355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Э. Дюк Винсент » Лето мафии » Текст книги (страница 12)
Лето мафии
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 14:08

Текст книги "Лето мафии"


Автор книги: Э. Дюк Винсент



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Глава 26

Контора моего отца находилась на углу Двенадцатой авеню и Пятнадцатой улицы, фасадом к причалам – все причалы от Тринадцатой до Пятьдесят седьмой улицы находились в отцовских владениях. Все, что ходило, ездило и плавало на этой территории, попадало под юрисдикцию профсоюза портовых грузчиков. Заправлял этим профсоюзом Альберт Анастасия, и он назначил моего отца своим представителем.

Всей портовой деятельностью Нью-Йорка заведовал Винченто Маньяно, капо нашей Семьи, но он поручил контроль за всем этим Анастасии, а тот, в свою очередь, доверил это дело моему отцу.

Помимо разгорающегося конфликта между Костелло и Дженовезе назревала вторая война между Маньяно и его ближайшим помощником Анастасией. На время работы комитета Кифовера было объявлено перемирие, однако под внешним спокойствием на поверхности в глубине тлел огонь. Рано или поздно или Маньяно, или Анастасия должны были уйти… навсегда.

Контора моего отца не отличалась внешней роскошью, зато здесь имелось все для эффективной работы; не слишком просторная, она была очень уютной. Лучше всего ее можно было охарактеризовать словом «ставка»: массивный дубовый письменный стол, диван, небольшой кофейный столик, удобные кресла и маленький сервант. Всю стену за письменным столом занимала большая фотография центральной части Вест-Сайда с высоты птичьего полета, а окна выходили на причалы. От входа со стороны Пятнадцатой улицы посетители попадали сначала в приемную, где, как правило, дежурил Бо Барбера.

Анджело, Мальчонка и я зашли в приемную в половине пятого и, помахав Барбере, направились дальше в кабинет отца. Все мы обливались потом, но Анджело просто выглядел так, словно его окатили из шланга. Он снял пиджак, но его сорочка промокла насквозь, а кожаная портупея оставила темное пятно на спине за поясом. Мы с признательностью вошли в прохладу кондиционеров, где нас встретил знакомый запах оружейной смазки. Отец сидел за столом и протирал ствол своего пистолета 45-го калибра тряпочкой, смоченной в этой пахучей жидкости. Ее приятный аромат я ставил в один ряд с запахом чеснока, дикого майорана и свежего хлеба. Мы с Мальчонкой уселись на диван, а Анджело плюхнулся на стул перед столом.

– Ты готовишься к неприятностям? – спросил Анджело, указывая на пистолет.

– Всякое может быть. Я слышал, у вас прошло не все гладко. – Отец взглянул на нас с Мальчонкой.

– Ничего серьезного, – махнул рукой Анджело. – Недотрога немного разгорячился, поэтому я решил испортить Джи-джи обед. Кто звонил?

– Костелло. Он в ярости… Я ему обещал, что все будет спокойно.

Анджело презрительно фыркнул.

– Значит, Джи-джи сразу же завизжал как резаный. Он нажаловался Дженовезе?

Отец кивнул.

– А Дженовезе тотчас же позвонил Костелло. Ну а тот связан по рукам и ногам этим комитетом Кифовера. Он настаивает на том, чтобы всем встретиться и поговорить.

– Тут что-то не вяжется, – заметил Анджело. – Джи-джи известно, что у нас есть фотографии. Неужели он готов рискнуть, что мы покажем их Костелло? Он же должен понимать, что в этом случае все дерьмо полетит в его сторону.

– Согласен, – сказал отец, – но мне почему-то кажется, что Джи-джи не видит в этих снимках угрозы для себя.

– Да он patzo, [19]19
  Придурок (итал.).


[Закрыть]
– выразительно покрутил пальцем у виска Анджело. – Как только Дэнни Пизано увидит, как Джи-джи трахает его жену, он не станет ни у кого спрашивать разрешения – он просто его замочит, и плевать ему на Кифовера. Костелло это прекрасно понимает.

– Ну а если Дэнни не пожалуется? – многозначительно промолвил мой отец, вопросительно подняв бровь.

– Черт побери, но что может его остановить?.. – Анджело умолк. Вдруг до него дошло, что существует и другая возможность. Я тоже увидел ее.

Отец кивнул. Мельком бросив взгляд на меня, он снова повернулся к Анджело.

– Как я уже говорил Винченцо… когда царь Давид влюбился в Вирсавию, ему понадобилось устранить препятствие в лице ее мужа. И царь послал его в сражение в первом ряду, чтобы тот обязательно погиб. Так и произошло. И никаких препятствий больше не осталось.

– Но Дэнни – один из ближайших помощников Джо Боннано, черт возьми, – возразил Анджело. – Если Джи-джи пришьет Дэнни, Боннано так просто это не оставит.

– Ну а если Дэнни просто исчезнет бесследно? Подозрения будут у всех, но трупа-то ведь нет. Боннано не сможет обратиться в Комиссию без доказательств.

– Мы сможем показать Костелло фотографии, – сказал Анджело.

– Верно, – согласился мой отец. – Но Дэнни пропал, а у Боннано нет доказательств, что он убит. Костелло меньше всего нужны внутренние раздоры. Комиссия и так только и думает, что об этом Кифовере. Нет – если Дэнни Пизано исчезнет, от фотографий не будет никакого толка.

«Господи, – подумал я, – возможно, Джи-джи нас перехитрил».

– А что, если мы предупредим Дэнни? – спросил Анджело.

– Не надо недооценивать Джи-джи, – возразил отец. – Если он согласился на встречу, значит, уже слишком поздно… Дэнни уже мертв.

– Когда назначена встреча? – спросил Анджело.

– На сегодня, на пять вечера, – ответил отец, снова бросив взгляд на меня. – И Костелло хочет, чтобы я захватил с собой тебя, поскольку, как ему сказали, все заварил именно ты. Заедем домой, чтобы ты надел костюм.

Закончив чистить пистолет, отец вставил обойму в рукоятку. Выждал мгновение и резким движением задвинул ее до щелчка.

Пятичасовая встреча состоялась в роскошных апартаментах Фрэнка Костелло в небоскребе «Маджестик-тауэрс» на Западной Сентрал-парк. Эта квартира была мне знакома, потому что я уже несколько раз бывал здесь, когда Фрэнк и Бобби Костелло приглашали нашу семью на свои царские ужины. Необъятная гостиная, выходившая окнами на Центральный парк, была дорого и со вкусом обставлена под стать высокому положению своего хозяина. На встречу были приглашены только те капорежиме, кто заправлял районами в центре города и в Вест-Сайде. Костелло решил, что, поскольку они территориально ближе всего к враждующим сторонам, им будет проще помочь уладить спор.

Джи-джи и Недотрога Грилло приехали раньше нас вместе со своим заступником Вито Дженовезе. Как только я, Анджело и мой отец вошли в гостиную и увидели их, мы сразу же поняли, что угроза со стороны фотографий устранена. Остальные присутствующие этого еще не знали, но Дэнни Пизано уже отправился на корм рыбам.

Следующими приехали Поль Драго и Карло Риччи. Драго, бывший портовый грузчик, не любил шутить. Поднимаясь к своему нынешнему высокому положению, он отправил на тот свет не меньше десяти человек. Плотным, накачанным торсом, квадратной физиономией и коротким ежиком на голове Драго больше всего напоминал сержанта из учебного центра морской пехоты.

Следом за Драго и Риччи появились три других капорежиме со своими помощниками. Все были в дорогих костюмах. Пока официантка в переднике обносила гостей подносом с затейливыми закусками, шел дружеский разговор ни о чем. Затем официант в смокинге подал напитки. Убедившись, что гости расслабились, Костелло пригласил всех в соседний кабинет.

Господствующее положение здесь занимал массивный стол в стиле Людовика Четырнадцатого на двадцать персон, а вдоль стен выстроился еще один ряд стульев для помощников, которым предстояло сидеть за спиной своих капорежиме. Костелло занял место во главе стола, Дженовезе уселся справа от него, а мой отец – слева. Джи-джи и Драго сели рядом с Дженовезе. Мы с Анджело сели рядом с моим отцом. Недотрога занял место позади Джи-джи, а Карло Риччи – позади Драго.

Только наблюдая за языком жестов, можно было безошибочно определить, что между Костелло и Дженовезе взаимная вражда.

