Текст книги "Там, за синими морями… (дилогия)"

Автор книги: Елена Кондаурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 59 страниц)

Каково же было его удивление, когда по возвращении с прогулки супруга устроила ему обжигающе-ледяной скандал, в первую очередь поинтересовавшись, не принимает ли он ее за идиотку, полагая, что она неспособна почувствовать слежку и узнать в толпе своих собственных охранников? А во вторую заявив, что не желает видеть его у себя в спальне до тех пор, пока он не начнет доверять своей жене и со своей стороны не прекратит ей врать.

И тогда он понял, что все серьезнее, чем он предполагал. Он пытался ее переубедить, используя уговоры и запугивания, но в данном случае проверенные методы не подействовали. Она стояла на своем, заявляя, что не желает чувствовать себя преступницей, которую под усиленной охраной ведут на казнь. Она желает чувствовать себя свободной, и об этот довод разбивались все его попытки договориться.

Ему пришлось согласиться, потому что жить без нее он не мог. Правда, она пошла потом на некоторые уступки, согласившись заранее обговаривать маршрут прогулки, чтобы его могли проверить до того, как она там проедет, но таскать следом за собой толпу охранников она по-прежнему отказывалась наотрез. Они помирились, но ненадолго. Князь, разумеется, ни секунды не собирался держать данное жене слово, отпуская ее в город почти без охраны, и снова приставил к ней сопровождение из тех, кого она раньше никогда не видела. Она снова заметила, последовал скандал, и отношения между ними снова испортились. Рил были запрещены прогулки, а князю закрыт доступ в ее спальню.

Глава 15

От неувязок, возникших в семейной жизни Рил, Таш испытал мрачное удовлетворение. Прошло то время, когда он корил себя за подобные чувства и думал, что для нее будет лучше, если она здесь приживется. Ему достаточно было пары недель, чтобы его совесть окончательно замолчала, потому что даже старому изгою, никогда не желавшему своей девочке такой же жизни, как у него, стало абсолютно ясно, что в этом свигром проклятом дворце ей не место. И убедили его в этом даже не ссоры в княжеском семействе (милые бранятся – только тешатся), а то, что Рил ни разу после того, как обзавелась гитарой, не спела и не сыграла на ней для своего мужа. Ни разу. Таш хорошо знал ее, помнил, с каким нетерпением она бежала к нему с очередной балладой, и то, что она не пожелала поделиться своими песнями с мужем, сказало ему о ее отношении к князю гораздо больше, чем какие-то там ссоры. И мало того, что Рил для него не пела, она еще и пряталась, как могла, беря в руки гитару только тогда, когда супруга не было поблизости. Последние несколько дней это происходило глубокой ночью, когда она была уверена, что ее точно никто не услышит.

Она тихо наигрывала на гитаре что-то настолько тоскливое, что Таш решился приоткрыть дверь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Несмотря на то, что шорох открываемой двери был еле слышным, она заметила его и подняла голову. Потом встала и подошла к двери. Выглянула.

– Кто здесь? – Повелительным тоном и без малейшего намека на страх.

Усмехнувшись про себя, Таш выступил из темноты и поклонился.

– Всего лишь я, ваше высочество.

Она смерила его задумчивым взглядом.

– Почему вы открыли дверь?

Он ответил почти правду, возможно нарываясь на неприятности.

– Хотел послушать, как вы поете, ваше высочество.

Она слегка смутилась и порозовела, до боли напомнив ему прежнюю Рил.

– И вам понравилось?

– Да, очень. – Хотя ему, конечно, больше нравилось, когда она пела что-нибудь повеселее.

– Тогда не закрывайте дверь, я спою что-нибудь для вас! – вдруг решила Рил и вернулась к креслу.

Сердце у Таша в очередной раз тяжело стукнуло и сжалось.

