Текст книги "За гранью снов (СИ)"

Автор книги: Екатерина Владимирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– Поговорим в моем кабинете, – хриплым, но немного отстраненным голосом сказал хозяин, мягко высвобождаясь из ее объятий. – Пойдем, – и, не сказав больше ни слова, двинулся в сторону кабинета.

Леди Бодлер, уязвленная и раненая в самую глубину души, которой у нее не было, замерла. Что-то было не так, она напряглась. Сердце забилось в груди с удвоенной силой, а перед глазами встала темная пелена. Девушка сделала пару шагов следом за хозяином замка. Вмиг застыла, будто вкопанная. Оглянулась.

Глаза сузились и потемнели, а губы сжались в тонкую ниточку.

На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стояла она. Эта девка. Эта шлюха. Новая рабыня Штефана. Казалось, она не обращала внимания ни гостью своего хозяина, ни на него самого, но София была уверена, что эта невнимательность наигранная. Она всё видит и слышит, она прекрасно понимает, что происходит. И, похоже, она не прислушалась к ее совету не приближаться к Князю. Не послушалась!

София сжала руки в кулаки, хотела, ослепленная яростью и ревностью, метнуться в сторону Кароллы, вытиравшей с перил пыль, но остановилась. Разговаривать с этой девкой бессмысленно. Что она может ей сделать? Максимум ударить, выливая на служанку свой гнев, а потом придется объяснять Штефану, как произошел подобный инцидент. Но результатов это не принесет. А Софии нужны были результаты!

Она должна уничтожить эту девку. Уничтожить руками самого Штефана! И она сделает это.

Холодная улыбка тронула губы, а глаза загорелись. Мысли, перебивая одна другую, неслись в голове.

Резко обернувшись, она последовала за Князем в его кабинет, не заметив, как Кара, едва она скрылась за стеной, подняла взгляд, провожая ее тревожными глазами.

София резко хлопнула дверью, когда входила в его кабинет. Не хотела, да и не следовало. Но не могла сдержаться. Слишком рассержена, слишком разгневана, слишком удручена сложившейся ситуацией, чтобы держать под контролем чувства. Хотя стоило бы, потому что отлично знала, что Штефан подобного не терпит. Всякого рода ревность вызывала в нем ярость. Она не желала напоказ выставлять свою ревность, это делало ее уязвимой, и к тому же... нужно было найти иной выход, как удержать Штефана около себя.

– Так как, – проговорила София глухо, двинувшись к мужчине, стоявшему у окна, – я смогу помочь тебе справиться с твоими проблемами? – коснулась пальцами волос на его затылке, мягко провела рукой. Так, как ему нравилось. Желая почувствовать дрожь его тела. Но вместо этого услышала холодное:

– Вряд ли ты сможешь мне помочь.

Она сначала опешила, застыла, удивленная. А потом, потянувшись к нему, прижалась губами к его шее, скользнула языком вниз, прикусила кожу зубами, тут же зализав укус языком.

– А так? – зашептала она ему на ухо, прикусывая мочку и обнимая мужчину со спины, поглаживая его грудь, спрятанную под черной шелковой рубашкой и желая потрогать его кожу тонкими пальчиками.

– Никак, – ответил Князь, выворачиваясь из ее рук и отходя к столу. – Извини, у меня нет настроения.

Холодно, очень холодно и жестоко. Обида, смешанная с гневом, поднялась в Софии горячей волной, застилая глаза.

Отвергнутая женщина, – что может быть опаснее?

Отвергнутая женщина, строившая планы и не привыкшая проигрывать, – что может быть страшнее?

Взяв себя в руки, она едко усмехнулась и сделала медленный шаг в его сторону.

– Значит, вот как? – вскинула подбородок. – А можно узнать имя твоего настроения?

– София, – устало выговорил Штефан, не глядя на нее, – не начинай.

Его предупреждение, сказанное тихо, но твердо, она проигнорировала.

– Дай-ка, угадаю, – она сделала к нему еще один шаг, продолжая цинично кривиться. – Наверное, Кара?

– София, – с тихой яростью предупредил ее Штефан вновь.

– А что такое, Штефан? – с вызовом бросила она ему. – Не хочешь слышать правду? А кто же тебе ее еще расскажет? Все боятся.

– А ты не боишься? – пронзил он ее холодом серо-голубых глаз.

– А ты что-то сделаешь мне? – вызывающе спросила она.

Он промолчал, в ответ лишь смерив ее взглядом, в котором плескалась растопленная ярость.

– А что же, Штефан, рабыне позволено бывать в твоей постели, а мне нет? – продолжила София. – Рабыне дозволено ублажать хозяина, а аристократке нужно ждать своей очереди?

– София, – ледяным тоном оборвал ее Штефан, – мне кажется, ты забываешься.

– Я? – вскинула девушка светлые бровки. Голос ее дрожал от едва сдерживаемого гнева. – А этой девке позволено больше, чем мне! Она, наверное, уже вольную от тебя получила? – она не обратила внимания на то, как сжались его кулаки. – И в чем ее секрет, а, Штефан? Член сосет лучше, или что?!

Кэйвано молчал, плотно сжав губы. Но его поза, лицо мрачнее тучи, сверкающие глаза и плотно сжатые губы, явно говорили о том, что он едва себя сдерживает. И София поняла, что зерно из ее слов падает на благодатную почву. Он воспримет всё именно так, как должен принять. Как она ожидает.

– Взяла тебя в обороты, Штефан? – усмехнулась София, горько усмехнувшись. – Что, правда?

Тот пронзил ее ледяным взглядом. Спокойный, равнодушный, безупречно безразличный. Казалось...

– Никто мне не указ, София, – отрезал Штефан. – И ты прекрасно это знаешь.

– Я уже начинаю сомневаться в этом. Ты променял меня на какую-то шлюшку, это уже о многом говорит!

– Что бесит тебя больше, София, в твоих предположениях? – сощурился Князь. – То, что это рабыня, или то, что она заняла твое место?

Его слова ее задели, больно ранили, даже оставили след, но она не поперхнулась ими, выдержав удар.

– Мое место? – она рассмеялась, злостно, цинично, и ее звонкий голос раскатистым эхом отозвался в потолке. – Но, Штефан, мое место свободно. Когда ты наиграешься и поймешь это, еще попросишь у меня прощения, – она уверенно подошла к нему и заглянула ему в глаза. – Только, пожалуйста, не заиграйся.

Он молчал, стиснув зубы так, что на скулах заходили желваки.

– Помни о том, кто ты, и что ты делаешь, – сказала София и сделала шаг назад. Продолжила играть с ним на его же нервах. Знала, куда бить и как больнее всего это делать. – Подумать только, рабыня? – смех превратился в оглушительный хохот. – Что, обычная рабыня укротила и твой гнев тоже? – прямой взгляд глаза в глаза, но истинная аристократка не дрогнула и не согнулась под напором ярости, что блеснула в серо-голубых глазах Князя. – Никогда бы не подумала о тебе такого, – проронила она. Подошла к Штефану вновь и прошептала: – Грозный тигр стал котенком в умелых руках рабыни? – коснулась губами его уха, но на лице Кэйвано не дрогнул ни один мускул. – Шлюха укротила сластолюбца? Вот уж новость! Для первых полос газет, – и, цинично усмехнувшись уголками губ, отстранилась, очень медленно, вальяжно, встретилась глазами с яростью демонского взгляда и процедила: – А что дальше, Штефан? Пустишь ее не только в свою постель, но и в свою жизнь?

И, не дожидаясь ответа, стремительно отшатнулась и коротко бросила, повернувшись к Кэйвано спиной:

– Не провожай, я отлично знаю дорогу.

Штефан не проронил ни единого слова даже в момент, когда за Софией захлопнулась дверь, пустыми, остекленевшими глазами вглядываясь в пустоту перед собой. Холодная неприступная крепость изо льда. Которая в этот миг дала трещину.

А леди Бодлер ликовала, растягивая губы в улыбке: она добилась ровно того результата, которого ждала.

Штефан Кэйвано принадлежит ей. И только ей. Никому, и тем более, не рабыне, пытаться посягнуть на него.

Бросившая вызов, как наживку, и уверенная в своей победе, София неспешно двинулась к выходу.

________________________

21 глава

Неоправданная жестокость

Штефан знал, что София его провоцирует. Слишком откровенно она себя вела, слишком прозрачными были ее намеки и претензии. Слишком... ревнивой она выглядела. Он терпеть не мог ревнивых женщин, от них пахло их ревностью, и он ненавидел этот запах. Запах страсти, смешанный с отвратным смрадом ускользающего удовольствия. Он ненавидел ревность. Он сам никогда не ревновал. Но еще больше он терпеть не мог быть зависимым от кого-то. Никогда больше. Так решили за него много лет назад. Так решил он сам, став Князем Четвертого клана и поработителем чужих судеб. Зависимости в его жизни тоже не было. Никогда. Или почти никогда. Он уже забыл те времена, когда кто-то что-то решал за него. Будто их и не было, этих времен. К хорошему быстро привыкаешь. Особенно, если становишься хозяином этого хорошего. А он стал. Хозяином. И господином, и королем, Князем. А Князю не престало быть осужденным на зависимость от чего-то. Или от кого-то. Это было наркотиком для любого нормального человека, а саморучно подписаться на наркоту, все равно что подписать себе смертный приговор. Штефан Кэйвано не собирался умирать. Он слишком любил жизнь. Такой, какой она была для него. Ту, которая его окружала. Ту, которую сам вокруг себя создал. Он был консерватором, человеком устоявшихся взглядов, принципов и убеждений. У него были свои авторитеты, и он сам для многих был авторитетом. Уж он-то знал, что значит быть поработителем, и как это – быть рабом. Он чувствовал разницу, он знал ее, он видел границу. И перешагивать ее – еще раз – был не намерен. Никто его не заставит.

Едва София вышла из его кабинета, оставив мужчину одного размышлять над своими нарочно (и это было очевидно) произнесенными словами, Штефан действительно много думал. Не сказать, что подобные мысли не посещали его до этого разговора с его гостьей. Посещали, и не раз. Но только сейчас Князь осознал, как это выглядит со стороны. И что это означает, не только для него, но и для других.

София была права: эта девка делала его зависимым, уязвимым, беззащитным. Она его укрощала. Медленно, но несокрушимо, едва ощутимо, но целенаправленно. Подчиняла себе, как марионетку, которую можно дергать за ниточки, вынудив делать, что пожелается.

Он – и вдруг марионетка! И в чьих руках?! В хрупких руках рабыни!

Вскочив с кресла, Князь выхватил из пачки сигарету и закурил. Затягиваясь едким дымом, наслаждался его горечью всего сотую долю секунды, а потом, не ощущая удовлетворения, затушил сигарету. Вышел из-за стола, прошелся вдоль кабинета, засунув руки в карманы джинсов. Нахмурился, стиснул зубы.

Чертова девка! Он позволил ей слишком многое, а значит, она уже добилась успеха. Он изменил себе и своим принципам. Из-за нее. Разве не изменилось его отношение к ней? Разве не позволял он ей много больше, чем другим рабам? Разве не позволил ей нагло и откровенно разговаривать с ним? Так, будто она – равная ему по положению и статусу! В то время как она – обычная девка для княжеских утех! Она заслужила так много наказаний за свои поступки, действия, поведение, сколько не заслуживал никто из его людей! Но наглой дерзкой девице всё сходило с рук...

Штефан сощурился, сведя брови к переносице. Руку в карманах джинсов сжались в кулаки.

Черт побери! София была права, рабыня укрощает сластолюбца! Она не имеет на это права. Никому не дано такого права! Только он, он один имеет право кого-то ломать, подминая под себя. Только он! Так какого же черта всевластный Князь идет на поводу у какой-то девицы? Да кто она вообще такая, мать ее!? Даже не красавица. Черные волосы и зеленые глаза, эка прелесть! Да он сотни, даже тысячи раз видел женщин в сто раз красивее! Что она себе позволяет? Думает, что ее тело сможет удивить его чем-то, раз он обладает им?! Она привыкла, чтобы ее холили и лелеяли? Чтобы пресмыкались перед ней? «И когда – она ведь из детского дома!» билась в мозг спасительная мысль-оправдание, но Князь не слушал ее, проклиная Кароллу и свое отнюдь не княжеское отношение к ней.

Что в ней такого, что у него «снесло крышу«? А ведь, действительно, снесло, София еще очень лестно обрисовала ситуацию. Он никогда не поступал так с рабами, никому не позволяя переходить ту невидимую грань, что разделяла раба от его хозяина. А Кара, черт ее побери, пересекла эту грань! А он не наказал ее за это, не объяснил «доходчиво», что можно, а что нельзя, купился на ее внешний вид невинной ранимой девочки-цветочка с волевым характером, закрыл глаза на своеволие и безобразное по всем допустимым и недопустимым меркам поведение. Он попросту простил ее за всё. Он – Князь, о котором ходили легенды одна страшнее другой!? И кто его принудил к этому? Обычная девчонка? Его никто не принуждал. А если и было такое когда-то, то уже стерлось из памяти, забылось, быльем поросло. А значит, и не было этого вовсе. Но девчонка пробудила в нем нежеланные воспоминания.

Чертыхнувшись, Штефан подошел к окну, выглянул в сад. Нахмурился, увидев, что Кара разговаривает с Анатолем, его личным шофером. Очень мило разговаривает, улыбается, будто они знакомы сто лет. Будто они лучшие друзья, твою мать! Тот отвечает ей тоже с улыбкой, а глаза... Штефан видел это даже издали, не мог не заметить, глаза сверкали, полыхали… желанием. Жаждой обладания. Страстью и вожделением.

Жгучая ярость, будто горький яд, ослепила глаза, превращая действительность в кровавую пелену из разыгравшейся фантазии. Кара и Анатоль. Что между ними? За его спиной?! Рабыня и слуга! Спелись? Сдружились? Одурачить его решили?! Тварь. Интересно, и как долго всё это длится? С его рабыней, его девкой для утех, развлекается какой-то… служака!? Как посмел?!

Сузившимися потемневшими глазами Князь следил за тем, как Кара что-то сказала, видимо, извинения, а потом заторопилась прочь, помахав Анатолю рукой и улыбнувшись. Тот же не ушел, пока не проводил ее взглядом до самой двери. Жадным взглядом, плотоядным, разгадав который, Штефану захотелось избить водителя до полусмерти. И он не был уверен, что усмирит гнев и не исполнит свое желание.

Непроизвольно высунув руки из карманов, будто желая что-то смять, Штефан дернулся вперед.

Какого хрена эта девка крутит задницей перед его слугами? Кому она еще дала? Кому позволила себя касаться!? Неудивительно, что стала такой откровенно горячей и раскрепощенной в его руках. Научил кто-то?..

Зло рыкнув, Штефан сжал подоконник, словно готовый к прыжку хищник, нацеленный на жертву.

София права, слова ее верны и логичны. Слишком много он позволяет Каре. Позволял, поправил он себя. Больше он подобной ошибки не совершит. Баста, поиграли с доброго хозяина и хватит! Пора ей узнать истинного Князя Четвертого клана.

Бросив последний взгляд в окно, и отметив, что Анатоль, вздохнув, побрел вглубь сада, Штефан круто развернулся и решительно вышел из комнаты. Он поставит всё на свои места сейчас же. Сию минуту. Он напомнит наглой, вызывающе своевольной, дерзкой девчонке, где она находится, он укажет ей, кто она и где должна быть, – только у его ног, смирившаяся и охваченная страхом. Такой закон этого мира, в котором она является рабыней, а он – ее хозяином. Ведь так?

Разузнав у Лейлы, где сейчас находится Каролла, он ворвался в комнату девушки без предупреждения. Так яростно, решительно, чуть ли не срывая дверь с петель, что Кара вздрогнула, повернувшись к нему.

Злость клокотала в его груди, а сердце бешено билось, разрывая виски, разнося по всему телу горячую лаву ярости, злости, негодования и безумного клокочущего внутри желания заклеймить Кару.

Орлиный взгляд хищника уловил мелькнувшую на женском лице всего на краткий миг улыбку, прежде чем ее губы сомкнулись, а глаза с осторожностью взглянули на него.

– Ч-что-то случилось? – спросила она.

Веревка, которую она сжимала в руках, вдруг показалась ему преступной. Что задумала эта девка?

Голос девушки дрогнул, он слышал ее дрожь, но, взбешенный, не обратил на нее внимания.

Она рабыня, стучало в его мозгу, всего лишь рабыня! А перед глазами только кровавая пелена, в центре которой – она, закованная цепью, сидит у его ног. Там, где и должна находиться рабыня!

– Ничего, – рыкнул он совершенно спокойно и, закрыв за собой дверь, двинулся к ней. – Я тут хозяин пока, – взгляд его стал тяжелым, а лицо мрачнело с каждым мгновением. – А ты, – выплюнул он из себя яд, – всего лишь рабыня! Что скажу, то и будешь делать, поняла!?

Кара молчала, глядя на него непонимающими глазами, в которых светилось изумление. Она и хотела бы о чем-то его спросить, но не решалась. А он злился и заводится с каждым мгновением всё больше. Его бесило сейчас даже ее молчание, ее покорная смиренность, а ведь она никогда не была столь смиренна. Вызов всегда горел в ее глазах, а сейчас... она ему даже улыбнулась. Какого черта, он что, ей позволял?!

– Поняла, я спрашиваю?! – выкрикнул он, когда так и н дождался от нее ни слова.

Она снова вздрогнула, отважившись кивнуть, нервно теребя веревку, которую держала в руках. А потом рискнула спросить:

– Что случилось?..

Он не ответил, стремительно шагнув к ней и вырвав из тонких пальцев преступную, нервировавшую его веревку. Со злостью откинул ту в сторону и возвысился над девушкой, мрачный, холодный, непоколебимый, решительный, не готовый отвечать на ее вопросы, но решивший сам мучить ее своими.

Наверное, она поняла, что он от нее хочет, но сделала шаг назад, пытаясь вырваться из плена его тисков.

– Меня ждет Лейла, – проговорила она с дрожью в голосе и отступила. – Мы должны…

– Я твой хозяин, а не Лейла! – рыкнул Штефан ей в лицо и, резко дернув Кару на себя, скользнул руками по хрупкому телу и стал жадными движениями стягивать с нее одежду. – Будешь делать то, что я скажу!

– Я не понимаю, – пробормотала девушка, упершись руками в его грудь. Силилась оттолкнуть Князя от себя, но это было равносильно сдвинуть с места каменную глыбу. Практически невозможно. – Отпусти, – попросила она тихо, но твердо.

– Какого х** ты крутишь задницей перед всеми, кто подвернется? – прошипел он ей в лицо, опаляя жалом своего дыхания. – Так понравилось раздвигать ноги? – руки сильно надавили, оставляя на коже следы.

– О чем ты? – задохнулась она от возмущения и в бесплотной попытке попыталась вырваться.

– Я не позволял тебе такого отношения в этом доме, – зашипел Штефан, стискивая ее в своих руках. – Ты слишком вольно ведешь себя здесь. Думаешь, что тебе всё дозволено? Что твои действия и слова останутся безнаказанными, раз ты спишь с хозяином? – его голос сошел до угрожающего шепота, который касался ее щек, будто резал ножом. – Спешу тебя разочаровать, деточка, – презрительно выдохнул он. – Ты здесь всего-навсего рабыня, больше ничего! Думаешь, тебе дозволено больше, чем остальным, раз я не наказываю тебя за самоуправство и дерзость?! Ошибаешься, детка! – сказал, будто выплюнул он. – Ты рабыня. Моя рабыня, понимаешь значение этого слова? Оно означает, что ты ведешь себя тише воды, ниже травы, выполняешь в точности всё, что я говорю, и помалкиваешь! Ясно? – навис над ней, выламывая из нее слова. Но девушка продолжала пытливо смотреть ему в лицо и молчать. Не боялась его, это очевидно, но не понимала, в чем он ее укоряет. – Ясно, я спрашиваю?! – заорал он ей в лицо, и Каролла закрыла глаза. – На меня смотри!

Она послушно подняла на него взгляд. Зеленые глаза полосонули его негодованием и… презрением?

Штефан почти озверел. Схватив ее за плечи, он толкнул девушку к стене, наваливаясь на нее сверху, преграждая все пути к отступлению. Каролла едва слышно охнула, пытаясь сопротивляться, но не могла.

– Отпусти, – выдохнула она сквозь зубы. – Отпусти меня! – выкрикнула она, когда мужчина, и не подумав слушать ее, шарил по маленькому телу жадными руками, тяжело дыша ей в лицо сквозь приоткрытый рот. – Нет! – вызывающе заявила она, чем вызвала в Князе волну бесконтрольного гнева.

Штефан помрачнел, руки сильно дернули платье, вызвав приглушенный женский вскрик. Послышался треск материи. Порвал одежду, обнажая ноги и бедра. Каролла попыталась вырваться с большей силой.

– Отпусти меня! – громче и увереннее сказала она.

Чего и следовало ожидать, не подчинился. Лишь яростнее схватил ее за руки, оставляя на нежной коже синие следы от жестких прикосновений.

– Мне больно!

– А мне плевать!

Она тяжело выдохнула, вдруг ощутив страх, расползшийся по всей коже от кончиков пальцев ног и до макушки. Липкий, скользкий страх. Никогда еще она не видела Князя Кэйвано в таком… бешенстве, иначе не сказать. Он действительно был вне себя. От злости, от всепоглощающей ярости, от бешенства. А причины ему Каролла дать не могла. Знала лишь, что если не вырвется сейчас, не убежит, не противостоит ему, то случится нечто плохое. Нечто ужасное. Нечто, чего она не сможет принять и простить.

Одна его рука скользнули между ее ног, проворно, грубо, причиняя боль. Стянул с нее трусики, коленом раздвинул бедра, проникая в нее резко и без предупреждения, сначала одним пальцем, а затем двумя. Она не была готова к этому. Каролла вскрикнула, попыталась сопротивляться, вырваться из его рук. Тщетно. Он не отпустил. Лишь настойчивее стали его проникновения, приносившие боль, яростнее атака на нее. Она силилась закричать, молить о помощи... Но у кого? Кто поможет ей, кто осмелится помочь, зная, что ему придется противостоять Князю?!

Она услышала звук расстегиваемой молнии на его джинсах, и лишь успела взмолиться о том, чтобы он этого с ней не делал, но Штефан прижал ее к стене, зажав Кару между нею и собой, приподнял над полом, вынуждая обхватить его за бедра. Каролла вновь попыталась вырваться, оттолкнуть его, не подчинившись обхватить его ногами, и он, рассвирепев, одним движением колена раздвинул ее ноги и проник в нее. Грубо, жестко, стремительно. Она не успела подготовиться, она не была готова. Было больно и неприятно, непривычно и… противно. Даже в первый раз было не так.

– Нет! – вскрикнула она, кулаками стуча по его груди и плечам. – Нет! Не нужно так!..

– Не нравится? – с угрозой оскалился Кэйвано, подхватывая ее под бедра и яростнее врываясь в хрупкое тело. – Не нравится, да? – вонзился в нее еще сильнее, почти вдалбливая девушку в стену. – А тебе и не должно нравиться! Кто ты такая, чтобы тебе нравилось!?

– Пожалуйста, – прошептала Каролла, царапая мужчину ногтями, до крови, до боли, оставляя следы на коже, но не добившись результатов, потому что Князь продолжал свои беспощадные жесткие движения, грубыми толчками проникая в нее еще резче, еще глубже.

– Рабыня! – прорычал он ей в лицо. – Обычная девка для утех, поняла!? Что ты о себе возомнила?

Каролла чувствовала, что слезы вот-вот рванутся из глаз, и сильно зажмурилась, сдерживая их напор. Бороться почти перестала, лишь изредка ударяя мужчину по груди в бесплотной попытке защититься. Закрыла глаза, будто таким образом защищаясь от окружающей ее грубой жестокой реальности.

– Открой глаза, черт возьми, – зашипел ей в лицо Штефан, вновь и вновь погружаясь в ее тело, яростнее атакую крепость, которая, он знал, осталась не павшей. – Открой!

Она замотала головой в разные стороны, не подчиняясь ему, и тогда Штефан, резко вонзившись в нее, больно прижал девушку к стене, дрожащими пальцами сжал ее подбородок.

– Посмотри на меня, я сказал! – свирепо выдавил он сквозь зубы. – Быстро!

И она подчинилась. Зеленые глаза вспыхнули, глядя на него. Ненавистью, яростью, обидой? Штефан не смог думать связно, находясь в тесном и влажном тепле ее тела, и возобновил движения. Резкие и мощные.

– За что? – прошептала Кара изумленно. – За что?..

Не отвечая, Штефан вышел из нее и коротко приказал:

– Спиной повернись!

Когда девушка не подчинилась, безвольно прислонившись к стене и силясь не упасть, он схватил ее за волосы и повернул спиной к себе, прижав животом к стене.

Крайним уголком сознания она поняла, что произойдет. И как произойдет. И уже ненавидела его за то, что будет. Он никогда не поступал с ней так. Ни разу с момента ее попадания в его дом. А сейчас... за что?

Его руки скользнули по ее бедрам, не гладя, а словно проверяя что-то. У нее не осталось сил на то, чтобы сопротивляться, но, когда его пальцы скользнули вдоль ягодиц, отыскивая вход, она отшатнулась от него, метнувшись в сторону. Реакции организма, противящегося вторжению. Не помогло, Штефан удержал ее на месте, схватив за волосы и грубо толкнув на стену и заставив наклониться.

– Сбегать тебе не разрешалось, – прошипел он ей в ухо, придвинувшись ближе и плотнее к ней. – Рабыня!

Еще мгновение, одно крохотное мгновение, в течение которого Кара надеялась на чудо. Но его не произошло. Штефан вошел в нее медленно, раздвигая стенки, изведывая новое и незнакомое, но резко, с упорством и настойчивостью проникая внутрь, несмотря на сопротивление ее плоти этому варварскому проникновению. Грубая боль пронзила тело Кары. Глаза защипало, а с губ сорвался крик. Девушка до крови закусила губу, ощущая на языке привкус крови и слез. Штефан начал двигаться быстрее, яростно ломая ее сопротивление с каждым толчком. Узкая, тесная, такая, мать ее желанная, что сводила его с ума! Головокружение маячило перед глазами, но он продолжал по инерции двигаться в ней, силясь не закричать от накрывавшего с головой оргазма.

Тяжело дыша, прижался к Каролле, вжимая ее тело в стену. Девушка стояла совсем неподвижно, будто замерла навсегда. Он коснулся ее волос рукой и отвел те с плеч, обнажая шею. Она вздрогнула от его прикосновения, дернулась, будто обожглась, и он взбесился.

– Терпи, деточка, – рыкнул он, резко выходя из нее и поворачивая к себе лицом. – Тебе тут никто не обещал сладкую жизнь!

Она промолчала, не сказала ни слова. А вот глаза кричали. Они били его кнутами. Они ругались и рычали. Они его не прощали. А он сделал вид, что ему плевать.

Застегнув джинсы, Штефан стремительно покинул комнату своей рабыни, не увидев как та, почти сразу после его ухода, скатилась вниз по стене и зарыдала.

Он сделал то, что должен был сделать. Он показал ей ее место. Ее истинное место! Место рабыни. Безвольной, бесправной, забавной игрушки, которую можно использовать по своему усмотрению. Вот он и использовал. И получал от этого наслаждение. Всё так, как и должно быть. Каждому – свое.

Только почему же тогда он не ощущал ни капли удовлетворения?

Я ненавидела его. Сейчас, в этот самый миг, я его люто ненавидела. Болело тело, болела душа, болело всё внутри меня, будто искромсали ножами и бросили на съедение волкам. И самое страшное, я тоже была виновата в собственной боли, а не только тиран, который сделал это со мной. И это было действительно больно!

Я ненавидела себя. Да, именно так, сейчас, в этот момент, я ненавидела себя сильнее, чем его. За то, что поверила, предала саму себя, допустив мысль о том, что этот монстр может оказаться… нормальным. Нет, не может! Негодяй он и есть негодяй, его не исправит ничто. То, что въелось под кожу, проникнув в кровь, с рождения, не исправят годы и лживые уверения в не возможном. Все слухи, что ходили о нем, и которым я не желала верить, оказались правдой. Одна я осталась обманутой. Идиотка! Глупая, глупая Каролла! Как ты могла так ошибиться? Стена, воздвигнутая мною перед ним, чтобы себя обезопасить от посягательств, была уверенно снесена лишь для того, чтобы сейчас, выявив его истинную сущность, быть воздвигнутой вновь. И чтобы лишний раз доказать мне, что я его совсем не знаю. Монстр, демон, дьявол. Даже хуже.

Оставшись в комнате одна и чувствуя, что по ногам стекает его семя, смешанное с моей кровью, я даже не могла рыдать. Удивительно, правда? Но слезы так и не коснулись глаз. Была лишь боль, жгучая, острая, изысканная боль, нанесенная Князем в отместку за что-то. Самым странным и смешным было то, что я не знала, чем заслужила подобное отношение к себе. Что я сделала не так? Чем разозлила его? Или, может, он сделал прост так, потому что ему захотелось поизмываться надо мной? Вновь проверить на прочность? Что ж, теперь он, очевидно, остался доволен результатами.

Кое-как поднявшись на ноги, я двинулась к кровати. Боль отдавалась в теле при каждом движении, но я, стиснув зубы, терпела. Взгляд упал н веревку, которую мне дала Лейла, чтобы перевязать тюки с одеждой и отдать их нищим, когда те придут попрошайничать. Я осторожно присела на краешек кровати и поправила на себе одежду. Свела ноги, чтобы не видеть пятен крови и свидетельства его удовольствия. Подонок!

Может, повеситься? мелькнула в голове сумасшедшая мысль при повторном взгляде на веревку. Может, тогда он успокоится? Но смерть была слишком легким решением проблемы. Я не доставлю ему подобного наслаждения! Хотел меня сломать, подавить, унизить, показать, что я слабее? Сегодня лишний раз доказал, что я рабыня? Так я об этом никогда не забывала! Каждый гребаный день, когда просыпалась в своей коморке и, оглядываясь по сторонам, вспоминала, где нахожусь, я знала, кем являюсь теперь. Не мирилась с этой мыслью ни на минуту, но прекрасно осознавала, что происходит. Напоминать мне об этом... таким образом не стоило. Хотя, Князь, кажется, думал иначе. Вот и показал, что к чему.

Ненавижу его! Ненавижу! Но больше, чем его, я ненавижу себя. Как я могла хоть на секунду подумать, что он лучше и... благороднее, чем кажется? Как я допустила до себя эту мысль? Как... доверилась?..

Я все же едва слышно заплакала, сжимая пальцами покрывало. Приподнявшись, попыталась лечь, но боль напомнила о себе в тот же миг. Я, скрипнув зубами, резко откинулась на подушки. Хотелось смыть с себя всё, что произошло, стать чистой и не раненной, такой, как была часом раньше. Но реальность больно била в лицо, напоминая о том, чему не дано будет случиться. Никогда.

Я убегу, решительно забилась в сознание глубокая, мучительная мысль. Убегу от него! Он сказал, что не отпустит, что найдет и отправит в колонию, если я ослушаюсь… Что ж, всё лучше, чем находиться здесь. С ним. С демоном и чудовищем! Лучше смерть. Да, лучше так, чем быть здесь.

Отвернувшись к стене лицом, я закрыла глаза и обхватила себя руками, будто меня бил озноб. Почему-то вдруг стало холодно и пусто. Одиноко и темно. Сердце глухо и сильно стучало в груди, а вот дыхание едва можно было различить. Я сжалась на кровати комочком и не пошевелилась, даже когда Лейла пришла за мной. Она тихо позвала меня, но я не ответила, продолжая вздрагивать. Она оставила меня в покое.

Я убегу. Я решила, убегу. Он сказал, что не смогу? Смогу, господин Кэйвано! Смогу, вот увидишь. Ты же растоптал мои иллюзии, значит, и я смогу удивить тебя. Убегу! Я не позволю тебе больше… не позволю тебе… Никогда!.. Слышишь, не позволю!..

Слезы коснулись глаз и прикусила губу, чувствуя на языке привкус крови.

Завтра. Завтра я стану свободной от него. Потерпеть, совсем немного потерпеть. Я смогу, выдержу. Чего только не выдержит человек, перед которым маячит хотя бы отблеск надежды на светлое будущее?

С мыслью о ненависти и побеге я заснула.

А на следующий день, к удивлению Кароллы, в Багровом мысе появился гость. Она видела его всего несколько раз, он приезжал в замок к Штефану, а так же присутствовал на Совете в числе важных персон. Его звали Димитрий Мартэ́. Аристократ, дворянин, по всей видимости, друг Кэйвано, а так же личность, имеющая явный и ощутимый голос во Второй параллели. Это девушка поняла быстро, потому что еще во время Совета заметила, что он держался с Князьями, как с равными, открыто и статно. Она была поглощена своими планами, намерением поговорить с Кассандрой, но его выделила из толпы. Он ей даже понравился. Немного, совсем чуть-чуть. Ведь он тоже был одним из них, – тех, кто поработил других. Таким, как демон.