Текст книги "Шкатулка с секретом (СИ)"
Автор книги: Елена Комарова
Соавторы: Юлия Луценко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Елена Комарова, Юлия Луценко
Шкатулка с секретом
ЧАСТЬ первая. СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО
Пролог
Майердол – Аркадия
Лето в Аркадии выдалось очень жарким к огромной радости хозяев многочисленных курортных отелей и ресторанчиков, раскиданных по всему побережью: днем, когда сами камни излучали жар, лучше всего было у моря, зато по вечерам аркадийцы и приезжие занимали многочисленные столики, сплетничая и отчаянно флиртуя.
Знакомиться на курортах легче легкого, здесь вам не озабоченная строгим соблюдением этикета столица и не чопорная провинция, где одинаково не одобрят и если ты заговорил не в свой черед, и если из скромности промолчал. Хочешь жениться – езжай в ольтенский Оксер, где на Каштановом Променаде тебя ждут прелестные нимфы на выданье, а если твои намерения не идут дальше необременительного романа к обоюдному удовольствию – выбирай курорт в Вендоре. Сюда летом съезжаются юные и не слишком, очаровательные и не очень, с мужьями и не совсем – словом, барышни на любой вкус, и все ищут развлечений.
Легкий бриз, несущий прохладу даже в самые жаркие дни, синее море, что на горизонте сливается с небом, белые пляжные зонтики и цветы, цветы повсюду, – все это диктовало и стиль общения: прощалось все, кроме скуки. Рассмеши, увлеки – и тебе простят залысины, оттопыренные уши и полное отсутствие любви к спорту. Способствовала этому и пляжная мода. Как можно оставаться серьезным, если сидящая в кафе за столиком напрфотив дама видела тебя в полосатом купальном костюме, подчеркивающем все несовершенства тела, а ты в мельчайших подробностях запомнил открывшийся взору изгиб ножки, когда эта дама, радостно смеясь, играла с волнами?
Начать беседу можно с невинного вопроса, к примеру: «А как вы находите лаун-теннис?» – и будь уверен, что собеседница или сама с удовольствием играет, или наблюдает за игроками, или яростно не приемлет этой модной нынче игры, иными словами, не равнодушна. Достаточно и просто отметить: «Ах, как прелестны эти рододендроны!», указывая на любой цветущий куст, и даже если промахнешься с названием, будет повод обсудить еще и магнолии, и олеандры, ну а далее – как повезет.
Но лучше всего, пожалуй, упомянуть популярную книжную новинку, коей этим летом считался очередной авантюрный роман Александра Готье. О, эти экзотические страны, удивительные тайны, заветные сокровища, коварные злодеи и прекрасные туземные принцессы! Существовал ли господин Готье на самом деле, или же написанием книг занимались специально нанятые для этого «литературные рабы», как презрительно называли тех, чьи имена не печатались на обложке, – публике было неизвестно. И неважно.
Эти романы читали все. Даже Карл поддался всеобщему интересу и купил последнюю книгу, исключительно чтобы в будущем суметь поддержать разговор. «А вы читали Готье?» – «Конечно, вот «Сердце богини» вышло буквально на днях…». – «О, я еще этого не читала. Вы расскажете, куда судьба направит Алексадра на сей раз?» – «Охотно, если только вы не боитесь испортить себе дальнейшее удовольствие от чтения…» – «Да, вы правы. Но я так надеюсь, что в этой книге вновь появится прекрасная Инесса. Он такой романтик, этот Александр, не правда ли?».
Ах, если бы Александр Готье существовал самом деле! С каким удовольствием Карл начистил бы ему шею!
Он честно прочел несколько глав означенного «Сердца», дошел до описания раскопок древней гробницы в песках, очень удивился, заглянул в конец, посмеялся и с чистой совестью запустил книжкой в стену. За три курса на историческом факультете Карл дважды побывал на археологической практике, да не где-нибудь, а на раскопках знаменитого Черного кургана в степях Ольтена, и «процедуру изъятия находок» зазубрил наизусть. Похоже, Готье, кем бы он ни был, не только не удосужился узнать о правильном порядке выполнения работы, но и просто не дружил с логикой. Даже согласившись с необходимостью пожертвовать достоверностью ради драматичности, но – вышибать двери, предварительно не зарисовав их? Да как можно вообще выбивать двери в гробнице, которой две тысячи лет! Настоящего ученого при виде такого варварства должен хватить апоплексический удар.
У Карла был и другой повод для сведения счетов с литературным авантюристом. Абсолютная безграмотность Александра Готье в археологии послужила в свое время отличной темой для непринужденной беседы в приятной компании – Карл тогда распушил хвост и принялся развлекать двух прелестниц рассказами о Черном кургане. Узнай старший брат о последствиях, непременно бы вспомнил любимую присказку своего патрона: «Болтун – находка для шпиона». Хотя, Карл сперва ничего дурного не заподозрил и уж точно не мог даже представить, что его скромная персона заинтересует самого Пауля Герента… Однако жизнь любит пошутить, и вот их пути сошлись благодаря Александру Готье, которого, не стесняясь в выражениях, Карл раскритиковал, ссылаясь на собственный опыт на раскопках, а об этом услышал человек Пауля...
...Что-то хрустнуло под ногой, и Карл сразу направил вниз луч фонаря, ожидая увидеть что угодно, от черепка до черепа. Магический осветительный кристалл обошелся ему недешево, но когда отправляешься исследовать заброшенное поместье, о котором вовсю слагают жуткие легенды, надежное оборудование – последняя вещь, на которой стоит сэкономить. К счастью, это оказались всего лишь останки кувшина, чей близнец стоял поодаль, треснутый, но не побежденный временем или рукой вандала. Яркий луч скользнул по облепленным паутиной стенам и опять вернулся на пол.
Не зря, ох, не зря здесь так быстро все пришло в запустение! Местные обходят Майердол десятой дорогой, да и сам Карл не сунулся бы, даже несмотря на врожденное любопытство и байки о спрятанных сокровищах, коих гуляло не меньше, чем страшилок. Дело было не в затхлом запахе, дохлых мышах и темноте. Что-то другое, тяжелое, липкое давило на плечи и грудь, каждый вздох давался с трудом. Будто бы весь дом беззвучно гудел сверху донизу, заставляя отзываться каждую частичку тела. Как никогда раньше Карл жалел, что отправился один.
Он так и сказал тогда Геренту:
– Надо бы в помощники мага и какого-нибудь не сильно интеллектуального, но аккуратного и нелюбопытного человечка.
– Мага – понимаю, но вы ведь и сами кое-чем владеете. А третий зачем? – спросил Пауль. Он принимал Карла не в кабинете, как обычно, а позвал его во внутренний дворик и даже предложил одно из кресел у мраморного столика.
– Мало ли что, – неопределенно пожал плечами Карл, – инструменты носить, еду готовить, трупы закапывать…
Пауль улыбнулся, но в помощниках отказал.
– Вы, – сказал он, откладывая в сторону папку с бумагами, – преувеличиваете ценность… предмета. Это всего лишь безделица, хотя и древняя.
Все эти бумаги собирал сам Карл, перерыв архивы нескольких музеев и опасно приблизившись к тому, чтобы искренне полюбить вендорскую бюрократию, по чьей милости расплодилось бесчисленное множество копий с каждого отчета. Сначала он рассчитывал, что всё ограничится только информацией, но Геренту была нужна еще и вещь.
– Однако платите вы мне столько же, сколько за вояж в Бардин, хотя Майердол всяко ближе, – заметил Карл.
– Какой наблюдательный молодой человек, – сообщил Пауль своему камердинеру, принесшему свежую почту. – Видите ли, дорогой господин Джарвис, – это уже Карлу, – Майердол, как вам известно, – государственная собственность, поэтому, проникновение туда, по сути, не рядовая кража со взломом, а преступление, сравнимое с террористическим актом. Считайте, что я плачу за соответствующую статью Уголовного кодекса.
Они оба посмеялись над удачной шуткой.
Позже, предоставляя Штайну, помощнику Пауля, смету, Карл с лихвой компенсировал себе отсутствие помощников.
…По стене неторопливо, с достоинством, прополз паук – черный, жирный, мохнатый. Сколько его сородичей могло быть рядом, не хотелось и представлять. Карл натянул на уши любимую широкополую шляпу, неизменно сопровождавшую его в поездках, – не хватало еще, чтобы какая-то гадость упала на голову и запуталась в волосах – и пошел дальше, освещая себе дорогу.
Когда-то в поместье были виноградники, а это подземелье служило винным погребом. Кое-где даже уцелели стеллажи с бутылками. Карл осторожно взял одну, стер толстый слой пыли – на этикетке еще можно было разобрать название «Пламя Вендоры» и год. Бутылка вернулась на место. Карл не собирался ничего здесь брать. Кроме одной вещи.
Местонахождение тайника он вычислил, проведя не один час за тщательнейшим изучением планов усадьбы и «увлекательным» чтением дневников второй жены покойного барона. Дама была невыносимо сентиментальной, и к концу чтения у него в глазах рябило от многозначительных подчеркиваний, сокращений и восклицательных знаков. Выбрать крупицы ценной информации среди этого потока эмоций было немногим легче, чем просеивать речной песок в надежде на золотой блеск. Но некоторые подробности из дневника баронессы вкупе с подробным описанием коллекции её супруга оказались полезны. И заодно намекнули, что лучше не соваться в подвалы в одиночку, а уж если пришлось – очень тщательно подготовиться.
Добравшись, наконец, до каменной кладки, он отсчитал нужный кирпич и надавил на него. Сначала ничего не произошло, и на миг Карл подумал, что ошибся. Но тут скрытые механизмы пробудились, заскрипели, приходя в действие, и часть стены сдвинулась влево, именно так, как было описано в дневнике, открывая небольшую пыльную и затянутую паутиной нишу. Шкатулка была именно там.
Поправив завязанный на пастуший манер – узлом назад – шейный платок, Карл довольно улыбнулся и потянулся к добыче. Но не коснулся, а сначала осторожно провел над ней ладонью, активируя несложное заклинание проверки. У старшего брата способностей было намного больше, но и Карлу кое-что перепало.
Никакой опасности, никакой защитной магии. Шкатулку можно было брать голыми руками. И все же Карл медлил.
…Когда Карл выбрался, наконец, из усадьбы, уже вечерело. Несколько минут он любовался игрой оттенков розового, бордового, золотого и сизого в закатных облаках, радуясь, что самое мерзкое в этой вылазке уже осталось позади, потом отвязал от старой груши и оседлал коня. К тому времени, как он доберется до станции, стемнеет, а ночью в окрестности Майердола лучше не соваться. Даже если не веришь в привидения.
Домой он добрался, еле держась на ногах от усталости и мечтая только о том, чтобы сбросить одежду, упасть на кровать и спать, спать, спать! А заказ отнесёт на следующее утро, Пауль, конечно, сволочь, но слово его тверже банковского векселя, а он пообещал достойное вознаграждение за эту работу. Хватит, чтобы раздать все долги, и даже останется прилично…
Ключ в замочной скважине не поворачивался. Карл толкнул дверь, она поддалась с жалобным скрипом. Воры? Что за глупость, у него и брать нечего!
В спину уперлось что-то твердое.
– Ты погляди, кто пришел! – довольно сказал Соловей, один из людей Пауля. – Давай, заходи.
Он ткнул Карла дулом револьвера, вталкивая в комнату, зашел следом и прикрыл дверь.
– Вернулся, значит, из Майердола?
– Не твоё собачье дело.
Соловей ударил его по лицу, разбивая в кровь губы.
– Отдаешь мне, что принёс – и, может быть, сохранишь кости в целости. Большую их часть.
– Задание мне дал твой хозяин, – процедил Карл. – С ним я и буду разговаривать, а на шестерок у меня времени нет.
– Где она?
– Да пошел ты!
Удар получилось блокировать и даже съездить в ответ, но Соловей был сильнее и куда опытнее. Кулак в живот заставил Карла согнуться пополам.
– Где?
– Не понял, что ли? Пошел к дьяволу!
Соловей ударил еще раз, потом еще, уже не пытаясь добиться ответа, а просто избивая, пока не решил, что достаточно – парень затих на полу без сознания.
– Она должна быть у тебя.
В дорожной сумке ничего не нашлось. Нашлось в потайном кармане куртки. Осмотрев добычу и довольно ухмыльнувшись, Соловей встал, отряхнул руки и взял со стола масляную лампу.
– Вижу, ты никак не обзаведешься приличным светильником на кристалле, а пользуешься этой рухлядью, – хмыкнул он вслух, будто бы Карл мог его услышать и ответить. – А если она вдруг разобьется? – Осколки полетели во все стороны, масло залило бумаги. – Тут и до пожара недалеко…
Щелчок зажигалки, и пламя, подпитанное маслом из разбитой лампы, жадно набросилось на бумаги, потом на скатерть, перекинулось на занавески.…
Возможно, пожар даже заслужит пару строчек в колонке происшествий, читатели покачают головами, а автор статьи грустно констатирует, как опасна небрежность в летнюю жару. И прозрачно намекнет, что с магическими осветительными кристаллами куда спокойнее, пусть они и дороже.
Огонь распространялся все быстрее, оранжевые язычки подкрались к сапогам Соловья, и он решительно направился к двери.
Но сделать успел только два шага, потому что очнувшийся Карл, собрав все силы, прыгнул на него и повалил на пол.
Прославленная пожарная служба Аркадии сработала как всегда блестяще, не позволив огню перекинуться на соседние дома, но без жертв не обошлось. Хотя их могло быть куда больше. Погиб только один человек, чей обгоревший труп был опознан как хозяин квартиры Карл Джарвис.
Глава 1
Аркадия. Редакция газеты «День» – улица Таможенная
Бывает, знаете ли, прямо с утра встаешь с чувством, что из дома лучше не выходить. Всё валится из рук: зубной порошок рассыпается, посуда бьется, чистых носков не найти – в общем, само мироздание вопиет о предстоящих неприятностях. А тут, что называется, ничто не предвещало. Разве что все чашки оказались грязными, и наливать кофе пришлось в жестяную кружку, из которой Андрэ обычно поливал огромный фикус, тетушкино наследство и единственное украшение скромно обставленной комнаты.
Когда он полез за свежей сорочкой, дверца шифоньера тихонько скрипнула, исполняя первую ноту будущей мелодии. Все жилище было на редкость музыкальным. Общий тон задавали напольные часы работы Хассена, тоже из наследства, и тикали они так, словно внутри этого шкафчика вместо механизма сидел гномик и грыз орехи. Кроме дверцы еще скрипели кровать и три половицы. По ночам стрекотал сверчок. В дождь протекал потолок и капли глухо падали в таз, который хозяин забирал из-под умывальника в крошечной уборной. Звуковой ряд хорошо бы дополнило дребезжание старенького пианино, но его тетушка, к сожалению, завещала Институту благородных девиц. Впрочем, за это племянник был ей скорее благодарен – в этой квартире, да и во всех предыдущих, поставить инструмент было решительно негде.
Пожалуй, только столкновение с домовладельцем Гансом могло навести на мысль, что день предстоит не из приятных.
– Господин Бенар! – тонким неприятным голосом окликнул его Ганс, появляясь в дверях своей квартиры в домашних туфлях и ночном колпаке. – Господин Бена-ар, вы должны денег, господин Бенар.
– Да-да, – отозвался тот, поспешно перепрыгивая через ступеньки, чтобы поскорее добраться до входной двери, пока домовладелец не сделает обходной маневр.
– Господин Бена-а-а-ар, вы должны денег за четыре месяца!
Последний пролет молодой человек преодолел, съехав по перилам, и Гансу осталось только погрозить ему вслед кулаком да от души хлопнуть дверью.
До редакции удалось подъехать на омнибусе, потеснив на подножке мальчишек и соскочив на ходу как раз в тот момент, когда до него уже почти добрался кондуктор. Весело помахав на прощание удаляющемуся фургону, Андрэ повернулся к высокому старому зданию и, прежде чем войти, щелкнул по металлической табличке «Газета “День”», украшавшей парадный вход.
В редакции было душно и, несмотря на ранний час, собралось уже немало посетителей, занявших почти все стулья в коридоре.
– Доброе утро, Ленц, – приветствовал Андрэ приятеля, с которым едва не столкнулся в дверях.
– И тебе доброе утро, возмутитель спокойствия, – отозвался Ленц. – Большой Бен уже спрашивал о тебе. Дважды.
– Подождет. Спешишь куда-то?
– В типографию, – коллега хлопнул его по плечу и умчался прочь.
Сначала Андрэ решил заглянуть к машинисткам и разжиться свежими сплетнями, но возле лестницы его перехватил зам главного редактора Морис, собственной внушительной персоной, и вцепился в рукав так, что не пошевелиться. Вся редакция за глаза называла его Морисом Сивым, в честь легендарного предводителя разбойников, с которым важную персону в газете «День» роднили суровость и преданность делу, а также тяга к женщинам и разной крепости напиткам.
– Вас ждут, господин Бенар, – с явным намеком на неприятности сказал Морис, и, не успев даже обдумать стратегию поведения, Андрэ оказался пред очами Большого Бена.
Был еще и Маленький Бен, сын главного, существо абсолютно непригодное к тяжкому репортерскому труду и определенное отцом в отдел светской хроники. В обязанности наследника вменялось раза два в неделю появляться в редакции, просматривать готовый материал и высказывать свое мнение. Визиты были кратковременны, мнения – крайне неопределенные, в общем, вреда он не приносил.
– Ну-ка, ну-ка, – сказал Большой Бен, поудобнее устраиваясь в своем большом кресле. Затем он поставил локти на стол и сплел пальцы в замок. – Садитесь, юноша, и можете пока прекратить дрожать, я еще не собираюсь гнать вас вон из газеты.
Начало было многообещающее. Точно понять, что именно оно обещает, было сложно, зато головомойки тоже пока не предвиделось: Большой Бен обычно гневался громогласно, в выражениях не стеснялся, и если сразу не обрушил громы и молнии на сотрудника – стало быть, не сильно зол на него.
– Итак, извольте поведать мне историю этого вашего интервью с террористом Долини. – Большой Бен расцепил пальцы, пихнул в сторону подчиненного несколько машинописных страниц и подался вперед, щуря правый глаз. Андрэ отчаянно захотелось закурить. Курил он редко, в основном ради законной возможности сделать в разговоре паузу. И дамам всегда нравились его красивые пальцы, небрежно держащие сигарету…
– Да рассказывать пока особо и нечего, – осторожно начал он. – В Аркадии о Долини практически ничего не знают, на запрос в Эрдвац нет времени. Так что интервью с террористом – эксклюзивный материал, и только в «Дне».
– Потрясающе, – отозвался Большой Бен. – Ну-ну, продолжайте. Как же вам удалось взять интервью у преступника, которого содержат в одиночной камере и которому не разрешают видеться даже с ближайшими родственниками?
– Ему, как пленнику Страгата, положены еженедельно цирюльник и священник.
– Цирюльник! – фыркнул шеф.
– Это привилегия всех тамошних узников, тюрьма-то королевская, кто там только не сидел. Указ Вильгельма Второго никто не отменял.
– Ну и кем вы предстали? Я думаю, из вас вышел бы превосходный священник, Бенар, сутана вам была бы к лицу, и само лицо располагает к… исповедям, – и Большой Бен расхохотался собственной шутке.
Репортер скупо улыбнулся в ответ. Природа отдала ему все лучшее, что было в родителях – матушкины зеленые глаза и густые каштановые волосы, отцовские рост и стать. В школе его прозвали «Красавчиком» и нещадно лупили – за чистенький костюмчик, аккуратный пробор, вежливую речь, а более всего – за немужскую красоту. Совсем маленьким он убегал от обидчиков, но потом научился драться.
– Каждую субботу Долини посещает тюремный брадобрей Планк. Но два дня назад он слег с жестокой простудой.
– Я надеюсь, – заметил главный, – к простуде вы не имеете никакого отношения?
– Боже упаси, – в тон ему ответил Андрэ.
Пока другие соображали, как бы подступиться к Страгату, он убедил Планка «заболеть», для чего пришлось, правда, распрощаться с остатками жалованья. Долини живо интересовал общественность. Во-первых, настоящего террористического акта, пусть и несостоявшегося, в Аркадии давно не случалось, во-вторых, преступника не перевезли в столицу, а решили судить на месте, и этот суд обещал стать едва ли не главным событием сезона, в-третьих, газеты успели опубликовать несколько фотографий террориста, чьи молодость и невинный вид, столь несовместные с тем, что он намеревался сделать, взволновали чувствительных дам.
Далее он поведал, как усыпил бдительность охраны и побеседовал с Долини наедине. Начальство кивало, время от времени касаясь мизинцем седого виска. Затем воцарилось молчание.
– Вот что, – сказал, наконец, Большой Бен. – Печатать это мы не будем.
На миг Андрэ не поверил своим ушам.
– Почему? – спросил он. – Ведь это настоящая сенсация! Разве не наш долг – донести её до читателей?
Главный взглянул на него так, что слова замерзли на языке.
– У вас настоящее журналистское чутье, – Большой Бен откинулся на спинку кресла. – Но вы идеалист. Со временем это пройдет. Ваш репортаж, действительно, сенсационен. И написан отлично, вы умеете увлечь публику. Но. Каково умонастроение нашего города? Все сочувствуют этому молокососу Долини. Ах, он так молод, ах он запутался, ах, эти бессердечные власти держат его в заточении, – изображение квохтанья кумушек получилось довольно точным. – А теперь представьте: вы берете у него интервью в тюрьме, куда, как считается, невозможно проникнуть. Это дискриминация властей – раз, общественное мнение еще более склоняется на сторону преступника – два, террорист получает дополнительную известность – да именно то, чего и добивался – три! А нашу газету начинают считать левой – четыре. Боже нас сохрани от политики.
– Ясно, – угрюмо кивнул репортер. На душе было муторно.
– За фантазию, проявленную при работе, – продолжил Большой Бен, – возьмите в кассе небольшие премиальные. Я распорядился. А за недальновидность, проистекающую от чрезмерной горячности, вот вам наказание: что вы знаете о древней керамике?
– Простите? – переспросил Андрэ. – О керамике? Вообще ничего не знаю.
– Придется ознакомиться. Археологический музей сделал заказ, у них уже неделю проходит выставка, а посетителей – кот наплакал. Вам придется расписать эту керамику так, чтобы народ валом повалил.
– А другие варианты есть?
– Есть. Обзор криминальных происшествий за неделю. Сводку из полицейского управления уже доставили.
– Трупов много?
– Один или два.
– Может, я лучше трупами займусь?
– Фотографа возьмите, какой у нас сегодня дежурит, – напутствовал его Большой Бен. – Проследите, чтобы снимки были всем на загляденье. И подробностей побольше! Публика это любит.
Первым делом Андрэ получил причитающуюся ему премию. Не то, чтобы это компенсировало испорченное настроение, да и на особую щедрость начальства он, конечно, не рассчитывал, но это были деньги, и абсолютно точно – не лишние. Потом, сняв копию со сводки происшествий, он нашел фотографа Титуса Фрибеса, спавшего в подсобке в обнимку со штативом.
Первой на очереди стояла драма в семье прачки и жестянщика.
На улицу Таможенную Бенар и Фрибес прибыли, когда солнце поднялось уже высоко и разогнало по домам даже самых любопытных, оставляя место трагедии всецело во власти полиции. Тем, пока не будут выполнены положенные предписания, оставалось только мечтать об уютных прохладных погребках, где нальют кружку-другую холодного квасу, а после конца дежурства – может еще и пива.
Таможенная пересекала от края до края район Южный, один из старейших в городе, тихий и скромный в сравнении со знаменитым своей бесшабашной публикой Приморьем, где участков было больше, чем в любой другой части. Городские полицейские, все до одного, в обязательном порядке проходили там стажировку и боевое крещение. В Южном обитали рабочие, мелкие торговцы и клерки. Аккуратные улочки, скромные дома, окруженные непременными фруктовыми садами, дальше по улице – муниципальная школа, закрытая на летние вакации, пока ученики отдаются другим занятиям: купаются на бесчисленных диких пляжах, совершают набеги на чужие сады и обсуждают очередной выпуск «Похождений сыщика Аллена», не сдающих позиций популярности второе десятилетие. Когда-то и сам Андрэ ими зачитывался, без сожаления отдавая за тоненькие брошюрки сэкономленные гроши и представляя себя главным героем очередного сложного дела. В детстве он колебался, становиться ли, когда вырастет, сыщиком, чтобы раскрывать преступления века (на меньшее он был не согласен), или выбрать стезю журналиста, который будет эти подвиги описывать. Детская мечта почти осуществились: Андрэ Бенар стал репортером в газете «День». Осталось только найти сенсационный материал и прославиться. Но это все в будущем, разумеется – недалеком, а пока нужно попробовать пробраться за полицейские кордоны и как-то протащить фотографа с его ненаглядными ящиками и штативом.
На пожарище распоряжался высокий светловолосый парень в летней форме с сержантскими нашивками. Андрэ как раз прикидывал, как незаметно проскользнуть мимо него, но тут сержант обернулся.
– О нет! Снова вы, стервятники! – простонал он.
– Я тоже рад тебя видеть, Руди, – приветливо помахал рукой Андрэ. – Пропустишь?
– Не пропущу! – уперся сержант полиции Рудольф Синовац, давно оставивший попытки отучить приятеля от фамильярностей. – Нечего вам здесь делать! Вон отсюда и не сметь мешать полиции при исполнении служебных обязанностей!
– Поразительное совпадение, и мы тоже при исполнении, – вкрадчиво заметил репортер, приближаясь. – А тебе я тебе, кажется, задолжал пиво.
– Попытка подкупа официального лица? – многозначительно поднял бровь Руди. Андрэ ответил ему безмятежным взглядом, и еще секунду-другую они играли в гляделки, прежде чем сержант с тяжелым вздохом признал поражение: – Да проходи уже, все равно от вас, газетчиков, не спрятаться.
– Если хочешь, мы тебя тоже снимем на месте преступления, – предложил Бенар, пригибаясь и пролезая под оградительной лентой, за ним последовал фотограф, для которого ленту пришлось придержать. – И поставим в статью. Будешь живым воплощением нашей доблестной полиции, берегущей покой граждан.
– Да ну тебя… – отмахнулся сержант. – Не вижу, чем тут вам поживиться, дело ясное: пожар из-за неосторожности, бедолага задохнулся в дыму. Надеюсь, у него есть хотя бы кому похоронить останки по-человечески.
– А кто он был? – Андрэ осматривался, выхватывая взглядом детали и привычно уже начиная набрасывать в уме черновик будущей статьи.
Фрибес начал устанавливать штатив, тот держался ненадежно, постоянно клонился и норовил упасть на фотографа, но, наконец равновесие было найдено. Настала очередь громоздкой камеры.
Фотографией Титус Фрибес увлекался уже лет двадцать, с тех пор как юношей впервые попал на популярную лекцию в Летнем саду, где профессор из Ареццо рассказывал об оптических опытах и демонстрировал принцип работы фотографического аппарата. Потом были два года в портретном ателье, откуда Фрибес ушел без тени сожаления, чтобы присоединиться к экспедиции Штерна и Кавайчека. Его альбом с таежными снимками выиграл первую премию на Всемирной фотографический выставке, а когда в печати появилась авторская статья о натурных съемках, Большой Бен пригласил его войти в штат «Дня».
– Мелкая сошка, – вздохнул Руди. – Помощник архивариуса в Археологическом.
– Это где выставка керамики? – рассеянно отозвался Андрэ, искоса наблюдая, как коллега продолжает копошиться в огромном кофре, извлекая по очереди разнокалиберные линзы и раскладывая их вокруг себя.
– Понятия не имею. Его опознал хозяин дома, где он снимал квартиру. Вон он, причитает, что разорен и его бедным детям придется просить милостыню у церковных врат. Будто бы никто не знает про страховку, там кругленькая сумма, между прочим…
Щелкнул затвор. Вместе с большой прямоугольной коробкой с выпяченным объективом, трехногим штативом и черным покрывалом, из-под которого виднелась только нижняя половина спины вместе с ногами, Фрибес напоминал диковинного зверя. За редакцией числилось три стареньких фотографических аппарата, выпущенных еще в компании Зигеля, дорогущий «походный чемодан» для командировок за пределы Аркадии и три фотографа. Лабораторию для проявления пластинок и печати изображений на специальной бумаге оборудовали в подвале редакции.
– Так может, это и не несчастный случай? – загорелся репортер. – А что, если домовладелец сам устроил поджог ради этих денег? А парень, допустим, стал случайным свидетелем, и от него пришлось избавиться…
Сержант Синовац махнул рукой. Фрибес вынырнул из-под покрывала, бережно упаковал пластинку в кофр, снял камеру и перенес штатив в другое место. Все манипуляции повторились.
– Мы-то проверим. Только держу пари, все равно поставят на дело штамп «несчастный случай» и сдадут в архив. У нас летом пожары частенько случаются, сам знаешь.
Фрибес закончил работу и собрал оборудование, чтобы и дальше, пыхтя и поминутно чертыхаясь, тащить его к следующему пункту в списке воплощением самоотверженности и преданности долгу. Андрэ почувствовал укол совести: за день они посетили с полдюжины разнообразных мест, материала уже набралось достаточно на статью. Он только не решил пока, на чем делать акцент: напомнить, как важно быть бдительными, бичевать пороки общества, восхититься прекрасной работой городских служб или сразу засунуть всего понемногу и перемешать.
Так или иначе, решил Андрэ, свою работу на сегодня они выполнили, и отпустил фотографа. Конечно, напомнив, что как только будут готовы снимки – сразу же сообщить ему.
– Пиво, – напомнил он приятелю, но Руди покачал головой.
– Вечером, быть может, когда с дежурства уйду. А еще лучше – приходи к нам на ужин. Будем рады тебя видеть.
Андрэ усмехнулся.
– Без подарка неудобно, – сказал он. – А с наличностью у меня пока туго. Сначала нужен сенсационный репортаж, который прославит мое имя и принесет премию имени Гирша. Вот арестовал бы ты, к примеру, Пауля Герента? А я бы потом взял у него интервью.
Руди грустно усмехнулся.
– Пауль Герент открывает правой ногой дверь в кабинет нашего бургомистра, а левой ногой – в приемную великого князя Вильгельма, – сказал он. – Это Аркадия, Андрэ, здесь не берет только памятник Зурбану, и только потому, что он бюст и рук у него нет. Но если Герент исчезнет – на улицах начнется война, в которой крови будет больше, чем воды во время разливов в Приморье. И рад бы его упрятать за решетку до конца дней, но вряд ли это получится.
Аркадия была городом курортов, науки и культуры. И городом бандитов, воров и контрабандистов.
– Тогда вечером, – решил журналист. – Я угощаю.
Друзья пожали друг другу руки и разошлись, Руди Синовац – к себе в участок, писать рапорт и подшивать к делу свидетельские показания, Андрэ Бенар – обратно в редакцию.
Через заборы по пути перевешивались отягощенные фруктами ветки, словно испытывая моральную крепость прохожих. Противиться искушениям Андрэ умел плохо и сорвал пару ярко-оранжевых абрикос.
Было вкусно. Прищурившись, он окинул оценивающим взглядом соседние ветки: если сторожа нет, можно сорвать еще, все равно ведь упадут в дорожную пыль и станут пищей ос…
