Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"
Автор книги: Екатерина Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
– Они?
– Ну да. С мистером Клифером была гостья, юная леди.
– Юная леди?! Вот как… – сердце неприятно кольнуло. – А он объяснил, кто она такая?
Хотя с чего Дамьяну объяснять это старому кучеру, тут же одернула я себя и покосилась на мужчину, заметил ли он мою растерянность.
– Когда я выезжал, он только крикнул, чтобы я поспешил и доставил вас без всякого промедления.
Вот значит как. Дамьян ждал меня, и при том не один. Я в волнении просидела оставшуюся часть дороги до замка и так сильно задумалась, что, когда мы подъехали, спрыгнула с козел (где сидела и в этот раз), не попрощавшись.
Я и сама ждала встречи с ним. Я должна была поговорить. И хотя я не верила, что Дамьян вот так возьмет и выложит мне всю правду, если той ночью именно он пытался убить меня. Единственное, что я могла – это заглянуть ему в глаза. Может быть, в их глубине я отыщу ответ? «Могу ли я верить ему?» – вновь и вновь спрашивала себя. Мне еще предстояло разобраться, насколько оправданы мои подозрения. Сейчас же в голове по-прежнему была полная мешанина.
Джордан, открывший дверь, сообщил, заинтриговав еще больше, что меня ждут в музыкальной гостиной. Я буквально пролетела расстояние до нее.
В комнате собралось немало народа. У окна, придерживая тяжелую портьеру рукой, стояла Джессика, с отсутствующим выражением глядя куда-то вдаль. Жаннин, охая и хватаясь за сердце, воодушевленно вещала что-то из жизни актрисы, осаждаемой толпами поклонников. У рояля, тихо перебирая клавиши, сидела Эллен, казалось, грустная мелодия полностью захватила ее. Тут же стоял мистер Уолтер. Впервые он не чирикал в записной книжке и не обращался, закатив глаза, к потолочной музе, а пребывал в расслабленной позе, жмурясь и скрестив на груди руки. Его лицо было полно блаженной неги, а точеные, похожие на девичьи, белые пальцы отстукивали по темному сукну пиджака в такт мелодии.
На подлокотнике дивана (будто нет более удобного места) сидел Дамьян. Развернувшись вполоборота и опершись локтем о стенку дивана, он нависал над расположившейся рядом с ним гостьей. С крайне увлеченным видом он взирал на девушку, которая вся порозовела и расцвела под его взглядом. Это была Виолетта.
Удивление при виде нее быстро прошло, сменившись каким-то раздражавшим чувством досады и обиды на Дамьяна. Некоторое время, незамеченная, я стояла в дверях, наблюдая, как он улыбается ей, как что-то тихо говорит, от чего Летти по-глупому хихикает, а затем он чуть наклоняется к ней и убирает со лба светлую прядь.
Прикусив губу, чтобы только сдержать себя и не броситься сломя голову через коридоры и лестницы в свою комнату, где можно было бы выплеснуть свой гнев на этого беспринципного Казанову, я вошла в гостиную.
– Лети, вот так сюрприз! – воскликнула я, протягивая руки. Руки дрожали, но подруга была совсем ненаблюдательна, и вряд ли она изменилась за время, проведенное в Лондоне. С грацией, вбитой ей изнуряющими занятиями с маркизой Грэдфил, она поднялась и направилась ко мне.
– Найтингейл, а вот и ты! – не менее жизнерадостно воскликнула Летти. Наверняка Жаннин обзавидовалась столь мастерски сыгранной сцене.
И все же я была рада нашей встрече, несмотря на клокотавший во мне вулкан ревности. О, да! Я не могла отрицать, что ревную. Ревную глубоко, сильно, так, как не ревновала в библиотеке, когда наткнулась на него и Джудит. Но, может быть, волна ненависти, захлестнувшая меня в тот момент, и была ревность?
После бурного приветствия, Виолетта рассказала, как очутилась в Китчестере. С мистером Клифером она совершено случайно столкнулась на улице Солсбери. Тернеры приехали поездом из Лондона, и пока мистер Арчибальд нанимал экипаж, мать с дочерью решили зайти в кондитерскую и попотчевать себя горячим шоколадом и клубничными вафлями.
– Мистер Клифер был чрезвычайно галантен, и сразу же узнал меня, – она стрельнула в Дамьяна откровенным взглядом, от которого даже лондонские мужчины, с давно выработавшимся иммунитетом к столь убийственным средствам нападения, навеки сраженные, падали к ее ногам. – Хотя виделись мы с ним всего один раз. Тогда, когда его лошади понесли у школы, ты помнишь, этот презабавный случай, Найтингейл?
– Нет, презабавного не помню…
– Ах, ну да, как же я забыла – сама серьезность и чопорность.
От этого заявления Жаннин, сидевшая напротив нас рассмеялась и по-приятельски добавила, обратившись к Летти:
– Да, мы все успели заметить, что одно из достоинств нашей Найтингейл – строгость. Скажу по секрету, даже леди Редлифф не в силах поколебать ее невозмутимость и заставить трястись от страха перед собственной внушительностью.
И куда только это достоинство испаряется, как только в пределах моей видимости оказывается Дамьян?! Я робко покосилась на него. Все это время я усердно отворачивала голову и не смотрела в его сторону, опасаясь выдать свое состояние. Но он был поглощен моей подругой и не скрывал своего восхищения, чем, похоже, приводил в бешенство Джессику, все еще стоявшую в оцепенении у окна. Виолетта обладала тем, что делало ее опасной для мужчин и чего не было во мне – неотразимой красотой, соблазнительностью и умелым кокетством. Поэтому при одном только взгляде на нее, Джессика, поняла, что встретила сильного противника. Меня же, как я потом убедилась, она вычеркнула из этого списка, наделив некой аурой несуразной оплошности.
– Мистер Клифер сообщил нам, что ты гостишь в Китчестере, – тем временем излагала свой рассказ Летти. – Мне захотелось тут же тебя увидеть. И тебя, и этот восхитительный замок. Как же тебе повезло, Найти, что ты внучка графа! Наверняка, замок достанется тебе. Зачем же тогда приглашать тебя сюда?! Ведь так?
Неловкое молчание прервал подразнивающий голос Дамьяна:
– Ну, а кому же еще, как не ей? Вы совершено правы, мисс Тернер.
Она одарила его благодарным взглядом, не заметив, как все на миг задержали дыхание.
Из дальнейшего рассказа мы узнали, что Виолетта упросила родителей, в особенности матушку, поскольку ее тихий отец во всем соглашался со своей женой, отправиться с мистером Клифером, любезно предложившим свою наемную коляску, в Китчестер. Миссис Тернер ни разу в жизни не была столь сильна характером, чтобы хоть в чем-то отказать любимой дочери. Но после клятвенных заверений Дамьяна в том, что нет нужды переживать за репутацию мисс Тернер, поскольку по пути они заберут некую экономку долгие-предолгие годы служившую в замке, за которой он якобы и приехал в Солсбери, доверчивая миссис Тернер благословила свою дочь и та, довольная предстоящим приключением, отправилась вместе с Дамьяом сюда.
– Тебе смелости не занимать, – сурово сказала я, чем вызвала недовольное фырканье.
Вскоре мы оставили гостиную и отправились бродить по замку. Восхищение домом часто прерывалось излияниями о дебюте. Летти успела поведать почти все, что с ней произошло за четыре месяца ее блаженной жизни в столице. После того, как подруга трижды повторила, пытаясь внушить мне трепет благоговения, названия всех мест, где побывала, и перечислила все титулы, с какими имела дело, она поняла, что меня не пронять и немного поубавила свой пыл.
Уже перед самым отъездом в Гарден-Роуз Виолетта спросила и о нашей жизни. О себе я сообщила только то, что еще какое-то время прогощу в замке. После чего она пообещала навещать меня так часто, как только позволит ее чувство такта. В голосе я уловила нотки зависти. Они стали еще отчетливее, когда я сообщила ей долгожданную весть о Рэе и Сибил.
– О, надо же, чурбан вылез из своей длительной спячки! – воскликнула подруга. – А я то думала, бедняжка Сиб до самой смерти будет ждать, пока он явит чудо! И когда великое событие?
– В середине октября. Сразу же за твоим великим событием! – раздражено буркнула я. – Зато твой жених оказался достаточно прытким волшебником, чтобы вовремя явить чудо и вызвать твое расположение. А может уже и любовь? Тебе ведь все равно кем увлекаться – мясник не хуже графа или учителя танцев…
Раз ослабив вожжи, я уже не смогла остановиться. Ревность все еще кипевшая во мне требовала выхода. А обидные слова о Сибил дали мне необходимый повод, чтобы высказаться.
– Ты злыдня! – визгливо выкрикнула Летти.
Признаюсь, я никак не ожидала, что вызову такую бурю. Привычно топнув, девушка вдруг разревелась и бросилась по дорожке к конюшне, куда мы и направлялись. Почти у самого входа я догнала ее. И схватив за руку, заставила остановиться. Из ее неразборчивых бормотаний, прерываемых всхлипываниями, я вынесла только одно – причиной ее истерики был будущий муж.
– В чем дело? Он тебе ненавистен? Неужели он так отвратителен? – я тараторила, одновременно вытирая ее лицо своим платком. – Тетя, конечно, рассказывала мне о нем, но совсем немного. Только то, что у него четверо детей и живет он прямо в мясницкой лавке.
Неожиданно Виолетта откинула мою руку от своего лица и указательным пальцем тыкнула меня в грудь. Ее глаза только что полные горьких слез теперь горели яростным пламенем. Она заговорила жестко, чеканя каждое слово:
– Никогда не смей упоминать при мне этого отвратительного человека! Его для меня нет!
Я молча кивнула, не испытывая ни малейшего желания выяснять у нее подробности.
ГЛАВА 27
Как-то граф удивил нас всех. После ужина мы собрались в музыкальной комнате и наслаждались общением друг с другом, обсуждая предстоявший деревенский праздник.
По традиции, шедшей еще из глубин веков, когда Китчестеры всецело властвовали в этих землях, праздник проводился под покровительством их благородного имени, хотя устройством его, как, впрочем, и всей общественной жизни в округе уже давно занимался комитет. Но традиции есть традиции! И миссис Додд, как ярая их поборница, самоотверженно поддерживала покровительство Китчестеров. За неделю до праздника она носила в замок списки конкурсов, участников, призов, а также план самого мероприятия. И хотя вот уже полвека ни списки, ни план не претерпевали изменений, все же должны были быть просмотрены, одобрены и заверены рукой самого лорда или в крайнем случае его сестры. Разумеется, граф не утруждал себя подобной чепухой, а вот Элеонора, любительница благотворительности и всяких достойных дел, охотно поощряла стремление миссис Додд к традиционности, балуя тем самым свое сильно обострившееся в дни ее визитов чувство значимости.
Сейчас же она испытывала самый натуральный катарсис, ругая на чем свет стоит главу комитета и разоблачая перед нами ее явственную никчемность.
– Одному Богу известно, сколько выдержки я прилагаю, терпя Дадли Додд! Она вульгарна, как все общественные активистки, и чудовищно неделикатна! Эта женщина возомнила, будто я нуждаюсь в ней! И теперь с постоянством тугой на ум коровы навязывает мне свою персону и напыщенные разговоры о комитетских делах. Подумать только, она убеждена, будто я могу интересоваться такой мелочью!.. Но что их ничтожная деятельность, без моего покровительства?! Я благоденствую их только по доброте душевной… А эти комитеты! Своим существованием они оскорбляют все цивилизованное общество Англии. Если бы в старые времена, хоть один оборванец заикнулся о подобном, его немедля отправили бы в Ньюгейт… А все виноваты северяне с их заводами и рабочими профсоюзами! Именно от них мы набрались всякой непотребщины!
Едва ли граф когда-либо слышал о столь рьяной активистке как миссис Дадли Додд, да и дела комитета его интересовали еще меньше, чем прыщ на теле прислуживающего ему мистера Сноупса, человека почтенного возраста, непоколебимого в своей вере, что служить хозяину это самая большая милость, дарованная Господом. Поэтому он без особого энтузиазма выслушал обличительную речь сестры и, демонстрируя свое отношение к данному вопросу, скривился.
– Пока Додд отбивает поклоны в твою честь, ты согласна терпеть ее хоть каждый день!
– Что бы я ни чувствовала, – величественно изрекла на выпад брата леди Элеонора, выглядя чуть ли не святой, – я не могу забывать о своем христианском долге.
– Для пущей правдивости посети хотя бы один раз облагодетельствованное тобой сборище.
– Бог с тобой, Лемуэл! Ни один Китчестер не опустится до такой непристойности!.. А вот наша Найтингейл несомненно бывала на сельских гуляниях, не так ли? Полагаю, тебе пришлись по душе местные развлечения… Это разумеется не Лондон. Но надо довольствоваться малым, если нет возможности насладиться большим. И как тебе «светское» общество – благородные свинопасы и доблестные лесорубы?
– Я, видимо, счастливая, – небрежно ответила я, – поскольку чувствую себя уютно в любом обществе, даже в менее светском, чем том, о каком вы упомянули.
Мой намек не достиг цели. Но у Элеоноры был сегодня боевой настрой, поэтому ей не требовались никакие дополнительные воспламеняющие средства.
– Мне кажется, твоя громкая тетка, тоже стоит во главе комитета. Не удивлюсь, если она в приятельницах с вульгарной Додд. Два сапога пара…Вот откуда твои грубые замашки.
– В таком случае благоразумно ли с вашей стороны находиться со мной в одной комнате?
– Ты еще смеешь язвить мне!
– Ну, что вы, я просто беспокоюсь за вас. Вдруг мои грубые замашки как-то повлияют на ваши строгие благовоспитанные принципы. Ведь говорят, с кем поведешься…
– Дерзкая! Тебя следует выдрать, как паршивку, тогда в твоем языке поубавиться яда.
– Вы не логичны, леди Элеонора, – вежливо ответила я. – Каких результатов можно ожидать от языка, когда страдает совсем другое место?!
Это заявление на мгновение выбило старуху из равновесия, чем тут же воспользовался Дамьян и добил ее окончательно.
– Мне припоминается, – лениво сказал он, обращаясь больше ко мне, чем к графу или его сестре – как старик однажды воспоминал о своих вылазках на такие вот сельские гуляния. Кажется, в молодости граф отнюдь не брезговал тамошним обществом и с явным удовольствием говорил о миленьких деревенских простушках…
– Какое бесстыдство!
– Почему же, это вполне естественное дело, не так ли, граф?
Дед уже хохотал во всю и совсем не обращал внимания на побелевшее лицо сестры. С достоинством, присущим только ей и, может быть, королеве, Элеонора окинула всех нас ледяным взором, пробравшим замогильным холодом до самых костей. И сев, грозно нахохлившись, в позу каменной горгульи, принялась наводить на нас (ну, по крайней мере, так ей казалось) своим гробовым молчанием жуткий страх.
То ли столь дорогие сердцу воспоминания о милых простушках, то ли в противоречие сестре, но граф вдруг засиял надраенным тазиком и гаркнул:
– Сто тысяч ослов! – он стукнул себя кулаком по лбу. – Что мы как унылые пескари в болоте!
В комнате воцарилась тишина, и даже Эллен перестала наигрывать на рояле, что делала безостановочно с самого прихода сюда.
– Ты к чему это, старик? – спросил Дамьян, усмехаясь.
– Про пескарей?
– Да, нет, про них то, как раз понятно. Про ослов…
– А-а-а, – глубокомысленно протянул дед. – Черти что на язык лезет!
– Ты уж поосторожней с тем, что лезет! А то вон, как твою родню перекосило, – и Дамьян театрально обвел всех присутствующих издевательским взглядом.
Столь вопиющее сравнение задело за живое сестру графа. Издав рык негодования, горгулья в кресле распрямилась, готовясь совершить контратакующее нападение на ненавистного ей жабеныша, посмевшего оскорбить самое святое – суть Китчестеров. Граф резко взмахнул рукой, осадив рвавшуюся в бой Элеонору. Той ничего не оставалось, как изобразить на лице глубочайшее презрение. Однако жест графа оказался не настолько красноречив, чтобы его могли понять такие тугодумы, как полковник Рэдлифф и Мэтью Уолтер. Для всех остальных было большой неожиданностью, когда оба жирафа вдруг одновременно возопили:
– Позвольте, позвольте, что это вы сейчас сказали? – побледнев, а затем вмиг покраснев, проголосил поэт, от сильного волнения заикаясь.
– Ослы? Где ослы?! – вскричал полковник. Владевший им только что глубокий сон, с перекатами храпа и заливистым свистом, оставил его бренное тело, хотя и ненадолго.
– Я настаиваю, мистер Клифер, – потребовал Уолтер, вновь бледнея и уже не так взыскательно глядя на смутьяна. – Объясните, что вы имели в виду, говоря, будто бы родню графа Китчестера перекосило вследствие того, что граф имел неосторожность воскликнуть «Сто тысяч ослов!». Уж не думаете ли вы, что я…то есть, мы…
– О-о-о! – восторгу полковника не было предела. – Сто тысяч ослов!!! И где же этот табун прячется, господа?!
– Боже милосердный… – трагично издала леди Элеонора.
– Заткнитесь все! – рявкнул граф, сквозь раскаты смеха. – Я хочу кое-что сообщить.
– Тебе мало того сумасшествия, что уже твориться в этой комнате?
– Ослы – это, конечно, не мулы…Мулов я уважаю больше, – вещал тем временем полковник Редлифф, попеременно заглядывая то под столик, то под диван и кресла. – Но и ослов ценю… Поверьте мне, ценю и люблю! Они исключительно рабо…рабо-то-способны…А если их откормить – у них вкуснейшее мясо! Клянусь честью ан…английского офицера!
– Старик говори уже, не тяни кота за хвост. Мы все во внимании.
Пропустив мимо ушей грубость Дамьяна, граф непринужденно развалился в кресле и затянулся трубкой, выдерживая значительную паузу. Когда же он решил, что мы уже достаточно извелись любопытством, он торжественно выдал:
– Устроим званый вечер!
В наступившей тишине карманный молитвенник леди Редлиф свалился с колен на пол. Она силилась что-то произнести, но из кривившегося рта вылетали лишь неразборчивые звуки. Многие не удержались от восклицания.
– Не выпячивай так глаза, Нора! И не волнуйся – это не слабоумие! Мы живем здесь, как в гробнице! Когда мы последний раз устраивали прием? Ага! Уже и не помнишь! Тоска заела, того и гляди, заживо сгрызет и не подавится! Пора взбаламутить это стоячее болото. Унылые рожи мне уже осточертели, душа требует свежих, приятных глазу физиономий!
– Чудесно, чудесно! – сильно волнуясь, защебетала Жаннин, прервав молчание, возникшее после речи графа. – Это мой первый бал! Правда, это не значит, что я не была…что я не вращалась…Театр, знаете ли…способствует…Ох! В общем, я так рада, так рада! Непременно закажу платье! Наверно, лучше заказать сразу готовое, чтобы без примерок… А вдруг не подойдет? Нет, лучше шить…Или, нет, заказать. Но какое? Вот в чем вопрос!
И она начала обсуждать достоинства разнообразных тканей. В ее памяти всплыли и блестящий атлас и нежный китайский и французский шелк с перламутровыми переливами и невесомостью лебяжьего пуха; за ними последовали роскошная узорчатая парча и тяжелый мягкий бархат приятной гладкости; затем она заговорила о водопадах брюссельских и испанских кружев, снежной белизной сиявшие в ее воображении… Неизвестно, сколько еще она готова была услаждать наш слух перечислением всего мирового текстиля, намереваясь уже завтра отправить обширный заказ в Лондон, если бы эти мечты не были грубо прерваны ее сыном:
– Умерь свой аппетит. Или у тебя есть деньги, чтобы заплатить за это?
– Но ты же не будешь отказывать матери, Дамьян? – ядовито спросила Джессика. – Или миссис Клифер рассчитывает на щедрость графа?
Выжидательно хлопая глазками, Жаннин переводила взгляд с сына на старика, и с большим беспокойством ждала, когда же кто-то из них соизволит ответить на этот первостепенной важности вопрос. Граф заговорил первый, но совсем не о том, о чем она так жаждала услышать.
– Почему твоя безмозглая голова все перевирает? Я же ясно сказал «званый вечер», а не «бал»!.. Нора, займись приготовлениями. Это событие должно быть в сентябре. Так что у тебя есть больше трех недель, а там посмотрим, когда назначим дату. Чуть позже я назову имена гостей…Найтингейл, реши, кого хочешь позвать.
– Почему вдруг такая честь для нее?! – встряла Элеонора, наконец-то, обретя дар речи.
Дед загадочно ухмыльнулся и принялся пыхтеть трубкой, выпуская, словно паровая труба, клубы дыма. Отчего Эллен закашлялась и прижала к носу пропитанный в солевом растворе платочек, специально носимый ею для защиты от едкого чада.
– Неужели вам, Элеонора, не понятны намерения старика? – насмешливо отозвался Дамьян. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.
– Значит, ты решился! – с надеждой в голосе, но очень сурово, воскликнула леди Редлифф.
– Все решает Найтингейл! – отрезал граф. – Я только хочу представить свою внучку соседям. И потом, в сентябре у нее день рождение, я хочу отметить это событие.
– Но мы уже двадцать лет не…
По зловещему взгляду брата, Элеонора поняла, что развивать эту тему было бы неразумно.
– Все решено! – гаркнул граф, его грушевидный нос грозно вздернулся. – Готовь прием, Нора, и смотри, чтобы мне не было стыдно перед внучкой.
– Это ты надоумила его! – тут же обвинила меня Элеонора, когда старик покинул комнату.
– Нет. Для меня это так же неожиданно, как и для вас.
– Тогда он выжил из ума! Мы не можем позволить себе устроить прием. На какие деньги?
– Граф без труда найдет деньги, чтобы объявить о счастливом воссоединении с внучкой, – насмешливо прокомментировал Дамьян. Его лицо оставалось непроницаемым.
– Полагаю, тебя можно поздравить, наследница, – мило улыбаясь, проворковала Джессика. Если бы не колючий взгляд, я бы, еще чего доброго, подумала, что она не кривит душой.
– Да, да, Найтингейл, мы поздравляем тебя, не правда ли Мэтью? – из-за платка, все еще приложенного к носу, слова Эллен получились тихими.
– Что ты там бубнишь? Господи, даже в такую минуту ты не можешь не раздражать! Будто без тебя и твоей болезненной чувствительности не хватает проблем!
– Извините, матушка, – убрав платок, произнесла миссис Уолтер. – Я только хотела сказать, как мы рады за Найтингейл…
– Ты рада! Твой муж едва ли слышал хоть слово. Полагаю, он вдохновился тем, что его причислили к ослам, и с тех пор витает в облаках, сочиняя оду этим жалким животным.
– Нет, нет, я все слышал, – прозвучал обиженный голос Мэтью Уолтера. – Любезная леди Редлифф, меня вдохновляют совсем другие…э-э…материи. Если вы выразите желание ознакомиться, то я сей же миг составлю список, где подробно…
– Не выражу! – отрезала та и спокойным тоном продолжила. – После таких новостей многим из нас есть над чем поразмыслить. Особенно тем, кому необходимо задуматься о дальнейшей судьбе!.. Как бы то ни было – все благополучно решилось. Я спокойна за репутацию Китчестеров…А теперь советую всем отправиться по своим комнатам…
– Леди Редлифф, а вы не хотите узнать, что думаю я по этому поводу.
– А тебе разве надо что-то думать, Найтингейл? Все уже решили за тебя.
– Граф ясно сказал, что решаю я.
– Но после официального представления тебя, как дочери Эдварда, ты становишься его единственной прямой наследницей.
– Да, но граф Китчестер, как это случалось и ранее в истории рода, может назначить наследника по собственному усмотрению.
– Но он этого не сделает, милочка, – отчеканила леди Редлифф.
– Посмотрим! – многообещающе сказала я.
Когда я поднималась в свою комнату, меня окликнула Джессика.
После того, как Дамьян привез в замок Виолетту, она ослабила свое бдительное внимание ко мне. Ей не верилось, что он испытывает чувства к этой «пустышке», но зато явственно показал всем, что не увлечен мной. Все же Джессика допускала, что Дамьян может жениться на мне из-за замка. Но отсутствие разговоров о возможной женитьбе, какие непременно должны возникнуть в данной ситуации, вселяло в нее надежду, что Дамьян не собирается достигать цели таким неуместным для них обоих путем. И, скорее всего, нашел более действенный способ убрать меня с дороги. Тем более никакие романтические чувства не мешают ему сделать это.
В ее представлении я была не опаснее трухлявой коряги, по недосмотру оказавшейся на проселочной дороге. От такой досадной помехи можно легко избавиться, всего лишь пнув носком сапога. Что Дамьян поступил именно так, у нее не было ни малейших сомнений. Об этом она и сообщила мне с чувством явного превосходства.
– Я же предупреждала тебя, что он не будет сидеть сложа руки. До чего же смешно полагать, что он сдастся без борьбы, уступив какой-то пигалице! Жаль, что его усилия оказались напрасны, и до тебя не дошло с первого раза. Зная Дамьяна, могу сказать, следующий раз он будет действовать жестче. Ты либо слишком смелая, чтобы бояться, либо глупая, чтобы понять это.
– Ты говоришь о том ночном происшествии, Джессика? – прикинулась я непонимающей.
– А что, у тебя были еще столкновения с Дамьяном?
– Нет. Я и сейчас не уверена, что это было «столкновение с Дамьяном».
Она резко рассмеялась.
– Принимая в расчет твой возраст, могу поверить в твою безграничную наивность!
– Как же он мог это сделал, если был с тобой?! – вырвалось у меня.
– А с чего ты взяла? – тут же спросила она, усмехаясь.
Я смешалась. И впрямь, с чего я это взяла? Из-за того, что Джессика стояла, прижавшись к нему и злорадно ухмылялась…Но это ни о чем не говорит! Они могли встретиться и в коридоре.
– Хотя ты права, – слащаво сказала она. – Я была с ним… Но не всю ночь. Так что не могу заверить тебя в его невиновности.
На ее лице вновь было злорадство. Меня же сжигал стыд. Вспомнились соседки по комнате в академии – Лидия и Моник. Ту беспутную жизнь, какую они вели, девицы считали настоящей, доступной немногим, а только самым умным и смелым. Сейчас же передо мной стояла Джессика, и, как мне думалось, ничем не отличалась от них. Нравственность ни в коей мере не беспокоила ее даже кратковременными приступами. А репутация была пустым звуком. Она не только открыто говорила о своем падении, но и опрометчиво считала его своей победой над Дамьяном.
– А где же ты была? Я стучала к тебе.
– У старухи.
– Леди Элеоноры? – уточнила я на всякий случай. – Ты еще и ночная сиделка?
– У меня много обязанностей.
– Ах, да, ты же незаменимая!
– Естественно, – она с улыбкой приняла мою колкость. – Еще не было часа, когда она меня вызвала. У нее была бессонница. Хотя обычно она спит, как перетрудившаяся после тяжелой стирки прачка. И мне пришлось полночи читать ей справочник Дербетта.
– Но как же ты очутилась в башне вместе с…со всеми?
– После Элеоноры мне пришлось сходить на кухню, отнести недопитое молоко. Старушенция не желала, чтобы ее чуткое обоняние всю ночь отравлял молочный запах. А после я пошла через парадные двери, а не по тропинке между башнями, поэтому ничего не слышала. Только когда поднималась к себе, услышала суматоху в башне.
– Значит, ты была в кухне?
– Да, я же сказала.
– И видела там Жаннин?
– Жаннин?… Нет, я ее не видела. А что должна была?
– Не знаю… – нерешительно ответила я.
– Ее я заметила уже в башне.
Она замолчала и, выдержав драматическую паузу, выдала скороговоркой.
– А вот Дамьяна я встретила на улице. Он сказал, что ему не спалось и потому вышел прогуляться! Но, полагаю, это ложь! Ты говорила, что тот, кто на тебя напал, спустился вниз, услышав бегущих слуг. Ему ничего не стоило выйти на тропинку между башнями и там, через кусты и дворики, добраться до главного входа. Правда, когда мы поднимались и услышали суматоху, Дамьян был удивлен не меньше моего. Но он притворялся, это же очевидно.
Джессика опять замолкла, наблюдая за моей реакцией. Хотя я изо всех сил старалась сохранить спокойствие, мне это плохо удалось.
– Почему все так уверены, что это он?
– А разве нет?
– Даже если и так, тебе-то зачем столько усилий, чтобы я поверила в это?
Еще с того дня, как мы побывали в подземелье, Джессика не скрывала своей вражды ко мне. Следовало опасаться ее. Уж она то могла с легкостью подложить мне не только свинью, но и жирного кабанчика! Поднеся к моему лицу свечу, она приблизилась, так что мне пришлось отклониться, и зашипела:
– Я хочу, чтобы до тебя дошло, – я невольно всмотрелась, не мелькнет ли меж зубов раздвоенный язык, – он сделает твою жизнь невыносимой! Он не остановится. Ты не думала, как далеко он может зайти? Тебя это не пугает?
Было ли то озарение или я давно подозревала это, но в тот миг в запальчивости я ляпнула первое, что пришло на ум, и, как оказалось, попала в самое яблочко.
– Он не женится на тебе, Джессика! Даже если я исчезну из жизни Китчестеров, и путь к замку будет свободным – он никогда не женится на тебе.
Она не ответила. Только побелела так, что на фоне черных, распущенных по плечам волос, ее лицо стало напоминать лицо утопленницы, только что вытащенной из холодной озерной воды. Сохраняя достоинство и задрав голову так высоко, что и сам дворецкий извелся бы от мучительной зависти при виде такого мастерства, Джессика прошла мимо меня. Ее онемевшая спина выражала полное презрение. Говорят, что домашние питомцы со временем становятся похожими на своих хозяев. Наверное, это касается и секретарей!
Готовясь ко сну, я подумала, что для меня так и осталось туманным, какие все же цели преследовала мисс Рассел. Хотела ли она заполучить Дамьяна, питая к нему глубокие чувства, во что верилось с большой натяжкой, или же Китчестер? Воистину, к замку были неравнодушны все!
В последнее время я часто не могла заснуть. Начинала дремать и, вздрагивая, просыпалась, а мои глаза тут же обращались к двери. Я напрягала слух, стараясь уловить легкое поскрипывание пола, крадущиеся шаги или неясный зов из глубины коридора.
Теперь каждый раз, прежде чем лечь, я дважды проверяла – хорошо ли заперта дверь. Меня нельзя назвать слабонервной истеричкой. Просто со мной случилось жуткое происшествие, а после таких потрясений даже самые хладнокровные люди не сразу приходят в себя. Конечно, со временем я оправилась, но, что хуже всего, стала трястись от каждого шороха.
В доме не упоминали о происшедшем. А слуги посудачили, посудачили – и успокоились, убедив себя в том, что подпорченная излишней ученостью девица может вбить себе в голову самые дикие вещи, даже принять обычное привидение, пусть не встречавшееся никому прежде, но бесспорно живущее в замке, за живого человека и тем более (какой срам!) за одного из обитателей Китчестера! В том, что в башне я имела удовольствие встретиться с представителем потустороннего мира, слуги были истинно убеждены. И хотя до этого привидение по непонятным здравому рассудку причинам скрывалось, многие не раз слышали странные и исключительно мистические звуки. И вот, наконец, оно вышло из тени! И как вышло! Местный люд по достоинству оценил долгожданное событие и любовно окрестил явившего себя духа сэром Истязателем. Даже создали специальную реестровую книгу, куда торжественно записали дату, имя счастливчика (то есть мое) и обстоятельства первого контакта с родовым привидением. В присутствии всех замковых слуг Джордан дал клятву собственноручно делать записи о его последующих появлениях. А старый Генри в приступе азарта напророчествовал, что скоро этот загробный весельчак появиться вновь и не где-нибудь, а на кухне, и повергнет в цепенящий ужас миссис Гривз, и та пролежит неделю с коликами в животе.
