Текст книги "Лето мафии"

Автор книги: Э. Дюк Винсент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 16

Вернувшись домой в восемь вечера, я как раз поспел на обычный пятничный постный ужин: жареная камбала, запеченные баклажаны с сыром и салат из помидоров с луком. Отец мой не отличался особой религиозностью, но мать требовала соблюдать в быту основные требования католической церкви: по пятницам ничего мясного, по воскресеньям месса, Великий пост перед Пасхой, а по четвергам периодические посещения общества «Четки» вместе со своей сверхрелигиозной подругой Леной Мазерелли. В глубине души моя мать считала мать Порошка фанатичкой, как и его отец, который умышленно нарушал все христианские заповеди. Этим он буквально сводил жену с ума, для чего все и делалось. Страсть может существовать только в постоянных бурях.

Отношения между моими родителями были совсем другими. Они могли процветать только в мире и спокойствии – и родители прилагали к этому все силы. Отец не пускал жену в свою жизнь, попирающую закон, полную насилия, – и мать, хотя и знала об этом, никогда ничего с ним не обсуждала.

Мои родители познакомились на рождественской вечеринке, которую устроил Томми Луччезе, капо одной из пяти главных нью-йоркских Семей. Марио Дикаирано, отец моей матери, был приглашен на вечер потому, что был личным парикмахером Луччезе. Поскольку моей бабушки к тому времени уже не было в живых, он взял с собой дочь – мою мать Мики. В то время ей было семнадцать лет – оливковая кожа, зеленые глаза, фигура словно колба песочных часов и черные как смоль волосы до лопаток. Она произвела настоящий фурор. От того момента, как мой отец впервые пригласил ее на танец, до того, как он получил благословение Марио, прошел ровно год, и снова наступило Рождество. Мои родители сочетались браком в день праздника, и у них родился один сын. По их словам, они влюбились друг друга во время самого первого танца.

После ужина мать мыла посуду, а я вытирал, помогая ей, – и с нетерпением ждал, когда же отец заговорит о Федеральном складе. Мне хотелось, чтобы первый шаг сделал именно он, однако я был готов сам воспользоваться первым подходящим случаем. Зазвонил телефон, и отец снял трубку. В этот момент послышался тихий стук в дверь. Мать вытерла руки и пошла впускать гостя.

На пороге показался невысокий щуплый мужчина лет пятидесяти. Бледный, он сильно сутулился – следствие долгих часов за швейной машинкой. Очки сползали на самый кончик носа, шея была обмотана шарфом, на голове была ермолка, а под мышкой мужчина держал газету. Это был отец Сидни – Айра Батчер.

– А, это вы, мистер Батчер, – радушно приветствовала его моя мать. – Заходите. Я как раз сварила кофе… Джино, – окликнула она, – к нам пришел мистер Батчер.

– Благодарю вас, миссис Веста. Буду очень рад выпить чашечку кофе, – ответил мистер Батчер, и в его голосе прозвучал отчетливый восточноевропейский акцент. Он повернулся ко мне. – Сидни ушел в кино с матерью… по пятницам крутят очень хорошие фильмы…

Закончив разговаривать по телефону, отец встал, здороваясь с мистером Батчером. Они пожали руки, и отец сказал:

– Проходите, мистер Батчер, садитесь.

Мистер Батчер снова повернулся ко мне.

– Сидни рассказал нам о том, что произошло сегодня… Спасибо, Винни.

Мой отец встрепенулся.

– Что-то такое, о чем мне следует знать? – спросил он.

Мне показалось, более подходящий случай вряд ли предоставится. Небрежно пожав плечами, я сказал:

– Мы встретились с Ником Колуччи. Так, ничего серьезного, – и поспешно добавил: – Пап, можно тебя на минуточку?

Мать проводила мистера Батчера в гостиную и принесла ему чашку кофе, а я отвел отца к спальне.

Понизив голос, я спросил:

– Ну как, пап… ты даешь добро?

– Ты уверен, что вам удастся раздобыть лодку?

– Уверен на все сто. Мои ребята знают свое дело.

– И точно можно поставить все деньги на эту Джилл?

– У нее есть веские причины сыграть честно.

– Это сказала тебе Терри?

Мне показалось, на меня свалился фонарный столб. Я не просто лишился дара речи; у меня из легких будто выдавило до последней капли весь воздух. Отец, увидев на моем лице невысказанный вопрос, сжалился надо мной. Он показал на свое лицо.

– У меня два глаза вот здесь – и еще двести на улице. И я не глухой. Я слышу разные вещи. Завтра ты сможешь объяснить, почему я их слышу. – Помолчав, отец взглянул на мать и мистера Батчера, оставшихся в гостиной. Потерев указательным пальцем переносицу, он, словно приняв решение, повернулся ко мне. – Это звонил Костелло. Он хотел встретиться со мной и Анджело в «Копакабане». Настаивал на этом. Возможно, это связано с тем, что произошло вчера ночью. Не знаю. Если это так, значит, мы были правы – за всем этим действительно что-то стоит, и нам нужно выяснить, что именно. – Помолчав, отец сделал глубокий вдох, затем медленно выпустил воздух. – Сегодня ночью… будь осторожен. Сделай все быстро и тотчас же уходи. Следи за сигнализацией и охранниками… однако главная опасность – это Джи-джи. Если эта девчонка Джилл подведет и завтра утром фотографий не будет – тебе придется собирать вещички. Ты отправишься к нашим родственникам в Палермо до тех пор, пока здесь немного не поостынет.

– Хорошо.

Отец похлопал меня по щеке, и я вернулся вытирать посуду. Отец прошел в гостиную, уселся в кресло с высокой спинкой и развернул газету. Мать и мистер Батчер устроились на диване напротив.

За те несколько месяцев, что прошли с начала лета, мой отец успел подружиться с мистером Батчером. Узнав, что отцу Сидни приходится целыми днями просиживать за швейной машинкой, чтобы зарабатывать на жизнь, он попробовал ему помочь, предложив платить за то, что Сидни занялся моим «образованием», – но мистер Батчер не захотел и слышать об этом. Человек гордый, он ответил, что сам способен содержать свою семью. По его словам, достаточной платой для него была дружба с моим отцом и то, что я заботился о Сидни.

Раскрыв газету, мистер Батчер поправил очки, и у них с моим отцом начался своеобразный ритуал, ставший привычным. Мистер Батчер читал «Форвард», еврейскую газету; мой отец предпочитал «Прогрессо», газету итальянскую. Оба чуть ли не с религиозным прилежанием читали каждый свою газету и постоянно обсуждали противоречивые взгляды на все проблемы внутренней и мировой жизни. Предмет споров менялся, но ритуал обсуждения оставался одним и тем же.

– Вот в «Форварде» пишут, – начал мистер Батчер, – что мистер О’Дуайэр должен подать в отставку.

Полистав «Прогрессо», отец нашел заметку на ту же тему.

– «Прогрессо» утверждает, что наш мэр хочет стать послом.

– Здесь тоже это написано, – подтвердил мистер Батчер, постучав пальцем по соответствующей статье. – Еще здесь написано, что после мистера О’Дуайэра следующим мэром станет мистер Импеллиттери.

– Верно, – ответил мой отец. – Винченцо Импеллиттери возглавляет городской совет. Поэтому именно он должен стать новым мэром.

Задумчиво кивнув, мистер Батчер помолчал, затем спросил:

– Хорошо ли это будет для евреев?

Этот вопрос мистер Батчер задавал всякий раз, когда происходили любые перемены в политике, в экономике и вообще где угодно, которые могли хоть как-то повлиять на какую-нибудь строну жизни евреев. Моя мать внимательно следила за мужем, пока тот обдумывал ответ. Наконец мой отец сказал:

– Конечно, Импеллиттери мазурик тот еще, похлеще О’Дуайэра, – но он итальянец… – Помолчав, он улыбнулся. – А для евреев это всегда хорошо.

Прыснув, мистер Батчер хлопнул в ладоши и воскликнул:

– Ха! Для евреев это хорошо!

Мать, рассмеявшись, спросила:

– Мистер Батчер, еще кофе?

Тот, протянув чашку, сказал:

– Благодарю вас, миссис Веста. С удовольствием.

Взяв у него чашку, мать отправилась на кухню за новой порцией кофе. Мистер Батчер поправил очки. Мой отец закурил сигару.

Раздался стук в дверь, и мать пошла открывать. На пороге стоял Луи, переодевшийся в спортивный костюм, спортивные туфли, бейсболку и перчатки – всё черного цвета. На шее у него был повязан платок, тоже черный. Понимающе улыбнувшись, мать посмотрела на меня.

– Это к тебе.

Она налила мистеру Батчеру свежий кофе, а я прошел к двери.

– Что это у тебя за наряд? – спросил я.

– Мне надоело мять костюмы.

– Принес? – Я был уверен в положительном ответе, но понимал, что задать этот вопрос необходимо.

Протянув бумажник Джонни Дикарло, Луи растянул губы, обнажая зубы, и безупречным голосом Хэмфри Богарта протянул:

– Он у тебя перед глазами, малыш. – Улыбнувшись, он добавил уже своим нормальным голосом: – Что-нибудь еще?

– Да. Молись, чтобы ребята достали лодку.

Хлопнув Луи по плечу, я взял бумажник и бросил через плечо:

– Всем до свидания…

Глава 17

Когда мы с Луи вернулись к грузовичку, над рекой висел запах гнилых водорослей, ветерок не мог разогнать пыль, а на джерсийском берегу, затянутом слабой дымкой, плясали огоньки. На той стороне все было тихо и безмятежно. Но на нашей…

Луи забрался в кузов, а я, усевшись в кабину, спросил:

– Ну, что нового?

– Ничего, – ответил Мальчонка.

– Где Рыжий?

– Ушел за бутербродами.

Федеральный склад был залит светом словно Таймс-сквер в полночь, а у северного причала разгружался большой корабль. Могучие краны снимали с палубы деревянные ящики, уложенные в сети, и переносили их на берег. Там грузчики огромными крючьями затаскивали ящики на поддоны, затем их поднимали вилами погрузчики и увозили в ангар. Сторона склада, выходящая к реке, напоминала растревоженный муравейник: постоянное движение, ворчание двигателей, скрип механизмов, громкие крики. Почти все грузчики разделись по пояс, а у остальных рубашки липли к телу, мокрые насквозь от пота.

Я знал, что без двадцати двенадцать суета прекратится, прожектора погаснут, а грузчики начнут переодеваться, чтобы отправиться домой. К полуночи на складе не останется никого, и именно тогда мы приступим к работе… если Бенни удастся раздобыть лодку, если мы сможем подойти со стороны реки, если на лодку можно будет загрузить тридцать ящиков собольих шкур, если она не потонет под этим грузом. Если, если, если…

– Тебе кошмары когда-нибудь снятся? – вдруг спросил Мальчонка.

– Иногда… да, снятся, – ответил я. – А что?

– Мне вчера приснился. Какой-то жуткий.

Вернувшийся с бутербродами Рыжий сел в кузов к Луи. Мальчонка протянул руку через плечо, и Луи вложил ему в ладонь бутерброд с ветчиной и сыром.

– И что тебе приснилось? – спросил я.

– Я лупил от всей души своего старика.

– И какой же это кошмарный сон? – спросил я, зная об отношениях между Мальчонкой и его отцом.

– А такой. Самое жуткое в нем было то, что сколько я ни укладывал ублюдка на землю, он как ни в чем не бывало вскакивал на ноги, словно долбаная резиновая игрушка. Мне так и не удалось его завалить.

– Ты прав, – согласился Рыжий. – Это действительно кошмар.

Развернув вощеную бумагу, Мальчонка впился зубами в бутерброд. Прожевав и проглотив кусок, он спросил Рыжего:

– А ты никогда не пробовал отдубасить своего предка?

– Нет, – ответил тот.

– Почему? Ты же говорил, он постоянно лезет на тебя с кулаками.

– Точно.

– Ну и?

– Если я дам себе волю, то обязательно его убью. – Выбросив лезвие ножа, Рыжий одним молниеносным убийственным движением разрезал свой бутерброд пополам.

Мы с Луи переглянулись. Все мы сходились во мнении, что Рыжий – потенциально опасный для общества человек.

Проглотив очередной кусок, Мальчонка пробормотал:

– Господи…

Рыжий ответил на это простым:

– Да…

Отвернувшись от них, я отхлебнул пива. Мальчонка снова куснул бутерброд, задумался и сказал:

– Знаешь что, Рыжий? В совершенном мире тебе не пришлось бы ничего делать. Понимаешь, когда твой старик лупит тебя, я луплю своего старика – и заставляю его лупить твоего старика.

Подумав над его словами, Рыжий сказал:

– А тебя кто будет лупить?

– Никто. Как я уже говорил, это будет совершенный мир.

Мальчонка хихикнул – и тотчас же насторожился. Я проследил за его взглядом. К воротам Федерального склада подкатил черный «Шевроле»-седан. Из машины вышли двое и направились к охранникам. Сзади послышался шорох, и вдруг между нами с Мальчонкой появилась голова Рыжего.

– Твою мать! – проворчал он.

– В чем дело? – спросил я.

– Твою мать! Твою мать, так ее растак!

– Объясни же, в чем дело, ради бога! – оборвал его Мальчонка.

– Это мои дядья, мать их! – выругался Рыжий.

Дэнни и Роберт Коллинз, младшие братья матери Рыжего, работали следователями в управлении полиции Нью-Йорка. Они уже много лет как были куплены мафией. Закрывая глаза на игорные притоны, наркотики и проституцию в своем округе, они умножали свое жалованье полицейского на десять. Сестра, ярая националистка, заставляла братьев отсылать часть грязных денег домой в Ирландию. Ей было наплевать, откуда эти деньги, – ее волновало только то, куда они шли: на «правое дело»!

– Проклятие, и чего они сюда приперлись? – спросил Мальчонка.

– Понятия не имею… но могу сказать точно, дядья не на службе. Они работают в Восемнадцатом округе. И они в полиции нравов. Это не Восемнадцатый, и охранников никак нельзя назвать шлюхами. – Вздохнув, Рыжий обмяк и рухнул на сиденье. Он только что выдал подряд четыре предложения. Для него это было длинное выступление в парламенте.

– Черт… и что ты думаешь? – спросил Мальчонка.

– Они здесь по наводке. Кто-то попросил их наведаться сюда, – сказал я. – Скорее всего, Джи-джи.

– Ты полагаешь, они предупреждают охранников, что сегодня ночью на склад наведаются посторонние? – спросил Луи.

– Не знаю, но все указывает на то.

Мальчонка молча кивнул. Некоторое время он смотрел на то, как дядья Рыжего разговаривают с охранниками, затем сказал:

– Ну что, отмена?

Я задумался: отец уже дал мне добро, мы оба уверены, что нам необходимо выяснить, что за чертовщина тут происходит, – и к тому же это лишь мое предположение,что продажные полицейские предупреждают охранников. Кроме того, может быть, со стороны реки нас никто не ждет. План мой с самого начала обещал трудности; теперь их просто стало чуть больше. Следовательно, нам придется действовать осторожнее.

– Об этом не может быть и речи. Будем действовать сейчас, – сказал я Мальчонке. – Подбрось нас с Луи до автомастерской. Мы возьмем еще одну «тачку» и встретимся с вами у причала на Кристофер-стрит. Порошок и Прыгун должны уже быть там, а Бенни должен быть в пути на лодке.

Я взглянул на часы. Было ровно десять.

Мальчонка высадил нас с Луи у ничем не примечательной авторемонтной мастерской на углу Тридцать восьмой улицы и Одиннадцатой авеню. Мы прошли по переулку, который отделял мастерскую от соседнего здания. Здесь пахло машинным маслом, выхлопными газами и ржавым железом. Я отпер дверь черного входа, и мы вошли внутрь.

В гараже стояли четыре машины. Зеленый «Бьюик» 1939 года выпуска рядом с черным «Фордом», модель 1940 года, на этот раз четырехдверным седаном. Обе машины были грязные и неприметные. «Форд» принадлежал Анджело Мазерелли. «Бьюик» принадлежал моему отцу. Это были их «рабочие» машины, те, на которых они разъезжали по делам в доках, не привлекая к себе внимания. В шкафчике у стены имелся ящик с двойным дном, в котором были спрятаны несколько комплектов номерных знаков на обе машины – все они были зарегистрированы на обитателей различных нью-йоркских кладбищ.

За «рабочими» машинами стояли две другие, новенький «Кадиллак» и новенький «Крайслер»-кабриолет – тоже принадлежащие моему отцу и Анджело, соответственно. На этих машинах они выезжали тогда, когда были уверены, что за ними не следят. Зарегистрированные, естественно, на девичьи фамилии их жен, эти лимузины использовались для поездок к шикарным особнякам за городом. Многие члены мафии вели двойную жизнь и, естественно, заботились о конспирации, для моего отца стремление к полной анонимности превратилось в религию. Он был свидетелем того, что сделала слава с Лучано, и постарался вдолбить этот урок всем своим людям. В отличие от любителей роскоши Джи-джи Петроне и Джозефа Дото по прозвищу Джо Адонис или от всем известного Костелло мой отец тщательно заботился о своем фальшивом фасаде и требовал того же от своих людей. Так, в случае с отцом за скромной квартирой на Тридцать шестой улице скрывался доход, исчисляемый шестизначными цифрами, и поместье в Коннектикуте. А в случае с Анджело за квартирой на пересечении Тридцать шестой улицы и Десятой авеню скрывался небольшой особняк в Спринг-Лейк, на побережье Нью-Джерси.

Луи прошел через гараж и поднял вверх створку ворот, а я сделал один короткий телефонный звонок. Луи вернулся, и мы набрали в кожаную сумку самый разный инструмент. Окинув напоследок взглядом мастерскую, я сел в «Форд» и выехал на улицу. Луи опустил ворота и подсел ко мне.

– Все готово, – сказал я. – Джилл отсняла фотографии, и знакомый Терри заберет их сегодня вечером. Снимки будут напечатаны завтра утром… осталось только раздобыть лодку.

– А что будет, если нам не удастся раздобыть лодку?

– Мы перейдем к плану «Б».

– И в чем заключается этот план «Б»?

– Понятия не имею, твою мать.

– Отлично. А я-то чуть было не испугался, что нам не миновать беды.

Луи сел за руль «Форда», и мы направились к причалу на Кристофер-стрит.

Глава 18

Примерно в то же самое время, когда мы с Луи ехали на встречу с друзьями, мой отец входил в клуб «Копакабана», расположенный в доме номер 10 по Восточной шестидесятой улице. Было уже почти одиннадцать часов вечера, когда он снял шляпу и протянул ее Терри.

– Добрый вечер, мистер Веста, – мило улыбнулась та, стараясь изо всех сил справиться с нервами.

Улыбнувшись в ответ, отец кивнул:

– Добрый вечер, Терри…

От него не укрылось, что она вот-вот потеряет самообладание.

К отцу поспешил Луис Антонио.

– Джино, твои друзья уже здесь. Они ждут тебя.

Клуб, как всегда в пятницу, был полон народу. На сцене Джерри Вейл пел «Ал-ди-ля». Луис отвел моего отца в сторону и понизил голос.

– Тут что-то нечистое. Я имею в виду ребят. Ты знаешь, в чем дело?

– А ты сам что слышал?

– Если честно, ничего. Но только Луи уходил из дома с таким видом, словно выиграл в лотерею. Так радуется он, только когда идет на дело.

– Я знаю, куда он пошел, – ответил мой отец. – Все будет в порядке.

– Ты уверен?

– Я никогда и ни в чем не бываю уверен, – был ответ отца. – Но я доверяю своему сыну.

Кивнув, Луи проводил моего отца к столикам, где тот поздоровался с представителями всех пяти нью-йоркских Семей.

По пятницам мафия устраивала в «Копе» так называемые вечера отдыха. Жен с собой никто не приводил. Их место заменяли похожие на куколок девочки. Эта давняя традиция восходила еще ко временам Усатых Питов. [15]15
  Неодобрительное прозвище, данное старшему поколению гангстеров, приехавших в США в начале XX века уже взрослыми людьми и сохранивших традиции и обычаи Старого Света, в частности ношение длинных усов, молодым поколением американцев итальянского происхождения, которые уже считали Америку своей родиной.


[Закрыть]Заглянув в «Копу» в пятницу вечером, можно было увидеть самых красивых женщин города в объятиях самых могущественных мужчин. К мафиози липли политики, кинозвезды и знаменитые спортсмены – все они стремились показаться на людях в обществе блистательных королей преступного мира.

Анджело, приехавший раньше отца, сидел за лучшим столиком в обществе двух одетых с иголочки мужчин. Он был похож на гранитную глыбу с бокалом вина в руке. За этим столиком женщин не было.

При появлении моего отца все трое поднялись с мест и поздоровались с ним. Старший из двоих мужчин, сидевших вместе с Анджело, был Фрэнк Костелло, действующий глава Семьи Лучано. Это положение он занимал уже в течение пяти лет – с тех самых пор, как знаменитого Счастливчика Лучано после окончания Второй мировой войны депортировали на Сицилию. Вторым был Джозеф Дото, прославившийся своей внешностью кинозвезды, известный всему миру как Джо Адонис. Он присматривал за всеми злачными местами, принадлежащими Семье, и был одним из теневых владельцев «Копакабаны».

Джерри Вейл закончил «Ал-ди-ля» и начал «Вечером в Риме». Зал взорвался громом аплодисментов.

Отец сел за столик, Джо Адонис налил ему бокал красного вина, и Костелло начал:

– Тебе что-нибудь говорит фамилия Кифовер?

Отец кивнул.

– Я читал в газетах, этот человек возглавляет комитет Конгресса.

– Специальный комитет, черт побери, посвященный организованной преступности, – проворчал Джо Адонис.

– Поговаривают, нам придется жарко, – снова заговорил Костелло.

– Такое уже бывало и раньше, – заметил мой отец.

– На местном уровне, – возразил Костелло. – С этим мы справлялись. Сейчас все вышло на уровень федеральный.

Отец посмотрел на Джо Адониса, затем снова перевел взгляд на Костелло. Он понял, что это будет не досужая беседа. Когда ему неожиданно позвонили и пригласили на встречу, было сказано, что надо будет просто «кое-что прощупать». На самом деле это было не так. При упоминании фамилии Кифовера отец понял, что наши подозрения были обоснованными: Костелло прознал о разладе, который назревал между Джино и Джи-джи Петроне. Как выяснилось в ходе разговора, ничего определенного пока известно не было – никто не знал и о моем неудавшемся нападении на железнодорожный склад – но не вызывало сомнения, что встреча была назначена с целью уладить распри между Семьями.

Мой отец и Джи-джи Петроне принадлежали к разным Семьям. Петроне принадлежал к Семье Костелло и непосредственно подчинялся Вито Дженовезе, одному из помощников Костелло. Мой отец принадлежал к Семье Маньяно и подчинялся правой руке Маньяно Альберту Анастасии. Костелло терпеть не мог Маньяно, но был близким другом Анастасии, и с годами он очень полюбил моего отца. Если бы не дружба с Анастасией, основанная на взаимном уважении, Костелло непременно постарался бы переманить моего отца к себе. А так отец понимал, что эта встреча закончится для него дружеским предупреждением.

– Есть что-то такое, о чем мне следует знать? – спросил он.

Костелло кивнул Джо Адонису, и тот объяснил:

– Мы прослышали, между тобой и Джи-джи Петроне пробежала черная кошка. Анастасия сейчас в Европе, а Маньяно, как нам всем прекрасно известно, дурак и тряпка. Поэтому у нас возникли опасения, что дело может зайти слишком далеко. Ты должен понять, что сейчас для этого самое неподходящее время.

Подавшись вперед, Костелло ударил ладонями по столу.

– Джино… ты знаешь, чем вызвано беспокойство Комиссии. Пока что даже ФБР и сам Гувер отрицают наше существование. Но этот комитет Кифовера собирается пролить много чернил. И любое наше действие, которое привлечет к нам внимание, будет раздуто в десятки раз. Чем бы ни была вызвана ваша размолвка с Петроне – а мне наплевать, чем именно, ибо я ненавижу этого ублюдка, – ради собственного блага ты должен положить ей конец.

– Понимаю, – как можно спокойнее произнес отец. – И спасибо за заботу… Даю слово, что я не сделаю ни одного неспровоцированного шага против Петроне. Однако он уже наступил мне на мозоль, и, подозреваю, это только начало.

Костелло и Джо Адонис переглянулись. Они оба отметили, что мой отец сделал ударение на слове «неспровоцированного».

Вздохнув, Костелло сказал:

– Береги себя, Джино, и помни, если станет действительно плохо, защитить тебя не смогут ни Анастасия, ни я… – Он откинулся назад. – Ну а тем временем Комиссия даст ясно понять Петроне, что провоцировать конфликт не в его интересах.

– При всем уважении к вам я сильно сомневаюсь, что он прислушается.

Подошедший официант разлил вино по бокалам и молча указал на пустую бутылку. Джо Адонис кивнул – да, повторить. Эта небольшая пауза позволила моему отцу уделить внимание тому, что происходило у гардероба.

Там очень сексуальная девушка с небольшим чемоданчиком протянула Терри конверт. Отец улыбнулся – судя по всему, жизненно важная часть моего плана реализовалась успешно. Он с удовольствием представил себе, какой ужас испытает Джи-джи Петроне, увидев свою голую задницу над обнаженным телом Сильваны Пизано.

Словно в подтверждение его мыслей толпа взорвалась овациями, и Джерри Вейл стал раскланиваться.