Текст книги "Соловей для черного принца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

– Роби, – услышала я тихий возглас Сибил, она встала между мной и Николсом и прошептала. – Не поддавайся ему. Он намеренно провоцирует тебя, это же и глупцу ясно.

– Поздно, Сиб, уже поздно, – ответила я ей не менее горячим шепотом. – Борьба, происходившая в моем сердце, закончилась бесславным провалом

ГЛАВА 31

– Поразительно, как ты согласилась?! Я до сих пор не верю, что ты осмелилась!

– В этом нет ничего поразительного, Летти, – спокойно ответила я. – Если бы в скачках было что-то непристойное, вряд ли бы их проводили недалеко от ярмарки и гуляний. Уверена, среди судей присутствуют члены комитета. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы тетя Гризельда видела нас там. Но не думаю, что мы совершаем что-то плохое.

– Невыносимо быть благовоспитанной, как ты! Лучше слечь в гроб, чем нагонять на всех тоску и скуку!

– Ты повторяешься. Это тоже несколько утомительно.

– Фи, – следуя неизменной привычке, Виолетта резко сменила тему. – Глупости, что рядом с Дамьяном мы подвергаемся опасности, Единственное, что нам грозит – это косые взгляды черствых снобов. Но их происки меня не волнуют. Признай, Дамьян неподражаем! Мне кажется он, и только он, может украсть мое сердце.

– А сколько раз крали до него? Твои любовные романы слишком коротки, чтобы вести счет?

– Что ты знаешь о таких романах? Тебе они неведомы!

– Ты права, ничего не знаю, и не хочу знать впредь.

– О, как мы целомудренны! – язвительно ввернула Летти. – Вы с Сибил всегда были эталоном всех мыслимых достоинств, а я тем самым уродом, что отравляет жизнь всем вокруг… Монашки!

– Мы просто не так глупы, если это то, что ты имеешь в виду.

– Я тоже не глупа! Только у меня есть то, чего не достает вам, – смелость! – презрительно ответила она. – Смелость быть свободной, быть самой собой. Делать то, что мне нравиться, поступать, так как считаю нужным! Я свободна от всех и вся!

– Именно свобода позволяет тебе так легко избавляться от добродетели и пренебрегать чувствами близких.

– Оставь в покое мою добродетель! У нас разные понятия о том, что полезно молодой девушке. Тем более легкий роман не отразится на моей добродетели.

– Правильно, у тебя ее и так не хватает, едва ли заметишь потерю.

– Ты противоречишь сама себе, – Виолетта прищурилась, – ты сама не прочь закрутить роман с Николсом! С самого начала ты только и делаешь, что флиртуешь с ним.

– Я не флиртую. Мы старые друзья, ты же не можешь этого отрицать.

– Но старые друзья не ведут себя, словно узурпаторы!

– Ты что, злишься из-за невнимания к тебе Николса? – шелковым голосом спросила я. – Неужели, тебя волнует какой-то деревенщина, когда рядом неподражаемый мистер Клифер.

– Но он мой! Он всегда был моим. Оставь его в покое!

– Не ты ли сравнивала его с любимой комнатной собачкой, которая таскает за тобой домашние тапочки. Что тут удивительного, если Николсу надоело это занятие…

При обычных обстоятельствах наша колкая беседа могла бы потешить меня, но сейчас, не зная, что задумал Дамьян, я была не в состоянии отвлекаться на бурные прения. Я была напряжена и думала только о возможных последствиях своего авантюрного поступка.

Чем ближе мы подходили к отведенному для скачек месту, тем отчетливее я понимала, что совершила ошибку. Мне следовало отказаться от своих слов, отступить. Но я не сделала этого. До чего же может дойти человеческая глупость!

Для скачек был огорожен длинный, почти в полмили, участок поля вдоль оврага. С одной его стороны, у обрыва, ровной шеренгой выстроились жерди с полыхавшими смоляными бочками. С другой – тянулся наскоро сколоченный заборчик. Возле него, напирая и чуть ли не переваливаясь через перила, толпились десятки людей, пришедших на скачки со всех окрестных деревень.

Я была совершенно не подготовлена к открывшемуся зрелищу и потрясенно осматривалась кругом. Казалось, каждый клочок поля был заставлен повозками и запружен беспокойным людом. Разгоряченные крепким элем, мужчины вопили во всю глотку, когда мимо проносились лошади. Они толкались, грозили кулаками, отвешивали подзатыльники и подкидывали вверх шляпы. Женщины не уступали им и визгливо подбадривали участников, то и дело разражаясь смехом. Отовсюду сыпались скабрезные шуточки, от которых нещадно горели уши. Очередной шедевр словоблудства передавался из уст в уста, отчего люди из кожи лезли вон, чтобы похвастаться остроумием и погреться в лучах всеобщего одобрения.

Нет, я не испугалась. Когда потрясение прошло, во мне проснулся алчный интерес, как бывает, когда впервые нарушаешь запрет и проникаешь за грань дозволенного. Еще ни разу мне не доводилось бывать там, где столь открыто бурлили эмоции и кипела «живая» жизнь, не сдерживаемая условностями. Темнота позволяла многое сокрыть. А багровые сполохи только усиливали возбуждение. Они бесновались на лицах людей, придавая им демонические очертания.

Разумеется, я поняла, что нам не место здесь. Но уже с самого начала этой ночи я позволила себе безумство, вместо того чтобы, как всегда, подчиниться трезвому и холодному благоразумию. Но, если быть честной, мне хотелось этого. Хотелось, сбросить с себя путы благовоспитанности, так ненавистной Летти, и окунуться в мир доселе мною неведомый. Во мне словно бы проснулся бунтарь, который восстал против моей правильности, такой привычной и…набившей оскомину. Что было причиной этому? Я не могла ответить. Возможно, не осталось сил на сопротивление.

– Роби, – услышала я сдавленный шепот Сибил, – мне не нравится здесь. Давай уйдем отсюда.

– Все будет хорошо, – подбодрила я ее.

Дамьян шел впереди нас, уверенно расчищая дорогу к ограде. Иногда он оборачивался, чтобы проверить, не травмировали ли наши ребра излишне напористые локти грубиянов. При этом его взгляд неизменно останавливался на мне, а затем насмешливо обращался к мистеру Ливингтону, поддерживавшему меня за локоть.

Наконец, мы добрались до забора. С этого места хорошо была видна полоса, у которой участники готовились к следующему старту.

– Обычно делается семь забегов, – начал объяснять нам Дамьян. – Лошади бегут туда и обратно – милю примерно за две минуты. Так что забег проходит быстро. А пришедшие первыми участвуют в финале, где и выбирается победитель… В этом году комитет расщедрился и выделил на приз годовалого бычка.

– Ого, большой куш для любого фермера! – воскликнул Николс, заинтересованно оглядывая лошадей на старте. – Посмотрите, Клифер, вон та пегая кобылка недурна. Как вскидывается, как нетерпеливо бьет копытом, а! Наверняка, придет первой!

– Слишком нервная.

– Резвая! Такой бы бежать в Аскоте или Ньюмаркете!

– Ей нужна жесткая управа. А недоросток, что сидит на ней, слабоват для таких подвигов.

В это время толпа загикала, заревела и нахлынула на заборчик, так что тот затрещал, силясь сдержать бурный натиск. Над полем пронеслось растянутое «пошё-ё-ёл», и лошади рванулись с места. Николс весь подобрался и вперил взгляд в стремительно удалявшиеся крупы лошадей.

– Главное для владельца даже не приз, – не повышая голоса, пояснил Дамьян. – Главное – продемонстрировать свою лошадь и совершить выгодную сделку. Сейчас здесь снуют перекупщики с лошадиных торгов и базаров. На таких скачках всегда можно отыскать самородок и приобрести за смешную плату. Одна сторона много не запросит, а другая – не даст. Так что все всегда в выигрыше.

– Такое ощущение, что это не серьезное мероприятие, а кабак под открытым небом, – против воли в моем голосе прозвучало отвращение. – Скопище пьяных гуляк!

– А чего ты ожидала, кружевных чепчиков и лютиков в петлицах? Может быть, вернемся к всеми уважаемым, добропорядочным цаплям, пока твоя оскорбленная невинность не замаралась в здешней грязи и не обляпалась нечистотами по самые уши.

Его неприязненные слова, будто ударили меня и сжали сердце грубым, жестким охватом.

– Я полагаю, что везде мы встречаем не то, что ожидаем увидеть, – холодно сказала я. – И сердиться на несоответствие или сравнивать при этом не слишком мудро.

– Сравнения могут быть не самыми приятными, не так ли? Или недостойными…

Нас начали толкать. Рэй подхватил покрепче свою невесту, побледневшую и растерянную. Виолетта заметила это, и ее лицо перекосило так, будто она залпом выпила стакан полынной настойки. А Николс, похоже, открыл для себя всю прелесть деревенских скачек и теперь был всецело поглощен тем, что творилось за ограждением.

Толпа вокруг вновь взорвалась истошными криками. Лошади летели к финишу. По разочарованным возгласам молодого врача стало ясно, что пегая кобылка не заслужила тех лестных отзывов, коими он награждал ее на старте.

Не смущаясь окружавших нас людей, Дамьян почти вплотную пододвинулся ко мне.

– И потом, тебе же самой не хочется возвращаться. Или я не прав?

Я не ответила.

– Ночью все дозволенно, – продолжил он бархатным шепотом. – Ты ведь и сама поддалась влиянию ночи. Костры, разгоряченная толпа, сумасшедший бег лошадей будоражат похлеще пунша. Ощущаешь это особое волнение, соловей? Чувствуешь, как в жилах вскипает кровь?

– Нет, не чувствую. Возможно, твоя кровь слишком разбавлена водицей, и начинает бурлить по самым заурядным пустякам. Моя же не подвержена такой обременительной наклонности.

– Боюсь, что я опять навредил себе своим дурным языком, – хохотнул он, – Теперь мне уже ничто не поможет, и я обречен вечно вымаливать прощение.

Ветер то и дело доносил до нас мельчайшие крупицы искр от полыхавших бочек. Но никто не опасался возникновения пожара. Мне было не по себе. Хотелось сказать ему, чтобы он прекратил свои неуместные подначивания. Но вместо этого, я указала в сторону лошадей.

– Ты тоже хочешь совершить выгодную сделку?

– Если попадется выдающийся экземпляр, то почему бы и нет. В сущности, у меня тут, и впрямь, дело.

– Надеюсь, оно никак не связано с нами.

Дамьян усмехнулся в своей развязной манере.

– Все мои дела связаны с тобой.

– Неосмотрительно так заблуждаться.

– Разве тебе не льстит такая власть надо мной?

– Почему же мне должно льстить то, что существует лишь в твоем воображении.

Он хрипло рассмеялся. Затем произнес будничным тоном, ничем не напоминавший тот дразнящий полушепот, каким говорил со мной мгновение назад.

– Ты же видела, я приобрел двух жеребцов. Вот я и хочу посмотреть их в деле.

Действительно, жеребцы появились на конюшне пару дней назад. И, по словам конюха, «хозяин» собирался выручить за них кругленькую сумму.

– Они будут бежать?

– Да. Эдди готовит их к забегу. Хотя я и рассчитываю, что они будут лучшими, но мне не важно, выиграют они или нет. Я хочу увидеть, как они бегут в группе.

– Дамьян, вы участвуете в скачках?! – встряла в наш разговор Виолетта. – Утрите нос этим недотепам! Они как неповоротливые пеньки в седле! Никогда не видела наездников хуже. В Лондоне их бы давно освистали!

– Мисс Тернер, вы поторопились. Я не учувствую.

– А я слышала, вы говорили о жеребцах.

– Одного поведет Эдди. А второй пока без седока. Я хотел подыскать какого-нибудь молодчика, способного отличить хвост от гривы и при этом достаточно трезвого.

– Ну, тогда раз вы этого не сделали, почему бы вам…

– Я подумывал о Бредли, но они сами участвуют…Кстати, Ливингтон, а не окажете ли мне эту маленькую услугу. Вы так увлеклись состязанием, что не попросить вас, было бы с моей стороны просто глупо.

Никто из нас не ожидал такого поворота событий. И больше всего, естественно, был поражен сам Николс.

– Я? Наездником? Вы что свихнулись, Клифер?!

– У вас нет опыта? Или вы боитесь? – губы Дамьяна криво выгнулись, и он сочувственно покачал головой. – Уверяю вас, мои лошади не кусаются. И уж тем более, не топчут мирных эскулапов, готовых сражаться за жизнь своих больных как за собственную.

– Я не трушу, Клифер, и вы отлично это знаете. Согласитесь, вы действуете несколько неожиданно. Сначала зовет нас смотреть скачки, а теперь предлагаете участвовать в них. Не знаю, что вы добиваетесь, Клифер, но ваши действия ставят в тупик!

Эти слова должны были вразумить меня! Позже Сибил оправдывала мою несусветную тупость растерянностью и незнанием. В таком ужасном месте, говорила она, невозможно сохранить самообладание и здраво мыслить. Но какие бы доводы она ни приводила, я не могла не чувствовать себя виноватой. Я достаточно знала Дамьяна, чтобы понять его намерения!

– Я всего лишь выполняю данное мисс Тернер обещание, – заявил Дамьян, – развлекаю.

– Но можно развлекаться и будучи зрителями.

– Ваше участие доставило бы немало приятных впечатлений всем нам, не так ли мисс Тернер?

Если что и порадовало бы Виолетту, так это явно не тощая фигура в синем твиде и вино-красном жилете каланчой раскачивающаяся в седле. Однако наглый притворщик смотрел на Летти с такой лучезарной улыбкой, что она позволила себе растаять, и игриво поддержала его.

– Конечно, Ники! Ты должен помочь мистеру Клиферу! Не упрямься, будь джентльменом, прошу тебя!

После такого воззвания сопротивление мистера Ливингтона пошло на убыль. Он еще предпринял ряд попыток найти вескую причину, не позволившую ему сесть на лошадь, но под паточным взглядом голубых глаз, все его усилия вылились в сконфуженное согласие.

Мы направились в сторону небольшого загона с привязью и поилкой для лошадей. Найти Эдди не составило труда. Примостившись на траве у ограды, он был поглощен задушевной беседой с не в меру улыбчивой девицей. Казалось, даже напомаженный локон, лихой завитушкой устроившийся на его лбу, излучал предвкушение от столь подающего надежды общения. Однако Дамьян, смерив неумолимым взглядом юнца, в корне пресек все его романтические чаяния.

Эдди поспешно вскочил и заверил хозяина, что лошади готовы к забегу и ждут только своей очереди. Объявив, что нашел второго седока, Дамьян кивком головы указал на ссутулившегося Николса. Назвать Эдди идеальным слугой, было бы зазорным преувеличением, тем не менее, смекалистый юнец свято блюл непреложный закон – хозяин всегда прав! Поэтому, когда он оглядел «коллегу», ничто кроме покорности не отразилось на его безусом лице.

Николсу пришлось проехаться по загону, чтобы продемонстрировать свое умение. Оба жеребца были вороной масти, крупные и своенравные. Когда Эдди подвел к нему одного из них, Урагана, молодой человек сбледнул с лица, словно, и впрямь, стал жертвой неукротимой, сметавшей все на своем пути стихии. Конь прядал ушами и приподнимал заднюю ногу, словно собирался лягнуть. Все же Николсу удалось пересилить себя и забраться в седло. Держался он ровно и даже нарочито смело, хотя вызвано это было скорее напряжением, сковавшим его.

Эдди протянул молодому человеку ивовый прут, заменявший хлыст. И после того, как Ураган описал два круга, а Николс не только не перелетел через голову коня, но и обрел некоторую уверенность, юнец отправился вносить имя Ливингтона в список участников.

Мне не давало покоя томительное предчувствие. Оно ни на миг не отпускало меня с тех самых пор, как мы отправились на скачки. Я вглядывалась в Дамьяна, надеясь выведать его замысел. Но за маскарадной усмешкой, привычно искажавшей его лицо, невозможно было разгадать подлинные мысли этого человека. Непонимание происходящего пугало.

– Ураган сильный жеребец, – говорил тем временем Дамьян, обращаясь к врачу. – Пока я не знаю, как он поведет себя. Возможно, будет нервничать в толпе. Вам придется поднапрячься, Ливингтон, чтобы контролировать его.

– Не берите в голову, Клифер, я справлюсь.

– Пусть идет во всю прыть. Хлестните пару раз, горячите шенкелями, но не больше. Держите в уме, что вам надо бежать еще и финал.

– Едва ли я буду…

– Я и не рассчитываю на вас, Ливингтон, – прервал его Дамьян, – я рассчитываю на лошадь.

Появился Эдди и объявил, что подготовка к пятому забегу началась. Как оказалось, это был наш забег. От уверенности Николса не осталось и следа. Он принялся теребить свои рыжие вихры и поминутно подбадривать жеребца, будто тому требовалась словесная поддержка.

Виолетта снизошла до того, чтобы пожелать Николсу удачи и вскользь заметила, что победителю полагается достойная награда. От ее намека парень чуть не вывалился из седла, при этом его рассыпанные по всему лицу веснушки стыдливо зарделись. Что это за награда, девушка лукаво умолчала, но ее интригующий вид открывал неограниченный простор для воображения.

Прежде чем Эдди взобрался на своего вороного, Дамьян подошел к нему. Я уловила, как он что-то быстро сказал ему, а юнец кивнул и с любопытством взглянул на Николса. Вот оно! Это как-то связано с замыслом Дамьяна! Но я все еще не видела в его действиях ничего зловещего.

Заметив, что я наблюдаю за ними, Дамьян шутливо отсалютовал мне. Затем, на секунду, не больше, положил ладонь чуть выше носа коня, погладил и сразу же отступил. Вороной потянулся за ним, но Дамьян уже двинулся в нашу сторону.

На стартовой полосе оба жеребца нервно взбрыкивали и сворачивали голову набок, стараясь достать зубами до ног наездника. Но Эдди, успевший немного изучить повадки обеих лошадей, быстро утихомирил своего вороного и, когда раздался крик распорядителя, легко взял старт. У Николса же произошла заминка. Он хлестнул коня. От испуга тот дернулся и подскочил. Я подумала, что жеребец сейчас вздыбится и сбросит седока. И тогда-то Дамьян жестоко посмеется над «докторишкой». С силой натянув повод, Николс преодолел сопротивление и всадил в покатые бока пятки. Поняв, что от него требуется, Ураган рванул с места и понесся во весь опор.

Рядом со мной, затаив дыхание, стояла Сибил. Она как-то по-детски прижала руки к груди и неотрывно следила за Николсом. В глазах подруги плескался страх, будто она ждала, что вот-вот произойдет что-то нехорошее. Рэй возвышался позади нее, защищая девушку от случайных тумаков и острых локтей напиравшей публики. Мне пришло в голову, что сейчас, насупленный и хмурый, парень походил на огромного вздыбленного быка. Время от времени он встряхивал головой, то ли потому, что нервничал, то ли пытаясь отогнать назойливых мух.

Я пару раз прокричала имя Николса, подбадривая его. Хотя во всеобщем надрывном рокоте, он вряд ли услышал меня. Почти тотчас мою спину обожгло. Я обернулась и наткнулась на испепеляющий взгляд Дамьяна. Он и не пытался скрыть, что взбешен. Мне хотелось верить, что его план провалился. Справившись с лошадью, Николс не дал ему повода поизгаляться над собой.

Я растянула губы в притворной улыбке и елейным тоном обратилась к нему:

– У тебя такой вид, будто тебя скрутили кишечные колики. И не удивительно, нельзя же безнаказанно носить в себе столько желчи.

Моя шпилька не проняла его. Он едва заметно кивнул, дав понять, что этот раунд остался за мной, и, не сказав ни слова, отделился от нашей группы и скрылся в толпе. Это было неожиданно. И я несколько секунд безуспешно высматривала его, пытаясь узнать, куда он направился.

Лошади мчались уже к финишу. Впереди всех летел вороной Эдди, а за ним, отстав почти на целый корпус, Ураган. Низко пригнувшись к упругой шее, Николс пятками подначивал коня. До полосы оставалось около двадцати ярдов, когда вороной Эдди внезапно споткнулся и резко замедлился. Ураган тут же вырвался вперед и первым пришел к финишу.

