Текст книги "Отголоски прошлого (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Повзрослев и поумнев морально, Жаклин решила, что достойна более выгодной партии, чем вечно занятый, помешанный на своей на работе полисмен, и в один прекрасный день действительно нашла себе подходящего кандидата на роль очередного спутника жизни. Кем он был? Мэллой по сей день этого не знала, да и, если честно, не хотела знать. Может быть, какой-нибудь неизвестный шоумен, пообещавший бывшей танцовщице золотые горы и небо в алмазах. А может, заурядный толстосум, обольщенный соблазнительными прелестями еще довольно молодой женщины, посчитавший, что вполне способен содержать ее вместе с двумя детьми. И снова у Дэнниса хватило мудрости не устраивать разборок. Сдержанный и здравомыслящий по натуре, он и сам прекрасно понимал, что уделяет своей профессии гораздо больше времени, чем родной семье, а потому в процессе развода даже не стал отсуживать себе детей.

Однако если едва научившемуся ходить Дэнни было в ту пору ровным счетом наплевать, кто вовремя даст ему кашу и поменяет грязный памперс, то шестилетняя Мэллой, к счастью, имела свое собственное мнение и право голоса. Она сама могла решать, с кем ей жить после развода родителей и, не колеблясь ни минуты, выбрала Дэнниса – обожаемого, любимого своего папочку, которого боготворила всей своей душой и которого понимала, несмотря на его постоянную занятость на службе. Переубеждать своенравную дочку Жаклин не стала – видимо, не очень-то и хотела тащить ее с собой на новое место жительства, и Мэллой, в свою очередь, особо и не тосковала по абсолютно чужой и далекой матери. Она и прежде не была ей близка, а теперь, предав отца, отдалилась еще больше – просто скрылась за горизонтом подобно осеннему солнцу, давно уже не согревающему своим теплом, холодному и бесполезному. Больше Мэллой с матерью не встречалась. У нее началась другая жизнь – жизнь маленькой хозяйки дома и верной отцовской помощницы.

Нет, нельзя сказать, что все было между ними идеально. Природа наделила Мэллой живым темпераментом и острым умом, применения которому она ни в какую искать не хотела. Учиться ей было скучно и неинтересно, поэтому педагоги в школе порой просто забывали, как вообще выглядит эта несносная Ленор Мэллой, почему-то упорно игнорирующая собственное имя и отзывающаяся исключительно на фамилию. Постепенно имя действительно забыли, и Мэллой была очень этому рада. Не меньшую радость доставляли ей и мелкие хулиганские шалости: молодежные вечеринки до утра, вульгарный макияж на уроке литературы, юбочки, большие похожие на широкий пояс. Ее даже на пару месяцев занесло в хиппи, но это так – чисто ради пробы новых ощущений. И это дочь блюстителя порядка! Дэннис регулярно выслушивал жалобы соседей и учителей. Вздыхал сокрушенно, обещал все уладить, понимая в то же время с досадой, что никакие нравоучения на Мэллой не подействуют и угомониться она должна САМА. А для этого нужно хотя бы вырасти. Бедный Дэннис забыл, что когда-то также утешал самого себя, наблюдая за похождениями жены. Сейчас были все основания подозревать наличие у дочери материнских генов.

Мэллой выросла. Но проблем от этого меньше не стало. Вместе с шестнадцатилетием в дверь постучалась и первая любовь. Мэллой влюбилась! И кто бы мог подумать – в кого? Страстный взгляд ее проникновенных серых глаз неожиданно упал на отцовского напарника – чернокожего сержанта. Именно «неожиданно упал», потому что Адама Бодро Мэллой знала очень давно, и до этого он был просто сослуживцем Дэнниса и лучшим другом их маленькой семьи.

Спокойный, серьезный, очень ответственный Адам был на десяток лет моложе отца, но обоих их объединяла воистину сумасшедшая любовь к своей работе. Мэллой знала о нем практически все – всю его биографию, в которой, по ее личному мнению, не было ни одного грязного пятна. Если, конечно, таковым не считалось его армейское прошлое: школа боевой подготовки Пэррис Айленд в Южной Каролине, войска специального назначения, боевые действия во Вьетнаме… В этой пресловутой войне, ставшей вечным позором для Соединенных Штатов, Бодро принимал участие не один год. Безусловно, для него, как и для многих других, это время не прошло бесследно. Адам был довольно замкнут, малоразговорчив и, как казалось окружающим, довольно хладнокровен. Мэллой редко видела его улыбающимся, а тем более смеющимся от души, и было это весьма печально, потому что улыбка ему очень шла. Адам вообще всегда ей нравился, и не только как хороший человек. Во-первых, для представителя своей афроамериканской расы Бодро был по-настоящему красивым мужчиной, с резковатыми, но в целом довольно выразительными чертами лица. А ещё, плюс ко всему, он был сильным и очень мужественным. Мэллой восхищалась им почти так же, как отцом. Да что уж там говорить, для неё эта бравая парочка всегда была единым целым. Разница в возрасте никогда не мешала Дэну и Адаму понимать друг друга с полуслова, даже наоборот, вместе они смотрелись очень гармонично – поджарый, проворный балагур Мэллой и высокий, спортивный молчун Бодро. Белый экстраверт и чёрный интроверт – прямо хоть сейчас бери на главные роли в типовой детективный сериал.

У них, помимо основной службы в полиции, даже имелся свой собственный маленький бизнес. Ничего особенного, просто скромный, уютный барчик в том районе, где проживало семейство Мэллой. Дэн и Адам владели им на паях, что по жизни объединяло их еще больше. Не удивительно, что Бодро стал для них практически родным, тем более что настоящих родных у него не было вовсе. Он рано остался сиротой, ни разу не был женат, не имел детей… Что являлось тому виной, Мэллой не понимала. Ей всегда казалось, что такой человек, как Адам мог бы стать идеальным семьянином. Из него бы вышел очень преданный муж и любящий отец – об этом можно было судить по тому, как он обращался с дочкой своего напарника, словно инстинктивно перенося на взбалмошную, своенравную девочку нерастраченные вовремя родительские чувства. В период переходного возраста Мэллой это откровенно бесило и раздражало, так как в лучшем товарище своего отца она категорически не хотела видеть ещё одну няньку и педагога в одном лице, что и доказывала ему демонстративно при каждом удобном случае своими выходками, о которых теперь, спустя годы, и вспоминать-то было стыдно. Слава богу, Адам оказался умным мужчиной – всё воспринял адекватно и никогда впоследствии не напомнил девушке о её подростковых капризах. Мэллой была благодарна ему за это.

С годами он стал ей таким же другом, каким всегда был для Дэнниса, пусть не вторым отцом, но старшим братом – точно. Они так же доверяли друг другу, изливали душу, делились проблемами, вместе радовались и грустили. Так же как и Дэн, Мэллой была в курсе всего, что творилось в жизни Адама не только последние двадцать лет, но и гораздо раньше. Одна из немногих в окружении Бодро, она знала его настоящего. Не угрюмого. Не замкнутого. Не сурового. Таким Бодро казался для посторонних – тем, кто НЕ ЗНАЛ причин, заставлявших этого доброго и отзывчивого по своей натуре человека порой уходить в себя. Тем, кто НЕ ЗНАЛ о его ночных кошмарах. Об ужасах войны… О смерти друзей и невинных жертвах этой кровавой бойни… О канадском мальчике по имени Грейди…

Мэллой видела его только на фотографиях – ими был заставлен рабочий стол Бодро в Управлении. Они стояли на полке в его всегда пустующей, холостяцкой квартире. Их было много. Разных, потрепанных по краям от старости, но бережно хранимых Адамом все эти годы как вечная память и неизлечимая боль его души – зачерствевшей, огрубевшей с виду, но такой ранимой и чувствительной в самой её глубине. О том, какой след оставил в ней этот ребёнок, Мэллой знала только в общих чертах. О войне Бодро всегда рассказывал неохотно, но имя Грейди в его устах звучало часто подобно какой-то священной клятве или волшебному заклинанию.

Грейди Джеймисон.…Семилетний сирота, чудом уцелевший после налета вьетконговцев на его деревню… Двадцать лет назад в джунглях под Донг Ти этот мальчик спас Адаму жизнь, а потом еще около года жил с ним в американском лагере. Почему Бодро был так к нему привязан? Почему даже сейчас, спустя столько времени, не мог оправиться от этой тяжелой потери и искал его как одержимый всеми доступными и недоступными средствами? Мэллой не понимала. Чувство долга – вещь хорошая, но, однако же, всему на свете имеется предел, а для Адама, похоже, такового не существовало. Может быть, именно поэтому он так до сих пор и не устроил свою личную жизнь? Заниматься ею ему было просто некогда. Да и потом, как тут строить планы о семье, когда все мысли, помимо работы, заняты только одним? Иногда даже Мэллой казалось, что Бодро сходит с ума, но если она, щадя чувства друга, предпочитала об этом молчать, то её отец всегда пилил своего напарника немилосердно, регулярно напоминая ему о том, что жизнь – прекрасная штука, которую нельзя растрачивать на пустые надежды. Война давным-давно закончилась и надо жить сегодняшним днем. Вычеркнуть из памяти всё плохое и страшное, заниматься любимым делом, не трепать нервы понапрасну. Адам покорно выслушивал своего старшего товарища, кивал, словно соглашаясь с его прописными истинами, и уже почти методично, по привычке продолжал искать информацию о Грейди Джеймисоне, пропавшем без вести после побега из сиротского приюта в городе Далат. Год за годом. Безуспешно. Временами Мэллой готова была расплакаться от сострадания к другу, каждый раз становясь свидетелем его очередного разочарования. Вот только помочь ему была не в состоянии. Ну а потом их обоих объединило одно большое страшное горе: выполняя очередное задание, Дэннис Мэллой погиб в перестрелке. Глупо и нелепо, попав под пулю такого же полисмена…

Со смертью отца, казалось, рухнул целый мир – знакомый, понятный, полный ярких впечатлений и переживаний. Слишком много места в жизни Мэллой занимал отец, а она даже не задумывалась над этим раньше. И только когда опустел их уютный дом, впервые пришло осознание полного своего одиночества. Пришел необъяснимый, панический страх остаться в этом состоянии навсегда…И тогда на помощь Мэллой пришёл Бодро. Что бы она делала без такого друга в жизни?! Как бы смогла справиться со своей тяжёлой утратой, не будь рядом отцовского напарника, единственного, кто разделял ее боль и понимал, каково это – терять самого близкого на свете человека? С тех пор они стали ещё ближе друг другу, тем более что отцовская часть бара после его смерти официально перешла по наследству дочери, следовательно, с Адамом они теперь были не только друзьями, но и компаньонами. Дела шли успешно: Мэллой работала в баре, Бодро помогал ей в свободное от службы время. Вдвоем они справлялись вполне неплохо. Подчас обоим приходила в голову мысль взять на работу кого-нибудь третьего, однако искать человека со стороны не хотелось, да и вообще, и Мэллой, и Адам давно привыкли вести свой «маленький бизнес» сообща, никого не допуская в собственный мир.

Половина десятого…За окнами всё реже доносился шум проезжающих машин…Зажигая на улицах фонари, затихал вечерний город, засыпая до утра. Звук тормозящего на стоянке полицейского «роллс-ройса» Мэллой узнала без напряга, а буквально через минуту, уверенно распахнув дверь, в бар вошёл Бодро. Высокий, подтянутый и довольно моложавый для своих сорока трёх лет мужчина, в неизменной своей коричневой кожаной куртке, в привычных голубых джинсах. Самый родной и близкий человек, деловой партнёр и добрый друг. Даже вымотавшись на своей нелёгкой службе, он всегда приходил к закрытию бара, чтобы помочь ей навести порядок.

– Привет. – Улыбнулась Мэллой, забыв, что с утра они уже встречались здесь же, в баре, перед открытием. У Адама память оказалась лучше.

– Добрый вечер. – Поправил он девушку с мягкой, шутливой иронией. – А я уже было решил, что опоздал, и ты без меня тут управилась.

– Ну вот ещё. Легко отделаться хочешь? – Мэллой кивнула на оставшуюся парочку посетителей, удобно устроившуюся за столиком в уголке и вовсе не собиравшуюся в ближайшее время уходить. – Я пока что жду и на часы не смотрю принципиально.

– Меня ждёшь? – Перегнувшись через стойку, Адам чмокнул Мэллой в щёку. Заботливо и целомудренно, совсем по-отцовски – как всегда.

– И тебя в том числе. Как дела, как день прошёл? – Риторический вопрос. Это у других людей он именно таковым и являлся, но не в их случае. Сама работа Бодро подразумевала наличие постоянных происшествий. Редко когда его день проходил спокойно, без беготни и расследований. Адама и застать-то в Управлении было весьма сложно, так же, как в своё время Дэнниса. И Мэллой, как правило, всегда была в курсе его дел.

– Ну.. Не сказать, чтобы день был очень лёгким. – Признался Бодро. – Но он явно мой, потому что сегодня мне буквально во всём везёт.

– Правда?... Тогда давай уже убираться поскорее, мне не терпится выслушать о твоих успехах. – Мэллой проворно выскользнула из-за стойки и, подхватив поднос, направилась к пустующим столикам, заставленным бокалами и кружками. Адам машинально двинулся следом:

– Господи, когда ты уже решишься нанять себе помощника, хотел бы я знать? Невозможно вот так сидеть и ждать меня допоздна каждый вечер. – Адам не ругался, даже напротив, больше подтрунивал над девушкой с наигранной сварливостью. Это была привычная манера их общения. Мэллой протестующее встряхнула белокурыми кудряшками:

– О нет-нет-нет. Не начинай заново, ладно? Мы уже сто раз на эту тему говорили. Лишний человек – лишние проблемы. К нему надо как-то привыкать, под него необходимо подстраиваться, находить общий язык. Ему, в конце концов, необходимо и платить время от времени, чтобы он хоть что-то тут делал, когда у меня нет свободного времени. А если он еще и нечист на руку окажется, то мы с тобой рано или поздно вообще можем разориться. Как тебе такая перспектива?

– Не очень. – Засмеялся Адам. Нет, минувший день у него точно был одним из лучших – это было видно невооружённым глазом. Любопытство охватило Мэллой с новой силой. Собрав посуду со столика, она всучила поднос в руки своего компаньона.

– Дай мне хоть куртку снять! – Попытался было запротестовать тот. Девушка категорично покачала головой:

– Теперь уже поздно. Давай-ка выкладывай, что там у тебя происходит. Поймал очередного опасного преступника?

Она сама не подозревала, как сразу и быстро попала в точку. Адам застыл на месте, изумлённо моргая:

– Ну ты даёшь… Это же надо! Ты мысли мои умеешь читать или у меня на лбу так красноречиво всё написано?

– Да брось, я же не первый год тебя знаю. Знаю, от чего ты можешь злиться, а отчего светишься как рождественская ёлка. Да и потом, не забывай – я дочь полицейского. Так что проницательность у меня в крови. Если не ошибаюсь, в последнее время ты занимался сбором улик против Мясника Лоупера… Что случилось сегодня? Тебе наконец-то удалось его прижать?

– И да, и нет. – Уклончиво отозвался Бодро, всё так же улыбаясь. – Самого Лоупера мы пока не прижали, зато сегодня я поймал Хардена.

– Кто такой Харден? – Незнакомая фамилия неприятно резанула слух, и Мэллой поморщилась инстинктивно.

– Харден – профессиональный киллер со стажем. – Пояснил Адам. – Мерзкая личность, я тебе скажу, с тёмным прошлым. Последние два года работал на Лоупера, это уже доказанный факт. Думаю, не один его заказ выполнил. Как свидетелю против Мясника ему просто цены нет, недаром мы столько времени его вычисляли. Если нам удастся заставить Хардена говорить, Лоуперу конец.

Сколько эмоций в голосе и охотничьего азарта в глазах! Бодро и сам, наверное, не подозревал, как сказочно он преображался, говоря о своей, удачно проделанной работе. Мэллой в такие минуты откровенно любовалась другом, испытывая небывалое чувство нежности.

– Кофе тебе сделать? – Мягко спросила она, и Адам, к тому времени уже почти поставивший перевернутый стул на столик, радостно кивнул:

– Пожалуй. Со сливками, как обычно.

– Я знаю. А ты пока стулья подними.

Последние посетители потянулись к выходу, сердечно прощаясь и благодаря хозяйку заведения за хороший вечер. Мэллой закрыла за ними дверь, щелкнув замком изнутри, и отправилась за стойку, к своему рабочему месту. Здесь находился аппарат для приготовления кофе, а совсем рядом, в холодильнике, всегда стоял наготове кувшинчик со сливками – чистый черный кофе Бодро не очень уважал, в отличие от своего друга Дэнниса. Мэллой помнила, как презрительно морщился отец всякий раз, когда младший напарник на его глазах смаковал эту суррогатную бурду.

– Значит, Хардена задержал ты сам? – Продолжила девушка свежую тему, зная, что Адаму нравится её интерес к любой мелочи. Он и сам был готов выложить «напарнице» все подробности, но привычно ждал её наводящих вопросов.

– Ну да. С утра получили информацию – адрес отеля, в котором остановился Харден, и Пайн меня сразу же туда послал. Думали, всё будет просто – устроить засаду на выходе и взять его тёпленьким, без шума и лишних проблем.

Мэллой обернулась.

– А проблемы всё-таки не заставили себя долго ждать, верно?

– Верно. Я себя немного переоценил. Или наоборот, слишком недооценил Хардена. Хотя заранее примерно себе представлял, что имею дело не с дилетантом. Я попытался задержать его прямо у выхода из отеля. Он как раз ловил такси, но сориентировался мгновенно, представляешь?

– Я надеюсь, никто не пострадал?

– Слава богу, нет. Хотя, у Хардена было с собой оружие, и он попытался прикрыться прохожими. Поэтому он мог в меня стрелять, а я в него нет. Классический приём.

Вот именно. Вечные издержки профессии. У каждого свои, но не у всех такие опасные, как у полицейских. Мэллой давно научилась справляться с этим постоянным чувством страха, и всё равно, к таким рассказам спокойно относиться не могла. Особенно после смерти отца.

– И что же было дальше? – Она, как всегда, ничем не выдала своего волнения, сделав вид, что полностью поглощена приготовлением кофе.

– Дальше тоже как в кино. – Засмеялся Адам. – Он убегал и отстреливался, а я бежал за ним следом и временами тоже пытался стрелять. Правда, только по ногам, чтобы не дай бог, не убить нашего ценного свидетеля. Народу на улице полно, просто чудо, как мы никого не задели. А он специально самые людные места выбирает, где можно легко с толпой смешаться, я его пару раз едва не упустил.

Мэллой добавила в кофе холодные сливки и поставила чашку перед собой на стойку.

– Иди, готово.

– Ну и вот. – Бодро самозабвенно крутил в руках последний стул. – Потом наша игра в догонялки продолжилась в метро. Там тоже шагу ступить негде, люди кругом, особенно не разбежишься. Пока я продирался сквозь толпу, Харден умудрился впрыгнуть в вагон поезда. К тому времени, как я успел до туда добежать, двери перед самым моим носом благополучно захлопнулись.

Многозначительная пауза. Мэллой, затаив дыхание, смотрела на Адама в ожидании дальнейших разъяснений. Тот с невозмутимым видом прошелся к стойке и сгрёб оттуда свою чашку с кофе.

– Ну и? – Не выдержала девушка наконец. – Ты же говоришь, что поймал его.

– Поймал. – Подтвердил Бодро, лукаво улыбаясь.

– Как?... Только не говори мне, что ты бежал за поездом вдогонку, я всё равно не поверю.

– Я и не бежал. Я ехал.

– Где ехал?

– На поезде, где ж ещё? Сзади, знаешь, где поручни в конце последнего вагона? Прямо туда запрыгнул и прицепился. Довольно удобно, кстати. Хардену и в голову не пришло, что я до такого додумаюсь.

«Этот Харден просто плохо тебя знает» – Подумала Мэллой и, представив на миг, каково это – ехать по тёмному туннелю, повиснув на вагоне поезда, невольно вздрогнула.

– Ты мог сорваться. – Не удержалась она от мягкого упрёка в адрес друга, на что тот только невозмутимо повел широкими плечами:

– Знаешь, а мне это как-то в голову не приходило. Времени не было, да и вариантов альтернативных тоже. Видела бы ты удивленную физиономию Хардена, когда он сошел на следующей остановке и обнаружил меня рядом! Да ради такого момента стоило по всему метрополитену Портленда проехаться!

Еще бы… Мэллой нисколько не сомневалась, что Адам так бы и поступил. Если бы этого требовала работа. Цель оправдывала любые средства, в том числе и риск собственной жизнью был тут вполне уместен.

– Так что в Управлении сегодня был праздник. Помощник прокурора поёт нам дифирамбы, польщённый Пайн сияет от счастья, ну и мне от общего стола перепала благодарность за мои труды, как главному герою дня.

Конечно же, Бодро только делал вид, что хвастается своей победой. Мэллой знала, что он начисто лишён чувства тщеславия, для него, как для всякого трудоголика важен был сам процесс и положительный конечный результат, а вовсе не хорошие отзывы начальства. Так же, как и когда-то отцу… Мэллой ловила себя на мысли, что слишком часто их сравнивает, пытаясь найти в Адаме как можно больше сходства с Дэннисом, хотя в глубине души прекрасно понимала, что легче ей от этого всё равно не станет. Так же, как вряд ли когда-нибудь сможет бесследно исчезнуть страх однажды потерять ещё одного близкого ей человека. С этим приходилось жить каждый день. Жить и радоваться любой возможности встретиться и пообщаться лишний раз вот так, наедине, за чашкой кофе.

– Да, кстати… Я сегодня был в Группе… – Неожиданно Адам сменил тему разговора, голос его зазвучал более напряжённо. Мэллой уловила это мгновенно и сама забеспокоилась. Что такого необычного мог услышать друг на очередном собрании ветеранов Вьетнама?

– Говорил с Уиллисом. – Добавил Бодро, внимательно изучая дно своей почти пустой чашки.

– По поводу чего?

Впрочем, она уже подозревала, о чем мог разговаривать Бодро с Тэдом Уиллисом. Вернее даже не о чем, а о ком. Старая пластинка… Трудно было реагировать правильно.

– Грейди? – Скорее не спросила, а уточнила Мэллой. Адам кивнул, целиком погруженный в свои мысли.

– Да…Уиллису удалось найти маленькую зацепку. Это еще не сто процентов, но шанс есть.

У Мэллой сжалось сердце. Ах, сколько раз за эти годы она слышала похожие слова! Зацепки, шансы…Из них состояла вся жизнь Бодро. Если бы ещё только эти надежды раз за разом не рушились как песочные замки! Хотя, и в этом случае Адам вряд ли бы успокоился – скрупулёзно и педантично принялся бы за постройку нового, такого же бесполезного, как и все предыдущие.

– Ну и что же он на этот раз нашёл? – Мэллой скорее сделала вид, что ей это интересно. Чувствовала, как нервничает Бодро и как хочет с ней об этом поговорить.

– Одну семью, которая однажды встречала мальчика…По возрасту и описанию очень похоже. – Адам, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. – Уиллис встречается с ними завтра в обед, а вечером должен прийти сюда и дать мне ответ.

«А ведь для него это сейчас важнее всего. – Ужаснулась про себя Мэллой. – Важнее удачно проделанной работы, важнее всех Лоуперов и Харденов вместе взятых. Он ведь НИКОГДА не перестаёт думать об этом мальчике, даже когда сам этого не осознаёт».

Сердце заныло от жалости.

– Адам… – Она попыталась говорить как можно мягче. – Ты ведь понимаешь, что это…

– Я понимаю. – Оборвал её Бодро. В голосе таился вызов всему миру. – Не надо со мной как с больным разговаривать, ладно? Я вполне адекватен и знаю, что шанс очень невелик. Тем не менее, он есть, и я не могу его упустить.

– С каждым разом тебе всё больнее разочаровываться. – Мэллой настойчиво пыталась поймать взгляд своего друга, по-прежнему устремлённый куда-то на дно чашки. Лицо Адама как будто окаменело от напряжённых раздумий и внутренних переживаний. Он словно заранее готовился отмести все её аргументы и доводы, он не принимал их и не хотел даже слышать. Потому что ему хотелось её поддержки, её уверений, что всё будет в порядке и на этот раз ему действительно повезёт. И ей оставалось только подыграть ему хотя бы ради милосердия.

– В принципе, всё может быть… Почему бы и нет, в конце концов? – Обречённо вздохнув, Мэллой забрала пустую чашку прямо из под носа Бодро. Он, казалось, этого даже не заметил, погружённый в свои мысли. Можно было только догадываться, о чем он думает в этот момент, и какие несбыточные надежды возлагает на завтрашнюю встречу с Уиллисом.

На город спустились сумерки, сквозь окна теперь можно было разглядеть только фары проезжающих мимо машин и огни на вывесках магазинов напротив бара.

– А знаешь, что самое интересное? – Неожиданно заговорил Адам, словно самому себе, а не Мэллой, отвечая на какой-то беззвучно заданный вопрос. – Ведь мне никто не верит. Все вокруг усиленно делают вид, что всё прекрасно понимают. Все кивают, соглашаются, а сами продолжают думать, что я просто дурью маюсь все эти двадцать лет. Никто со мной не хочет спорить, потому что это бесполезно, но все уверены, что я впустую трачу своё время. Даже Уиллис. Он замечательный человек, без него я бы, наверное, уже давно с ума сошел от своих ночных кошмаров. Он помогал мне раньше и так же продолжает помогать сейчас. Он собирает информацию по моей просьбе, использует все свои связи и каналы, только ради того, чтобы мне было хорошо. Он, правда, делает всё, что в его силах. И всё равно, он мне НЕ ВЕРИТ. Я это прекрасно чувствую. Он заранее не верит в то, что наши с ним поиски могут дать положительный результат Он просто из солидарности помогает мне не упасть духом. И так же все остальные, включая тебя. Ты ведь тоже считаешь меня одержимым?

Родные пронзительно чёрные глаза требовательно смотрели на Мэллой. В такие минуты душевных откровений Адам всегда становился болезненно-уязвимым, и всякий раз, когда он вот так вдруг раскрывался перед девушкой, она не могла лгать даже ради его же блага.

– Я бы не назвала это одержимостью, Адам. – Тщательно подбирая слова, произнесла Мэллой. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так плохо о тебе думать. Но… Я, правда, считаю, что ты напрасно себя мучаешь. Я допускаю, что ты вполне отдаёшь себе отчёт в своих действиях, но если хорошо обо всём подумать, Адам, то… Мне кажется, что всё это только самообман.

– Почему? – Тут же поинтересовался Бодро, жадно ловя каждое её слово.

– Потому что ты не можешь смириться с потерей близкого человека. Знаешь, нам в этой жизни часто приходится кого-то терять. Это судьба, и она не всегда бывает к нам справедлива. Помнишь, что со мной было, когда погиб папа? Я долго не могла в это поверить, я просто не представляла, КАК это вообще возможно – жить БЕЗ НЕГО… Но ведь именно ты научил меня справляться со своим горем, помнишь? Мы так много тогда с тобой о нём говорили, мы столько всего вспоминали, что нам казалось, будто ничего не изменилось, и папа незримо присутствует рядом с нами. Мне очень помогла тогда эта терапия разговорами. Мы говорили об отце как о живом, о настоящем…И пока мы его вспоминали, так оно и было на самом деле.

– К чему ты мне всё это говоришь?

– К тому, что любую потерю можно пережить, какая бы тяжелая она ни была. Можно смириться с тем, что человека, который был тебе дорог, нет рядом, если представить, что он здесь, с тобой…Можно говорить о нём, хранить о нем память – и жить, продолжать жить с этим дальше. Сперва это тяжело, но со временем становится легче…

– Мэллой, ты, кажется, совсем меня не понимаешь. – Адам отлепился от стойки и раздражённо прошёлся по залу. – Это разные вещи. То, что было после смерти Дэнниса и то, что происходит сейчас – это далеко не одно и то же. Грейди НЕ УМЕР.

– Откуда ты это знаешь? – Не сдержалась девушка. – Ты двадцать лет ищешь о нем хоть каких-то сведений и не находишь абсолютно ничего. Разве это не доказывает, что его, возможно, вообще на свете нет?

– Это НИЧЕГО не доказывает. – Отрезал Бодро яростно и категорично. – Доказательством может быть только могила, документы, подтверждающие смерть, или на крайний случай, свидетели смерти. Ничего. Этого. Нет. А это значит, что Грейди не может быть для меня ПРОСТО ПАМЯТЬЮ, как Дэннис. Пока кто-нибудь не убедит меня в том, что он мёртв, я НЕ СМОГУ себе этого представить, как бы вам всем этого не хотелось. И мне вряд ли станет легче со временем, его уже и так достаточно прошло, тебе не кажется?

Да, он был прав. За двадцать лет любая, даже самая глубокая рана способна полностью зарубцеваться. И если этого не происходит, то…

– Ты просто внушил себе эту надежду, Адам. Тебе легче думать, что твой Грейди жив, хотя в душе ты, наверное, и предполагаешь, что он давно мёртв. Ты боишься этой правды, разве не так? Ты НЕ ХОЧЕШЬ смотреть ей в глаза, потому что она слишком страшная. А когда-нибудь тебе все равно придётся это сделать. Сейчас, через год, через пять или десять лет, но всё равно придется. Надежда хоть и умирает последней, но всё же УМИРАЕТ, Адам. Рано или поздно.

Наверное, не стоило ей всего этого говорить. Сейчас, когда Бодро так нужна была моральная поддержка, она, сама того не желая, била его по самому больному месту. Все её слова попадали прямо в точку, отражаясь на мужественном лице Адама целой гаммой самых разных эмоций. Но он сам хотел услышать мнение Мэллой, и сейчас она была как никогда искренна со своим другом и компаньоном. Ей хотелось помочь ему. Словом, советом – как угодно, однако для Бодро, опять же, это были совсем НЕ ТЕ слова, что он хотел от неё услышать.

– Я всё понимаю. – Тихо сказал он, потерянно застыв где-то посреди зала между столиками. – Я сам много об этом думал. Особенно по ночам, когда от кошмаров своих просыпался. Но это ничего не сможет изменить, я просто не смогу перешагнуть через себя, понимаешь? И это не объяснить словами. Я дал ему слово. Я поклялся, что вернусь и заберу его оттуда. И получается, я его предал, Мэллой. Как можно с этим жить и НИЧЕГО не делать?

– Адам, ты и так сделал всё, что мог. – У Мэллой уже ноги ныли от усталости, и она обессилено опустилась на одну из круглых табуреток перед стойкой. – Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты не бросал его, ты сам говорил, что возвращался. Это судьба. Просто судьба, с которой уже ничего не сделаешь при всём желании. К чему это всё? Факсы по всей стране, частные детективные агентства – по-моему, ни одного уже нет, кто бы о тебе не знал. Давно пора остановиться.

К чему она всё это говорила? Адам начал отрицательно качать головой с первых же её фраз, да так и продолжал до самого конца, как китайский болванчик.

– Я остановлюсь, когда найду его.

– Ну а если ты никогда его не найдёшь? Ты когда-нибудь думал об этом?

– Никогда… – Он ни минуты не колебался с ответом.

– Тогда послушайся моего совета и подумай.

– Я не могу…Этот мальчик изменил всю мою жизнь. Никому этого не понять. Даже тебе.

Бодро бросил взгляд на часы: длинная тонкая стрелка переползла за двенадцать, обозначив начало одиннадцатого. Мэллой поняла, что он хочет уйти – как всегда, закрыться в своей раковине, в пустой тёмной квартире, наедине с кучей всяких переживаний, смешанных с надеждами и мечтами. Это, похоже, была самая лучшая для него сейчас отдушина – одиночество. Когда никто рядом не смотрит сочувственно, не жалеет, и не пытается переубедить. И вот тут понять своего друга Мэллой вполне могла.