Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"
Автор книги: Екатерина Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)
ГЛАВА 25
Я открыла глаза и уставилась в темноту. Ясно помню, что мне снились цифры. Дико выплясывая, они кружились вокруг меня в безумном хороводе и вопили каркающим графским голосом. Но что же разбудило меня?
Я приподнялась на локте, прислушиваясь к темноте. Все было тихо. Отяжелевшие веки сами собой смежились, и не прошло и минуты, как я вновь забылась сном. И…проснулась. Я не сразу поняла отчего. Комната была залита лунным светом, но чувствовалась какая-то тревога.
– Помогите…
Неясный крик прорезал тишину. Он прозвучал так невнятно, так надрывно… Какие-то секунды я еще вслушивалась, пытаясь осознать, что происходит. Но затем спрыгнула с кровати и подскочила к двери. От резкого порыва в глазах все поплыло. Чтобы не упасть, я на миг оперлась о стену. Голову, словно налитую чугуном, тянуло вниз. Повернув ключ, я открыла дверь и, держась о дверной косяк, выглянула в коридор.
– Помогите…
Зов шел издалека, оттуда, где были две башни и переход между ними. Сквозь обволакивающий туман сна я вспомнила дыру на лестнице и чудом державшиеся камни в стенной кладке. Неужели кто-то пошел через башню и провалился? Или попал под обвал?!
Зов повторился. Такой далекий, еле слышный. Не медля, я бросилась к комоду, но только с третьей попытки зажгла свечу. В глазах все еще плыло, одолевала зевота. Даже тревога не стряхнула слабость дрёмы. Вялые руки не слушались, голова клонилась к низу, и мне казалось, что я вот-вот осяду на пол и засну. Не отдавая себе отчет, только желая поскорее освободиться от душащих оков сна, я вылила в умывальную чашу всё, что осталось в кувшине, и, задержав дыхание, погрузила лицо в холодную воду. Дремота как будто немного отступила.
Затем босиком, даже не заметив этого, я вышла в коридор и прислушалась. Крик не повторялся. Надо разбудить кого-нибудь. Время неумолимо шло, но тишину не нарушал ни единый звук. Почему же молчат? Почему не зовут на помощь…Я боялась думать, что могло означать это безмолвие.
Ближайшая комната – Джессики. Но даже сейчас моя глупая неприязнь не позволила обратиться к ней. Я прошла дальше и постучала в дверь Жаннин. Через пару секунд постучала сильнее, но ответа всё не было. Надавив, я обнаружила, что дверь не заперта. Не церемонясь, вошла. Только трепещущий огонек моей свечи освещал спальню. Я различила широкую кровать под балдахином, но мне показалось, что в ней никого нет. Света было недостаточно, чтобы убедиться в этом. И вдруг я вновь уловила неясный крик. Он подтолкнул меня к действию. Пройдя в комнату, я осветила кровать. В ней и впрямь никого не было.
Задумываться об этом было некогда. Я бросилась к двери Джессики. Но и тут меня постигла неудача. Я громко стучала, не боясь разбудить весь дом. И уже готова была кричать сама, лишь бы кто-нибудь откликнулся и поспешил в башню вместе со мной.
И опять я услышала зов:
– Помогите…
Мне почудилось (но это все из-за нервов, думала я в тот момент), что крик прозвучал гораздо ближе и как-то настойчиво.
– Помогите… – вновь повторилось глухо и натужливо, но как будто где-то рядом.
Надо спешить. Надо помочь. Надо узнать – серьезно ли ранен человек; а потом я сбегаю за помощью. Но, по крайней мере, он будет знать, что его услышали, что его спасут!
Я дошла до лестницы, ведущей вниз, в холл. И на миг замерла. Можно сразу же спуститься на второй этаж и позвать Дамьяна или спуститься еще ниже и позвать слуг, ночевавших в замке.
Огонь свечи озарял желтым пятном лестничный пролет. И в этом пятне через все ступеньки уродливо тянулась моя длинная тень. Внезапно я почувствовала тревогу. Но не прежнюю тревогу за того человека, что зовет на помощь. Нет, это была какая-то необъяснимая тревога, как та, что охватила меня в сторожевой башне, когда я слышала шаги.
Я отошла от лестницы и ступила в черный проход башни, пристроенной к дому. До соседней, где разрушены ступени, идти совсем чуть-чуть: только пересечь квадратную башенную площадку и короткий переход, соединявший обе башни. Но я отчего-то медлила.
– Помогите…
Сдавленный крик беспомощно затих в глубине. Я никак не могла понять, кто зовет: мужчина или женщина. Уж слишком неясный, слишком тихий был крик. Я подняла свечу над головой, будто пытаясь разглядеть кричавшего…Что было не так в этом крике? Что же тревожило меня? Странное, необъяснимое чувство, будто все неправильно, будто что-то не так.
Опять одолела сонливость. Чем дольше я стояла, чем сильнее всматривалась в черноту перехода, тем тяжелее становились веки. Нужно идти, нужно узнать, что там стряслось…
Я набрала в грудь воздуха и крикнула:
– Я иду, слышите меня, я уже иду…
Тишина…А потом все таким же натужливым криком отозвались:
– Быстрее…
Что я здесь стою, трусиха! Там человек в беде! Придерживая полы халата, чтобы не запутаться, я двинулась вперед. И почему кричали так тихо…так неестественно тихо? Все же надо было спуститься вниз и позвать слуг! И где Жаннин и Джессика – вдруг ни с того ни с сего подумалось мне. И сон…этот предательский сон. Мысли хаотично кружились в голове, но я никак не могла ухватить их и обдумать. С каждым движением по телу разливалась дремотная вялость.
Я позвала. Но в ответ услышала только тишину. Преодолев переход, я ступила в башню.
Тишина… Я пересекла верхний ярус и принялась спускаться. Ступени были ужасно высокие. «…Будто строили для гигантов» – вспомнилось мне сравнение Жаннин. Жаннин…где же ты? И почему меня так тянет в сон? Уж, не из-за твоего ли отвара?!
– Где вы, отзовитесь? – позвала я в темноту, голос нервно дрогнул и захрипел. – Не молчите!
Я остановилась на площадке. Дальше шел разрушенный пролет. Не так. Все не так!
– Где вы? – через силу выдавила я, всматриваясь в темноту перед собой. Рука со свечой онемела, но я вытянула ее, чтобы осветить лестницу.
Впереди ни намека, что там кто-то есть. Только пугающей пустотой зияла дыра. Я заглянула в нее. Нижнего пролета, расположенного у самого основания башни, даже не видать. Только чернота. Если бы кто-то провалился, то падать пришлось бы высоко. И вряд ли он остался бы жив. Я задрала голову, осматривая стену. В разломе наверху нависали выбившиеся из кладки камни.
Внезапно на освещенной стене задвигалась тень. Я неотрывно смотрела, как она медленно скользит по заплесневелым камням. И вдруг все осознала! Я будто увидела, как человек притаился в темноте угла за моей спиной и выжидающе следил за мной… Теперь же он медленно подходил…Он был уже совсем рядом…
Какой-то животный инстинкт толкнул меня сделать шаг назад. Этот один единственные шаг спас мне жизнь. Потому как в тот же миг стоявший сзади напал на меня. Я не успела обернуться, чтобы защититься. Мой крик разорвал тишину. Меня сильно ударили по спине раз, а потом еще и еще так сильно, что я пошатнулась и упала на колени, выпустив из рук свечу. Темнота окутала нас, как удушливое покрывало. Я напрасно пыталась отклониться. Остервенелые удары сыпались один за другим. Но прекратились так же внезапно, как и начались. Похоже, нападавший надеялся, что подловит меня, когда я буду стоять на ступенях и, упав, соскользну прямо в пролом на лестнице. Но я шагнула назад! И упала на площадке, а не на ступенях.
В следующую секунду нападавший с силой толкнул меня в истерзанную спину. Но я, упершись дрожащими руками в пол, сохранила равновесие и устояла. Он не сдавался, пытаясь столкнуть меня вниз. От боли и напряжения, я ослабела. Тело плохо подчинялось. Но не смотря ни на что я удерживалась изо всех своих малых сил. И, не переставая, кричала. Хоть кто-нибудь должен же услышать меня!!!
Я чувствовала, как трясутся ослабленные руки. Силы стремительно иссякали. И вдруг мои потные ладони соскользнули по камню. Я пластом упала на живот. Тотчас нападавший резким рывком подтянул меня на ступени. В отчаянной попытке спастись я перевернулась набок, руки судорожно зашарили вокруг, выискивая хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Доски подо мной нещадно заскрипели. В нос ударил запах древесной гнили. Я с ужасом представила, как от нашей яростной борьбы ветхие, полуразрушенные ступени обваливаются, и я лечу вниз.
Внезапная мысль, подобно вспышке молнии, ослепила меня. Ослепила своей безумной надеждой. Веревочные перила! Конечно же, веревочные перила…только бы дотянуться! Не знаю, как мне удалось извернуться, но я ухватила в темноте веревку и намертво вцепилась в нее, подтянув ноги к подбородку и вжавшись в стену, подальше от опасного места. Нападавший в тот же миг безжалостно навалился на меня всем весом. И я почувствовала, что ладони заскользили по веревке… В отчаянии я начала брыкаться, стараясь скинуть его с себя…
И вдруг…О Боже, где-то в переходе послышались неясные голоса. Я закричала. Закричала так, что легкие обожгло. Нападавший замер. Его сиплое дыхание прорезало тишину. Башня наполнилась множеством встревоженных голосов спешивших сюда людей. Держись, только держись…уже сейчас, еще чуть-чуть…
– Я здесь! Помогите! Помогите! – надрываясь, закричала я.
– В атаку! – разнесся вдруг по всей башне боевой клич полковника Редлиффа.
Казалось нападавший в нерешительности. Нет, я не видела его. Сжавшись, я впечаталась в стену, намертво стиснув в кулаках веревку, и боялась, неимоверно боялась открыть зажмуренные до рези глаза. Но я всем существом ощущала, как он застыл, как весь напряжен, обдумывая путь бегства. И вот он шагнул вперед, мимо меня. Я почувствовала, как дощатый настил прогнулся, протестующе скрипя, под нашим весом. Подняв голову, я всмотрелась в темень, но различила только неясную движущуюся черноту. Нападавший, прижавшись к противоположной от дыры стене, быстро преодолел опасный участок и ринулся вниз.
По стенам заиграли размытые пятна света, заплясали тени. И уже в следующий миг на меня, воинственно пыхтя, выскочил полковник, в сапогах, ночной рубашке ниже колен и шерстяном колпаке с облезлой кисточкой, свесившейся на грозно напыженный нос, необычная краснота которого была заметна даже в тусклом свете. Я была настолько напряжена, что мой мозг отмечал каждую деталь.
– Где они?! – зычно крикнул он, поднеся к моему лицу свечу. – Где эти поганцы?!
Он раздувался, часто дыша, и делал страшные глаза, предвещавшие всем врагам лютую смерть. Я только обессилено качнула головой, указывая, куда скрылся нападавший. На что полковник Редлифф раздосадовано выругался и возмущенно воскликнул:
– Ага, испугались английского офицера! Вернитесь и сразитесь, бесстыжие трусы! Сразитесь лицом к лицу! – и, обратившись ко мне, волнительно сообщил. – Эти твари повсюду! Они как вши – против них нет никаких средств! Но я раздавлю этих злобных сипаев!
Тут подоспели и другие. Я увидела Джордана, с вытянутым лицом, который как ни странно смотрел прямо на меня, а не в потолок. Испуганных и обеспокоенных слуг. Кто-то бросился мне помогать, а кто-то побежал будить хозяев.
В изнеможении я разжала скрюченные пальцы, выпустив спасительную веревку. Все тело одеревенело. С осторожностью, без лишних движений, отдававшихся болью, я вползла на ровную площадку. Я была на краю забытья, когда резкий голос Дамьяна вернул меня в действительность.
– Что здесь происходит?
Я нашла в себе силы поднять глаза. Рядом с ним, чуть ли не прижимаясь всем телом, стояла Джессика. В ее глазах отражалось злорадство. За их спинами появилась запыхавшаяся Жаннин. Она куталась в плед и была страшно бледна. В толпе даже мелькнула залысина мистера Уолтера, чему я позже сильно удивилась. Так как только всемирный апокалипсис мог бы поднять его с постели и хоть как-то обеспокоить, а вовсе не несчастье с какой-то там мисс Сноу.
Все это я охватила за долю секунды. А в этот миг Дамьян, оттолкнув от себя Джессику, бросился ко мне.
– Дьявол! – взревел он не своим голосом. – Дьявол тебя побери! Ты неугомонная, сумасшедшая чертовка! В какие приключения тебя потянуло на этот раз!
Он опустился передо мной на колени и, не щадя моего ломившего от боли тела, сграбастал на руки. Я застонала. Но он со злостью рявкнул:
– Терпи, дуреха! – и прижал к себе еще сильнее. Мне почудилось, я услышала, как затрещали кости. – Какого рожна тебя понесло сюда! Глупая, глупая…
– Я не сама…хотела помочь… – попыталась оправдаться я, но слабый голос не слушался, слова застревали где-то в горле. Я прижала голову к его плечу. Все хорошо. Теперь я в безопасности. Но, уже проваливаясь в беспамятство, я уловила тихие, почти неслышные слова, сказанные торопливым шепотом и предназначавшиеся только для слуха Дамьяна.
– Мистер Клифер, – я узнала голос Джордана, – я тут нашел кое-что… Ваш хлыст, сэр!
После помню смутно. Меня положили в теплую постель, смазали раны какой-то зловонной мазью, напоили горячим молоком, закутали в одеяла, обложили грелками. Помню искаженное лицо Дамьяна, склонившееся надо мной. Его белесые брови были свирепо сдвинуты, а на лбу пролегла глубокая морщина.
Проснулась я от ноющей боли на спине и плечах. Я старалась не шевелиться, чтобы не растревожить раны еще больше. Прямо к кровати было пододвинуто кресло и сейчас в нем крепко спала Жаннин. Укрытая пледом до самого подбородка, она откинула голову на спинку и, приоткрыв рот, мирно посапывала. Лишь бы не разбудить ее! Чего мне сейчас не хотелось, так это хлопотливой возни вокруг меня.
В комнате было по-утреннему сумрачно. В носу щекотало от въедливого запаха мази, впитавшегося в постельное белье, и сырости, какая всегда бывает под утро в холодной комнате. Я лежала совершенно неподвижно. Не вздыхала и не глазела в потолок. Глаза были закрыты, руки сложены на груди поверх одеяла. Я лежала так тихо, что если бы Жаннин открыла глаза, чтобы проверить состояние пострадавшей, то она, с ее то актерским воображением, могла бы запросто удивиться, не обнаружив в руках у меня зажженной свечи и креста.
Зато я могла подумать. Перед глазами неотступно стояла картина ночной борьбы. Я до сих пор ощущала на теле горящие отпечатки цепких, сильных рук, толкавших меня в пролом.
Шок, который я испытала, оказался гораздо сильнее, чем я ожидала. Ведь я была на краю гибели! И если бы не случайность, если бы я не увидела тень на стене, не шагнула назад от ступеней, то сейчас бы лежала на нижнем ярусе башни со сломанной шеей.
Теперь то я со всей ясностью понимала, что меня заманили в ловушку. А я, как глупый, доверчивый щенок повелась на приманку и бросилась в расставленные сети!
Я же с самого начала ощущала что-то неладное. Неестественно тихий, неясный крик – разве так зовет на помощь попавший в беду человек? Этот спектакль предназначался для меня одной. Только я должна была слышать этот крик. Я, а не весь дом!
Сейчас без колебаний могу сказать, что зов, разбудивший меня, доносился отнюдь не из башни. А отсюда из коридора. Нападавший вынужден был подойти к моей двери, чтобы разбудить меня, но звал очень тихо, талантливо играя голосом. Ему пришлось потрудиться, поскольку из-за отвара я провалилась в забытьё и проснулась не сразу. Ах да, отвар! Похоже, он тоже часть спектакля. Нужно было ослабить меня – и как этого добиться? Конечно же, снотворным!
Я вспомнила, как стоя в коридоре, мне казалось, что крик звучит где-то поблизости. Нападавший был уверен, что ничем не рискует, что кроме меня некому слышать его, и потому мог запросто совершать маневры, перемещаясь то в башню, то в коридор, наблюдая за мной и подталкивая своим криком о помощи. Получается, он знал, что в соседних комнатах никого нет! Но как же он мог знать? Если только…Стоп! Я не должна возводить напраслины! То, что женщин не было, еще не означает, что кто-то из них напал на меня. Рассуждай здраво…у них могли быть свои дела. Ночью? Да, ночью!
Ну, Джессика то понятно. Тут и гадать нечего – она стояла рядом с Дамьяном, прижималась как-то…как-то уж слишком по-собственнически, будто даже в такую минуту хотела показать мне, что только она может владеть им…И, возможно…хм…у нее вошло в привычку не ночевать в своей комнате. Уж слишком откровенно она временами смотрит на него. И, естественно, об их отношениях и о том, что Джессика проводит ночь не в своей комнате, мог знать и нападавший.
А вот Жаннин… я приоткрыла глаза и покосилась на спавшую в кресле женщину. Она все также сладко посапывала, вздрагивая губами и что-то лопоча во сне. Заботы о пострадавшей не сильно волновали ее, и она без зазрения совести отдалась во власть Морфею. Мне вдруг пришло в голову, что утром так крепко спать может только человек, прободрствовавший всю ночь.
Где же ты была, Жаннин? Если это она выманила меня и ждала там, в башне, тогда многое сходится. И отвар, напичканный снотворным, чтобы вялость свела на нет мое сопротивление, а затуманенный дремой мозг не сообразил раньше времени, что происходит. И крики, так мастерски разыгранные, что я встревожилась и, не раздумывая, пошла на зов. Кроме того Жаннин могла знать, что в соседней комнате никого нет, и Джессика не станет случайной помехой в ее изощренном плане. Мне припомнилось наш вечерний разговор, когда она так душевно желала мне спокойной ночи. Еще тогда мне почудилась какая-то деланность в ее поведении…Неужели это она?! И все же… Да, бесспорно, у нее был повод. Она жаждала стать хозяйкой Китчестера не менее страстно, чем ее сын. И все-таки меня не оставляло сомнение.
Сквозь полуопущенные веки я с пристрастием вглядывалась в ее лицо. Розовое, полное, простоватое, но если всмотреться, заметны завистливые складки в уголках губ и не разгладившееся даже во сне выражение жадности. Но способна ли Жаннин на хладнокровное, тщательно продуманное убийство? И если да, что помешало ей сделать это сейчас, когда мы одни в комнате, а я беспомощна и измучена болью?! И разве могла бы она так спокойно развалиться в кресле и, словно невинный младенец, предаваться мирному сну, если бы полночи с хладнокровием приводила в исполнение план моего убийства?
Я слышала, как Жаннин неоднократно говорила, оправдываясь, что бывают ночи, когда ею овладевает такой чудовищный голод, что, измучившись сильными спазмами в животе, она вынуждена спускаться на кухню и перехватывать чуток холодного мясца и кусочек сыра, чтобы до утра успокоить разбушевавшийся желудок.
– Голод – он нестерпимее самого мучительного недуга! – восклицала она при этом. – И если затягивать с «лечением», то он только обостриться и…страшно подумать, какие могут быть последствия! А поесть я люблю! И не вижу в этом преступления. Ростбифы ведь не жарятся исключительно ради созерцания их пленительной красоты!
Возможно, и в этот раз она прокралась на кухню и усиленно предалась самолечению, втихаря разделавшись с кусками мяса, за которыми последовал приличный ломоть ее любимого козьего сыра, и, запив все это удовольствие домашним элем, предотвратила тем самым страшные последствия своего чудовищного голода.
И потом, размышляла я, оглядывая рыхлую фигуру, развалившуюся в кресле. Жаннин была не маленькая. Очень даже не маленькая. Конечно, в сравнении с тетей Гризельдой она проигрывала. Толщина ее фигуры была еще далека от совершенства в отличие от тетушкиной, но и с таким недостатком Жаннин казалась весьма грузной особой. Однако нападавший был куда проворнее, умудряясь не только бесшумно двигаться, но и достаточно быстро перемещаться. Правда, мне вспомнилось, граф однажды упоминал, что во времена своей актерской молодости Жаннин танцевала в кордебалете…
Я старалась припомнить все, что хоть немного отпечаталось в памяти о нападавшем. Но как не усердствовала, он так и остался скрытым под покровом тьмы. Единственное, в чем я была уверенна, так это в ненависти, лютой ненависти, владевшей им. Сейчас я ругала себя самыми суровыми словами, что мне не хватило сил или…смелости обернуться и посмотреть ему в лицо. Даже сквозь темень, даже с затуманенным сознанием я бы смогла понять – кто же это! Но нет…нападавший, все тщательно продумал! Тьма, внезапность, снотворное и, конечно же, дикая, всеохватывающая боль от ударов – помогли ему ослабить меня и…остаться неузнанным, когда его кошмарный план не удался.
Почему, он не смог столкнуть меня?! Впрочем, я отнюдь не кроха, а довольно рослая особа. И совсем не принадлежу к тем заморенным девицам, которые надрываются, взяв в руки зонтик, или сгибаются под тяжестью сервировочного чайника. Я всегда с гордостью думала, что устою и выдержу там, где любая из этих девиц шлепнется в обморок и раскиснет. А ведь так и случилось! Я смогла выдержать, смогла противостоять! Противник недооценил меня! И, кроме того, я не раз читала, что, в борьбе за свою жизнь, человек способен выделывать такие трюки, какие не под силу и ярмарочным гимнастам.
Этот некто не выходил у меня из головы. Кто же это? Кто еще кроме Жаннин мог подсыпать в отвар снотворное? Может, я зря пытаюсь найти оправдания для нее? Если же не она, то кто?
Изо всех сил я пыталась сдержать ломившиеся в душу подозрения и страхи. Я отвергала их. Я призывала себе на помощь все мыслимые причины, которые подтвердили бы неприемлемость того объяснения, которое неотступно преследовало меня и страшило. Голос разума я слушать отказывалась. А разум приводил очень веский довод: если он женится на тебе, то все равно не будет полновластным владельцем Китчестера, а если ты умрешь, замок целиком перейдет в его руки! Все кричало во мне: посмотри, посмотри в лицо фактам. Не было бы тебя на пути, все было бы в его руках. В руках Дамьяна!
И его хлыст…я ведь слышала торопливый шепот Джордана, о том, что там был хлыст. Но как он очутился там? Дамьян никогда не расстается с ним! А что если… что если он не только хотел убить меня, но и отомстить, потешив ненависть, пылавшую в нем, из-за того, что я сама воспользовалась этим хлыстом, спасая Джудит от его домогательств?! Может быть, поэтому нападавший с таким рвением полосовал мне спину!
Мог ли Дамьян пойти на убийство? «Да, мог!» – с внезапной ясностью поняла я, вспомнив холодную жестокость, с какой он расправлялся с препятствиями, вставшими у него на пути. Но как же Джессика, ведь они были вдвоем?! Да, но в его ли спальне? Может быть, они вдвоем и придумали весь этот изощренный план?… Чего действительно хотел Дамьян? Хотел ли он быть единоличным владельцем поместья? И вообще знала ли я Дамьяна?
«Хватит!» – осадила я себя, чуть ли не со злостью. Если продолжать в том же духе, можно надумать таких отвратительных вещей, от которых самой же будет стыдно! Все мои подозрения необоснованны. Пока единственное, что я знала – моя жизнь в опасности. Преследования, шаги, смазанные петли – все это не игра моего воображения. Тот, кто хочет избавиться от меня, действовал без колебаний и вряд ли оставит свои попытки.
От этой мысли мне стало жутко. Я неосознанно сжала заледеневшие пальцы в кулак, и заметила это только, когда ногти больно впились в ладонь.
Жаннин все так же спала. За то время, что я размышляла, она ни разу не пошевелилась и, если бы не сладкое посапывание, можно было подумать, что в кресло усадили восковую куклу мадам Тюссо.
Стараясь не шуметь, я поднялась, скривившись от боли. Лежать больше не могла. Спина нещадно ныла. Да и тело отекло от долгого лежания. На цыпочках пройдя в туалетную комнату, я заметила чашу с водой. За ночь вода стала совсем ледяная. Я вспомнила, как окунула в нее лицо, стараясь избавиться от сонливости. «И это тоже спасло меня», – мелькнуло в голове. Если бы я хоть на время не приободрилась, то до башни доковыляла бы уже сонная и обессиленная.
Окунув руки в воду, я приложила влажные ладони к лицу и на миг застыла так. Если я останусь здесь, то непременно случиться еще что-нибудь, подумала я. Если останусь… Стоит ли рисковать, чтобы вновь столкнуться с неизвестным, который хочет, чтобы я исчезла. Я не знала, как быть. Сегодня утром Найтингейл Сноу казалась мне почти незнакомкой, которая сильно во всем сомневалась и к тому же была страшно растеряна.
Боялась ли я? Да, очень! Тогда в чем же дело? Мне ведь ничего не стоит собрать свои немногочисленные вещи и сегодня же покинуть Китчестер. Возможно, тот человек вздохнет с облегчением, если я не буду маячить у него перед носом. Ничто не удерживает меня здесь – кроме моей собственной воли.
Смочив полотенце, я осторожно протерла красные рубцы на плечах и спине, до которых смогла дотянуться. Еще долго шрамы будут напоминать мне о сегодняшней ночи. Глаза защипало, нахлынули запоздалые слезы. Я как будто ясно ощутила обжигающее прикосновение хлыста к своему телу. Вмиг ослабев, я облокотилась на полку, сдвинув в сторону кувшин и чашу. И стояла так, закрыв глаза и пытаясь успокоиться.
И вдруг раздался какой-то скрип, от которого сразу ёкнуло сердце, настолько я была взвинчена. Обернувшись на звук, я увидела, как медленно открывается дверь. Я уже приготовилась к самому страшному…Но за дверью оказался всего лишь старый граф. Увидев меня на ногах, он тут же заголосил, сотрясаясь всем телом от натуги:
– Ты чего это шастаешь, безобразница! А ну марш в постель! Тоже мне, геройствовать вздумала! Вон какая белая, будто муку раздувала! Того и гляди, без чувств бухнешься. На кой мне тут вторая чахоточная истеричка?! Сейчас твоя показушная выдержка никому не нужна! Лучше отлежись…И куда только эта тетеря смо…а-а-а храпит тетеря и в ус не дует…
Стариковскому возмущению не было предела. Неизвестно сколько времени он еще многословил бы, если бы я не прервала его весьма наглым образом. Слезы уже прекратились, но вот мой нос все еще пребывал в плаксивом состоянии и, раскиснув, тёк самым неподобающим образом. Бестактно шмыгнув носом, а потом еще парочку раз, я поспешно отвернулась от графа и, пройдя к комоду, вытащила оттуда носовой платок и дерзко высморкалась.
– Ну, что разнюнилась, как садовая лейка! – ответил на это бескультурье дед. – Неразумно с твоей стороны так раскисать из-за глупой шутки!
В первый момент я не поняла, что имеет в виду граф, говоря о глупой шутке. С тугим скрипом, достойным медлительной старой телеги, до меня наконец-то добрался смысл его слов. Я никак не могла поверить, что граф мог так интерпретировать то, что произошло сегодня ночью.
– Глупая шутка?! – выкрикнула я. Какой же бред, так думать! Я держалась на грани, еще мгновение и я сорвусь в истерике. – Это не шутка! Это совсем не шутка! А если кто так шутит, то таким шутникам место на виселице!
Я возмущенно уставилась на деда. Он же без тени смущения подошел к креслу, где спала Жаннин, сном настолько крепким, что наши громкие голоса ни сколько не потревожили его сладости, и совсем неделикатно тряхнул ее за плечо. Та тут же распахнула круглые глаза, и ей хватило всего дольки секунды, чтобы сообразить, что происходит. Столь моментальная реакция вызвала у меня заслуженные подозрения в глубине и безмятежности ее сна.
– О, Найтингейл, ты уже проснулась, – проворковала она, моргая глазами, словно прогоняя остатки дремы. – Но что же ты встала, тебе нужно лежать, набираться сил.
И эта туда же…Я пристально всматривалась в ее глаза, изучала выражение лица, стараясь уловить хоть какие-то признаки волнения или нервозности. Если это она была в башне, то, возможно, выдаст себя.
– Ага, опомнилась, тетеря! – гаркнул дед ей в самое ухо. Его хиленькая фигурка на фоне выпрямившейся в кресле Жаннин смотрелась весьма убого. Но это не помешало старику в горячке гнева сорвать с нее плед и, забросив его за кровать, сунуть остолбеневшей Жаннин под нос худосочный кулак.
– Вот, что ты у меня получишь! Будешь знать, как отлынивать! Тебя сюда зачем посадили – свиным храпом стены сотрясать? Девочка еще слишком слаба, чтобы вставать!
– Вот и я об том же… – пролепетала женщина, затравленно косясь на меня.
– Граф, успокойтесь же! – попыталась усмирить я его, но вошедшего во вкус старика остановить теперь могла только хорошенькая встряска, которая на пару минут ввела бы его в отрезвляющий ступор. Только изрыгнув из себя всевозможные проклятия, он, наконец, утих и отослал бедняжку на кухню, приготовить для меня мазь и настой, а также отправить сюда служанок перестелить свежее белье и принести завтрак.
Когда мы остались одни, дед усадил меня перед собой и достаточно мягко, что дало основание считать весь выплеснутый на Жаннин гнев – очередным разыгранным действом, – заговорил со мной:
– Роби, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. На твоем месте я бы тоже принял за правду столь очевидный вывод. Но подумай, как следует. Не надо принимать скоропалительных решений…
– Скоропалительных?
– Поистине скоропалительных…
– Вы, похоже, говорите о чем-то мне неизвестном, граф, – не выдержав, грубо прервала его я.
– Ну, не лезь в бутылку, Роби. Если ты спокойно подумаешь над тем, что произошло ночью, ты поймешь – это была шутка. Да, жестокая, безобразная шутка. По-видимому, он хотел припугнуть тебя или проучить за что-то…
– Он? Вы полагаете, в башне был Дамьян? И он всего лишь подшутил надо мной?! – я была просто поражена таким нелепым заявлением.
– Конечно же, Дамьян! Кто еще, мог пойти на такую беспринципную выходку. А ты сама разве не видела, кто тебя стегал?
– Нет. Было темно.
– Не важно, все и так ясно. Джордан сообщил мне, что нашел его хлыст. А мальчишка не позволяет никому брать свои вещи. И выкинь все эти чертовы мысли, будто он хотел избавиться от тебя… Знаю, знаю, что творится в твоей беспокойной голове. Согласен, он перестарался, запугивая тебя. За это он еще ответит у меня… Но не в его правилах бездействовать и выпускать из рук, то, что ему требуется.
– Нет, это не была шутка, – отрезала я и твердо произнесла. – Меня хотели убить! Поверьте, я способна отличить «шутливые запугивания» от покушения на жизнь.
– Дитя мое, полежи пару дней, наберись сил. Знаешь, как хорошо думается, когда нечем заняться кроме как разглядывания мух на потолке. Вот все и обдумаешь, – как ты умеешь, – здраво, рассудительно. Уверен, ты прислушаешься и согласишься со мной.
Нет же, нет! Всем предшествовавшим событиям находилось одно объяснение, и оно казалось наиболее вероятным. Меня хотели убить! Но граф твердо намерен думать, что меня запугивали! Ясно, что я не смогу разубедить его.
– Надеюсь, ты не поддашься страхам из-за этого инцидента и не сбежишь из Китчестера? – тем временем вопрошал граф. – Будет прискорбно, если ты дашь слабину, на что, видимо, и рассчитывал Дамьян.
Хитрый старик, не щадя, играл на моей гордости. Но я все еще сама не знала, как поступлю.
– Ну все, ложись и дыши глубже… Главное спокойствие.
– Я собиралась спуститься.
– Вот еще, надумала! Спустишься, когда я скажу, что ты здорова.
– Но мне надо поговорить с…
Он опять нетерпеливо прервал меня, отмахнувшись.
– Оставь! Хочешь, чтобы все подумали, что здесь что-то нечисто? Хорошенькую же ты кашу заваришь! И Дамьяна под монастырь подведешь.
