Текст книги "Колоски (СИ)"

Автор книги: Елена Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Дед, по-моему, я только что услышал твою арию в чужом исполнении! – насмешливо хмыкнул Дон.

– Ой, да что ты? – сварливо огрызнулся Йэльф. – Моя ария не на отдельные личности направлена. А с таким подходом… А! – отмахнулся он от всех сразу.

– А я тебе говорил: минимальное вмешательство – это нонсенс, катахреза! Или оно есть – или его нет, и количественные определения неприменимы. Ты вмешался – этим всё сказано, и твои намерения роли не играют, контроль – это смешно! Саймон внёс изменение в Мир, и дальше от него почти ничего не зависело. Так или иначе, вы всё равно стали бы развиваться самостоятельно. Так и при ваших изъятиях – как на него прореагирует система, предсказать практически невозможно.

– Да что ты говоришь? А тысячелетний опыт…

Так, это надолго, понял Ри. Спор, видимо, старый, и теперь эти двое нескоро угомонятся. Видал он таких, им только повод дай – сцепятся, невзирая на место, время и окружение. Придётся самому включаться, хоть и не хочется.

– Я бы на твоём месте не тормозил, не советую, – вздохнул Ри, косо взглянув на Саймона. А куда денешься? Это дракон, хоть и малосимпатичный, и долг Ри объяснить ему, что его ждёт. – Когда придёт полная сила, в неосвоенном теле ты с ней не совладаешь. Тело надо осознать, от ноготка до волосинки. Можем отложить, дня четыре ещё есть, но лучше потратить их на тренировку по смене облика, а не на раздумья – стоит ли это делать. Один хрен, оно случится. Но если на голых эмоциях – получится, как с Лисой, когда ты спроецировал ей свой голод, а она, в противовес, непроизвольно сняла из твоей памяти образ наибольшего твоего страха. И примитив этого краба чуть не подавил человеческий интеллект, и не удивляет: чем сложнее система, тем менее она надёжна, уж ты-то должен понимать, раз техномаг! А если тебя выкинет в бесформенность, придётся тебя просто уничтожить. Иначе уже нам кисло станет.

– Да чё т-ты его уговариваешь, да ещё занудно так? Дон, грохни его, да я домой пойду! – распорядилась совсем окосевшая и сильно заскучавшая Лиса. – Чего-о? Вы мне сами говорили: самое страшное – необученный маг. Я не права? Во-от! А учиться он не хочет. Во! Смотри! Не хочет! – взмахнула она полупустой бутылкой, чуть не слетев с колен Лайма. – Ну и чё? Давайте быстренько – хряп его, и я баиньки… – Дон послушно отвлёкся от спора с Йэльфом и азартно ощерился. Ух, ща ящерицу погоняем, хороша будет развлекуха, мог прочесть на его лице каждый заинтересованный Саймон.

– Правду говоришь, подруга суровая! – неожиданно поддержал Лису Лайм. – Право на отказ от жизни даже в законе прописано, что ж вы его так… насилуете… Не хочет жить – не надо…

– Я буду нежен, – хищно пообещал Дон. – Тебе понравится!

– Не-не, я уже ага, уже учусь! – сразу и всё осознал Саймон. Он уже понял, что Лиса хоть и веселит частенько эту компанию, но при этом её оберегают и слушаются, как и положено. Она же самка! Вот сейчас как послушаются… – Я ж говорил, я весь такой внезапный! Вот прямо сейчас всё внезапно понял! Неожиданно для себя вдруг осознал! И прямо весь стремлюсь! Чё делать-то надо?

Йэльф отвернулся с тяжёлым вздохом от этого позорища, и наткнулся взглядом на Рогана, сидевшего, как оказалось, у него за спиной. И понимания не встретил.

– Зря ты так, – тихо сообщил ему Роган.

– Ой, да что ты? – сверкнул глазами Йэльф. – А мне стыдно, понимаешь? Так это у вас называется? Наш Творец – трусливое и вороватое недоразумение! Зверям, и то больше с Творцом повезло! Ри хоть просто рассеянный…

– Страшно спросить: а какая разница, кто тебя создал? Это детям свойственно родителями меряться, у взрослых уже собственные достижения есть. Ты несправедлив, ага-ага, я тебе точно говорю.

– Ты… ты его оправдываешь? – оторопел Йэльф.

