Текст книги "Ты – всё (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)
38
Я не люблю розы. У них шипы.
© Юния Филатова
Ян останавливается, занимая парковочное место слева от меня. Вытягивая ноги, небрежно прочесывает задней частью берцев бетонную плитку. Слегка отклоняясь назад, поворачивает ко мне не только голову, но и верх заключенного в кожу крупного и мускулистого корпуса.
Смотрю на него, и от банального визуального восторга дух спирает.
А ведь кроме этого, к едва ощутимому запаху бензина примешивается аромат насыщенного и стойкого, тяжелого и острого, дико волнующего и сладко пьянящего, многогранного и яркого мужского парфюма.
Не знаю, как там с противопожарной безопасностью на АЗС, а я готова взорваться.
Подъем защитного стекла. Встреча глазами. Сплетение взглядов.
Упс, мадемуазель.
Ну да, ну да, Нечаев… Упс! Ты же здесь неслучайно.
Нет, не случайно. Ты ведь не думала, что я тебя отпущу?
Надеялась, что не отпустишь.
Немой, но пронзительный разговор.
Аура. Темная. Густая. Мощная.
Контакт. Чистый. Стремительный. Неразрывный.
И мое сердце тотчас скидывает броню. И обретает крылья душа. И разбивает дрожью тело. И в кончики пальцев вибрацией уходит ток.
Никто из нас не произносит ни слова. Молча оставляем байки и идем в кафе.
– Кому что? – сухо спрашивает Ян, едва занимаем диванчик у одного из столов.
– Я буду двойной бургер и кофе, – заказывает Илья.
– Мне только кофе, – отзываюсь я.
Титан Романович кивает и направляется к кассе. Невольно провожаю его высокую и крепкую фигуру взглядом.
Ян Нечаев в деловой тройке – охрененен.
Ян Нечаев в мотоциклетном костюме – охрененен вдвойне.
Поглядываю на него на протяжении всего времени, что он стоит у витрин. Оцениваю то, как свободно и непринужденно он держится. А заодно понять пытаюсь: зол ли? К чему мне готовиться? Как правильнее себя вести?
– Ты сказал, что мы встречаемся?
– Должен был сказать.
– Мм-м… – протягиваю понимающе. Но все же добавляю: – Мог бы предупредить, что приедет.
Пересекаемся с Ильей беглыми взглядами.
– А вот этого я не знал. Хотя должен был догадаться.
– Ну да… Я и сама могла бы, – заключаю примирительно. – Ты мне по шрамам объясни, – молю отчаянно.
В этот раз установленный зрительный контакт дольше и настойчивее.
– Хочешь, чтобы я потерял брата? – выдыхает Илья хмуро. – За этот слив он меня точно не простит. Предупредил.
– Что же там такое? – невольно сокрушаюсь вслух.
Мозг активизируется. Генерирует мысли. Дымка почти рассеивается.
Но…
Какая-то часть меня, понимая, что не готова к этой информации, блокирует призрачную правду и запирает ее на замки. Ощущение, что за этой дверью спрятано нечто ужасное. Боль, перед столкновением с которой нужно сделать очень глубокий вдох. А кислорода пока нет. Попросту нет.
Шумно тяну воздух. Но насыщения не происходит.
Только Ян ставит передо мной пол-литра латте, взволнованно обхватываю бумажный стаканчик ладонями. Когда же рядом приземляются еще два вишневых чупа-чупса, вздрагиваю. С трудом успеваю притормозить с реакциями нервной системы, чтобы не стиснуть теплый картон слишком сильно и не выплеснуть содержимое себе на руки.
А вот направление взгляда вовремя отследить неспособна. Вскидываю его на Яна, прежде чем осознаю, что делаю.
И в сердце будто десятки тысяч лампочек врубаются.
Освещают. Ослепляют. Согревают.
Да пусть… Пусть. Пусть сжигают. Сжигают. Сжигают, конечно.
Чупа-чупсы… Это так не похоже на нового Яна. Совсем не похоже.
Что за намек???
Нельзя просто вернуться к тому, что было когда-то! Да и что там было? Кто объяснит череду всех событий? Почему так случилось? Почему?!
