Текст книги "Синий, который красный (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Кристо засопел. Хет ещё перед уходом на вызов успел до него донести, что Хламовище – это вроде как местная артефакторная свалка, куда все скидывают, что не попадя. А разбирать это – штрафничкам. Муторно, а иногда и опасно. Только наказание-то ещё не такое страшное – от Бестии можно было ожидать поху…

– …вдвоем.

Завуч Одонара развернулась и покинула кабинет. Кристо показалось, что на лице у нее мелькнуло довольное выражение человека, который полностью разрядился. Но точно он бы не смог сказать, потому что как раз в этот момент от всей полноты чувств въехал головой в многострадальный стол Экстера Мечтателя.

Час в закрытом помещении наедине с этой… этой. Семь дней.

Что Мелита подумает – непонятно, половину перспектив он вообще продумать не может…

Дара поправляла обруч на волосах, задумчиво глядя на остатки своих артефактов.

– А кто-то говорит – уроки прошловедения скучные, – подытожила она. – Последствия у них иногда точно бывают такими…

Кристо, который уже набрал воздуху в грудь, чтобы изложить все, что он думает об артемагине, просто потерял дар речи.

* * *

– Вы уверены, что в предках у вас не было жителей Целестии?

Макс не разобрал подтекст фразы, но что подтекст был, понял сразу.

– Двоюродная бабка каждую ночь летала на метле, а папаня в полнолуния обрастал шерстью, – взгляд местного директора тут же стал вопросительным, и Ковальски выдал со вздохом: – Нет, из тех, кого я помню, все были норм… кх… людьми.

Экстер задумчиво кивнул и распахнул перед ним дверь своего кабинета.

– Прошу вас.

Макса несколько удивили размеры кабинета. Неужели местный начальник не может позволить себе получше? Количество бумаг и книг как раз не удивило. Заинтересовала разве что одинокая мандолина на стуле, поскольку подтверждала версию о «менестреле в парике».

– Желаете чего-нибудь выпить? – Экстер прошел по тесной комнате к единственному шкафу и распахнул полку прямиком над книгами о битве Альтау. – Контрабандные напитки или рискнете?

Макс по тону понял, что предстоит долгий разговор. Он потер лоб рукой.

– У вас тут нет кофе?

Экстер в ответ молча выставил перед ним красно-чёрную банку и отправился искать чайник.

– Не знаю, кто у вас контрабандисты, но вкусы у них, конечно… – приуныл Макс, рассматривая этикетку «Нескафе». – Хотя спасибо и за это. Я-то уж думал, придется питаться нектаром и амброзией.

Экстер активировал чайник даже без прикосновений – лишь взглянув в его сторону. Потом неспешно отправился за свой стол.

– Уверяю вас, мы питаемся обычной пищей, и она всегда широко пополняется за счет контрабанды из внешнего мира… с какого вопроса вы хотели бы начать?

– Мой статус здесь, – выпалил Ковальски. – Заключённый? Подопытный? Вряд ли, вы бы не стали со мной беседы разводить.

– Ну… – мелодично откликнулся директор, – думаю, вы можете считать себя гостем. Понимаю, что вы попали сюда невольно, но тем не менее. Вам не причинят вреда.

– Довольно слабое утверждение, если учесть того детину в подвале, эту штуку… – он поднял цепочку с аметистом, – и ту дамочку… Фелла, кажется. Которая сначала пыталась меня убить, а потом с чего-то решила, что я должен придушить вас.

Похоже, про «придушить вас» Экстер то ли не услышал, то ли просто привык к такому поведению своего зауча. Во всяком случае, его заинтересовал артефакт – и только.

– Фелла пыталась использовать на вас подчинение? – он протянул длинную, тонкую ладонь, и аметист с руки Макса сам собой переплыл в директорские пальцы. – И на вас оно не сработало?

– В какой-то момент да, так что пришлось поднапрячься, да ещё мысли путались, так что сложновато было играть сначала в Терминатора, потом в Добби… – он наткнулся на недоумевающую мину директора. – Забудьте. Между прочим, он и сейчас…

Директор слегка стиснул пальцы, и аметист под его взглядом покрылся сеточкой трещин. Макс почувствовал, как разжался обруч, который всё последнее время стискивал виски.

– Аномальная сопротивляемость, – тихо уронил директор, обращаясь словно бы к самому себе. Знаете, Макс… могу я называть вас так? После того, как вы пришли в сознание, Озз… это наш лекарь… хотел провести безобидный эксперимент. На то, насколько вы устойчивы к артефактам, контролирующим сознание – ибо ваша стойкость в случае с Гидрой Гекаты поразительна. Думаю, Озз хотел применить что-то безобидное… ну, скажем «спевник» – артефакт, вызывающий желание петь. Но если вы сбросили наваждение артефакта Феллы… дело, думаю, решённое.

– И это как-то связано с моей генеалогией, – уточнил Ковальски, насыпая в тонкую фарфоровую чашку три ложки кофе.

– В определённом смысле. Видите ли, бездники чаще рождаются именно в семьях магов, иногда, правда, через несколько поколений. Но бывает, что и среди людей…

Ковальски вдохнул аромат кофе, готовясь к неизбежной лекции. Жаль, блокнота с собой нет, он бы делал пометки по местной терминологии. Вроде «бездник, или потенциал, – человек, которого природа, похоже, собиралась родить магом и приготовила для магии ёмкость, а потом раздумала и магии ему не дала».

– …возможно, вам покажется странным этот парадокс…

– Ничуть, – сухо отозвался Ковальски. – Учитывая, что природа дала куче людей черепную коробку, но не вложила в неё мозгов. Тут, как я понимаю, примерно то же.

Экстер слегка смешался и остановил ложку, которой помешивал собственный травяной чай.

– Бездники не такая уж редкость в Целестии. Явление малоизученное… но люди с высокой устойчивостью к магии были всегда, просто никто не доискивался причин этому. Мы знаем лишь, что обычно на них хуже действуют чары, контролирующие сознание – между прочим, такие кадры весьма ценны в Службе Закона или в Кордонной Службе… Наконец, природа старается одарить потенциалов, как бы взамен упущенной магии: они крайне талантливы, быстрее учатся и запоминают… и их обычно ждёт блестящее будущее. Поверьте, что многие правители и военачальники вашего мира, да и других миров – скорее всего относятся к такого рода атавизмам магии.

– Всегда знал, что нужно баллотироваться в президенты, – буркнул Макс, которому только что сообщили, что он атавизм магии. Спрашивается – где было его блестящее будущее, когда его выперли из Интерпола? Или когда клыкан кромсал его людей? Вечно-то с тобой осечки, Макс Ковальски.

Всё-таки, что-то было в этой галиматье про потенциалов и высокую устойчивость. Макс прихлёбывал кофе и слушал вполуха, пытаясь выяснить – что ж там такое царапает память. Да, вот, когда он пришёл наниматься к Ягамото, предъявил рекомендации… полтора года безупречной работы в духе «я ваш личный Индиана Джонс», только кто ж виноват, что бывшего шефа загребли по совсем другой статье… Япошка почти не слушал, только кивал, потом протянул шкатулку. «Шуто вы можете сыказать о содерижимом? Посуматурите на неё подорьше, я насутаиваю».

Он крутил ту клятую цацку в руках минут пять, рассматривал под лупой, потом выложил всё, что мог: нэцке, слоновая кость, предположительно девятнадцатый век, изображена, как видите, жуткая безумная рожа, больше ничего сказать не могу. И Ягамото неожиданно закивал и расплылся в широчайшей улыбке: верно, верно, чудесно, вы приняты, да-да, приняты. И он удивился, что было так просто. Его контакт задвигал, что Ягамото устраивает испытуемым такое, что они ещё пару деньков ходят не совсем в адеквате.

После, уже работая на босса, Макс как-то видел тех, кто не прошёл отбор. Их выводили из кабинета под ручки – хихикающих, напевающих, кусающихся.

Но если то нэцке было не просто цацкой, если это был артефакт… если Ягамото отбирал именно тех, кто устойчив к магии… стало быть, он собирал в свою коллекцию не просто предметы старины? Значит, Макс вот уже восемь месяцев гонялся за…

Ковальски встряхнулся и поспешил потопить подозрения в кофе. Ещё будет время подумать. К тому же директор, похоже, решил просветить его насчёт местной истории и теперь распинался в своём лирическом духе:

– Знаете, магия… существовала всегда. И то, что нам кажется сверхъестественным, в древности, когда миры были едины и повиновались воле Творца… было простым, как дыхание. В Золотую Эпоху магия и свет были единым целым, и кто был мудрее и добродетельнее остальных – тот был сильнее.

Мечтатель неопределенно махнул рукой в сторону чайника. Тот приподнялся на толстых ножках и с достоинством засеменил к чашке Макса. Ковальски сунул чашку под струю кипятку – ещё немного кофе не помешает.

– Перерождение началось исподволь – кто знает, с утверждения ли ценности разума или с сомнения. О, Светлоликие принесли тень этого сомнения в созданный ими мир. Вопросы, который начали терзать магов. Зачем любить от всего сердца, если можешь сгореть? К чему ощущать, если можно исследовать. Зачем распахивать душу – а если туда плюнут? Зачем жить, не стремясь превзойти кого-то, если можно пойти к власти… Власти.

Экстер помолчал, сцепив подрагивающие пальцы.

– Это охватило миры – и со временем в некоторых вспыхнули войны, в некоторых объявили магию враждебной и прибегли лишь к разуму… избрав путь прогресса. Единство пошатнулось. Близился раскол миров. Тогда собрались те, кого мы называем Светлоликими – истинные дети Золотого Века, считают, что числом их было ровно сто… Они собрали своих сторонников – людей и магов, всех, кто не стремился к власти, кто желал лишь яркой, радостной, горячей жизни…

– Магические хиппи?

– ?!

– Ничего, продолжайте.

– Первая Сотня, соединив свои силы, создала из осколка распадающихся на отражения миров Эммертион-Цел-Элестиа: Кочующую Страну Радуги. В последний цикл, правда, прижилось название Целестия – несомненное влияние языков внешнего мира…

– В последний цикл?

– О. Раз в десять веков сильнейшие маги переносят страну в другой мир, каждый раз изолируя ее Кордоном. Двери, которые являются частью Кордона…

– Позволяют выйти в какую-то из точек нашего мира, я понял, – опять влез Макс. Вторую кружку кофе он наполовину осушил. – Значит, это тысячелетие – наше… и где же конкретно в нашем мире располагается Целестия?

– Вы называете это место Антарктидой… что-то не так?

Макс, который только что поперхнулся кофе, осмотрительно отставил кружку в сторону. Скажи теперь, что у Южного полюса шастают только айсберги да исследователи.

– Ладно, понял, – хрипло договорил он, – сама страна – в Антарктиде, но находится как будто под мыльным радужным пузырем – так, чтобы не влиял… климат. Вы с ног до головы ограждены магией от внешнего мира, по сути – это вообще своё измерение со своей погодой, своим солнцем и так далее. Наружу вы выходите через двери, каждая из которых ведет в другую точку внешнего мира. Что здесь что-то не так с цветовыми гаммами и с радугой – я понял и без вас. Что еще мне нужно знать?

– Думаю, во многом вы сможете разобраться сами, – мирно ответил Экстер. – Я лишь хочу предупредить вас, что символ Целестии —. недаром радуга. А вы ведь знаете, когда радуга ярче всего, не так ли? Когда смыкаются воедино тучи и солнце, две противоположности. Так и у нас. Мы живем словно на пограничье погоды, когда особенно ярки не только цвета, но и чувства. У нас ярче любят и ярче ненавидят, и пусть иногда чувства непостоянны – они сильны.

– Понятно, почему на меня так кинулась ваш завуч, – проворчал Макс и придвинул кружку обратно. Что-то было не так в рассказе Экстера. В голосе у директора не проскользнуло ни нотки энтузиазма, ни вспышки гордости за такую замечательную страну.

– Так… задумывалось изначально, во всяком случае.

Директор произнес эти слова с тоскливым надломом в голосе, так что ясно было: а сейчас речь пойдет о проблемах.

– Задумывалось? То есть, сейчас…

Макс припомнил по очереди шестнадцатилетних артефакторов, с которыми довелось познакомиться, еще пару личностей из непрекрасного далека, пока он был сумасшедшим…

– Ладно, понял, у вас что-то случилось. Дайте угадаю – кто-то пришел и все изгадил?

Экстер кивнул, будто говоря «Ну, можно сказать и так». Посмотрел в окно. Ему явно было неуютно в собственном же кабинете.

– Ничего, если мы продолжим разговор в саду?

Макс повел рукой, как бы говоря: «Вы здесь хозяин!». Кружку с кофе он запасливо прихватил с собой.

Здешний сад напоминал цветочный лабиринт в несколько ярусов. Верхний – разлапистые, старые деревья, средний – высокие аллеи цветущих кустарников, а внизу еще шли цветы, которые местами доставали до колен. Макс покривился, но натуре Мечтателя такой антураж шел куда больше, чем узкий кабинет. Так что Ковальски не стал возражать – только старался мысленно ставить ориентиры, чтобы в случае чего найти выход.

Экстер продолжал повесть о судьбах Целестии размеренным и печальным тоном, пока они двигались вдоль аллеи белых и красных роз.

– Зло никогда не приходит без приглашения. Не знаю, можно ли говорить о том, что один тиран или один военачальник был повинен во всех бедах или войнах, что он появился из ниоткуда, в светлом мире, изолированном от зла…

– Понял вашу мысль. Но кто-то все же появился?

– Холдон, – это имя Экстер произнес шепотом. – Легенды гласят, что он был сыном Шеайнереса Морозящего Дракона – великого зла, пришедшего из иного мира и едва не пожравшего Целестию. Того, в борьбе с которым истощились силы Светлоликих, отчего они и вынуждены были оставить дорогой им мир. Итак, Холдон был сыном Морозящего Дракона и смертной женщины…

Он сделал паузу, потом пробормотал:

– Поразительно. Вы не спросили, как такое возможно.

Макс приподнял брови.

– А разве у вас тут не магическая страна? Вообще, какое мне дело до процесса. Важен результат, нет? Этот ваш Холдон, надо понимать, был больным на голову и с желанием мирового господства?

Экстер явно канул куда-то в себя, вперившись взглядом в невинно покачивающиеся ирисы на обочине.

– Короткие усики? – рискнул Ковальски. – Красные глаза, отсутствие носа? Кхм… огромное огненное око?

– О, нет, – отозвался Экстер, очнувшись. – Насколько известно из хроник, он был высок ростом, имел длинную белую бороду, одевался в красное…

– …орал «Хо-хо-хо», ездил на оленях и сигал в камины с мешком подарков?

– Об этом в Хрониках не сказано, – с полнейшей серьёзностью отозвался директор. – Однако его посох, Арктурос, обладал способностью убивать всё живое. Кроме того, его нельзя было разрубить никаким клинком. Впрочем, об этом стало известно не сразу. Сначала Холдон вел себя достаточно мирно…

– Армию себе вербовал, – кивнул Макс. Схема не меняется. Громкие речи, щедрые посулы, «вы тут исключительные, а они там недолюди, вперёд, по танкам, мир будет наш».

– О, да. Он набирал армию, – Экстер помолчал немного, а потом заговорил чуть нараспев:

И склонились под стяги его.

И наемник, и опытный маг,

И богач, и последний бедняк, –

И звучал их девиз боевой:

– Нет бессмертия, все нипочем! –

Это горькая быль той поры…

Но остались войска семерых

И Восьмого – с неверным мечом.

Поэзия Макса не впечатлила, но он откликнулся милостивым кивком.

– Холдон вбивал клинья между магами и людьми, пользовался недовольством, рассыпал посулы, – Экстер слегка махнул рукой, как бы говоря – ну, вы сами поняли. – Кто-то хотел возвыситься, кто-то – отвергнуть долю человека, ибо магия дарует не только немалые силы, но и долгий век. Кто-то был уверен, что его притесняют. Области, желающие большей самостоятельности… Нежить, которую вытеснили из мест обитания… Были и те, кто уверился, что Целестия должна идти по пути прогресса, – адепты внешних миров и сочувствующие им контрабандисты. И всегда есть те, кто хочет политического переворота. Холдон смог договориться со всеми. С огромной армией он двинулся завоевывать Целестию, которая долгое время вообще не знала войн…

Голубые глаза Мечтателя потемнели, а голос сделался приглушенным. Надо же, страдает, отметил Макс про себя. Сам он потихоньку на ходу допивал кофе.

– Сначала им сдавались селения и даже города без боя, все были напуганы, никто не мог сопротивляться. Но потом семь королей – потому что только семь крупных областей юга и востока Целестии не были завоеваны – собрали собственные армии и двинулись навстречу. Два войска встретились посреди поля Альтау, к востоку от Семицветника…простите, центра страны. Битва неправых против неправых. Может быть, стране были необходимы перемены, но такой ценой…

Ковальски недовольно кашлянул.

– Да, простите. В тот день радуга на небе Целестии впервые стала серой, а Холдон принял свой истинный облик…

– Не очень-то симпатичный, – закончил Ковальски скучливо, – потом он вызвал на единоборство всех семь королей и перемочил их с помощью посоха, мне только интересно – откуда там взялся восьмой?

Мечтатель глядел на него в немом изумлении. Макс сделал последний глоток из кружки и пояснил лаконично:

– У вас занятные картинки на стенах.

– Ястанир, будущий Витязь, был восьмым королем, но его королевство было гораздо меньше, чем у остальных, как и его войско. Он не мог стоять наравне с семеркой других монархов как полководец – потому и считалось, что на Холдона идут семь королей. Но именно Ястанир в конце концов разрубил посох и щит Холдона, а самому ему отрубил голову.

Одни боги знают, подумал Макс, сколько раз этот директор пересказывает местную легенду. Подробностями в его исполнении это не блещет, но подробности я могу раздобыть и сам.

– Значит, потом появился Витязь Альтау, – он припомнил слова то ли Кристо, то ли Дары, – спас всех и, – припомнил картину в кабинете директора, – куда-то смылся, а больше его никто и не видел?

– После боя Ястанир ушел и больше не вернулся в свое королевство. Никто не знают, что с ним сталось, многие верят, что он еще жив…

– Ваша завуч?

Мечтатель и так не был веселым, а тут еще помрачнел.

– Вы уже заметили? Да, Фелла ищет следы Ястанира долго, очень долго… но найти их… неизвестно, почему, но его родные – мать и сестра – уничтожили все его портреты, а из числа тех, кто знал молодого короля, никто не нарисовал новых. Ходили, правда, слухи, что он является там, где нужна его помощь…

– Отверженных защищает?

– Вы иронизируете, – понял Мечтатель, – действительно, это обычно. Людям хочется верить, что Витязь поблизости и может прийти на помощь, если нужно. Опасаюсь только, что это вечное упование на Витязя у многих отняло способность приходить на помощь самим себе.

– Ну, а вы-то что думаете о пропавшем?

– Я? – Экстер так удивился, что даже остановился. – О Солнечном Витязе? Думаю, что, даже если он и жив, он не хочет, чтобы его нашли.

– Почему?

– Иначе его бы нашли.

Ковальски покосился на директора с интересом, и Экстер пояснил:

– Фелла была одним из самых отважных бойцов на Альтау, пятым пажем. У нее были природные способности артемага, и они усилились во много раз после победы, когда в вены победивших влилась сила павших. Фелла получила и мощные возможности к телесной магии, как и Вонда…

– Тоже из этих?

Экстер кивнул.

– И за три тысячи лет Фелла постарела ненамного. Вы понимаете?

– А-а, если это – пятый паж, то каковы способности самого Витязя?

– Никто не знает, что он получил тогда, – уточнил Экстер печально, – возможно, великую власть, которую он решил скрывать. А возможно, то, что его уничтожило со временем.

А его не назовешь оптимистом, отметил Макс про себя. Что ж, это даже лучше.

Они свернули на аллею белой сирени, украшенную фиалками, рассыпанными по траве. Выше фиалок росли фиолетовые же ирисы.

– Итак, в общих чертах вы знаете, куда попали, Макс. Что вы собираетесь предпринять теперь?

С минуту Макс помолчал, взвешивая услышанное и рассматривая местное цветочное изобилие.

– Распылить мелкой пылью поганцев, которые меня сюда приволокли, – выдал он потом. – И да, верните меня обратно как можно скорее.

Мечтатель чуть приподнял черные, безупречной формы брови.

– Несколько странно слышать от вас такое. Поймите, Макс, вам выпал шанс увидеть то, что в вашем мире…

– В нашем мире такое показывают на больших экранах, но ни одна тварь с большого экрана не проделает в тебе дырку, пока ты на нее смотришь, – процедил Ковальски. – А теперь послушайте меня вы – сколько бы лет вам там ни было. Может, у меня не было райской жизни, но у меня была вполне реальная карьера, перспективы… и мне не нужно было следить за тем, как какой-нибудь клыкан подкрадывается ко мне сзади! Я никого не виню в том, что мы столкнулись с вашими артефакторами – наши интересы совпали. Но то, что произошло потом, сотрите из моей памяти как то, что…

– Является лишним, не так ли? – тихо вмешался Экстер. – Не подходит под мир, который вы создали для себя, нарушает ваши планы? Скажите, насколько далеко вы определили свою будущую жизнь?

– Мое дело, – огрызнулся Макс. – Мы, знаете ли, меряем жизнь не столетиями, приходится ужиматься и планировать… смените взгляд, я здоров.

Экстер не изменил выражения глаз, он просто уперся взглядом в ствол ближайшего ясеня. Макс какое-то время смотрел на него с открытым подозрением.

– Как я понимаю, детишек вы собираетесь погладить по головке за этакий финт?

– Думаю, Фелла уже сейчас выговаривает им за то, что они привели в Целестию кого-то из внешнего мира…

– Попытка свести меня с ума, конечно, не считается?

Теперь в молчанку начал играть Экстер. Максу чуть ли не впервые в жизни захотелось взять обратно собственные слова. Если у них тут что-то котируется – то только не жизнь наемника из внешнего мира.

Ну да ладно. Главное, что эта самая жизнь котируется самим наемником, и он сдавать позиции не собирается.

– Это началось после Альтау, – голос Экстера был так тих, что казался эхом от звука струн мандолины. – В моду начала входить воинственность. Наши дети теперь не думают об играх: они думают только о том, как пробиться. Обеспечить себе довольное и сытое будущее, несмотря ни на что. Они не щадят себя, но если бы только себя! Беда в том, что они не щадят и иных, всегда жертвуя кем-то во имя «большого дела», твердя, что так сделал и Витязь. Забывая при этом, что Витязь жертвовал собой – не другими, и не ради своих амбиций. Поймите, Макс, я не отрицаю, если бы вы были бы на их месте – конечно, вы поступили бы иначе. Я допускаю, что вы нашли бы иной выход, который бы устроил всех – если бы у вас была возможность подумать. Возможно, для вас гораздо легче было бы пожертвовать собой, а не подводить под удар того, кто рядом, ради чего бы то ни было, но ведь они еще подростки…

– Подростки с излишне большими возможностями, – хмуро пробормотал Макс. Он вглядывался в Мечтателя даже слишком пристально, просто сверлил его глазами, в которых проскальзывало что-то вроде опаски. Директор ответил ясным, кристально-печальным взглядом голубых глаз. – Когда вы вернете меня обратно?

– Увы… сейчас мы не можем.

– Что-что, простите?

– Макс, поймите… Не по своей воле, но вы коснулись мощнейшего сгустка артемагии. Вы проявили огромную стойкость, но творения Гекаты коварны, и сейчас вам безопаснее оставаться в артефактории. Ведь если проявятся долговременные последствия для вашего здо…

Макс засмеялся – и это был малоприятный смех.

– Последствия, а? Какая милая забота – при том, что вы сами же мне только что вкручивали, что нынешнему поколению… целестийцев наплевать на ближнего своего. Скажите уж прямо: вы думаете, что ваша эта… гидра… заложила в меня какую-то программу. Которая может не проявиться сразу, потому что я… как там… бездник, потенциал, так? А вы как раз пытаетесь прощупать её функционал, и у вас явно что-то не ладится, если судить по уровню взбешенности вашего завуча. Потому наблюдение за подопытной зверюшкой в виде меня очень отвечает вашим планам, я неправ?

– Правы отчасти, – не сморгнув, признал Экстер, – мне не следовало искать эвфемизмы в разговоре с вами, я вижу, Макс. Но лишь отчасти. Вы – не узник. Постарайтесь поверить, что вы и правда наш гость. Поймите, скоро будет совет, на который, возможно, прибудет кто-то из Семицветника. Вместе с Дарой и Кристо вы стали свидетелем проявления браслета, может быть, вы заметили что-то, что могло бы…

– Мне нет до этого дела, – оборвал Ковальски. Он сунул руки в карманы, поискал глазами дерево, чтобы прислониться, не нашел и просто перенес вес на правую ногу. – Слушайте, я понимаю, что вы маги и можете меня связать или вырубить, запихать в хрустальный гроб или проводить эксперименты, пока я буду в бессознанке…

– Я не собираюсь делать этого, – Экстер поймал усмешку Макса и добавил, краснея: – И я постараюсь, чтобы Фелле не пришло в голову ничего подобного.

Дальше они заговорили одновременно. Речь Экстера включала в себя примерно следующее:

– Поймите, Макс, браслет находился в вашем мире, именно на вас он не подействовал до конца, а поэтому, возможно, именно вы сможете прояснить хоть что-нибудь. Понимаете? Мы даже не знаем, что из этого может оказаться важным…

Ковальски был более конкретен:

– Мне наплевать на все, что касается этого мира. Меня с души воротит от всего, что связано с магией. В моем мире меня наверняка прикончат – но я собираюсь…

Тут Ковальски вдруг смолк, и какое-то время директор вещал о браслете и его последствиях в полном одиночестве. Но взгляд Макса уходил за плечо собеседника, туда, где возникла из-за зарослей белая фигура с летящими по воздуху червонно-золотыми волосами.

Лорелея неторопливо проплыла мимо пышных веток сирени, на ходу чуть повернула голову и кивнула Экстеру, не задержав взгляда на Ковальски. Мечтатель ответил машинальным кивком и продолжал себе говорить так, будто ничего не случилось. Макс едва ли слышал. Он смотрел вслед богине и настойчиво пытался вдохнуть, но воздух не шел в легкие: то ли горло вдруг сдавило, то ли стиснуло грудь. И когда Экстер закончил свои выкладки очередной просьбой – собственный голос показался Ковальски далеким и незнакомым.

– Что? Да, я задержусь. На пару дней. Или чуть подольше.