Все шло по самому плохому варианту из десятка написанных им для самого себя сценариев. Рил сама с ним заговорила, но в ее ясных, не умеющих лгать глазах Таш не заметил ни малейшего следа узнавания. Она его не помнила. Он подозревал это давно, не желая давать этим подозрениям веры, но ведь такое с ней уже один раз было. И что ему теперь с этим делать, Таш не знал. Как не знал и того, какая сволочь с ней это сотворила и чего еще можно от той сволочи ожидать. В любом случае оставлять Рил здесь одну, лишенную какой-либо поддержки и защиты, он уже не собирался. А вспомнит она его или нет, это уже дело десятое.

На следующий день князь сдался и пошел на уступки, принимая все условия своей шантажистки-жены, и возвращающаяся с ужина Рил, на секунду задержавшись у дверей, высокомерно бросила Ташу:

– Зайдите на минуту, у меня есть к вам дело.

Удивленный Таш, провожаемый не менее удивленным взглядом Гвенка, вошел следом за ней.

– Как ваше имя? – уже теплее спросила она, один за другим снимая с запястья тяжелые витые браслеты. То, что это – вопиющее нарушение всех приличий, все равно что начать раздеваться перед чужим мужчиной, было проигнорировано ею полностью.

– Инор, ваше высочество, – коротко назвался именем из легенды озадаченный ее поведением Таш.

– Я хочу, чтобы вы завтра и все последующие дни сопровождали меня на прогулках. – Он склонил голову, соглашаясь, но она продолжила: – Однако я также желаю, чтобы вы продолжали дежурить у моих дверей по ночам. Я велю повысить вам жалованье, но мне хотелось бы знать: вы будете успевать отдыхать, или все это слишком тяжело для вас?

– Нет, – не задумываясь (а чего тут думать?), ответил Таш, – это совсем не тяжело для меня, ваше высочество. Я буду рад служить вам.

Она вдруг улыбнулась ему, легко и лукаво. Ее муж заплатил бы мешок золота за такую улыбку.

– Ловлю вас на слове, Инор! С этого дня вы будете принадлежать только мне!

Он ответил ей своей новой, кривой из-за шрама улыбкой.

– Я и так весь ваш, ваше высочество!

Честно говоря, Рил сама не знала, почему она решила приблизить к себе почти незнакомого человека. То, что ему понравилось ее пение, не имело никакого значения, и она прекрасно это понимала. Значение имело только то странное и нелогичное чувство доверия, которое неожиданно возникло по отношению к нему, и которое было слишком редким, чтобы его можно было с чистой совестью сбросить со счетов. С тех пор, как она пришла в себя во дворце, Рил ни разу не довелось испытать ничего подобного, скорее уж обратное, и ей просто хотелось, чтобы оно у нее было.

Но было и еще кое-что. С тех пор, как он встал у ее двери, Рил, проходя мимо него, почти физически ощущала, как в голове у нее проясняется и она становится самой собой, живой женщиной со своими чувствами, мыслями и желаниями. И она, недобро усмехнувшись, решила, что оставит его у себя во что бы то ни стало. А если у ее мужа будут возражения, то он может оставить их при себе, потому что иначе дверь в ее спальню для него не откроется никогда.

Но на следующий день муж, который мог что-то возразить ей, уехал, не обещая вернуться раньше следующего дня, и Рил решительно отправилась к дворцовому казначею. У него по поводу ее распоряжения повысить жалование Инору возражений не возникло, и это очень ободрило молодую княгиню. Уже увереннее она распорядилась насчет замены сопровождения, и ей снова никто не посмел возражать. Она пожелала в этот день выехать за город, и начальник охраны, которому она сказала об этом всего лишь за час до прогулки, только кивнул на это головой.

Замечательно! Оставшись наедине с собой, Рил хищно оскалилась перед зеркалом. На какое-то время ей почти удалось убедить себя, что все не так страшно, и быть княгиней – не такое уж тяжкое бремя, как ей казалось вначале.

Позднее августовское утро выдалось каким-то запредельно жарким и душным, но молодой княгине даже не пришло в голову отказаться от прогулки. Она и так несколько дней никуда не выезжала и теперь планировала поехать в лес, а ради такого развлечения можно было потерпеть некоторые неудобства. В легком костюме для верховой езды, который по этикету должна была иметь каждая благородная дама (красивая соломенная шляпа, довольно открытая льняная блузка и широкие брюки, прикрытые сверху расклешенной юбкой с двумя высокими разрезами), она медленно проехала по городу между прикрывающими ее с обеих сторон охранниками по направлению к южным воротам. Как всегда, когда она выезжала, у дворцовых ворот ее окружили подданные, выкрикивая приветствия и прося у нее благословения. Улыбаясь, Рил подняла руку открытой ладонью вверх, и довольные олгенцы, осыпая ее благодарностями, освободили ей дорогу. Как объяснил ей муж, здесь так было принято. В патриархальной Ольрии князь и княгиня принадлежали народу так же, как народ принадлежал князю и княгине. Поэтому поначалу, когда они выезжали вместе, столичные жители открыто высказывали ее мужу недовольство тем, что вокруг княгини так много охраны. С их точки зрения это было неправильно и почти постыдно. Они твердо верили, что хорошего человека хранит сама богиня и никакой другой охраны ему не требуется. Князь потратил много усилий, объясняя подданным, что драгоценная кровь его жены слишком притягательна для всякого рода авантюристов, и оставлять ее без охраны есть не только глупость, но и преступление. В конце концов Олген успокоился, но только благодаря тому, что Рил, у которой на это были свои причины, проявила волю и настояла на том, чтобы оставить для сопровождения всего двух человек. Будь их по-прежнему три десятка, князя все равно не поняли бы.

Пока они доехали до южных ворот, их еще несколько раз останавливали, и потому на дорогу, на которую обычному человеку требовалось не более пятнадцати минут, княгиня потратила почти час. Наконец душный город остался позади, и они выехали за ворота.

Лес там подступал прямо к городской стене, и почти сразу Рил въехала в его прохладу, спрятавшись от палящего солнца под огромными вековыми деревьями. Она вдохнула в себя ни с чем не сравнимый лесной аромат и, почувствовав, что вот прямо сейчас только начинает жить, легко спрыгнула с лошади. Бросив поводья второму охраннику и кивнув Инору, чтобы шел следом, направилась по поросшей подорожником тропинке в глубь леса.

Охранник с лошадьми скоро отстал, ему неудобно было вести трех лошадей по узкой тропинке, и Рил получила возможность начать разговор.

– У вас странное имя, – как бы между прочим сказала она. – Откуда вы?

– Из Грандара, – последовал короткий ответ.

– Вот как? И давно вы здесь, в Ольрии?

– Около трех лет. – Забывшись, Таш ответил не по легенде, но сейчас ему было все равно.

– А как давно вы служите у князя?

– С месяц.

Рил негромко засмеялась над его односложными ответами, разом отбросив все свое высокомерие.

– Да, собеседник из вас никудышный! Не умеете развлечь даму разговором!

– Я солдат, ваше высочество, а солдату не пристало много болтать. – У не склонного к веселью Таша на данный момент было только одно желание: прибить второго охранника, посадить ее на коня и увезти подальше. К сожалению, он слишком хорошо понимал, что пока не время. Не время.

– А что же пристало солдату? – все еще улыбаясь поинтересовалась Рил.

– Молчать и выполнять приказы. У вас есть какой-нибудь приказ для меня, ваше высочество?

– Хорошо, если вы настаиваете... – Рил с деланым равнодушием пожала плечами, но в глазах заплясали озорные свигрики. – Тогда поезжайте туда, не знаю куда, и привезите мне цветочек аленький, краше которого нет на всем белом свете!

Таш помолчал секунду, прежде чем сообразил, что это шутка. Рил расхохоталась. Впервые за свою новую жизнь, начатую с чистого листа. Глядя на нее, засмеялся и Таш.

– Ну вот, наконец-то вижу, как вы смеетесь! – с облегчением сказала Рил. – Я уже думала, что не умеете! А вы действительно выполните любой мой приказ?

Таш сразу посерьезнел.

– Да, ваше высочество.

– Ну, не надо так серьезно! Я приказываю вам – она капризно изогнула губки, – никогда больше не называть меня «ваше высочество». Меня от этого уже тошнит. Зовите лучше госпожой Ирилой, хорошо?

Он поклонился.

– Ваше желание для меня закон, госпожа Ирила.

Они молча прошли еще немного. Наконец Рил повернулась к нему.

– Ну что, возвращаемся? Нас там уже, наверное, заждались!

– Вас, госпожа Ирила, – уточнил Таш, пристально глядя на нее. – Вас.

Она немного поникла.

– Да, разумеется.

Его уточнение испортило ей настроение, и Рил, подойдя к лошади, не спешила запрыгнуть на нее, как делала обычно. Помощь в этом деле ей уже давно не требовалась, и те, кто сопровождал ее до этого, прекрасно это знали. Знал и Таш, но сейчас ему было на это наплевать. Он подошел к Рил, поднял ее, на мгновение прижав к себе, и усадил на выделенную ей князем смирную гнедую кобылку, флегматично жевавшую сочную лесную траву.

Они возвращались молча, только Рил время от времени с непонятным выражением посматривала на своего особо приближенного охранника. Однако Инор с преувеличенным энтузиазмом нес свою службу, окидывая тяжелым взглядом окружающее княгиню пространство, и не давал ей ни малейшего шанса понять, о чем он думает.

Неожиданно они попали в затор. («В пробку», – машинально подумала про себя Рил.) Впереди на перекрестке столпилось несколько тяжело груженных возов и телег, ехавших с рынка, слышались крики и ругань. Княгиня выразительно кивнула второму охраннику, и он отправился туда выяснять, долго ли им еще тут стоять.

На этот раз к ним никто не подходил и не просил ее благословения. «Наверное, из-за духоты», – решила про себя Рил. А может, потому что время было обеденное и все торопились провести его с большей пользой, чем получая то, что нельзя положить в рот.

Она хотела заговорить с Инором, но никак не могла начать. Слова не подбирались, и молодая княгиня, вдруг осознав, что ищет общества и внимания своего слуги, совсем растерялась.

Она отвернулась, приказывая самой себе перестать дурить, но тут всего в двух шагах от них, прямо у них на глазах начала разыгрываться маленькая драма, привычная, впрочем, взгляду любого ольрийца. Стайка мальчишек постарше окружила, повалила и начала пинать тощего парнишку лет восьми-девяти, одетого в драную и грязную одежонку, обзывая его такими словами, которые детям даже знать не положено.

Рил дернулась и возмущенно огляделась, но никто из взрослых, спешащих по своим делам, даже не посмотрел в ту сторону, предоставляя детям право самим разбираться со своими проблемами. Тогда молодая княгиня решительно дернула поводья и направила лошадь к месту побоища, но была остановлена железной рукой Инора.

– Не дергайтесь, госпожа Ирила! – весьма непочтительно бросил он ей и легко соскочил со своего коня.

Он ничего не сделал, просто подошел, но почему-то ребятня тут же прекратила избиение и в ужасе разбежалась в разные стороны. Инор присел на корточки перед пытающимся встать и одновременно вытереть текущую из носа и разбитой губы кровь мальчишкой, что-то сказал ему и протянул несколько мелких монет. Тот взял, кивнул и, тяжело поднявшись, побрел в один из переулков. Инор вернулся и невозмутимо занял свое место позади княгини.

– Что вы ему сказали? – спросила она.

– Я просто дал ему возможность выжить. – Совесть Таша была чиста. Самконг отдаст парня либо Фране, либо Грабу, а уж те пристроят его к делу.

– И часто такое происходит? – Глаза Рил подозрительно блеснули.

В ответ на этот наивный вопрос у Таша получилось выдавить довольно неприятную улыбку.

– С изгоями? Да почти все время!

– Почему?

Почему, почему... Потому.

Вернувшись во дворец, Рил заперлась у себя под предлогом головной боли. Тилея, пожилая служанка, чем-то неуловимо напоминающая прочно забытую Дорминду, и единственная, которую она подпускала к себе в любое время дня и ночи, помогла переодеться, вымыться и, немного покудахтав над своей госпожой, уложила в постель. Рил не протестовала, болтовня Тилеи странным образом не раздражала ее и не мешала думать о своем. А подумать ей было о чем. Не считая вызывающей у нее самые мрачные чувства безобразной драки прямо на одной из центральных улиц Олгена (Рил, усмехнувшись, вспомнила, что пели ей жрецы по поводу изгоев), она еще совершенно неожиданно для себя оказалась влюбленной в человека, которого едва знала. Все это произошло слишком быстро, оказалось слишком сильным, и потому слилось в какую-то немыслимую какофонию чувств, разобраться в которых не представлялось ей возможным.

Сжав виски, Рил попыталась рассуждать логично. Что касается драки, то здесь она ничего не может поделать, это она выяснила для себя сразу. Тем более что сама наотрез отказалась общаться со жрецами, да и вряд ли бы ее кто-нибудь стал слушать, скорее, духовник после первых же фраз причислил бы к «сочувствующим» и заставил отбывать наказание в храме. А Инор... А что Инор? С какой стати он должен любить свою госпожу? Служить и выполнять все приказы – да, но любить? Нет, глупости все это! К тому же у него наверняка есть жена, да и про князя забывать не следует, так что... При мысли о возможной жене Рил разозлилась, как гарпия, а потом расплакалась, вдруг поняв все чувства ее собственного мужа по отношению к ней самой.

Таш после прогулки с Рил направился прямо к Самконгу. Ну, конечно, не совсем сразу. Сначала он зашел в хлебную лавку, стоящую по соседству с домом Самконга и предоставляющую отличную возможность пройти к нему, не вызывая ничьего ненужного любопытства. Его друга не было дома, но сегодня это было даже к лучшему, потому что Таш хотел видеть только Пилу. Около трех недель назад она родила долгожданного и желанного ребенка, и сейчас уже почти оправилась после родов, которые случились на два месяца раньше предписанного богиней срока. Заген объяснил это последствиями стресса, пережитого ею во время нападения, но, слава богине, все обошлось, и с ребенком и с его матерью все было в порядке.

Пила не зря всегда казалась Ташу воплощением Матери-Земли (была у грандарцев такая богиня из младшего пантеона) – материнство красило ее необыкновенно. Таш порадовался за своего друга, глядя на нее. Она спустилась к нему вместе с крошечной дочкой, которую назвали Даной, и обняла его.

– Как давно я не видела тебя, Таш! Ты только посмотри, как мы выросли! Правда, она чудо?

Маленький сморщенный комочек плоти молча сопел в две дырочки и таращил на дядю Таша синие, как у папы, глазки. Таш пощекотал ей животик, но на руки брать побоялся. У него не было никакого опыта общения с детьми.

– Она просто красавица, Пила! Да и как ей быть другой при таких-то родителях!

Пила расцвела.

– Ты всегда знаешь, что нужно сказать женщине!

Он засмеялся.

– Ну не скажи, Рил сегодня заявила, что я – никудышный собеседник!

Пила потащила его к дивану.

– Расскажи, расскажи! Ты разговаривал с ней? О чем? Когда? Как она?

Таш засопротивлялся.

– Постой, не сейчас, я спешу, а у меня к тебе дело.

– Какое дело!? Ладно, ты только скажи, она в порядке?

– Да, все хорошо, не переживай, а то молоко пропадет! – За эти слова она, засмеявшись, шлепнула его по руке. – А дело вот какое: ты знаешь, какой алый цветок самый красивый? – Если уж Пила, при ее огромной или, точнее сказать, неумеренной любви к цветам этого не знает, то Таш просто не представлял, у кого еще можно добыть интересующую его информацию.

Пила внимательно посмотрела на него.

– Пожалуй, я зря беспокоилась за Рил. Надо было беспокоиться за тебя. С каких это пор ты стал читать сказки?

Таш с обреченным видом стал рассказывать о сегодняшней беседе.

– Ты была права, Пила, с ней действительно не все в порядке. Она опять ничего не помнит. А цветок этот свигров... – тут он поморщился, – я сам знаю, что это глупо, но это шанс. Я столько времени хожу вокруг нее кругами, что уже сил нет. А она только вчера первый раз со мной вообще заговорила. Ты только Самконгу не говори, я представляю, как он орать начнет. Цветочек аленький! Я чувствую себя полным идиотом!

