Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)

Иногда сюда к нам приходил и Рэй, если отец не сильно загружал его работой в кузни, и он мог улизнуть на часок другой. По большей части он молчал, развалившись на мягкой траве, и общипывал тонкие веточки, сдирая с них кору узкими лоскутиками. Но когда я немного углублялась в заросли, чтобы оставить наедине парочку, и принималась с упоением созерцать муравьиные кучи, наблюдая за непоседливыми, вечно куда-то бегущими крохами, то улавливала монотонное бубнение Рэя. Первое время я пыталась вслушиваться, стараясь уловить слова, но звуки были настолько неразборчивые и тихие, что у меня возникло сомнение в том, что сама Сибил хоть сколько-нибудь понимает, о чем вообще говорит ее кавалер.

ГЛАВА 18

Настал день переезда. Еще накануне я уложила вещи, и теперь мне нечем было заняться, поэтому с утра беспрестанно бегала к окну и высматривала экипаж. В этот раз Фини благоразумно умолчала о дне отъезда в Китчестер, и меня провожало весьма скромное количество народа. Хотя люди были не прочь прийти к нам и поглазеть, а заодно выказать мне свое глубокое уважение.

Иногда чудилось, что в деревне я стала притчей во языцех. То, что меня приняли в Китчестере, и сам ужасный граф признал мою несомненную принадлежность к древнему роду, побудило местных сказочников создать вокруг моей персоны загадочный ореол, какой бывает у легендарных героев и богатых наследниц. Теперь каждый считал своим долгом расспросить меня о делах моих именитых родственников, узнать какая нынче погода в Китчестере (ведь, за высокими стенами, как известно, происходят свои собственные природные явления) и передать самые искренние пожелания здоровья моему многоуважаемому драгоценному деду и остальной не менее драгоценной родне.

Экипаж приехал только вечером. Провожали меня так, будто я отправляюсь на край света к племенам дикарей, отличавшимся особым пристрастием к каннибализму. Тот факт, что Китчестер под боком, и я буду часто наведываться, совсем не утешил женщин. Фини еще подливала масла в огонь, неустанно твердя, что все это не к добру, что полный дом слуг только развратит меня, и мисс Гризельда еще помянет ее, Фини, когда получит свою племянницу избалованной капризной леди, а это уже попахивало настоящий катастрофой.

Мне не хотелось ехать внутри экипажа. Ради меня одной такой большой просторный экипаж! Словно и впрямь едет знатная дама. Я спросила у кучера можно ли сесть на козлы рядом с ним, пообещав не отнимать вожжи и сильно не визжать, если он вдруг решит гнать лошадей. Старик удивился, но согласно кивнул, искоса взглянув на меня с уважением. Я узнала его еще в прошлое посещение Китчестера. Это был тот самый кучер, который вез Дамьяна в тот день, когда понесли лошади у домика школы. Но вряд ли он вспомнил меня.

В дороге мы разговорились. Он сожалел, что приехал за мной так поздно. Леди Редлифф неожиданно вызвала его с утра и приказала заложить коляску. У нее обнаружились какие-то срочные дела в Солсбери, вот и пробыли там целый день. Ох, и костерил его милорд. И за что только? Что приказано, то и сделано. И пусть барышня не серчает сильно, если заждалась.

Из его бормотания я поняла только одно. Леди Редлифф решила продемонстрировать свое превосходство надо мной. Я еще не успела приехать, а она уже начала интриговать.

При приближении к замку я невольно воскликнула. От речки с того места, где я встречалась с дедом, не было видно, что происходит с противоположной стороны замка. Теперь же я увидела, что вдоль крепостной стены тянутся три ряда невысоких стеклянных оранжерей, в конце упирающихся в одну длинную просторную оранжерею, и, таким образом, образуя перевернутую букву «Е». Заметив мой интерес, кучер стал объяснять, что это выдумка мистера Клифера.

