Текст книги "Ты – всё (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)
43
Знаешь, есть такая форма отношений,
которую называют зависимостью…
© Юния Филатова
Второй раз я просыпаюсь на рассвете. Открывая глаза, с опаской дышу. Боюсь, что снова накроет.
«Раз, два, три, четыре…» – считаю мысленно.
И на пятой секунде с тихой радостью убеждаюсь в том, что сердце бьется спокойно.
Вдыхаю глубоко. Медленно выдыхаю.
Ян обнимает со спины. Одна его рука находится под моей шеей и сжимает плечи, вторая обвивает талию. Нога просунута между моих ног, не позволяя сомкнуться коленям.
Я не помню, в какой момент мы освободились от одежды, однако сейчас совершенно точно оба полностью обнажены.
Мне нравится ощущение давления эрекции Нечаева, но еще больше по кайфу стыковка его мощной груди с моей спиной. Согревающий жар и завораживающая мужская сила дарят чувство безопасности, в которой хочется нежиться вечность.
И все же… Накопив впечатлений, я осторожно освобождаюсь, чтобы подняться.
– Рано еще. Спи, – сипло выдыхает мне в ухо Ян.
Сгребая обеими руками, с каким-то невыразимым трепетом прижимает к себе обратно. Тепло так, что впору начинать плавиться, а у меня мурашки бегут.
– Хочу успеть разобрать вещи. Коробки меня нервируют, – шепчу прерывисто.
Замираем.
Пока Ян принимает эту информацию, я ее с опозданием осознаю.
– Раз так… – протягивает глухо и отпускает, давая возможность подняться. – Если что-то из моего барахла будет мешать, смело перекладывай, – добавляет, когда я, стараясь не стесняться своей наготы, спешу в душ. – В общем, ориентируйся на свое удобство. В плане быта я гибок, всегда подстроюсь.
Оглядываясь, задерживаю взгляд на безумно красивом и сексуальном мужском теле. Любуюсь неосознанно. И думаю о том, как хорошо, что я способна зависать в таких обыденных моментах.
– Не представляешь, сколько женщин мне сейчас бы позавидовали, – замечаю простодушно. Щеки вспыхивают, едва понимаю, что настолько двояко мои слова прозвучали. – Я имею в виду твою гибкость, конечно! В быту! – безнадежно горю, пока Ян улыбается.
А потом…
Моя нервная система, реагируя на родной смех, поддается основательной встряске. Бросаюсь к нему, чтобы обнять. Все тело со вчера будто волшебными бинтами обмотано. Впервые за долгое время раны не беспокоят. И как только прижимаюсь к Яну, внутри распускаются райские цветы.
Он гладит меня ладонями. Касается губами моих волос, лба… Пока не вскидываю лицо.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой в душ? – шепчет после затяжного страстного и, как мне кажется, одновременно романтического поцелуя.
– Нет, Ян… Буду благодарна, если ты дашь мне пару минут.
Нечаев хмурится. Медлит с ответом. Но по итогу все-таки кивает.
– На лоджию выйду, Ю. Покурю.
На том и расходимся.
Стоя под теплыми струями душа, я, что ни странно, жалею о сделанном выборе. Мне не хватает Яна. То и дело поглядываю на дверь. Жду его и очень радуюсь, когда он возвращается.
Встречаемся взглядами, будто для проверки.
Порядок?
Да.
Лишь после этого Ян берет свой ноутбук и садится с ним на диван. Под ненавязчивым наблюдением я спокойно заканчиваю все утренние процедуры, втираю в кожу уходовые средства и без спешки занимаюсь волосами.
Нечаев вроде и погружен в рабочие проекты, но взгляды его ловлю очень часто. Смотрит каждый раз так, словно ему в самом деле интересно, чем я занимаюсь. То хмурится, то выгибает в недоумении бровь, а порой и усмехается.
– Ты что будешь? Кофе или чай? – спрашивает, когда я покидаю стеклянную клетку ванной.
– Кофе.
Пока он готовит напитки, стягиваю полотенце и, порыскав по коробкам, надеваю трусы и майку. Поразмыслив, прикрываю низ тела короткими трикотажными шортами.
К тому моменту, как Нечаев приносит две чашки кофе и, оставив их на журнальном столике, возвращается к работе, я уже разбираю первую коробку.
– Я не буду передвигать твои вещи, просто повешу свои блузки рядом с твоими рубашками, а юбки рядом с брюками. Можно? Мне удобно, когда основная одежда, которую я ношу, слева от зеркала.
Еще вчера мне бы было стыдно делиться этими заморочками, но сегодня… После того, как он убедил, что улетел в Германию под давлением обстоятельств… После того, как с искренним сопереживанием и потрясающей чуткостью принял мою больную одержимость порезами… После того, как с покоряющей меня силой и восхищающей мудростью остановил мою истерику… После всех душераздирающих признаний… Я чувствую потребность раскрываться.
Даже сейчас, когда он по моей же просьбе притормозил с расспросами, хочу с ним говорить. Хочу, чтобы он слушал. Хочу, чтобы находил в ответ слова, которые так и не сумели отыскать мои родные.
– А платья? Ты же их тоже носишь часто. Убери что-то мое, чтобы все твои офисные наряды в один ряд вместились.
И снова моим щекам горячо. От заботы и внимания, которые дороже всего на свете.
Отзывается этот поступок и глубоко в сердце. Там заживают ранки, которые даже не Ян наносил.
Громко вздыхаю и улыбаюсь.
– Тогда я перевешу твои брюки направо, – говорю так же шумно, как и дышу. Хватаюсь за напиток, чтобы хоть как-нибудь перебить волнение. Отпиваю и снова млею. Ведь этот кофе сварил для меня Ян. – Спасибо, – салютую чашкой. – Очень вкусно.
– Обращайся.
Я не знаю, настолько нормально, учитывая все, что у нас было, смущаться от подобной фразы. Но факт в том, что смущаюсь.
Боже мой… Ян столько эмоций у меня сегодня вызывает! Мою эндокринную систему качает немыслимо.
– Я то плакать хочу, то секса, то смеяться.
Лишь услышав голос Нечаева, осознаю, что выплеснула мысли вслух:
– Ну, существует же поговорка: счастье любит ржать и трахаться, а не эту вашу тишину.
– Ян! – выдыхаю с непонятными самой себе интонациями. Вроде и возмущаюсь, но как-то чересчур весело. Отставив чашку на стол, прикладываю к пылающему лицу одну из блузок. – Я это случайно сказала.
– А я неслучайно подхватил.
В его голосе тоже слышится смех.
Не могу не высунуться из «укрытия», прежде чем юркнуть в гардеробную.
С трудом дыхание перевожу. Нагляделась же до тахикардии.
Хорошо, что большая часть коробок здесь. Какое-то время работаю спиной к Нечаеву.
– Нам в паспортный к половине девятого, – напоминает чуть позже.
– Да, Ян… Успеем, – обещаю, не отвлекаясь от дел. – Знаешь, есть такая форма отношений, которую называют зависимостью… – нахожу в себе силы, чтобы делиться тем, что остро.
– Как правило, зависимостью чувства других называют те, кто в своей собственной жизни ничего ярче симпатии не испытывал.
– То есть ты не поддерживаешь ту теорию, по которой человек должен быть изначально счастлив один? – спрашиваю, старательно подбирая слова.
Поправляя платье на вешалке, не самым осторожным способом стреляю взглядом в невозмутимого и, как всегда, уверенного Нечаева.
– Проверял я, Ю, эту теорию. Не работает, – признает серьезно, провоцируя на моей коже новый слет мурашек. – Да, закрывая базовые потребности и реализуясь в выбранной сфере, испытываешь удовлетворение. Но если не с кем его разделить, это состояние весьма и весьма непродолжительно. У каждого есть человек, который так или иначе постоянно в мыслях. Который словно тень твоя. Без которого сердце будто вполсилы бьется. Увидев или попробовав что-то новое, невольно задаешься вопросами… – выдерживает небольшую паузу. – А что бы сказала Ю? Как бы она посмотрела? Что отразилось бы в ее глазах? Гордилась бы она мной? Радовалась бы вместе со мной? Плакала бы? Или смеялась?
Смотрю на него и дышать не могу.
– Это тяжело. Временами – пиздец как больно. Но без этого еще хуже. Невкусно, Ю.
Затрагивая тему зависимости, я собиралась рассказать о том, что происходило в моей жизни, когда он исчез. Но после этой исповеди ничего выдавить неспособна.
Отворачиваясь, молча заканчиваю распаковку вещей. В голове рой мыслей гудит, но высказать хоть что-то так и не получается.
Коробку со своими воспоминаниями, так и не решившись ее открыть, прячу на верхнюю полку гардеробной Нечаева. Рядом сажаю зайца, которого мне когда-то по его просьбе принесла в больницу Милана Андреевна.
Быстро переодеваюсь в один из офисных луков, поправляю волосы и подкрашиваю губы.
– Зачем ты сделала эту татуировку, если постоянно заклеиваешь ее пластырем?
То ли я себе надумываю, то ли в голосе Яна, и правда, слышатся подозрительность и настороженность… Суть в том, что я вздрагиваю и смотрю на него, выдавая страх.
– Мне она не совсем нравится… Хочу кое-что переделать, – приходится соврать.
– Могу я взглянуть ближе?
– Нет! – выпаливаю слишком резко. И спешно исправляюсь: – Не сейчас, Ян. Дай мне время.
– Хорошо.
И часы спустя на повторе крутятся слова Нечаева. Концентрироваться на своих профессиональных задачах сложно. Хорошо, что в субботу рабочий день сокращенный.
– Точно сама пойдешь? – спрашивает Ян, когда прошу его подбросить к родителям. – Знаешь же, что у меня есть веские причины, чтобы беспокоиться. Последний раз, когда ты без меня к ним поднималась, назад выбежала зареванная.
– Ах, Ян… Не вспоминай ты… – толкаю взволнованно. – Я теперь другая. Да и мама с папой изменились. Плакать меня они больше не заставят.
– Если что не так, сразу меня набирай. Я тут недалеко буду. В одно место заскочить нужно. Ты сколько у своих пробудешь?
– Дай мне час.
– Хорошо. Ровно через час я за тобой приеду.
Слившись несколько раз в поцелуе, прощаемся.
Обстановка дома, конечно, царит напряженная.
И это еще до того, как я, раскатывая тесто на вертуты, между делом объявляю:
– Мы с Яном Нечаевым будем жить вместе.
Ага, переставая жевать виноград, замирает с открытым ртом.
– О... Господи… Боже мой… – выдыхает мама, оседая на ближайший стул. Сидящий на диванчике отец и вовсе в статую превращается. – Ты же несерьезно?
– Серьезно. Решение принято осознанно, – отвечаю спокойно, продолжая заниматься тестом.
– Нет, это не может быть обдуманным, – кряхтит папа.
– Юния, дочка…
– Не надо меня переубеждать. И вспоминать плохое не стоит. Ни к чему эта мелодрама. Вы Яна совсем не знаете.
– Думаешь, ты знаешь? – выдает мама дребезжащим голосом.
– Я его чувствую, мам. Я с ним, как за каменной стеной.
– Ты ошибаешься…
– Ошиблась я, когда поверила тому, что о нем говорили другие! Все было ложью!
– Что все?
– Все, мам! Даже это гребаное заявление об изнасиловании – очередная фикция!
– Это он тебе сказал, что фикция? Заявление было! Нам в школу сигнал приходил! Алексей, подтверди.
– Конечно. Так и было.
Оставляю тесто, чтобы повернуться к родителям лицом.
– И какое это заявление, мам? Такое же, как склепала ты? Его потом забрали! Если бы Ян реально кого-то обидел, отец бы с него шкуру содрал! Их так воспитывают… Но ты ведь не знаешь Романа Константиновича. Ты и о нем плохо думаешь. А он человек с большой буквы! Послушайте Агусю. Она ведь точно мыслит трезво.
– А откуда, прости, Агнии твоих Нечаевых знать? – бухтит папа возмущенно.
– Я знаю Нечаевых, – вступается неожиданно появившийся в кухне дедушка. – Все верно Юния говорит. И за Яна Нечаева я лично поручиться могу. Заявление – клевета. Я беседовал с так называемой жертвой. Ничего у них не было. Все от обиды натворила. Потом сама же плакала и просила вместе с родителями у Нечаевых прощения.
– Пап, насчет твоего мнения мы в курсе. Но оно не клеится с тем, что случилось позже.
– Вы такие смешные… – все, что могу вытолкнуть в приступе слепой злости. – Меня ведь Нечаев тоже не насиловал! Что случилось-то???
– Мы смешные? Разобьет тебе снова сердце, придешь же к нам! Будешь плакать и…
– Да если и буду, мам… – на эмоциях задыхаюсь. – Если и разобьет мне кто-то сердце, твоя задача – пожалеть! Это все, что мне от тебя было нужно, мам! Все, понимаешь?! Если бы вы меня поддержали тогда, все бы было по-другому! Я не виню, просто говорю, как чувствую. И сейчас…
– Дочка…
Слезы подступают, а я не хочу их проливать. Обещала Яну.
Разворачиваюсь и молча иду в свою опустевшую комнату.
Руки в муке. Стараюсь это игнорировать. Ложусь на кровать и просто прячу их под мышки.
– Дочка, – проскальзывает в спальню мама. Вместе с папой замирает на пороге. – Прости нас… Мы тебя любим…
– Очень сильно любим… – вторит отец.
– Я вас тоже, – шепчу и устало прикрываю глаза. – Сегодня подала заявление на загранпаспорт. Скоро по работе в Японию полечу.
– В Японию? – протягивает мама недоверчиво.
– Да.
– Пойдем скорее на кухню. Расскажешь.
Соглашаюсь, потому что сама всеми силами пытаюсь затушить возникший конфликт. Делюсь деталями со всеми подробностями. Родители, проявляя участие, расспрашивают до мелочей. И, что не может не радовать, хвалят меня и говорят, что никогда во мне не сомневались.
– Ты такая молодец, дочка! – повторяет мама едва ли не в десятый раз. Отправляя в духовку последние вертуты, мечтает о том, как расскажет про мои успехи родственникам и коллегам. – Ой, Юнь, ты только побольше фотографий сделай. Там такая культура! Твоя утонченная красота на фоне всей этой восточной эстетики потрясет всех!
– Потрясет всех настоящая девочка Сукэбан, – посмеивается Ага.
– Хоть сегодня с этими Сукэбан придержите коней, – ворчит папа.
– Они не на конях ездят, папуль. На байках, – дразнится сестра. – Ты же видел, наша Юния круто гоняет.
– Господь Вседержитель…
– Ну, хватит вам…
Шум голосов стихает, когда звонят в дверь.
– Открою, – отмирает первым дедушка.
У меня сердце принимается с утроенной скоростью работать.
И не зря.
Потому что мгновение спустя на кухне появляется Ян Нечаев. Но не один. С ним вся его семья.
44
Я люблю тебя так сильно…
© Юния Филатова
Мужчины семейства Нечаевых в костюмах. Все, кроме отца и самого младшего, с букетами. Роман Константинович обеими руками держит завернутую в коричневую бумагу и перехваченную красным бантом большую прямоугольную коробку. Кроме того, буквально на двух его пальцах висит бутылка шампанского. Скривленному в недовольстве Боде доверили торт. Беспокоюсь, что он швырнет его кому-то в лицо, пока не замечаю лежащий на белоснежном рушнике на вытянутых руках Миланы Андреевны каравай.
Всполошившись, устремляю взгляд к Яну. Щеки тотчас вспыхивают.
Боже… Боже… Господи…
Прежде я видела своего Нечаева с цветами только на школьных линейках начальных классов. Никогда не думала, что годы спустя, когда он станет мужчиной, букет в его руках вызовет во мне столь бурное волнение. Я тоже повзрослела, стала сильнее, но прямо сейчас чувствую себя еще более смущенной, чем на нашем самом первом звонке. А волновалась я тогда знатно. Думала, что сознания лишусь. Сейчас опасаюсь того же.
– Мы Нечаевы. У нас в семье четыре сына. И мы пришли за первой дочкой, – толкает Роман Константинович на правах главного.
Со своей привычной скрытой улыбкой, которая светится в его глазах и лишь слегка приподнимает уголки губ. Вежливо, спокойно и уверенно, хоть, несомненно, в курсе того, какого мнения о них моя родня.
Чего только стоит заявление…
Не докручиваю эту мысль, потому как именно в тот миг осознаю: это происходит!
Меня сватают.
Судорожно втягивая воздух, смотрю снова на Яна. Сердце в ту же секунду сходит с ума от счастья. Тарабанит, выбивая дух.
Немало важных слов было сказано, но мы не договаривались, что свадьба будет в ближайшее время. Он просто заявил, что я стану его женой.
«…– Не помню, чтобы переходила в клан Нечаевых. Я ведь просто Зая. Я не из твоей стаи.
– Это упущение мы скоро исправим. И будь уверена, фамилию ты поменяешь…»
Боже мой… Скоро!
Боже мой… Как мне справиться с этим волнением?
Ян смотрит, утверждая не просто свои права здесь и сейчас. Он выражает намерение быть со мной всегда. Понимаю это без слов, и глаза набираются влагой.
Быстро моргая, перевожу взгляд на своих родителей. Лишь в этот момент осознаю, что мама все это время наблюдала за мной. Задумчиво и с грустью, которая отражается не только в глазах, а буквально в каждой черточке ее красивого лица.
– Есть такие дома, где можно вот так вот взять ребенка? По-моему, вы ошиблись адресом, – цедит мой отец, отвечая на заявление Романа Константиновича.
И меня, словно помоями, стыдом окатывает.
– Папа… – выдыхаю расстроенно.
Больше ничего сказать неспособна. Но ничего больше и не нужно. Ян, игнорируя направленные на него убийственные взгляды, шагает прямиком ко мне. При всех свободной от букета рукой обнимает. Я и сама прижимаюсь к его боку. Привстаю на носочки и пытаюсь дотянуться до уха. Он, реагируя на мой порыв, наклоняет голову.
– Я люблю тебя, – шепчу. Ян пошатывается. Я с ним, естественно. Он тотчас придерживает – обеими руками. Раскачиваемся, будто танцуем. Я не прекращаю повторять: – Я люблю тебя так сильно… Я люблю тебя так, как любят в жизни только раз.
Выделяю свои чувства к нему.
Когда-то ведь разочаровался в слове «люблю» именно из-за того, что я говорила его Святу. Сейчас должен понять, что та самоотверженная сердечная привязанность, которой горю к нему, выше всех остальных чувств.
Должен.
Но я все же задушенно уточняю:
– Понимаешь?..
– Понимаю, – шепчет в ответ, прижимая крепко-крепко, явно не справляясь с бурей своих эмоций.
Украдкой вытирая слезы, смотрю на застывшую родню.
Нынешнюю и будущую.
Роман Константинович улыбается. Кажется, его совершенно не задели слова моего отца.
– Такие дома, где выдают детей, конечно же, есть, – отражает с той же усмешкой, которая свидетельствует, что он знает больше всех присутствующих. – Все мы через них в этот мир пришли. А потом оттуда же забирали своих детей. И я больше чем уверен, что в будущем нам с вами, господа Филатовы, предстоит вместе выписывать из этих домов внуков. Неважно, как вы относитесь к нам, и к Яну в частности. Дети свой выбор сделали. Они создадут семью, согласны вы с этим или нет. Вопрос, принимаем ли этот выбор мы, вообще не стоит. Но мы с Миланой и всеми моими сыновьями принимаем, потому что не хотим потерять сына и брата. Верно, ребята? – когда Роман Константинович обращается к парням, слезы уже катятся у меня по щекам.
Отрывисто переводя дыхание, прижимаюсь к Яну еще крепче. Но и от его родни взгляда не отвожу. Все кивают. Даже хватающийся за сердце и кривящий в отчаянии губы Бодя.
– Нормально себя веди! – шипит Илья строго.
Милана Андреевна младшему отпрыску подает знаки глазами. Они такие выразительные, что хочется рассмеяться. Прям жаль, что мелкий берет себя в руки.
– А еще потому принимаем… – продолжает за мужем Милана Андреевна, глядя на нас с Яном. – Как Роман сказал, мы пришли сюда не за невесткой, а за дочкой. Бог своих не дал, но наградил сыновьями, через которых мы рассчитываем добрать в полной мере. Не представляешь, сколько мы тебя ждали, – последнее говорит конкретно мне.
Я только слезы вытираю, пока целует меня, а затем Яна, и направляется к моему отцу, чтобы протянуть ему каравай.
Все замирают.
Я сама дышать перестаю.
Возьмет? Не возьмет?
Папа медлит. Смотрит на меня так пронзительно, что сердце кровью обливается. Затем переводит взгляд на маму – глаза у обоих блестят.
Моргаю, когда картинка расплывается, а когда видимость возвращается, охаю – каравай у папы в руках. Срываюсь на рыдания, хоть и зажимаю ладонью рот. Нечаевы же все, кроме моего Яна, смеются. Наверное, это не только радость, но и облегчение. С нашей стороны их поддерживают улыбками дедушка и Агуся. Мама с папой в режиме повышенной тревожности, лишь в очередной раз нервно переглядываются.
– Бодя, – командует Милана Андреевна, показывая сыночку, чтобы шел к нам с Яном.
Мелкий приближается с той же устало-недовольной миной. Едва я вытираю лицо вовремя подсунутым мамой бумажным полотенцем, он протягивает мне торт.
– Юния, – вступление достойно сцены. А вот дальше… – Я буду очень-очень рад, если ты станешь членом нашей семьи, – мямлит абсолютно неискренне.
Смеюсь и забираю у него торт.
– Спасибо, Бодя.
А потом…
Мелкий передает старшему брату красную бархатную коробочку, и тот отстраняется, чтобы открыть ее передо мной. Ставлю торт на стол, вытираю вспотевшие ладони об шорты и, покрываясь мурашками, взбудораженно смотрю на своего Нечаева.
Он не опускается передо мной на колени, и никаких предложений не делает. Все это против природы Титана. Он берет мою правую руку и надевает на мой безымянный палец помолвочное кольцо. Следом вручает тяжелый букет нежно-розовых пионов. Наклоняется, гладит по волосам и тут же сдавливает мой затылок, прижимается к губам в сухом поцелуе. Зрительный контакт, который при этом устанавливаем, громче любых клятв.
– Рад, что дожил до этого дня, – проговаривает дедушка, но смотрит при этом не на меня, а на Яна. – Надеюсь, и на свадьбе погулять успею.
– Успеете, Иван Дмитриевич, – заверяет мой будущий муж самым серьезным тоном.
Господи… Мой будущий муж!
Отвлекаюсь на тихие, но, как всегда, яростные препирательства Егора с Агусей. Тот пихает ей букет, а она, естественно, не хочет принимать.
– Бери, я сказал. Так положено! Ты тут вообще ни при чем!
– Тем более!
– Я сейчас вышвырну этот веник в окно!
– Ну и швыряй! Придурок…
Хвала Богу, Егорыныч все же умнее моей сестры. Чтобы не устраивать шумных сцен, он оставляет цветы на подоконнике. Агния оглядывается в тот момент, когда Нечаев отходит и возвращается к семье. Сцепляя руки перед собой, вытягивается рядом с отцом. Но долго игнорировать провокаторшу он, конечно, не может. Искоса поглядывает в ее сторону. Боже мой, смотрит так, что в воздухе пахнет паленым.
Илья дарит цветы моей маме. Роман Константинович презентует дорогущий набор посуды и открывает шампанское. Пока напиток разливают по бокалам, Милана Андреевна помогает мне надеть золотую цепочку и сережки.
– Это традиция Нечаевых, – выдает с улыбкой. – Никаких благодарностей. Не стоит. Когда будет жениться ваш с Яном сын, сделай так же, и невестке своей накажи следовать нашим канонам.
– Сын?.. А если дочь будет? – спрашиваю в искреннем желании понять новые для себя заветы.
Милана Андреевна смеется.
– Если вдруг родишь первую за четыре поколения девочку, то мы обязательно придумаем что-нибудь значимое для нее.
– Хорошо, – все, что могу ответить.
Ком сдавливает горло, и в груди становится тяжело. Не могу не найти взглядом будущего мужа. А его и искать не надо… Смотрит на меня.
Запиваю хмель его воздействия холодным и шипучим шампанским.
– Что ж, – проговаривает мама чуть позже. – Юния, разрежь калач и раздай гостям. Сначала родителям, так положено.
Ни в ее выражении лица, ни в ее голосе нет и тени радости. Однако я счастлива уже потому, что они с папой дали согласие на брак. Не то чтобы я собиралась прислушиваться в случае отказа, но мне как-никак важно, чтобы они приняли Яна.
Руки трясутся жутко. С трудом справляюсь с калачом. Не меньше волнения вызывает необходимость раздавать ломти присутствующим. И все равно я получаю удовольствие от каждой минуты.
– Девочки, помогите мне накрыть на стол, – просит мама так же сухо, едва заканчиваем с караваем.
Папа следом сдержанно и вежливо зовет Нечаевых в гостиную.
В действительности моих родителей практически невозможно застать врасплох. Они будто всегда готовы встречать гостей. Вот, казалось бы, дома можно расслабиться. Но и сейчас папа в рубашке и брюках, мама в милом муслиновом платье. Выглядят и держатся достойно. Морозилка забита различными заготовками, из которых можно быстро приготовить полноценные вторые блюда и закуски. А учитывая, что Милана Андреевна, несмотря на все протесты мамы, тоже без дела не сидит, и полчаса не проходит, как мы ставим на стол залитые томатно-сливочной подливой голубцы, драники под грибным соусом, салат с сыром халлуми и черносливом, два вида канапе, блины с мясом и свежеиспеченные вертуты.
– Прошу всех садиться, – приглашает мама.
Вижу, что она нервничает, хоть умело и скрывает это. Значит, все-таки не безразлично, что о нас подумают Нечаевы.
Мы с Яном садимся в конце стола. Поглядывая на его суровый профиль, прокручиваю на пальце тяжелое кольцо.
– Почему ты не предупредил? – выдыхаю, пока папа разливает по бокалам вино.
Задерживая на мне невероятно теплый взгляд, отвечает на мой вопрос резонными вопросами:
– Зачем? Чтобы ты раньше времени волноваться начала?
– Я тебе столько всего сказать хочу! Не знаю, как дождаться того, как останемся вдвоем.
– Давай выйдем, – незамедлительно находит решение. И сразу же поднимается: – Пока вы знакомитесь, мы с Юнией спустимся во двор.
