Текст книги "Регина"

Автор книги: Елена Домогалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

Октябрь выдался сухой, тёплый, ветреный, словно природа просила прощения у людей за гнилое, душное лето, принёсшее болезни и неурожай. Воздух был свежий, чистый, будто прозрачный. Небо, с которого утренние ветра, казалось, сдували пыль и хмарь, поражало звенящей густой синевой, не имеющей дна.

Бюсси стрелой летел вдоль кромки леса, пестреющего то летней зеленью, то осенним золотом, не слыша и не видя ничего, кроме удаляющейся серой тени. Словно захваченный азартом всадника, Шарбон стелился над землёй, обгоняя ветер. Комья земли вместе с редкими колосьями и клочками травы летели из-под копыт, охота осталась далеко позади, в лесной чаще. Звук рогов, лай собак и звонкий голос пажа становились всё глуше. Во всём мире не было ничего, кроме этой погони. Вожделенная добыча то приближалась, то отрывалась так далеко, что становилась неясным силуэтом вдалеке.

Только Луи напрасно доверился любимцу Регины. Этот конь и так всегда был с норовом, а тут, видимо, чувствуя, как изменилось отношение Бюсси к его хозяйке, решил устроить маленькую пакость седоку. И вот эта хитрая бестия в тот самый миг, когда волк уже начал припадать на одну лапу, остановился на скаку, да так резко, что Бюсси чудом не перелетел через его голову. Графу понадобилось всё его умение, чтобы удержаться в седле. От неожиданности он не сразу понял, что произошло, а когда попытался найти взглядом волка, понял, что добыча ускользнула, растворившись в густом подлеске.

– Упрямая скотина! – с досады Луи стегнул плеткой жеребца.

Шарбон, не привыкший к подобному непочтительному обращению, взбрыкнул и гневно захрапел.

– Мне следовало ожидать подвоха! Не зря тебя выбирал проклятый Гиз! Если бы ты не принадлежал Регине и не стоил бешеных денег, я бы тебя уморил, клянусь подолом Марии Египетской!

Конь тяжело поводил боками и мелко дрожал – в бешеной скачке он честно выкладывался до предела, но Луи уже понял, что от этого скакуна можно было ожидать чего угодно. Он бы не удивился, если бы Шарбон сейчас заговорил человеческим голосом и высказал много интересного из того, что думал сейчас о графе – а Бюсси был уверен, что этот конь на самом деле ДУМАЛ. Поистине, его сестрица обладала редким даром собирать вокруг себя всякую чертовщину – от герцогини де Монпасье до проклятого мастиффа, который взял себе в привычку заваливаться ночью в их постель, нагло влезая между ним и Региной. Та, естественно, хохотала – ей всё забава! – а Луи вынужден был полночи ворочаться, отвоёвывая у нахальной псины место в собственной кровати.

Отведя душу в громких проклятьях и ругательствах, Луи всё же смирился с неудачей и повернул коня в сторону Сомюра. Но не проехал он и двух лье, как навстречу ему вылетела из-за пригорка прелестная амазонка, в которой он без труда узнал Франсуазу де Шамбе. "Да, всё-таки зря я выехал из дома", – подумал он. Но не поворачивать же теперь в другую сторону – Бюсси никогда в своей жизни не бегал от женщин. Даже если они сами преследовали его. Но на лице Франсуазы отразилось такое неподдельное удивление, что Луи мгновенно поверил – она никак не ожидала встретить здесь своего бывшего любовника. Увы, он не обладал прирождённой проницательностью Регины.

Бюсси снял шляпу и почтительно склонил голову. Франсуаза подъехала ближе и протянула ему руку для поцелуя, словно намекая на то, что готова забыть прошлые обиды.

– Приветствую вас, очаровательная амазонка, – уж что-что, а придворная галантность не изменяла ему никогда, – не сочтите за навязчивость, но каким чудом вы – здесь?

– Я искренне рада встрече с вами, граф, хотя, признаться, она и стала для меня полной неожиданностью. Видите ли, замок моего мужа, Монсоро, совсем недалеко отсюда. После блеска и шума королевского двора невольно начинаешь скучать в провинции, даже в Анжу, вот я и решила немного развеяться, посмотреть окрестности. Познакомиться с соседями.

– ???

– Не успели мы с Шарлем приехать из Парижа, как на нас обрушилась целая лавина рассказов о новых обитателях Сомюра, о том, какой фурор произвела красота невесты губернатора, как мужественно вела она себя во время эпидемии и какую перестройку затеяла в замке. Говорят, в восточном крыле делается что-то грандиозное. Насколько я помню, должность губернатора Анжу король отдал вам. Жаль только, что я не знакома с вашей невестой. Если не секрет, кто она? Я питаю надежду подружиться с ней. Знаете, я здесь что-то совсем заскучала.

Луи на мгновение прикрыл глаза, с ужасом понимая, что если Франсуаза хотя бы издали увидит его "невесту" – его родную сестру, да ещё и на сносях! – катастрофы будет не избежать. Франсуаза никогда не простит его любимой ни того, что Луи бросил её из-за сестры, ни саму Регину из-за скандальной истории с хорьком. И всё бы ничего – Бюсси и не из таких передряг выпутывался. Но Регина…

Погасшая было любовь вспыхнула, словно сухая трава, от одной искры беспокойства за её безопасность. И за ребёнка. Луи должен был любой ценой оградить свою возлюбленную от опасной соперницы. У него был только один выход – отвлечь Франсуазу от мысли о приезде в Сомюр. Не дать даже малейшего повода к разговору о Регине. У него было сейчас только одно оружие – его знаменитое мужское обаяние, против которого графиня однажды уже не смогла устоять. И Бюсси ринулся в бой. Наверное, никогда ещё в его жизни не было более опасной дуэли, чем этот тайный поединок с женщиной.

– Вы можете мне не поверить, графиня, воля ваша, но я безумно рад встретить вас здесь. Долина Луары, без сомнения, жемчужина Франции, но до сего дня у неё был один весьма существенный недостаток, – эту неприкрытую лесть сопровождал завораживающий взгляд томных чёрных глаз.

– Какой же? – лукаво улыбнулась Франсуаза, пропуская первый удар.

– Отсутствие таких красавиц, как вы.

Женщина недоверчиво подняла брови, ожидая пояснения.

– Я признаю себя полным идиотом. Только в разлуке с вами я понял, как бездумно разбрасывался истинными драгоценностями. Только вдали от вас я по достоинству оценил вашу красоту и благородство вашей души.

– О! Знали бы вы, граф, как смущена я вашими словами. И как рада услышать от вас признание прошлых ошибок.

Разговор вновь опасно приблизился к воспоминаниям о Лувре и – разумеется – Регине, и Луи с ловкостью виртуоза опять сменил опасную тему:

– В моей жизни, графиня, было множество ошибок и разочарований. И если бы не ваш светлый образ, ваша красота, которая навеки осталась в моём сердце, можно было бы с уверенностью признать, что жизнь моя прожита зря. И смею ли я надеяться, что вы и дальше будете той путеводной звездной, тем чистейшим родником, который наполнит моё существование счастием и радостью?

Он нёс эту возвышенную ахинею, невольно потешаясь в душе над недалёкой Франсуазой: с Региной подобный номер не прошёл бы никогда. Она бы ни секунды не стала слушать этот шаблонный бред из рыцарских романов. Ах, как едко и бескомпромиссно высмеяла бы она любого, кто наговорил бы ей такую чушь! Но Франсуаза не обладала умом и острым язычком Клермонов и потому слушала непритязательные дифирамбы Бюсси, затаив дыхание, и в её зеленоватых глазах уже поблёскивали слёзы восторга. Она была настолько уверена в своей неотразимой красоте, что её нимало не насторожило это неожиданное признание Бюсси и его внезапное желание вернуться к ней.

Итак, она одарила Бюсси томным взглядом, манящей улыбкой и робким прикосновением пальцев к его руке.

– Право, не знаю, граф. Нужно ли говорить о том, что вы жестоко ранили меня в самое сердце, нанеся совершенно несправедливую обиду? Но я глубине души я всегда знала, что мои недоброжелатели в чём-то оклеветали меня и наша любовь оказалась принесена в жертву интригам известных нам обоим людей. И Бог услышал мои молитвы. Я прощаю вас, мой возлюбленный благородный Бюсси! Я искренне прощаю вас и говорю вам, что ни на одну минуту не забывала о вас, что моя любовь к вам всё так же горяча и сильна.

Луи пылко сжал в руке её изящные пальцы:

– О, владычица сердца моего! Вы вернули меня к жизни. И всё же я смею требовать доказательства того, что получил ваше прощение!

Тут, конечно, Франсуаза в слезах пала ему на грудь, и бесстрашный Бюсси заключил её в свои объятья, и слились они в долгом поцелуе.

После бурного примирения Франсуаза и Луи разъехались каждый в свою сторону, условившись, что в среду, когда Шарль де Шамбе уедет в Блуа, чтобы подготовить всё к большой охоте королевского двора, Луи навестит графиню в Монсоро.

Бюсси возвращался в Сомюр, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он презирал себя за то, что так нечестно и бесстыдно играл честью и сердцем влюблённой женщины. А с другой стороны, он был рад, что смог отвести удар от Регины. И возрождённая любовь к ней вновь согревала его сердце. Потому что, при всех своих недостатках, Регина была единственной женщиной, которую он мог любить так безоглядно и страстно, ибо равных ей он не встречал. И она стоила гораздо большего, чем придворная карьера, благополучие, слава и все богатства мира. Бюсси сам удивлялся, как мог он хоть на мгновение забыть об этом. Нежелательная встреча с покинутой любовницей в итоге оказалась небывалой удачей. Ведь не появись на горизонте Франсуаза де Шамбе, так безнадёжно уступавшая во всём своей счастливой сопернице, его любовь к Регине угасла бы, как заброшенный очаг.

Луи даже в голову не приходило, что не только он вёл свою игру. Да, Франсуаза попала в его сети, но не так серьёзно, как он сам. Ловкий охотник в действительности был добычей. Глупой, доверчивой добычей, легко попавшей в расставленные силки. Сам того не зная, принял навязанную ему игру. Как выяснилось, он мешал всем: Шарлю де Шамбе, не простившему своего публичного унижения – Париж слишком громко смеялся над остротой своего любимца Бюсси "Я подстрелил лань главного ловчего"; королю, которого он раздражал своей независимостью и тем, что откровенно не признавал над собой чьей бы то ни было власти; герцогу, которому изрядно надоел вассал, считавший себя выше сюзерена. Франсуа Анжуйский мечтал в скором будущем разделить королевскую власть с той, которая просто рождена была для короны, а Бюсси стоял у него на пути, надёжнее каменной стены ограждая свою сестру от любых посягательств. Кроме того – и это было немаловажным обстоятельством, повлиявшим на решение короля и на то, что герцог так безропотно отдал на растерзание своего вассала, – Бюсси был тем человеком, за которого Гизы не предъявили бы никаких претензий своим царствующим родственникам. Единственная, кто столько лет спасала его от расправы, Маргарита Валуа оказалась в числе тех, кто хотел его погубить. Это был реальный шанс избавиться раз и навсегда от надменного Бюсси, поставившего себя выше королевской власти.

Судьба Бюсси и его возлюбленной сестры была решена.

Луи возвратился в Сомюр уже на закате и сразу же прошёл в кабинет Регины. Бледная, усталая, хмурая, она кропотливо разбирала отчёт управляющего, громко стуча костяшками счетов.

– Занятие более подходящее еврею-ростовщику, чем утончённой красавице, – мягко улыбнулся в дверях Бюсси.

Регина вздрогнула от неожиданности и вскинула на него задумчивые глаза. И прежняя пленительная улыбка тихо зацвела на её лице: Луи принёс с собой свет и радость, потому что в его глазах в этот миг не было ничего, кроме любви. Словно и не было этих бесконечных недель размолвок и непонимания, словно стена, стоявшая между ними, оказалась лишь пеленой тумана, рассеявшейся под солнечными лучами.

Бюсси подошёл к ней, обнял и зарылся лицом в пушистые, пахнущие вербеной волосы. Она закрыла глаза и притихла, слушая его дыхание.

– Я люблю тебя, – вздохнул Луи и почувствовал в ответ прикосновение тёплых губ к своей руке.

Они проговорили до полуночи, смеясь и ласково подшучивая друг на другом, толкались в кровати, воевали с добродушно урчащим Лоренцо, кидались подушками и хохотали. Рассказывали друг другу, как уедут в Польшу, как будут там счастливо и дружно жить, как назовут ребёнка. А потом тихо уснули, прижавшись друг к другу и крепко держась за руки даже во сне.

На рассвете, когда Регина ещё крепко спала, закутавшись в одеяло, с трудом вытащенное из-под храпевшего Лоренцо, Бюсси уехал, оставив ей короткую записку, чтобы не волновалась, дескать, дела в провинции требуют срочного вмешательства губернатора.

Он взял с собой только своего любимого пажа Симона. Мальчишка не выспался, видимо, опять всю ночь дежурил под окнами скромницы Софи. Луи беззлобно подшучивал над ним, откровенно забавляясь его смущением. Однако на душе у графа скребли кошки. Всё складывалось как-то скверно, словно пророча беду. Шарбон наотрез отказался ему повиноваться, храпел и бился в конюшне, не подпуская к себе никого и, в конце концов, выбил копытами перегородку, разогнал конюхов и умчался в неизвестном направлении. Луи в сердцах обругал всех без разбора и велел оседлать смирную рыжую кобылку. О том, куда он намеревался отправиться, так никто и не понял. Этого не знал даже постоянно зевающий спросонок Симон. Но какая-то чертовщина продолжала преследовать его. Не успел он сесть в седло, как через весь двор чинно прошествовала угольно-чёрная кошка, потом навстречу попались сразу две работницы с пустыми корзинами, в довершении всего первым, кто попался им навстречу за воротами замка был старый замковый капеллан. На мостике через глубокую канаву споткнулась лошадь, потом со стороны поля прямо под копыта выскочил какой-то шальной заяц и почти всю дорогу над головой кружилась стая пронзительно и мерзко каркающих ворон.

Симон то и дело бросал тревожные взгляды на графа и пару раз уже совсем было собрался с духом, чтобы предложить вернуться, но на бледном лице Бюсси уже застыла та упрямая решимость, с которой ещё никто не пытался спорить. И Симона стало одолевать нехорошее предчувствие, он никак не мог отделаться от мысли, что сегодня утром видел свою маленькую Софи в последний раз…

– Куда мы едем, ваше сиятельство? – юношеский ломающийся голос заметно дрожал.

Луи недовольно обернулся, хмуро буркнул:

– Недалеко. В замок Монсоро.

– Зачем?

Бюсси резко осадил коня и рявкнул на пажа:

– Чего ты трясёшься? Мы же не на войну едем! С каких пор ты стал так бояться моих свиданий с женщинами? Мы едем к Франсуазе де Шамбе, надеюсь, ты её помнишь?

Симон совсем уж бестолково закивал головой и опять спросил:

– А как же… А что скажет госпожа графиня?

Ответом ему был испепеляющий взгляд, которому позавидовал бы матёрый василиск. После такого взгляда задавать какие бы то ни было вопросы уже не хотелось.

Раздражение на пажа скоро прошло, но глухая тоска поднималась откуда-то изнутри и звенела, и ныла, и, казалось, от неё было только одно спасение – война. Или дуэль со злейшим врагом. А потом хорошая попойка с друзьями и легкомысленными красотками в каком-нибудь парижском кабаке. И целая ночь – с Региной. С той Региной, счастливой, грешной и обольстительной, которая однажды вышла из утреннего тумана на виноградниках Бордо.

Луи тряхнул головой, отгоняя наваждение. Всё, о чём он сейчас грезил, ещё будет. Потом, не сейчас, но будет. И Париж, и друзья, и счастливая Регина в его объятьях. Но чтобы всё это сбылось, сейчас ему нужно было встретиться с Франсуазой.

На балконе, как и было обещано, развевался розовый шёлковый шарф – знак, что графа ждут.

Его действительно ждали. Но не Франсуаза.

Едва Луи со своим юным пажом вошли в просторный светлый холл замка главного ловчего, как рослый плечистый дворецкий с грохотом запер за ними двери. Симон испуганно оглянулся, но Бюсси уже всё понял. И для него не стал неожиданностью топот десятков ног на всех лестницах и звон вынимаемых из ножен кинжалов и шпаг.

Это была ловушка. Нападавших было десятка два, но одно всё же не могло не вызвать язвительный смех Бюсси – самого Шарля де Шамбе, обманутого мужа, среди них не было. Как не было ни одного из миньонов короля.

– Ну что, мой мальчик, – кивнул он побледневшему Симону, – продадим наши жизни подороже? Надеюсь, ты успел поцеловать на прощание свою маленькую Софи?

Они бились на пределе возможного. Хрупкий Симон, как оказалось, многому научился у своего графа, не говоря уже о самом Бюсси, на которого не одно устраивали покушение. Но в этот раз убийство было продумано до мелочей. Никто не знал, где сейчас были Луи со своим пажом, значит, помощи неоткуда было прийти. К тому же Луи ехал не на битву, а на свидание и, разумеется, не был вооружен до зубов. Шпага и два кинжала плюс ещё одна шпага Симона – всё, что могли они противопоставить.

Симон погиб первым. Упал с кинжалом в сердце, не успев даже вскрикнуть. Луи сражался до конца. Когда сломалась шпага, он понял – это конец. Но бился жалким обломком так, как не каждый может биться стальным клинком. Потом в ход пошли стулья, скамейки, вазы – всё, что попадало ему под руку. Он знал, что охота была открыта не только на него – следующей жертвой должна была стать Регина, которую в случае его смерти некому было защитить. От одной мысли, что ждёт тогда его возлюбленную, кровь леденела в венах. Страх за неё, почти осязаемое желание ещё хоть раз увидеть немыслимую красоту этого лица, ещё раз коснуться губами растрёпанных волос, и клокочущая ненависть к тем, кто решил разбить их жизнь придавали ему сил. Но даже этого оказалось мало.

Успеть предупредить Регину, увезти из Сомюра в безопасное место, хоть что-то придумать, чтобы отвести от неё и от ребёнка неминуемую гибель. Ничего больше не просил он у небес в тот миг, когда сразу три клинка пригвоздили его к двери. Он почти пробился к выходу, почти освободил себе путь, но, видимо, чудеса в его жизни уже все закончились. Имя Регины последним вздохом сорвалось с его холодеющих губ, обломок канделябра выскользнул из его ладони и с глухим стуком покатился по паркету.

Враги, испуганные его яростным сопротивлением, почти сломленные его мастерством и отвагой, теперь рубили и кромсали его тело. Алая кровь брызгами летела на их искажённые лица, тонким ручьём просачивалась в двери, словно сам Бюсси всё ещё не желал сдаваться, упрямо решив хотя бы так – каплей крови – выбраться на свободу.

Обезображенные, окровавленные тела графа де Бюсси и его юного пажа бросили в Луару в нескольких лье ниже по течению. Белые, невесомые лепестки яблоневого цвета, невесть откуда взявшиеся посреди осени, закружились над рекой, качаясь, поплыли в розовых от крови волнах, напугав убийц своей сияющей белизной…

ГЛАВА XVII. Оплаченные счета

«Всё имеет свою цену: за счастье – горе, за любовь – роды, за рождение – смерть».

М. Шишкин «Венерин волос»

В одном из последних писем к Екатерине-Марии Регина не выдержала и сообщила ей, что ждёт ребёнка от Филиппа и потому не может больше участвовать ни в каких интригах и вообще вряд ли когда-нибудь ещё вернётся в Париж. Любовь Луи и ребёнок Филиппа были для неё отныне важнее всего.

От такой новости герцогиня едва не хлопнулась в обморок. Странные изменения, творившиеся с её лицом, не укрылись от глаз случившегося рядом кардинала Лотарингского.

– Что с тобой? Опять письмо от твоей задушевной подруги?

– Да, – вздохнула Екатерина-Мария, – от неё. Так меня "радовать" может только она.

– Я так понимаю, возвращаться в Париж и исправлять свои ошибки она не собирается?

– И захотела бы, да поздно ей теперь что-либо исправлять. Граф де Лорж напоследок преподнёс ей подарочек. С Луи она уехала вдвоём. Беременная то есть. От Филиппа, если верить её словам.

– Насколько мне известно, – усмехнулся кардинал, – кандидатур там было предостаточно, в том числе и наш дорогой брат.

– Ну, раз Регина говорит, что ребёнок от Филиппа, значит, так оно и есть. Дьявол бы её побрал!

– Сестра, ну ты бы хоть в присутствии духовного лица не богохульствовала.

Екатерина-Мария вперила в него мрачные чёрные глаза и выругалась, перебрав имена чуть не всех святых в календаре. Кардинал расхохотался от всей души.

– И что смешного в том, что я зла? Все планы коту под хвост!

– Дорогая Катрин, они приняли это направление с того самого дня, когда ты втянула в наши дела графиню де Ренель. Всей Франции известно давным-давно, что Клермоны – семейство отчаянное, дерзкое и сильное, но чрезвычайно легкомысленное и увлекающееся. Пока они видят цель, они готовы – и ведь могут! – горы свернуть. Но стоит замаячить на горизонте более привлекательной наживке, как они сломя голову мчатся туда. Вспомни, сколько глупостей в своей жизни наделал Бюсси из-за юбки! Не свяжись он по глупости с Марго, был бы сейчас первым человеком в государстве и король слушал бы его, а не свою матушку. А если бы Регина была не из той же породы, что и он, то не пряталась бы сейчас в Сомюре, а была бы, по меньшей мере, герцогиней Анжуйской. Или королевой Наваррской. А то и могущественной фавориткой Генриха III. Так ведь нет же – побежала, как блудливая кошка, за своим братом, не думая, чьи головы вместе со своей подставляет. Она хоть раз подумала, что было бы, не перехвати мои люди Этьена Виара?

– Что ты всё заладил "если бы, что было бы"! Никакого "бы" нет, есть только настоящее время и этой категорией надо оперировать. Ну что с того, что Регина всё сорвала? Нам не впервой танцевать на лезвии ножа. Не так уж давно мы все разминулись сначала с ножами мятежников, потом с королевским судом. Кто тогда был виноват? Этой старухе Медичи и её щенкам сам чёрт ворожит.

– Нет, всё-таки прав был наш брат Генрих. Он сразу сказал, что из этой затеи с фанатичным священником и взбалмошной графиней ничего не выйдет. У нас только один шанс – Лига!

– Ага, вот только Валуа и там обошёл вас. Обоих. И где сейчас ваша Лига? Так мы скоро и с гугенотами вечный мир заключим, да ещё и попрём против Испании. Генрих подомнёт под себя всё дворянство и будем мы его верными слугами. Никто в его присутствии тогда головы поднять не посмеет.

– И всё же ваша затея с отравленным письмом была чистой воды авантюрой. Сам не понимаю, как ты умудрилась и меня в неё втянуть. Безумцы.

– Чем выше ставки, тем выше риск, ты прекрасно это знаешь. И хватит уже об этом. Всё кончилось. Не так, как мы хотели, но ведь и не так плохо, как могло случиться при таком неудачном раскладе.

Через несколько дней Екатерина-Мария не утерпела и написала письмо Филиппу, в котором с головой выдала свою подругу. "Езжай в Сомюр и забирай её оттуда. Если она ни о чём не думает, то ты должен позаботиться о своём ребёнке, пока Регина окончательно всех не погубила. Вытащи её из Анжу хоть за волосы, даже если надо будет перешагнуть через труп Бюсси. Когда родится дитя, Регина опомнится и сама тебе благодарна будет. Послушай меня, послушай своё сердце и поезжай за ней!" – писала герцогиня, снедаемая дурным предчувствием. Ну не верила она, что вся эта история с бурным романом между братом и сестрой не закончится катастрофой. Слишком яркими и буйными были эти Клермоны, слишком многим встали поперёк горла в последнее время. До Гизов докатились слухи, что у короля появились подозрения по поводу того, а не готовится ли в Анжу заговор? Уж больно зачастил туда губернатор и странно затихли две главные смутьянки графиня де Ренель и герцогиня Монпасье. А подозрения короля, как было хорошо известно герцогине, обычно ничем хорошим не заканчивались. Бюсси слишком легкомысленно обошёлся с Маргаритой, а кому как не Екатерине-Марии было знать, на что способна оскорблённая женщина. Но ей было мало дела до безопасности Луи, другое дело, что Регина, будучи рядом с ним, могла тоже пострадать. И вообще эта история всё отчётливее начинала пахнуть тюремной гнилью и костром инквизиции, а Гизам эти запахи не нравились. Она уже поняла, что ни кардинал, ни Генрих Гиз пальцем о палец не ударят для спасения другого человека, а если запахнет жареным, то первые же и отдадут Регину на растерзание короля, лишь бы самим откупиться. При других обстоятельствах она бы и сама так поступила, но графиня де Ренель умудрилась даже разделить Гизов на два лагеря, где Екатерина-Мария и Шарль оказались на её стороне и теперь ломали голову над тем, как же ей помочь. О беременности Регины она, правда, не сказала Шарлю. Не нужно ему было этого знать до поры до времени, не то вообразит ещё себя возможным отцом и наломает сгоряча дров.

А вот Филипп, по твёрдому убеждению Екатерины-Марии, имел право всё знать.

Но письмо герцогини не застало Филиппа – он в этот день как раз уехал в Кале, встретить корабль. А по дороге к замку его встретил перепуганный, запыхавшийся слуга. Он передал графу несколько писем, которые успел схватить с его стола, и предупредил, что в замке графа ждут люди короля. Филипп подозревался в сговоре с графом де Бюсси против короля Франции и должен был быть доставлен в Париж под арестом.

– Обыск уже был? – стремительно бледнея, спросил он слугу, понимая, что если в руках короля окажется его переписка с герцогом Майенном, мало не покажется никому, а самое главное, под удар сразу попадала Регина.

– Да, но ваш оруженосец успел спрятать ларец с письмами на мельнице.

– Где? А что он там-то делал?

– Так у мельника же дочка красавица, вот господин Арель туда дорожку и протоптал. Он первый солдат заметил, сразу сообразил, что дела плохи, бумаги все, которые нашёл, сгрёб и на мельницу. А эти письма недавно пришли, уже без вас, он велел их вам передать, вдруг что важное.

– Наверняка должно быть. Иначе с чего бы королю посылать за мной солдат. Что ж, Николя, возвращайся назад. Ты меня не встречал и где я могу быть, не знаешь.

Филипп щедро отсыпал верному слуге горсть золотых монет, понимая, что другого случая отблагодарить его может и не появиться. Торопливо перебрал пачку писем, остановился, увидев на одном из них решительный почерк герцогини де Монпасье и предчувствие того, что это письмо связано с появлением солдат, холодком прокатилось по сердцу. Филипп сорвал печать, начал тревожно вчитываться в строчки, меняясь в лице. Сопровождающие его заметили, как он побледнел, покачнулся в седле, закрыв глаза, и обескровленные губы его зашевелились, словно в тишайшей молитве. Один из оруженосцев поспешил на помощь, но Филипп мягко отстранил его:

– Всё в порядке, со мной ничего не случилось, – но в глазах его билась, перехлёстывая через края, непонятная смесь боли и радости, искрящегося счастья и горького страдания.

– Что с вами, ваше сиятельство? – всё же спросил оруженосец.

Филипп качнул головой, снова вернулся к письму и, дочитав его, развернул коня:

– Я еду в Анжу. Вы возвращайтесь в замок, скажете, что сопровождали меня и графиню де Ренель в порт, откуда мы на её каравелле "Stella Mare" отплыли в морское путешествие, а вам я приказал вернуться. Анри, Жан, Франсуа, вас я освобождаю от службы. Можете возвращаться домой или ехать в Париж, я не хочу, чтобы вы отвечали за мои поступки перед кем бы то ни было. Прощайте. И – молитесь за меня.

Он пришпорил коня, не дожидаясь ответа, и вихрем помчался по пыльной, запорошенной опадающей листвой дороге. Двое из оруженосцев, Анри де Роан и Франсуа Ботрю, переглянувшись, последовали за ним, остальные же, выполняя приказ, продолжили свой путь к замку.

Загоняя коней, мчался Филипп в Сомюр вместе с верными оруженосцами. Он сказал им, что должен спасти графиню де Ренель, даже если ради этого придётся рискнуть собственной жизнью и нарушить верность королю, но даже это не остановило юношей, однажды присягнувших на верность графу. Они готовы были выступить вместе с ним с оружием в руках даже против короля и святой инквизиции. А Филипп действительно готов был ввязаться в любую войну, в любой заговор, чтобы спасти любимую. И ребёнка, которого она ждала. Его ребёнка.

Он мог уступить Регину своему другу, которого она любила, которого она выбрала сама, но уступить мать своего дитя он не мог. И потому он летел в Анжу, решительно настроившись забрать принадлежащее ему, пусть даже ради этого придётся схлестнуться с Луи насмерть.

А в замке Сомюр Регина проснулась от леденящего ужаса. Она сама не могла понять, что так напугало её во сне, но на её истошные крики сбежалась прислуга.

– Где Луи? – она лихорадочно вцепилась в руку перепуганной Софи.

Та беспомощно пожала плечами и протянула хозяйке записку графа. Регина безрезультатно пыталась прочесть её, но знакомые с детства буква никак не желали складываться в слова, а если слова и получались, то она всё равно не могла понять их смысла. В это время в раскрытое окно долетел яростный стук в парадные двери.

– Что происходит, чёрт возьми?! – накинулась Регина на бестолково переглядывающихся служанок.

В спальню вбежала запыхавшаяся горничная:

– Приехал граф де Лорж и требуют немедленно принять его.

– Филипп?!

Один звук этого имени мгновенно развеял все ночные страхи и ненадолго заставил замолчать колокольный набат тревоги, звенящий в сердце Регины.

Кое-как завернувшись в халат, растолкав суетящихся вокруг служанок, Регина, придерживая обеими руками тяжёлый живот, неуклюже стала спускаться по лестнице. Навстречу ей, шагая через три ступени, спешил Филипп де Лорж. "Сейчас он увидит, какой безобразной я стала, и, наверное, даже не узнает меня. Или тут же уедет, забыв, зачем так спешил", – мелькнула в голове Регины горькая мысль.

Но Филипп словно и не заметил её подурневшего, поблекшего лица. Он видел только её глаза, огромные, прозрачные, испуганно-обрадованные. Видел протянутую к нему тонкую руку. Слышал знакомое дыхание и тихий, срывающийся голос, зовущий его по имени. Ещё один шаг – и его певчая птица, его горькое счастье снова оказалось в надёжном кольце его рук. Она была всё так же прекрасна и желанна. И совсем не важно было, что, быть может, минуту назад её держал в своих объятьях другой – ребёнок, которого она носила под сердцем, был его, Филиппа графа де Лоржа, сыном. Его плотью и кровью. И это искупало все её ошибки и измены, всю ложь, которую ему пришлось когда-то проглотить. Это искупало убийство Анны и кровосмесительный грех с собственным братом, ради которого Регина бросила его. Сейчас она была матерью его ребёнка.

С мучительным стоном Филипп прижался губами к пушистому облаку её волос. Регина громко всхлипывала у него на груди и сбивчиво что-то пыталась ему объяснить. Филипп взял в ладони её лицо:

– Успокойся, моя любимая, не плачь. Всё хорошо. Видишь, я приехал. Теперь всё будет хорошо, – он готов был убить Луи, потому что счастливой назвать Регину было трудно.

По крайней мере, она не выглядела таковой. В Бордо у неё не было таких грустных, растерянных глаз.

– Где Луи?!

Регина качнула головой:

– Н-не… – короткий всхлип, – не знаю. Уехал по каким-то делам. Недавно, часа три назад.