила? Нужно вас как-то познакомить. Рокси безумно милая!
– Кто милая, так это ты, Одуван, – замечаю, застывая взглядом на ее растроганном лице. – Может, ты и права, – протягиваю уже задумчиво. – Действительно необычные пары около нас образуются.
– Ну, конечно, Ян! Говорю тебе!
– Пойдем в номер, Ю.
Зая соглашается.
А едва попадаем в апартаменты, включает одну из японских мелодий и крайне медленно, одуряюще сексуально передо мной раздевается.
– Я думал об этом белье, – шепчу ей, когда остается в черном кружевном комплекте.
– Пока ел недосоленную рыбу? Или пока Павел Леонидович хамил Лукреции Петровне? – дразнит, накручивая на руку мой «скучный» галстук.
– Пока ты гладила ступней меня по ноге, Зая. И пока стреляла своими глазками. По краю ходишь.
– Накажешь меня?
Подаюсь следом за галстуком, потому как тот впивается в шею сзади.
– Непременно.
Почти соприкасаемся губами.
– Сильно накажешь?
– Сильно-сильно, Одуван, – хриплю, покусывая мягкую плоть ее губ.
Опрокидывая Ю поперек кровати, избавляюсь от одежды и наваливаюсь сверху. Ее не раздеваю. Лижу соски через кружево. Посасываю. Когда сдвигаю прозрачный треугольник трусов, обнаруживаю уже малиновую от возбуждения, сочащуюся медом щелку.
Вторжение члена в вагину сопровождается гортанным и безумно страстным стоном Юнии. По ее телу пробегает дрожь, и после стону уже я, ведь все волны вибраций собираются в тисках стенок, которыми зажат мой агрегат. Отрывисто выдохнув, раскладываю бедра Ю шире, прижимаю трясущимися ладонями к матрасу. Подаюсь назад и пробуравливаю жаркие глубины. Трахаю, трахаю… Трахаю Заю под аккомпанемент ее чувственных стонов и переливы экзотической музыки.
Кончаем одновременно. От криков Ю глохну. От собственного неистового удовольствия слепну. Серия финальных толчков с рыками через сладкую боль идет – Зая так сжимает, что на мощном отливе крови резко взбухает и взрывается сердце.
Клянусь, если бы я был в резине, объем презерватива не выдержал бы напора моей спермы. На каждом моем движении она с пузырями и булькающими звуками выплескивается из сокращающейся плоти Юнии.
Вынув из нее член, я падаю рядом и с бурным вздохом зарываюсь лицом в подушку. Вздрагиваю, ощущая, как Ю ложится сверху. Застываю, прекращая функционировать, когда продвигается по моей спине вниз. Сдавленно мычу, когда прижимается губами к шрамам. Силой воли заставляю себя не шевелиться и терпеть ласку, которая настолько приятна, что на инстинктах хочется стряхнуть.
Позволил же… Сам сказал, что можно.
Умираю.
Воскресаю.
Умираю.
Воскресаю.
– Я люблю тебя, Ян. Очень-очень сильно.
И после этих слов, с серией следующих поцелуев Ю по моим нервным волокнам, словно ток, проносятся сотни, а возможно, и тысячи ключевых ощущений. Прожитых с ней и без нее. То, что подсознательно стремился разделить. И то, что всегда жаждал прочувствовать повторно.
