Текст книги "Седьмая центурия. Часть первая (СИ)"
Автор книги: Эдуард Агумаа
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Между тем, шоу уже заканчивалось, а удивительная красавица исчезла с экрана, не оставив ни телефона, ни адреса. Разумеется, Контора Глубокого Бурения вычислила бы её за минуту, её адрес и телефон – за полторы, а исчерпывающее досье собрала бы, край, минут за восемь. Однако сейчас не было ни двух минут, ни даже одной: пламенный мотор Путтипута не просто бился на тарелке, а прыгал по ней тёмно-бордовой жабой, соединённой аортой, синими венами и лиловатыми лёгочными артериями с прочими внутренностями, оставшимися в путтипутовом чреве. Виновато в случившемся было не столько его безрассудное сердце, сколько сам Путтипут, который от магических эманаций, излучаемых благолепной астрологиней, слишком широко разинул рот в оргазмическом экстазе, чтобы пообещать подданным: "Ещё покажет вам Старик Кобаев!"
Сейчас он вынужден был помалкивать, опасаясь случайно грызануть свою аорту. Нервы у Путтипута были крепкими, и ему удалось жестами остановить стольничего, чтобы тот кровожадного доктора Стржемббельса не звал.
Тут вдруг чёртово шоу приняло странный оборот. Тележених Антон вдруг попросил:
– Кларисса Гузеевна, посмотрите на меня внимательно!
– Ну? И что?!
– Вы меня не узнаёте?
– Н-н... нет.
– ДА ОН... – заорала Мимоза Сябитовна, – он же... – вылитая ты в молодости! Тока смууглый! А я всё мучилась: каво ж он мине напоминаает?!
– МАМА! – жених Антон упал на колени и обхватил пышные ветчины Клариссы Гузеевны. – МАМА, я не Антон! Я Вилкин! Ты родила меня от Карлоса, когда была с гастролями на Ибице тридцать девять лет тому назад! Мама, ты помнишь?!
Кларисса Гузеевна бледнеет на глазах и двигает ртом, как на сковородке рыба.
– ВОДЫ-Ы! – кричит Мимоза Сябитовна. – Дайте воды-ы!
– Этого не может быть! – шепчет Кларисса Гузеевна.
Вилкин достаёт конверт, разворачивает и вынимает фотографию тридцатидевятилетней давности, на которой молоденькая Кларисса Гузеевна запечатлена в обнимку с высоким горячим мачо.
– О-о! – шепчет Кларисса Гузеевна. – Карлос! Любовь моя! Вилкин, сыночек, а Карлос жив?!
– Да, мама! Папа Карлос жив.
– Вилкин, сыночек! Дай, я тебя обниму!
Кларисса Гузеевна спрашивает сына на ухо:
– А эти хамки-редакторши знали?! Подставили ссуки меня на весь Дурдонис! Я это так не оставлю!
– Мама, я приехал не один...
– О, господи! – шепчет Кларисса Гузеевна, отшатываясь.
– Со мной приехали твои сыновья – мои братья...
Кларисса Гузеевна густо краснеет и закрывает руками щёки:
– Как?! Ложкин и Тарелкин тоже здесь?!
– Да, мама, вон они – с трибуны машут тебе цветами.
– ОЛЕ-Э ОЛЕ ОЛЕ ОЛЕ-Э-Э! – кричат сыновья Клариссы Гузеевны.
Торжествующая Мимоза Сябитовна ехидно ухмыляется:
– Дык ты чё ж, Кларисс, тройню, што ль на Ибице родила?
– Нет, – отвечает ей Вилкин, – не тройню, а каждого по отдельности. Отцы у нас разные. Со мной на передачу приехали и другие сводные братья – Рюмкин, Бутылкин, Сковородкин, Кастрюлькин, Щёткин, Зубочисткин и остальные. Вон, тоже букетами машут.
– Дык ты, чё ж, Кларисс, – удивляется Мимоза Сябитовна, поджав губы, – всех своих Вилкиных-Ложкиных там нарожала, а сама, значитца, издеся обретаисси?!
– А ты, что ль, забыла, Мимоза, что при Советской власти был железный занавес?! Сколько вывез, столько ввёз. Ещё показывали бы на меня пальцем – "У неё чёрный ребёнок"! А потом... у меня и здесь-то было сразу три мужа...
– Дык ты, Кларисс, – злорадствует Мимоза Сябитовна, – всех своих Вилкиных-Ложкиных теперича на свою жилплощадь пропишешь?!
Кларисса Гузеевна, зажмурясь, всхлипнула:
– Всех и пропишу...
– Слышь, Кларисс, – спрашивает Мимоза Сябитовна, – а чё ет за страна такая, Ибица? Там кто, вообще, живёт-то? Чем занимаются?
– Там, Мимоза, ибиционисты живут. Ибиционизмом только и занимаются, – отвечает Кларисса Гузеевна и обращается к сыну: – Вилкин, скажи мне, а Хулио – дядя Хулио – папа Ложкина, жив?
– Жив дядя Хулио! И все твои другие дяденьки тоже. И дядя Ансельмо жив, и дядя Альфонсо, и дядя Адольфо, и дядя Армандо, и дядя Адриано, и дядя Альфредо, и дядя Амброзио, и дядя Артуро, и дядя Арсенио, и дядя Аурэлио, и дядя Басилио, и дядя Балдуино, и дядя Витторио, и дядя Гаспаро, и дядя Гонзало, и дядя Густаво, и дядя Карло, и дядя Джузеппе, и дядя Джакобо, и дядя Джеронимо, и дядя Джилберто, и дядя Джуанито, и дядя Джулиано, и дядя Джироламо, и дядя Доминго, и дядя Жакомо, и дядя Казимиро, и дядя Козимо, и дядя Карлито, и дядя Клементо, и дядя Кармело, и дядя Леопольдо, и дядя Леонсио, и дядя Лючиано, и дядя Модесто, и дядя Назарио, и дядя Октавио, и дядя Освальдо, и дядя Пабло, и дядя Паскуаль, и дядя Пепито, и дядя Просперо, и дядя Рамиро, и дядя Роберто, и дядя Роналдо, и дядя Серджио, и дядя Сильвио, и дядя Сэсилио, и дядя Тимотео, и дядя Теофило, и дядя Теодоро, и дядя Фернандо, и дядя Филиппо, и дядя Флавио, и дядя Фульвио, и дядя Фиделио...
От таких новостей у Путтипута архиерейский кагор брызнул через нос наружу. Надо было что-то делать. Он рассудил про себя, что на руках бактерий больше, чем в ещё не остывшем супе. Путтипут собрал самообладание в кулак, показал Михалке на черпак, и тот достал его из супницы. Сам зачерпнул половником с тарелки разгулявшееся сердчишко и, ориентируясь по отражению в зеркале, давясь и рыча, принялся запихивать поварёжкою движок обратно себе в глотку.
– И все, мам, другие твои дяди, – продолжал вновь обретённый сын Клариссы Гузеевны, – они тоже живы и здоровы, и тоже шлют тебе свои горячие приветы: и дядя Фортунатто, и дядя Франциско, и дядя Хумберто, и дядя Эдмондо, и дядя Эстебано, и дядя Эрнесто, и дядя Эугенио, и дядя Эусейбио, и дядя Якобо...
Тут в телестудию ворвался директор Первого канала с багряной – будто раскалённая электроплитка – физиономией:
– ПРЕКРАТИТЬ! НЕМЕДЛЕННО!! ПРЯМОЙ ЭФИР!! СРЫВАЕТЕ СЛЕДУЮЩЕЕ ШОУ!!
– ХАЧУ НА И-И-ИБИЦУ!!! – заорала, разрывая на себе одежды, Мимоза Сябитовна и, выпрыгнув из трусов, бросилась вон из студии: – ПУСТИТЕ МИНЯ-А-А!!!
Из зомбоящика загремела заставка следующего телевизионного шоу и, как ни тыкал стольничий в разбитый пульт, а зомбоящик не переключался и не выключался. Тогда Михалка высыпал на стол зубочистки и стал ими выковыривать запавшие кнопки. А зомбоящик сказал:
– В эфире ток-шоу "Пусть поговорят", и я, его ведущий, Малах Андреев. В этой студии мы обсуждаем невыдуманные истории, о которых невозможно молчать. И сегодня, за все годы нашей программы, мы ВПЕРВЫЕ... В ПРЯМОМ ЭФИРЕ! УРА!
Бурные аплодисменты.
Путтипут, успевший кое-как заглотнуть свой пламенный мотор обратно, отбросил поварёжку, икнул и обернулся к экрану.
– Сегодня, – объявил Малах Андреев, – тема нашей программы "ПУТТИПУТ – ЭТО НАШЕ ВСЁ". Высокопоставленная блондинка, сделавшая карьеру в Парламенте, считает... ВНИМАНИЕ НА ЭКРАН!
Cкладывая, то цветком, то бантиком накачанные ботоксом губы, пожилая высокопоставленная блондинка страстно выдохнула:
– Путтипут – это наше все!
Будто ощутив скользкий, как слизень, язык пожилой блондинки у себя между ягодиц, Путтипут передёрнул плечами.
– УФ! Как глубоко! Как склизко!
Ему на ум пришла строфа:
Кто лижет шоколадные уста,
Тот непременно будет в шоколаде...
Путтипут хотел вспомнить, кому из античных поэтов принадлежал сей стих – Публию Овидию Назону или Гай Валерию Флакку,– но ведущий шоу Малах Андреев отвлёк его, объявив:
– С просьбой прокомментировать мнение "Путтипут – это наше все", мы обратились к мастерам шансона, служителям культа, труженикам футбольных полей, PR-технологам и всем, кому это небезразлично. И вот, что говорит звезда отечественной эстрады Морис Боисеев. ВНИМАНИЕ НА ЭКРАН!
– Иминна Путтипут абратил на миня внимаание... И дал мне зваание... Я всигда им восхищаался... Он такой няшка! Праативный...
– А вот мнение главного раввина нашей страны...
– Вадим Путтипут своей работой на посту главы государства доказал, что ему по плечу любая задача.
– Теперь послушаем мнение члена народной палаты Марка Сергеева...
– Личность Василия Путтипута важнее для общества, чем институты государства! Предлагаю на будущее переоборудовать мавзолей в путтипутский анилингусзолей!
В студии раздались аплодисменты, и Путтипут решил: "Вернусь с уик-энда, издам указ "О поощрении..."
Пока он колебался в формулировании категории поощряемых – как благозвучнее: "О поощрении дипломированных холуёв", или "О поощрении дипломированных жополизов", Малах Андреев продолжил:
– А вот, как считает видный сын своего отца из Союза кинематографистов. ВНИМАНИЕ НА ЭКРАН!
– Все успехи в кинематографе связаны с Вадимом Путтипутом!
– А вот, оценка блестящей блестяшки из группы "Блестяшки"...
– Для миня Ваадим Ваадимыч Путтипут наиболее сексуален, каагда он в сером каастюме! Мне нравится, каагда он делает паузу между слаавами. Эта так вазбуждаает!
Путтипут обернулся к отражению своего фейслифтинга в зеркале:
– Все меня любят! Уже каждые девяносто из каждых ста. Практически все!
Он провёл тылом ладони по щекам и вздохнул:
– Э-эх, чуток перекачали ботокса в мордор!
Действительно микроинъекциями гиалуроновой кислоты докторишки разглаживали морщины вокруг глазниц, заполняли ему носогубные складки и прибавляли физиономии Путтипута объёма, превращая её в наливное яблочко, пока у "красавчика" не возник риск реального овердоза.
Он вернулся к зомбоящику, где Малах Андреев предоставил слово волосато-бородатому профессору, по фамилии Квасов. Брызжа пеной сквозь бороду, Квасов гундел:
– ПУТТИПУТ – ВЕЗДЕ, ПУТТИПУТ – ВСЁ, ПУТТИПУТ АБСОЛЮТЕН, ПУТТИПУТ НЕЗАМЕНИМ!
"Лижи, лижи Хозяину бубенчики!" – самодовольно ухмыльнулся Путтипут.
– ПРОТИВНИКОВ ПУТТИПУТСКОГО КУРСА БОЛЬШЕ НЕТ! А ЕСЛИ И ЕСТЬ, ТО ЭТО ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНЫЕ, И ИХ НУЖНО ОТПРАВИТЬ НА ДИСПАНСЕРИЗАЦИЮ!
"Да это же... – Путтипут про себя поискал психиатрический диагноз, – ...это же путтипутофилия!.. А то и путтипутофрения!"
И тут Квасов выдал:
– ПУТТИПУТ – ВОТ ИСТИННЫЙ ХРИСТОС!
А Малах Андреев снял очки и объявил:
– На этой высокой ноте мы прервёмся на рекламу. Не переключайтесь!
Путтипут протянул палец к колёсному пульту и ткнул в коричневую кнопку, вызывая министра Патриотизма. На дисплее возникла жуликовато-хитроватая, но напускно-строгая физиономия Штарикова:
– Слушаю вас, Вадим Вадимыч!
– Шоу Малаха Андреева смотрите?
– Так точно! Сейчас прямо вот и смотрю.
– Этот последний оратор, Квасов, что за фигура?
– Ну... характеризуется, как полный, щекастый, животастый, бородатый гуманоид с телом татарского мурзы между обильными ляжками. Седая осклизлая оволошенная манда...
Путтипут скислил мину и едва смог сглотнуть тошноту.
– Я спросил про "фигуру" в фигуральном смысле.
– А-а-а! Политический хамелеон. Бывший член мамлеевской секты и подпольной организации "Черный Орден SS". Теоретик чикатильства.
Путтипут до сего дня знакомый, как все, не с теорией, а с практикой Андрея Романовича Чикатило, удивился:
– Это как?!
– Вот, послушайте сентенцию Квасова: "Преступник и жертва находятся в таинственном сговоре, в симбиозе, в особых уникальных отношениях... Повторяется великая драма творения, в основе которого – жертва, убийство, заклание, расчленение. Жертва становится основой нового мира. Палач, исполнитель космогонической мистерии, умирая с тем, кого он убивает, казнит самого себя и снова очищается в кровавом ритуале..." Вы слушаете, Вадим Вадимыч?
Путтипут заворожённо молчал. Министр решил продолжить характеристику:
– Квасов любит иметь учеников.
– В смысле, "иметь"?
– Ну, голубить.
– Так это не страшно! Зря про нас гейропейцы страшилки рассказывают. Вот этого, Квасова, пустите по всем каналам! И министру Просвещения от меня передайте, чтоб кафедру дал ему повыше. Пусть проповедует со всех амвонов на благо...
– Йесть!..
Путтипут вытыкнул коричневую кнопку обратно и хотел, было, ткнуть в синюю, чтобы затребовать у переименованного КГБ досье на так понравившуюся ему Чудесную Астрологиню из шоу "Давай-ка, женимся", как у Михалки-стольничего сломалась зубочистка внутри долбаного пульта, и в зомбоящике включился совсем другой канал:
– Ктооо мыыы?! – заорал какой-то ряженый бугай на коне.
– МУЖИКИИИ! – ответила бугаю массовка взрослых недоносков.
– Чего мы хотииим?!
– ДЕЛАТЬ СКВОРЕЕЕШНИКИ!
Путтипут удивился, и спросил Михалку-стольничего:
– Зачем им скворечники?!
– Это, Вадим Вадимыч, реклама колбасы.
– Как, колбасы?! – почесал репу Путтипут. – Где ж тут колбаса?!
– А в том и фишка, Вадим Вадимыч: все думают, будто про скворечники – ан, в конце ХОП – и колбаса!
Путтипут почесал репу снова, и в задумивости повторил:
– Думают: то, да сё... А им ХОП – и колбаса! Здорово придумано!
Дальше в зомбоящике возникла компашка браво шагающих лихих девок, несущих над своими кумекалками плакаты. А на плакатах аршинными буквами было начертано: "ДЕНЕГ", "СЕКСА". И их заводила залихватски выкрикнула:
– Кто мы?!
– БАААБЫ! – заорали девки.
– Чего мы хотииим?!
– ДЕЕЕНЕГ!!
– А чего хотим больше всегооо?!
– СЕЕЕКСА!!!
Путтипут обернулся на Михалку-стольничего:
– Эти тоже колбасу рекламируют?
– Эти, Вадим Вадимыч, себя рекламируют. Это анонс ночной передачи "Вертеп-2". Зрелище – круче, чем бои без правил. Мы с женой вместе смотрим и вместе болеем. За Илюшу Ибарова. А вы не смотрите?!
Путтипут глянул на стольничего, как солдат на вошь, и напомнил:
– Твой номер – восемь. Жди, когда спросим!
Михалка заткнулся и вмиг скрылся в сервировочной, где стал позвякивать ложками да тарелками, едва слышно, будто монастырский келарь.
Путтипут хряснул пультом об стол, и зомбоящик сам вернулся на канал с шоу Малаха Андреева. И попал прямо на оду музыкального продюсера Шрэкова:
– А еще у нас впервые появился гуманоид, которым можно не просто гордиться, а восхищаться. Глядя на Путтипута – и это не лесть – я вижу, что на него можно равняться!
Путтипут усмехнулся:
– Это не лесть... Знают скоморохи: кто батюшку-царя лучше всех похвалит, того и батюшка-царь по-царски одарит – этому зданьице под театрик, тому из бюджета субсидийку миллионов в двести на кинцо, третьему – орденок к именинам. Как говаривал про вас Иннокентий Смоктуновский – "губки, живущие соками царских милостей".
Тем временем, ведущий шоу предоставил слово наивысокопоставленнейшей из высокопоставленнейших блондинок. И она дала джазу:
– Я знаю народную примету: когда Вадим Вадимович Путтипут приезжает в северную столицу, городская футбольная команда "Салют" на своём поле начинает выигрывать у гостей. И я должна просить вас, Вадим Вадимович, каждый раз, когда будет играть "Салют", приезжайте в Ленинбург... Вы приносите удачу!
Путтипут зыркнул в зеркало и стал нанизывать на себя свежие титулы: "Политический Мачо", "Волшебник Страны Углеводородов", "Лидер мобилизационного периода","Заслуженный Защитник Прав Гуманоида", "Папа Третьего Рима, А Четвёртому Не бывать!"
Речи, которые Путтипут услышал далее, были уже не то что подхалимскими, а сюр-сюр-сюрреалистическими:
– Дурдонбанку пора штамповать изображение Путтипута на аверсе и на реверсе – на обеих сторонах монеты сразу!
Или вот:
– Гуманоид, который ест больше, чем ему нужно, обкрадывает страну, и Путтипута в частности. Путтипут может все, но он не может похудеть за отдельно взятого гуманоида!
Так говорил не Заратустра какой-нибудь, а его, Путтипута, министр Молодёжи, который сейчас же в подтверждение верноподданнической любовной страсти рванул на себе добротный пинжак от Brioni, и продемонстрировал миру портрет Солнцеликого на груди. Примеру югенд-фюрера последовали "нашисты" и "нашистки", приведённые на программу – они все, как один, повскакали и предстали зрителям в футболках с физиономией Великого Инки. На майках нашистов был титр "Порву за Путтипута", а на майках нашисток – "Хочу Путтипута". На футболках у особо сисястых девок глаза Путтипута смешно разъезжались и таращились так, что он становился похож на гоблина из фэнтэзийной саги "Властелин-малец".
Кто-то из нашистов воскликнул:
– Слава Путтипуту!
– ЕРОЮ СЛАВА! – завопили остальные.
И заскандировали речёвку:
Летят самолёты – салют Путтипуту!
Плывут пароходы – привет Путтипуту!
Идут поезда – виват Путтипуту!
"А пройдут либерасты – перекрестятся", – заметил в котелке Путтипута всё тот же странный писклявый голосок.
– Я люблю-у-у Путтипу-ута! – заголосила одна из нашисток.
– А я его ещё больше ПУ! – заспорил с ней каждый из остальных.
– А у меня на пипе татуировка "Путтипут"!
– А у меня "Путтипут" – вокруг пипы!
– А у меня – и на пипе, и вокруг – ВОТ!
Путтипут поднял с пола брошенную недавно поварёжку и, на всякий случай, вставил в рот, если от этих дифирамбов захочет вдруг выпрыгнуть, вместе с рвотой, желудок. И был прав, потому что очередной оратор – бодренький ещё старикан – выдал:
– Пример ты с Рузвельта бери!
Народ смелей вперед веди!
А разум твой – он пастор наш...
Путтипут обхватил голову руками и всхлипнул:
– Пургу уже погнали маразматы!
Между тем, Малах Андреев объявил:
– В нашу студию мы пригласили не только профессиональных любителей Родины, но и простых гуманоидов с улицы.
Ассистентка понесла микрофон по рядам, и новые демосфено-цицероны, в щенячьем восторге, затявкали:
– В некоторых местах нашей страны зимы стали теплее! ПУ!
– Путтипут летал в стае с журавлями! Да здравствует национальный стерх! Альфа-вожаку СЛАВА! ПУ!
– Альфа-самцу Всея Дурдониса – СЛАВА! ПУ!
– Путтипут груузинаф пабидил, и вааще страана при нем с каален встааёт! ПУ!
– Путтипут прошелся по Ленинбургу один, – без охраны!
– Олигаторы попячены, слава Путтипуту!
– Теперь все в кулаке доброго царя! ПУ!
– За подданных царь думает! ПУ!
– Путтипут – гарант мира! Гарант стабильности! Гарант гарантирования гарантии...
– ПУТТИПУТ – УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!
– Путтипут – национальное достояние страны!
– Мы счастливы знать своего Бога в лицо! ПУ!
Путтипут умилился:
– Рабы. Снизу доверху – все рабы.
Но тут же засомневался:
– А может, они... обкурились плана?! "Плана Путтипута"!
И подумал про себя: "Ну, я же не идиот принимать, по ошибке, всеобщий страх за всеобщую любовь!"
А Малах Андреев предоставил слово типу с трясущейся башкой и примелькавшейся на всех телеаналах рожей:
– Путтипут – Реинкарнация Православного Царя, Который Послан Богом, Чтобы Спасти Дурдонис От Натовских Оккупантов! Наш Народ Возродит Третий Рим!..
Путтипут не удержался и съязвил:
– Ya, ya! Kemska volost! – и добавил про типа с трясущейся башкой и примелькавшейся рожей: – Вот, ты, Проханус Соловей-Генштабов – лакей с гадючьим жалом! Думаешь, гнида, я забыл, как ты же сам раньше обзывал меня "голограммой" и предрекал, что у меня вот-вот "начнёт проваливаться нос"?! Ну, сцуко, живи пока...
От славословий вновь потянуло сблевнуть, но вдруг его привлёк дерзкий молодой голосок:
– Путтипут поднял экономику с уровня банановой республики до вполне себе кокосовой! Ура!
Другой тип, очкарик, выхватил микрофон у ассистентки Малаха Андреева, и крикнул:
– И В ГЛАЗА ТВОЕЙ СОБАКИ
НАМ НЕ СТРАШНО СМОТРЕТЬ!
Э-ЭЙ, НАЧАЛЬНИК!
Третий заорал:
– ПУТТИПУТА БОЯТЬСЯ – В СОРТИР НЕ ХОДИТЬ!
Ещё один вообще крамольное огласил:
– ЦАРЬ-ТО НЕ НАСТОЯЩИЙ!
– Как, не настоящий?! – возмутился Путтипут, ощупывая ботокс на скулах. – Перекачали! Грёбаные докторишки!!
А "нашисты" возмущённо затопали:
– Настоящий! Настоящий!
И завыли:
– Вадим Вади-и-имыч, Дурдонис за ва-а-ас! Когда ж вы прижмете этих сволочей?!
И заскандировали:
– ЛЕНИН – СТАЛИН – ПУТ-ТИ-ПУТ!
Тут, откуда ни возьмись, выскочили три девицы, напялили на головы маски цветов светофора, и стали кривляться. Одна крикнула:
– ТОЛОКНО, ЖГИ!
И они стали изгаляться:
– Зима настала после лета...
– СПАСИБО, ПУТТИПУТ, ЗА ЭТО!
– Народ прогнулся для минета...
– СПАСИБО, ПУТТИПУТ, ЗА ЭТО!
– Убит трибун из пистолета...
– СПАСИБО, ПУ...
Малах Андреев завопил:
– КТО ЭТО?! ОХРАААНА!!
– Это Pusski! – сообразил югенд-фюрер в костюме от Brioni. И распустил горло: – СЕКЬЮРИТИ!! БЕЙ ПУСЕК!!!
– Да это же... – прошептал Путтипут, подбирая слово: – ...ЭТО ПЯТАЯ КОЛОННА!
Девок похватали за ноги, за руки, повалили, потащили. Началась потасовка. Картинка в студии погасла, её сменила заставка "Новости часа".
Путтипут дёрнулся было вызвать директора телеканала для объяснений, но сдержался, чтобы не подавать пример нарушения субординации. Он собрался было ткнуть в коричневую кнопку вызова министра Патриотизма, но тот всего на секунду опередил, позвонив первым. И сообщил:
– Вадим Вадимыч, директор первого канала уже застрелился. Только что, в рабочем кабинете. Бригада следователей уже подъезжа...
Путтипут перебил Штарикова:
– А шоумен этот, Малах Андреев, жив?
– Его тоже?!... Вадим Вадимыч...
Путтипут выдохнул:
– Разберитесь там... – И добавил: – Повнимательнее...
Глянув на Михалку-стольничего, замершего с льняным полотенцем наперевес на пороге сервировочной, Путтипут, неожиданно для самого себя, спросил:
– А скажи, Михалка, от Бога ли моя власть?!
– От Бога! Истинно! Истинно от Него! – закивал Михалка.
Путтипут не был идиотом, и знал, что постулат "Власть от Бога" – старая византийская дурилка, однако решил проверить на представителе народа, коим можно было, хоть и с немалой натяжкой, считать стольничего Михалку.
– А у Сталина?
– Всякая власть от Бога! – подтвердил Михалка, качая головой, как китайский болванчик. – И не сумневайтеся!
– А у Гитлера?!
– Мы, християне, знаем, что нет власти не от Бога, – пробормотал стольничий, развёл руками и зажмурился.
Путтипут глянул на часы – было уже 20:25. До заседания Совета Госбезопасности оставалось пять минут. Он ополоснул рот, вытер руки, накинул на шею петлю галстука, затянул её, облачился в пиджак, проверил под правым лацканом – не отцепился ли, случайно, значок заслуженного чекиста, и, в слегка подпорченном настроении, покинул Столовую Палату. Шагая мимо Грановитой, Шатёрной и Золотой Палат, он размышлял: "Чтобы манипулировать быдлами, одних анекдотов от поручика Ржевского уже мало. Чем ещё их привлечь? Обещанный им, простодушным, земной рай – коммунизм – лет семьдесят продержался, протянул и сдох. Чем ещё Сталин сплачивал вокруг себя простодушных? Незаменимым вечным образом врага! Да, да! многочисленными внутренними и внешними врагами. И плутократии сейчас, без образа врага, на Дурдонисе не удержаться. Двух основных врагов назначим мы: "Пятую колонну" внутри, и всю остальную Вселенную снаружи. Схема верная: быдлы боятся, а я, Верховный их защищаю – именно так учил геноссе Муссолини.
Ужин под шоу Малаха Андреева оставил дурное послевкусие, и для поднятия духа Путтипут, едва слышно, напел себе:
Ин дер фельден блицен
Бомбен унд гранатен.
Унзер шмайссер шиссен,
Хенде хох, зольдатен!
А почему? А потому!
Только из-за-а
Шингдерасса, бумдерасса!
Только из-за-а
Шингдерасса, бумдерасса-са...
20. Резидент
– Яйцетрясение задумчивое... Яйцетрясение безмятежное...
Белые двери без ручек. Белые табуретки и столы привинчены к полу. Стальные решётки окон тоже выкрашены в белый цвет. Мне хочется стать дымом и валить через форточку из окна.
Картавый ангел товарищ Нинель сообщает мне, что камеры гуманоидариума переименовали в "палаты" когда под давлением межгалактического общественного мнения правящие на Дурдонисе олигаторы, во главе с Верховным меркадером, были вынуждены присоединиться к конвенции по правам космических пленных.
Дверь открывается, входит Ада с подносом в руке. Принцесса Датская приветствует её:
– Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа!
Ада принесла нам какое-то бледно-мутное пойло в мензурках, и ещё пилюльки.
– В рот возьми, но не глотай! – тихо советует всё знающий Дельфийский Оракул. – Это бром!
– Нет-нет! – с улыбкой возражает Ада. – Это квас!
– Лё квас нё квас па! – говорит товарищ Нинель.
– Товарищ Нинель говорит поо-поо... по-французски, – поясняет Аде Курочка, почему-то нараспев.
Каждый получает свою порцию брома и пилюль, и все демонстративно, для Ады, глотают и сосут.
Очередь доходит до меня. И тут Ада склоняется к моему уху и жарко шепчет:
– Всем бром, а тебе витамин "Е" – ударная доза!
Одной рукой она обнимает мою шею, а другой – кладёт мне на язык несколько горошин. И зачем-то нарочно задерживает свои длинные пальцы на моём языке.
Пока я рассасываю сладковатые оболочки витаминок, пышные груди самки аллирога вальсируют по моим тощим рёбрам. Её тело пышет жаром и вздрагивает. Ада горячо дышит мне в ухо и мурлычет старинную песенку:
На-сту-па-ет ночь,
Зовёт и мааа-нит,
Чувства новые
На-нааа...
– День деньскоо-коо-кой! – квохчет Курочка Ряба. – Какая тебе ночь?! Знать Фёклу поо по хвосту мокру!
Она хлопает крыльями мне по ушам и комментирует:
– Ада поо-положила на тебя глаз!
Ада улыбается Курочке, достаёт из глазницы глаз, кладёт его мне на темечко и строго предупреждает:
– Смотри, не урони!
– ЯЙЦЕТРЯСЕНИЕ ЭФФЕКТНОЕ!
Трёхфаллый кенгуриными прыжками подскакивает к Аде и произносит так, будто здоровается:
– И Апажьжева Фатима!
– Нет, я не Фатима, – говорит Ада. – Я Ада.
– Да ужь-жь-жь-жь, – начинает жужжать Трёхфаллый, тут же подскакивает ко мне, и говорит, будто на ухо, но так, что всем слышно:
– Уу-у-х! Самка аллирога! Гляди – амбалка-то здоровая какая! На ней можно хоть столы возить! Хочу взапрыгнуть на спину ей, и по гуманоидариуму на ней скакать, пока всё не покроется тут... вагинальной пеной! Э-э-эх, какая самка!..
Он делает глотательное движение, и его кадык резко подпрыгивает вверх, и медленно-медленно возвращается на место.
Принцесса Датская, кривя губы, замечает:
– А вообще, все самки ведь... наполовину, как бы, божьи твари, наполовину же – исчадья ада! Кентавры! Пламень преисподней!
Трёхфаллый отпрыгивает к окну и прижимается носом к холодному стеклу, о которое бьётся ветер с мелкой крупкой дождя. И декламирует:
– Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щёки! Лей дождь, как из ведра, и затопи верхушки флюгеров и колоколен!
– Красиво! – хвалю я его. – Сам сочинил?
– Нет. Это, так... один поэт – внебрачный сын английской королевы. Я после школы в театральный собирался, когда от армии в психушке откосил. Пахан мой бабок мне не дал на театральный – вот козлина! Да ужь-жь-жь-жь...
Дверь открывается, входит доктор Лектор, и ещё самка-аллирог в белом балахоне. Её губы густо накрашены бордовой помадой, и она постарше Ады.
– Это стагшая сестга, – поясняет мне товарищ Нинель.
– ОБХОД! – объявляет нам Ада.
– Ну-с, как они? – спрашивает её доктор.
– С воды пьяны шатаются, – отвечает Ада, – а с квасу – так вообще бесятся.
Товарищ Нинель кланяется доктору, топорща свои воробьиные перья:
– Гутен мор-р-рген!
– У него сифилис мозга, – кивает на Нинеля Дельфийский Оракул.
– Квас из рациона исключить! – распоряжается доктор Лектор. – Только сальварсан и всё такое, на основе висмута и ртути! Короче, всё, что было у него в карманах, когда к нам в гуманоидариум он только поступил.
Он переходит к Председателю Земного Шара.
– Как самочувствие, любезный? Всё ль в порядке?
– И Боги на земле покорны, словно псы, мне, – отвечает Председатель. – Простираются передо мною и, преданно глядя, лижут ботинки...
– Мегаломания, – констатирует доктор Лектор и отходит к пленному Пучеглазому, который, раздевшись догола, стоит лицом к окну и сосредоточенно что-то пишет пальцем правой на ладони левой.
– Что сочиняете, любезный?
Дандан не успевает ответить, как вмешивается Трёхфаллый:
– А вот, скажите, док: евреям даровал Всесильный "Тору". Так?!
– Та-ак, – соглашается доктор Лектор.
– А гоям ниспослал Всесильный, что?!
– Библию.
– Верно! А хулиганам, док?! Отгадайте, ЧТО?!
– Что, "хулиганам"?! – недоуменно переспрашивает доктор.
– А хулиганам... – Дандан выкатывает глаза на потолок и понижает голос до шёпота: – А хулиганам Он послал...
– Ху-ли-бли-ю! – перебивает его Трёхфаллый. – И я – её пророк!
– Оо! – отшатывается доктор.
– Это будет Книга Книг! – радостно восклицает довольный собой Трёхфаллый.
Принцесса Датская пальчиком тычет доктора в подмышку и жеманно спрашивает:
– Полоний! Есть ли новости для нас?! Правда ли, что Кыштымского карлика поймали?
– Поймали, поймали! – отмахивается от неё доктор.
– Как скоро будет он доставлен в Эльсинор?
– Как только, голубушка, так сразу. На что жалуетесь?
– Какая-то в державе датской гниль!
– Бог не оставит Дании, – отвечает доктор Лектор, уворачивается от Принцессы, и переходит к лежащему на койке, на боку, пленному космическому хачику.
– Жалобы есть?
– Доктар-джя-ан, – жалуется тот, – у нас в палате... гётвараны!
– Бегают?!
– Нэээт, слущий! Тиха сидят!
– Ну, в случае чего, вы их – тапком. А я распоряжусь – на них побрызгают.
– Ай, доктар-джян, ай саол!
Едва доктор обращается к другим пациентам, космический хачик тянется к белому балахону Ады ущипнуть за мягкое место, и приговаривает:
– Мая ти джя-ан! Мая ти джьжейра-ан!
Ада залепляет ему хлёсткую оплеуху, но хачик-пришелец рад любому её прикосновению:
– Ара! Такой баба нэ биваэт! Этат какой-та звэр, слущий!
Генрих Восьмой Синяя Борода требует от доктора:
– Мне, как королю, положена отдельная палата! Я требую предоставить мне отдельную палату, с подсобным помещением без окон, и с железной дверью под замком!
– Разумеется, голубчик, – обещает доктор. – Как только освободится, так сразу вам и предоставим!
– В палате слишкоо-коо-ком душно! – квохчет Курочка. – Поо-пора проветрить поо-помещение!
Доктор разрешает, и Ада открывает окно. В этот момент в палату вводят нового пленника. Он коротко стрижен, на носу очки в круглой оправе, на шее полотенце.
– А-а! – приветливо кивает ему доктор Лектор. И представляет его нам: – Вот и господин резидент! Прямо с водных процедур! Понравился душ Шарко?
Пленный резидент подходит к доктору, оттягивает резинку своих пижамных штанов и говорит с акцентом обитателя Соединённых Штатов Андромеды:
– Smotrite, dok! Dva yaytza, dva kontza...
– А посередине гвоздик! – жизнеутверждающе договаривает доктор Лектор, ещё сильнее оттягивает резинку пижамных штанов пленного резидента, и отпускает – ЩЩЁЛК!
– Vi, dok, ne ponimaete! – возражает резидент. – U menya redkaya bolezn" – diffaliya!
– В Антимире, голубчик, это не болезнь, а норма.
– U menya dvuglaviy fallos, chert pobery, dok!
– Ну, так используйте его в качестве герба вашей страны!
Доктор переходит к Курочке, и она, хлопая крылышками, приветствует его:
– С прааздникоо-ком, вас, док!
– А какой сегодня праздник?!
– Тарасия кумошника, Герасима кикиморника и Малахии ведьмодоя.
– Хороши Курочки умами, – отмахивается от Рябы доктор, – а яйцами бы лучше!
– А амритянин на голове стоит! – ябедничает Принцесса Датская, тыча в меня пальцем.
– Зачем вы это делаете? – спрашивает доктор Лектор.
– Борюсь с приапизмом, док. Меняю ток кровотока.
– Самолечение опасно!
Ада со старшей сестрой переворачивают меня с головы на ноги, и доктор Лектор интересуется:
