Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 43 страниц)

– Другие не поймут, почему я вдруг оказалась в твоем шарфе.

– Ну и что. Если тетушка увидит тебя с синюшным от ветра лицом, она тут же посадит тебя в экипаж и отправит домой к Финифет. Уж старушка то постарается, чтобы ты до самого утра просидела в горячей ванне с горчицей!

Этот весомый аргумент подействовал безоговорочно. Но Сибил сделала еще одну не слишком убедительную попытку сопротивления.

– Да разве в такой темноте мисс Уилоуби разглядит, какое у меня лицо?!

– Еще бы! Если понадобится, у тети глаза даже на три ярда в землю увидят!

На этом мы расстались. По освещенной факелами дорожке я направилась к пристроенному крылу, где находились спальни, а Сибил пошла в противоположную сторону к беседке.

Около двадцати минут я провела в своей комнате. Ополоснув лицо холодной водой, я легла на кровать и закрыла глаза, надеясь, что это поможет унять головную боль. Но вместо покоя меня охватило какое-то болезненное смятение. Я глубоко вдохнула, стараясь отогнать всколыхнувшиеся страхи. Розы… Ну, какое предостережение могли нести в себе безобидные цветы? Их сладкий дурман кружит голову, но не сводит с ума и не лишает жизни… Я стала слишком впечатлительна! Выдумываю пустые страхи там, где их совершенно не может быть!

Я прислушалась к собственному прерывистому дыханию, чувствуя, как порожденные тревогой спазмы сжимают грудь. Мигрень не прошла, но и лежать я больше не могла. Неспешно поднявшись, я принялась ходить по комнате, до боли вжав костяшки правой руки в ладонь левой.

– Это абсурд… – твердила я, стараясь угомонить оживших в душе демонов. И в какой-то мере мне это удалось. Здравые рассуждения повлияли на меня подобно горькому лекарству. Когда подошло время спускаться, я чувствовала себя сильно уставшей и только.

За мое отсутствие зал вновь наполнился людьми. Леди Редлифф в окружении престарелой мисс Стилл и миссис Блэкни, как и почти весь вечер, восседала у стены и покрасневшими от факельного угара глазами победоносно оглядывала зал. Увидев меня, она надменно выпятила губы, дав понять, что моя отлучка не осталась незамеченной.

– А-а, вот и ты, Роби! – провозгласила тетя Гризельда, стремительно приближаясь ко мне. – Куда вы пропали?! Мистер Тернер уже послал за экипажем, мы уезжаем, как впрочем, и лорд и леди Дирингс. Скажи Сибил, чтобы она поторопилась!

– Сибил? – зачем-то переспросила я. Сердце вдруг кольнуло.

– Если выехать прямо сейчас, то приедем еще до полуночи, – продолжала говорить тетушка. – Дирингсам, конечно, не повезло: ехать им дальше всех, а на улице – хоть глаз выколи. В такой час, чего доброго, и на рытвине опрокинуться не долгое дело.

– Тетя, а разве Сибил не с вами? – прервала я ее разглагольствования.

– Вас обеих я не видела уже порядочное время.

– Я поднялась к себе. Мне стало нехорошо от духоты, хотелось немного отдохнуть. А Сибил отправилась в сад, чтобы присоединиться к вам. Она разве не нашла вас?

Уловив в моем голосе тревогу, тетя пытливо вгляделась в мое лицо.

– Что-то случилось?

– Да нет же, просто показалось странным, что не найдя вас, она не вернулась в дом. Тем более на улице такой холодный ветер.

Я старалась казаться невозмутимой, хотя сердце так и заходило ходуном. Ломота в голове сразу же сделалась чепуховой и практически неощутимой по сравнению с нарастающим ужасом, пришедшей на ум, мысли. Чудовищной, невозможной мысли…

Тетя что-то говорила мне в самое ухо, но я не слышала ни слова. Наконец, она отошла от меня к графу Китчестеру. Я заставила себя сосредоточиться. Не размениваясь на лишние фразы, она незамедлительно потребовала найти свою воспитанницу.

Когда старик приказал Джордану отправить кого-нибудь из слуг на поиски, я услышала, как в каркающем голосе проскользнуло раздражение. Ему было не по нутру, что что-то могло выйти из-под его контроля, да к тому же, зачинщиком обременительной ситуации оказалась как раз та убогая сиротка, чье присутствие на приеме было крайне нежелательным для сестры и вызывало у нее только негативную реакцию. Сама же неумолимая горгулья, похоже, пришла к выводу, будто я нарочно создаю сумятицу, желая испортить прием, и титаническим усилием удерживала себя от того, чтобы изрыгнуть на меня целый водопад огня и проклятий; так что не осталось сомнений: мое имя навеки предано анафеме.

Но сейчас меня ничуть не заботило, какие выводы сделала драконоподобная старуха. С каждой секундой промедления паника в моей душе усиливалась. Я вглядывалась в арочный проход и отчаянно надеялась, что Сибил вот-вот появиться. Но время шло, а мысль, вынырнувшая из самой темной глубины сознания, становилась все отчетливее, все чудовищнее…

– Я пойду туда, – бросила я тете, – к беседке. Возможно, она все еще там.

– Не смей, – вдруг рыкнул дед. Все притихли, уставившись на нас. Даже барон Олбан запнулся, так и не закончив описывать лорду Дирингсу всю прелесть охотничьего манка из косточки заячьей лапы. – Одна не пойдешь. Не хватало, чтобы и ты проплутала черти где всю ночь!

Но дед обеспокоился совсем о другом, я поняла это. Может быть, ему в голову пришла точно такая же мысль, как та, что мучила меня.

– Дамьян! – рявкнул дед и оглядел зал. – Где шляется этот стервец, когда он так нужен?

– Если позволено сказать, милорд – склонился Джордан. – К мистеру Клиферу имел дело некто Джонс. Я доложил о нем, и мистер Клифер встретился с ним в библиотеке. Затем, они покинули дом вдвоем.

– Как покинули? Куда? Кто этот Джонс?

Джордан остался глух к первым двум вопросам, но на третий ответил:

– Не джентльмен и даже не мистер, – от важности бакенбарды дворецкого раздувались.

– Его проклятые дружки доведут меня до бела колена! – сорвался на крик дед. – Артур, иди с моей внучкой. Да возьми факел – ни зги не видать!

Мы шли молча. Лишь один раз, уже на улице, мужчина попытался заговорить со мной, но наткнулся на мой затуманенный лихорадочным смятением взгляд. Он попытался улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее. Но улыбка получилась фальшивая, точно так же, как и ободряющие слова. Тогда он взял меня за руку. Его рука была настолько же теплой, насколько моя холодной, и он даже попробовал растереть мне пальцы. Я не противилась. Мне было все равно. Главное мы двигались к цели.

Беседка возникла неожиданно. Расплывшееся пятно света вмиг выхватило ее из темноты. На увитых плющом стенах заплясали искривленные тени вслед за полыхавшим на ветру пламенем.

Мистер Блэкни опередил меня.

– Здесь никого нет, – объявил он.

Выйдя из беседки, мужчина осветил убегающую вглубь сада тропинку и медленно двинулся по ней. Я пошла следом. Вдруг он остановился и склонился над зарослями роз. В его руках мелькнуло что-то светлое, и в то же мгновение он обернулся ко мне. Прямо на моих глазах его лицо, начиная с кончика носа, начало белеть.

– Стойте там, Найтингейл – услышала я хриплый крик. – Нет, лучше вернитесь в дом и скажите графу Китчестеру, что он должен прийти сюда. Срочно!

Но мои ноги уже не слушались меня. Внутри заклокотал страх, он волной разлился по всему телу и, добравшись до пальцев, застыл там ледяными осколками. Я приблизилась к тому месту, где стоял мужчина. Словно издалека до меня доносились его настойчивые требования уйти.

Но страх словно парализовал меня. Казалось, будто в позвоночник вонзился стальной прут, обездвиживший все тело. Страшная картина бросилась в глаза, вгрызаясь в сознание, еще не верившее, еще сопротивлявшееся.

Холодный воздух с силой ворвался в легкие. Почему я не кричу? Надо выпустить этот тяжелый воздух наружу, освободить легкие – иначе они лопнут. Но я не кричала… Я могла лишь шептать: «Боже, Боже». А потом непроизвольно, бессмысленно: «Сибил!». Против собственной воли я все смотрела и смотрела, сжимая пальцы в кулаки, напрягая мускулы, пытаясь убежать, но что-то мешало, словно выросшие из земли крепкие лианы, обвили меня и удерживали на месте.

Сибил лежала в зарослях пышноцветущих роз. Колючие ветви под ней подмялись, и ее тело почти касалось земли. Правая рука была неестественно поднята, застряв в раздвоенном, похожем на рогатку, стебле; левая же – неловко подвернута, словно сложена вдвое. Забрызганная темными пятнами юбка зацепилась и задралась, оголив ноги. По разорванному лифу ее платья расползлось влажное почти черное пятно. Сибил была мертва.

Кровь сочилась на смятые ветви роз и беззвучно капала с ярко-красных цветов и листьев, орошая, будто солоноватыми слезами, землю.

Меня встряхнуло: раз, другой. Я выскользнула из оцепенения. Артур Блэкни сжимал мои плечи и тряс, тряс, точно я была соломенным тюфяком, кишащий блохами. В одной руке он все еще держал серебристый шарф, который снял с куста. При виде него, меня как будто ударило обухом. Я вырвалась и бросилась бежать, однако страшная картина уже навеки отпечаталась в мозгу с такой ясностью, что я никогда уже не смогу убежать от нее. Никогда, куда бы ни бежала.

ГЛАВА 35

Плохо помню, что происходило в последующие дни, растянувшиеся на долгие беспросветные недели. Многие моменты остались за пределами сознания, а некоторые, наоборот, запечатлевались в памяти с болезненной ясностью.

За полицией отправили Эдди. После выражения сочувствия гости поспешно разъехались – все, кроме Тернеров и адвоката мистера Мейна. Хотя мне чудилось, что на всем белом свете остались только я и тетя. Мы были одиноки в нашем горе и цеплялись друг за друга, не позволяя провалиться в отупляющее забытьё. В первый момент мне показалось, что у тети вот-вот случится приступ: лицо ее посерело, она крепко прижала к губам стиснутую в кулак руку, сдерживая крик боли. Глаза ее казались совершенно безумными. Затем дикое напряжение отпустило ее. Рука бессильно упала. И две одинокие слезы скатились по щекам. Я же так и не заплакала…

В какой-то миг я отметила, что стало шумно. Я постаралась сосредоточиться, уловить происходившее вокруг. Оказалось, что зал заполнился людьми.

Повысив голос до хрипоты, граф втолковывал слугам, как надо вести себя с полицией и что им говорить. За спинами слуг у арочного входа, вооружившись саблей, чеканил шаг полковник Редлифф, охраняя нас от сипаев и прочей нечисти. Механически поглаживая голову Эллен, опять сидевшей на мягком стуле у камина, мистер Уолтер негодующе что-то высказывал ей. Видимо, жаловался на трудные времена и хаос, мешавший его гениальным мыслям воплощаться на бумаге. Из угла в угол бегала с подносом Жаннин, раздавая чай и бутерброды. Я не могла даже представить, как можно в такую минуту что-то пить или жевать.

Меня мутило. Я медленно поднялась, стряхивая с себя усталость, от которой дрожали ноги. Хотелось окунуть лицо в холодную воду. Я сказала тете, что выйду на крыльцо, но вряд ли мои слова достигли ее сознания. Только сейчас я заметила, что рядом со мной сидела Виолетта. Когда я встала, она вскочила, взяла меня за руку, крепко-крепко стиснув пальцы, и пошла со мной.

На полпути к выходу нас догнала Жаннин. Она что-то верещала, положив руку мне на лоб, и все время сочувственно кривила губы. И тут мои глаза увидели это… Горло вмиг пересохло, как вычерпанный колодец, я силилась выдавить слова. Но получилось лишь болезненное сипение:

– У тебя… у тебя на лифе, – я невольно подняла руку и дотронулась до расплывшихся по розовому атласу, но уже подсохших красных пятнышек.

– Ах, это… какая я неуклюжая. Забрызгала себя клюквенным морсом, когда ходила в кладовую пополнять графины. Ведь все приходится делать самой. На слуг разве можно полностью положиться! А еще столько дел! В такой момент их ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра – будут заняты только сплетнями, вместо работы… Вы хотели выйти?

– Да, подышать свежим воздухом, – сообщила Виолетта.

– Только не долго. Мисс Тернер, вы уж проследите. Сейчас нашей Найтингейл нужны покой и забота, – Жаннин говорила, игнорируя меня. – Она, бедняжка, вся перенервничала. Еще бы, обнаружить подругу… в таком виде! Вы уж повнимательнее к ней. А за ее теткой я присмотрю. Думаю, и миссис Тернер не откажется помочь. Такая замечательная женщина.

– Миссис Клифер, мне кажется, что ни я, ни моя матушка не нуждаемся ни в ваших советах, ни в ваших просьбах в помощи, – с горячностью воскликнула Летти.

Под конец речи ее голос дрогнул, и в нем явственно проступили слезы. Высказавшись, Виолетта сжала до синяков мою руку и, почти оттолкнув стоявшую у нас на пути женщину, потащила меня вперед.

Холодный воздух немного помог мне, выветрил из головы черный дурман, который застилал мутной пеленой глаза и утяжелял свинцовым грузом голову. Виолетта молчала. Да и что мы могли сейчас сказать друг другу?

Когда мы возвращались, нас уже в коридоре настиг исступленный голос Элеоноры.

– … Представь, какие пойдут разговоры! Убийство в Китчестере – лакомство для любителей потрепать языком. Мухи! Теперь только и будут жужжать об очередном злодеянии «ужасного графа». Хотя, не сомневаюсь, каждому от мала до велика известно, чьих рук это дело! В этот раз он зашел слишком далеко! И ты, братец, уже не сможешь его защитить, как делал это каждый раз, когда он ставил нас под удар. Только представь, какая оплеуха нанесена нашей репутации этой дикой выходкой. Все мои старания вывести Китчестеров к прежнему уважению и авторитету пошли прахом…Остается только молиться, что полицейское расследование, всеобщее внимание и языки сплетников не погубят нас окончательно.

Ее проклятые речи жалили сильнее ос. Все ее мысли только о хваленых и бесценных Китчестерах – ни капли сострадания, ни слова скорби! Когда мы вошли в зал, старуха тотчас набросилась на меня.

– Ты, милая моя, чересчур зазналась, твоя дерзость не имеет границ. И вот, посмотри, что из этого вышло! Полагаю, ты и сама осознаешь, что виновна в случившемся. Если бы не твое упрямое желание видеть на моем приеме эту мисс Рид, вечер завершился бы на совсем иной ноте. Пусть это послужит тебе уроком! И возможно, ты станешь более сговорчивой.

Я была уничтожена ее словами, раздавлена, подобно червяку, которого размазали в дорожной грязи толстой подошвой ботинка. Только через некоторое время я поняла, что неосознанно трясу головой из стороны в сторону. Язык не слушался меня. Я должна была ответить ей, сказать нечто резкое, ведь она сама знала, что дело было вовсе не в Сибил, а во мне! И, тем не менее, я молчала. По сути, она была права, я действительно была виновата. Виновата в том, что, уже тогда предчувствуя беду, отпустила Сибил одну, да еще нацепила на нее мой шарф. Я должна была предугадать, я должна была быть настороже… Сибил! Сибил, прости меня! Я не уберегла тебя, а ведь ты считала меня своим ангелом-хранителем!

– Вы в своем уме, Элеонора, – холодно и неожиданно громко произнесла тетушка. Она все еще сидела в углу у стены, где я ее оставила. Рядом с ней, обняв за плечи, была миссис Тернер. – Вы обвиняете мою племянницу в том, что она виновна в смерти дорогого и любимого ей человека?

– Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне?!

– Смею, голубушка, смею. Потому как вы смеете вздорно высказывать совершенно дикие мысли. Найтингейл сейчас слишком тяжело, чтобы защитить себя от неадекватных нападок бессердечных гусынь, вроде вас, но я не дам заклевать ее!

– Немедленно покиньте мой дом!

– Мой, Нора, мой дом, – встрял граф. – Пока здесь распоряжаюсь я. И мисс Уилоуби останется… Ты, и впрямь, хватила лишка. Девчонка еле на ногах стоит, нашла время, когда брызгать слюной. Тем более, как ты сама сказала, ни для кого не секрет, чьих рук это дело. Хотя мы можем и ошибаться – мальчишка не из тех косоруких, кто, рискуя всем, так нелепо дает маху… С этой минуты, Найтингейл, ты должна относиться ко всему с особой бдительностью…

– Нет! – с ужасом вырвалось у меня, я держалась на пределе сил. – Неужели вам мало смерти Сибил?! Она умерла вместо меня, понимаете, вместо меня! Она спасла мою жизнь, отдав взамен свою… Неужели вам мало этого? Неужели вы до сих пор намерены требовать от меня того, чего так жаждет получить убийца? Он не остановится, пока не получит Китчестер. Вы упрямо твердите, что для вас это дело чести и долга, для него же – жизни и смерти! Я до сих пор не понимаю, почему ваш выбор остановился на мне. Ведь и вы, и даже ваш адвокат, знаете, что Дамьян лучше меня справится с этой ролью! Так почему я?… Вы молчите… Но это уже не имеет значения. Утром я уезжаю отсюда. И, будьте добры, переделать документы. Я рада быть вашей внучкой, но я отказываюсь от Китчестера. Он уже обошелся мне слишком дорогой ценой… Слишком дорогой…

Страшное напряжение охватило старика. Он ринулся ко мне и мертвой хваткой стиснул плечи. Невыносимо долгое мгновение он буравил меня взглядом, дико вращая глазами. И вдруг стариковское тело обмякло. Слезящиеся глаза дрогнули. Беззвучно шевеля синеватыми сморщенными губами, граф тщился что-то произнести, но казалось, даже одно слово обернулось для него геркулесовым трудом.

– Будь по-твоему, – все же сумел выдавить он. Надтреснутый голос прохрустел, точно рот старика был забит песком.

– Что здесь происходит?

Дамьян стоял под аркой и его вопросительный взгляд был устремлен на меня и графа.

– Несчастье, – на выдохе простонала Эллен. В наступившей тишине ее осоловелый стон прозвучал громче набата. – Случилось несчастье… Бедная девочка… мисс Рид, она мертва.

– Оставь свой плаксивый скулеж, Эллен, – изрекла ее мать, с омерзением оглядывая безжизненную фигуру дочери. – Будто он без тебя не знает, что здесь происходит…по его милости. Но я не допущу, чтобы этот жабеныш занял место законной наследницы. Оно принадлежит тебе по праву, Найтингейл. Ты не можешь, ты не посмеешь отказаться! Не посмеешь!

– Прочисть уши, глупая корова. Она уже отказалась! – просипел старик и, тыкая крючковатым пальцем в сторону Дамьяна, со злостью выдал, – сегодня же я исправлю бумаги в твою пользу, проклятая шельма. Ты своего добился… если тебя не повесят, как последнюю псину! Что глядишь, будто глотком подавился?! Сам себе могилку вырыл! Мистер Мейн, мы займемся бумагами сразу же после ухода полиции.

– Лемуэл! – взвилась леди Редлифф, от ее враждебно-холодной выдержки не осталось и следа. – Ты еще пожалеешь об этом! Вспомни о долге! Сейчас ты ослеплен…

– Мистер Мейн, – неожиданно заговорил Дамьян, прервав старуху; его воспаленные глаза полыхали каким-то остервенелым блеском, источая ярую угрозу доведенного до бешенства зверя, но голос был до бесстрастности ровен. – Мистер Мейн, вы немедленно составите документ, который я тот час подпишу при свидетелях. Я отказываюсь от всех прав на владение и управление Китчестером, которые могут быть предоставлены мне в результате каких-либо действий. Отдельно выделите пункт, что в качестве мужа мисс Найтингейл Сноу, каковым я стану в самое ближайшее время, я также отказываюсь от всех законных прав на ее собственность… Возможно, я выразился неправильно, но вам лучше знать, как оформить подобный документ. Я не хочу, чтобы у кого-то из здесь присутствующих оставались сомнения относительно моих целей и желаний.

У меня возникло странное чувство неправильности происходящего. Воздух вокруг нас наполнился возбужденными голосами, неверие и подозрительность обрушились со всех сторон, оглушая и ослепляя. Как в тумане я наблюдала за дедом, который завопил, тряся всклоченной головой и кулаками, но до моего сознания не доходило ни слова. «Он не убивал! Ему не нужен Китчестер! Нужна только я! Я!» – мысль полыхала перед глазами огненными буквами, застилая всю непостижимую боль потери, отчаянную скорбь и страх, бившийся тугим колтуном в горле.

Когда я опомнилась, Дамьяна уже не было, не было ни деда, ни мистера Мейна. А сама я оказалась на стуле возле тетушки и миссис Тернер. Рядом, все так же молча стискивая мою руку, ссутулившись, сидела Виолетта.

Полиция прибыла на рассвете. Они осмотрели место преступления и потребовали вызвать врача для подтверждения смерти. Нам было не понятно, зачем нужен врач, ведь и так ясно, что Сибил мертва, но мистер Мейн объяснил, что такова процедура. По приказу леди Редлифф одного из слуг отправили за доктором Тоддом. Потом нас долго опрашивали, стараясь как можно меньше причинять беспокойства. Естественно, граф не стал вводить стражей закона в реальное положение вещей, приказав нам забыть о «недоразумениях, связанных с наследством» и тем самым «не ворошить грязное белье Китчестеров».

Уже к обеду мы узнали новые факты. Во-первых, убийца нанес Сибил несколько ножевых ранений, однако девушка пыталась вырываться, о чем говорили разорванное в разных местах платье и порезы на руках. Полицию интересовало, почему мисс Рид не кричала, ведь ее крики должны были услышать те, кто гулял в саду около парадного входа. Но я знала, что Сибил никогда не плачет и не кричит – она и издевательства Пешенствов сносила без ропота и даже на краю гибели, в тот миг, когда я вырвала ее из под копыт лошадей, не проронила ни звука. Она была слишком гордой, чтобы кричать, и тем самым беспокоить других людей.

Во-вторых, полиция посчитала, что убийство было совершено с целью ограбления, поскольку с Сибил пропала серебряная цепочка с жемчужной капелькой (наш с тетей подарок) и аметистовая брошка-соловей, которой я приколола гипюровый шарфик к лифу ее платья. Убийца действовал в сильной спешке, так как сорвал цепочку с шеи девушки, оставив на коже едва заметный след от натяжения, а брошку вырвал с корнем.

И, в-третьих, у мистера Клифера оказалось алиби. Накануне отправили большую партию овощей в Солсбери, что как раз, по словам Дамьяна, и помешало ему появиться на приеме вовремя. Но по дороге на работника, везшего товар, напали, его самого оглушили, а ящики растащили. Когда Бил Джонс, а именно так звали пострадавшего, пришел в себя, то немедля отправился к хозяину с повинной, и тот поспешно выехал на место происшествия.

Однако, дождавшись, когда полиция покинет Китчестер, Элеонора, звеня металлом в голосе, заявила, что не верит ни единому слову мерзавца.

– И хотя этот сыщик сказал, что все сведения требуют проверки, я убеждена, что жабеныш мог подкупить любого! Его объяснениенасквозь фальшиво! Да кто угодно подтвердит его слова – все его дружки одной масти, по ним тюрьма плачет. И потом, разве кому-то захочется той же участи, что постигла девчонку…

Дед цыкнул на сестру, чтобы та угомонилась. Но в каждой черточке лица Элеоноры, в каждой властной морщине, в неудержимых искрах, зажегшихся в бесцветных глазах, сквозило неприкрытое торжество. Торжество над смертельным врагом – своенравным беловолосым мальчишкой, который никогда не признавал власть старухи над собой.

Тут рывком поднялась тетя Гризельда. Все долгое время, что тянулось с той кошмарной минуты, когда я влетела в дом, и до отъезда полиции, тетя ни разу не вставала с места и не меняла положения. Лишь изредка она поднимала руку и прикладывала кулак ко рту.

– Больше ни секунды моя племянница не проведет в этом гадюшнике, – прошипела тетя, испепелив взглядом неугомонную старуху. – Найтингейл, иди и собери свои вещи! Мы уходим.

Я послушно пошла к себе. Мне и самой не терпелось уехать отсюда и никогда больше не появляться в Китчестере. Теперь я не ощущала той колдовской власти, что прежде подчиняла и влекла меня против воли к замку. Все здесь напоминало, нет, кричало мне о постигшем меня горе. Здесь убита Сибил! Убита из-за меня… И это все, что я могла думать о Китчестере.

За мной безмолвной тенью следовала Виолетта, она не отходила от меня ни на шаг и все время держала мою руку в своей, будто боялась, что я сбегу. В комнате она усадила меня на стул перед ночным столиком, а сама принялась собирать мои вещи.

Случайно я взглянула в зеркало. Из его глубины на меня смотрело чужое лицо, искаженное мучительной гримасой: в глазах негодование и боль, губы изуродованы судорогой. Смотревшая на меня женщина казалась непостижимо далекой и незнакомой. Ее дикая гримаса вызвала во мне бурю эмоций: злость, жалость, безысходность. Чувства навалились все разом и с неодолимой силой стиснули плечи, сдавили до удушья горло, и каждой клеточкой своего тела я ощутила, как на меня накатывает неимоверная волна отчаяния и страха.

Над этим домом висит проклятье, говорила я себе. Кто ты такая, чтобы вмешиваться в жизни этих людей? Что ты пыталась доказать, оставшись здесь? Захотелось узнать, кто угрожает тебе? Что ты о себе возомнила? За твое упрямство поплатилась Сибил! Она отдала жизнь за тебя… Ты и только ты виновата в ее смерти! Я совершенно потеряла голову. Отнюдь не подверженная истерикам, я ничего не могла с собой поделать и, дав волю чувствам, уже не могла остановиться…

Похорон я почти не помню. Лишь момент, когда явилась чета Готлибов. Как и полагается, они выразили соболезнования, но в какой-то миг в их лицах мне померещилось облегчение, будто со смертью Сибил они избавились от тягостного затруднения. Потом неоднократно я слышала, как мистер Готлиб заявлял, будто с самого начала был категорично настроен против «горемычной сиротки» и с тяжелым сердцем ждал от нее неблагодарного сюрприза.

– Семейка то у нее вся с прискоком, – пояснял он свое ожидание, вертя пальцем у виска. – Вот и эта – тихоня тихоней, а, видать, грешки то водились за душой: за просто так никто к праотцам не отправляет!

Кроме того до самой Тильды Пешенс, сумасшедшей тетки Сибил, на которую неустанно ссылался кузнец, распространяясь о скрытых пороках девушки, так и не смогли достучаться, чтобы сообщить о трагедии. Вместе с тетей Гризельдой мы ходили к Равен-Хаузу, но дом стоял, словно нежилой и заброшенный. Никто, ни сама хозяйка, ни ее служанка не вышли на наш громкий стук.

Рэй тоже не пришел на похороны. Лишь через несколько дней я увидела его на могиле. Он сидел на земле, облокотившись спиной о холодный надгробный камень. Голова его была зажата в тисках ладоней. Он тихо поскуливал.

Остановившись у ограды кладбища, я не решилась подойти к нему и нарушить его безмерное горе. Вместо этого я прошла вглубь и принялась бродить среди могил, пытаясь прочесть на надгробьях надписи, полустертые временем. Под ногами была утренняя сырость. Земля, изъеденная кривыми канавками, в которых стояла мутная дождевая вода, заросла травой и бурьяном. Через некоторое время я услышала тихий оклик. Я повернула голову, смахнула с лица волосы и только сейчас заметила, что Рэй поднялся с земли и теперь глядит на меня.

Нет, я не стала притворяться, не стала заполнять паузу пустой болтовней. Пройдя к могиле Сибил, я опустилась на колени и стала раскладывать свежие цветы, стараясь не смотреть на него.

– Я не могу с этим справиться, – натужливо заговорил он. – Я схожу с ума, я знаю.

На губах я почувствовала влажный вкус соли.

– Разумом я понимаю. Душой – нет. Я должен что-то сделать, ответить за нее.

– Как ответить? – спросила я, не понимая его слов.

– Ты не послушала меня тогда. Зачем ты пошла туда? Я предупреждал, они другие. Они несут зло. Все, все они несут зло. И теперь ты одна из них, такая же!

Прикусив губу, я отшатнулась от него, словно он ударил меня.

– Но уже поздно. Выхода нет. Нет! Ведь нет?! – горько проскулил он. – Я не уберег ее.

– Не смей так думать! – мой голос сорвался от горя. – Не мучь себя! Ты в этом не виноват! Все случилось из-за меня…

Я попробовала взять его большие руки в свои, но Рэй резко оттолкнул меня и, натыкаясь на надгробные плиты чужих могил, словно в пьяном дурмане, пошел прочь.

Осень окончательно вступила в свои права, привнося в погружённый в тишину дом щемящее чувство грусти. Хмурые дожди обволокли деревню в пелену тихой печали, и казалось, что монотонные звуки его капель были продолжением стука моего сердца.

Каждая мелочь в доме напоминала о Сибил. Воспоминания о ней были неистребимы и мучительны. От этих воспоминаний боль в сердце становилась все горячее. Я стала замечать за собой, что подолгу всматриваюсь в темно-серые очертания церковной башни, тонущие в сизой пелене дождя. В этот момент мне всегда казалось, что земля сделалась безлюдной и только мне суждено существовать до глубокой старости – в одиночестве и воспоминаниях. Глаза начинали болеть, но я не сдавалась, не отводя взгляда от башни, до тех пор, пока тетя или Финифет не окликали меня.

Я чувствовала, что просто тяну время. Я еще не избавилась от оцепенения, охватившего меня, когда я увидела мертвое тело Сибил. И больше всего я желала расстаться с растерянностью, сбивавшей меня с толку. Мне казалось, что, когда это удастся, я пойму… но пойму – что?

В течение следующих дней полиция пару раз наведывалась в Сильвер-Белл, допрашивая меня, и в Китчестер.

Кто убил Сибил? Это вопрос вертелся у всех на языке. В воздухе веяло ожиданием и беспокойством. И хотя никто не осмеливался обсуждать вслух, но змеиный шепот переходил от одного дома к другому, люди закатывали глаза, прикладывали руки к груди и со знанием дела кивали – у всех на уме было только одно имя: Дамьян Клифер. Все очень жалели бедную маленькую Сибил, попавшую в смертельные когти этого чудовища.

Тетушка Гризельда всячески успокаивала меня, хотя у самой на душе была черная скорбь. Когда она думала, что ее никто не видит, то беззвучно плакала. Но она понимала, что я беспокоюсь о Дамьяне. Все мои чувства к нему ей были давно ясны, но она не одобряла моего выбора. Ей было прекрасно известно, что он хочет владеть Китчестером. Но, чтобы подбодрить меня, тетя упорно повторяла, что это дело рук бродяги или вора…

– Разумеется, это не он! Он бы не пошел на это, – уверяла она. – Он очень разумный человек, хоть и негодник, каких свет не видывал. Когда я разговаривала с ним, здесь в этой комнате, то, полагаю, сумела заглянуть в его душу. И то, что я там увидела, вселяет надежду, что он не смог бы причинить вред ни тебе, ни твоим близким.

– Наверно… не знаю. Но ему нужен Китчестер! Несмотря на то, что он подписал те бумаги, где от всего отказывается, я не могу поверить ему. Его желание было слишком велико, чтобы вот так в одночасье отвергнуть все.

– Ну что ж, теперь у него другое желание. И оно пересилило.

– Во время убийства он был далеко от Китчестера. По крайней мере, его слова подтвердились. Хотя никто не принимает их всерьез. Все равно все твердят, что это он!

– Думаю, мы скоро узнаем. Полиция все выяснит, не так ли?

И полиция действительно все выяснила. Вскоре нам сообщили, что в окрестном лесу поймали беглых преступников, сбежавших из солсберийской тюрьмы пару месяцев назад. Память моя услужливо подсказала мне, что я сама однажды встретилась с этими беглецами, заехав вглубь леса на болота: обладателем скрипучего, как заржавевшее колесо молотилки, голоса и его дружком Бо, скрытым в пелене тумана. Тогда я и не подозревала, какой опасности подверглась, оказавшись наедине с преступниками и возможными убийцами. То, что они виновны в убийстве Сибил у полиции не было сомнения. Среди их вещей обнаружились кухонный нож из замка, который, как выяснилось, пропал из кухни еще несколько недель назад, и украшения, снятые с тела: цепочка с жемчужной капелькой и аметистовая брошка-соловей.