355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдуард Агумаа » Седьмая центурия. Часть первая (СИ) » Текст книги (страница 5)
Седьмая центурия. Часть первая (СИ)
  • Текст добавлен: 10 февраля 2018, 01:30

Текст книги "Седьмая центурия. Часть первая (СИ)"


Автор книги: Эдуард Агумаа



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Опыты на собственном организме убедили меня, что "esprit de raisin" – "дух винограда", получаемый из перегнанного на огне белого вина – это отменное средство для остановки простуды, вызываемой переохлаждением. Но только если принимать за раз не более семи капель.

Диана бросила взгляд на медный куб: "Наверное, эта штука у него себя окупает". А вслух согласилась:

– Зима выдалась холодная, а "eau de vie" – "живая вода", лично для меня, куда предпочтительнее чеснока и лука.

Мишель Нотрдам мягко улыбнулся в ответ, и Диана заметила, что у него добрые серые глаза, и они будто полны искр.

Он подвинул ей табурет, и когда она присела, продолжил:

– Да, мадам, вся штука в количестве. Речь не идёт о глотках, но лишь о каплях. Только! Першение в горле, неуютное ощущение в лёгких – ещё не хрип, но явное предвестие хрипа, или самое первое неприятное чувство рези внутри – между носом и горлом, когда только-только начинается процесс уплотнения сгустка тёмной болезненной слизи, становящейся час за часом будто дрожжами простуды – этот дрянной очаг нужно и можно успеть погасить. Его легко подавить, принимая – по самочувствию – всего несколько капель арманьяка или vin brullе – перегнанного вина, выдержанного, желательно, в дубовом бочонке. Полагаю, это сильный антисептик. Может, Парацельс и прав, говоря, что главное достижение алхимии – медицинский спирт?

Диана вздохнула, вспомнив с искренним сожалением:

– Лекари двора Его Величества не знали этого средства, когда простудился покойный дофин. Царство ему Небесное!

Она перекрестилась. А доктор спохватился, и от этого на его щеках выступил румянец:

– Прошу простить, мадам! Теперь о вашем деле. Весь – внимание.

Диана звякнула золотыми монетами в мешочке на ладони и изложила свою цель прямо:

– Мне нужно изменить ход времени. Мне необходим эликсир... вечной молодости.

Она звякнула монетами ещё раз.

– Эту сумму я увеличу многократно!

Магистр поднял подбородок, и Диане вновь показалось, будто он читает письмена у неё на лбу. А он пожал плечами:

– Зачем?! Чтоб, не старея, дожидаться Страшного Суда, похоронив своих правнуков, после внуков?

Диана перекрестилась снова, а магистр продолжил:

– Вечная молодость влекла бы вечную жизнь тела. Доведись вам обрести рецепт такого эликсира, разве вы не поделились бы им с любимыми дочерьми?

Диана согласно кивнула... и вздрогнула: "Он не сказал "с детьми"! Он обо мне точно знает! Господи, откуда?!"

Магистр протянул руку к шкафу и коснулся пальцами книжного переплёта из зелёной кожи.

– В главной священной книге турок и арабов Бог говорит: "Этот мир – грядка с рассадой для Того мира". И ещё: "Всякая душа вкушает смерть, и к Нам вы будете возвращены".

Он повернул лицо к окну, взглянул на низкие серые тучи, и продолжил:

– И я, грешный, осмеливаюсь полагать, что у Господа Нашего о душе каждого живого, равно, как и усопшего – Свои планы. И не в воле смертного изменить их. Рассчитывать на бесконечную жизнь не стоит никому. Разве что, по прошествии веков пяти, может быть, Господь, по Собственному промыслу, подобное попустит...

Она оценила честность магистра – шарлатан вёл бы себя иначе, а тут ясный отказ. Оба замолчали. Диана ощутила, как кровь притекла к её вискам. Она посмотрела ему в глаза, увидела теплоту и нежность, и про себя усмехнулась: "Я ему нравлюсь!"

Подушечками пальцев она провела по лицу, а внутри себя восликнула о своём: "Мне Необходимо Средство Против Увядания!!!"

Её взгляд задержался на чёрной бороде магистра, и в голове пронеслось: "Остаётся только... Черная Магия?!" В этот миг она вспомнила о Жиле де Лавале, бароне де Рэ – соратнике Жанны д"Арк, самом храбром из капитанов короля Шарля VII, маршале Бретани, впоследствии, по приговору суда, сожженном заживо за изуверские убийства сотен похищенных у крестьян детей. Де Лаваль – обладатель чёрной бороды с синим вороным отливом – нашёл в древних еврейских книгах колдовской рецепт источника бессмертия и богатства, первым компонентом которого был Астральный Свет, притягивающийся и сгущающийся в момент зачатия, а вторым компонентом – радужная пленка с застывшей крови невинных жертв. "Синяя Борода" добавлял к этим элементам киноварь – сульфат ртути – распространённый в природе в виде минерала кровавого цвета. Выдерживая смесь в печи – атаноре, он искал заветную амальгаму – чудесный сплав, Камень философов.

Магистр прервал паузу:

– Господь уже даровал бессмертие каждому. Нищие духом лишь не верят. Не желают верить в то, что душа, наполнясь знанием и чувствами, покидает побеждённое хворями тело, чтобы, подобно пчеле, принести нектар в Небесный улей. Только цветы у пчелы, и у души разные, и взяток души чаще горек, чем сладок...

"Зачем он мне это говорит?" – спросила себя Диана.

– ...Утром пчела вновь покидает улей. Так и душа, послушная Божественной Воле, отправится в новый полёт. Однако, не всё так размеренно, и не всё так чётко. Парацельс заметил однажды, что некоторые души, навлекшие Божий гнев, не просто наказываются страданиями их потомков – жизненными невзгодами или врождёнными болезнями – Господь задерживает души злодеев здесь, в подлунном мире, чтобы, после смерти тела, они – в вынужденном бессилии наблюдали, как день за днём Божья кара за их злодеяния изливается на их детей и внуков...

Он снова умолк. Диана поднялась с табурета, повторяя в такт ударам сердца: "Мне! Необходимо! Средство! Против! Увядания!"

Тут магистр спросил:

– Вам знакомо имя – Раймонд Луллий?

Диана отрицательно повела подбородком.

Магистр достал из-за пояса кошель, выбрал из него три монеты, разместил их на ладони, и сумрачная комната волшебно озарилась блеском золота.

– В юности я знакомился с трудами разных алхимиков, в том числе арабских и испанских. Некоторые трактаты имели хождение под именем Луллия. Он, как и я, учился в университете Монпелье, но лет на 230 раньше. Известно, что именно в нашей с ним alma mater он познал алхимию и секрет Философского Камня.

Магистр протянул монеты Диане и одну за одной переложил на её ладонь.

– Вот флорин, называемый ещё "двойной леопард". Он отчеканен в честь морской победы флота Эдуарда Лучника над нашим флотом при Слюи. Вот нобль, отчеканеный им же, годом позднее. А эта монета – аквитанский гроут, который чеканил дед Лучника – король Эдуард Длинноногий после 1303 года, в знак английского владения Ла-Рошелью.

Диана повернула ладонь навстречу свету и прочла надпись "EDOVARDVS REX BNDICTV SIT NOME DNI NRI DEI". Ей почему-то вспомнилось церковное песнопение: "Benedictus qui venit in nomine Domini" – "Благословен грядущий во имя Господне". Слово "Rex" показалось ей странным, потому что значило не "король", а "царь". На обороте она разобрала два слова "MONETA RVPBLLE". Второе слово могло читаться, по правилам, как "RUPELLE", и означало старинное название Ла-Рошели, когда в конце XIII века рыбацкий посёлок Рупэль только начинал приобретать черты городка.

– А что значит "MONETA"? – спросила Диана.

– "Советчица". Одно из имён богини Юноны. Монетный двор в древнем Риме первоначально был основан при храме Юноны Монеты.

"Он увлечённый книжник", – отметила про себя Диана.

– По преданию, – продолжил магистр, – именно эти монеты чеканились двести сорок лет назад Эдуардом Первым, а затем, двести лет назад, Эдуардом Третьим из золота, якобы добытого Луллием во время его алхимического опыта в замке Тауэр. Шестьдесят тысяч фунтов ртути, свинца и олова он трансмутировал в золото.

Де Нотрдам достал из шкафа книгу и показал Диане.

– Вот трактат Луллия "De transmutatione animae metallorum" – "О трансмутации духа металлов".

– То есть, это золото добыто не из недр?! – удивилась Диана, внимательно рассматривая монеты.

– Возможно так. В юности в Монпелье я слышал легенду, что Луллий в Лондоне предсказал Длинноногому два события: плохое – смерть от трёх семёрок, и хорошее – новое обретение короны от числа "двадцать семь". Что это значило, сам ясновидец не мог объяснить,– он просто видел цифры, и не более. Ещё была легенда, что Длинноногий спрятал большую часть того золота в тайник. И умер... в седьмой день седьмого месяца седьмого года. Через пять лет он вновь возродился на свет уже в своём внуке, герцоге Аквитании – сыне королевы Изабель, прозванной в Англии Французскою Волчицей. И именно в двадцать седьмом году взошёл на трон, как король Англии Эдуард Третий. А главное – нашёл свой тайник с золотом, спрятанным в прежней жизни...

По спине Дианы побежали мурашки, и ещё показалось, что волосы поднялись дыбом выше лба. Она с силой выдохнула воздух. Она знала немало всякого о королевских семьях по обе стороны Ла-Манша, и заметила:

– Потом Эдуард Третий повесил Роджера Мортимера – любовника своей матушки, а матушку заточил в отдалённом замке. И начал Столетнюю войну против Франции.

– Кстати, – заметил магистр, – имя этого короля доброй памятью связано с виноградниками Ла-Рошели и малой Шампани: его солдаты не только воевали, но, и насаждали новые виноградники вдоль берегов Шаранты – до самого города Коньяк!

Диана улыбнулась и поддержала:

– Не так же ли поступали в древности воины Зоровавеля, сменявшие в руке меч на мастерок каменщика, чтобы восстанавливать Храм Соломона?

Она не стала открывать магистру, что сама лучше него знает вопрос о виноградниках не столько из истории отечества, сколько из истории фамильного имущества де Пуатье. Однако не удержалась и добавила:

– Забавно: виноградники на нашей земле римский император Диоклетиан вырубал, а английский король насаждал!

Магистр уточнил:

– Эдуард Третий был внуком французского короля и сыном французской принцессы. Войну, названную "Столетней", он вёл за французский престол, а Францию, со всеми сокровищами, включая виноградники, считал своей второй родиной. Диоклетиан же был сыном раба-вольноотпущенника, дослужился от рядового до командира легиона, и императором стал по жребию солдат. Кроме вырубки французских виноградников, солдафон Диоклетиан оставил ещё три следа в истории – сожжение драгоценнейших книг Александрийской библиотеки, строжайший запрет на изучение химии, и анекдот про огород с капустной грядкой.

Диана протянула монеты обратно. Магистр принял их и неожиданно пообещал:

– К завтрашнему полудню я приготовлю для вас эликсир юности. Основой его станет вот это легендарное золото Луллия. Действуя в организме изнутри, оно будет задерживать старение и сохранит вашу молодость и красоту.

Диана про себя воскликнула: "Слава Богу! Это гораздо лучше, чем ничего!"

Магистр посоветовал:

– Такие монеты рекомендую вам искать через казначеев, ювелиров, по-возможности, не привлекая внимания.

– А весь рецепт, мёсьё де Нотрдам?! – нетерпеливо спросила Диана. – Ведь завтра пополудни я должна отправиться домой, обратно. Не знаю, право, когда ещё смогу побывать у вас.

Магистр смотрел на неё внимательно, задумчиво, ничего не отвечая.

– Мёсьё, я уплачу вам столько, что вы легко купите и этот доходный дом, – Диана жестом показала вокруг себя, – и вон ту гостиницу за окном напротив. У меня единственное условие: покуда, Божьей милостью, я буду жива, никто не должен узнать ни этот рецепт, ни что вы продали его какой-то... парижанке! Прошу вас, пожалуйста, скажите "да"!

– Хорошо, – согласился магистр.

Диана собралась уже проститься до завтра, и тут её деятельной натуре потребовалось чего-то ещё. "Чего же?!" – спросила себя Диана. "Маленького подвига, – ответила деятельная натура: – Например... заботы о продолжении королевской династии Валуа – заботы о мелиорации почвы для драгоценного семени дофина Анри!"

– И ещё! – воскликнула Диана. – Мёсьё де Нотрдам, у меня есть... как-бы сказать... молочная сестра. И она весьма богата. Ей не исполнилось ещё двадцати пяти. Она замужем вот уже десять лет, но, к несчастию, бесплодна, и ни единожды не смогла зачать. Согласились бы вы помочь также и ей?

Магистр повернул ладони кверху и убеждённо произнёс:

– Всё по воле Господа нашего. Иногда Всемогущий посвящает в свои тайны тех, кого избрал для своего промысла. И сообщает средство для замужних жён, чтоб устранить препятствия к зачатию.

Нотрдам достал из шкафа манускрипт небольшого формата, толстый и очень ветхий.

– Рукопись досталась мне в уплату за лечение. Как-то в предместье Турина меня пригласили поставить диагноз пожилой крестьянке. Потом ещё предложили составить снадобье для её полупарализованной свекрови, которую невестка перевезла к себе из Пизы. Обе старухи сошлись на том, что платить за лекарства и за мой труд им нечем, кроме сыра, вина, овощей, да ещё рассыпающихся от времени книг на непонятном языке. Старшая из старух сообщила, что манускрипт когда-то давно принадлежал некоему Рустичано, а тому достался от путешественников, вернувшихся из сердца Азии.

Нотрдам открыл книгу, и Диана увидела слова, составленные из совершенно незнакомых ей букв, и ещё рисунки с цветами, отдалённо похожими то на лилии, то на папоротник, то на чертополох. Магистр перевернул несколько раз по несколько страниц, и взору Дианы предстали миниатюрные изображения обнажённых дам, коллективно принимающих ванны.

– Что значат эти рисунки? – спросила она.

– В горах Тибета, между Индией и Китаем, много древних монастырей, где монахи врачуют жителей окрестных селений от разных недугов. Тибетцы собирают осиные гнёзда, и часть из них настаивают на воде, другую – в вине, третью в молоке. Известно, что бесплодие они лечат, как ваннами с настоем осиных гнёзд, так и питьём настоя всех трёх видов.

Диана улыбнулась:

– В этом трактате описание гинекологической лечебницы?

Магистр пожал плечами:

– Язык манускрипта не известен никому из знакомых мне учёных.

– Приходилось ли мёсьё бывать в Арденнах, в водолечебнице курортного городка Спа? – полюбопытствовала Диана.

Нотрдам отрицательно покачал головой. В этот миг из соседней комнаты раздался вопль:

– А-АА-а!!!

Диана вздрогнула, а вопль повторился:

– А-АА-а!!!

– Пожалуйста, не пугайтесь! Это кошка, – успокоил магистр.

– А-а-А-а! – снова раздался вопль, уже с совсем другой интонацией. А за ним ещё, и ещё, с завываниями на разные лады.

– Странно как-то кричит... – заметила Диана. – Не по-кошачьи. Можно взглянуть?

Магистр жестом пригласил Диану посмотреть сквозь стёкла витражной вставки в декоре межкомной двери. В соседней комнате Диана разглядела железную клетку, в каких на базарах выставляют на продажу живых индеек. В клетке, изгибаясь боком, на согнутых лапах, орала чёрная кошка – взъерошенная, страшная. Диана спросила:

– Почему она в клетке?

– Чтобы не приставала. По ночам она ловит крыс. А днём наливаю ей в миску молоко, беру её за шкирку и запираю в клетке.

– А как она пристаёт?

– Настырно норовит залезть в нос, в рот, в ухо.

Диана посмотрела на магистра с изумлением.

– Как её звать?

– Мирза.

– Как она к вам попала?!

– Я спас её от шайки малолеток, игравших в Святую Инквизицию. Кошку привязали к кресту и уже запалили под ней костёр.

Диана кивнула:

– Им мало казней на площадях... Сколько же ей лет?

– Уже двадцать три года, как она со мной.

Диана обернулась, с недоверием глядя магистру в глаза.

– Кошки столько не живут!

– В прошлой своей жизни она была ведьмой, – ответил магистр.

От витражной вставки, сквозь которую смотрела, Диана отшатнулась так резко, что магистру пришлось протянуть ей руку для опоры.

– В наказание за совершённые ведьмой мерзости Господь, после её смерти, заключил её дух в жалкое тело обычной кошки...

– Откуда вы это знаете?

Нотрдам не стал признаваться красавице-незнакомке, что умел вызывать ангела по имени Анаэль, который говорил с ним голосом Чистилища и освещал сокровенное в волшебном зеркале Судьбы. Поэтому сказал в общем:

– Души, бесплотные духи, мадам, готовы общаться, если мы хотим и умеем с ними общаться.

– А-АА-а! – заорала снова кошка. – А-а-А-а!

– Пакость! – Диана передёрнула плечами. – Это же не "мяу"! Вы не боитесь, что она вырвется из клетки и вселится в кого-нибудь через ноздрю, ухо или рот?!

– Не боюсь. Полтысячи лет ей предстоит рождаться на Свет Божий в телах кошек. Возможно, этого времени окажется достаточно, чтобы ведьма осознала силу наказания Господня, раскаялась и смирилась.

Диана всмотрелась в лицо магистра – высокий открытый лоб, ровный прямой нос, румяные щёки и губы, украшенные спокойной улыбкой.

"У него красивая улыбка! – отметила она, и встретила тёплый взгляд его глаз. И кокетливо усмехнулась про себя: – Оh-la-la, – я ему нравлюсь! Я же нравлюсь, без исключения, всем! Разве я могу не нра..."

И опомнилась: "Да он же читает мысли!"

– А почему она так орёт?! – спросила Диана про кошку.

– Хочет погулять. Или...

Магистр замолчал, будто вслушиваясь и всматриваясь в пространство комнаты, где не было никого, кроме невидимых Нерельмана и Воробеева с планшетным пультом управления хроноцапой квадронного моллайдера.

– "Или"?! – напомнила Диана.

– Или она чувствует посторонних...

– Каких посторонних?! – спросила Диана, ощутив жуткий холод вдоль спины – от копчика до шеи.

– Посторонние – это духи. Довольно часто – пришельцы из Будущего.

"О-ля-ля! – воскликнула про себя Диана: – Да он чокнутый!"

Магистр поймал её взгляд, и ей вдруг стало трудно дышать оттого, что в одно мгновение его взгляд переменился, помрачнел, стал глубоким, пронзительным, и в нём будто отразились чёрные тени.

"Почему он смотрит на меня теперь с такой тёмной печалью?!" Она встревожилась, хотела спросить, что случилось. А он растерянно, с горечью, пробормотал:

– Две цифры шесть... две, вместе!

"О чём это он?!" – недоумевала Диана.

Магистр мотнул головой, будто стряхивая дурное видение. И, перед поклоном, твёрдо простился:

– Снадобья для вас, мадам, и для вашей сестры будут готовы завтра в полдень.

Остаток дня Диана посвятила обеду и отдыху от долгой дороги, а едва стемнело, забралась в постель, в надежде хорошенько выспаться. Она закрыла глаза и вспомнила странные слова де Нотрдама о двух шестёрках "вместе". Вспомнила его лабораторию, и почему-то подумала, что этот никому не известный странствующий лекарь-аптекарь в уже далёком мальчишестве своём, должно быть, любил возиться с разными баночками-скляночками. Почему-то вспомнила покойного мужа. Потом перед её взором прошла ненавистная сучка мадам д"Этамп – фаворитка короля, а следом за нею – королева Элеонора Австрийская, вынужденная устраивать свою интимную жизнь в объятиях придворных дам. И ещё увидела ведунью-гадательницу по руке из семейного предания, как та, склонясь к ладошке новорожденной Дианы, предсказала: "Спасёт снежную голову, потом потеряет золотую, прольёт много слёз, однако всеми будет править". Про "снежную" голову отца всё уже в точности сбылось...

На другой день, после завтрака, Диана, в сопровождении агента и слуг, отправилась в карете к доходному дому, где арендовал квартиру Мишель Нотрдам. Приближаясь, она услышала на улице ругань и оскорбления, среди которых «Пьяница» и «Чернокнижник» были наименее обидными. Велев кучеру остановиться, она из окна кареты наблюдала, как пятеро или шестеро мещан – мужланов, похожих на грузчиков, и с ними бабы, по виду, торговки рыбой – пинками и угрозами гнали магистра, а он неловко отмахивался от них, спотыкаясь о сумку, с какими простолюдины ходят за покупками на рынок. И ещё услышала, как он в гневе бросил обидчикам:

– Прочь, сволочи с грязными ногами! Вам никогда не наступить мне на горло – ни теперь, ни после моей смерти!

Магистр захлопнул за собой дверь, а шайка, недолго поорав ещё в своё удовольствие, удалилась. Диана не сразу покинула карету, и решилась на это только когда её вооружённые слуги осмотрели улицу и доложили, что хамы разбрелись. Войдя в комнату, она увидела, как Нотрдам, стоя за конторкой у окна, что-то записывает. Она поздоровалась, и он обернулся. От вчерашнего мягкого взгляда не осталось следа – его серые глаза пылали яростным пламенем.

– Что этим грубиянам было надо?

Магистр взмахнул ладонью, будто отогнал мошек. И произнёс только:

– In hoc mundo in excessu fimo.

Диана перевела это с латыни, как "Дерьма в этом мире избыток", и вспомнила подобную строчку на итальянском из стихотворения поэта Буонаротти, более известного своими фресками и скульптурами. Магистр тяжело вздохнул и, всё же, ответил на заданный Дианой вопрос:

– Не так давно я имел неосторожность прознести вслух предсказание негодяю, оскорбившему меня мимоходом на рынке. И вот, сегодня мне стали кричать, что моё предвидение в точности сбылось, и что, по их мнению, я виновен, что с тем типом всё так трагически случилось.

– Мёсьё, разве можно пророчествовать в Отечестве своём и доме своём?! Вы не можете не знать, чем это, по обыкновению, заканчивается!

Магистр согласно кивнул.

– Да, мадам, вы правы. Божьей милостью, я живу на свете сорок лет. Долго искал я в окружающих порядочность и честность. Если сказать, что порядочен и честен хотя бы один из ста, вряд ли это будет близко к действительности. Знаете, сегодня я отменил приём больных. Хочу вскоре вовсе отказаться от врачебной практики. Все недуги у людей – от злости. А тяжёлые хвори – от чёрной злобы. Почти каждый живёт своей задней мыслью – обхитрить ближнего, заманить в ловушку, зарезать без ножа. А то и ножом. В сорок лет начинаешь понимать, что душа приходит в этот мир не для счастья, а для познания себя, через тебе подобных. И что преобразовывать нужно себя, а не мир, ибо мир принадлежит Создателю, и полностью подчинён Ему. А мы преобразовывать себя не хотим, и даже подчинить себя себе часто не можем...

– Чем же теперь займётесь? – спросила Диана.

– У меня с чумой личные счёты. Чума убила мою жену и детей. Источник заразы – грязь, крысы. Им же, – магистр махнул рукой в сторону улицы, – им проще на Бога пенять, чем грязь за собой убирать...

Он вспомнил:

– Вам ведь ехать! Пожалуйста, присядьте. Готовые снадобья сейчас принесу.

Магистр удалился за дверь с витражной вставкой, а Диана, насидевшаяся в карете, подошла к шкафу, чтобы рассмотреть надписи на корешках книг. Здесь с Марциалом соседствовал Тит Ливий, а рядом стоял, в переводе с арабского, астролог Алькабит. Она повернулась в сторону окна и увидела своё отражение издалека в маленьком серебряном зеркале, справа на стене, над конторкой. Приблизилась к зеркалу и вгляделась в своё лицо. Зеркала окружали Диану всегда – в её покоях во дворцах, и было у неё зеркало в карете, и небольшое зеркальце в дорожном кофре. Рассматривать себя внимательно и взыскательно было для неё занятием если не самым интересным, то необходимым. "Чёртов "вдовий мост"!" – Диана подушечками большого и указательного пальцев сделала несколько щипков между носом и лбом, массируя поперечную морщинку на самом верху переносицы. "И эти чёртовы "гусиные лапки"!" Подушечками средних пальцев она постучала по косточкам на краю глазных впадин, где трезубые морщинки начали прорезать кожу от уголков глаз к вискам, год от года подло углубляясь. "Морщины – проклятие старости – точат лицо, как жуки-древоточцы, – вздохнула Диана. – Никто не видит, как и когда они успевают прочертить на гладкой поверхности убийственные борозды, и вот, глядь – лицо убито... Но моё ещё не убито! И поглядим, чья возьмёт!"