Я услышала, как завизжала Виолетта, громко выдохнула Сибил, невразумительно буркнул Рэй. Сама я радостно замахала Николсу. Вокруг него уже толпились: кто поздравлял и желал выиграть финал, кто хвалил «крепкого жеребчика», который, чувствуя внимание, важно гарцевал и тряс гривой. Николс был встрепанный, но ужасно довольный. Победа придала ему мужества, и он замахал мне в ответ, а потом, переведя сияющий взор на Летти, заулыбался от уха до уха.

Сейчас бы мне успокоиться, ведь все закончилось хорошо. Но одна деталь не давала покоя. Я была уверена, что Эдди специально натянул поводья и дал выиграть забег Николсу. Не это ли приказал ему сделать хозяин перед стартом?! Юнец привязывал своего жеребца и вид у него был, как у лисы, полакомившейся сливочными пенками. Он точно подстроил свой проигрыш! Но ради чего? Дамьян, видно, предполагал, что врач и его слуга будут бороться, оставив позади других соперников. Как он сказал: «Я и не рассчитываю на вас, Ливингтон. Я рассчитываю на лошадь». Что же он задумал? Неужели что-то посерьезней зубоскальства?!

Вместе с другими участниками, ожидавшими финал, Николс остался у загона. Он подвел Урагана к привязи и Эдди засуетился вокруг, ослабив подпругу, принялся обтирать спину коня пучком сена. Дамьян так и не объявился. Я вытянула шею и приподнялась на цыпочки, выискивая его среди многолюдья. Но он как сквозь землю провалился.

Когда объявили седьмой, последний, забег, мне страстно захотелось убежать отсюда. Не терпелось выбраться из этой толчеи, пьяных криков, непристойного веселья и вернуться домой. Но если мы уйдем, это будет некрасиво по отношению к Николсу, который весь расцвел и заалел при мысли, что станет героем, если выиграет финал, и, может быть, этот статус как-то повлияет на чувства голубоглазой прелестницы.

Вытащив из недр тесной фланелевой куртки засаленный платок, Рэй вытер лицо и шею и неожиданно подал голос:

– Все. Финал.

Я вцепилась в перила забора и стала вглядываться в участников. Большинство были незнакомы мне. Но с самого левого края на жилистой кобыле сидел долговязый Дэвид Бредли. Я пропустила забег, в котором он участвовал, и не знала, как бежит его лошадь. Но шельмовская ухмылка, на миг блеснувшая на его лице объявила всем, что он намерен выиграть эти скачки.

Напряжение все больше возрастало, все громче шумели, подбадривая участников. Когда, наконец, объявили старт и лошади ринулись, словно одержимые, в яростную гонку, в пестром гвалте все чаще стало выбиваться пронзительное: «Бредли!». Толпа поддерживала его.

Сибил неосознанно вцепилась в меня, до треска натянув рукав моего платья. С другой от меня стороны, сжав от волнения кулаки, подпрыгивала и кричала Летти. Меня удивили ее эмоции. Мне всегда казалось, что она безразлична к рыжему застенчивому парню.

На повороте Николс стеганул прутом, и Ураган вырвался вперед. Он был ретив и послушен, чувствовалось – в нем нет и грамма усталости. Соперники отстали почти на два корпуса. И вдруг Дэвид со страшной силой хлестнул свою кобылу и та, закусив удила, помчалась сломя голову.

Лошади летели, как беспощадная молния. Стремительное приближение их ощущалось по опаляющему дыханию, которое казалось, неслось вместе с тяжелым хрипением, возраставшим с каждым мгновением. Вся толпа налегла на заборчик, словно хотела броситься под копыта. Вырвался мощный крик, последняя яростная вспышка охваченного безумием дикого зверя.

– Бредли! Бредли!

Рядом с нами втиснулся какой-то забулдыга. От него исходил смердящий аромат пота и спиртного. В кармане брюк торчала головка пинтовой бутылки. Он нещадно раздирал горло воплем, изо всех сил стараясь докричаться до Бредли. А когда обе лошади сравнялись, он готов был перевалиться через ограду, и самолично подзадорить «кобылий зад», чтобы та поддала жару.

Две лошади, голова к голове мчались к финишу. Отсюда чудилось, будто они сцеплены в одно целое, и вырваться кому-то одному из этой связки будет очень сложно.

Не могу с уверенностью сказать, что произошло дальше. Мы все видели, как мужчины скакали рядом, оба пригнувшись к шее, оба напряженные и собранные. Жеребец стал отставать. Он дернул головой в бок, потом еще раз, будто что-то мешало ему. Николс стеганул его. А Бредли внезапно завалился на бок и рухнул. Одна нога застряла в стремени, и его тело поволокло по земле. Народ замер. Без седока кобыла пробежала еще несколько ярдов и остановилась. Парень лежал недвижим. Его нога все еще висела в стремени.

Никто уже не обращал внимания на Николса и других участников. Все смотрели только на беспомощно раскинувшееся тело Дэвида Бредли. Я услышала, как люди вполголоса стали переговариваться о частых трагедиях на скачках. Слово «смерть» переходило из уст в уста, как до этого пошлые шуточки. К несчастному поспешили на помощь. Николс первым бросился к нему. После беглого осмотра, он облегченно выкрикнул, что парень жив, и кроме сломанной ноги никаких серьезных травм нет.

Раздался протяжный вздох, как будто выпустили воздух из гигантского кузнечного меха. Только вместо облегчения я ощутила, как на меня накатывает дурнота. Рядом с Виолеттой стоял Дамьян. Когда он появился? Он был чудовищно спокоен. Никакой усмешки на лице, только переносицу прорезала заметная морщина.

В следующее мгновение появился Фред Бредли. Он ринулся к лежавшему брату и принялся осматривать его, щупая и тыкая в грудь пострадавшего пальцами. Вдруг он вскочил на ноги, и, размахивая кулаками, набросился на Николса.

– Это ты столкнул его! – взревел он.

Николс отскочил от него, закрываясь руками. Никто не удерживал Фреда.

– Ты столкнул! – распаляясь все больше, кричал Бредли. – Ты понял, что тебе не удастся выйти вперед, что твой жеребец не так хорош, и силёнок у него маловато! И ты столкнул!

– Нет, Фред, поверь мне…Он сам свалился. Я поражен не меньше твоего…

– Ты жулик, Ливингтон! И лгун впридачу!

В остервенении Фред пружинистым скачком устремился к Николсу, схватил его за грудки и так тряханул, что у того голова заболталась, будто пришитая.

Мы с подругами почти одновременно вскрикнули. Николс умудрился отбросить от себя буяна, и тот едва не свалился. Взвыв от ярости, Фред снова пошел в атаку.

Мы продолжали стоять у забора, Сибил напряженно-неподвижная, потому что неподвижность была ее единственным прибежищем; а Летти, взбешенная, кипевшая от ярости, но обуздывавшая себя – она, которая до сих пор никогда себя не обуздывала. Уже во второй раз я отметила, что ее переживания слишком сильны для якобы равнодушной к Николсу особы. Но сейчас было не время, чтобы задумываться над этим.

И тут произошло что-то поистине неописуемое. Забулдыга, стоявший неподалеку от нас, забрался на забор и, подняв руку с бутылкой над головой, завопил что есть мочи:

– Это он! Я видел, как он его толкал! Ногой, ногой толкал!

Поднялся нестройный гул.

– Я видел! Я всё-ё видел! – не унимался забулдыга. И осмелев от одобрительных возгласов, стал закидывать Николса грязными ругательствами.

– Этот рыжий зяблик – прохиндей, какого еще свет не видывал! – вторил ему картавый голос из толпы. – Сшиб беднягу Бредли!

– Если б не этот хлыщ, Бредли бы победил! – донеслось с другой стороны.

Николс стал бордовее своего жилета. Сначала он порывался что-то сказать, но никто не слушал его. Тогда он затих, осматривая толпу отрешенным взглядом. На его лице появилось выражение гордого пренебрежения, будто он решил не обращать внимания на оскорбления. Это молчание только подзадорило крикунов.

– Что ты там застыл, как заколотый боров? Отвечай – толкал или не толкал?!

– На харю то гляньте! С такой харей не только толкнуть – убить можно!

– Дай-ка я ему вдарю!

Разъяренных голосов становилось все больше. Кто-то разгорячился настолько, что пожертвовал своей пивной закуской, бросив в сторону Николса луковицу. Этот бросок еще больше распалил собравшийся люд. Им было плевать на то, кто выиграет скачки, плевать на Дэвида Бредли, все еще не пришедшего в себя и лежавшего в размолотом копытами месиве травы и глины. Они были похожи на стаю псов, загнавших кролика и уже отведавших крови.

Я повернулась к Дамьяну.

– Сделай же что-нибудь! Останови их!

– Зачем?

– Ты должен что-то сделать! Они же покалечат его!

Он расхохотался, и смех этот был похож на скрежет железа.

– Или убьют! – беззаботно вымолвил он и кивнул в ту сторону, где стоял Николс.

Я оглянулась, и крик застрял в горле. Там была драка. Нет, не столько драка, сколько водоворот: мелькание голов, и плеч, и спин, и брыкающихся ног. И из этой гущи внезапно возникла жердь в синем твиде и вино-красном жилете. Пиджак был разодран пополам и свисал с рук двумя жалкими половинками. Николс размахнулся, целясь в кого-то. Я даже видела, как он вопит. Но вдруг его сбили с ног, и он исчез, вновь затерявшись в водовороте тел.

Рядом, почти мне в ухо, Сибил без конца повторяла слово «нет», монотонно, с каким-то глухим надрывом выговаривая его.

– Их уже ничто не может остановить, – спокойно сказал Дамьян, – по крайней мере, некоторые из них зашли слишком далеко. Хочешь дезертировать с места сражения, соловей?

– Нет! Я останусь здесь. Там же Николс!

– И что? Побежишь спасать его из-под кулаков отъявленных драчунов? Ты у нас большой специалист по спасению! Только подумай прежде, как ты объяснишься со своей теткой. Она будет в восторге от того, что ее невинная племянница получает массу удовольствия, развлекаясь в таком скверном обществе. Интересно, она спросит, как далеко ты уже зашла…в своих развлечениях?!

Я почувствовала тошноту. Еще миг и я бы ударила его.

– А я хочу уйти! – отчеканила Виолетта. – Мне все это надоело! Меня беспрерывно толкают, отовсюду воняет! Дамьян, сию же минуту отведите меня из этого смрадного места. Меня абсолютно не воодушевляет, что мужланы дубасят друг друга!

– Моя чувствительная мисс Тернер, вы знаете дорогу. Вы шли сюда не с закрытыми глазами!

– Что?! Да как вы смеете…

Меня всю трясло. И я готова была перелезть через забор и кинуться в самое пекло, лишь бы мои действия утихомирили эту дикую орду. Но я продолжала стоять. Я была абсолютно бессильна.

– Роби, Сиб, мы уходим! – неожиданно заявила Виолетта тоном, не уступавшим командирскому рыку моей тетушки. – С Ники ничего не случиться – синяки еще никому не причинили вреда!

Она была исполнена твердости и непреклонности. Сейчас при виде ее гордо задранного подбородка, никто бы не поверил, что этой тигрице свойственна игривая жеманность, вызывавшая у окружающих приступы тяжелого несварения, будто после непомерного злоупотребления яблочной пастилой до отвратительного приторно-сладкой.

Ей надо было командовать армией, а не красоваться перед зеркалом. Она взяла нас обеих за руки, крепко стиснув запястья, и двинулась в самую толчею. Но она просчиталась, если надеялась, что «мужланы» будут разбегаться перед ней, как перед воинственной амазонкой, расчищавшей путь острым клинком. Вокруг нас поднялись гогот и улюлюканье. Со всех сторон к нам потянулись грязные ручищи, хватая подолы платьев, теребя шляпки, стараясь сорвать их, и больно, до слез, щипая во все места, куда добирались бесстыжие пальцы.

Вдруг позади нас кто-то протестующее запричитал. Мы разом обернулись и увидели плотную фигуру Рэя. Обе его руки были полностью заняты висевшими на них пренеприятнейшими типами. Они пытались завалить кузнеца, но тот, не сильно утруждаясь, развел руки и одним резким движением столкнул их лбами.

– Готлиб, – раздалось за его спиной, – хватай этих двух, а я возьму птичку.