Всем табу наперекор прокладываем друг к другу путь. Прорываемся после всех исполненных смертельных петель. Пробиваемся измученными душами, хоть до сих пор не знаем, что за войны в одиночку прошли.
«Есть дороги, которые нужно пройти в одиночку…» – вспоминаю слова Миланы Андреевны.
И под горлом снова бьется ужас.
Страшно. Очень страшно заглянуть чуть дальше обозримого.
– Спасибо, – принимаю и кофе, и конфеты.
Это о многом говорит.
Ян осознает, но как будто с оттяжкой. Словно сам себе запрещает надеяться и верить. Его широкая грудная клетка раздувается на вдохе. Медленно возвращается в первоначальное состояние.
Он опускается на диван рядом со мной. Как и я, придерживает руками стаканчик. Задумчиво постукивает по нему пальцами.
А я вдруг вспоминаю, как на первом курсе впервые оказались вместе за столом. Тогда Нечаев хуже владел собой. Нервничал почти так же сильно, как и я. Молчал. Избегал прямого зрительного контакта. То сжимал, то разжимал кулаки. Тряс ногой, взбивая коленом воздух.
Сейчас неподвижен. Открыто смотрит на брата. Усмехается, когда тот спрашивает:
– Видел фотку, которую папа запостил?
– Отметил же. Видел.
С интересом наблюдая за парнями, делаю маленький глоток кофе.
Илья в красках описывает снимок:
– У меня рука сломана, Егор сразу без двух передних зубов, а у тебя фингалет в полщеки!
Вот вроде возмущается, но как-то через хохот.
Я не могу не хихикнуть. Застываю, когда вижу на лице Яна, который явно вернулся в день, когда было сделано фото, счастливую улыбку.
– Батеринство – топ, – заключает с каким-то по-мужски трепетным уважением.
Больше чем уверена, что этот комментарий и к прошлому, и к настоящему относится.
– Можно мне взглянуть? – осмеливаюсь полюбопытствовать.
Когда открывает приложение одной из самых популярных соцсетей и протягивает мне свой телефон, с трудом сдерживаю взбудораженный вздох.
Наши пальцы соприкасаются. И этот контакт совершенно точно не случаен.
Не могу не проигнорировать, так как чувствую, что Ян ждет от меня каких-то знаков. Сжимая смартфон, прочищаю горло и якобы между делом двигаюсь по дивану, пока не соприкасаемся бедрами.
Смотрим друг на друга. Цепляемся взглядами. Множим напряжение.
Мурашки по коже. Всполохи за грудиной. Спазмы в животе.
Дыхание стынет.
Не сразу получается вернуться к фотографии. А вернее, физически я к ней возвращаюсь, но фокусируюсь с трудом.
– О, – протягиваю тихо спустя долгие секунды паузы. – Я помню этот синяк. Седьмой класс, первая четверть.
Ян хмурится, но едва заметным кивком головы подтверждает мои догадки.
– Надо же… И у Боди губа разбита, а он тут совсем пупс.
– Мы здесь не при делах, – заявляют братья Нечаевы басовитым хором.
А Илья дает пояснения:
– Он увидел воробья и решил без предупреждения катапультировать с вертушки. Никто, естественно, качели остановить не успел.
– Уф, – морщусь, представляя этот полет. – Бедный малыш…
«Круче сына только четыре сына», – читаю подпись, которую сделал Роман Константинович, и снова улыбаюсь.
А комментарий Миланы Андреевны и вовсе рассмеяться заставляет:
«Мать их ЖЕНЩИНА! Святая ЖЕНЩИНА!»
– Точно святая, – бормочу, прежде чем отдать Яну телефон.
Несколько некомфортно себя чувствую, когда образуется небольшая пауза. Но как только братья заводят разговор о технических показателях мотоциклов, расслабляюсь и вполне спокойно допиваю свое латте.
– Что решил с Японией? – спрашивает Илья у Яна, когда я уже распечатываю чупа-чупс.
Не сразу соображаю, почему парни переглядываются и смотрят на меня.
– Юния хорошую работу провела, – хвалит босс неожиданно. Пока я под прицелом его глаз моргаю, следуют подробности по обстоятельствам: – Brandt люто переплачивает, получая турбины и ЭБУ через Италию. Однако главный офис с ними еще полтора года разорвать договор не сможет.
– Жаль, – вздыхаю я огорченно.
Отправляю в рот чупа-чупс, когда Ян заявляет:
– Но это не значит, что данный договор обязаны выполнять мы. Я поговорил с юристами. Можно заключить индивидуальный. Главное, убедить японцев, что им это тоже выгодно. Дать необходимые гарантии. И на переговоры они приглашают нас к себе.
– Нас?
– Небольшая делегация. Юрист, Лукреция Петровна, я и ты.
Вытягиваю изо рта чупа-чупс и возмущенно им размахиваю перед лицом Нечаева.
– А я здесь при чем?
– Идея твоя. Я не могу оставить тебя в стороне.
– О, поверь, я с радостью в этой стороне останусь!
– Вопрос решеный, Ю, – заключает Ян без каких-либо эмоций. – Ты летишь в группе.
– У меня даже загранника нет, помнишь? Я так и не нашла время сделать его.
– Завтра сделаем. Я договорился.
– Ян, – толкаю взбешенно. – Я начинаю злиться.
Но Нечаева мои эмоции не особо волнуют.
– Не стоит, Зая. Как сказал мне однажды старый мудрый немец, терпение приносит розы[1].
– Я не люблю розы. У них шипы, – толкаю в запале.
Резко поднимаюсь и покидаю кафе.
Надо бы выкинуть дурацкую конфету. Глупо стоять и как ни в чем не бывало сосать!
Господи… О чем я думаю!
В общем, рука не поднимается вышвырнуть чертов привет из прошлого. Выругавшись себе под нос, сердито разгрызаю карамель. Выбрасываю палочку как раз в тот момент, когда на крыльце появляется Ян.
Судя по тому, как раздувается его грудная клетка в процессе дыхания, он взволнован не меньше меня.
Прогоняя воспоминания, отворачиваюсь. Но Нечаев упорно двигается следом и таки застывает прямо напротив меня.
Как в тот самый вечер… Блядь…
– Ничего сказать не хочешь?
– А похоже на то, что хочу, Ян?
– Похоже.
– Хах, – выдыхаю нервно. – Ты заметил, что мы вполне себе неплохо проводили время, пока ты не выдал, что в очередной раз принял за меня решение?
– В этом вопросе я, как твой руководитель, полностью в своем праве.
– Что ж… Поговорим о работе завтра, Ян Романович, – чеканю свирепо. – А сейчас я уезжаю!
Громко выстукиваю ботинками по плитке. Но Нечаев не отстает. Хватает за руку, едва оказываемся между байками.
– Ты одна не уедешь.
– Что?! Я уже ездила одна!
– Это ты так думаешь.
– Ты… Ты, блин, следишь за мной?! Следишь постоянно?! – кричу, потому как это осознание вызывает чрезвычайно сильные и слишком противоречивые эмоции. Суть даже не в ярости. Злость – второстепенное чувство. А может, даже дальше… Кажется, будто могу, наконец, прекратить борьбу за жизнь! Но именно эта иллюзия вызывает панику. – Следишь?!
– Ю, блядь… Зая… – ощущение, что Титан неотвратимо доходит до температуры кипения. Сжимает мою талию с такой силой, что я морщусь. И при этом сама скребу ногтями по его кожаной куртке, пока не добираюсь до шеи. – Я не могу иначе, Зай. Эта твоя внезапная тяга к мотоциклам крайне походит на сублимацию[2]. Если спасает, я не против. Только со мной! Под моим контролем, Ю! Пока я не пойму, какую энергию ты, мать твою, переносишь!
Привстаю на носочки и налетаю. Налетаю с тем же безумием, которое обуревало сегодня днем. Только в офисе я Нечаева в бессилии против своих страхов ударила. А сейчас… Выплескиваю злость со страстью – зарываюсь пальцами в волосы и остервенело целую.
Целую.
Боже… Сама его целую.
Целую, пока кровь в венах не заменяет жгучий свинец возбуждения.
– Это… – дышу шумно, с тяжелым надрывом. – Это сексуальная энергия, Ян… Сам видишь, мы все такие правильные и культурные… Как хлеб – так двумя пальчиками, а если член – так двумя руками…
Заливаюсь жаром смущения. Но лучше этот стыд пережить, чем то, что он хочет вскрыть.
– Интересное признание от хорошей девочки Юнии Филатовой.
– Так нет ее, Ян! Давно умерла!
– Ты мне столько врешь, Зай… – протягивает то ли со злостью, то ли с сожалением. – А я, знаешь, что думаю…
Так оставляет это предложение, что нет возможности под его мерцающим, невыносимо манящей темнотой взглядом не просить продолжить.
– Что?
– Думаю, что ты только со мной была, Ю. И никого кроме за эти проклятые пять лет у тебя так и не случилось.
Я так потрясена, что не могу отрицать.
С ужасом наблюдаю за тем, как крепнет уверенность Нечаева. Понимаю, что эта истина способна раскрыть мои главные секреты. А сделать ничего не могу.
Так и молчим, пока на парковке не появляется Илья.
Судорожно вздыхаю и отхожу от Яна, чтобы сесть на свой байк. В надежде, что удастся успокоиться, когда укроюсь от взглядов, спешно натягиваю шлем.
Но защита видится крайне слабой.
Проворачиваю ключ, выжимаю сцепление, включаю передачу, накручиваю газ и плавно трогаюсь. На самых низких оборотах выезжаю на дорогу.
В висках пульс тарабанит неистово. Во всей остальной части головы еще более шумно.
Смотрю в зеркала, вижу преследующих меня мотоциклистов, и сердечная мышца расслабляется.
Выдох. Вдох.
Увеличивая скорость, ловлю прохладные потоки воздуха.
Вспышка внутри. За ней еще одна. И еще… Меня будто выносит из тела. Забываю обо всем и просто ловлю одуряющий кайф.
[1] Терпение приносит розы – немецкая поговорка. Русский аналог: Терпи, казак, атаманом будешь.
[2] Сублимация – высвобождение аффективной энергии через творчество или активную физическую деятельность, чтобы снять напряжение, не навредив себе.
39
Спешим, словно до конца мира считанные минуты остались.
© Юния Филатова
Все отложенные чувства, все подавленные эмоции, все заглушенные ощущения – вся эта накопленная энергия высвобождается. Насыщая мой организм, она наделяет его всемогущей, будто сверхъестественной силой. Она перекрывает доводящие меня до изнурения страхи. Она избавляет от не дающих душевного покоя сомнений. Она излечивает от всех видов боли.
В вечность несет.
Прижимаюсь к мотоциклу грудью, и мы будто в одно целое сливаемся. Накручивая газ, уверенно лавирую в потоке машин. Кажется, словно всю жизнь только таким способом и перемещалась. Я не камикадзе, считаю себя здравомыслящим существом, но, чтобы выработать адреналин, в котором в какой-то момент ощущаю жгучую потребность, приходится увеличить скорость до отметки в сто сорок километров.
Не отрывая взгляда от дороги, ложусь ниже.
Чувствую, как сердце толкается в бак техномонстра. Представляю, как входит в него, окунается в бензин, опаляется и разносит огонь по всему организму. За миг внутри сотни пожаров происходят. Легкие раскрываются, используя не просто весь допустимый потенциал, а чуточку больше – я будто совершаю свой первый полноценный вдох. Спину будоражащим ознобом накрывает. В районе лопаток скапливается жар, из него словно реальные крылья проклевываются. Проклевываются и выстреливают подобно парашюту. Именно они, смягчая жесткость трассы, дарят ощущение реактивного и безумно прекрасного полета.
Все отпускаю.
Не теряю из поля зрения лишь следующих за мной черных всадников. Ощущаю какое-то фантастическое единение с ними. Будто тоже Нечаева. Одна из них.
Ян вырывается немного вперед, чтобы поравняться со мной. Слегка отклоняясь, указывает затянутой в перчатку рукой на датчики своего байка. Что сказать хочет, не сразу понимаю. Думаю в этот момент о том, как он крут, если не боится отпускать руль. Он его практически не держит, а мотоцикл, в самом деле, словно живой зверь слушается. Бедрами сжимает, и уже уводит в сторону. Не напрягаясь, четко задает траекторию движения.
Вот бы и мне научиться! Обязательно.
Впереди едущие фуры заставляют нас разъехаться по разные стороны дороги. Оставшись одна, чувствую некоторое волнение. Выработка адреналина усиливается. Но до паники мне далеко. Все, что чувствую – сумасшедшая эйфория.
Ведь я знаю, что Ян меня не бросит.
Пока минуем колонну, предвкушение встречи растет. А еще увеличивается текущее по моим венам возбуждение. С геометрической прогрессией.
И вот, наконец, последняя фура остается позади, и темные байкеры клином срезают дорогу, пока не оказываются в крайней левой полосе рядом со мной.
Мое сердце сжимается и раскалывается. Но вся та шелуха, что сползает – лишняя. Оно обновляется, восстанавливает битые клетки и становится сильнее, как любая натренированная мышца.
Острее чувствует. Яростнее трепещет. Крепче любит.
Ян снова отпускает руль, снова что-то показывает. Не только в сторону своих датчиков совершает движения, но и в направлении моих.
О Боже…
Допираю, что просит снизить скорость.
Отпускаю понемногу, внимательно наблюдая при этом за реакцией Нечаева. Несколько раз он повторяет требование. Продолжаю сбавлять до тех пор, пока следуют указания.
«Красный», – получаю зрительный сигнал в мозг.
Торможу перед белой линией. Мотоцикл Яна застывает сбоку от моего. Знаю, что это он, хоть и не смотрю на него.
Как вдруг… Ощущаю прикосновение к руке, которую опустила вниз, чтобы расслабиться. Перчаток на мне нет. Обветренная кожа горит после. В кончиках пальцев покалывание. А тут еще интимная мануальная терапия.
Ян разминает мою кисть, пока не вскидываю на него взгляд. Да и после этого не отпускает. Просто снижает физическое давление.
– Все в порядке?
Сильный голос наполняет мое тело искрами. С вибрациями стреляет по организму ток.
– Отлично. У меня все отлично! – толкаю я сипловато.
Нечаев кивает.
И замечает строго:
– Будь внимательнее. Это не первый «красный».
– Черт… – выдыхаю с досадой.
– Больше сотки пока не разгоняйся.
Это требование встречаю с сопротивлением. И хоть мы не видим глаз друг друга, вероятно, Ян мое негодование улавливает по незначительным движениям.
Поглаживает мои пальцы. Смиряет.
– Не артачься, Ю. Будет спокойный участок, дам добро.
– Хорошо.
– Нужна экипировка. На руки тоже защита обязательна, – последнее, что он замечает, будто бы взяв себе на заметку, прежде чем включается зеленый сигнал светофора.
Стартую первой. За мной – Илья. Ян задерживается, чтобы надеть перчатку, но быстро нас догоняет.
А вскоре и вовсе вырывается вперед, чтобы курировать путь.
Несколько поворотов, и мы оказываемся на пустой трассе.
Знаками Ян дает понять, что это тот участок, где можно увеличить скорость. Я разгоняюсь почти до ста пятидесяти, пока не осознаю, что мне этого достаточно. Улыбаюсь, визжу, даже смеюсь и периодически задерживаю от восторга дыхание.
Илья выполняет пару завораживающих трюков и, разгоняясь, уносится в темноту.
Мы же с моим Нечаевым движемся синхронно. В чем, естественно, исключительно его заслуга. Пока я торчу от драйва и наслаждаюсь всеми сопутствующими эмоциями, он подстраивается под скорость моего байка и держится рядом.
У меня сердце так бахает, словно я марафон бегу. И дыхание также сбивается. Какие же одуряющие гормоны расщепляет моя кровь! Уникальная комбинация. Этот вид удовольствия ни с чем не сравним.
В конце посадки Ян дает знак следовать за ним и сворачивает. Еще какое-то время мчим по гладкому, как стекло, асфальту. А потом… Оказываемся на смотровой площадке нашего прошлого.
Заглушив моторы, снимаем шлемы и, закрепив их, напряженно смотрим друг на друга.
– Я хочу научиться так, как Илья, – нарушаю тишину.
Голос подрагивает, потому что волнение не стихает. Да и вряд ли скоро стихнет. Слишком мощный заряд получила. Тело тоже трясется прилично, словно замерзла. Но я ведь понимаю, что проблема не в температуре.
– Даже не надейся, – отсекает Ян.
– Как это называется?
Странно, но мое дыхание еще отрывистее становится. Хватаю по верхам часто-часто и при этом с резкими паузами.
– Что именно, Ю?
– Когда во время движения поднимаешь переднее колесо в воздух?
– Вилли. А если понятнее для народа – закозлить.
– Хм…
– Ты так делать не будешь. Козлят только парни.
– Неправда! Я видела девчонок, вытворяющих подобное.
Нечаев ухмыляется, но быстро возвращает себе серьезность.
– Это неправильные девчонки, Одуван.
– Я тоже неправильная! – протестую по-детски обиженно.
Он смеется.
И переходит к прямой провокации.
– Докажи.
– Тебе еще нужны доказательства?
– Конечно, – подтверждает спокойно. – Я думаю, – приподнимая брови, выдерживает столь искушающее выражение лица, что у меня судорогами живот сводит. – Думаю, мне тебя еще портить и портить.
Покусываю губы.
– А почему вы, Ян Романович, решили, что эта миссия возложена на вас?
– Иди сюда, Ю, – голос Яна становится вкрадчивым.
Незамедлительно вызывает мурашки. Едва они слетают, осознаю, насколько разгоряченная сейчас моя кожа. Контраст температур выносит мне мозг. Однако нервы закорачивает не только в голове. По всему телу.
Двигая бедрами, взволнованно ерзаю на сиденье. То вперед, то взад, пока не понимаю, что выглядит это, очевидно, достаточно пошло. Ян смотрит с тем сексуальным голодом, который обычно в процессе секса выплескивает.
– Иди сюда, Ю, – повторяет жестче.
И я больше не могу сопротивляться.
Соскальзываю на землю и практически сразу же в объятиях Нечаева оказываюсь. Он сам ставит мой мотоцикл на подножку и, не дав мне лишнего вздоха совершить, усаживает на свой.
Упираемся лбами, а у меня начинает щипать губы.
– Знаешь… – шепчу, ощущая как свою дрожь, так и его. – С тобой у меня часто возникает ощущение, будто я на воротах стою, а ты атакуешь.
Приглушенный смех Яна так восхитителен и сладок, что я зажмуриваюсь. И в это время трещу, как контактирующая с влагой взрывная карамель.
– Ты же знаешь, что со мной у тебя нет шансов, Зай?
– Эй! – восклицаю возмущенно, словно это не является правдой. Отрывая глаза, заявляю: – Я так не думаю!
Нечаев изгибает бровь, но снисходительно делает вид, что верит.
– Почему ты бросил футбол? Ты же так любил…
Отворачивается раньше, чем я успеваю договорить. Смотрит в сторону. Хмурится. Молчит. Сжимает челюсти так люто, что не только прочерчиваются скулы, но и различим скрежет зубов.
– Ответь мне, – прошу задушенно. – Сам ведь требуешь так много!
Пронизывает взглядом.
– В один момент понял, что должен двигаться дальше. Вот и все.
Вот и все? А кажется, что скрывается нечто большее. Иначе бы так не реагировал.
Но что ему скажешь?
Приходится продолжать задавать вопросы.
– Почему ты не пошел работать в компанию отца?
Взгляд наглее, глубже, алчнее. Распечатывает. Вскрывает на живую. Без анестезии.
– Потому что ты бы туда не пришла, – ошарашивает Ян.
Сам же никаких эмоций не выдает. Настолько беспристрастно эту информацию сообщает, что звучит попросту жестоко.
– Супер, – хрипло ерничаю я.
Скрещивая руки на груди, расстроенно замолкаю.
– Раньше думал, самые близкие – это по крови, – проговаривает Нечаев серьезно и одновременно по-особенному внушительно. – Разлука с тобой продемонстрировала, что не всегда эта теория работает. Есть исключения.
– И что это значит, Ян? – выдыхаю с трудом.
– Тебя недоставало так, словно я с тобой родился, – признается с тем удивительным сочетанием грубости, важности и нежности, на которые только Ян Нечаев способен. – Как жизненно важного органа, Ю. Как сердца, печени, почек, легких, кожи… – выдает с таким давлением, силой и скоростью, что поражает, как автоматная очередь. Мне даже кажется, что я запах пороха чувствую, пока я задыхаюсь, а он срывает. – Блядь… Всего, сука, сразу, Ю!
– Что же мешало тебе вернуться?! Что, Ян?! Раньше, чем через год!!! Не знаю, чем ты занимался… Как справлялся… А я реально много пережила!
И снова он молчит.
Смотрит – до дна души достает. Когда пытаюсь отвернуться, ловит мое лицо руками. Прикасается лбом к переносице.
– Расскажи мне про этот гребаный год. Расскажи, – шепчет, обжигая губы.
Так больно, грудь до треска тисками сжимает.
Мотаю головой.
– Это уже неважно! Просто отразила твое очередное наступление. Сейчас у нас с тобой отношения сугубо на физическом уровне!
– Бред не неси! Не неси бред, Ю, – остужает арктическим холодом. И жестко чеканит, расставляя акценты: – Эти отношения хранят ключи от нашего прошлого, управляют настоящим и создают будущее.
Мне хочется кричать, но нечем крыть.
Понимаю, что тону в нем все глубже, однако когда он такие слова говорит, топтаться по ним, лишь бы оттолкнуться, не могу.
Застываем. Тяжело дышим друг другу в губы.
Втягиваю влажный запах ночи, дурманящую горчинку никотина, бесноватый вирус Нечаева, черную магию его жадной страсти.
Финал этой ночи оба знаем. Знаем давно.
Он не скажет, что я возбудила его. Я не скажу, что нуждаюсь в нем. Но секс у нас будет.
Секс будет, как вершина. Как жирная черта под всем сказанным. Как лестница в небо. Как знак бесконечности. Как печать вечности.
Ян слезает с мотоцикла и стягивает с него меня. Показывает на мои ботинки, прежде чем снять свои, и я покорно выскальзываю.
Взявшись за руки, босиком к спуску бежим. Спешим, словно до конца мира считанные минуты остались. Вздрагиваем, когда ступнями касаемся прохладной травы. С загнанными вздохами достигаем укромного участка.
Падаем навзничь. Смотрим в звездное небо. Отрывисто дышим эфиром разбушевавшейся страсти. Без слов раздеваемся. Разлетаются вещи по сторонам.
Рывок, и Ян накрывает мое тело своим. Кожа к коже. А под спиной густая и шелковистая трава.
Глаза в глаза. Встреча с надрывом.
Душа в душу. Смертельная схватка.
Сердце в сердце. Упоительный бой.
Губы в губы. Парализующее отравление.
Поцелуй. Ни с чем не сравнимый вкус одержимости. Взрывы по аварийным точкам. Нежный пожар в груди. Граничащее с болью удовольствие. Задушенный крик.
– Зая, моя Зая… – ласковый выплеск досады перед ослепляющим толчком. – Моя, моя, моя… – шепот, перетекающий в глухое шипение похоти.
Горячие ладони на бедрах и талии. Крепкие пальцы, заставляющие открываться и отдаваться настолько, насколько нельзя. Грубые стоны и тяжесть рваного дыхания в районе покрытой испариной шеи.
Толчки – жгучие, тугие, пробуждающие, живительные, исцеляющие, плавящие в сладкую патоку. Неутолимое желание этой греховной и вместе с тем священной близости.
– Я-я-ян…
– Ю-ю…
Запретные мысли о любви отыскивают выход в поцелуях. Поцелуи превращаются в акт невыразимой и глубокой нежности. Нежность распахивает сердца. Оглушающе щелкают замки. Освободившись от оков, взлетаем высоко в небо. Затяжные душераздирающие пируэты. Серия чудотворных приступов. И мы сгораем, как метеороиды.
