Текст книги "Седьмая центурия. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Эдуард Агумаа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Путтипут вздрогнул: "Значит, и про наши аферы с гейропейской гуманитаркой знает, и про счета в Лихтенштейне, и про моего "прачку" Грэга Смифа, который моё лавэ там "отстирывает" и ховает.

– Каждый следующий лям скирдуется вдвое быстрее предыдущего, – сообщил Мамона со знанием дела. – Только в твоём случае всё будет быстрее не вдвое, а вдесятеро. Твой случай особенный.

"Ч-ч-чёрт! Наверное, он уже знает про всю выстроенную группу – "SovEx", "Ленинбургская топливная компания", "Ленинбургский нефтяной терминал". И про тысячу тонн особо чистого алюминия А5. И про двадцать тысяч тонн цемента. И про "Горизонт Интернешнл Лимитед" наверняка знает... Ч-ч-чёрт!"

Мамона подтвердил:

– И про канал "очистки" бабла через "Bank of New-York" знаю. И про оффшорные счета, которыми, кроме Смифа c Димой Гискиным, занимается мсьё Волк из "Trofinex". Ещё знаю про деньги партии, которые ты со товарищи умыкнул вместе с банком "Дурдонис".

– Ну, не все деньги партии! В смысле – не всей партии...

– Ну, не все. Всего одного обкома партии и одного обкома комсомола. Теперь это "образцовый" обкомовско-чекистский банк.

"Интересно, а он знает, что серверы банка стоят за пределами здания, в частных квартирах?.."

– ...и никакая проверка – нагрянь хоть внезапно – не нашла бы никакого кабеля от компьютеров к серверам. Знаю. Ещё знаю, что и главарь "малышевских" и главарь "тамбовских" – акционеры банка "Дурдонис". Ваще – круто!

"А про Корпорацию "Двадцатый трест", интересно, знает?"

– Как вы этому тресту "за просто так" кредитов надавали, и 29 миллиардов денег в бюджет города забыли вернуть? И как ваш кидальный трест в Испании, в Торевьеха коттеджный посёлок для коррумпированных чванов и "малышевских" братков строит.

"Знает! Банкротить "Двадцатый трест" нахрен, "убытки" списать, как всегда, и концы в воду!"

– Есть у тя на кого серьёзные бабки сбрасывать? – участливо спросил Мамона.

– В смысле?

– Ну, там, бомжи, покойники знакомые...

У Путтипута уже была на примете парочка вшивых интеллиганов: нищий физик и нищий не то скрипач, не то виолончелист.

– Не смеши! – усмехнулся Мамона. – Готовь десятки доверенных лиц. Скоро так попрёт, что сотни миллиардов распихивать придётся.

"Dein Reich komme! (Да приидет Царствие Твое!) – вновь беззвучно воскликнул Путтипут. И вдруг кумекнул: – А тебе-то, Мамона, с меня, что?"

– Душа, – ответил демон. – Ничего больше.

"На фига?!"

Мамона усмехнулся:

– У нас ТАМ, – он показал пальцем вниз, – сей тонкий товар дороже, чем, скажем, кэцэ на Кин-дза-дзе. Забыл, штоль, кому мы служим?

Путтипут знал, кому служат демоны.

– Ну, решился? – поторопил Мамона.

– Дык, уж давно.

– Да только помни: нельзя служить Богу и Мамоне.

– Яволь, майн Гот!

– Да, помни: Бог умер.

Путтипут и сам знал, что Бог умер – его этому учили в Школе КГБ. А ещё учили заповедям кэгэбэшника: убий (идейного врага), укради (секрет врага или самого врага), лжесвидетельствуй (на потенциального или действительного врага), сотвори себе кумира (возьми себе в пример героя – Председателя КГБ или Генерального секретаря ЦК КПСС) и т.д.

– Теперь молись Князю! – велел Мамона. – Князь слышит тебя.

– Dein Reich komme! (Да приидет Царствие Твой!) Dein Reich komme!

Пока Путтипут таким вот метафизическим образом общался с Мамоной, Цепа, оказывается, параллельно докладывал серьёзную тему – о "продаже" начальников райотделов внутренних дел главарям бандитов:

– Кумаре Безрукому – два начальника РОВД. Коле Могиле – два. Анзорику Мериндашвили – два. Барчукову – один...

– Почему Барчукову один? – рассеянно спросил Путтипут для видимости поддержания разговора.

– У тех по триста "бойцов", а этот начинающий – у него всего сотня.

Не оставив последний диалог без внимания, Мамона вытянул нижнюю губу вперёд и похвалил:

– Молодец, Паутиныч! Создал свой кооператив – "Корпорация Гэбэшников и Бандосов".

Путтипуту привиделся Ленинбург в сумерках бледной ночи. Город засыпает. Мафия просыпается. Ему привиделись те, о ком он читал по утрам в ментовских сводках – трупы убитых, покалеченные, изнасилованные, униженные жертвы – те, кого нынешние хозяева города – Кумара Барсук, "Малыш", Пётр Геннадьев и им подобное зверьё зовёт фраерами, лохами, баранами, деградантами. "Наверное, Мамона знает, что Кумара Барсук, он же "Безрукий", он же "Теневой губернатор Ленинбурга" обеспечивает, со своим "охранным агентством" криминальную составляющую нашего бизнеса – "крышевание", устранение конкурентов, рейдерский захват перспективных сфер. Братки "отжимают", а я официально оформляю захваченное".

Путтипут помнил уговор силовиков с бандитами: "Ребята, работаем, но по трупу с каждой стороны". Это чтоб всем повязаться кровью, чтоб потом никуда не деться. Уф-ф! При Дзержинском бы меня враз расстреляли. А при Сталине сто раз".

– Ты ж в курсе, – заметил Мамона, – что депутаты на тебя телегу в Контрольное управление накатали.

"Если бы "телега"! Арестом пахнет! Университетский однокурсник, а ныне прокурор, вчера позвонил, предупредил".

– Ты и прокуровов замамонишь.

"Естественно, – кумекнул Путтипут. – С такими деньжищами, как у меня теперь, ни честные прокуроры, ни неподкупные судьи не страшны. И уподобятся они, с радостию, не то что "слепой" Фемиде, а убогим слепоглухонемым".

Цепа в другое ухо докладывал обстановку:

– Между "малышевскими" и "тамбовскими" щас стрельба за порт. Нам теперь, Паутиныч, между ними ловчей лавировать надо! Отношения полностью доверительные, да только стрём есть...

В гангстерской битве за главный актив города – Ленинбургский морской порт – кэгэбэшники приняли сторону банды Кумары, помогая ему победить. Путтипут в этой войне имел своих союзников и свои цели.

Едва Цепа умолк, он спросил:

– У тебя всё?

– Ну, да. Как чё будет, цинкану.

Они вяло шлепнулись ладонями, и Цепа отгрёб...

– Вадим Вадимыч, возникла проблемка.

Голос генерала Наскрёбышева выдернул Путтипута из тумана ленинбургского прошлого так же болезненно, как кашель какой-нибудь старой воблы-меломанки в партере зала консерватории в один миг разрушает симфоническое чудо, и превращает волшебство музыки в руину бессмысленных звуков.

"Да дай же ты мне, службист, досмотреть кадры воспоминаний про мою лихую молодость! Ни минуты без меня не можете обойтись!"

– Что ещё там, у вас?!

– Ну, какбэ, это... у вас.

Наскёбышев фальшиво изобразил подобие улыбки и протянул распечатку очередного "вброса" с сайта "ВикиЛипс":

– Вот, образцовые левые психи – Сноуден с Ассанжем напару, обнародовали теперь данные на лидера "малышевской" ОПГ Петра Геннадьева, и на лидера "тамбовской" ОПГ Кумару Барсука, он же "Безрукий", он же совладелец Ленинбургской топливной компании, он же соучредитель международной "прачечной чёрных денег" – компании "SGAP", он же глава агентства, охранявшего дачный кооператив "Лебединое озеро"... Дык вы ж с ним знакомы!

– Ну, да. Я до самого дня моей инаугурации в том "SGAP" был официальным консультантом. А фотку, где я с Кумарой, и мы с ним оба топлес, эти сцуки тоже опубликовали?

– Вадим Вадимыч, мы ж ту фотку, при шмоне – в смысле, при обыске у прокурора-расстриги изъять успели.

– И чё? Сидит Кумара?

– Сидит. Прокуратура просил тридцатку, а судья пока впаял пятнашку. Покамест сидит, ещё чью-нибудь мокруху на него повесим, и ещё пятнашку припаяем. Не переживайте – не выйдет.

"Барсуков-Кумарин, Петр Геннадьев, "тамбовские", "малышевские"... – мерекнул Путтипут. – И эти ещё – Ассанж, Сноуден... Пыль мелкая! Лет на шышнадцать, вы, ребяты, опоздали. Всё! Уже недосягаем..."

43. А гдэ здэс дарога на Сочисиму?

Удалившись на сотни километров от города Коричневодара, отряд Рустама Елаева уже без малого неделю продвигался по лесным тропам. Повстанцы хором негромко напевали задумчивую песню:

Па камням струица Терек,

Плещет мутний ва-а-ал,

Добрий чичэн палзёт на бэрег,

Точит свой кынджя-а-ал...

У-У Осс!

Когда отряд случайно отклонился от маршрута, было решено прибегнуть к помощи местных жителей.

Рустам Елаев вышел на шоссе и обратился к первым встречным:

– Салям алейкум, мирние дурдонци! Я Рустам Елаев. А ета маи братья. – Барадати? – Да, савсэм давно нэ брилис. – Вааружьени? – Так, трудна жьит бэз писталэта! А падскажьитэ, гдэ тут ближьний путь на Сочисиму?! И как прайти к Бачарава ручэй?!

И многие простосердечные дурдонцы охотно указывали дорогу:

– Вам объект "Ривьера"? Так это во-он, прям – туда.

В это же время отряд Доки Кумарова удалился на сотни километров от города Таврополя и, двигаясь звериными стёжками, негромко напевал хором лихую песню:

Щащька, пущька и кынджял

На адной руке дэржял! -

Вай, какая маладца

Нащ чиченския байца!

У-У Осс!

Когда отряд случайно немножко заблудился, было решено прибегнуть к помощи местных жителей.

– Салям алейкум, мирние дурдонци! Я Дока Кумаров. А ета маи близкие. – Барадати?! – Да, ми гламур-мламур нэ знаим. – Вааружьени?! – Так трудна жьит бэз пулемёта. А падскажьите, гдэ тут ближьний путь на Сочисаки?! И гдэ гара, с каторой катаица на лижах Путтипут?

По мобильной связи от президента Ходжара Худаева боевикам поступила команда: "Оперативно изыскать средства, ускоряющие движение к цели".

44. Разворачивай оглобли

Пока тарелка летела над ночным Дурдонисом, можно было чуточку вздремнуть, но руки Путтипута чесались. Не зная, чем их занять, он взял с полочки тёмно-синюю папку с надписью золотым тиснением «Переименованное КГБ». Здесь было досье на Нострадамуса, и Путтипут вновь открыл его и стал листать:

Письма великого Пророка

Тирану в руки попадут...

Центурия 2, катрен 36

Могучий Властелин, наследник жаб,

Поработить сумеет всех на свете...

Центурия 10, катрен 101

Седалище восточный царь поднимет с трона,

Пронзит небесные снега и воды,

Перемахнёт вершины Аппенин, и Галлию узрив,

Хлыстом своим там каждого отхлещет.

Центурия 2, катрен 29

– На Францию пророк мне намекает! – проворчал себе под нос Путтипут, захлопывая папку.

После нервозно закончившегося заседания Совета Госбезопасности, он всё ещё чувствовал себя неуютно. Нет, его не колбасило, а будто внутри него что-то, не то бродило, не то плавало. Именно! На поверхности памяти плавало свежее сообщение сайта "ВикиЛипс" о тибетских ламах, прибывших из Непала в Париж для поисков короля д"Ангумуа, вновь воплотившегося пять веков спустя, после предыдущего раза.

Плавающее необходимо было утопить, и Путтипут решил дерябнуть настойки на клопах, которая неизменно прибавляла ему оптимизма. Он открыл зеркальный мини-бар, дерябнул, закусил по дурдонскому обычаю лимончиком, уселся в кресле поглубже, откинул кумекалку и опустил веки. И вспомнил, как товарищ Сталин с товарищем Берия завещали чекистам: "Нет гуманоида – нет проблем". "Грохнуть французского короля... и пророчество Нострадамуса ни хрена не сбудется! А что? И правда – в лучших традициях! Внутри переименованного КГБ есть секретный отряд "Белая стрела" – все мастера своего дела – чемпионы по стрельбе". Он знал каждого из ликвидаторов по агентурным кличкам: Гладкоствол, Винтоствол, Куцествол, Глухоствол. И клички ликвидаторш, соответственно – Двустволкина и Трёхстволкина.

"Отдохнуть бы! Подремать бы! А лучше б – поспать... минут шестьсот! Хррр..."

По последним разведданным из Парижа было уже известно, что ламы сузили район поисков короля до набережных реки Сены. Спецслужбы уже упразднённой, но ещё не успевшей преобразоваться в монархию, бывшей Французской Республики зафрахтовали на время операции все "речные трамвайчики" – "bateau mouche", и устроили на них свои передвижные наблюдательные пункты.

Клопьяк подействовал – взбодрил, вдохновил, окрылил.

– Кто эти гуманоиды?! – возмутился Путтипут. – Кого они будут искать?! Кого они найдут?! Нострадамус письмо написал мне. МНЕ! Значит, это МОЯ тема! Хрен вам, искатели хреновы!

Ему на ум даже пришли гордые стихи:

Я – Путтипут!

Пора мне потягаться

Со всей Гейропою,

В цвету ее богатства!

Если бы перед ним сейчас был рояль, он, быть может, ударил бы даже по клавишам, и извлёк бы неведомые звуки. Но рояля не было, а были кнопки управления Дурдонисом. Он выбрал синюю и голубую, и нажал сразу обе.

Секунд через шесть к нему с двух сторон подбежали начальник переименованного КГБ и командир экипажа летающей тарелки.

– РАЗВОРАЧИВАЙ ОГЛОБЛИ! – приказал Путтипут пилоту, удивляясь про себя, своей новой, развязной манере речи. – В Сочисиму кайфовать в другой раз полетим. А сейчас – в Париж – работать!

– Йесть в Париж, товарищ Верховный! – откозырял пилот, и бросился выполнять.

– А ваша задача, – Путтипут обернулся к Наскрёбышеву, – догнать и перегнать тибетских лам!

– Йесть! Уже догоняем, Вадим Вадимыч! Наши ламы в штатском полчаса тому назад вылетели в Париж рейсовым самолётом – полный борт. Реальных пассажиров мы задержали в аэропорту по, якобы, метеоусловиям аэропортов Бурже и Шарля де Голля.

"На всё-то у него готов ответ!" – заметил Путтипут. И решил сразить Наскрёбышева сюрпризом:

– На время операции по поимке короля д"Ангумуа резидентом в Париже буду лично я.

От такой неожиданности Наскрёбышев не смог даже щёлкнуть каблуками – каблуки запутались в ковролине и увязли. Он лишь промямлил:

– Но как, Вадим Вадимыч?! Вы же... секс-символ!

– Хочешь сказать, у секс-символа Дурдониса слишком узнаваемая внешность?!

Наскрёбышев закивал. Путтипут усмехнулся:

– Теперь стану секс-символом Гейропы! – и мечтательно добавил: – А потом, может, даже и самих Соединённых Штатов Андромеды!!

– Так точно! – прошептал Наскрёбышев. И растерянно пробормотал: – Но... нужна легенда! Реквизит...

– Буду тибетским ламой! – ответил Путтипут, и напоминая Наскрёбышеву, кто тут Верховный, он, тоном экзаменатора из Высшей Школы меркадеров при переименованном КГБ, спросил: – Меркадер любого ранга обязан всегда иметь при себе, ЧТО?!

Глаза Наскрёбышева округлились, как у рыбы, выдернутой из воды стальным крючком, и тотчас помутнели, как всё у той же рыбы, только брошенной на сковородку. Однако, он овладел собой и, тоном экзаменуемого чекиста, отрапортовал:

– Меркадер Любого Ранга Должен Иметь При Себе Чемодан Имени Товарища Дзержинского, А Также Несессер Имени Товарища Рамона Меркадера!

– Вот и принесите свои несессеры, товарищ Наскрёбышев! – сказал Путтипут каким-то новым для себя тоном. – А Мы посмотрим, КАК вы укомплектованы!

Через семь секунд Наскрёбышев вернулся с чемоданом и несессером. Они были полны титановых ледорубов последних моделей, зонтиков-шприцев с синильной кислотой и крысиным ядом, тросточек, с вмонтированными в них снайперскими винтовками Драгунова, костылей, с вмонтированными в них автоматами Калашникова. Ещё тут было несколько пар разных тёмных очков, париков, накладных бород, длиннополых шляп, серых плащей, и прочий шпионский реквизит. Было всё, кроме одного – необходимого – шафраново-жёлтой мантии Его Святейшества Далай-ламы. Путтипут разочарованно поставил генералу на вид:

– Плохо укомплектованы, товарищ Наскрёбышев!

– ВИНОВАТ, ВАДИМ ВАДИМОВИЧ! ИСПРАВЛЮСЬ!

– Будем готовить другую легенду, – решил Путтипут.

Он нажал светло-коричневую кнопку, и через шесть секунд к нему подбежали доктора – Глеббельс и Стржемббельс. Он спросил их:

– Вы бывали в Париже?

Доктор Глеббельс ответил:

– О, да!

– EVIDEMMENT (Несомненно)! – елдыкнул доктор Cтржемббельс, с безупречным прононсом.

– Парле франсэ пирамидон? – проверил Путтипут Cтржемббельса.

– Oui, oui! – ответил доктор. – J"y parle tout a fait couramment (Я говорю на нём довольно бегло)!

– Какая река течёт в Париже? – на всякий случай проэкзаменовал доктора Путтипут.

– Sous le pont Mirabo coule la Seine, – красивейше грассируя, продекламировал доктор Cтржемббельс строчку из Гийома Аполлинера. И перевёл: – "Под мостом Мирабо река Сена течёт".

Начальник переименованного КГБ решил воспользоваться случаем, чтобы расширить свои познания инъяза:

– А как по-ихнему будет: "Моя секретутка – проститутка"?

Доктор Стржемббельс маненько стушевался и промычал:

– "М-м-ма секретю...тюэ э проститю...тюэ"...

Путтипут одёрнул их:

– Ближе к делу! Нас интересуют набережные Парижа. Кто может выглядеть там вполне обычно и привычно, не вызывая подозрений их полиции?

– Лез"артист! – придумал доктор Стржемббельс. – Художники!

– Рисовать умеешь? – спросил его Путтипут.

– Non. Зато фоткаю классно! – похвалился Стржемббельс.

– Ле букинист, ле турист, – предложил свои варианты доктор Глеббельс.

– Ле проститютюэ, – подъелдыкнул доктор Стржемббельс. – В смысле, ле пютэн.

– Какие путаны?! Внедряться-то я буду! – напомнил доктору Путтипут. И пнул ногой чемодан начальника переименованного КГБ. – Платьев-то путанских в реквизит, блин, не положили!

– Ле кришнаит! – поспешил подать идею генерал Наскрёбышев, но быстро стушевался – ни шафрановых тибетских, ни розовых кришнаитских платьев в его несессере, увы, тоже не было.

– А если ночью? – спросил Путтипут. – Кто, ночью там ещё, кроме "ле проститютюэ" ошивается?

Все задумались.

– Les clochards! – снова блеснул прононсом доктор Стржемббельс. – По-нашему – бомжи. Клошары!

– Пойдёт! – одобрил Путтипут. И неожиданно спросил: – У кого есть пальто?

Все переглянулись.

– Я в шинели, – ответил генерал Наскрёбышев. – От основателя ЧК товарища Феликса Эдмундовича Дзержинского по наследству перешла. Вместе с маузером. Я шинелку эту стюардессам при входе в тарелку сдал.

– У меня куртка канадская на гагажьем пуху, – сообщил доктор Глеббельс. – Я тоже стюардессам сдал.

И все посмотрели на доктора Стржемббельса – среди придворных, его, за глаза, ещё звали "гламуриссимус".

– У меня... пальто, – признался Стржемббельс, – итальянское. Я тоже сдал.

– Отлично! – сказал Путтипут, нажал серую кнопку вызова михалок из обслуги, и как только дежурный прапорщик подбежал, велел ему: – Забери-ка у стюардесс, брат Михалка, пальто доктора Стржемббельса и, вместе с другими михалками, отпинайте его, да хорошенько ногами измесите, выверните наизнанку, и все вместе дружно обоссыте. А потом просушите!

– Разрешите выполнять? ЙЕСТЬ! – откозырнул Михалка и бросился выполнять.

Физиономия доктора Стржемббельса потемнела и сморщилась, точно сушёная груша для зимнего компота. А Путтипут обратился к чемодану Наскрёбышева и принялся деловито примерять накладные усы, бороды, кучерявые парики, очки с линзами – круглыми, как у Джона Леннона, и с синими стёклами – как у кота Базилио из "Буратино".

Доктор Стржемббельс, потрясённый горькой судьбой своего пальто, даже не следил за перевоплощениями Верховного Меркадера в персонажей историй про Гарри Поттера и Фантомаса. Путтипут же, заметив удручённое состояние придворного, успокоил его:

– Да не сс... не сомневайся: как французского короля схватим, так новое пальтишко тебе в Париже надыбаем.

– А зачем, Вадим Вадимович, надо было его обо... об... обписывать?!

– А для натуральности! Для по-о-олной натуральности. Вот, ты, товарищ Стржемббельс, толковый политтехнолог, заслуженный, так сказать, PR-ас, а сразу видать: без опыта агентурной работы. Они ж, бомжи-то, по нужде далеко не бегают – всё под себя. Ты скажи лучше, где удобней между ними незаметно затесаться? Где они кучкуются-то, бомжи французские?

– Под мостами, – растерянно ответил, не пришедший ещё в себя, Стржемббельс. И, нервно всхлипнув, напел песенку из репертуара своего далёкого детства: – Sur le pont d"Avignon l"on y danse, l"on y danse (На мосту в Авиньоне все танцуют, все танцуют)...

– Карту Парижа! – приказал Путтипут Наскрёбышеву.

– Почты? Телеграфы? Банки? – уточнил тот.

– Мосты!

На столе развернули карту.

– Показывай, – кивнул Путтипут Стржемббельсу, – где у них чего?

Доктор надел очки и, водя по схеме дрожащим перстом, указал:

– Вот мост Мирабо. Вот Королевский мост. А это – мост Святого Людовика,– видите – между островками? Далее... Архиепископский мост... А это мост Святого Михаила... Тут мосты: Нотр-Дам... Аустерлица... Луи-Филиппа... Вот, мост д"Альма... Мост Конкорд, значит, "Согласия"... Вот, мост Карусели... Дальше – Мост менял...

– Чего "менял"?! – не понял Путтипут.

Стржемббельс, на всякий случай, пожал плечами:

– Там менялы, наверное, меняют, Вадим Вадимыч.

– Чего меняют?

– Ну, всяко-разно. Может, шило на мыло?

– Да тут ещё хренова куча разных мостов! – заметил начальник переименованного КГБ, тыча в карту: – Глядите, вон, Мост у нижнего течения реки. Вон, Мост у верхнего течения реки. А вот, тут ещё мост Инвалидов...

Путтипут в предвкушении живого дела почесал ладони – вот она, романтика будней супер-агента КГБ – тут джеймсы бонды отдыхают.

– На местности, в ходе рекогносцировки, решим, под каким из мостов будет развернута моя ставка в Париже. Мост Инвалидов нам, конечно, больше подойдёт. "Костыли" у нас в реквизите есть. А патроны к ним?

– ТАК ТОЧНО, ТОВАРИЩ ВЕРХОВНЫЙ! – отрапортовал начальник переименованного КГБ. – Костыли на базе автомата Калашникова укороченные, складные, калибра 5.45, с боекомплектом; костыли на базе пулемёта Дегтярёва, калибра 7.62, бронебойные, с боекомплектом; костыли на базе пистолета-пулемёта Стечкина, калибра...

Путтипут остановил доклад генерала:

– Ясно. Теперь главное – легенда!

По науке, которую преподавали в Школе КГБ, агентурная легенда должна включать в себя, кроме новой национальности и нового рода занятий, также новое имя и новую фамилию.

– Итак, – генерал Наскрёбышев раскрыл блокнот и стал записывать: – род занятий резидента – БОМЖ.

– В смысле – лё клошар, – подъелдыкнул доктор Стржемббельс.

– Национальность? – спросил генерал.

– Лё франсэ, – подъелдыкнул доктор Стржемббельс.

– Так я ж по-французски ни бельмеса! – опомнился Путтипут.

– А, "Mёсьё, жё нё манж па си жур!"? – спросил доктор Глеббельс.

– Мёсьё, жё нё манж па си жур! – легко повторил Путтипут.

– Превосходно! – зааплодировали доктора. – Манифик!

Наскрёбышев поставил галочку в блокноте и перешёл к следующему пункту:

– Дальше по легенде – имя-фамилия. В смысле – псевдоним.

Память Путтипута, подобно картотеке 5-го отдела КГБ, в котором он когда-то следил за диссидентами, стала быстро перебирать подряд разные накопившиеся фамилии: "Привалов, Осепашвили, Ченцов, Модров, Бахман, Риттер, Туровер, Ибрагимов, Тюришев, Суворов, Лескина, Болдырев, Салье... Салье?! Хорошая французская фамилия... Но, всё не то..."

– Ржевский! – щёлкнул пальцами Путтипут. – Просто, "Ржевский"...

Доктора и начальник переименованного КГБ переглянулись. А доктор Глеббельс заметил:

– Ржевский, Вадим Вадимович, французов бил. И бил жестоко. Они могут и припомнить...

– Д"Артаньян! – выпалил Наскрёбышев первую пришедшую на ум французскую фамилию.

– Раскусят, – отклонил Путтипут. – Как пить дать, раскусят!

– Тогда... может быть... Дурдоньян? – предложил Наскрёбышев.

Доктор Глеббельс развил эту идею:

– Дурдоньен Дурдоньянович Дурдоньян, собственной персоной.

– Не пойдёт, – отклонил этот вариант Путтипут. – Сразу догадаются, что я с Дурдониса.

– Тогда, может... Квазимода?! – выпалил генерал, непонятно откуда знакомое ему имя.

– Фи-и! – наморщил нос доктор Стржемббельс, слыша нечто из ряда вон негламурное. – По-французски правильно говорится: Ка-зи-мо-до. Ударение на самый конец: Ка-зи-мо-до.

– Это ж надо было так Квазимоду испоганить! – возмутился Наскрёбышев.

– Бомжу, в смысле, клошару, – предложил доктор Глеббельс, – лучше бы подобрать имя простое и короткое.

– Верно! – согласился Наскрёбышев. – Саша, Миша, Лёша... а ещё лучше – Гоша!

– Почему, Гоша?! – удивился доктор Глеббельс.

Генерал нарочно пропустил вопрос, и ностальгически продолжил:

– А всю операцию назвать "Париж слезам не верит". Помните, в том кино был Гоша, он же Гога, он же Георгий Иваныч? И ещё там была Катя...

Доктор Глеббельс заметил:

– Назовите уж тогда операцию "Выходила на берег Катюша"...

– ...на высокий берег Сены, на крутой... – напевно подъелдыкнул доктор Стржемббельс.

– Сена, сено... – сморщил нос генерал. – Ещё бы Соломой речку свою назвали!

– Звучит, как Сээн, – просветил Наскрёбышева доктор Стржемббельс. – Не от слова "сено", а от слова "Seine" – "Cвятая".

– Отставить пререкания! – приказал Путтипут. – К Парижу уж, небось, подлетаем, ещё оценку оперативной обстановки проводить, а мы на псевдониме застряли!

Тут доктор Стржемббельс предложил примирительный вариант:

– "Гоша" по-французски может звучать, как "Гошэ". Легко запомнить: Гоша, он же Гога, он же Георгий Иваныч, он же Гошэ.

– Пойдёт! – одобрил Путтипут. – А фамилия?!

– Гошэ Майе, клошар франсэ. Легко запомнить: Майе – май-месяц, месяц май.

– Утверждается! – одобрил Путтипут. – Дальше! Пароли, явки. Есть предложения по паролю?

– "Пажи не вызваны, борзые не готовы", – предложил вариант пароля доктор Стржемббельс.

– А отзыв?

– "Нет света. Весь Париж – как кладбище ночное!"

– Сам придумал?

– Французская литература, – признался Стржемббельс, – пятый класс спецшколы.

– Поехали дальше! Явки, тайники, закладки – где будем устраивать? Достопримечательности у них есть? Памятники там всякие, мавзолеи, лобные места?

Генерал Наскрёбышев в молодости, по делам тогда ещё не переименованного КГБ, бывал в разных столицах Гейропы, и сейчас рапортовал:

– Есть, Вадим Вадимыч! Есть, у них памятники! Я видел памятники "Писающему мальчику", "Писающей девочке", "Писающей собачке", "Писаю...

– ДА ОНИ, ЧТО?! – возмущённо перебил его Путтипут: – ВСЕ?! ПОГОЛОВНО?! ИЗВРАЩЕНЦЫ?! О-о-от же разлагается грёбаная Гейропа!

– Нет, не все ещё там, Вадим Вадимыч, извры, – заступился за Гейропу доктор Глеббельс. – Это в Бельгии, в Брюсселе, все памятники писающие. А в Париже достопримечательности куда пристойней.

– Виноват! – спохватился Наскрёбышев. – Точно, Вадим Вадимыч, это бельгийцы извры! А у французов, Вадим Вадимыч, достопримечательности такие: Пляс Пигаль, Булонский лес...

– И, что у них в лесу? Партизаны?!

– Ох, Вадим Вадимыч, – вздохнул Наскрёбышев, обтирая лицо платком, – уж лучше б партизаны! Там вдоль дороги... под плащами нараспашку... дядьки голые стоят! И тишина-а-а!

Путтипут вжал голову в плечи и оглянулся на доктора Стржемббельса. Тот в подтверждение кивнул. И добавил:

– А на площади Пляс Пигаль, Вадим Вадимыч, зимой – в шубках нараспашку, а летом – в плащиках нараспашку... тётьки голые стоят! И тишина-а-а!

Путтипут растерянно почесал репу:

– Вы это! слышьте!... вы меня не пугайте!

Стараясь взять себя в руки, он пощупал значок заслуженного чекиста под лацканом пиджака. И презрительно скривился:

– Придумали... писающие гейропейские ценности! Погодите!! Вот, пописает на вас Кузькина мать!!!

Он покачал кумекалкой и спросил:

– А что, нормального-то у них, ничего нет? Типа, Мавзолей Владимира Ильича Ленина...

Доктор Стржемббельс, вспоминая, наморщил лоб:

– Мавзолея нет, а есть могилка Наполеона Карловича Бонапарта. А Ленин... Ленин... Есть банк, в котором товарищ Ленин денежки хранил, которые товарищ Сталин с товарищем Камо разбоем добывали, и в Париж товарищу Ленину посылали. Банк называется "Лионский кредит". Можно посетить...

– Отставить экскурсии! – отрезал Путтипут, вспомнив, чему его учили в Краснознамённом институте имени товарища Андропова, а именно в 101-й Школе КГБ: – Помимо паролей, нам нужны ещё кодовые фразы для связных – означающие: "закладка заложена" или "надо передать контейнер".

Наскрёбышев отчеканил:

– "Мне нужно передать тебе билеты". Или, "Я забыл у тебя зонтик". Или, "Ты просил купить книгу"...

– ...или, "Как пройти в библиотеку?" – подъелдыкнул доктор Стржемббельс.

– Пойдёт! – согласился Путтипут, и подытожил: – С паролями и явками разобрались. Резидентура под Мостом Инвалидов. Решили. А СВЯЗНЫЕ?! Про связных, забыли?!

– Ох, Вадим Вадимыч! – сжал кулаки Наскрёбышев и удручённо покачал головой: – Всех наших связных ихняя контрразведка, как облупленных, знает. Новых надо засылать... Может, этих, новеньких – связисток из разведшколы – "Толстушку", "Коротышку" и "Худышку"?

Путтипут скрипнул зубами:

– "Куколку-балетницу", "Воображалу", "Сплетницу"!

Он нажал кнопку внутренней связи. Из динамика прозвучало:

– Командир экипажа "Борта ╧1" слушает вас, товарищ Верховный!

– Далёко ль до Франции?

– Близёхонько, товарищ Верховный. Уж подлетаем.

В этот момент Наскрёбышеву, через Instagram, поступило донесение от парижского агента Дона Педро с данными рекогносцировки на местности. На фото было видно, как под мостом, взобравшись на парапет набережной, бомжи писают в Сену.

– Только надо с собой побольше еды взять! – спохватился Наскрёбышев.

– Почему?!

– Ну, французы ж лягушек едят. А ещё крыс, и жареное стекло!

По тому, как Путтипут оглядел свиту, стало ясно, что он засомневался.

– Как, ты говоришь, меня зовут? – спросил он доктора Стржемббельса. – Бомж Мойшэ Гайе?

– Гошэ Майе! – поправил доктор. – Легко запомнить: "Гоша" – артист Баталов; Майе – "Майский чай". Только не бомж, а клошар.

Путтипут замотал кумекалкой:

– Запутаюсь, как пить дать!

– Да ничего сложного! – ободрил шефа начальник переименованного КГБ. – Слово "Бонжур", знаете?

– Это все знают, – кивнул Путтипут.

– Вот! Таких словечек у них масса: "лямур", "тужур", "бонжур", "абажур", а ещё "гламур", "помпадур". Ну, а "сортир", "пижон", "шваль", "секритютюэ", "проститютюэ", и тому подобное, вы знаете. Очень простой и лёгкий язык.

– Мойшэ Гойе, Мойшэ Гойе... – повторил Путтипут. И спросил: – А бомжом... в смысле, клошаром – может, к примеру, быть не француз, а инопланетянин?

– Сколько угодно, Вадим Вадимыч, – подтвердил Наскрёбышев. – У нас, вон, от бомжей-инопланетян гуманоидариумы ломятся!

– Меняем легенду! Я буду бомж-инопланетянин, по имени Ганс Краббе, с планеты Восточный Ахтунг. Я там в молодости служил – их языком владею: "Трактористен унд агрономен ди зондер колхоз! ХАЛЬТ! Партизанен, хэндэ хох! Шнеллер, шнеллер!"

Загорелось табло "Пристегнуть ремни". Командир экипажа объявил:

– Наша летающая тарелка приступила к снижению.

45. Да здравствует король!

Пока тарелка снижалась, ориентируясь по подсветке Эйфелевой башни, генерал Наскрёбышев по рации дал указание агентам парижской резидентуры Самой Великой Разведки захватить, без лишнего шума, один из речных трамвайчиков bateau mouche. Это позволило бы с воды страховать Путтипута и всю операцию по поимке указанного Нострадамусом реинкарнировавшего короля.

Михалки принесли, как и было задумано, разящее мочой, но уже вполне просушенное пальто доктора Стржемббельса. Для пущей бомжатскости его вывернули изнанкой наружу и помогли Путтипуту в него облачиться. Секретарша Леночка, затыкая пальчиками свой красивый носик, подошла к шефу проститься, пожелать успеха, и шепнуть в ухо, что "секретарша" по-французски будет "секретэр", а вовсе не "проститютюэ". Он же, подражая неподражаемому Шону Коннери – Джеймсу Бонду ╧1, с щелчком и прихлопом вогнал обоймы, полные патронов, в костыли-автоматы и браво передёрнул затворы.