– Однозначно, это фермерство! Сам я уверен, что ничего позорного в этом нет. Подумаешь, помидор с земли лорда! Он, помидор, от этого золотом не покроется. Может быть, чуточку вкуснее станет. И то сомнительно. А вот хозяйка говорит, над ними все соседи смеяться будут. Только они же не клоунаду разводят, а овощи…Зачем смеяться то? Если денежки идут, что в этом плохого то? Я этой политики не понимаю. Устаревшие взгляды все это, мисс. В теперешнее время милорды могут позволить себе хоть свиней пасти, и все только скажут, что это… экс-цент-рич-но… Сам я точно знаю, фермерство – дело выгодное. Вот у моего зятя в Хэмтшире такое хозяйство разведено, что я как не приеду, так диву даюсь…

Говорил кучер до самых замковых ворот. Грохот колес, стучавших по доскам подъемного моста, заглушил голос, и ему пришлось замолчать, чем он был весьма раздосадован. Мы остановились у парадного входа, и я спрыгнула с козел, не дожидаясь его помощи. Причитая, что кучеру приходится выполнять совсем не свои обязанности, старик поднес мой багаж к двери и, раскланявшись, выразил желание видеть меня как можно чаще на конюшне. Улыбнувшись, я сказала, что очень люблю ездить верхом, поэтому ни работникам конюшни, ни лошадям от меня не спастись.

Когда он ушел, я пару секунд стояла перед дверью, собираясь с мыслями. Затем постучала. При этом, гадая, какое выражение лица будет у Джордана: высокомерное или равнодушное, или будет что-то новенькое.

Но дверь распахнулась и я, совершенно обомлев, увидела Дамьяна. Держа поднос, полный тех несытных бутербродов, с тонким слоем паштета и веточкой укропа, какими обычно потчуют во время чаепития, он с жадностью жевал и был похож сейчас на беспризорника, который много дней ничего не ел и, возможно, еще очень не скоро получит какую-то еду. С набитым ртом он не мог говорить, поэтому жестом пригласил меня войти и со стуком захлопнул дверь. Я ждала, что, прожевав, он заговорит. Объяснит, где дворецкий или почему бродит с подносом в руках по дому. Но он, не обращая на меня внимания, поставил поднос на квадратный шлем рыцарского доспеха, и зашагал вглубь коридора. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Мой сундук так и остался стоять у двери.

Мы поднялись по лестнице, и прошли портретную галерею. У меня зародилось подозрение, что он ведет меня к леди Редлифф. Но вместо того, чтобы подняться вверх, мы спустились вниз, прошли еще один коридорчик и оказались в прохладной светлой комнате, с обитыми бледно-голубой тканью стенами. Почти всю ее занимал дубовый стол, покрытый льняными салфетками, на которых стояли медные подсвечники в форме кленовых листьев с оплавленными толстыми свечами. Камин в углу был сложен из булыжника, как и в огромном зале. С потолка низко над столом свисал железный кованый канделябр на цепи. У стены располагались два серванта.

Дамьян позвонил в висевший у двери колокольчик и, отодвинув стул, сел, закинув ногу на ногу. Меня он сесть не пригласил, и я застыла у входа. Дамьян молчал. Только его пальцы барабанили по столешнице, отстукивая что-то неторопливое. Он был абсолютно отчужденным. Словно я, это не я, а некая миссис Смит, пришедшая собрать пожертвование на церковные нужды.

Прошли несколько минут, но никто не появился на звонок. Я подошла и с силой дернула за веревку колокольчика. Раздался резкий трезвон. После чего я последовала примеру Дамьяна и села на дальний от него стул. Он все так же хранил молчание. Наконец, послышались шаги, и в комнату вошла молоденькая служанка. Мне показалось, что, увидев Дамьяна, она испугалась, так как сделала поспешный шаг назад, но тут заметила меня и робко остановилась.

– Добрый вечер, мисс, – девушка смотрела на меня. Я встала и поздоровалась с ней, с облегчением ожидая, что она проводит меня в комнату или к деду, или на худой конец, останется здесь, а Дамьян, передав меня на ее попечение, уйдет. Меня безумно раздражало, что он ведет себя так, будто видит меня впервые.

– Джудит, позови мою мать, – только приказал он. И мне пришлось снова сесть.

После ее ухода Дамьян заговорил со мной. Безучастным, с нотками официальности тоном.

– Когда будешь спускаться на ужин, не запутайся. Мы собираемся здесь, а не в пиршественном зале. Там накрывают тогда, когда старик хочет произвести впечатление.

– Благодарю, я запомню, – сухо сказала я. А сама постаралась вспомнить, как мы сюда шли.

– Джордан болеет. Пока его нет, дверь открывает тот, кому не лень до нее добираться. Правда, к нам не часто приходят с визитами.

– Я и это запомню, благодарю.

– Моя мать получила от старика распоряжения, где и как тебя устроить. – Дамьян сделал паузу и с усмешкой добавил, – Она в этом доме вроде экономки. И считает, будто хорошо устроилась.

Я поджала губы и холодно произнесла:

– А вот это я забуду.

Его лицо оставалось все таким же отчужденным. Но я хотя бы заставила его взглянуть в мою сторону. Взгляд был быстрый и почему-то злой.

– Что забудешь, дорогая?

В дверях стояла Жаннин. Пышная, румяная, утопающая в воланах и рюшах на белом платье. В руках она держала масляную лампу, хотя лучи вечернего солнца, проникая через узкие окна, давали достаточно света. Но в коридорах и переходах, где нет окон, было довольно сумрачно.

– Что ты в этом доме – девочка на побегушках, – жестко ответил Дамьян.

– О-о, – его мать стушевалась. От улыбки не осталось и следа. – Да мне ведь не трудно.

– Скажи лучше, любишь командовать слугами. Надо же тебе хоть над кем-то чувствовать превосходство.

То, что этот грубиян унижает собственную мать, отвратительно. Стремительно поднявшись, я подошла к женщине и, сжав ее локоть, попросила отвести меня в комнату. Жаннин не могла сопротивляться моему давлению, хотя было видно, что она бы поспорила с сыном. Когда мы выходили, Дамьян, отвернувшись от нас, сказал в пустоту:

– И отправь кого-нибудь за ее сундуком!

Опять начались переходы, узкие коридорчики, ступени. Я старалась запомнить дорогу, но это был настоящий лабиринт, и я не представляла, как здесь можно ориентироваться. А ведь я видела только малую часть замка! Жаннин почувствовала мою тревогу.

– Ничего, это в первое время кажется, что тут все непонятно. Через день ты уже не заметишь, как будешь добираться из одного крыла в другой.

– Замок просто огромен. Наверно, я его и за неделю не осмотрю.

Она засмеялась.

– В этом его преимущество. Все живут по-своему. Иногда мы днями не видим друг друга. Встречаемся только за столом. А некоторые и есть предпочитают в своих комнатах. Хочу предупредить насчет ужина…

– Я уже знаю. Дамьян сказал мне.

– Вот как… – она на миг замерла. – Обычно он не такой предупредительный.

Я пожала плечами. Его поведение со мной не показалось мне предупредительным.

Теперь мы поднимались по винтообразной крутой лестнице. Здесь было очень темно, и тусклый свет лампы освещал лишь небольшое пространство вокруг нас, отбрасывая причудливые тени на каменные стены. Ступени под нами нещадно скрипели.

– Сейчас мы в одной из башен, – пояснила Жаннин. – Наверху будет переход в другую часть дома. Она намного меньше первой. Но в ней находятся большинство спален, солярий и служебные помещения… Надеюсь ты не боишься привидений?

От неожиданности я споткнулась и оперлась ладонью в шершавый камень стены.

– Осторожно. Здесь очень высокие ступени, будто лестницу строили для гигантов! Можно запросто расшибиться. Помощи будешь ждать долго…если вообще дождешься! Мы редко ходим этим путем. Просто, мне захотелось провести тебя тут. Так сказать, устроить экскурсию, – она захихикала. – Сами то мы ходим через улицу. Гораздо безопаснее. А здесь уже давно все прогнило. Кстати, вот сейчас держись правой стороны, прижимайся прямо к стене, иначе провалишься.

Лампой она осветила лестницу впереди себя, и я увидела почти целый пролет полуразрушенных ступеней.

