Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"
Автор книги: Екатерина Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)
Красивое лицо осветилось самодовольной улыбкой. Но я тут же добавила:
– И с тобой, и с Сибил.
Со стороны Сибил я услышала нервный вздох, а Виолетта холодно кивнула.
– Ну что ж, тогда моя дочь должна пригласит вас на чай, чтобы отметить это событие. Выберите день, когда вам будет удобно, – радостно предложила миссис Тернер.
– Пятница на следующей неделе подойдет, – в приказном тоне сообщила Виолетта. – Приходи к двум часам, Найтингейл.
Я разозлилась из-за такого беззастенчивого игнорирования Сибил и почувствовала, что мое лицо пошло красными пятнами. Миссис Тернер попыталась загладить неловкую ситуацию. Но вышло несколько коряво и даже более обидно.
– Мы, конечно же, ждем и тебя, Сибил.
Затем, торопливо попрощавшись, она увела свою дочь, пока та не сказала что-нибудь против.
– Мне тоже надо идти, – пробормотала Сибил. – Прощай.
Девочка резко развернулась и побежала прочь от школы.
– До завтра, – крикнула я ей вслед. Но она не обернулась.
Дома за обедом я рассказала обо всем тетушке и спросила у нее про Сибил Рид.
– Несчастное дитя! – вздохнула тетя. – У нее никого нет, кроме Пешенсов. Жаль, что девочка переехала жить к ним. Там такая заупокойная обстановка!
Я тут же представила себе церковную службу.
– Ее дядя мистер Руфус Пешенс прилагает большое усердие, чтобы вести жизнь в праведности. Ходили слухи, что он поступал в семинарию, но по каким-то причинам его не приняли. И, слава богу, что он не викарий, а то мне пришлось бы стать ярой атеисткой, лишь бы уберечься от его благочестивых проповедей. Прости меня господи, за такие слова! – тетушка театрально подняла глаза к потолку, как бы прося прощение. – Но его речи могут довести любого нормального человека до приступов истерии. Сибил в этом мрачном доме живется не сладко. Родственники приютили ее не из теплых чувств.
– А как же ее тетя, миссис Пешенс? Она такая же религиозная, как ее муж?
– Эти двое стоят друг друга. Тильда Пешенс – скупая и глупая особа. С ней очень трудно найти общий язык даже мне, считавшей своим главным достоинством – умение находить подход к любому смертному!
Я в этот момент пила чай и, услышав столь скромную характеристику тетушкиных способностей, поперхнулась.
– А уж наша непреклонная Дадли Додд, каким бы ни была ревностным блюстителем правил, по сравнению с этой женщиной, просто невинный агнец. Нашему генералу Дадли тоже свойственны человеческие чувства и у нее начинается «мягкое несварение желудка, плавно перерастающее в мигрень» при виде Тильды. Поэтому, вся радость общения с ней достается мне.
– Бедняжка, Сибил. Она выглядит такой жалкой. Кроме того, с ней никто не общается.
– Мистер Пешенс считает, что дружба способствует увеличению греховных мыслей, а также развращает и растлевает ребенка.
– Но ведь это не так!
Тетя Гризельда печально пожала плечами.
– Значит, ей специально не разрешают общаться с детьми?
– Ее и в школу не хотели пускать. Но я пригрозила, что следующая воскресная проповедь его преподобия будет посвящена темноте невежества и Руфус будет упомянут, как главный попиратель света знаний. Тогда эти добродетельные люди дали свое согласие на обучение.
Этот разговор вызвал у меня непреодолимое желание подружиться с Сибил, и попробовать сделать ее существование хотя бы чуточку счастливее.
Однако на следующее утро девочка даже не посмотрела в мою сторону. Она сидела у окна, вжавшись в стену, словно изо всех сил старалась слиться с ней. Я подошла к ней, приветливо улыбнувшись и протянув руку. Она никак не отреагировала. Но я не из тех, кто легко сдается. Поэтому, придвинув стул, села рядом с ней у окна. В комнате кроме нас были братья Бредли и Стоуны, но они что-то увлеченно обсуждали и не обращали на нас внимания.
Я не знала, о чем говорить, когда на тебя не обращают внимания, поэтому, молча, сидела рядом с Сибил и смотрела в окно.
В течение двух последующих дней наши отношения с Сибил так и не сдвинулись с мертвой точки. Но на третий день, когда мы также молча сидели и девочка все также «мрачно сливалась со стеной», кое-что произошло.
Вошли миссис Тернер и Виолетта. За ними следом шел Николс Ливингтон с пылающими щеками. Его вид меня удивил – он застыл в дверях, нервно переминаясь с ноги на ногу.
– Ники, что ты там мнешься? – воскликнула Виолетта, и все взоры обратились на мальчика. – Ты можешь положить вещи на мой стул.
И только тут я заметила, что прятал Николс за спиной. Это была небольшая кружевная сумка, в которую Виолетта складывала листы и писменные принадлежности. Мальчик зарделся еще больше, быстрым шагом подошел к столу и, отодвинув стул, на котором обычно сидела девочка, поставил на него сумку. Сам же сел с противоположной стороны стола и принялся с интересом рассматривать кусок глины, прилипший к носку стертого ботинка.
Меня эта ситуация позабавила, и я краем глаза покосилась на Сибил. И тут я увидела, как девочка тихо смеется. Она закрыла рот ладошкой, глаза ее были прищурены и лучились смехом. В восторге, оттого, что Сибил наконец-то вынырнула из оцепенелого безучастия, я обняла ее.
– Сибил, как здорово, что ты развеселилась.
Но моя несдержанность напугала девочку. Она резко помрачнела и отодвинулась от меня.
– Я не должна смеяться, Найтингейл, – пробормотала она. – Я забылась. И мне придется прочитать сегодня дополнительную молитву, чтобы Господь простил меня за мою слабость.
– Глупости! – воскликнула я, рассердившись. – Смех – это естественно для человека. Посуди сама, разве Господь наделил бы человека смехом, если бы считал его грехом?
– Нет. Но Мистер Пешенс и тетушка никогда не смеются, а значит…
– Значит, они просто мрачные люди без чувства юмора. И Господь тут ни при чем.
От этих слов девочка нахмурилась и осуждающе посмотрела на меня. Мне так хотелось поддержать ее и сказать, чтобы она не боялась Пешенсов. Но миссис Тернер попросила занять свои места и начала урок. Поэтому, я только поспешно прошептала ей:
– Приходи после обеда к озеру. Там недалеко овраг. Через него перекинуто дерево. Перебирайся по нему на другую сторону, и увидишь в папоротнике тропу. По ней ты дойдешь до моего секретного места. Я там часто бываю, когда хочу побыть одна.
Она кивнула. А я с облегчением вздохнула, поняв, что победила в этой схватке.
После обеда я набрала в корзину спелой клубники из сада и отправилась к секретному месту – толстому вековому дубу, рассеченному у основания молнией. Между двумя обгоревшими половинами ствола было достаточно места, чтобы там могли находиться три взрослых человека. А для меня одной там был целый дворец. Дыру в стволе я укрыла дубовыми ветками и ворохом папоротника. На землю навалила травы.
В тот день я пробыла «в дубе» до самого вечера, ожидая прихода Сибил. К вечеру, опустошив корзинку с клубникой, я вернулась в Сильвер-Белл. Тетя Гризельда, заметив, что я хмурюсь, хотела узнать причину, но я, насупившись, уткнулась в книгу.
На следующий день в школе была проверка. Когда я зашла, миссис Додд уже заняла свое место во главе стола, и мне не удалось поговорить с Сибил, узнать, почему она не пришла. Хотя я подозревала, что, она не смогла вырваться от опекунов. Лишь в конце занятий, когда миссис Додд отвлеклась, чтобы высказать миссис Тернер свои замечания, я обратилась к Сибил.
– Сегодня? – прошептали мои губы.
Она робко кивнула и вышла из класса.
В этот раз вместе с клубникой я взяла кувшинчик молока и рассыпчатое коричное печенье. Видя, как я хозяйничаю на кухне, Финифет поджала губы и проворчала, что уж не беглого ли преступника пригрела я в лесу и подкармливаю нашими продуктами.
– Дорогая Финифет, – рассмеялась я, – уж поверь мне, в таком случае, вряд ли я обошлась бы столь неподходящими продуктами, как клубника и печенье. Для преступника я бы взяла самое лучшее тетушкино вино и самый жирный окорок из кладовой.
Финифет недоверчиво осмотрела корзину и посеменила в кладовую, на всякий случай проверить на месте ли припасенный к праздникам окорок.
Сибил появилась вскоре после моего прихода. При виде ее темноволосой головы, выглядывающей из зарослей папоротника, я ужасно обрадовалась. И вылезла ей навстречу.
– Как ты умудрилась сбежать из дома? – сразу поинтересовалась я.
Она потупила взор, и с еле заметной улыбкой на губах ответила.
– Я и не сбегала. Меня послали отнести мисс Уилоуби псалтырь.
– А зачем он ей? – недоумевая, спросила я. – У нас же свой есть.
– В том то и дело, что вчера твоя тетя пришла к нам вся в слезах и сообщила, что потеряла его. А к воскресенью ей обязательно нужно выучить три псалма для службы. А так как у нас все книги в нескольких экземплярах, то она подумала, что дядя ее выручит.
Когда Сибил заговорила про тетушкины слезы, я поняла, в чем дело. Потому как, тетя и слезы – вещи абсолютно несовместимые друг с другом, а применяющиеся только в качестве самого действенного сверхсекретного орудия, дающего стопроцентный результат.
Значит, тетя Гризельда решила помочь мне подружиться с племянницей Пешенсов. Ну, тетушка, молодец! Недаром, она говорила, что может найти подход к любому смертному. Меня это развеселило, и я рассказала о своих догадках Сибил. На что та утвердительно кивнула.
– Я с самого начала так поняла. Поэтому и кивнула тебе в школе. А сегодня, когда я пришла к вам мисс Уилоуби сказала, что напишет тете Тильде записку, будто бы я осталась у вас, чтобы помочь ей выбрать псалмы для изучения.
Мне было приятно сознавать, что тетя помогает мне. Тем более сама я не могла влиять на Пешенсов, и помощь тети была мне очень кстати. Еще я поняла, что за угрюмостью Сибил скрывается очень ранимая и живая душа. Нужно только дать возможность ей проявить себя. Кроме того, девочка оказалась очень проницательной. За тот час, что у нас был, я попыталась ее разговорить, но она была скована и мало говорила о себе. Но ведь это только начало!
– Своих родителей я не знала. Отец был моряком и погиб еще до моего рождения. А мать ослабла от переживаний и умерла через несколько часов после родов. Поэтому дядя Руфус считает, что я уже в рождении своем совершила великий грех, убив свою мать, и никакие покаяния и молитвы не уменьшат моих мучений в аду.
– Но ведь это не твоя вина. Надеюсь, ты сама это знаешь?
– Да. Но мне все равно больно оттого, что мать умерла, родив меня.
– Значит, ты с самого рождения живешь с Пешенсами?
– Что ты, нет. Я до десяти лет жила с бабушкой. Матерью тети Тильды и моей мамы. И лишь когда она умерла, приехала сюда.
– Получается, ты здесь только три года, а им вон как удалось тебя запугать!
Она не ответила. Только грустно жевала ягоду. Когда настала пора расходиться, я вспомнила о пятничном чаепитии у Виолетты.
– Надо что-то придумать, чтобы тебя отпустили.
– Но ведь, Виолетта не хочет, чтобы я приходила. Она звала только тебя.
– Но тебя позвала миссис Тернер, а значит, ты должна пойти. Я посоветуюсь с тетей, и она что-нибудь придумает, как вызволить тебя.
– Я еще ни разу не ходила на чаепитие. Помню, в самом начале было несколько приглашений, но так как дядя Руфус их все отверг, то в скором времени меня перестали приглашать.
– Не волнуйся, все пройдет замечательно. Никто тебя не отравит и не пристукнет подносом с бутербродами. Хотя, конечно, лучше слечь в постель с шишкой от удара подносом, чем пойти на воскресную службу и слушать, как тетя Гризельда читает псалмы.
Порой мне кажется, что в моей крови есть капелька цыганской крови. Так как бывали моменты, как будто я наперед знала, что должно произойти в ближайшее время, и бессознательно пыталась поведать об этом. Так, например, с рождественскими подарками для моих родных. И так же в этот раз. Конечно, никто не пристукнул Сибил подносом с бутербродами. Но в результате несчастного случая, чуть не ставшего трагедией, она оказалась в постели и пропустила воскресную проповедь.
ГЛАВА 4
В оставшиеся дни до чаепития у Тернеров я встречалась с Сибил только в школе. Виолетта, видя, что я сижу с ней, в первый день сильно дулась. Но на следующий – пододвинула стул к нам.
Я, как и обещала Сибил, поговорила с тетушкой и попросила что-нибудь придумать, чтобы девочка могла пойти на чаепитие. Тетя Гризельда сразу же начала активно вырабатывать план действий, прибегнув ко всем имеющимся у нее ресурсам, в том числе и старушке Финифет. Они сидели за круглым столом в гостиной, сдвинув на край фарфоровую вазу с пионами, и усердно обсуждали варианты. Иногда тетя Гризельда довольно посмеивалась, а Фини фыркала и всплескивала руками, да так, что я ужасно боялась за сохранность хрупкой вазы.
– Нет, мало вам, что весь дом утыкан этими дребезжащими вещицами, как в балагане. Так вы еще хотите устроить маскарад и обманом заполучить бедного ребенка. И на что мне такое наказание – попасть на старости лет в Бедлам!
– Фини, ты уж определись, что тебе милее – балаган или Бедлам.
– Да уж, живешь с вами тут, как в цирке Шапито. Осталось только акробатов поселить, да, видать, места нет – клоуны мешают! Сбрендишь тут с вами!
Мы с тетей смеялись до слез, а Фини, знай себе, сидела с наидовольнейшим видом и бурчала.
Меня разбирало жуткое любопытство. Но обе заговорщицы как воды в рот набрали.
– Ох, вы любопытная, мисс Роб! – вздыхала Финифет, на все мои расспросы. – Когда-нибудь вы, с вашим длинным носом, окажетесь в кошачьей миске, как глупая мышь, хотевшая, хоть одним глазком взглянуть, что дали кошке на обед.
– И ты, Брут! – возмущенно восклицала я.
За день до чаепития тетя вместе со мной отправилась в школу. Там она отвела в сторону миссис Тернер и стала с ней оживленно переговариваться. Вечером она, наконец, поведала о своей задумке. А утром, я просветила Сибил.
– Думаю, тетя хочет убить сразу двух зайцев, – говорила я ей в школе. – Во-первых, обеспечить твое присутствие у Тернеров. А во-вторых, благодаря тетиной задумке, мистер и миссис Пешенс не будут против нашей дружбы и должны разрешить нам видеться.
– О, это было бы просто чудом! – с надеждой в голосе воскликнула девочка.
Несмотря на страх перед родственниками, Сибил не отступила. Но меня волновало, что в последний момент она перенервничает и своим состоянием может нас выдать. Словно прочитав мои мысли, девочка произнесла, вопреки обуревавшим ее чувствам, спокойно и сдержанно.
– Не волнуйся, все будет хорошо. Я не подведу.
А план был, как говорила тетя, довольно прост, как и все гениальное в ее исполнении. И состоял в следующем:
Достопочтенный мистер Арчибальд Тернер был пятым сыном графа Уэстермленда. Это был довольно старинный, знатный род, и тетя подумала, что, живя бок о бок с одним из них, нам должно быть стыдно не проявить интерес к этой одаренной милостью божьей семье.
– Главным богатством которой, – со всей почтительностью комментировала тетя, строго подняв указательный палец, – было не наличие золотых монет в сундуках, а количество преисполненных божественной мудрости священнослужителей. Кроме того, благодать Его была так щедра, что из этой семьи вышли четыре епископа и один архиепископ Кентерберийский!
Заметив, что мы полны праведного интереса к столь величайшим особам, миссис Элизабет Тернер проявила благодушие и позволила себе пригласить меня и мисс Рид к двум часам в Оурунсби, чтобы поведать нам о великих религиозных деяниях предков ее мужа.
Обо всем этом она сообщила в коротком письме к мистеру и миссис Пешенс. В нем она также попросила проследить за тем, чтобы мисс Рид взяла с собой Библию, так как именно в это время в Оурунсби проходит чтение вслух библейских писаний, – традиция, которую основал один из благочестивых предков Уэстермлендов.
При воспоминании о чтении Библии в доме Тернеров, тетушка самодовольно хихикала и потирала руки, как при виде сладкого десерта.
– Что ни говори, Фини, а мозги у меня всегда были с таким количеством извилин, что любой ученый просто от зависти лопнет, – гордо говорила она при этом.
– А я и не отрицаю этот неоспоримый факт, дорогая Гризельда! Только, кажется, их там уж слишком много! Потому как, создается впечатление, что временами ваши мысли долго блуждают в непролазных лабиринтах, пока находят дорогу к выражению.
В половине второго я подошла к дому Пешенсов. На мне было строгое темное платье из поплина, с пришитым белым воротничком. Длинные волосы были заплетены в косу и убраны на затылке шпильками. Хотя я не сомневалась, что уже через пару часов от моей аккуратной прически не останется и следа.
– Никаких ярких цветов и лент! Все должно быть скучно и серо. И сделай лицо строже, никакого веселья! Помни, ты идешь на обсуждение деяний архиепископа Кентерберийского, – увещевала тетя, озорно подмигнув мне. – К тому же, вам надо подумать, что Сибил будет рассказывать об этих пресловутых деяниях дяде. Он, наверняка, завалит ее вопросами.
– Миссис Тернер принесла в школу книгу, где говорится об архиепископе и других предках Уэстермлендов. Мы сегодня на занятиях ее изучали.
– Тогда, я думаю, все будет в порядке.
Пешенсы жили, как и мы, немного в стороне от деревни, на другом ее конце. Ворота Равен-Хауса были открыты. Я вошла в запущенный сад, где росли кусты смородины и маргаритки. Дом из серого камня наполовину зарос плющом, скрыв в густых зарослях окна. Поднявшись на крыльцо, я увидела то, что меня в первый момент сильно испугало. Над дверью на выступе сидел громадный угольно-черный ворон. Его крупные бусины глаз уставились на меня, изучая и, словно раздумывая, – склевать меня или пропустить. Я в испуге отшатнулась. Но птица не пошевелилась, а продолжала, не мигая, следить за мной. Тут я поняла, что это всего-навсего чучело.
Со временем я так и не привыкла к этому «стражу». Птица выглядела как живая. Было жутко поднимать голову и натыкаться на пристальный взгляд стеклянных глаз. Мне всегда чудилось, что при моем появлении ворон вдруг взлетит, сядет мне на голову и выклюет глаза.
Я позвонила в колокол, висевший у двери. И внутренне вся сжалась. Сейчас я встречусь с теми, кого так боялась Сибил. Странно, до этого момента я не чувствовала в себе страха перед ее родней, но сейчас меня охватила дрожь. Тяжелая дверь медленно открылась. На пороге стояла девушка с бесстрастным грубым лицом.
– Здравствуйте, я Найтингейл Сноу, племянница мисс Уилоуби.
Служанка молчала.
– Мы с Сибил приглашены к мистеру и миссис Тернер к двум часам, – продолжила я.
– Я проведу вас в гостиную, – наконец, сказала она таким же грубым, как все в ней, голосом.
Мы прошли по темному коридору вглубь дома. Мимо меня мелькали бледневшие в темноте закрытые двери. Около самой дальней мы остановились. Служанка достала из кармана фартука внушительную связку отполированных до блеска ключей и, быстро найдя нужный, отперла дверь. Она подтолкнула меня вперед и, бросив скупо: «Ждите!», – хлопнула дверью. Я услышала, как повернулся в замке ключ.
Очевидно, что в этом доме так принято встречать гостей. Успокоив себя этой мыслью, я села на стул у окна и принялась осматривать скудную обстановку комнаты. Единственное, что привлекло мое внимание – это висевший над диваном крест.
Когда в замке повернулся ключ, я встала со стула, нервно прижав к груди, словно рыцарский щит, потрепанную Библию. Вошел мужчина. В нем не было ничего чудовищного и отвратительного, хотя при виде его хотелось ужаться до размеров улитки. Худой с непропорционально длинными, как у цапли, ногами, с прыщеватым лицом и тонкой шеей, Руфус Пешенс держался так надменно и строго, что его осанке позавидовал бы сам Папа Римский.
Он грозно и недоверчиво оглядел меня с ног до головы, задержавшись взглядом на нервно стиснутой в руках книге. Затем, вдруг, согнулся и приблизил свое лицо к моему. Глаза, поблескивающие из-под щетинистых бровей, вонзились в меня.
– Вы, никчемные сироты, лишь обременительный груз на шеях добросердечных опекунов, – констатировал мужчина. – Вместо того чтобы висеть балластом, вы должны трудиться на благо общества в приютах и монастырях.
– Да, сэр, – пробормотала я.
– Но мы, впрочем, как и ваша благодетельница, слишком мягкосердны, чем искусно пользуются черные души, погрязшие во лжи и притворстве.
Я с ужасом подумала, что ему все стало известно и бедная Сибил теперь будет наказана.
– Но Господь всевидящ! – тем временем продолжал мужчина. – Он знает, сколько труда стоит нам взрастить грешную уже в рождении душу. Наш первостепенный долг – воспитать ее в терпении и самоотречении, отбить у нее все тщеславные стремления, умертвить любое вожделение плоти в полном аскетизме и ежедневном покаянии, чтобы черная душа, своим смердящим дыханием не оскверняла рабов божьих. Сибил Рид могла бы стать одной из смиренных овец господних, но изгнана из верного стада. В то время, когда все дети чисты и невинны, и дьявол еще не отметил их своим прикосновением, эта прескверная девочка приняла на душу самый страшный грех. И поплатилась своей бессмертной душой.
Его страстная речь резко оборвалась. И в тишине неожиданно громко прозвучал мой судорожный вздох. Все это время я стояла, затаив дыхание и боясь пошевелиться под давящим взглядом этого человека, опасаясь, что если сделаю хоть малейшее движение, то меня в тот же миг пронзит испепеляющая молния.
– Но я вижу, в тебе есть похвальное стремление к богу, – неожиданно обратился он ко мне.
– Да, сэр, – я едва кивнула.
– И ты добропорядочная христианка?
– Да, сэр.
– Замечательно. Скажи, ты каждый день ходишь в церковь?
– Да, сэр, – в очередной раз выдавила я, не поднимая глаз, так как остерегалась, что он прочтет в них, все те, отнюдь не добродетельные вещи, что я о нем думала в этот момент.
– И молишься ты утром и вечером?
– Да, сэр, – вновь повторила я. И добавила для верности, – еще днем – до обеда и после!
– Замечательно, – изрек он, довольный моим усердием.
– А сколько времени ты отводишь на молитву?
– До тех пор, пока на коленях не появятся синяки, – с кротким смущением произнесла я, надеясь, что щеки мои покроются стыдливым румянцем. – Но эта боль мне только в радость, питая во мне стойкость и смирение.
– О, замечательно! Приятно видеть в столь юном теле стойкий дух.
Я постаралась покраснеть еще сильнее.
Мистер Пешенс позвонил в колокольчик у двери. Трель звонка еще не стихла, как в комнату вошла девушка, проводившая меня сюда. «Подслушивала!» – пронеслось у меня в голове.
– Пусть спустится миссис Пешенс и приведет сюда девчонку, – приказал мужчина.
Тильда Пешенс оказалась невысокой женщиной с коренастой фигурой и сухим, топорным лицом. Неопределенного цвета жидкие волосы были собраны в пучок на затылке и прикрыты чепчиком. Светлые глаза под нависшими бровями смотрели на мир с таким выражением, будто выискивали, что бы еще спрятать и запереть. Трудно представить себе человека более невыразительного и бесцветного.
Сибил была в таком же, как и миссис Пешенс, черном платье из саржи. Темно-серый воротничок не оживлял платье, а наоборот делал похожим на монашескую робу. Она, также как и я, нервно стискивала библию у груди. Тетка толкнула ее вперед, а сама встала позади нее, положив свои толстые с широкими ногтями пальцы на худенькие плечи Сибил. Мне почудилось, что девочка согнулась и поникла под их тяжестью.
– Это Найтингейл Сноу… безобразное имя… – женщина внимательно оглядела меня, под конец осмотра ее губы брезгливо скривились. – Про нее ходит столько разговоров. Уж, не из-за того ли, что она внучка старого лорда… Сопливое дитя! – вынесла она свой приговор и отвернулась, потеряв к моей скромной персоне всякий интерес.
– Благословение Господу, в нашей нечестивой деревне, еще остались дети, воспитанные в страхе пред всемилостивым царем небесным, – обращаясь к жене, заявил мистер Пешенс и благосклонно поглядел на меня. – Мисс Сноу одна из страждущих.
– Говорят, что девчонка суетливая егоза и зазнайка, – подала голос тетка Сибил в ответ на речь мужа. – Кстати, вы помните тот… забавный случай, где девочка оказалась в куче навоза?
– Так значит, это она? – задумчиво процедил мистер Пешенс и нахмурил брови. – Что вы скажете на этот вопиющий инцидент, мисс Сноу. Подобное поведение не простительно для смиренной овцы. Смирение – высшая добродетель! А своей нетерпимостью, вы показали, что вовсе не так добродетельны, как хотите казаться.
– Не забывайте, муж мой, что с ее дурной кровью, проявление этих наклонностей вполне ожидаемо. Вспомните, кто ее родители! Они попрали христианские заветы и волю отца, и как два преступника, бежали, чтобы предаться дьявольскому влечению плоти.
Нет, не зря с той минуты, как эта женщина вошла в комнату, я чувствовала к ней отвращение. Видя расположение ко мне мистера Пешенса, она специально говорила гадости обо мне. Если бы не Сибил, я бы открыто возмутилась теми порочащими словам, которые бросила мне в лицо эта тетка.
Огромным усилием воли, усмирив бушевавшие во мне чувства, я сказала довольно спокойно и даже одухотворенно.
– Сэр, этот случай, произошедший со мной, уверяю вас, вопреки моему желанию, стал тем поворотным событием, показавшим насколько велико мое заблуждение. Бог указал мне неправедность моего бытия и даровал силу духа, чтобы я смогла стать на путь смирения.
Я не смотрела на них, боясь выдать свои истинные чувства. Какое-то время длилось молчание, затем мистер Пешенс произнес:
– Вот видишь, Тильда, Господь прощает рабам своим их невежественную слепоту и дарует надежду занять свое место в многочисленном стаде его. Последуем же и мы его примеру.
Я подняла голову и увидела, как миссис Пешенс холодно кивнула и с царственным высокомерием, не сочетавшимся с ее коренастой, переваливающейся фигурой и бесцветным, почти неживым лицом, удалилась из комнаты.
Мистер Пешенс, впервые за все это время обратил внимание на Сибил, стоявшую у двери. Он пронзил ее грозным ненавидящим взглядом, от которого девочка испуганно съежилась.
– До сегодняшнего дня никакое наказание не подвигло тебя на духовную жажду. Невежество и равнодушие к религиозному свету зародило во мне подозрение в безнадежности твоей души.
Если до этого мужчина прохаживался из угла в угол, меряя комнату широкими шагами, то теперь он остановился у дивана и долго вглядывался в висящий на стене крест.
– Я с радостью несу свой крест, воспитывая тебя, и уверен, что мое терпение воздастся мне по заслугам. Но теперь Господь в помощь мне послал эту девочку, вырвавшуюся из мирских соблазнов и ступившую на истинный путь смирения. Надеюсь, что и ты, следуя ее примеру, познаешь всю радость духовного возрождения.
У меня возникло большое желание поскорее вырваться не от мирских соблазнов, а из этого дома и никогда больше не попадать сюда. Я отчетливо поняла, как горько и одиноко Сибил в этом мрачном доме с этими злыми, высокомерными людьми.
Время уже подходило к двум часам, а мы все еще были во власти мистера Пешенса. В течение нескольких минут он третировал Сибил своими обвинениями и рассказами о муках ада. Наконец, когда время пробило два часа, мы вышли из Равен-Хауса.
– Это, как побывать в клетке со львами! – воскликнула я, чувствуя себя так, будто только, что избежала верной гибели.
Мы опаздывали, и когда серый дом скрылся из виду, стремглав бросились в сторону Оурунсби. В холле нас встречала взволнованная миссис Тернер.
– Слава богу, – облегченно прижала она руки к груди. – Мы уж думали, что вас там съели.
– Знаете, мэм, – сказала я серьезно, – какое-то время я сама думала, что именно так с нами и собираются поступить.
Миссис Тернер заохала и, взяв нас за руки, повела в гостиную. Там уже стоял накрытый к чаю маленький столик у дивана, и были придвинуты два стула.
Еще раньше я представляла, как окажусь здесь, и какие чувства буду испытывать в старом доме матери и тети. Но вопреки ожиданиям, никакого родственного благоговения я не ощутила. Для меня Оурунсби был всего лишь домом достопочтенного мистера Тернера и его семьи.
В отличие от мрачного Равен-Хауса, здесь царила совсем другая атмосфера. Оурунсби был просторным с высокими потолками и большим количеством окон, отчего в доме всегда было светло. По-видимому, здесь любили цветы. Так как и на столе, и на каминной полке, и даже на полу стояли пузатые расписные вазы, в которых благоухали лиловые флоксы. А на стенах повсюду висели красочные акварели с яркими букетами цветов.
– А вот и они, – объявила миссис Тернер, вводя нас в комнату. – Виолетта встречай гостей.
Ее дочь, сидевшая на диване, поднялась с места и протянула нам руку в знак приветствия. В белых кружевах и с распущенными по спине локонами, девочка была очаровательной. Мы же, в своих темных строгих платьях, совсем терялись на ее фоне и выглядели еще более заурядными.
– Мы с матушкой испугались, что вас долго нет, – сказала она вместо приветствия. – Уже стали гадать, что же сделали с вами эти мерзкие люди.
– Летти, эти мерзкие, как ты говоришь, люди – родственники Сибил.
– Тоже мне родственники! Только запугивают детей, – упрямо ответила девочка.
Мы расселись. Мать с дочерью сели на диван, а я и раскрасневшаяся Сибил на стулья. Миссис Тернер предложила Летти поухаживать за гостями и разлить чай. Сама же раздала каждому по бутерброду с тунцом. На подносе также была тарелка с печеньем и розетка с джемом.
– Ну же, поведайте, как все прошло в Равен-Хаусе! – сказала миссис Тернер после того, как мы сделали по глоточку чая. Она живо интересовалась этой историей, так как сама приняла в ней активное участие. После того, как я закончила рассказ, миссис Тернер воскликнула:
– Пешенсы настоящие тираны! Такое поведение недопустимо!
– А я бы никогда не смогла пойти в этот унылый дом! – заявила Виолетта, прервав мать. – Не понимаю, как Сибил там живет. Он похож на склеп.
– На самом деле дом не такой страшный, как кажется, – тихо ответила та.
– По-моему, самое страшное там – это чучело громадного ворона над парадной дверью.
– О! Расскажи, Найти, что это за ворон! – воскликнула Виолетта и захлопала в ладоши.
Я поведала о вороне и о том впечатлении, которое он произвел на меня своим пристальным немигающим взглядом.
– Это чучело даже страшнее, чем мистер Пешенс, – сказала я в заключение, отчего все засмеялись. Сибил тоже слабо улыбнулась.
– А почему Руфус прибил его над дверью? – спросила миссис Тернер.
– Оно висело там еще до того, как он купили дом. По крайней мере, так сказала тетя. А дядя считает, что у ворона взгляд, как у «архангела Гавриила, следящего за всеми прегрешениями рабов Господа и возвещающего благую весть избранным». Иногда, дядя так выжидательно смотрит на чучело, словно надеется, что оно оживет и возвестит об его избранности.
Мы все снова засмеялись. Владевшее мной напряжение понемногу отступало.
– Ну, веселитесь теперь без меня, – сказала миссис Тернер, поднимаясь с дивана.