– Перейду прямо к делу, – объявил Костелло. – Вот уже некоторое время между нашими друзьями Джино Вестой и Джорджио Петроне зреет неприязнь. Я не знаю, что стало причиной этого, и не хочу знать. Но мне известно, что эта неприязнь уже вылилась в конкретные стычки – одна из которых произошла сегодня.

Остановившись, он поочередно взглянул на моего отца и на Джи-джи, словно дожидаясь от них подтверждения своих слов. Оба кивнули.

– Я переговорил с остальными членами Комиссии, – продолжал Костелло, – и мы пришли к единодушному заключению. Этому нужно положить конец. Всем вам известно о слушаниях, посвященных работе комитета Кифовера. Любые наши действия – все,что привлечет к нам внимание прессы, – пока продолжаются слушания, станут катастрофой. Поэтому Комиссия ждет от нас заверений в том, что эти разногласия не выплеснут коза ностра на первые полосы газет. Итак, перед свидетелями… вы дадите слово. Джино? Джорджио?

Первым заговорил Джи-джи. Он поднял руки, демонстрируя свое миролюбие, и произнес самым умиротворенным тоном:

– То, что произошло, – это лишь небольшое недопонимание. Не сомневаюсь, мы оба этого не хотели. Мы с Винни, сыном Джино, – замечательным мальчиком, к которому я отношусь с огромным уважением, – провернули вместе одно дело. К сожалению, не все прошло гладко. Конечным следствием чего явилось то, что Анджело Мазерелли расстрелял из обреза мой очень дорогой письменный стол.

Анджело подался было вперед, чтобы высказать возражения, но тотчас же понял, что здесь не место для этого, и придержал язык.

–  Но, – продолжал Джи-джи, – я не держу ни на кого обиды. Я хочу только мира. Поэтому я с готовностью протягиваю руку Джино Весте и даю слово, что не стану зачинщиком новых неприятностей.

Джи-джи откинулся назад, довольный собой. Он бросил взгляд на Костелло, ожидая от него одобрения. Тот, кивнув, повернулся к моему отцу.

– А ты что скажешь, Джино?

Заставив собравшихся потомиться в тревоге, отец наконец сказал:

– Как всем вам известно, я всегда стремился только к миру, как внутри La Gamiglia, [20]20
  Семьи (итал.).


[Закрыть]
так и за ее пределами. Как сказал Джорджио, то дело, которое он провернул вместе с моим сыном, завершилось не слишком хорошо. Поэтому… я с радостью заплачу Джорджио за испорченный стол и займусь ссадинами и синяками, полученными моим сыном… – Он помолчал. – К которому Джорджио относится с таким огромным уважением.

Этот язвительный укол не остался незамеченным, и Джи-джи неуютно заерзал на стуле.

– Я также не держу обиды, – продолжал мой отец, – и даю слово, что не начну первым никаких враждебных действий… – Снова остановившись, он обвел взглядом всех сидящих напротив. – Однако я также обещаю, что если я лично или кто-нибудь из членов моей семьи подвергнется нападению… я дам достойный ответ – какими бы ни были последствия.

Костелло с силой хлопнул ладонью по столу.

– А это именно то, чего не должно произойти ни при каких обстоятельствах! – в гневе воскликнул он, переводя взгляд с Джи-джи на отца. – Не будет никакого нападения – не будет ответа – не будет последствий! В противном случае Комиссия начнет действовать… бесшумно, но решительно!

Костелло выждал, дав своим словам впитаться, затем встал. Все тоже встали.

– А теперь, – сказал он, протягивая руки врагам, – в знак дружбы пожмите друг другу руки, и вопрос будет закрыт.

Перегнувшись через стол, мой отец и Джи-джи пожали друг другу руки. Все потянулись назад в гостиную, и вдруг до меня дошло, что за все это время Костелло и Дженовезе не сказали друг другу ни слова, зато теперь Дженовезе, Джи-джи и Драго о чем-то заговорщически перешептывались. Я указал на это отцу.

У него по лицу пробежала невеселая усмешка.

– Как сказал бы мистер Батчер: «Для евреев в этом нет ничего хорошего».

Глава 27

Хотя супруги Батчеры выпивали редко, в половине восьмого вечера моя мать подала Айре и Саре марочный портвейн в фужерах на высокой ножке. Событие было праздничным, и все были в выходных нарядах. Мои родители пригласили Батчеров в театр на Бродвее. Мюзикл «Джентльмены предпочитают блондинок», поставленный в театре Зигфельда, произвел настоящий фурор, и достать на него хорошие билеты было просто невозможно. Четыре билета, которые удалось раздобыть моему отцу, были на «свои места», оставленные для себя продюсерами спектакля. Отцу эти билеты были вручены в знак признательности. И никто не спрашивал: «В знак признательности за что?»

Я вернулся домой для того, чтобы сменить костюм на свою обычную одежду и отправиться за Мальчонкой. Перед тем как уйти, я заглянул в комнату к отцу. Когда я просунул голову в дверь, он как раз завязывал галстук. Я сказал:

– Пап, надеюсь, спектакль вам понравится…

– Спасибо, Винченцо… Я слышал, вы берете Сидни на бокс.

– Да. Сегодня днем Прыгун водил его в оперу, а вечером мы покажем ему, что такое бокс. Боюсь, это станет для него шоком, но сегодня вечером он остается один, поэтому я пригласил его пойти с нами.

– Винченцо, отнесись к Сидни внимательно. Он очень ранимый. И он совсем не похож на остальных твоих друзей. – Отец постучал себя по виску. – У Сидни умная голова, и он умеет ей пользоваться. Но улица – нет. Этого Сидни не знает.

– Я присмотрю за ним.

– В таком случае, желаю приятно провести время, – сказал отец. Завязав галстук, он надел пиджак.

– Пап, я хотел поговорить с тобой насчет Терри… – начал я.

– Не сейчас. Поговорим, когда у нас будет время.

Тем не менее я проявил настойчивость:

– Она боится, что ты выгонишь ее с работы.

– Не выгоню.

– Я ей говорил. Но она не верит.

– В таком случае, ее прошлое – не самая серьезная проблема, с которой тебе предстоит иметь дело. Если твоя Терри не уважает тебя как человека, умеющего держать свое слово, она вообще не будет иметь к тебе уважения. – Потрепав меня по щеке, отец сказал: – Pericoloso, bambino. [21]21
  Это опасно, малыш (итал.).


[Закрыть]

Он направился в гостиную, и я проследовал за ним. Сара Батчер как раз говорила:

– Нам впервые выпало такое счастье. Я до сих пор не могу в это поверить!

– Мы живем в Нью-Йорке вот уже двадцать семь лет и еще ни разу не были на Бродвее, – подхватил мистер Батчер.

– Что ж, сегодняшний вечер войдет в историю, не так ли? – сказала моя мать, поднимая фужер. Все трое радостно чокнулись и пригубили портвейн.

Протянув билеты, отец с гордостью объявил:

– Партер, восьмой ряд, в самой середине.

Женщины в восторге захлопали в ладоши. Миссис Батчер сказала:

– Благодарю вас, мистер Веста. Я никак не могу поверить, что сегодня вечером увижу вживую Кэрол Чаннинг.

– Это я перед вами в неоплатном долгу, миссис Батчер, – любезно ответил мой отец. – То, что делает ваш сын для моего Винченцо, не имеет цены. И это лишь слабая попытка отблагодарить его.

– Мальчики помогают друг другу, не так ли? – спросил мистер Батчер.

– Совершенно верно, – подтвердила моя мать, поднимаясь из-за стола. – Нам очень повезло, что они подружились. Идемте, мне бы не хотелось, чтобы мы опоздали к началу.

Я спустился вместе с ними и вышел на улицу, где прямо напротив подъезда их ждал последний сюрприз, приготовленный моим отцом. Он заказал лимузин, чтобы ехать в театр. Миссис Батчер радостно ахнула и хлопнула себя ладонями по щекам. Мистер Батчер, кивнув, одобрительно улыбнулся. Провожая взглядом, как четверо счастливых людей занимают места в салоне лимузина, я отметил, что хотя мой отец старается изображать беззаботное веселье, его очень беспокоят события двух последних дней. От меня не укрылось, что за рулем лимузина в шоферской форме и при фуражке сидит Бо Барбера.

Помахав, я развернулся и направился за Мальчонкой.

Мальчонка Дельфина жил в довольно приличном доме на углу Тридцать пятой улицы и Десятой авеню. Его отец Лео Дельфина был в этом здании управляющим, поэтому квартира обходилась ему бесплатно. На самом деле Лео не делал абсолютно ничего. Это его жена Вита следила за тем, чтобы жильцы вели себя тихо, а владельцы здания были довольны. Ее работа сводилась к сбору квартплаты, замене перегоревших лампочек и приему бесчисленных жалоб относительно отсутствия горячей воды, сломанных перил и выбитых пробок.

Свой скудный заработок Лео добывал, выполняя мелкие поручения для банды Ланцы, а также время от времени подрабатывая сдельно в порту. И каждый день от рассвета до заката он мечтал о том, что его возьмут в мафию.

Мальчонка давно уже подозревал, что отец бьет мать, однако та упорно это отрицала – до тех пор, пока однажды Мальчонка не застал отца именно за этим занятием. С тех пор он не сказал Лео и десятка слов и прекратил с ним всяческие отношения. Лео отчаянно пытался изменить такое положение дел. Его сын уже успел сделать себе имя в боксе. Если он станет профессионалом, это будет означать большие деньги, и Лео очень хотелось занять место у кормушки.

Поднявшись на этаж, я позвонил в дверь и услышал крик Лео:

– Войдите!

Лео сидел на кухне вместе с Кармине, бывшим мафиози, который когда-то работал на Джонни Дикарло. Они пили на двоих бутылку «Четырех роз». Мать Мальчонки отправилась в кино вместе со своими подругами – когда Мальчонке предстоял поединок, Вите Дельфине приходилось подыскивать себе какое-нибудь занятие, чтобы не думать о том, что ее сыну, возможно, будет больно. У нее ничего не получалось, но она все равно так поступала.

Без особого воодушевления помахав рукой Лео и Кармине, я прошел в спальню к Мальчонке. Тот складывал в небольшую сумку боксерские перчатки, эластичные бинты, тапочки, трусы и прочие вещи, которые должны были понадобиться ему вечером. Его вид мне совсем не понравился. Вся правая половина лица горела, правый глаз налился кровью, а под ним, там, куда ткнул кулаком Недотрога Грилло, вздулся синяк. Остановившись в дверях, я стал ждать, пока Мальчонка соберется, наблюдая за сидящими на кухне Лео и Кармине. Кармине как раз напоминал Лео о том «дельце», о котором он уже говорил в «Таверне Барлоу»; судя по всему, обоим не было никакого дела до того, слушаем ли мы их.

– Работенка предстоит непыльная, – сказал Кармине. – Нам только придется смотаться в Хобокен, поменять на грузовике номера на те, что мы принесем с собой, и перегнать его сюда. И за все это сотня «зеленых».

– А что в грузовике? – спросил Лео.

– А тебе какое дело? Нам заплатят целую сотню!

– Когда?

– В любое время после полуночи.

– Ладно, но сперва мне нужно кое-что сделать. – Отпив солидный глоток «Четырех роз» прямо из горлышка, Лео сунул бутылку в задний карман и, протиснувшись мимо меня, вошел в спальню к сыну. Радостно хлопнув в ладоши, он воскликнул: – Я слышал, у тебя сегодня вечером бой.

Мальчонка даже не обернулся. Никак не отреагировав на появление Лео, он продолжал собирать вещи.

– Я тут подумал, – продолжал Лео, – быть может, стоит взглянуть, как ты дерешься.

Подойдя к комоду, Мальчонка достал свежую футболку и, даже не взглянув на Лео, бросил ее в сумку.

Нисколько не смутившись, Лео не унимался:

– Я хочу сказать, мы с тобой почти не говорим после… ну, ты понимаешь… того маленького недоразумения с матерью…

Не успел он договорить, как Мальчонка, рывком застегнув молнию, порывисто обернулся к отцу.

– То маленькое недоразумение, – прорычал он, – стоило ей двух зубов!

– Доминик, – примирительно заговорил Лео, – я был пьян. Пожалуйста… Это произошло случайно.

– Нет, сукин сын! Это была ошибка! – Мальчонка ткнул пальцем отцу в грудь. – Все кончено. Ты меня не знаешь, это тебе понятно, Лео?Все кончено!А если ты еще хоть пальцем тронешь мать – с тобой тоже будет все кончено.

Схватив сумку, Мальчонка отпихнул Лео и стремительно вышел из комнаты. Выходя следом за ним, я мысленно отметил, что еще никогда не видел Лео в такой ярости.

Глава 28

Когда мы с Мальчонкой пришли домой к Бенни, Сидни стоял на кофейном столике, сделанном из дубовой двери. Рыжий, Бенни, Порошок и Луи собрались вокруг него, рассевшись на диване и в старых креслах, а Прыгун сидел на полу и держал на коленях Энджи. Сидни стоял на столике потому, что Луи попросил его «выйти на сцену», откуда он потчевал всех очень живым и возбужденным рассказом о посещении «Аиды».

Отец сказал Сидни, что хоть они с Прыгуном и будут находиться за сценой, ему нужно одеться подобающим образом, поэтому Сидни был в ермолке и том черном костюме, в котором утром ходил в синагогу. В этом наряде он походил на маленького раввина. Прыгуну его отец также намекнул, что для похода в оперу самой подходящей одеждой будет костюм, поэтому он надел костюм из серой «акульей кожи» в мелкую полоску. Прыгун в этом наряде напоминал очень тощего зазывалу.

Сидни, захлебываясь от восторга, вещал:

– И после того, как охранник нас впустил – он обратился к Прыгуну по имени! – мы поздоровались с ним за руку, и он показал нам, куда садиться. – Остановившись, Сидни взглянул на Прыгуна, ища у него поддержки. Прыгун пришел ему на помощь, кивнув, словно родитель, который с гордостью наблюдает за тем, как его сын читает торжественное обращение на официальном мероприятии.

Сидни возбужденно продолжал:

– Это место находилось на так называемом балконе – узком парапете высоко над огромной сценой… Мы поднялись на самый верх – это, наверное, выше нашего дома… а когда устроились, прямо под нами был Египет! Древний Египет! Это было потрясающе! – И снова он обратился за поддержкой к Прыгуну: – Правда?

Кивнув с серьезным видом, Прыгун подтвердил:

– Потрясающе.

– И тут начал играть оркестр, и занавес поднялся вверх – прямо к нам! Началась увертюра… и в течение следующих четырех часов на сцене пели, плясали… вокруг нас поднимались и опускались огромные нарисованные декорации… зрители хлопали, вызывали певцов на бис… те выходили на сцену, и зрительный зал снова взрывался аплодисментами! – Сидни остановился, чтобы перевести дыхание, и заключил: – Это было грандиозно…

Мы наградили его громом рукоплесканий и заверили, что очень довольны тем, что ему понравился спектакль. Хлопнув Прыгуна по спине, я поблагодарил его за заботу о Сидни, а тот признался, что получил больше удовольствия, наблюдая за Сидни, чем от самой оперы.

Когда в комнате наконец наступила тишина, Сидни с признательностью и восхищением улыбнулся Прыгуну и сказал:

– Подумать только… возможно, настанет день, и Прыгун будет петь на этой сцене!

Прыгун сплел руки на затылке и с хищной усмешкой откинулся назад. Все остальные, широко раскрыв глаза, переглянулись. Одна только мысль о том, что такое возможно, внушала ужас. Позволив Прыгуну несколько мгновений попарить в облаках, я спросил:

– Ребята, вы готовы?

Сидни сказал:

– Спасибо за то, что берете меня с собой, ребята. Сначала опера – а теперь бокс. Я надолго запомню этот день.

Луи, возвышавшийся над ним на целую голову, взъерошил волосы и ответил голосом Малыша Цезаря в исполнении Эдварда Джи Робинсона:

– Для нас это большая честь, понимаешь… так что не говори больше об этом, понимаешь… а то я сделаю с тобой то, что ты сделал с Салли Бинбэгс… да-а…

Все рассмеялись.

Выйдя из дома, мы направились на восток по Тридцать седьмой улице. В нескольких кварталах находилась станция метро «Пенсильвания», и нам предстояло последовать совету Дюка Эллингтона и «сесть на маршрут А» [22]22
  Линия нью-йоркского метро, соединяющая районы Вашингтон-хейтс на севере Манхэттена и Фар-Рокуэй в Куинсе. Проходит через два крупнейших негритянских района мегаполиса – Гарлем и Бедфорд-Стайвесант.


[Закрыть]
– до Гарлема.

Мы добрались до зала «Денбос» к последнему раунду поединка боксеров первого тяжелого веса, который больше напоминал избиение. Зрители повскакивали со своих мест и орали, требуя крови, несмотря на то что кровь и так хлестала во все стороны. Оба начинающих боксера были неграми, как и большинство присутствующих в зале. Лицо более светлокожего из них превратилось в кровавое месиво.

У большинства боксеров не было менеджеров, и они не могли позволить себе собственных секундантов. Организаторы боев нанимали людей, которые обслуживали боксеров в перерывах между раундами. Однако организаторам требовалось зрелище, которое привлекло бы зрителей; здоровье участников поединков их нисколько не беспокоило.

Посторонний наблюдатель при виде происходящего на ринге поинтересовался бы, почему рефери не остановит поединок. Но рефери как раз прекрасно сознавал, что от него требуется: зрители пришли ради того, чтобы увидеть именно это, и, если у него не было желания лишиться своей работы, он не имел права обманывать их надежды.

Зал «Денбос» представлял собой заведение самого широкого профиля, которое можно было использовать как для проведения боксерских поединков и баскетбольных матчей, так и для устроения свадеб и юбилеев. Для таких зрелищных событий, как сегодняшние поединки, из каждой из четырех стен выкатывались специальные лавки с размеченными местами для зрителей, и получалось что-то вроде баскетбольного зала в небольшом университете. В заведении имелись кухня, душевые кабинки, общая раздевалка с запирающимися шкафчиками и несколько небольших отдельных раздевалок.

На последней минуте последнего раунда светлокожий боксер, упрямо не желавший отправляться в нокаут, дорого заплатил за это. Противник превратил его лицо в одну сплошную кровоточащую рану. Когда наконец ударил гонг, толпа с восторженным ревом повскакивала с мест, а проигравшему пришлось помогать добираться до его угла. Переглянувшись с Бенни, Мальчонка покачал головой, и они направились в раздевалку. Порошок, Луи, Прыгун и Рыжий втиснулись на свободные места на самом последнем ряду, а я направился следом за Мальчонкой и Бенни. Мальчонке нравилось, когда я перед поединком нахожусь вместе с ним в раздевалке, а поскольку сегодня Бенни впервые предстояло забинтовывать ему руки, я рассудил, что мне надо будет проверить все самому.

Мы протиснулись через коридор, забитый боксерами, их друзьями, родственниками и просто зеваками. Коридор был завален всяким хламом, и в нем стоял сильный запах пота. Вдоль обеих стен тянулись двери. На каждой двери висел на кнопке листок с фамилией. Листки, судя по всему, были вырваны из дешевой тетрадки в линейку. Отыскав листок с нацарапанной фамилией «Дельфина», мы открыли дверь.

Раздевалка представляла собой крохотное помещение размером десять на десять футов со стенами из некрашеных бетонных блоков, скрепленных металлической сеткой, которое освещалось единственной лампочкой без плафона, болтавшейся под потолком. Обстановка выглядела так, словно ей пришлось пережить высадку на Окинаву: два стула, стол с исцарапанной крышкой и шкафчик для одежды с видавшим виды махровым халатом. Пока Мальчонка переодевался, Бенни достал из сумки тапочки, перчатки и эластичный бинт. Обшарив сумку, он недоуменно посмотрел на Мальчонку.

– У тебя нет капель для глаз? – спросил он.

– Я собирался их захватить, но забыл.

– Как можно забыть такую нужную дрянь?

– Я поругался со своим стариком.

Я проследил за тем, как Бенни умело перебинтовал Мальчонке руки. Не было сомнений: он знал свое дело. Тем не менее его не покидало беспокойство.

– Слушай, приятель, тебе нужно полностью сосредоточиться на предстоящем поединке, – сказал он. – Говорят, этот малыш-пуэрториканец очень неплох. Если он вмажет тебе по этой здоровенной ссадине, кровь хлынет будто из разреза. Если он вмажет в заплывший глаз, глаз закроется. Если твои мозги будут шляться где-то далеко, пуэрториканец надерет тебе задницу.

Мальчонка понимал, что Бенни прав. Кивнув, он сделал глубокий вдох, соскочил со стола и натянул трусы. Из коридора донесся крик:

– Дельфина! Следующий Дельфина!

Похлопав Мальчонку по спине, я сказал:

– Держи левый кулак высоко.

Мы с ним ткнули кулак в кулак, и я вернулся в запруженный народом коридор.

Ребята устроились на последнем ряду переполненных скамеек, и я с трудом втиснулся между ними. Места были не лучшие, но зал был настолько крохотный, что видно было все равно отовсюду.

Поединок в первом тяжелом весе, доставивший зрителям такое наслаждение, завершился, и сейчас уже подходил к концу второй раунд поединка в наилегчайшем весе. Ни один из боксеров, резво прыгающих по всему рингу, так и не смог нанести противнику приличный удар, Не вызывало сомнений, что оба катаются на велосипеде из поговорки, [23]23
  Имеется в виду выражение «научиться кататься на велосипеде» – то есть приобрести какой-то навык, который сохранится до конца жизни.


[Закрыть]
но боксер в черных трусах, несомненно, крутил педали быстрее своего соперника. Толпа свистела и улюлюкала, и рефери уже устал натравливать противников друг на друга. Когда они в очередной раз вошли в клинч, рефери в отчаянии разнял их и встал между ними. Повернувшись лицом к боксеру в черных трусах, он принялся громко его отчитывать. Тот крутил головой, отрицая свою вину, и кивал на боксера в белых трусах. Он все еще тряс головой, когда соперник внезапно оглушил его ударом наотмашь правой. Застигнутый врасплох боксер в черных трусах буквально взлетел в воздух и рухнул на пол. Он отключился. Толпа взорвалась презрительными криками и смехом, но у рефери не было ни малейшего желания продолжать фарс и дальше. Он поднял руку боксера в белых трусах. Поединок завершился – следующим на ринг предстояло выйти Мальчонке.

Его объявили первым, и мы стали кричать, хлопать в ладоши и свистеть, выражая ему свою поддержку. Бенни пожал руку секунданту, обменялся с ним парой слов и занял место в углу.

Сидни, который, казалось, только сейчас заметил травмы Мальчонки, вдруг забеспокоился.

– У него ведь глаз заплыл, – пробормотал он, обращаясь ко мне. – И лицо…

– Знаю. Ему нужно будет разобраться с противником как можно быстрее.

– Почему он на это идет? – продолжал потрясенный Сидни. Ему еще не доводилось видеть ничего подобного, но у него хватило ума сообразить, что Мальчонка может оказаться в настоящей беде.

– Потому что Мальчонка согласился на этот бой, – объяснил я. – Теперь он уже никак не может отказаться.

Поджарого, накачанного пуэрториканца представили как Санчеса Сильвера. Его друзья и знакомые словно обезумели. На вид Санчес выглядел чуть помоложе Мальчонки, но над правой бровью у него уже красовался зловещий шрам. Снисходительно кивнув в ответ на приветственные крики, пуэрториканец затанцевал по рингу, демонстрируя владение ногами, достойное Нижинского. Одобрительно присвистнув, Бенни посмотрел на Мальчонку. Тот пожал плечами.

Рефери пригласил соперников выйти на середину ринга. Он дал им краткие наставления, и они разошлись по углам.

– Держи левую руку вверху и работай правой, – сказал Бенни. – И берегись его правой.

Мальчонка молча кивнул.

– Дождись своего момента, затем врежь ему что есть силы и молись.

Бенни вставил Мальчонке в рот капу. Ударил гонг.

Мальчонка пустился с места в карьер и обрушил на пуэрториканца стремительную связку ударов, проверяя, как тот на них среагирует. Сильвер, танцуя, легко ушел в сторону и тотчас же в свою очередь ответил связкой. Мальчонка поставил на пути ударов блок, и противники закружили по рингу.

Вскоре Мальчонка снова нанес ту же самую связку левой, правой и опять левой, на что Сильвер также ответил той же связкой, что и раньше. Последний удар правой пришелся вскользь по ссадине на подбородке Мальчонки, и та открылась. Увидев выступившую кровь, пуэрториканец ухватился за свой шанс. Под градом прямых ударов Мальчонка вынужден был попятиться назад, то и дело входя в клинч.

Толпа восторженно завопила, требуя новой крови. Мальчонка, отступив в самый угол, занял глухую оборону. Сильвер как сумасшедший прыгал вокруг него, неистово колотя в корпус, но ему так и не удалось больше попасть в лицо, хотя он и нанес не меньше сорока ударов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю