Текст книги "Отголоски прошлого (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– По каким ещё правилам?

– Правилам дорожного движения. Их необходимо соблюдать, чтобы не попасть под машину. Придёт время, и я всё подробно тебе об этом расскажу.

– А когда придёт это время, Пчёлка?

– Скоро, Грейди…Скоро… Надо немного подождать…

Подождать, только и всего… Что ему ещё оставалось делать? Ждать и торопить время. Со слезами на глазах провожать Бодро на операции и быть в постоянном страхе за его жизнь. Грейди мечтал о нормальном детстве, и поэтому ждал… Ждал столько, сколько было велено. Главное, Бодро никогда его не обманывал, и Грейди ему верил. С некоторых пор больше, чем Богу. Потому что Бог был далеко, и Грейди его никогда не видел. Бог не проводил возле него бессонные ночи, когда он метался в жару во время лихорадки. К нему нельзя было прижаться всем телом и почувствовать себя защищённым от всех бед на земле. Бог не отвечал на его вопросы, не утешал, когда ему было грустно. Всё это умели делать только его родители. И теперь – Бодро. Не удивительно, что для Грейди он был важнее, чем Бог…

Может, всё обернулось бы иначе, если бы не было этой долгой разлуки, за время которой Адам просто отвык от него. Не зря Грейди так боялся, не зря не хотел его отпускать в эту проклятую Камбоджу. Не обошлись бы там без Бодро…Он опять просил подождать. Всего лишь месяц. А потом всё будет хорошо. Словно его возвращение из командировки означало конец войны и возвращение домой, в Портленд… А Грейди уже устал ждать, он не мог себе представить их лагерь без Бодро. И не хотел представлять…

… – Не уходи… Пожалуйста не уходи…Не оставляй меня одного…

– Грейди…Я не могу..Ты же знаешь, что я не могу..Я скоро вернусь за тобой, очень скоро…Не бойся...Всё будет хорошо…Ну что ты?..Я вернусь, Грейди. Обязательно.

– Обещаешь?..Ты правда обещаешь?

– Обещаю. Я вернусь.

… Он не вернулся. А может быть, прибыл в срок, но, не обнаружив Грейди в лагере, решил, что в приюте ему будет лучше. Так, по крайней мере, сказал ему капитан Форрестер, когда однажды утром позвал мальчика к себе и сообщил ему эту неожиданную новость. Он не предлагал Грейди пожить в приюте до возвращения Бодро, он просто поставил его перед фактом, который нужно было осмыслить и принять как должное.

– А как же Бодро? – Растерянно спросил тогда Грейди, всё ещё не до конца осознавая, что происходит. – Я же должен его тут дождаться, он скоро вернётся.

Лицо Форрестера было абсолютно непроницаемым:

– Грейди, ты же понимаешь, что тебе нельзя вечно тут находиться. У Бодро нет сейчас времени тобой заниматься, сам же видишь. Будет лучше, если ты пока поживёшь в приюте и подождёшь его там.

Он не думал, что так будет лучше, но понимал, что спорить бесполезно – капитан уже всё давно решил и мнения его не спрашивал. И всё-таки что-то подсказывало ему, что Бодро эта идея не понравится тоже.

– А как Бодро меня найдёт?

– Когда он вернётся, я дам ему координаты приюта, и она заберёт тебя, как только сможет.

Казалось бы, всё вполне логично и обосновано. И ничего особенно страшного в этом нет. Грейди старался внушить самому себе, что так действительно будет лучше. Бодро обязательно приедет за ним сразу же, как только узнает адрес, он не позволит ему жить так далеко от себя. Ни дня, ни минуты не позволит! Но всё равно было страшно. За минувший год военный лагерь стал для Грейди родным домом, из которого его теперь выпроваживали, отправляя неизвестно куда. И жаловаться было некому. Единственный человек, способный за него заступиться, был очень далеко и ничем не мог ему помочь.

Наверное, Форрестера тоже можно было понять. Лагерь – не детский сад, и один неприкаянный ребёнок среди солдат – само по себе уже беспокойство и напряг. И в какой-то степени он считал, что совершает доброе дело, веря в то, что о мальчике действительно позаботятся в сиротском приюте. Хотя теперь Грейди понимал, что заниматься его устройством никто серьёзно и не собирался. Просто захватили по пути, когда ездили по каким-то делам в Далат и сбагрили в первый же попавшийся приют, как бездомного щенка, которого и на улицу не вышвырнешь, и себе оставить – хлопотно…Война…Она слишком всех ожесточила, лишив элементарного чувства сострадания. Никто не задумался о том, как сложится судьба белого мальчика среди вьетнамских детей, это была такая несущественная мелочь по сравнению с глобальными проблемами этой несчастной страны, ну а для Грейди… Для Грейди этот новый поворот судьбы стал вторым кругом ада. Первым была гибель родителей и джунгли…

Самым обидным было то, что он не делал ничего плохого. Все восемь лет своей жизни он был окружён заботой и теплом. Он верил в добро и всегда стремился быть хорошим, правильным мальчиком, справедливо ожидая от окружающих такого же к себе отношения. Однако всё на свете оказалось не так, как он себе представлял. Местные дети, лишённые нормальной жизни в семье, сильно отличались от тех, которые жили в Чан Ло и все до одного были для Грейди хорошими друзьями. Сироты, как правило, рано взрослеют и рано теряют способность сострадать ближнему. Их слишком волнует собственная участь и в этом плане они напоминают стаю диких волчат, исступлённо охраняющих свою территорию от любого чужака. Грейди был не готов принять этот суровый закон выживания вот так, сходу, ещё не успев толком отвыкнуть от родительской любви и ласки…

Его избили в первый же день. Ни за что, прямо во дворе… Просто потому что он был новенький и единственный белый, а это всё равно что инопланетянин, инстинктивно вызывающий резкий негатив слишком бросающимся в глаза внешним отличием. Эти мальчишки и девчонки, наверное, никогда не видели детей другой национальности, и Грейди так и не понял, что все они против него имеют. Его никто никогда в жизни ещё не бил, и он так растерялся, что даже не смог защититься от ударов, которые обрушились на него со всех сторон одновременно. И на ногах устоять не сумел – почти сразу же упал, уткнувшись носом в землю, втянув голову в плечи и закрыв её руками. Где-то в глубине души тлела надежда на то, что лежачего тронуть никто не посмеет, но не тут-то было. Бить лежачих неудобно только кулаками, ногами – сколько угодно, так, наверное, считали сироты из приюта. Их было много, разных по возрасту и сложению. Кто-то был намного младше Грейди, кто-то старше, кто-то одного возраста, но все они были заодно, и сопротивляться им не имело никакого смысла. Да он тогда ещё и не умел сопротивляться… Его этому просто не учили, потому что в том мире, где он жил раньше, не было насилия и зла.

Грейди до сих пор помнил эти удары, от которых потом долго ныло всё тело. Помнил солёный привкус собственной крови во рту. Отчаяние и слепую надежду на то, что кто-то должен вмешаться и прекратить это варварство. Но никто не вмешался.. Воспитатель был неподалёку, но предпочёл сделать вид, что ничего не замечает. Это Грейди понял уже позже, ну а тогда он был просто ошеломлён и не мог ни о чём думать. Ощущение собственного бессилия перед кем-то невозможно было ни с чем сравнить. Гремучая смесь из смятения, обиды и страха, когда ты не соображаешь, что происходит, пытаешься выяснить, в чём твоя вина, что-то впопыхах объясняешь и доказываешь, однако никому не интересны твои жалкие попытки спастись. Из глаз брызжут слёзы и тебе невыносимо стыдно за то, что ты плачешь, тем самым лишний раз подтверждая свою слабость. Но больше ничего другого делать ты не умеешь. Горький осадок подобного унижения остаётся в памяти навсегда… Как шрам…

В тот день Грейди долго не решался войти в мрачный серый дом, претенциозно называющийся приютом для детей. Воспитатель Тин Бао отыскал его в поле, куда после такого чудовищного гостеприимства он убежал и спрятался в высокой траве.

– Кто тебе разрешал тут находиться? – У сухого и маленького как все вьетнамцы, немолодого мужчины даже голос был скрипучий и полудетский. Он не кричал, когда ругался, но это, пожалуй, было намного хуже. Едва взглянув в его холодные узкие глаза, Грейди понял, что рассчитывать на жалость ему не стоит. Бесполезно. И всё равно попытался объясниться:

– Я не хочу к ним идти, они дерутся.

Лучшим тому доказательством служил его разбитый нос, из которого все еще шла кровь, и свежие ссадины на лице и на руках, однако Тин Бао словно ничего этого не видел.

– Иди в дом, тебе покажут, где умыться и привести себя в порядок.

– Я не хочу. – Повторил Грейди, уже не сдерживая слёз. В результате он добился только того, что воспитатель схватил его за локоть и, рывком поставив на ноги, силой потащил за собой.

– Ты сам во всём виноват, – поучал он мальчика на ходу, – надо было правильно себя вести. Тут живут очень хорошие дети, они бы никогда не накинулись на тебя просто так. Значит, ты их чем-то разозлил. У нас не приветствуется хулиганство, учти это, если не хочешь быть наказан.

В чём заключалось его хулиганство, Грейди тогда так и не понял. Однако, напуганный предупреждением Тина Бао, вёл себя тише воды, ниже травы. Усилий для этого никаких прилагать не требовалось, он и без давления всегда был послушным ребёнком, но всё равно, как бы Грейди ни старался, его почему-то всегда было в чём обвинить. Самая главная и, пожалуй, единственная его вина заключалась только в одном: он был ДРУГОЙ. Он слишком выделялся из общей массы детей, и у многих, наверное, вызывал определённые, не самые лучшие ассоциации. Здесь не любили американцев, и вообще приезжих чужестранцев, считавших себя вправе вмешиваться в жизнь и быт Вьетнама, устанавливая в нём свои порядки. Сделав для себя такое открытие, Грейди первое время всем вокруг стремился доказать, что его родители не имели никакого отношения к войне. Они действительно помогали людям БЕСКОРЫСТНО, и никогда не относились к местным жителям пренебрежительно, как это часто делали американские солдаты. Вот только чего стоили его слова? То, что Грейди пытался оправдываться, уже само по себе подтверждало его виновность и выдавало его излишнюю мягкотелость перед другими мальчишками, уже давно привыкшими завоёвывать своё место под солнцем по принципу «выживает сильнейший».

Лучше бы его просто игнорировали – так ещё можно было бы существовать, замкнувшись в себе и считая дни до возвращения Бодро. Ведь он обязательно должен был скоро вернуться…Эта мысль грела изнутри и не давала упасть духом окончательно. Она помогала терпеть бесконечные тычки, пинки и затрещины. Да что там говорить, даже побои, отвечать на которые он не умел и не хотел. Долго не хотел… Теперь бы Грейди уже и не вспомнил, когда именно произошёл в нём этот перелом. Когда он, издёрганный и замученный, пришёл к выводу, что его никто не пожалеет и никто не защитит? Ни Бодро, который не торопился за ним приезжать, ни Бог, который как всегда был глух и нем к его слезам и просьбам. Никто, кроме него самого. Осознание этой истины было медленным и трудным, потому что она не вписывалась в его характер, не отвечала его мировоззрению, она отвергала всё, чему его учили родители, и это было страшно. А когда однажды утром во время завтрака мальчик по имени Куанг плюнул ему в тарелку с кашей, подав этой своей выходкой пример и остальным, Грейди неожиданно понял, что Бога НЕТ… Совсем…После чего, сжав пальцы в кулак, со всего размаха двинул Куангу в нос. Так, что тот даже на ногах не удержался, опрокинувшись прямо на деревянный стол.

Это была большая победа над самим собой, которая принесла ему только вред. Его, конечно же, снова здорово побили, однако теперь он уже не собирался просто закрываться руками и хныкать, покорно ожидая развязки – он начал сопротивляться. Сперва неумело и неуверенно, а потом всё сильнее, яростнее и ожесточённей. Это были совершенно новые для него чувства – злость и ненависть, до сих пор Грейди даже не думал, что способен их испытывать к кому-либо. Так же, как и не знал, как чертовски хорошо они помогают выживать. Уже было не важно, что нападавших много и силы неравны, главное – он отвечал на удары, и в одном этом было своеобразное утешение.

Первая попытка постоять за себя обошлась Грейди дорого. Его лишили не только испорченного завтрака, но и обеда, и ужина тоже, что, впрочем, было не так уж страшно и довольно терпимо для ребёнка, уже голодавшего в джунглях. Другое дело, что наказав Грейди один раз, Тин Бао, наверное, получил какое-то непонятное удовольствие и после этого начал регулярно искать поводы, чтобы к нему придраться. То ли особенности психики были такие у человека, то ли его, так же как и детей, сильно раздражал белокожий мальчик, навязанный приюту американцами, и таким образом он пытался сорвать свою злость… Для Грейди принципиальной разницы не было. Если сначала он ещё и пытался спорить и что-то доказывать воспитателю, то после нескольких весьма ощутимых пощёчин понял, что слушать его тут не будет никто. Можно было по привычке уйти в себя и постараться не лезть на рожон, однако в Грейди к тому времени уже что-то сломалось настолько, что он и сам перестал себя контролировать. В конце концов, рано или поздно это должно было закончиться, прошло так много времени с отъезда Бодро, и значит, совсем скоро он должен был за ним вернуться. Надо было просто продержаться в этом аду…

И он держался… Столько, сколько мог, насколько позволяли нервы и физические силы. Все вокруг, от мала до велика, травили его как щенка, словно проверяя на прочность, и под этим постоянным прессом он сам менялся на глазах, становясь грубее и жёстче с каждым днём. Именно там Грейди сделал очень важное для себя открытие: нападение – лучший способ защиты. С тех пор он никогда не ждал, пока кто-то из мальчишек его ударит – при малейшей угрозе всегда бил первым, и даже если в итоге оказывался на земле под натиском толпы, всё равно продолжал драться до последнего, уже без всякого смущения обдирая костяшки пальцев об лица и любые части тел, попавшихся ему под руку. Иногда смутными проблесками в памяти оживали картинки из прошлой, счастливой жизни с родителями, вспоминались мамины наставления и отцовские проповеди, однако всё это, кажется, было не с ним. В ЭТОЙ жизни, которую Грейди проживал СЕЙЧАС, те прописные истины не действовали, тут не существовало никаких вечных ценностей, а все божеские законы были глупой детской сказкой. Грейди в неё больше не верил. Ни смирение, ни терпение, ни доброта никак ему здесь не помогали, и он старался о них забыть. Это было легко, потому что окружающие его люди вызывали только агрессию, но если с детьми Грейди еще мог хоть как-то бороться, то против воспитателя он был бессилен.

Этот маленький сморщенный ублюдок потом ещё долго снился Грейди в кошмарах как воплощение самого страшного зла на земле. Его не трогали слёзы, он не слушал никаких объяснений, а когда за очередную драку он в своей манере хлестал Грейди по щекам, ему НЕЛЬЗЯ было дать сдачи. Тин Бао выбрал очень простой и в то же время самый эффективный способ наказания: пощёчины не оставляли следов на лице, но по самолюбию били так, что потом не хотелось жить.

– Ты ничтожество! Ты должен быть благодарен за то, что тебя сюда приняли. За то, что у тебя есть крыша над головой, за то, что тебя кормят!

Последнее утверждение было спорным, так как регулярное голодание тоже входило в перечень наказаний, однако возражать воспитателю означало только усилить его гнев.

– Наш приют – это большая семья, а ты вносишь в неё раздор своим поведением. Ты считаешь себя умнее всех? У вас, американцев, это в крови – думать, что вы лучшие! Ничего, я тебе мозги вправлю, будешь знать своё место!

Легче всего в это время было зажмуриться, затаить дыхание и думать о чём-нибудь хорошем. О тёплых маминых руках, о её ласковой улыбке, и, конечно, о своём большом и сильном друге, который должен был скоро прийти, наказать всех его обидчиков и увезти из этого ада далеко-далеко... Туда, где не будет унижения и боли, не будет жестоких детей, и не взрывает мозг тявкающий голос воспитателя:

– Что ты молчишь? Или я не прав? Ты непослушный сопливый выродок! Тебя так твои родители воспитали, да? Такие же высокомерные твари, которых сюда никто не звал!

– Сам ты тварь!!! – Он крикнул это машинально, и ничуть не пожалел о своей несдержанности. Всему на свете существует предел, и это был тот самый случай, когда терпеть уже просто невозможно. Осквернение светлой памяти родителей оказалось больнее пощёчин…

Всю следующую ночь после этого Грейди провёл в холодном, тёмном подвале, в обществе голодных крыс, так и норовивших познакомиться со своим новым соседом поближе. Они шуршали, пищали и бегали из угла в угол, а обезумевшему от ужаса ребёнку хотелось потерять сознание. Так сильно он не боялся даже когда блуждал один по джунглям, где водились и более опасные звери. Там он, по крайней мере, мог убежать. Отсюда деваться было некуда. И всё равно он пытался вырваться из своей тюрьмы, словно ещё надеясь на чудо. Колотил в дверь кулаками и ногами, пока не закончились силы, и кричал, захлёбываясь слезами, до тех пор, пока не сорвал голос, а потом еще долго сидел, сжавшись в комок у порога, и пытался абстрагироваться от всего происходящего, чтобы не сойти с ума. Дрожа и всхлипывая, судорожно вытаскивал из своей памяти всё хорошее, что было в его жизни раньше, и радужное, светлое будущее, которое обещал ему Бодро. Большой красивый город Портленд, уютный дом с детской комнатой на втором этаже, велосипед последней модели и шум океанского прибоя… Он представлял себя ТАМ, бегущим по песчаному побережью навстречу солнцу и тёплому бризу под весёлые крики чаек, однако прикосновения скользких маленьких тел к ногам возвращали Грейди к суровой реальности. Открывая глаза, он видел только темноту в замкнутом пространстве из четырёх стен и снова плакал, уткнувшись лицом в колени, только теперь уже тихо и безнадёжно, просто потому что ему было очень плохо, страшно и, главное, ОДИНОКО. В этом огромном жестоком мире у него не осталось никого. Родители погибли… Бог оказался выдумкой… И даже Бодро, самый лучший друг, который клялся и обещал вернуться, словно в воду канул, бросив его на произвол судьбы.

«Бодро, где ты?... Спаси меня, пожалуйста, я больше не могу… Спаси меня, Пчёлка…»

Почему он не приходил? Прошло уже больше месяца, намного больше, а он обещал вернуться вовремя. Он всегда выполнял свои обещания, что же случилось теперь? Может, его убили в Камбодже? Или же он тоже решил, что в приюте ему будет лучше? Одна лишь мысль об этом приводила Грейди в бескрайнее отчаяние. Бодро не мог его обмануть… Не мог…НЕ МОГ…

«Не бросай меня… Пожалуйста, Пчёлка… Забери меня отсюда скорее…Забери меня…»

Ему хотелось, чтобы Бодро его услышал. Сквозь эти стены, сквозь расстояние, чтобы понял и почувствовал, КАК ему плохо. Бодро был его Богом, на которого, доведенный до нервного истощения Грейди буквально молился. Он был единственным спасением, единственной надеждой, которая еще хоть как-то грела и придавала сил. Думать о том, что Адам его предал, было страшно и почти физически больно, потому что тогда сразу же пропадало желание жить и даже дышать не хотелось.

«Я подожду… Еще немножко, совсем чуть-чуть подожду… Вдруг он приедет уже завтра? Он должен за мной приехать, мы же договорились… Он заберёт меня отсюда, и мы уедем в Портленд… Всё это скоро кончится… Надо подождать…»

Его терпения хватило только на один день…Утром, выпустив полусонного мальчика из подвала, воспитатель пожелал услышать от него слова раскаяния в своей грубости, а Грейди так ненавидел этого человека, что даже под страхом нового наказания не смог себя переломить. Тин Бао лишил его завтрака и дал время подумать до вечера.

– Учти, если не извинишься, то следующую ночь снова проведёшь вместе с крысами. – Предупредил он, думая, что не оставляет Грейди другого выбора. Страх перед подвалом должен был взять верх над гордыней, которую вьетнамец так презирал в американцах, и он почти не ошибся. Еще одна такая кошмарная ночь грозила Грейди окончательным помешательством, он и сам прекрасно это понимал, а поэтому не стал ждать наступления темноты и просто удрал. Он не представлял, как будет жить дальше и что его ждёт на грязных улицах Далата, на тот момент ему просто хотелось свободы. От всех и от всего… А о том, что теперь Бодро вообще не сможет его отыскать, Грейди не задумывался вообще. Он ему больше не верил…

Как странно и удивительно, что двадцать лет спустя Грейди всё-таки приехал в город своей детской мечты. А ведь он мог бы здесь жить: расти, учиться, играть с друзьями. Сейчас бы у него уже было высшее образование и какая-нибудь хорошая профессия. Всё в его жизни сложилось бы иначе, если бы тогда Бодро сдержал своё обещание.

Выяснять, почему он так поступил, теперь уже не было смысла, тем более что Бодро, как видно, и сам не хотел об этом говорить. Ну и чёрт с ним… Грейди отплатил ему тем же лицемерием. Он не рассказал Бодро и половины того, что пришлось ему пережить за эти долгие годы, а ведь мог бы при желании во всех красках расписать свою весёлую жизнь. О том, например, как больше трёх лет был беспризорником. Это перед Бодро он выделывался, в общих чертах представляя собственные похождения как увлекательное приключение. На самом деле, ничего смешного в этом не было. Бесконечная война и разруха в стране породила большое количество подобных ему сирот, которые сотнями гибли на улицах от голода, болезней и наркоты. Но Грейди, по всей видимости, действительно был счастливчик, ему удалось избежать и этой страшной участи. Мало того, улица стала его домом. Там был свой собственный мир, свои отношения, свои законы, порой очень справедливые и настоящие. Следуя им, можно было существовать, а при наличии характера даже пользоваться определённым авторитетом среди своих и чужих. Не удивительно, что в самом скором времени от доброго, послушного мальчика Грейди не осталось практически ничего – то, что однажды сломал в нём сиротский приют, с лихвой довершила улица. Здесь он тоже учился быть самостоятельным и сильным. Он хотел жить и боролся за это право всеми доступными средствами, больше не надеясь на чудо и не рассчитывая на помощь со стороны. Видел бы тогда его Бодро…Как он удивился, узнав, что Грейди занимается боевыми искусствами!.. А ведь он, еще будучи десятилетним пацаном, не владея мастерством самозащиты, уже дрался так, что в порыве ярости мог, пожалуй, и убить ненароком. Многие это знали и предпочитали не рисковать.

Грейди мог бы рассказать Бодро о том, как ему повезло во второй раз в жизни встретить на своём пути хорошего человека по имени Гэри Торри, бог весть каким ветром занесённого во Вьетнам из Соединённых Штатов. В какой-то степени этот парень тоже был бродягой без роду и племени, за его плечами было какое-то очень смутное прошлое и целый багаж навыков в области боевых искусств, которыми он почему-то захотел поделиться с Грейди. Должно быть, просто удивился, увидев в стае бездомных вьетнамских ребят белого мальчишку, а потом разглядел в нём какой-то особенный, бойцовский потенциал и решил помочь ему направить энергию в нужное русло.

Сам того не подозревая, Гэри сделал для Грейди очень многое. Он не только научил его выживать на улицах и грамотно драться, но и в какой-то степени помог найти самого себя, что было немаловажно для подрастающего парнишки, давно утратившего веру в людей. Он и к Гэри долгое время относился настороженно, пытаясь отыскать в таком странном к себе участии с его стороны хоть какой-то подвох. Грубил, огрызался как волчонок, и хорошо, что у Гэри хватило ума и терпения вынести все его выходки. Наверное, в бурной жизни своей видал и не такое.

Теперь Грейди был очень благодарен Гэри Торри – полтора года их тесного общения не прошли для него даром. Он узнал, что борьба может быть не только средством для выяснения отношений, но и целой серьёзной наукой, осваивать которую нужно шаг за шагом, используя для этого как своё тело, так и разум. Гэри много рассказывал ему об истории боевого искусства. Он говорил, что это в первую очередь красивая игра на зрителя, которая при необходимости применяется на практике как самозащита и ни в коем случае – для нападения по злому умыслу. Грейди усвоил это чётко и на всю жизнь.

Гэри учил его правильно дышать, объяснял, что тело – всего лишь оружие, которым нужно уметь хорошо пользоваться, а для этого оно должно находиться в полной гармонии с душой. Это было интересно, хотя порой и сложно, но Грейди оказался на редкость способным учеником. Природа наградила его гибкостью и отличной реакцией, а уличная жизнь сделала физически выносливым и малочувствительным к боли. Он обладал характером и завидным упорством в достижении желаемой цели, однако часто, по мнению своего учителя, был слишком агрессивным и плохо себя контролировал. От сильных негативных эмоций спасали специальные упражнения по релаксации, и это тоже нужно было понять и постичь в полном объёме.

Уроки Гэри многое изменили в жизни Грейди. Благодаря им он стал мудрее и крепче, но главное, они помогли ему не потерять себя как личность, так же как и дружба с самим Гэри частично исцелила его от хронической отчуждённости. Частично, потому что душевная травма от предательства Бодро всё равно давала о себе знать. Он боялся привязываться к кому-либо и даже при всём своём хорошем отношении к Гэри, старался держать определённую дистанцию. Тем легче им потом было расставаться. Гэри был из породы людей, вечно не ладивших с законом, не удивительно, что на одном месте он долго не задерживался. В его дальнейших планах было покорение Европы, а у Грейди в планах не было ничего – всё та же весёлая жизнь на улицах Далата. Никаких перспектив, никаких возможностей когда-либо вырываться из этого города и хоть как-то изменить свою судьбу…Вот только боевые искусства с тех пор стали его главным занятием, а впоследствии и заработком. Больше он действительно ничего делать не умел.

Бодро бы, наверное, очень понравилась история, что произошла с ним в Гонконге, куда в возрасте семнадцати лет Грейди однажды рискнул нелегально отправиться на пару со своим хорошим приятелем Ло Даком, с целью заработать денег. О том, каким бесконечным кошмаром обернулась для них обоих эта поездка, он даже сам боялся вспоминать, не то что кому-то рассказывать. Белый мужчина с интеллигентной внешностью предложил подросткам продемонстрировать перед зрителями красивую борьбу и пообещал хорошо за это заплатить. Надо думать, что от таких лёгких денег они не отказались, а потому попались в эту ловко расставленную сеть без особого труда, ну а дальше… Дальше были три долгих месяца в рабстве.. Кровавые гладиаторские бои под оглушающий рёв толпы, жаждущей увидеть чью-то настоящую смерть… Там он научился убивать. Пусть не по своей воле, а ради того чтобы выжить самому, но разве от этого было легче? Родители, наверное, не простили бы ему такого страшного греха, хотя не сам ли отец когда-то очень давно, ещё в другой жизни, говорил, что люди, которых заставляют воевать, не так уж и виноваты? У них ведь нет права выбора… Теперь Грейди знал, ЧТО это такое – быть марионеткой в чьих-то руках. Ценным орудием убийства, на котором зарабатывают колоссальные деньги. То, что он смог продержаться, не проиграв ни одного боя, было редкой удачей. Видно, судьба таким оригинальным образом решила проявить к нему своё снисхождение в качестве компенсации за моральный ущерб. Ло Даку, к сожалению, так не повезло…

Грейди не рассказал бы об этом Бодро, даже если бы между ними были прежние отношения. Такими вещами не хвастаются перед друзьями, а перед людьми посторонними – тем более. Он и о тюрьме ни за что не стал бы ему говорить, но просто психанул тогда, услышав упрёки в свой адрес. Подумать только, Бодро ещё посмел обвинить его в предательстве! Издевался он что ли над ним, или действительно ожидал от Грейди другого к себе отношения?

«ПОЧЕМУ ТЫ РАНЬШЕ НЕ ПРИЕХАЛ?»….

«Да потому что ты меня бросил там одного, вот почему… Ты вернулся в свой любимый Портленд, как и собирался, но только почему-то без меня. Мог бы ещё тогда не пудрить мне мозги, мог бы постараться ничего не обещать и не строить из себя отца родного, ведь я бы тогда не питал никаких иллюзий и с самого начала не стал бы к тебе привыкать»….

Он даже не думал, что эта боль останется в его сердце навсегда. С годами притупится, утихнет, но всё равно не пройдет. В своей, ещё достаточно недолгой жизни, он пережил и испытал столько, что по сравнению со всем этим история с Бодро давно должна была стереться из памяти и стать всего лишь одним из многочисленных эпизодов. Грейди был бы рад забыть всё, что их когда-то связывало, и даже их общую фотографию несколько раз пытался порвать и выкинуть с глаз долой, чтобы лишний раз не мотать себе нервы грустными воспоминаниями… Не получалось…. Рука не поднималась сжечь последний хрупкий мостик, связывающий его с ТЕМ счастливым временем, хотя это больше было похоже на некий моральный мазохизм. Он часто думал о том, как сложилась у Бодро жизнь, и даже мечтал когда-нибудь, со временем наведаться в тот самый далёкий Портленд. Правда, для этого нужно было хотя бы иметь документы.

О том, как попытка приобрести фальшивый паспорт привела его в Лон Дак, Грейди расписал Бодро практически полностью, и тут ни разу не покривил душой. Всё именно так и было. Он попал туда буквально через несколько месяцев после побега из Гонконга, когда ему еще не исполнилось восемнадцати лет, и это, в какой-то степени, было даже к лучшему. Потому что без ТАКОЙ школы выживания Грейди, пожалуй, там бы не продержался, даже хорошо владея боевыми искусствами. Не было бы у него той исступлённой злости к врагам, благодаря которой он столько раз выигрывал гладиаторские бои. Те, кто не знал, на что способен этот хорошенький, безобидный с виду мальчишка, жестоко поплатились за свои настойчивые попытки с ним развлечься. Если бы они видели, как он ещё не так давно сворачивал шеи соперникам по рингу, то, наверное, поняли бы, что терять ему уже нечего. Впрочем, самым вменяемым повезло отделаться только лёгким испугом и парой ушибов, а вот двум отморозкам, которые всё-таки рискнули пойти до конца, лишь чудом удалось остаться в живых. Они напали на Грейди ночью – видимо, надеялись застать врасплох и, в принципе, так оно и вышло. Правда, на мгновенную реакцию подростка не рассчитывали, а потом было уже поздно удивляться и жалеть. Впоследствии Грейди даже вспомнить не мог того, что произошло в камере. В первый момент он безумно испугался, что не сможет вовремя вырваться, но скорее всего, именно эта паника и придала ему дополнительные силы. Даже на ринге, спасая свою жизнь, он так не выкладывался, и даже к тем, кто хотел его убить, не испытывал такой звериной ненависти. Уже потом, выйдя из состояния аффекта, Грейди узнал о том, что оба насильника попали в реанимацию. Одному из них он перебил позвоночник, второму – проломил череп о стену… К счастью, и тот, и другой выжили, хотя Грейди на тот момент было абсолютно всё равно, как это отразиться на его дальнейшей участи. Честь и мужское достоинство вполне стоили пяти дополнительных лет заключения, а идти ему в любом случае было некуда…