– А ты поставь себя на его место. Ага-ага. Не в плане воровства – это их мир, нам неподсудный. Но в остальном – разве он плохо справился? Ты ведь хранил о нём добрую память все эти годы? – Йэльф удручённо кивнул. – Значит, он всё сделал правильно. Отсутствующих всем свойственно идеализировать, так уж мозги устроены. У всех, ага. Именно в этот капкан ты и попал. Но сам Саймон не стал от этого ни хуже, ни лучше, он тот же самый Саймон, который сидел с тобой, когда тебе было больно.

– Ой, Красный, да всё я понимаю, не дурак же, в конце-то концов. Но головой. Понимаешь? Ай, молодец! Вот только не помогает это. Ощущение у меня такое, будто он нас обманул. Понимаешь? Притворился хорошим, чтобы мы о нём помнили. И мы помнили, как дураки, и считали себя виноватыми за то, что струсили и бросили его – а он вот такой. Обидно вдруг обнаружить, что ты восемь тысяч лет был доверчивым дураком.

– Обидно, ага-ага, – закивал Роган. – Именно поэтому очень многие любви и боятся, – Йэльф подозрительно нахмурился. – Любить – это и значит быть доверчивым, нерасчетливым дураком, – улыбаясь, объяснил Роган. – Но это счастье, Йэльфи. И требует оно немалой смелости, потому что потом бывает больно – вот, как тебе сейчас. Но лучше уж пусть так, чем быть опасливым, расчётливым и недоверчивым… даже не знаю, как назвать-то… Ри хорошо говорит: «уб-богий», – засмеялся Роган.

– Как ты меня… назвал? – насторожился Йэльф.

– Йэльфи, – счастливо улыбнулся Роган. Он откровенно пялился и скрывать свой интерес больше не собирался. Йэльф больше не вампир, и даже женщина, а значит – всё может быть. А не может – и ладно, просто смотреть – для счастья вполне достаточно… У Йэльфа вдруг покраснели уши, потом щёки, и он, неожиданно для себя, смущённо потупился, услышав в одном слове много больше, чем ожидал, а ощутив при этом нечто и совсем уж забытое за шесть тысяч лет. Облик его представлял собой сейчас очень странную смесь: из чёрных волос вампира выглядывали эльфийские ушки ракушкой, изумрудную зелень глаз рассекала вертикальная черта зрачка, а мраморной белизны кожа играла розовым румянцем смущения, невозможным для вампира ни при каких условиях. Странно, совершенно противоестественно – но пленительно до головокружения. Роган наглядеться не мог – а что ещё надо? Вот так сидел бы и смотрел, и смотрел…

– Получилось, получилось! Смотрите, получилось! – прервал идиллию Вэйт, подёргав Йэльфа, за что попало. Попало за волосы, Йэльф заорал, но внимание обратил, чего Вэйт и добивался. А на что смотреть-то? Ну дракон, ну золотой, ну с чешуёй, ну Ри опять в истерике, что так не бывает – а чего ты ждал? Это же Ри, у него всегда всё через… неожиданно. Вечно ты, Вэйт, не вовремя с ерундой носишься. Что не ерунда? Ну, например, если взять вот этого Красного в паре с зелёным, как я – какого цвета у них дети будут? А? Вот, то-то! Тали? А что Тали? Ой, да что ты? Ей плохо не будет, она и не поймёт ничего, она же не меня любит, а свою любовь, как и все эльфы. Только, чтобы это понять, надо перестать быть эльфом. Надо стать вампиром и посмотреть со стороны, спокойно и беспристрастно. Без сильных эмоций.

Глава восьмая
Упс…

– Нет, это так не работает. Вот тут, видишь, специальный зарядник, это штекеры, а это разъём… Короче, вот эта фиговина вставляется в эту трендюлину, а вот эта хрень идёт во-от сюда, понял? Этим он магию определённой мощности из окружения насасывает, и дальше отправляет, в накопитель.

– Так я и предлагаю: вот эту штуку, которую Ри сделал для портала, рядом с твоим магаккумом поставить – и пусть насасывает! Сюда электричество, оттуда магия, и пусть заряжается, делов-то!

– Да быстрей-то всё равно не получится, смешной какой, пропускная способность не та. Просто не работает он быстрей, вот и всё, хоть ты его в какое магополе засунь! Хоть ощутимой плотности, чтоб искры с волос, и из глаз звёздочки! Медленнее может, быстрее – нет! Он даже не сгорит, просто не сработает. Я тебе говорю – год.

– Так давай вообще его отключим, зарядник этот – и напрямую! Вот к этой трендюлине…

– Это фиговина!

– Вот ЭТО засунем вот СЮДА!

Бдыщщ!!!

– …!..! – подпрыгивая, отряхивая искры с волос и размахивая руками, изложил Дон свои соображения об устройстве Мира. – Твою мать! Ты ж говорил, что он разряжен!

– Так и разряжен, а ты руки-то не суй, куда не надо! Остаточное-то всегда есть, что ж ты, как дурак?

– Сам такой, предупреждать надо! Ну, короче, ты понял?

– Слушай, я уже над автоповаром своим поиздевался – и что? И Жнецом стал, знаешь, мне как-то хватит! Сгорит к херам – и толку? Там же на определённый режим приёма настроено.

– Да починил уже Ри твоего повара… ну, почти. А если по той же схеме другой соорудить, побольше?

– Да склепать-то можно, только не такой я великий механик, тонкой настройки не будет.

– Ой, да что ты? Беда какая! А нам тонкая и не нужна. Нам точечные прорывы нужны, но большой мощности…

Лиса давно ушла спать домой, в Найсвилл, Роган, не отошедший ещё от человеческих привычек – тоже. Лайма, отоспавшегося за день, как самого заинтересованного, назначили ответственным за кухню и расположили его у плиты со всеми доступным удобствами, от магической мясорубки до мусорного портала в сиденьи шезлонга. Как Роган сказал: а то тут бегать далеко. Остальные переключились на проблему вампира в чужом враждебном мире, в красках обрисованную Йэльфом и Доном. Общими усилиями перетащили в оазис хозяйство Саймона и стали прикидывать его полезность для их затеи. Дон, Саймон и Йэльф мудрили, пытаясь совместить придуманный Ри преобразователь электричества с магаккумом Саймона. Потому что Йэльф был абсолютно уверен в том, что, даже если и удастся выцарапать машину дэ Форнелла из цепких лапок Университетских магов, доступа к главному накопителю магэнергии им не дадут, хоть убейся. Ри идеей спасения чужого, совсем постороннего мира от вамп-демографического взрыва не проникся, но полуразобранный автоповар вызвал в нём приступ иррациональной жалости и любопытства естествоиспытателя. И совершенно неожиданной ностальгии. Память о такой технике, давно забытой в мире магии, была в нём ещё слегка жива, и в потроха покуроченного автоповара из чужого мира он углубился с интересом препарирующего лягушку студента. Как давно он ничего подобного не чинил! Очень давно. Он тогда ещё кому-то верил. Его в очередной раз использовали, он обижался, мстил – а потом опять кому-нибудь верил – и всё повторялось. Нет, попадались и хорошие люди, с несколькими он даже дружил, только недолго. Люди, увы, смертны, а их дети – это совсем другие люди, с совсем другими понятиями и желаниями. А он забывал и раза три наступал на одни и те же грабли: пытался дружить с детьми своих прежних друзей. И каждый раз обнаруживал разницу. Большую. Но всё ещё верил в людей. Тогда – всё ещё верил. Он тогда даже кого-то любил, только лица уже стёрлись в памяти. Одна всё пыталась его на себе женить, очень ей нравилось, что он хорошо чинит эту их смешную домашнюю технику. И вот эта иномирная машинка – как привет из прошлого. Удивительно, но почти всё было понятно, принципы были практически те же, только источник энергии оставался загадкой. С памятью крови Ри таких знаний не получил, и люди за две тысячи лет не изобрели.

Вэйт мельтешил рядом, с интересом заглядывал через плечо, очень пытался быть полезным, но никак не мог придумать – чем. Инструменты Ри подавать было не надо, он из собственного ногтя мог сделать любой инструмент, от тестера до паяльника, а на соседнем пальце ещё и глаз вырастить с разрешением получше, чем в микроскопе. Назначения этих мелких деталек Вэйт не понимал, как и их внутреннего устройства. Нет, у Риты, его человеческой женщины, тогда, в войну, были дома всякие такие штуки, и он, конечно, поинтересовался, что у них внутри, но ничего не понял. Да и Рите больше была интересна магия, чем тот же пылесос. А потом эльфы и магия победили, и домашней техники, работавшей на чистом электричестве, не осталось совсем. Только на некоторых производствах иногда использовались электрические станки. А дома? Магия надёжней, проще и многофункциональней. Вот видеошар: можно и кино посмотреть, и связаться, с кем надо, и переслать что-нибудь небольшое – да очень много всего можно сделать по видеошару. Ремонтировать? Но они не ломаются! Заклинание кончится лет через десять, купишь новую печать – и вся недолга. И Вэйт никак не мог стать Ри полезным, а ему очень хотелось, хоть в чём-нибудь, хоть чем-то. Желание было непривычным и очень странным для вампира, но смутно знакомым. Хорошо забытым за шесть тысяч лет, прошедших с тех пор, когда он был 365-м Перворождённым и любил свою человечку Риту. Вампиров больше интересует, кто может быть полезен им, чем то, кому и зачем нужны они. Если только проявленное внимание не принесёт пользу опять же им самим. Исключения бывают, но очень редко. А тут… Странно, но даже просто находиться рядом с драконом было приятно, и Вэйт не видел, почему бы не следовать этому своему желанию. Ри всегда ему нравился, такой большой, уверенный в себе. Ри всегда ему помогал – и с Ритой, когда Вэйт испугался своей любви к смертной женщине, и с Лайлльэльфи, когда Скинэльф принёс её с пробитой головой и стал прощаться с Вэйтом навсегда, зная, что не переживёт свою любовь. Госпиталя тогда ещё даже в проекте не было, повреждения мозга не умели лечить даже Перворождённые, Лайлль умирала, и надеяться им всем было не на что. Но Вэйт смириться с предстоящей гибелью Скина не пожелал, в панике вызвал Ри, и Ри помог, Ри поднял Лайлль во Жнеце, хотя ругался страшно и предупредил, что будет очень плохо: мозг повреждён необратимо. И было действительно плохо, совсем плохо, Лайлль лишилась дара речи и скатилась в развитии до уровня совсем маленького ребёнка. Очень милого, незлобивого, но очень уж шаловливого. Вида крови она, вампир, не переносила, начинала дико, безумно хохотать и убегала, от запаха крови её рвало, чтобы покормить, приходилось завязывать ей лицо, оставляя свободным только рот. А до Откровения Святой Афедоры, поведавшей вампирам, что питаться они могут ещё и молоком с яйцами и мёдом, было далеко, несколько десятков лет, и кормление превратилось в ежедневную каторгу. Рита притаскивала порталом очередного человека, взятого на взгляд, Скин и Вэйт, сами борясь с тошнотой, держали Лайлль… Это были ужасные годы.

И всё время пыталась Лайлль сбежать от своих сторожей, и делала это с немалой изобретательностью. Это было для неё очень опасно, магией вампиров она не владела совершенно, первый же восход сжёг бы её дотла, но она этого не понимала, и, пойманная, опять пыталась убежать на ночной лужок с ромашками или в лес, занесённый снегом – всё равно. Видимо, именно из-за повреждения мозга, эльфийская способность открывать порталы осталась при ней, но открывала она их не в знакомые места, а куда придётся, и могла появиться где угодно. И появлялась. На ночной улице человеческого города или в спящем эльфийском доме-дереве, посреди военного лагеря людей или на секретном объекте. Она не делала ничего плохого, ни во что не вмешивалась, просто гуляла и с любопытством смотрела вокруг, но и этого было достаточно, чтобы поползли слухи. Хорошо, Ри навесил на неё маячок, а Вэйт налепил личных печатей на крови, и можно было вытащить её сразу, как обнаруживали побег, но её всё равно уже заметили и запомнили многие, слишком многие. Её сложно было не запомнить. Утратившая ощущения жары и холода, обувь она не терпела, всегда, даже по снегу, бегала босиком, из одежды признавала только широкий тёмно-синий, расшитый серебряными звёздами сарафан. Из карманов вечно торчали цветы, трава или веточки с почками, а на дне их лежали красивые камушки, старательно собранные на берегу ручья, шишки, жёлуди и орехи. Она дарила их всем, кто ей чем-то понравился, с безмолвной улыбкой протягивала на ладони, но немногие соглашались взять – люди в ночи почему-то пугались её даров, пятились, убегали, а то и стреляли, она удивлялась с растерянной улыбкой, но тут же забывала, открывала новый портал и уходила в другое место. К длинным, до колен, чёрным волосам своим она никому не давала прикасаться, всегда сама заплетала косы, вплетая в них всё, что почему-то приглянулось – цветы, ветки с красивыми листьями, зимой – сухие травинки, лоскутки и обрывки ленточек. Вэйт и Рита помогали Скину, как могли, Скин измучился с нею, но продолжал любить – отчаянно, обречённо, ни на что не надеясь. Он выцвел добела, зато не сгорел. Конечно, это не могло продолжаться бесконечно, но пять лет они продержались. А потом Скин и сам был смертельно ранен, шла война, так уж вышло. Рита подняла его по просьбе Вэйта, который не хотел лишиться друга, и исчезновение Лайлль, после которого её уже не нашли, не смогло его уничтожить, только раздосадовало. Пока Лайлль искали, история выплыла наружу, был большой скандал, братья Перворождённые чуть не разобрали Риту и Скина на запчасти, посмотреть – что внутри. Еле отбились, с великим трудом доказав, что они хоть и не живые, но и не мёртвые, и вполне разумны. Вэйт защищал их бешено, сам от себя не ожидал, поругался со всеми, даже морду набил, правда, только одну. Йэльф – из лучших побуждений – попытался спеть над Скином Созидание. Вэйт, при первых же звуках увидев, что происходит с другом, оперативно вышиб Йэльфа из транса, заткнув ему рот первым же попавшимся предметом – собственным кулаком. Безобразная была драка. Драться ни один, ни другой не умели, кусались, царапались и катались по земле – вспомнить стыдно! Разнимали сцепившихся эльфов как раз несостоявшиеся подопытные, в основном Рита, Скину было… плоховато. А чтобы выгородить дракона, Вэйт попытался изобразить, что поднятие – его изобретение, даже формулу выучил, но его быстро раскололи, новые поднятия запретили и объявили Ри в розыск. Вот тогда-то он и сбежал. Запрещение, конечно, ни фига не сработало, обязать их клятвой Перворождённые не сообразили. А когда на твоих глазах погибает дорогое тебе существо, и ты знаешь, что можешь его спасти, но не должен из-за дурацкого запрета дурацких Перворождённых – кто ж тут будет раздумывать? К Скину, Рите и Вэйту обращались тайком, умоляли, в ногах валялись – и упрашивали. Число поднятых во Жнеце медленно, но неуклонно росло, начался кровавый беспредел – вампиры хотели кушать, а законов и Клятвы ле Скайн тогда ещё не было. Именно тогда вампиры стали пугалом, и представление о них, как о жестоких кровопийцах, сумело пройти через века. До сих пор многие, особенно эльфы, их недолюбливают и подозревают в самых невероятных гнусностях. И, если совсем уж честно – не зря. Всякое бывало. Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы не Дора Гривская со своим Великим Откровением.

Скинэльф недолго пробыл вампиром. Спустя всего двести с небольшим лет он завёл себе энка, девушку, очень похожую внешне на Лайлль. А она оказалась верующей во что-то там, и решила «вылечить» своего ненаглядного вампира. Да, на людей серебрёная вода оказывала благотворное действие, ионы серебра – хороший бактерицид. Уж где она её достала – кто знает, но достала, и напоила Скина, подлив в кубок с вином. Всё, что Скин успел – сломать личку Вэйта и прохрипеть просьбу не обижать глупую девочку – она не со зла. И его не стало. Вэйт в любом случае выполнил бы его последнюю просьбу, но это не понадобилось. Видимо, девушка действительно любила Скина. Увидев, что наделала, она сошла с ума, и Госпиталь стал её последним пристанищем. А Рита ещё долгое время после этого возилась с Вэйтом, впавшим в чёрную меланхолию.

Если не считать Риты, Вэйт остался практически один, с прочими Перворождёнными он общался неохотно. Он страшно расстроился и растерялся, когда обнаружил, что и Ри перестал отвечать на его вызовы, даже решил, что дракон тоже погиб. И очень обрадовался вчера, обнаружив, что старый друг жив, и теперь старался быть рядом и вообще… поддержать. А Ри, вот обидно, его усилий просто не замечает. Почему это так обидно – Вэйт сказать бы не смог, но вот обидно же! Вэйт же чувствует! Но сказать об этом никак не получается, что-то останавливает, нерешительность какая-то нападает. Даже с Ритой никогда с ним ничего похожего не происходило, или он об этом забыл, а уж когда вампиром стал – и подавно такого случиться с ним не могло. С кем бы поговорить, у кого есть опыт быть живым, спросить – это нормально? Вот так вот… смущаться? Это так называется? Проконсультироваться. А то совсем непонятное что-то творится в голове. И даже не в голове, где-то ниже. А пока остаётся только заглядывать через плечо и надеяться, что Ри о чём-нибудь его попросит – подержать, подать, и одобрительно угукнет, когда Вэйт…

– Вэйточка, не сопи над ухом, а? Тебе заняться нечем? Спаси тебя Высь, если под руку толкнёшь! Вон там судьбы мира решаются, пойди поучаствуй! – губы Вэйта обиженно дрогнули, он поспешно отвернулся и пошёл куда-то, не разбирая дороги, лишь бы подальше. Дождался, называется! Ри недоумённо пожал плечами ему вслед и опять закопался в развороченное нутро прибора. Странным стал каким-то его давний знакомый в последнее время…

А Вэйт, не глядя под ноги, пролетел коридорчик, вполне закономерно споткнулся об оставшийся порог – и Лайм еле успел остановить стремительное сближение его головы с новой плитой, аж все мышцы взвыли, но реакция не подвела.

– Ты летать учишься? Может, лучше снаружи? – закряхтел он, вставая с пола и поднимая Вэйта. И растерялся: – Ну, чего ты? Больно? Где? – потому что Вэйт разрыдался, уткнувшись в большое тёплое плечо.

– Он… он меня не замечае-е-ет! – отчаянно замотал головой Вэйт. Лайм склонился, пытаясь понять смысл этого мычания сквозь всхлипы. Смешались две волны золотых волос.

– Да кто? Да не замечает – и забей, подумаешь! Оно тебе надо? – удивился Лайм. – Может, так и лучше?

– Не лучше, – хлюпнул носом Вэйт. – Я… Не лучше!

– А. Ну-у… Послушай, ты же знаешь, насколько он рассеянный, ты же сам мне говорил, чего ж ты хочешь?

– И что? – почему-то возмущённо вскинул голову Вэйт.

– Ну, солнышко, ну, зайка моя, ну, это ж понятно! – Лайм, кряхтя, уселся в шезлонг и с облегчением вздохнул: – Он помнит тебя, как мужчину, он привык к тому, что ты мужчина, вот и думает о тебе до сих пор в мужском роде. Он же дракон, а не инкуб, чтобы не обращать внимания на такие мелочи, как пол.

– Так я и есть… Дак… Ах, ты ж, твою мать! Это ж… Тьфу, зараза! Вот я ж тогда сразу понял, как же я забыл! Ох, – потерянно разглядывал Вэйт самого себя: фигурка тонкая, хрупкая, но, несомненно, женская! Когда это произошло?! Как?! Сколько он уже в таком виде разгуливает? По привычке мысля себя мужчиной, он совсем забыл, что при обращении в дракона сменил пол. А живое тело – не тело инкуба, оно будет диктовать своё, не считаясь ни с самосознанием, ни с внешним видом. Скорее наоборот, будет диктовать и внешний вид, и образ мыслей. Это у вампиров при замене «инкуб-суккуб» происходит переключение предпочтений, а у драконов, стало быть – фигушки. – Так это что же… – с ужасом поднял он на Лайма несчастные глаза. – Я… влюбился, что ли? В него? Но… я же… Я же тоже о себе, как о женщине, не думаю! Я ж, блин, даже вампиром никогда и не… Не смей ржать, убью! – взвизгнул он, гневно затопав ногами.

Лайм честно пытался сдержаться, но… Смеяться было больно, не смеяться – невозможно. Из коридора тут же выскочил Дон, готовый немедля убить всех злобных врагов, заставляющих Лайма издавать такие звуки. Вэйт, узрев перекошенную яростью физиономию, панически пискнул и вылетел из хижины наружу.

– Ты плачешь или смеёшься? – подозрительно приглядывался Дон к одновременно хохочущему и охающему другу.

– О-ох… И то, и другое, хи-и… – просипел Лайм, пытаясь отдышаться. – Дон, не спрашивай, не мой секрет! О-ой, хи-и…

– Ты про него, что ли? Нашёл секрет! – облегчённо фыркнул Дон, уже расслабленно прислонясь к стене. – Он ещё девочкой не стал, а мне уже понятно было! Но сам себе он, конечно, ни за что бы не признался. Он же в душе этот, «мущщина», – выпятил Дон нижнюю челюсть, изображая крутую мужественность. – Как ребёнок, чесслово!

– Так это тебе ясно было, а бедняжка только что осознала! Чёрствый ты! Ну, прям фу, противный! – опять захохотал Лайм.

– А то! – самодовольно согласился Дон. – Мне тут Ри кое-что объяснил про драконье тело, то ли ещё будет! Это о том, что я тебе говорил – про нервы, и прочая фигня. Теперь в любой момент щёлк – и как столетний бублик!

– Заплесневелый, что ли?

– Благословенный, да вы хамить изволите? – задрал бровь Донни. – Вот уж кто бы вякал, развалина древняя! Ха!

– Да понял, понял – чёрствый. Главное – не переборщи, а то, знаешь… – покосился на него Лаймон.

– А завидовать – нехорошо, – вкрадчиво поведал ему Дон. И оба, глядя друг на друга, тихо засмеялись.

Дон таки поведал Йэльфу о страданиях дракхии Вэйтэльфи, и тот пошёл искать друга, Ри допаял автоповара и пошёл купаться на озеро, Лайм героически продолжил нелёгкое дело жарения мяса в полулежачем положении, а Дон вернулся к Саймону. Теперь они пытались при помощи инфора высчитать, где же находится родной мир райна Берта.

– Нормально ему тут, говоришь, не жарко, не холодно? Значит, тоже окраинная звезда, уже легче, – кивнул Саймон.

– А при чём тут?..

– Слушай, это жутко долго объяснять, может, потом? Вот прогу склепаю, загружу, тогда и за науку побазарим, лады? Лучше скажи мне, сколько дней прошло?

– Четыре месяца, примерно.

– Не-не, мне твои месяцы вообще ни о чём, мне сутки нужны. Он месяцами думать не умеет, так что считай, – потряс Саймон инфором. – И машинку ту посмотреть бы. Когда её отдадут-то?

– Да вот боимся, как бы твои таланты не понадобились, – озабоченно нахмурился Дон. – Перворождённые на ноту протеста от ле Скайн заявили, что это не их дело, поскольку этому Миру угрозы не несёт, а тот мир их не касается. А Риан упёрся, уж больно его райн Бертольд напугал со своим Христом, – хихикнул он проказливо.

– Это вот то, что ты мне читать давал? Да уж… Уж про меня-то накрутили, а у него совсем трендец. Познакомь, кстати. Не из интересу – замеры снять. Глазу незаметно, а инфор разницу в течении времени снимет и точнее выставится. Так сколько там?

– Сто двадцать девять дней получается. Завтра сто тридцатый.

– Ага. День, ночь? Ага. Так, ни фига не выйдет. Надо инфором плотность поля замерить на выходе вашего хранилища магии, обозначения-то у нас разные, без этого он дальность посчитать не сможет. Но ориентировочно…. Во, смотри, уже чего-то дал. Пять систем, с вероятностью по убывающей. Здесь две планеты, здесь одна, четыре, одна, девять. Вот и выбирай! Вот тебе и упс! Хотя, погоди-ка, сейчас проверю, может, тут у меня и звёздный каталог завалялся. Где-то у меня геологоразведка тут была, если не стёр. Я, когда маршрут отхода планировал – загрузил, там много чего было. О, не стёр, вот она! Нет, эти цифры нам не нужны, зато примерная масса здесь обозначена, а это очень много: с местной совпадать должна. И нам же только кислородные планеты нужны, а их не так и много. Вот тут ещё таблица светимости звёзд этого района, только чтоб я что-то в этом понимал! «G» – это как местное солнце, жёлтое. Вот тут и тут такие же, тут ещё, это, вроде, голубое, а это что значит – вообще не знаю. Ещё-то приметы есть? Сколько лун, туда-сюда…

– А я и не спрашивал… – озадачился Донни.

– Ну, так спроси! Или пошли к нему сходим, я тут же и загружу. Или давай его сюда. Как варианты пойдут, всё равно ему же смотреть и придётся – туда ли попали.

– Вот прямо так? – Дон окинул прищуренным глазом золотого ящера, представил реакцию райна Берта на это зрелище, и стало ему хорошо на душе. – Запросто! Только, знаешь, верни-ка себе для этого дела прежний размерчик. Пусть у благословенного впечатления останутся, как пообщался он с живым богом, и оный бог сам шестипалою дланью своею означенного Бертольда из своего мира выпер! Пусть хоть раз на дееспособного бога посмотрит. А то носится со своим распяченным – смотреть жалко!

– Тьфу!!! – дееспособно выразил бог всё, что думал по поводу своей божественности.

– Да ладно тебе! В литературе это называется «прообраз». Всё нормально, Саймон. Вот если бы ты на своей божественности настаивать стал, вот тут ты бы с нами попа-ал. Но, не будь тебя – другого бы выдумали, ты ж понимаешь. А то у вас своих богов нету? – весело блестел глазами Дон. – Вот не поверю! Надо же на кого-то, э-э-э, уповать.

– А как иначе? Целая семья. Достан Всеобъемлющий да жена его Зажитка, да дочери их Добытка и Прибытка, да зятья их Дрём Великий и Прогар Угарный. У Дрёма с Прибыткой сынок Любо, Колец Кователь, влюблённых покровитель и удачи повелитель, самый доверчивый, но и самый капризный. Так то настоящие боги, а не то что… П-ф-ф! – презрительно фыркнул Саймон.

– Не занудничай! В кого веришь – тот и настоящий. Вон, Ри великую Высь почитает – ты думаешь, он расстояние до земли имеет в виду? Не расспрашивал, но думаю, что нет. Наверняка это какая-нибудь запредельная инфернальная Высь, которой дракон может достичь, если будет делать что-то этакое, и не делать чего-то, совсем противоположного.

– Правильно понимаешь, – согласился только что вошедший в пещеру Ри. – Именно так и есть. А о чём вы вообще?

Дон стал опять пытаться сподвигнуть Ри на более деятельное участие в межмировой авантюре, Ри опять стал отнекиваться тем, что ему драконов возрождать надо, а не по мирам скакать, и не его это проблемы, а вампирьи, и не Дона уже, потому как, Дон уже и сам не вампир. И вообще задрали и задолбали, вместо нормально спланированной акции опять какой-то насквозь случайный бардак получается, кого попало обращаем, потом сами же себе локти кусать будете!

– Легко! – заявил Дон и демонстративно тяпнул сам себя за локоть, резво сформировав ещё один сустав на предплечье. Ри злобно зашипел и заплевался, Дон заржал. Саймон пропускал их диалог мимо ушей, смотрел и думал. Думал о том, что возвращаться ему, в сущности, некуда и не к кому. Да и незачем. У него никогда не было друзей, заказчик, скотина такая, и все знакомые давно умерли, никто его на Варрасе не ждёт. А эти… Забавные ребята! По крайней мере, пока не скучно, а то, что они так криво отнеслись к его бизнесу – да фигня какая! Время всё поставит на место. Сказал же Дон, что они уже подумывают об обращении к его талантам! Правда, такой величины цацка у него в заказе будет в первый раз. Надо подумать. В конечном счёте, он теперь действительно уже не варран, а один из них. Дракон. Ещё бы понять, что это даёт лично ему, Саймону.

Спустя два дня маги Университета были повергнуты в очередной шок. Машина дэ Форнелла исчезла из запертого и магически опечатанного помещения. И нельзя сказать, что похититель не оставил следов. Очень даже оставил. Записку он оставил: «Взял поиграть, надоест – отдам. Жнец.» А вот других следов не было – ни остаточного вектора портала, ни отпечатков подошв на полу, ни следов какой-либо магии – ничего! О том, что существуют такие совершенно не магические вещи, как левитр и плазменный резак, аккуратно вырезавший вместе со слоем камня окно на пятом этаже башни-хранилища артефактов, маги не подозревали, да и откуда бы? А Саймон его, как сначала вырезал, вместе с рамой на вакуумных присосках вынимая, так потом и приварил. Окно? Какое окно? Вот окно, никто не открывал, все стёкла целёхоньки, и печати на задвижках на месте! А то, что след от портала всё-таки есть, только на крыше общежития через два корпуса, и не с той стороны, где у башни это окно треклятое – так это ж бред, райнэ! Из окна, конечно, можно как-нибудь ухитриться, верёвку перекинув, но только на ближайший корпус, а уж никак не на тот, да и окно-то опечатано! А тащить громоздкий агрегат сначала вниз, потом между корпусов, а потом ещё и на крышу, постоянно рискуя быть замеченным? Кому ж такое в голову придёт? И связать между собой во-он то окно и этот портал – кому? Никому и не пришло. И теперь ректора трясло от злости. А ведь ещё докладывать! И под каким соусом Королю-Судье это блюдо подавать? Как божественное вмешательство?