Текст книги "Там, за синими морями… (дилогия)"

Автор книги: Елена Кондаурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 59 страниц)

В своей звенящей от пустоты голове Рил не нашла ничего, что дало бы ей повод для отказа, но и оснований для согласия там тоже не было. Поэтому она промолчала, что и было истолковано ее женихом в свою пользу.

На другой день ее в сопровождении одной-единственной служанки под усиленной охраной отвезли в летнюю резиденцию.

В Кадовце Рил, как и следовало ожидать, ничего не вспомнила. Если бы она смогла сравнивать свой прошлый опыт потери памяти с нынешним, она бы поразилась тому, насколько тогда ей было легче. На этот же раз все проходило очень сложно.

Окруженная всей возможной роскошью, а также заботами влюбленного жениха вкупе с целой армией слуг, она медленно сходила с ума от тоски. Бледная и потерянная, она как тень бродила по старинному замку, в котором проводили жаркие летние месяцы несколько поколений княжеских предков. Ее прежняя жизнь предала ее, растворившись в сером мареве беспамятства, и даже сны, которые она видела по ночам, терялись в нем, не давая ей никакой возможности хоть с чем-то соотнести себя в этой реальности.

Взявший на себя обязанности ее духовника старенький монах, всю жизнь прослуживший княжеской семье, как мог старался отвлечь невесту князя от мрачных мыслей, но это у него плохо получалось. Рил покорно выслушивала его рассказы о деяниях богини, о ее доброте и милосердии, еще покорнее – наставления о том, как должна вести себя любая порядочная женщина, и княгиня в особенности, но никакого личного интереса ни к религии, ни к порядочности не проявляла. Равно как и к этикету, которому ее спешно обучали две специально приглашенные родственницы князя. Разве что танцы, которым ее тоже обучали, заставляли ее ненадолго оживиться, но после них тоска становилась еще горше, хотя, по мнению окружающих, для нее не было никаких оснований. Ее жених окружал ее таким вниманием, что грех было вообще на что-то жаловаться.

Она и не жаловалась, и даже честно пыталась радоваться, когда он дарил ей очередной подарок, но губы помимо воли растягивались в дежурной улыбке, в которой не было ничего искреннего.

К князю у нее было двойственное отношение. Когда он улыбался ей и называл ее Рил, на сердце у нее заметно теплело, но стоило ему прикоснуться хотя бы к ее руке, как все ее тело натягивалось как струна, и Рил казалось, что она сейчас зазвенит от невозможности происходящего.

Все когда-нибудь заканчивается, закончился и этот месяц. Рил так и не пришла в себя, но ни для кого, и для князя в первую очередь, это не стало причиной для того, чтобы отложить свадьбу.

Торжественный день настал, и Рил в роскошном платье и не менее роскошных драгоценностях прибыла в храм в сопровождении своего жениха.

Сначала на площади перед храмом Бога-Отца при большом стечении народа она подтвердила свое право на престол, прикоснувшись к красному кристаллу, ради такого случая со всеми почестями вынесенного из храма. Камень вспыхнул таким ярким светом, что, несмотря на солнечный день, от него стало больно глазам. Рил недовольно зажмурилась и убрала руку.

Несколько мгновений стояла полная тишина. А потом площадь взорвалась радостными воплями. Люди словно в одночасье сошли с ума, они кричали, смеялись, обнимали друг друга. Молодой князь, наверное, от избытка чувств, встал перед ней на колени, чем смутил свою невесту так, что она не знала, куда деваться.

К счастью, неловкая для нее ситуация не затянулась, жених снова взял ее под руку и, явно торопясь, повел в храм Богини-Матери. Это было несколько невежливо по отношению к подданным, но на этот раз никто его не осудил.

Церемония венчания привела невесту в крайне подавленное состояние. В конце его, по освященному веками ритуалу, она должна была подать руку князю, но она только смотрела на него затравленным взглядом и не смогла этого сделать. Пришлось самому князю, сцепив зубы, взять ее за руку и провести вокруг статуи богини. Их брак стал действительным. Весь город ликовал, на улицах выставили угощение и выпивку. Повсюду звучала музыка, люди танцевали и веселились. Только Рил было не до смеха – предстояла брачная ночь, и она, притихшая, сидела в уголке открытого экипажа, пока князь приветствовал толпу подданных.

В этот день еще одному человеку было не до веселья. Таш, который еще не оправился от своих ран, лежал на своей постели, отвернувшись к стене, и хотел умереть. Внизу хлопнула дверь – это вернулись с праздника Самконг и его беременная супруга. Немного погодя раздались шаги на лестнице, ведущей в его комнату. Значит, есть новости.

Они вошли, оба нарядные и красивые, и от их вида Ташу стало еще хуже. Он не хотел выставлять себя идиотом, задавая вопросы, но это было сильнее его.

– Ну, как она? – безразличным тоном, который никого не мог обмануть, спросил он присевшую рядом с ним Пилу, по опыту зная, что Самконга спрашивать бесполезно, он все равно не ответит.

И правда, Самконг выругался и отвернулся, а Пила начала рассказывать.

– Выглядела она великолепно, как, впрочем, и всегда. Только похудела немного, но ей даже идет. Такая аристократическая бледность... А платье, о богиня, какое на ней было платье! – Не удержавшись, Пила закатила глаза.

Таш мрачнел с каждым словом, и Самконг перебил выбравшую неподходящее для восторгов время супругу.

– Пила, хватит! Эта предательница действительно была разряжена как кукла, князь вился около нее, как кот вокруг горшка со сметаной, а народ на площади просто бесился от радости! – И с горечью добавил, намекая на раны Таша, которые все никак не хотели заживать. – Жаль, что ты всего этого не видел! – А потом снова вызверился, вспомнив о причине всех их неприятностей. – Все, Таш, это – все! Теперь все кончено! Забудь про нее, или я перестану тебя уважать!

Теперь настала очередь Пилы заткнуть ему рот.

– Милый, замолчи! Если бы это было так просто, он бы уже это сделал!

Самконг в бешенстве начал мерить шагами комнату.

– Я не могу видеть, как мой друг умирает из-за дрянной девчонки, которая предала людей, которые до конца защищали ее! И из-за чего? Из-за горсти блестящих камешков?! Или из-за этого придурка, который нам всем устроил веселую жизнь?! Почему она тогда так рьяно отказывалась от него раньше? Объясни мне, Пила, я не понимаю! Мы десять, нет, сто раз могли вытащить ее из этого треклятого дворца, я рисковал столькими людьми ради нее, но она каждый раз заявляла, что она нас вообще не знает! Какая наглость, вы только подумайте! Нет, Таш, зря ты не разрешил утащить ее оттуда силой, по крайней мере, мы заставили бы ее объяснить всю эту ерунду!

Таш не стал комментировать свое тогдашнее решение, потому что, по его мнению, оно в комментариях не нуждалось. Кто Богер? Князь. Кто он сам? Изгой. А кто Рил, не считая того, что она самая прекрасная в мире женщина и свет в окошке для старого клейменого грешника? Вот то-то и оно. И кто из них сможет дать ей нормальную жизнь, в которой не страшно будет рожать детей?

Самконг молча отвернулся к окну, заметив, что его доводы, как всегда, не произвели на его друга должного впечатления.

Пила осторожно взяла Таша за руку.

– Не сердись на него, – мягко попросила она. – Он только кричит так, а на самом деле приложил столько усилий, чтобы мы сегодня были на площади! Столько денег выбросил на ветер за какой-то обшарпанный балкон! И знаешь, о чем там шушукался народ на площади после церемонии? Она не подала ему руку. Представляешь, невеста перед обходом статуи не подала руку! Князю самому пришлось это сделать, но жрецы промолчали, и брак посчитали свершившимся. – Она немного помолчала, а потом повернулась к мужу. – Я знаю, что ты будешь сердиться, милый, но я все равно скажу. Таш, она не по своей воле с ним. Чует мое сердце, не по своей! Когда после церемонии князь повел ее к экипажу, вид у нее был какой-то... не такой, как будто это и не Рил вовсе... ее даже наши закорючинцы не узнали, решили, что просто похожа, я слышала, как они кучкой собрались и обсуждали! Ты представляешь, князь объявил, что выкупил ее из рабства где-то на севере, и ее с нами вообще ничто не связывает! И потом... – Она не смогла продолжить, потому что Самконг обнял ее и повел вниз со словами:

– Ну все, хватит ему голову забивать всякой ерундой! Чем быстрее он забудет ее, тем лучше! Пойдем, пускай отдыхает.

Таш слушал, как они спускаются по скрипучей лестнице, и первый раз за эти черные дни почувствовал себя живым. Сквозь безысходность и отчаяние в его сердце стали появляться ростки надежды. Он выпростал из-под одеяла правую руку и левой рукой и зубами начал распутывать узел на бинтах. Это было тяжело и неудобно, Заген вязал узлы как заправский моряк, но звать на помощь он никого не собирался. Наконец свигров узел прекратил свое существование, и Таш начал торопливо избавляться от пропитанных мазью бинтов, открывая большой ожог на внутренней стороне правой руки.

Он повернул руку и попытался сжать ее в кулак. От боли потемнело в глазах и накатила дурнота. Этот подарок от вандейцев он получил, когда они, собравшись в кучу, оттеснили его туда, где коридор уже напоминал раскрытую пасть горящей печи. Как ему удалось тогда вывернуться, он не понимал до сих пор, да это было уже и неважно. Зато его клеймо изгоя, эта печать отверженности и позорного рождения оказалась надежно спрятанной под этим благословенным ожогом, обещающим со временем превратиться в шрам.

И только самый отъявленный идиот мог заподозрить Таша в том, что он прижег самого себя нарочно, для того чтобы замаскировать клеймо. Конечно, потом оно опять вылезет, да и любой жрец со временем легко сможет его увидеть, но это только если дать повод. А Таш никому никакого повода давать не собирался, потому что на кону в этой игре стояла Рил.

Немного погодя он встал с кровати и поковылял вниз. Ему предстояло много работы.

Глава 14

С момента нападения прошло не так много времени, но изгои уже почти оправились от нанесенного им ущерба. Усадьба Самконга, конечно, сгорела, и ее не вернуть, но людей они потеряли все-таки намного меньше, чем могли бы. Как нападавшим удалось нагнать на них сон, неизвестно, но уже потом, анализируя ситуацию, они поняли, что их пробуждения никто не ожидал. И это самое пробуждение им следует считать самой большой удачей в своей жизни, потому что иначе их всех перерезали бы, как щенков.

Конечно, потерь было много. У каждого из «семьи» погибли свои люди, у кого-то больше, у кого-то меньше. Таш, по сравнению с остальными, потерял немного – всего четырнадцать человек, но учитывая, сколько сил и времени он потратил на каждого из них и то, что любой из этих ребят был «штучным товаром», – для него это было очень ощутимо. Много погибших было среди слуг. Прибившиеся к Самконгу местные, получившие у него работу и защиту, стояли во время нападения до конца, даже женщины (и особенно женщины!), а княжьи дружинники старательно выполняли полученный приказ и не щадили никого.

От самой «семьи» тоже почти ничего не осталось. В той ночной схватке погиб Валдей и был тяжело ранен Крок. Их, а также предателей Бадана и Лайру, предстояло кем-то заменить. О судьбе Лайры они узнали почти сразу: подкупленные дворцовые слуги рассказывали, что она умерла в страшных мучениях, а ее тело изменилось после смерти до неузнаваемости. Не склонный жалеть предательницу, Самконг прорычал:

– Собаке – собачья смерть! – И сразу же стал искать ей замену. Немного поразмыслив, он предложил эту должность тетушке Уме – той самой, у которой был лучший публичный дом в Олгене. Она была хоть и немолода, но расторопна, умна и дело свое знала как никто, потому что сама начинала с самых низов. Несмотря на это, она не обозлилась на жизнь, как многие другие, и даже умудрилась сохранить кое-какие понятия о честности и порядочности, а потому девочек своих зазря не обижала и другим не давала. Они с Самконгом быстро нашли общий язык, который ему никак не удавалось найти с Лайрой. (Она всю жизнь называла его остолопом, а он ее – змеевой куклой!) Таким образом, одна проблема была решена. С такой же легкостью была решена и другая проблема – место Валдея занял его ученик Граб, молодой, но способный. Вместо Крока, пока тот не выздоровеет, стал его брат Брок, намного более красивый. А вот замену Бадану найти было сложно, очень уж он был хорош. Талантливой молодежи было много, но никто не дотягивал. Решили пока с этим повременить и объявили что-то вроде конкурса на замещение вакантной должности.

Всех вандейцев, которых Таш не добил у дверей Самконга, после нападения почти сразу же отправили к Свигру. Самконг долго казнился, что не сделал этого раньше, скольких проблем удалось бы избежать! Не хотел рисоваться, старый дурак! Но он не был бы собой, если бы не сделал из этого выводы, которые помогли ему избежать подобных проблем в будущем. Он отослал в Ванген письмо и попросил оставшихся там друзей распространить его среди заинтересованных лиц как можно быстрее. Это послание состояло всего из нескольких фраз, в которых говорилось, что любому сыскарю, решившемуся приехать в Ольрию и поступить на службу к ольрийскому князю, Самконг лично обещает быструю и бесславную кончину, о чем считает нужным предупредить заранее, чтобы потом не было ненужных обид.

За две недели, прошедшие после свадьбы Рил, Таш практически поправился. Он, конечно, еще не набрал прежнюю форму, но записываться в покойники уже не собирался. Он проводил много времени на тренировочной площадке, радуя своей энергией Самконга, хотя небольшая хромота все еще доставляла ему беспокойство. Таш советовался с Загеном, но тот успокоил: через некоторое время все пройдет. От того нападения ему на память, кроме хромоты и шрама на руке, остался еще рваный шрам на левой щеке. (Все остальные – так, по мелочи.) Иногда, рассматривая себя в зеркале, он пытался представить, как Рил отреагирует на его вид. Может, и видеть не захочет, раз он теперь выглядит почти как Крок. Впрочем, для того, что он задумал, этот шрам был как нельзя более кстати.

Вскоре после праздника, устроенного по случаю переезда в новый дом, Самконг застал Таша, который переехал вместе с ними, за странным занятием – он большими ножницами срезал свои длинные волосы. На возмущенный вопль мужа прибежала Пила и увидела, что Таш, не обращая никакого внимания на крики своего друга, намылил оставшиеся волосы и стал сбривать их остро отточенной бритвой. Та же участь постигла и его усы. У Пилы сжалось сердце. Она молча наблюдала, как он это делает, и молила богиню, чтобы ее догадка оказалась неверна. Когда он закончил, Самконг уже исчерпал весь запас ругательств по этому поводу. Таш молча взял с полки банку с мазью и щедро намазал сначала лицо, потом руки, потом обнаженный по случаю бритья торс. Закончив, он посмотрел сначала в зеркало, потом на друзей. Усмехнулся на их растерянность. Перед ними стоял темно-коричневый, отливающий медью полукровка, полуграндарец-полузимриец, имевший вид типичного наемника и, судя по прическе, вернее по полному ее отсутствию, долгое время живший в Вандее. Узнать в этом человеке Таша было очень сложно. Разве что по улыбке, да и то из-за шрама она стала получаться кривоватой.

Выругавшись в очередной раз, Самконг протянул руку к банке.

– Повернись, бестолочь!

Таш, усмехнувшись, молча повернулся к другу спиной. Тот зачерпнул мазь и начал мазать ему спину. Закончив, ехидно поинтересовался.

– Ниже не надо помазать?

Таш отобрал у него банку.

– Ниже я уже!

– Вот ... дрянь! – опять выругался Самконг, пытаясь вытереть ладони. – Теперь неделю руки не отмоешь!

– Ничего, – «утешил» его Таш. – Зато через неделю само сойдет!

– Таш, может, не пойдешь? – жалобно спросила Пила, по привычке держа руку на уже сильно выпирающем животе. – Это опасно и для тебя, и для нее.

Таш ласково глянул на нее, вынимая из уха неизменную серьгу, заботливо заворачивая ее и пряча в потайной карман.

– Надо идти, Пила.

Самконгу, эти две недели старательно закрывавшему глаза на очевидное, его слова очень не понравились, но спорить с упершимся рогами в землю другом было бесполезно.

Когда мазь впиталась, Таш переоделся, окончательно превратившись в ищущего работу наемника, взял приготовленные заранее оружие и мешок с вещами и ушел, оставив Самконга проклинать эту свигрову любовь, из-за которой его друг добровольно лезет в петлю.

В кабинете отца Вигория все казалось пропитанным запахом ожидания. Нет, его не трясло, как его предшественника, от одной мысли о скором визите непосредственного начальства, но и у него нервы были далеко не железные. И заметно сдали после их последнего разговора.

Его светлость материализовался почти вместе с порталом, как всегда стремительный и рассыпающий вокруг себя голубоватые искры. Он выглядел вполне спокойным, и у отца Вигория слегка отлегло от сердца. Белый жрец обошел стол и уселся в кресло настоятеля, предоставив самому настоятелю занять место просителя. Отца Вигория это совсем не покоробило, он был слишком умен, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Если начальство желает самоутверждаться, подчиненному ни в коем случае не следует ему мешать.

– Ну, что вы мне расскажете? – поинтересовался его светлость. – Ваш доклад я получил, но мне хотелось бы услышать все от вас лично. Все действительно прошло настолько хорошо?

– Мы сами не ожидали этого, ваша светлость! Это было невероятно! Просто мистика какая-то!

– Вот это-то меня и настораживает, – задумчиво проговорил белый жрец, полностью игнорируя восторги подчиненного. – Слишком все гладко. Скажите, этот ваш монашек, который проводил обряд, – он знает, что он сделал?

– Да, я счел нужным рассказать ему. Но при условии, что князь ничего не узнает об изменении ее личности. Эти влюбленные бывают такими непредсказуемыми! А Будиан очень неглуп, и сможет присмотреть за ней.

Его светлость встал и подошел к окну.

– Вот ... свигр! – выругался он после непродолжительного молчания. – Никогда не прощу себе, что не сделал этого раньше!

Отец Вигорий секунду поколебался, но потом, сочтя, что начальство желает услышать этот вопрос, все-таки спросил. Негромко.

– Почему?

Его светлость стремительно обернулся и окинул подчиненного злым прищуром насмешливых глаз.

– Почему? Да потому что не хотел, чтобы она потеряла даже малую толику своей силы! Потому что мне нравилось наблюдать, как она пытается сопротивляться! Потому что я думал, что впереди у меня куча времени, чтобы слепить из нее все что вздумается! Да мало ли еще почему!

– Простите. – Отец Вигорий склонил голову, не в силах выносить рассыпающий искры взгляд своего начальника.

– Вам не за что извиняться, – надменно бросил его светлость. – Вы правы, я должен был подумать об этом раньше. Но сейчас бессмысленно сожалеть о прошлом, надо думать о будущем! Итак, теперь она у нас покорная своему мужу, холодная и высокомерная княгиня – я хочу, чтобы она такой и оставалась, и настоятельно прошу вас позаботиться об этом! В ее жизни не должно быть никаких напоминаний о ее прошлом и никакого намека на необходимость даже малейшего магического усилия!

– Я понимаю, ваша светлость! Я постараюсь сделать все, что необходимо, ваша светлость! – источая служебное рвение, закивал отец Вигорий. – Я понимаю, вы ослабили заклинание на забвение, чтобы добавить туда личностные изменения на тот случай, если она все-таки сойдет с ума! Это был очень хороший ход, ваша светлость!

– Хороший он был или нет, покажет время, – сухо ответил белый жрец, не слишком довольный догадливостью своего подчиненного. – Но раз уж вы так хорошо все понимаете, то поймите и еще одну вещь: сейчас ей достаточно малейшего толчка, чтобы заблокированная сила вырвалась на свободу. Воспоминания о том времени, когда она была моей ученицей, я закрывал с особой тщательностью, и вы сами должны понимать, почему, но все остальное она вполне может вспомнить. И храни вас богиня, чтобы она не сообразила, что вы имеете к тому, что с ней сейчас происходит, самое непосредственное отношение! Этого она никому не простит!

Его светлость повернулся и, не прощаясь, шагнул в колеблющееся в углу облако портала, а отец Вигорий остался сидеть в кресле для просителя, тщательно обдумывая слова своего начальника.

Прямо из дома Самконга Таш направился во дворец, чтобы наняться в охрану. Ему необходимо было увидеть Рил, узнать, как она живет в замужестве, и, исходя из этого, решать, что делать дальше. Он заранее смирился с тем, что она может быть довольна нынешним положением, и не собирался ей мешать. Но если во дворце ей плохо, муж обижает или откроются еще какие-нибудь обстоятельства, то его присутствие может оказаться очень кстати.

В охрану его приняли почти без проблем, хотя какие проблемы могли возникнуть у того, кто должным образом подготовился? Его легенда была хорошо продумана, документы и рекомендации являлись шедевром их лучшего мастера фальшивок, а поручители были таковы, что он мог смело претендовать на место начальника всей охраны. Дворцовый маг, осмотрев его руку, разумеется, ничего не увидел, а после того, как увесистый кошелек с золотом перекочевал в его широкий черный рукав, и совсем закрыл глаза на подозрительную руку. Затем последовала проверка на профпригодность – начальник охраны выделил троих парней помоложе, которых слегка прихрамывающий Таш немного погонял по двору. Удивленный тем, что к нему пришел воин такого уровня, начальник посоветовал ему пойти и попробовать наняться в дружину. В планы Таша это не входило: он отговорился недавним ранением и желанием пожить спокойно хотя бы некоторое время. Ему отвели место в казарме, и новый охранник приступил к своим обязанностям.

Во дворец, до проверки тайной канцелярией, его, разумеется, никто пускать не собирался, но Таш все равно увидел Рил в первый же день после того, как заступил на службу. Окруженная толпой нарядных женщин и следовавшими за ними по пятам княжескими гвардейцами, она спускалась по лестнице в сад, а он стоял у ворот. Он окаменел, ожидая ее реакции на себя, но таковой попросту не последовало. Вся процессия чинно прошествовала в десяти шагах от него, а Рил равнодушно скользнула по нему взглядом и отвернулась. Таш не знал, что ему думать. Он ни на секунду не допускал, что она могла его не узнать, но, тем не менее, факт полнейшего игнорирования был налицо.

Хорошо, раз так – значит, так. Если новоиспеченная княгиня не желает знать своего бывшего любовника и объяснять ему свое поведение – это ее право. Но опытному, старому, жестокому и больному от любви к ней изгою это не помешает самому выяснить все, что его интересует.

И Таш аккуратно начал собирать любую информацию о Рил. Первым делом он совершил несколько прогулок по ночному дворцу, осматривая и запоминая его, и повесил два «жучка», оставшихся у него еще с тех времен, когда он занимался охотой на магов, в кабинете князя и спальне Рил. Магическая защита на дворце по идее должна была заставить накладывавших ее магов совершить акт ритуального самосожжения в знак признания своей полной несостоятельности, то есть она была настолько слаба, что практически отсутствовала. Удивленный этим обстоятельством, Таш не понимал, почему князь не требует у храма предоставить ему для этого дела приличных магов, которых там всегда предостаточно, чтобы они могли выполнить свои прямые обязанности по предоставлению защиты правителю. Во всех странах, где он бывал раньше, правители без зазрения совести использовали храмовых магов для своих нужд, вплоть до того, что те варили им настойки для увеличения мужской силы, не говоря уж о защите дворцов. Нельзя сказать, что Ташу сильно мешало отсутствие защиты, но непонятные отношения князя с храмом несколько напрягали.

Всего пару дней спустя он с помощью «жучка» получил ответ на этот вопрос.

Князь вызвал к себе своего врача, служившего, как понял Таш, посредником между ним и храмом, и сунул ему под нос очередное послание из Вандеи.

– Они опять нагло отказывают! Но вы почитайте, почитайте, что они пишут на этот раз!

Послышался шорох бумаги, за которым последовало несколько минут тишины.

– Вот как? Ну что ж, у вас всегда есть возможность принять предложение отца-настоятеля!

– Да что вы говорите?! – ядовито протянул князь. – И чем мне за это придется расплачиваться, вы в курсе? И плюс еще храмовые шпионы под боком, от которых потом хрен избавишься? Я и так в долгу у Вигория за помощь с Рил, а вы предлагаете мне добровольно сунуть голову в петлю!

– Ну, строго говоря, эту помощь он оказал мне, как своему духовному сыну, так что вы можете считать себя свободным от обязательств.

– Ха, свободным от обязательств! Неужели вы думаете, что он даст мне об этом забыть? Он предлагает мне помощь! Да единственная помощь, которая мне от него нужна – это чтобы он занялся, наконец, этими изгоями, которые смеют мне мешать! Это же непосредственная обязанность храма – держать в узде изгоев! Я пытался с ними справиться своими силами, но они просочились у меня между пальцев, как песок! Из-за того, кстати, что не сработало ваше хваленое сонное заклинание! И теперь я, князь, должен трястись всю оставшуюся жизнь, что в один прекрасный день они придут и заберут у меня жену?

– До вашей встречи с ее высочеством они держали себя в рамках, поэтому их не трогали. Вероятно, у храма были на то свои причины. Но сейчас ваши претензии обоснованы, я поставлю об этом в известность отца-настоятеля.

– Я хочу, чтобы их уничтожили. Стерли с лица земли и заставили всех забыть, что человек по имени Самконг вообще существовал!

– Если за них возьмутся храмовые маги, вы о них больше не услышите, ваше высочество. Но что вы все-таки собираетесь делать с охраной? Вы не сможете поднять ее уровень до приемлемой за несколько дней. А Олген и так уже ропщет, что вы прячете от народа княгиню! Они желают ее видеть, желают, чтобы она раздавала благословения им и их детям. Что они скажут, если ее будет заслонять от них толпа охранников? Я боюсь, что недовольства не избежать. Может, вам все-таки стоит позволить храму приставить к ней хотя бы пару толковых ребят, которые умеют быть незаметными?

– Храму мало того, что она каждый день таскается к ним на исповедь? – с угрозой в голосе тихо поинтересовался князь. – Они хотят контролировать каждый ее шаг? Я уже жалею, что попросил у них помощи! За какое-то сонное заклятие, несработавшее, кстати, у меня хотят отнять жену!?

– Ваше высочество, простите, но у вас разыгралась паранойя!

– А у вас разыгралась глупость, Будиан! Вы думаете, я не знаю, как они влияют на правителей через их жен, любовниц и прочих баб? Как будто им и так мало власти!

– Тише, ваше высочество, тише!

– Пока у меня в доме нет шпионов, я могу говорить все, что захочу!

– Шпионов у вас, может, и нет, но это не значит, что вас не могут подслушивать!

– Да пошли они в ... на ... через ... змеевой матери!

– Ваше высочество, успокойтесь, прошу вас! Это просто нервы! Вы устали. Хотите, я принесу успокоительное?

Повисло недолгое молчание, за время которого Таш успел многое обдумать.

– Вы правы, Будиан, – сказал наконец князь, – это просто нервы. Поговорите с отцом-настоятелем, о чем я вас просил, а с охраной я что-нибудь придумаю. Все, можете быть свободны.

Вот это да... Самконг, с которым Таш встретился в тот же день, вынужден был признать, что один этот разговор стоил того, чтобы лезть ради него во дворец. Они обговорили с «семьей» свои дальнейшие действия. Для начала Самконг отдал приказ потихоньку начать сворачивать те дела, которые привлекали к себе особенно много внимания, а обычную мелкую рутину просто на время приостановить. Также они достали и активировали уже основательно запылившиеся защитные амулеты, прикрывающие их владельцев от магического поиска, справедливо полагая, что встречаться с магами им совсем не с руки.

Граб, слегка робея в своем новом статусе, проявил смекалку и предложил такое решение проблемы, которое не только устроило и позабавило всех, но и сразу поставило его вровень с другими членами «семьи». Теперь уже никто не уговаривал Таша бросить свою дурацкую затею и залечь на дно. Все понимали, что подкуп – подкупом, но будет лучше, если такой человек, как он, лично за всем присмотрит. Франя даже предложил ему свою помощь, но Таш отказался. Как вор он был, конечно, похуже Франи, но ворам во дворце пока было нечего делать. Поэтому Таш сделал Самконгу заказ на некоторые необходимые ему магические побрякушки (так, на всякий случай!), и вернулся во дворец один.

Информация, которую он получил о Рил всего за три дня прослушки, заставила его заподозрить, что Пила была права, и это была не та Рил, которую он знал. С ней было явно что-то не так, но это «не так» было заметно только ему одному, потому что ни ее служанкам, ни остальной дворцовой челяди поведение княгини не казалось хоть сколько-нибудь странным. Для них было естественно, что их госпожа по полдня проводила за обсуждением своего гардероба, остальные полдня наряжалась, гуляла с компаньонками и ледяным тоном отдавала слугам распоряжения, а оставшееся время тратила на завтраки, обеды и ужины в компании князя и толпы придворных.

Его Рил, конечно, была способна на многое, но только не на это.

Следовательно, причину ее странного поведения надо искать именно в том дне, когда она попала сюда. На всякий случай Таш подружился с охранниками, которые были с ней в Кадовце, и, регулярно подпаивая, вытянул из них сведения, что княгиня в летней резиденции очень плохо себя чувствовала. Там это заметили все. Однако, несмотря на это, она часто гуляла с князем, а также каждый день ходила в храм. Нет, ну ладно прогулки с князем (отношения между ними еще оставались для Таша непонятными), но при всем желании он не мог представить себе Рил, которая каждый день добровольно ходила бы в храм. Да еще больная... Какого свигра они с ней сделали?!

Постепенно определился круг людей, которые могли иметь о том дне какую-либо информацию, и Таш решил потихоньку, не привлекая к этому процессу излишнего внимания, начать ее выбивать. Не лично, разумеется. Благо желающих ему помочь было теперь предостаточно.

Князь тоже не стал тянуть с исполнением принятого им решения. Он собрал всех охранников: и служивших до этого ольрийцев, и набранных недавно наемников, – и устроил для них нечто вроде соревнований. В результате этих соревнований веками служившие княжеской семье благонадежные ольрийцы отсеялись первыми. Потом отсеялась и половина взятых на службу наемников. Оставшихся князь погонял еще немного и уже из них придирчиво отобрал себе примерно около двух десятков. Таш готов был продать душу змею, лишь бы этот проклятый мальчишка ткнул пальцем и в него тоже, но удача, верная подруга изгоев, на этот раз не оставила его и улыбнулась ему своей клыкастой улыбкой. Клыкастой потому, что немного погодя Таш понял, по какому принципу князь отбирал охранников для своей жены. Чтобы понять, что их объединяло, достаточно было всего лишь бросить взгляд на рожи построившихся в шеренгу мужиков, среди которых не было ни одной мало-мальски привлекательной. А потом Ташу стало и смешно и горько одновременно, когда молодой и красивый муж Рил, распределяя между ними обязанности, оказал ему доверие и поставил караулить спальню княгини по ночам в паре с унылым длиннолицым парнем по имени Гвенок, обладавшим тем не менее немереной силой и задатками хорошего бойца. В остальное время ее двери предстояло охранять двум чистокровным зимрийцам с почти черной кожей, а также с головы до ног покрытым шрамами бинойцу и саварнийцу. Остальные отобранные князем охранники должны были сопровождать ее везде, куда бы она ни направилась.