– Пару лет назад здесь обвалилась кладка. Видишь… – она подняла лампу выше и указала вверх на стену. Тусклый свет не мог осветить ее всю, и там, где он не доставал, в сумраке зияла черная дыра. – Камни по краям держатся только чудом. Поэтому приходится опасаться и их. Если упадут, проломят нижний пролет… и, может быть, чей-то череп…

Коротко рассмеявшись своей, по ее мнению, остроумной шутке, женщина двинулась дальше.

Мы осторожно преодолели опасное место, держась за веревочные перила, и, пройдя площадку, попали в узкий переход. В нем оказалось светлее, так как по бокам были маленькие оконца, когда-то бывшие бойницами. Мы прошли его и очутились в соседней башне.

– Так что насчет привидений? – она непонимающе обернулась ко мне. – Вы спросили, боюсь ли я привидений.

– Ах, это! – Жанин вновь довольно хихикнула. – Я спросила просто так, чтобы напугать тебя. И ты чуть не свалилась, значит напугалась!

Она рассмеялась гораздо громче, но, видя, что я не настроена веселиться вместе с ней, обижено умолкла. Я подумала, что зря настраиваю ее против себя, мне нужны будут в этом доме союзники. Поэтому доверительно сообщила:

– Если честно, то я очень испугалась. Страсть как боюсь всяких привидений и духов.

– Ну, во всех замках должно быть свое привидение и душещипательная история к нему, чтобы разбередить нервы, – немного смягчившись, ответила она снисходительным тоном. – Если ты так боишься, то тебе лучше не оставаться тут.

– А что, в Китчестере тоже есть?

– Не совсем, чтобы есть… Иногда мы слышим странные звуки: то кто-то скулит и воет, да так надрывно и протяжно, будто волк, попавший в капкан; а миссис Гривз однажды слышала плач. Я же сама ничего не слышала… Сплю, как убитая, меня ни одно привидение не проймёт… Но я то знаю, кто здесь виновник! Ему нравится мучить и изводить нас. Даже сейчас, повзрослев, не оставил свои идиотские шуточки.

– Вы говорите о Дамьяне? А зачем ему это надо?

– Уж я то знаю своего сына! – Жанни обернулась, и в свете лампы ее пухлое лицо показалось мне восковой маской с темными кругами вместо глазниц. – Хочет нас всех в могилу свести!.. Мы пришли. Граф приказал приготовить тебе здесь. Вон та, ближняя дверь, – комната Джессики; а дальше по коридору – моя. Дамьян и полковник Редлифф – ниже этажом. А Уолтеры в спальнях рядом с солярием. Эллен нужен свежий воздух…временами. На первом этаже – служебные помещения.

Жаннин распахнула дверь и, стоя в дверях, пропустила меня. Комната была очень уютной. Как и в любой спальне, здесь царила кровать, чуть сдвинутая к окну, под бархатным вишневым балдахином, обвязанным на резных столбиках желтыми веревками с кисточками. В узком пространстве между ней и окном с синими тяжелыми занавесями, стоял туалетный столик. Сбоку от двери – комод с китайской вазой, часами и чугунными подсвечниками в форме ангелочков, держащих свечу. За ним выцветшая старая ширма, скрывающая встроенный в угол шкаф и единственный стул. В другом углу – растопленный камин. Стены снизу и до середины обшиты толстыми деревянными панелями, на полу темный с коротким ворсом ковер.

– Ужин в девять. Созывают гонгом. Это любимое занятие Джордана – бить в гонг. Бить приходиться по два раза, тут и в главном крыле. Для Джордана это священный ритуал, и он исполняет его с точностью до секунды. У него даже металл звенит как-то торжественно. Пока его нет, этим будет заниматься миссис Гривз… Если хочешь, я могу тебя проводить – в первый день я сама заблудилась. Но тут все легко, просто спускаешься по лестнице и выходишь в малый холл. Сбоку увидишь дверцу, иди в нее. Не заблудишься!

Выпалив все это, она захлопнула дверь, и ее торопливые шаги раздались по коридору.

Ожидая свои вещи, я подошла к окну. Оно выходило как раз на ту сторону, где были оранжереи, но их полностью скрывали высокие крепостные стены. Зато прямо под окном вплотную друг к другу стояли маленькие домики. Передо мной раскинулась мозаика из серых, заросших мхом, черепичных крыш с частоколом высоких беленных дымоходов. Почти все крыши венчали черные замысловатые флюгера, и от их разнообразия у меня запестрило в глазах: плоские петухи с разлапистыми хвостами, изогнутые черные коты с вздыбленной шерстью, лохматые ведьмы в остроконечных шляпах, оседлавшие метлы, резвящиеся на волнах русалки и огнедышащие драконы. Пока я изучала их, солнце подкатило к горизонту и, соприкоснувшись с зеленым лугом, затопило все вокруг розовым светом, отчего и черепица, и дымоходы, и металлические фигурки, и увитые дикими розами изгороди меж домов обрели вдруг в неровной закатной дымке трепещущие очертания, став похожими на хрупкий волшебный мираж. Я любовалась и чувствовала, как меня наполняет глубокая радость.

Стук в дверь вернул меня к реальности.

– Войдите, – крикнула я звенящим голосом. Смутившись переполнявших меня чувств, я прокашлялась и сделала серьезное лицо. Мне не хотелось, чтобы слуги считали меня легкомысленной. Дверь отворилась, и в комнату заглянуло настороженное личико с рыжими давно нечесаными патлами. Огромные глаза с испугом уставились на меня, а прямо на кончике носа среди крапинок веснушек примостилась уже подсохшая, но довольно внушительная капля малинового варенья. Над верхней губой и на щеках краснели сладкие разводы, как раз такие, какие оставляет круглое отверстие горшочка. Мальчишку, видно, только что оторвали от увлекательного занятия поедания варенья, и он был настолько раздосадован, что даже не потрудился вымыть лицо. Улыбаясь во весь рот, я снова пригласила его.

Какое-то мгновение он еще прятался за дверью, но потом решился и, широко распахнув ее, повернулся ко мне спиной и, пятясь, стал с трудом втаскивать мой сундук. «А покрупнее никого не нашлось!» – сердито подумала я, и подошла, чтобы помочь. Но паренек убрал мою руку и со словами «я сам» доволок его до кровати. Там он остановился, пыхтя и раздувая щеки. Ростом он был чуть выше самого сундука, и я поразилась, как он мог протащить его по крутым лестницам. И хотя для взрослого человека сундук был не тяжел, для ребенка он был просто неподъемным!

– Все, леди? – выдавил он тоненьким голоском. Мальчик больше не выглядел испуганным, хотя все еще смотрел настороженно. Я вынула кошель и достала монетку. Мальчишеские глаза загорелись, но он остался недвижим, засунув руки в широкие карманы завернутых до колена штанин. Я протянула ему пенни. С достоинством взяв ее, он прищурил левый глаз, осмотрел монетку, затем натер ее до блеска длинным рукавом и только после убрал в карман. Но уходить не собирался. Я раскрыла сундук и начала раскладывать вещи. Мальчик внимательно следил за мной.

– Ты здесь живешь? – спросила я. Он махнул в сторону окна. Где-то в домах, поняла я. – Ты всегда таскаешь багаж? Сундук слишком тяжел для тебя.

– Нет, леди. Нам нельзя заходить на хозяйскую сторону. Я больше по конюшне… – мальчик гордо выпятил грудь, отчего я сделала вывод, что его помощь на конюшне просто неоценима. – А вещи и там всякие мелочи это на Эдди. Только его нет. Он ускакал в Чейзмор по поручению мистера Клифера, так сказала миссис Гривз.

Мальчишка осмелел и стал топтаться вокруг меня, изучая содержимое сундука.

– Можешь называть меня мисс Сноу. Тебя как зовут?

– Леми Стоун. Когда я вырасту, я тоже буду работать в замке, вот увидите, леди!

– Я знаю Била и Грейс Стоунов. Они тебе случайно не родня?

– Ага! Дядька с теткой! А вот матушка говорит, что ребеночек тети Грейс будет мне братиком или сестренкой. Только я еще не решил точно, кого хочу – братика или сестренку. Наверное, все-таки братика, девчонка визжит больно.

Я подумала, что надо будет навестить Грейс и поздравить ее. Мы не виделись с той поры, как я перестала посещать деревенскую школу. Я расспросила мальчугана о его семье, и он, довольный, что я разговариваю с ним «по взрослому», тараторил без умолку. Его бабушка всю жизнь проработала на кухне, помогая миссис Гривз, а мать вместе с другими женщинами убирала дом и прислуживала хозяевам. Отец, старший брат Била и Грейс, служил при конюшне, а вот дед был «самым главным во всем замке», потому что опускал и поднимал мост.

– А вы та самая леди, что будет здесь хозяйничать? – набравшись храбрости, выпалил он, и тут же испугался, что я могу разозлиться на него и отослать прочь.

– Кто тебе это сказал?

– Так все давно говорят! – мальчик тряхнул патлатой головой и суетливо запрыгал вокруг меня. – И отец, и дед, и миссис Гривз и Эдди, и на конюшне все болтают… Когда на кухню пришел старый Генри и сказал, что привез вас, и что вы ехали на козлах вместе с ним и ни капельки не кобенились, я сразу захотел на вас посмотреть. Тогда Генри обещал, что вы придете на конюшню и будите ездить верхом…Я хотел еще послушать, но тут толстая миссис Клифер приказала мне тащить сундук, а я не хотел, ведь, он такой тяжеленный, но она сказала, что это сундук ваш, и тогда я его потащил… А вы, между прочим, совсем, совсем не страшная!

– Ох, ну, слава Богу! – воскликнула я, не скрывая легкого раздражения от его бурной речи и мельтешения передо мной. – А почему я должна быть страшная?

– Ну, вы ведь та самая… – со значением протянул Леми и громко шмыгнул. – Матушка говорит, что милорд – ваш дед, только это все враки, леди!

– Почему? – удивилась я.

Паренек снова шмыгнул и вытер нос тыльной стороной руки. При этом он нащупал липкое пятно на кончике носа и стал соскребывать его указательным пальцем, смешно скашивая к переносице глаза. Наскребав крохотный кусочек варенья, мальчишка критично подверг его осмотру, а затем засунул палец в рот и принялся с упоением обсасывать. Я недоуменно уставилась на него, но он был в полном восторге и лишь пробурчал:

– А вы на него совсем не похожи. Вы хорошая!

– О! По-твоему, граф Китчестер злой?

– Ага! – Леми вытащил мокрый палец изо рта и поспешно обтер его о рубаху, при этом скосив на меня глаза, будто за этот невоспитанный поступок я оттаскаю его за уши. – А вы видели милорда? Он, правда, уродливый? А при вас он оборачивался в чудище? А он пытался разодрать вам горло и выпить вашу кровь?

У него был такой испуганно-восторженный вид, что я поняла, что он верит в страшилки о графе Китчестере, которыми полнится округа. Я рассмеялась и потрепала его рыжие патлы.

– Кто наговорил тебе всю эту чушь? Твоя мать, наверняка, каждый день видит графа, вот и расспроси ее о том, каков он на самом деле. Впрочем, я уверена, что ты сам не раз встречался во дворе или на конюшне с маленьким человечком, только ни разу не подумал, что это и есть граф.

Леми недоверчиво глянул на меня.

– Дядя Бил говорит, что если я увижу его, то сразу же помру от страха.

– О господи, твой дядя Бил еще с мальчишеских лет был самым большим выдумщиком и воображалой. Я помню, он всегда придумывал истории про графа, хотя сам в те года точно так же, как и ты сейчас, ничего не знал ни о графе, ни о его семье.

В этот момент в дверь постучали. Мальчик напрягся и пружинистым скачком прыгнул за сундук с откинутой крышкой, съежившись и уткнувшись лбом в коленки, затих там. Уже ничему не удивляясь, я открыла дверь. За ней стояла миловидная женщина в простой темной одежде. Сказав, что ее зовут Марта Стоун, она принялась извиняться и сообщила, что ищет сына.

– Простите, мисс Сноу, на кухне сказали, миссис Клифер велела ему отнести ваш багаж. Детям работников запрещено появляться в доме, кроме служебных помещений. Вот я и волнуюсь, как бы он не попал в какую беду. К тому же Лемуэл такой непоседа. Да вы и сами конечно заметили! Боюсь, он вам порядком надоел.

В этот момент Леми краем глаза выглянул из-за крышки сундука и, оценив обстановку, соизволил вылезти из укрытия. Миссис Стоун, увидев сына, всплеснула руками и с возгласом «ах, ты еще и до варенья добрался!» двумя пальцами вцепилась в его ухо и, оттянув его вверх, толчками в спину вывела из комнаты. Детское личико мгновенно застыло в страдальческой гримасе, и мальчишка с обреченным видом позволил протащить себя до конца коридора, а там виртуозно вывернулся у матери под рукой и ринулся вниз по лестнице.

Разбирая оставшиеся вещи, я обнаружила в боковой стене дверцу, замаскированную под деревянную панель. За ней оказалась крохотная комната, где теснились сидячая ванна, пустое ведро с деревянным ковшом в нем и в углу покосившаяся полочка с пузатым кувшином теплой воды, сложенными полотенцами и формочкой с отколотым куском домашнего мыла. В самом темном углу за невысокой ширмочкой я обнаружила стульчак с дырой, а под ним деревянную бадью. Предназначение этого места вызвало у меня некоторое замешательство. В Сильвер-Белле и доме родителей уборная находилась во дворе, чтобы избежать неприятных запахов и неудобств. А в академии была канализация, и стояли два современных ватерклозета со сливным бачком.

Я наспех умылась и села к туалетному столику. Круглое зеркало в резной позолоченной раме отражало часть комнаты позади меня. Было уже сумеречно, и я зажгла свечи. Взглянув на себя, мне показалось, что мои светло-карие глаза приобрели насыщенный золотой цвет, точь-в-точь как деревянная рама у зеркала. Я хотела рассмотреть их, но, не повинуясь мне, они стали всматриваться в отраженные силуэты, обшаривая углы у меня за спиной.

Древний замок в сумерках…Старые комнаты, сотни лет оберегавшие своих обитателей от непогод…Может ли быть, что здесь витают призраки тех, кто на протяжении многих веков творил историю Китчестера; тех, кого уже давным-давно нет в живых и память о ком стерлась и истлела? Какие, однако, нелепые мысли приходят в эту здравомыслящую голову, подумала я и усмехнулась собственным фантазиям. Уверенно взглянув на свое отражение, я увидела, что цвет глаз у меня самый обычный, а непослушные волосы свисают неопрятными прядями. Я переплела тяжелый узел на затылке, стянув его сеточкой с бисерным вкраплением. Переоделась в темно-голубое платье с небольшим вырезом, отделанным белым кружевом. Я чувствовала, что за ужином в присутствии леди Редлифф и Дамьяна мне понадобится вся моя выдержка.

Прежде чем выйти из комнаты, я села на кровать и застыла, сжав в пальцах бархатную ткань покрывала. Нужно было дождаться гонга, но вовсе не это заставило меня просидеть несколько минут на кровати, устремив взгляд на горящие поленья в камине. Я вдруг жутко разнервничалась. Мне пришло в голову, будто я совершила самую большую ошибку, приехав сюда. Я просто погощу, твердила я себе. Но величественный замок и первое впечатление произведенное на меня его обитателями, заставляли меня чувствовать, что все близкое и знакомое осталось позади и я переступаю порог совсем нового мира. Что я в нем найду? Этого я не знала.

Но раздался звонкий удар гонга и развеял все мои бредовые страхи. По коридору удалялись торопливые шаги Жаннин, а затем – звонкий перестук каблуков Джессики, на миг замеревший у моей двери. Когда все стихло, я вышла и, не спеша, отправилась вслед за ними.

Дверцу внизу я обнаружила сразу. Толкнув ее, я оказалась на втиснутой между каменными домами дорожке. Впереди была точно такая же маленькая дверца в стене башни. А прямо над головой нависал переход между башнями, по которому мы шли с Жаннин. Дорожка была настолько узкой, что юбка цеплялась за розовые кусты, а если раскинуть руки, то ладонями, можно коснуться каменных стен домиков. Я прошла по тропинке и дернула за ручку двери.

В этот момент сбоку послышался треск. Обернувшись, я увидела, как из кустов на меня вываливается краснощекая туша полковника Редлиффа. Выдохнув мне в лицо перегаром, он стал стремительно падать, и если бы я не отскочила к стене, то была бы непременно раздавлена его немалым весом, отяжелённым к тому же бутылками. От его дыхания и исходящего от всей его обрюзгшей массы зловония мне стало дурно. Задрав голову, я втянула в себя свежий воздух. У моих ног раздался раскатистый храп. Под боком у полковника лежала, выпавшая из его рукава, бутылка. Из трещин в стекле текли, смешиваясь с пылью, горько пахнущие ручейки бренди. Я опасалась, что он начнет ерзать и поранится об нее. Взяв один из пустых цветочных горшков, рядком выстроившихся под низкой скамейкой у домика, я осторожно положила в него разбитую бутыль. Держа горшок в руках, я перешагнула через тело полковника, но его рука неожиданно оторвалась от земли и сомкнулась на моей лодыжке. Я вскрикнула и дернула ногу, но он держал цепко, уставившись на меня красными замутненными глазками.

– Ты же птичка, – промямлил он почти человеческим языком. – Та самая смешная птичка…

– Не вижу в себе ничего смешного, – сдержанно ответила я и вновь дернулась. От этого движения свободно застегнутая туфля слетела с ноги и упала прямо на живот мужчине. Полковник икнул и, выпустив ногу, схватил туфлю. Он стал размахивать ею над головой, выкрикивая что-то нечленораздельное. Стоя на одной ноге и держась за ручку двери, я попыталась завладеть обратно своей туфлей. Но каждый раз он успевал отдернуть руку. Наконец, ему это стало надоедать, и пьяный сон окутал его. Уже засыпая, он довольно разборчиво пробормотал:

– Компания требует меня! Сипаи подняли восстание…Я должен усмирить их любой ценой! Птичка… скажи им, что я немного задержусь! Во имя Англии и нашей королевы!

Не слушая его лепет, я сжала в руке обувь, а другой рукой обхватила цветочный горшок с разбитой бутылкой и кое-как, на одной ноге, запрыгнула в башню. За ней было освещено, но я была так взвинчена, что совсем не подумала, откуда там мог взяться свет. И лишь оказавшись лицом к лицу с Дамьяном, поняла, что все похвалы моему уму, были невероятно преувеличенной лестью. Он стоял, прислонившись плечом к стене и скрестив на груди руки. На нем была атласная рубашка молочного цвета, с широкими завернутыми рукавами, твидовые серые брюки и жилет. У ног горела лампа, хорошо освещая во тьме вход и меня.

От неожиданности я замерла, даже не потрудившись спрятать то, что держала в руках. Дамьян критически осмотрел туфлю, а при виде горшка с торчащей из него бутылкой из-под бренди, скривил губы. Меня охватила сильная неприязнь к нему и его зубоскальству. Я выкрикнула:

– Это все не мое!

– Правда? – Дамьян глумливо оглядел меня сверху до низу, задержав взгляд на выглядывающих из-под юбки кончиках пальцев.

– Да! Нет…не совсем. Тут не все не мое… точнее, мое не все…Туфля моя! А бутылка нет…И горшок не мой! Я его взяла временно! Из крайней необходимости…Он, между прочим, цветочный!

– Да неужели?! А я по скудости своего ума подумал было, что этот горшок весьма далек от цветов. И, между прочим, временами крайняя необходимось возникает чертовски некстати, и хвала Господу, если под рукой окажется сей насущный предмет, пусть даже и цветочный.

Я громко фыркнула, демонстрируя свое отношение к его словотрепству. На что Дамьян звонко прищелкнул языком и

Дамьян оторвался от стены и, на долю секунды я подумала, что он подойдет ко мне, но, смерив меня насмешливым взглядом, он пошел прочь, бросив через плечо:

– И поторопись – тебя заждались. О полковнике я скажу Гривз. А горшок оставь здесь, не потащишь же ты его за стол… если нет особой необходимости.