– Не надо так говорить, Таш! – Пила сочувственно погладила его по щеке. – Я не знаю никого, кто в такой ситуации повел бы себя так же трезво и разумно, как ты. А что касается цветка, то подари ей мою маленькую авелию, которую мне твой друг привез из Биноя, когда я родила Дану. Здесь такого точно ни у кого нет, даже у князя.

Это было слишком щедрое предложение, и Таш не мог его принять.

– Нет, Пила. Твой муж обегал там весь город, чтобы ее найти. Он меня убьет, да я сам не возьму!

– Возьми, Таш! Рил ведь и меня спасла, и Дану, и не один раз! Что по сравнению с этим какой-то цветок! Бери, я хочу, чтобы он был у нее, пусть даже она ничего не помнит. А с мужем я сама поговорю.

Она вручила ему Дану и убежала за цветком. Таш застыл и сидел, боясь пошевелиться. Но Дана вдруг, забавно сморщившись, чихнула, потом зевнула и закрыла глазки. То, что она собралась спать на руках у чужого дяди, ни капли ее не смутило. Вернулась Пила и расхохоталась.

– Таш, как только у вас с Рил все наладится, вам нужно немедленно заводить ребенка! Ты выглядишь просто очаровательно!

Смутившись, потому что сам думал о том же, Таш вернул ей ее маленькое чудо. Взамен Пила отдала ему цветок в расписном горшочке. Формой он немного походил на розу и был действительно ярко алого цвета. Таш завернул цветок в бумагу и засунул за пазуху.

– Я осторожно.

– Давай, Таш, пусть у тебя все получится! – Она сделала благословляющий жест. – Иди, скоро Самконг вернется.

Поздно ночью Таш открыл дверь, которую сам же до этого смазал, чтобы не скрипела, и зашел в спальню Рил. Она спала, свернувшись в клубок, на самом краю огромной кровати и выглядела маленькой и несчастной. Он поставил цветок на столик у ее изголовья, чтобы, проснувшись, она сразу заметила его. Потом не удержался, опустился рядом с кроватью на колени, провел рукой по светлым волосам Рил. Она пошевелилась, он тут же отдернул руку, встал и ушел, неслышно ступая по толстым шерстяным коврам.

Утром Рил проснулась рано, потому что Тилея принесла весть о возвращении князя. Сразу напрягшись, она соскочила с кровати и побежала в ванную. Тилея принялась убирать комнату, как всегда что-то приговаривая. С тех пор, как князь разрешил своей жене кое-какие вещи решать самой, к Рил по утрам приходила сначала только Тилея, а уж немного погодя все остальные, если в них была необходимость. Рил лихорадочно умывалась, пытаясь собраться с мыслями, и смутившие ее вчера чувства при свете утра показались вообще лишенными каких-либо оснований. Вдруг она заметила, что Тилея ее о чем-то спрашивает. Она переспросила:

– Что, Тилея?

– Я спрашиваю, откуда это у вас такой чудный цветочек? Он такой хорошенький, просто чудо какое-то!

Очень удивившись, Рил вышла из ванной.

– Какой цветок, Тилея? Что ты выдумываешь?

И увидела, что на столике возле ее кровати действительно стоит горшок, а в нем растет цветок. Когда она ложилась, она твердо помнила, что ничего подобного там не было. Тилея между тем продолжала расхваливать цветок.

– Какой он красивый, ваше высочество, я таких никогда не видела! Прямо как из сказки – цветочек аленький!

При этих словах Рил замерла. «Не может быть! – подумала она, а ее сердце уже вовсю отбивало радостный ритм. – Этого просто не может быть!» Она подошла к цветку и погладила его слегка дрожащими пальцами. Даже если бы это были просто воткнутые в горшок колючки, сейчас они показались бы ей самым прекрасным цветком на свете. Она поцеловала его нежные алые лепестки и сказала:

– Правда, он чудо, Тилея?

К счастью, Тилея была хорошо воспитанной служанкой и сразу поняла, что ее госпожа не хочет говорить о происхождении цветка в ее спальне. А возможно, и сама ничего не знает об этом. Следовательно, ей надо помочь объяснить его появление мужу, который скоро придет. Тилея была совсем не ханжа, и молоденькая княгиня ей нравилась. У женщин в нашем мире и так мало радостей – часто говорила она, – не грех их немножко увеличить, а неприятностей – уменьшить. А княгине неприятности грозили вполне нешуточные. Нрав князя Тилее был хорошо известен. И она, подойдя поближе к Рил, тихо предложила.

– Ваше высочество, скоро сюда придет ваш муж. Хотите, я скажу, что это мой брат прислал из Биноя, когда узнал, что я служу молодой княгине? Такие цветы растут только там, да и то редко.

Рил удивленно посмотрела на нее. Но за дверью уже раздавался шум, который обычно предшествовал появлению князя, и она решилась.

– Хорошо. Помоги мне, Тилея, я тебя отблагодарю!

– Да что вы, милая моя госпожа, я же от чистого сердца!

Они обе вздрогнули, когда открылась дверь, и в нее быстрым строевым шагом вошел князь.

– Что это вы тут шушукаетесь, как две заговорщицы? – спросил он, улыбаясь. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Тилея, выйди. Рил, любимая, что это у тебя за цветок? Где ты его взяла?

Рил взглядом поблагодарила обернувшуюся Тилею.

– Это Тилея принесла. Ее брат прислал мне в подарок, когда узнал, что она служит у меня.

Богер сразу же потерял к цветку всякий интерес, и Рил с облегчением выдохнула, поняв, что была на волосок от больших проблем. И не только она, но и те люди, которые ей дороги. Нет, это все просто безумие, не стоит всего этого затевать, если она не хочет навсегда потерять Инора. А для этого надо быть хорошей женой своему мужу.

Но верной этому решению Рил оставалась не более получаса. А потом, после ухода князя, она, чувствуя себя как никогда грязной, раздавленной и униженной, лежала на кровати и сухими глазами смотрела в потолок. На этот раз она не могла плакать, потому что чувствовала, что слезы не принесут ей облечения. Рил точно знала, что больше она этого не вынесет. Лучше смерть. Даже позор лучше. Она быстро встала и пошла в ванную.

Служанок не было, и некому было согреть воду, но Рил было все равно. Набрав полную ванну ледяной воды из-под крана, она залезла в нее и стала с остервенением мыться, пытаясь жесткой мочалкой стереть с себя последние полчаса своей жизни.

Тилея, несколько раз постучав и не получив ответа, забеспокоилась и тихо зашла к княгине. Из ванной доносился плеск воды, и Тилея прошла туда.

– Ваше высочество, это что это вы тут творите? Да разве вам можно мыться в холодной воде? Так и заболеть недолго! Князь за это меня по головке не погладит!

Рил обернулась к ней и крикнула со злостью, которой сама от себя не ожидала:

– Если ты еще раз напомнишь мне про князя, я велю высечь тебя плетьми и выгнать отсюда вон! Сейчас же иди и поменяй простыни на моей кровати! Быстро!

Испуганная Тилея побежала выполнять. Рил вылезла из ванны, схватила большое полотенце и стала ожесточенно вытираться. Натянув чистую рубашку, она бегом побежала в спальню и запрыгнула в кровать, которую Тилея уже застелила чистыми простынями. Ее всю трясло как в лихорадке. Тилея подошла и стала укрывать ее одеялами.

– Тилея, прости, что я накричала. Сама не знаю, что со мной. – Рил было едва видно из-под одеял. Тилея подошла и села рядом с ней на кровать.

– Маленькая моя госпожа! – Она ласково погладила княгиню по голове. – Что же делает с тобой этот мальчишка, что ты так переживаешь? Может, мне сходить к доктору за успокаивающим отваром?

Рил помотала головой.

– Не надо, я сама схожу. Попозже. Лучше посиди со мной сейчас. – Она взяла руку Тилеи и прижала ее к щеке. Та сочувственно вздохнула и принялась рассказывать о своей жизни вообще и о далекой молодости в частности.

Мало-помалу Рил успокоилась и смогла жить дальше. Она встала и занялась делами, вместе с платьем натянув на себя уже привычный высокомерный вид. Ближе к обеду пришли служанки, чтобы помочь ей переодеться.

Рил оделась, но при мысли, что ей придется спускаться в большую гостиную под руку с князем, она почувствовала, что готова закричать. На этот раз ей действительно была необходима помощь, и она пошла к Будиану, хотя и не особенно доверяла ему. Просто идти было больше не к кому. «А, ладно, будь что будет! Захочет рассказать князю – пусть рассказывает! – зло подумала Рил, идя по длинному пустому коридору к кабинету Будиана. – И вообще, чем бежать с доносом, лучше бы помог! Интересно, он умеет готовить зелье от душевной боли и от ненависти к мужу? Тогда все проблемы отпали бы сами собой!»

Она застала Будиана за работой. Он стоял за столом, заставленным колбами и странными приспособлениями, и разглядывал на свет какую-то мутную жидкость в пузатом сосуде.

– Ваше высочество, госпожа княгиня! Какая радость для меня – снова увидеть вас у меня в лаборатории! – Он подлетел к ней, забыв поставить сосуд на стол.

Рил удивилась: он и правда выглядел взволнованным и обрадованным. Она даже отступила на шаг, на секунду ей показалось, что он ее сейчас обнимет. Но он остановился и, кажется, слегка смутился. Сосуд с жидкостью по-прежнему был в его руках, но он не замечал этого.

Рил чуть наклонила голову в положенном по этикету приветствии.

– Господин Будиан!

Он, тоже вспомнив об этикете, низко поклонился.

– Ваше высочество! – И ударил забытым в руке сосудом о книжную полку.

Тот, конечно, разбился, забрызгав книги вонючей жидкостью. Рил едва успела отскочить, иначе ее платье постигла бы та же участь. Жрец совсем смутился, и Рил пришла ему на помощь.

– Господин Будиан, надеюсь, эта жидкость не опасна для книг? В противном случае ее необходимо немедленно смыть. – Рил мгновенно пришла в ужас от того, что никогда больше не встретится с Гринборгом Великолепным. – Ваши книги – это такая ценность!

Он с благодарностью глянул на нее.

– Благодарю вас за заботу о моих книгах, ваше высочество! Приятно видеть в женщине такое понимание. Но спешу вас успокоить: эта жидкость совсем для них не опасна. Я займусь ими позже. – Он поклонился еще раз и предложил ей пройти. Усадив ее в глубокое кожаное кресло, он сел напротив на высокий табурет.

– А сейчас позвольте узнать, что привело вас ко мне?

Рил замялась, не зная, как попросить у него совета и стоит ли вообще это делать.

– Господин Будиан, однажды вы сделали мне большое одолжение, поговорив с моим мужем. С тех пор он, действительно, стал уходить спать к себе, и мне стало немного легче.

– Легче – что?

Она пожала плечами.

– Просто легче. – Она замолкла, не зная, как продолжить. Ей вдруг показалось глупым и неуместным жаловаться на то, что она может не выдержать, если ее муж еще раз прикоснется к ней. – Скажите, вы ведь занимаетесь наукой, господин Будиан?

– Разумеется, ваше высочество.

– А как насчет человеческой души? Этим вы тоже занимаетесь?

Он улыбнулся.

– Человеческая душа есть самая большая загадка во вселенной. Это большая честь для меня – заниматься ею.

– То есть вы знаете, почему кто-то одного человека любит, хотя он недостоин этой любви, а другого терпеть не может, хотя достойнее его никого нет?

Будиан только развел руками на этот чисто женский вопрос.

– Боюсь, что в этом наука пока бессильна. Но ваш вопрос, признаться, меня сильно заинтриговал.

Рил улыбнулась, разом отбросив все свои сомнения. Теперь, когда она узнала, что такое настоящее доверие, иллюзия доверия уже не могла ее удовлетворить.