Её взгляд перескочил с зеркала на птичье перо в чернильнице на конторке, где магистр оставил пару-тройку листков, исписанных верлибром:

Господу тягостно в раю, невыносимо

Среди душ варварских, скотских -

Смертных врагов образованности досточтимой.

И Создатель, круг за кругом, творения возвращает

К горьким корням двух древ – Познания и Жизни...

Слово "творения" было написано вместо зачёркнутого слова " тварей".

"Он записал это после стычки с хамами, как раз в момент, когда я вошла", – подумала Диана и прочла на втором листке единственный катрен:

Пред Господом предстанем в один год.

Вас и меня не обойдет пером злой циник.

Лихая участь суждена останкам. Однако,

Слава окрылит в грядущем наши имена.

Сердце ёкнуло: "Вас и меня..." Господи, о ком это он?! Диана торопливо стала читать написанное на третьем листке:

Evrika!

Философский Камень жизнь продлит

И наполнит Божественным Светом,

Защитит от недугов и хворей,

Золота и жемчужин подарит больше,

Чем могущественнейшие короли,

Все вместе, в веках стяжали.

Душу владельца питает он счастьем,

И обретший однажды, его уже не утратит,

Ибо такова Божественная его природа,

Требующая одного – сохранения тайны.

Непосвящённого ждут Прокажённое Золото,

Философская Сера и Философская Ртуть.

– "Прокажённое золото"... – шёпотом повторила Диана.

Затылком она ощутила взгляд и обернулась. Магистр стоял в дверях со стороны противоположной той, откуда он вышел. Щёки Дианы зарделись:

– Простите, мёсьё! Прошу вас!

В одной руке де Нотрдам внёс в комнату бутыль, в другой – склянку.

– Пожалуйста, простите! – повторила Диана. И кивнув на листки на конторке, спросила: – Мёсьё поэт?

Он улыбнулся:

– Всего лишь скромный служитель Каллиопы, матери Орфея и Гомера.

– По-моему, это прекрасно! – искренне сказала Диана. И спросила: – Мёсьё де Нотрдам, извините, Бога ради, моё любопытство, но... что такое "прокажённое золото"?

Магистр на миг закрыл глаза. Как же ему хотелось сейчас склониться к ушку красавицы-парижанки, уловить аромат её тёмно-каштановых густых волос, а потом шёпотом раскрыть ей величайшую из тайн алхимии. Однако он обязан был эту тайну хранить, поэтому ответил сухо:

– Аристотель называл так свинец.

Диана почувствовала недосказанность и огорчённо сложила губки, будто глотнула только что кофе без сахара.

"Она очаровательна!" – подумал магистр. Рассмеялся и сказал:

– Придя в подлунный мир, каждый может стать алхимиком самому себе. И если не в этот раз, то в следующий, возможно...

"Глубокомысленно, но туманно", – отметила про себя Диана, уже без досады.

В этот миг из соседней комнаты раздался гадкий вопль:

– А-ААА-а!

– Пакость! – не удержалась Диана, заметно передёрнув плечами, и огляделась, на всякий случай, по сторонам.

Не обращая внимания на завывания твари, магистр открыл выдвижной ящик конторки, извлёк два заранее заготовленных листа с рецептами и вручил их клиентке. Затем подошёл к перегонному кубу и коснулся его рукой:

– Первый компонент – вода. Её необходимо заморозить, а затем разморозить, это tabescet aqua – талая вода. Хотя, подойдёт и aqua distillata – дистиллированная. Талую перелейте в керамику или стекло, не допуская явного осадка. В воду поместите монеты. Через день вода воспримет молодящие свойства золота,– это уже aqua aurora. Кувшинов или графинов, с золотом на дне, понадобится два. В один ежедневно доливайте талую воду без осадка, а уже настоявшуюся, из другого, выпивайте с утра, сколько можете – хоть по глотку, побольше и почаще. Если кувшинов с монетами на дне у вас будет три или четыре, ваш повар сможет варить на такой воде вам суп. Алхимики Китая тысячи лет назад этот секрет юности и красоты открыли своему императору. И третий элемент...

Де Нотрдам взял с полки несколько гладких минералов цвета запёкшейся крови.

– ...киноварь. Поместите эти камни в ваши кувшины с золотой водой. Вода запомнит всё, что нужно, и станет орошать золотом с киноварью организм изнутри.

Диана не просто была довольна, она была счастлива – магистр дал ей больше того, на что она рассчитывала.

– А теперь, – сказал он, – пожалуйста, запомните важнейший, тайный элемент, который я намеренно не вписал в рецепт: прогулки вдоль полей и холмов, свежий воздух лесов и лугов, целебная прохлада природных водоёмов, и... отход ко сну строго до полуночи – не позже! Это добавит к эликсиру с золотой водой важнейшее – эфир. Таков источник ежедневного прибавления здоровья, а значит, самой жизни.

– Да, мёсьё! Для меня лучшие из наслаждений – верховая езда и купание в реках и озёрах.

– Когда процедура приготовления эликсира станет для вас привычной, листок с рецептом сожгите, а пепел развейте по ветру.

И магистр перешёл к объяснениям по поводу банки со снадобьем от бесплодия для "молочной сестры" парижанки. В этот момент профессор Воробеев, державший планшетный пульт хроноцапы, чихнул, да так сильно, что с его носа свалились очки, он случайно задел пальцем стрелку "вперед-назад", и они с Нерельманом вновь оказались в покоях дофины Катрин.

– Ваше Высочество, я дерзнула привезти снадобье с собой, – Диана произнесла это с кроткой улыбкой, ни словом не обмолвившись о личном деле к магистру.

Сердце Катэрины замерло от нетерпения, но она сдержала себя и спросила:

– Что обо мне алхимику вы сообщили?

– О вас, Ваше Высочество, клянусь Святым Распятием, ни слова! Сказала лишь, что снадобье прошу для дорогой моей сестры молочной.

Катэрине, чтобы удержать гнев, или не разразиться саркастическим хохотом, пришлось сжать зубы, с силой напрячь скулы, и даже напрячь кончик носа.

"Я?! ТЕБЕ?! МОЛОЧНАЯ СЕСТРА?! – воскликнула она внутри себя. – ПОГАНАЯ ЖЕ ТЫ ТВАРЬ! ШЛЮХА!"

Диана догадывалась, какую бурю вызвала сейчас в душе принцессы, однако, твёрдо продолжала:

– Ваше Высочество! У прованского врача была просьба, которую я обещала исполнить.

– Просьба? О чём?

– Результат использования снадобья требуется сохранить в тайне: у мёсьё де Нотрдама с инквизиторами, мягко говоря, острые проблемы.

Катэрина понимала не хуже Дианы, что зачатие наследника должно выглядеть чистым актом Божественной воли не только в глазах знати и простолюдинов, но, тем более, в представлении попов, – то есть вне тени колдовских приёмов и волшебных зелий. И ответила искренне:

– Обещаю.

Диана поклонилась, направилась к двери, отворила её и приняла из рук служанки сосуд с разломанным на части осиным гнездом, залитым виноградным спиртом.

Нерельман и Воробеев, вернувшись из путешествия во времени, сосредоточили свои усилия на совершенствовании оперативной системы управления Большим квадронным моллайдером и, в честь великого пророка, дали искусственному разуму системы имя "Nostradamus".

15. Укол мнемотрофина

Товарищ-Нинеля уволакивают. Моя очередь – заволакивают меня.

– Как зовут? – спрашивает старший аллирог. И опять зачем-то переспрашивает: – Зову-у-ут?!

"Эл", – звучит в голове.

Что значит, "Эл"? Может, это моё настоящее имя?! Да! Но я не скажу аллирогам моё имя! Я отвечу, как квохтала Курочка:

– Боо-боо-бода. Бода.

– ФАМИЛИЯ?!

Напрягаю память. Пусто. Совсем ничего. Только "Сербский"... "Ганнушкин"... "Кащенко"...

– Может быть, Кащенко?! – предполагаю я. – А может, и не Кащенко... Вспомнил: Ганнушкин! Точно!

Лектор командует Аде:

– А ну-ка, ампулку мнемотрофина! "Укольчик памяти" нам вспомнить всё поможет...

Холодной от спирта ваткой Ада намазывает мне половинку задницы справа и, втыкая иголку, нежно шепчет "Ууупссс".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю