Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

– Когда-то это был потайной ход, – пояснила она. – Но когда ставили пристройки, его разобрали и сделали переход к ним.

Мы поднялись по ступенькам и оказались в большом зале, освещенном двумя окнами. Вдоль стен стояли дубовые шкафы и ряд сколоченных из необработанных досок кроватей. Мебель была обветшалая кое-где сломанная, и было понятно, что ей не один век.

– Что это? – воскликнула я. – Похоже на госпиталь.

– Это и есть госпиталь, – подтвердила Эллен, тяжело дыша. Чувствовалось, что она слабела. От долгой ходьбы у нее появилась отдышка, и сухой кашель все чаще прерывал ее слова. – Когда-то здесь устраивали больных. В замке обязательно жил лекарь, который смотрел за всеми обитателями. Отсюда можно попасть в два примыкающих флигеля, – она указала на низкие арочные проходы в стене. – В одном была уборная, а в другой выносили мертвецов.

Я поежилась – гнетущее место. И предложила Эллен здесь не задерживаться и идти дальше.

– А мы уже пришли, – неохотно пробормотала она.

Кутаясь в шаль и стиснув ее края под горлом, словно надеясь спрятаться в ней, женщина пересекла комнату и открыла черневшую в стене дверь. Мы оказались на улице, и моему взору предстала часовня. Темно-серое здание располагалось на квадратной площадке, зажатой между постройками. Стены флигелей безжалостно нависали над этой старинной, повидавшей и пережившей не мало разрушительных бурь, часовенкой. От стертых ступеней, на которых мы обе застыли, вела дорожка, усыпанная галькой, по бокам от нее цвели крупные фиалки и ирисы.

– Какое необычное расположение, – воскликнула я, пройдя вперед и осматриваясь.

– Ничего необычного, – услышала я напряженный голос Эллен. Она все еще стояла на ступеньках и держалась за дверь. – Часовня гораздо древнее пристроек. Когда их ставили, надеялись перенести часовню, но средств на это уже не хватило. Поэтому оставили как есть, решив, что в будущем построят другую.

– Но последующие Китчестеры оказались такими же безденежными, – закончила я за нее.

Охватив весь дворик одним беглым взглядом, я обратила все внимание на выложенное из крупного серого камня строение. Высокие остроконечные окна увивали резные переплеты, а вместо обычных стекол были вставлены радужные витражи. Внутрь вела окованная дверь. Я отодвинула деревянный засов и распахнула ее. Озорные лучи солнца тут же нарисовали мою удлиненную тень на неровном каменном полу. Я вошла внутрь и почувствовала тяжелый запах – сырости, древности и какой-то полировки, которую использовали для скамеек. И только цветные пятнышки от витражей, рассыпанные повсюду, придавали помещению не такой суровый и безрадостный вид. Наверное, я должна была испытать благоговейный трепет, услышав, как гулко отдаются мои шаги в тишине. Но ничего этого я не ощущала, только интерес.

Два ряда почерневших от времени скамей вели к возвышению, на котором стоял алтарь. Вдруг я услышала отрывистый вздох. Обернувшись, я увидела в проеме Эллен, бессильно навалившуюся на дверь. Она пряталась за ней, как за щитом. Ее лицо, искаженное обуревавшими ее чувствами, было белее мела.

– Вы могли бы не входить сюда, – торопливо заметила я.

Она не ответила, но сделала шаг вперед. Ее глаза неотрывно смотрели на алтарь, на котором ей когда-то привидился младенец. Я понимала, что сейчас лучше не разговаривать с ней. Она должна преодолеть свой страх. Подойдя к алтарю, я принялась изучать его: потемневшая каменная плита, свет падавший на медный аналой и позолоченные кисти ткани, покрывавшей алтарь.

– Когда-то я часто приходила сюда, – за моей спиной раздался тихий голос, похожий на шелест. Она уже сидела на скамейке, бессильно опустив руки на колени – Мне нравилось бывать тут. Здесь так покойно, умиротворенно…

– Вы могли бы приходить сюда и сейчас.

– Сейчас…сейчас мне тяжело переносить даже службу, – она закрыла глаза, и я заметила, что ее тело стало немного раскачиваться.

– Сюда не слишком удобно ходить слугам и жителям замка, – прокомментировала я, стараясь отвлечь ее от горестных мыслей. – Приходиться заходить в дом и идти через него. Несомненно, это доставляет много хлопот как людям, так и семье.

– Мы не молимся с простолюдинами, – ответила она, но голос потонул в охватившем ее кашле. Когда приступ прошел, она пояснила. – Слугам не дозволено заходить сюда. Люди ходят в ближайшие деревни. А здесь молятся только члены семьи.

– Я не заметила кладбища. Да тут и места нет под него.

– Китчестеры хоронят своих мертвецов не в Китчестере. Похоже, они бояться осквернить его.

Меня озадачила фраза, но я не стала любопытствовать, чем же могут осквернить китчеровские мертвецы. Тусклые глаза Эллен не двигались, она сидела, уставившись на позолоченные кисти, свисающие с алтаря.

– Тихо, как в могиле, – вдруг произнесла она. – Найтингейл, ты хоть немножко боишься?

– Здесь нечего бояться, – немного обескураженная, сказала я.

– А привидения? – спросила Эллен после недолгой паузы.

– Мертвые не могут причинить вреда живым.

– Многие так заблуждаются.

– Но нам то нечего опасаться, верно.

Она покачала головой.

– Тогда почему же Леми приходит ко мне? Он хочет, чтобы я присоединилась к нему.

– Эллен, – решительно начала я, – с вами сыграли злую шутку…

Но она вдруг засмеялась, приложив палец к губам.

– Тсс…Он может быть уже здесь, – она подняла глаза к сводчатому потолку и прислушалась.

Раздражение волной накатило на меня. Теперь я понимала, что имел в виду дед, рассказывая о ее помутнении. Мне захотелось подойти к ней и встряхнуть, как следует, чтобы искры из глаз посыпались, и вместе с ними всякие бредовые вымыслы.

– Его здесь нет, и не может быть, Эллен.

Она вздрогнула всем телом и бессознательно подтянула на плечи сползшую шаль.

– Его здесь нет, – бессмысленно повторила женщина, а затем судорожно заговорила. – Я просила не разлучать нас, а его все равно унесли. Его отняли у меня, Найтингейл. И теперь он далеко. Его крохотное, розовое тельце грызут черви, и обжигает ледяной холод. И я не могу защитить его от них. Черви, Найтингейл! Как бы тебе понравилось, если бы в твою мягкую плоть впивались черви…И сквозняки! Они там повсюду, просачиваются через все щели и дуют, дуют…

Мне дико хотелось заткнуть уши и выбежать вон из часовни. Но мне было безумно жаль эту женщину. Я не знала, как утешить ее. Все те действия, что я могла совершить сейчас, казались мне жалкими, по сравнению с ее всепоглощающим горем. Я попыталась присесть на скамью рядом с ней, но она вздрогнула и, протестуя, подняла руку. Не найдя ничего лучшего я пробормотала традиционную фразу. Одну из тех пустых и до противности равнодушных фраз.

– Время лечит, Эллен. Вы должны жить дальше.

– Время… – прошептала она. – Возможно. Но время не всесильно, не так ли? Говоришь, оно вылечит. Но ведь есть чувства, которые не поддаются лечению?

Я промолчала, делая вид, что рассматриваю висящий на стене за алтарем крест. Внезапно я услышала ее возглас:

– Нет! нет! нет! – ее губы скривились, трижды надрывно выталкивая слово. Она вскочила и рванулась к выходу. Я ринулась следом, но было уже поздно. Снаружи, визгливо скрипнув, задвинулся засов. Я растерялась от неожиданности, но потом возмутилась.

– Эллен, откройте! – потребовала я.

Ответа не последовало. Прислонившись к двери, я прижала ухо к сточенным жучками доскам и отчетливо услышала хруст гальки под ногами удалявшейся женщины. Я стала барабанить в дверь кулаками, но это не произвело никакого впечатления. Я выждала еще пару минут и прислушалась вновь. За дверью не раздалось ни звука.

Я не знала, что мне делать. Конечно, ничего страшного не произошло. Меня скоро хватятся. Когда я не появлюсь к обеду, леди Редлифф непременно возмутится подобным поведением и, чего доброго, посчитает за намеренное оскорбление. Кого-нибудь отправят меня искать, как в первый день, она отправила Дамьяна, когда я опаздывала…Только Дамьяна нет. А было бы здорово, если бы за мной пришел именно он… Какая нелепость, тут же одернула я себя. С чего бы мне хотеть этого. Я буду рада любому, кто освободит меня!

Но больше всего я чувствовала разочарование из-за того, что Эллен смогла так поступить. Скорее всего, она сделала это под давлением собственных страхов. Возможно, она не понимала, что делает, рассуждала я. Но, тем не менее, несмотря на нашу дружбу, она меня этому подвергла.

Я села на скамью, ближнюю к двери. Весь интерес к старинной часовне пропал. Зато появилось навязчивое желание поскорее выбраться отсюда.

Оказавшись в одиночестве, я почувствовала, как угнетает меня царившая здесь тяжелая тишина. А вдруг мне тоже привидится младенец? Он заговорит со мной и будет хохотать… дьявольски? Я сильно встряхнула головой. «Что за нелепые фантазии!» – осадила я себя рассудительно, как сделала бы это тетя Гризельда. Она наверняка посмеялась бы над моими мыслями: «Ты – неисправимая выдумщица!»

От резкого движения узел, державшийся на затылке, сполз набок и пристроился на плече. Я распустила волосы и попробовала заколоть вновь. Но руки не слушались, и узел получился кривым. Я оставила его болтаться в таком положении – все равно не удержится.

Сколько времени прошло с тех пор, как Эллен закрыла меня? Пятнадцать минут? Тридцать? Я снова подошла к двери и в бешенстве заколотила в нее. Я звала на помощь. Как глупо. Как будто кто-нибудь мог услышать меня. Я села под окно, цветные пятнышки приветливо усыпали пол и хоть как-то отвлекали меня. Интересно, они уже сели за стол? Элеонора, должно быть, рвет и мечет. А Эллен? Она наверняка в своей спальне, сказалась больной и пичкает себя очередной порцией лекарств. Впрочем, она действительно больна. Нужно помочь ей! Обязательно помочь.

Тишина тоже может быть пугающей. Я поняла, что прислушиваюсь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки за дверью. И тут я уловила стон. Сначала я подумала, что мне почудилось. Я прислушалась. Стон донесся снова, как дуновение ветра, такой жалобный, такой печальный.

– Эллен, это ты? – воскликнула я, вглядываясь в темные углы. Но звук угас. Я выждала время, а затем, вскочив на затекшие ноги, подбежала к двери и заколотила в нее. И колотила до тех пор, пока у меня не заболели руки. Я понимала тщетность своих усилий, но продолжала стучать. А что, если сюда никто не придет… до самого воскресенья!

Стон повторился вновь. Сейчас уже более отчетливо, он разнесся по часовне и эхом потонул в сводчатом потолке. Я замерла.

– Кто здесь? – закричала я низким голосом, какой, по моим представлениям, может быть у смельчаков. Я совершенно не боюсь! Почему я должна бояться каких-то непонятных стонов.

Ответа не последовало. Я спросила себя, может ли атмосфера так действовать на мое воображение? Не существовало ничего такого, во что я могла бы поверить без достаточных на то оснований. И все же…Я вздрогнула, обхватив себя руками. Стоны были такими скорбными, такими нечеловеческими…Я услышала свой голос, бессвязно бормочущий молитву: «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы кто-нибудь сюда пришел… побыстрее… сейчас… прямо сейчас».

И Господь услышал мои слова! За дверью раздались быстрые шаги. Хруст гальки бальзамом отдавался в моем сердце. Я застучала в дверь, оповещая о своем нетерпении.

– Я здесь, я здесь! – закричала я. – Откройте!

Засов заскрипел вновь, и его звук показался мне самым желанным на свете. Дверь распахнулась, и на пороге возник Дамьян.

– Ты! – выдохнула я, не веря своим глазам. Как будто Господь решил вместе с моим спасением выполнить и мое тайное желание.

Он склонил голову на бок, медленно растягивая узкие губы в язвительной насмешке. О, как я ненавидела эту насмешку! И как была рада ей сейчас.

– Еще скажи, что ты приятно проводила время, а я помешал. Ну, если желаешь… – и осклабился еще сильнее. С него станется затолкать меня обратно и запереть!

– Только посмей меня здесь оставить! – я прямо-таки вылетела из часовни и заторопилась к флигелю. Он догнал меня и пошел рядом.

– Сколько сейчас времени? – резко спросила я.

– Должно быть, пять, – хмыкнул он, с видом эстета созерцая мое перекошенное лицо.

– Пять! Так много, – поразилась я и тут же с возмущением добавила. – Разве меня не хватились во время обеда? Они должны были увидеть, что меня нет.

– Вот уж не знаю. Я приехал в половине пятого и наткнулся на доктора. Он сообщил, что у миссис Уолтер эпилептический припадок…

– О боже! Настоящий? – глупее, по-моему, я сказать не могла. Я залилась краской, услышав его смешок. Хорошо, что он никак не прокомментировал мои слова.

– Джесс сказала, что Элеонора и мать у нее в спальне. Служанка подняла переполох, когда та уже была в конвульсиях. Эта дура думала, что ее госпожа «всего-навсего переутомилась»!

– О Боже! – опять повторила я, начиная ощущать себя попугаем.

Он больно стиснул мою ладонь и со злостью сказал:

– Что вы натворили, вы хоть немного думаете? Что за идиотские эксперименты – привести сюда Эллен! Старуха – стерва. А ты то чем думала? Ты же видишь, она больна! Ее надо лечить в специальном учреждении.

– В дурдоме, ты хочешь сказать?! Ей нужны забота и друзья, но никак не смирительная рубашка!

Но его обвинения и злость были оправданными. Я не должна была поддаваться Элеоноре и приводить сюда эту измученную болью женщину. В ее душе чернели безнадежные, скорбные раны, перед которыми были бессильны и всепожирающее время, и человеческая ветреная память. С чего вдруг я возомнила, что смогу излечить их?!

Мне не хотелось ругаться с Дамьяном. На это у меня не было ни сил, ни желания. Когда молчание стало невыносимым, я спросила.

– И все же почему никто не явился за мной?

Мы прошли госпиталь и спускались в темный коридор.

– Похоже, никому нет дело до маленьких птичек, – усмехнулся он. Я опять благоразумно промолчала, сочтя это намеренной провокацией. И ему пришлось продолжить. – Старик в постели. У него прострел. Если ты не заметила, он уже не в том возрасте, чтобы дефилировать по лугам верхом на лошади. А Джесс…она была не прочь, чтобы ты посидела здесь дольше.

– Ах, вот как! – воскликнула я. Дамьян нагло хмыкнул. Я поняла, что он специально разжигает мою злость.

Раздраженная его насмешками и злясь на всех и вся за просиженные в часовне жуткие часы, я сдуру рванула вперед и… перешагнула через ступеньку. Все бы ничего, если бы неуклюжая нога не подстроила мне подлянку и в самый последний момент не подвернулась. Осознав, что лечу и воссоединение с не слишком приветливым полом неизбежно, я изощрилась и, приложив столько усилий, что их бы хватило затормозить мчавшуюся во всю прыть лошадь, вцепилась в Дамьяна. Невольный спаситель, не сломившись в свинцовых клещах моей хватки, героически выдержал сей акробатический финт, чего нельзя сказать о его белевшей в темноте хлопковой рубашке. Даже сквозь тот жалобно-петушиный вскрик, какой выдали мои легкие, я услышала хлесткий треск рвущейся ткани.

– Чем тебе моя одежда не угодила? – в голосе мужчины звучал неудержимый смех. Я перевела дух и продребезжала нетвердым голосом:

– Ой, прости, я не специально.

– Угу, если бы специально – от рубашки и от меня остались бы одни клочья!

Мы оба засмеялись. Сначала как-то нерешительно, словно удивленные, что можем смеяться вместе, а затем уже хохотали во все горло. Я была все еще в напряжении и чувствовала неприятную дрожь во всем теле. Мне просто необходимо было выплеснуть бушевавшие во мне эмоции. Но перемирие между нами длилось не долго. Он взял меня за руку и развернул к себе. В кромешной тьме я различала только его глаза и белые волосы.

– Так что ты видела в часовне? – спросил он. – Призраки, духи, говорящие младенцы…

– Ничего!

Он прищелкнул языком и покачал головой.

– Разве? Ты бы видела себя, когда я открыл дверь! Глаза на лбу, волосы дыбом…хм, или точнее пучок дыбом…

Я дотронулась до своего узла. Он опять позорно сполз и висел, болтаясь на шее, совершенно не удерживая густые пряди. Я отмахнулась от него. Сейчас мне было совершенно не до прически.

Я все еще была озадачена, если не сказать напугана тем, что слышала в часовне. Этому обязательно должно быть внятное объяснение. Мне было все равно, что обо мне подумает Дамьян. Если решит, что я тоже сошла с ума, то пусть так и будет. Я дерзко подняла подбородок и, взглянув ему в глаза, значительно сообщила:

– Я кое-что слышала! – Дамьян молча выждал, пока я выдержу эффектную паузу. – Стоны! Такие печальные, протяжные и явно потусторонние…

– Потусторонние, вот как? – спросил он, явно забавляясь. – Часовня старая, готовая развалиться от одного плевка, между камнями полно щелей, в которых завывает ветер… Хотя, это слишком скучно! Гораздо интереснее, если бы это выла душа усопшего младенца…

Как же я сразу не догадалась! Я испытала такое непередаваемое облегчение, убедившись в собственном невежестве. В Академии мы чуть ли не каждый день становились свидетелями таких вот нечеловеческих стонов, когда бушующие ветра завывали в длинных дымоходах.

– Две сумасшедшие – было бы много даже для Китчестера, – тем временем говорил Дамьян. – Рад, что рассудок у тебя оказался непоколебимым в отличие от твоих умственных способностей. Если честно, я считал тебя более сообразительной.

– В такой ситуации любой бы ощутил что-то потустороннее. Тем более место к этому располагает, – возмущенно парировала я. – Было немного неприятно сидеть там запертой.

– Всего лишь «немного неприятно»? Как я мог забыть, ты ведь у нас образец стойкости и невозмутимости.

Как он смеет издеваться надо мной! О какой стойкости и невозмутимости можно говорить в такую минуту, да еще смеяться, что мои умственные способности далеки от совершенства. Посидел бы сам там!

– Насмешник! – в сердцах бросила я ему. – Как люди могут быть такими отвратительными? Тебе лишь бы шутить да издеваться над людьми, не ведая, сколько горя могут принести твои забавы. Из-за тебя Эллен лишилась разума! Из-за тебя ей всюду мерещится ее сын!

Он с силой встряхнул меня, остановив рвущийся из меня поток слов.

– Подожди! Что за ахинею ты несешь? – процедил он. – Я польщен, что ты такого высокого мнения обо мне. Мне нет нужды оправдываться в своих поступках, даже если бы я о чем-то жалел, то тебя мои дела не касаются. Впредь помни это! А что до Эллен, то я не имею никакого отношения к ее сумасшествию. Или ты думаешь, что я настолько чудовищен, что от одного моего вида люди теряют рассудок.

– Не притворяйся, что не понимаешь о чем я. Ты прекрасно знаешь, что она сошла с ума после того, как ты ее разыграл, притворившись сыном. Не знаю, как ты это сделал… Подсунул куклу и стал говорить с ней дьявольским голосом или еще что…

Мне показалось, что он ударит меня. Даже в темноте было видно, как злость овладевает им. Его глаза засверкали безудержным гневом, дыхание стало тяжелым и прерывистым, словно он преодолел бегом десятки миль.

– Думай, что говоришь, золотко, – процедил он. – Я не делал ничего подобного! Ни с Эллен, ни с кем бы то ни было. Только ты не поверишь мне, не так ли?

– Точно так же не делал, как не поджигал дома в Эмбер-Виладже? – внезапно вырвалось у меня, и я в ужасе зажала рот рукой. Господи, что я говорю!

– О, да вы, мисс Сноу, хорошо осведомлены, – глаза Дамьяна сузились, и он угрожающе приблизился ко мне. Его рука потянулась ко мне. Я тревожно отступила, но он схватил меня за кружева блузы и резко дернул к себе. Кружева оказались прочнее, чем рукав его рубашки. О чем я досадно пожалела, так как их прочность не дала мне шанса вырваться от него.

– Так, значит, я отвратителен? – протянул Дамьян сладким голосом. Я нервно дернулась, пытаясь высвободиться из его хватки. Но он толкнул меня, и я почувствовала, как в спину впиваются холодные камни стены. Его тело прижалось ко мне. Прижалось с такой силой, что мне стало трудно дышать. Задыхаясь, я уперлась в его грудь руками и надавила, что есть мочи.

– Трепыхаться бесполезно…птичка, – почти пропел он, как будто совсем не ощущая моего сопротивления. – Ты все еще так же невинна? Ты помнишь, что я говорил тебе. Я единственный! Единственный имею на тебя право. Ты моя…Только посмей ослушаться меня…

Его лицо было так близко. Губы почти касались моей щеки. Слабость горячей волной затопила меня. Сердце бешено стучало, нет, грохотало…Оно грохотало на весь дом, оглушая меня этим бесцеремонным звуком. Мои руки онемели от напряжения, упираясь ему в грудь. Я чувствовала, что еще немного, и сдамся на его милость. Нет! Я не позволю ему унижать меня, играть со мной, будто я безвольная, бесчувственная кукла.

Но неожиданно он отступил от меня. Холод коридора сразу окутал меня. Не понимая, в первый момент что произошло, я протестующее вскрикнула.

– Беги, – донесся из темноты его голос. Натянутый и словно уставший. – Беги, убегай, несись от меня быстрее ветра, как ты это умеешь делать. Такое сопротивление достойно награды.

Не говоря ни слова, я отлепилась от стены и пошла. Нет, я не бежала, не ускоряла шаг, я просто шла. Шла, высоко подняв голову и гордо расправив плечи, будто все, что произошло ну ни капельки, ни единой крохотной капельки, не задело меня.

Вечером я сказалась больной и не вышла к ужину. От Джудит, принесшей мне стакан теплого молока и печенье по распоряжению Жаннин, я узнала, что за столом также не было миссис Уолтер, которая все еще пребывала в беспамятстве, леди Редлифф, сама мучавшаяся от мигрени после волнений с приступом Эллен, и графа Китчестера, чей прострел разыгрался не на шутку.