Текст книги "Лето мафии"

Автор книги: Э. Дюк Винсент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 39

И снова мой отец услышал обо мне в шестичасовом выпуске новостей. На этот раз он был у себя в кабинете вместе с Анджело и Бо Барберой. Отец сразу же позвонил матери, сказал, чтобы та брала с собой Батчер и спускалась к подъезду. Анджело связался с Леной и попросил ее обзвонить родных и вместе с Порошком ждать на улице перед домом. Десять минут спустя отец и Анджело забрали всех и помчались в клинику «Белльвю».

Луис и Луи Антонио, Прыгун и Энрико Камилли, Лена и Порошок, Мальчонка, а также Бенни приехали в больницу практически одновременно. Все рассудили, что Рыжий, должно быть, еще в пути. Прыгун был сам не свой, и его отец находился в таком же состоянии. Сбылись все его опасения. В комнате ожидания царило настоящее столпотворение; поскольку мы с Сидни также были жертвами вчерашнего взрыва бомбы, полиция нагрянула в полном составе.

Вышедший врач сообщил предварительные результаты: у меня выбито несколько зубов, онемела левая рука и разорвана щека, там, где ее пробил зуб. Кроме того, у меня на затылке вскочила огромная шишка, а зрение затуманено, так что не исключено сотрясение мозга.

Состояние Сидни было гораздо более тяжелым. Он потерял много крови и находился в коме. Для того чтобы зашить рану на голове, пришлось наложить сорок семь швов; от удара цепью треснули кости черепа. Врачей беспокоило возможное повреждение головного мозга. Состояние Сидни было оценено как критическое, и в настоящий момент посетители к нему не допускались.

Услышав эту страшную новость, Сара Батчер рухнула в кресло и принялась раскачиваться взад и вперед. Мистер Батчер, Лена и моя мать как могли старались ее успокоить, но тщетно.

В помещение вошел врач-индус с табличкой «Сингх» на халате. Он спросил у моего отца, здесь ли Батчер. Отец указал на группу вокруг Сары. Врач подошел к ним и очень вежливо отвел мистера Батчера, Мики и Лену в сторону. Опустившись перед Сарой на колени, он взял ее руку.

– Я очень сожалею, миссис Батчер, – произнес он с певучим индийским акцентом. – Мы делаем все возможное.

– Два раза, – всхлипывая, простонала та. – Два раза за два дня… почему? Объясните же… почему?

– Это страшная трагедия, – ответил доктор Сингх.

– Вчера у него была одна только аллергия…

Он потрепал миссис Батчер по руке.

– Знаю.

– Одна только аллергия… А сейчас… почему? – Слезы хлынули с новой силой.

– Сара, пожалуйста, возьми себя в руки, – вмешался мистер Батчер. – Доктор Сингх, у вас есть какое-нибудь успокоительное?

– Разумеется. Я сейчас пришлю медсестру. И еще, миссис Батчер… сегодняшнюю ночь я проведу в палате Сидни. – Еще раз потрепав ее по руке, он направился к выходу.

Снова закрыв лицо руками, Сара принялась раскачиваться из стороны в сторону.

В дверях мой отец остановил доктора Сингха.

– Доктор Сингх, второй мальчик – мой сын. Скажите правду, как он?

– А, вы мистер Веста, – сказал доктор Сингх. – Выбитые зубы и разорванная щека – тут ничего серьезного. Онемение левой руки, скорее всего, является следствием повреждения нервных окончаний. А пелена перед глазами – это сотрясение мозга. Сегодня ночью ваш сын будет находиться под постоянным наблюдением. Если к утру рука пройдет и со зрением все будет в порядке, завтра мы его выпишем.

– Мне бы хотелось увидеться с ним, – сказал отец.

Доктор Сингх с сожалением покачал головой:

– Да, но полиция… она предупредила, что хочет допросить вашего сына до того, как он с кем-либо переговорит.

– Полицию интересует нападение, – резонно возразил мой отец. – А меня интересует мой сын.

Доктор Сингх улыбнулся.

– Я успел очень полюбить друга вашего сына.

– Сидней и Винченцо тоже успели полюбить друг друга, – сказал отец.

Доктор Сингх кивнул.

– Быть может, если вы пойдете в туалет, но заблудитесь… и откроете следующую дверь… – Он указал на табличку «Выход». – Поднимитесь по лестнице на третий этаж. Палата триста шестнадцать. Слева по коридору. Всего хорошего, мистер Веста.

Врач ушел, и мой отец подал знак Анджело. Тот приблизился, и отец отвел его в сторону.

– Винченцо на третьем этаже. Триста шестнадцатая палата. Поставь рядом с ним нашего человека. Договорись с администрацией клиники. Заплати столько, сколько будет нужно. Затем свяжись с Барберой и близнецами. Пусть возьмут людей и разойдутся по городу. Порасспрашивают. Кто отдал приказ?

– Несомненно, это опять Драго, так?

– Подтверди это. Если так, он переступил черту. И когда мы, в свою очередь, тоже ее переступим, я хочу, чтобы за ней мы нашли Петроне и Дженовезе. Анджело, добудь доказательства.

Отец направился к туалету. Пройдя мимо, он открыл дверь с табличкой «Выход».

Проводив его взглядом, Луис Антонио отвел сына в сторону. Он был в смокинге. Сегодня вечером в «Копакабане» должен был состояться званый вечер, и Луис готовился отправиться в клуб, когда ему позвонила Лена.

– Луи, – начал он, – я стараюсь никогда не вмешиваться в твою жизнь… но сначала бомба, а теперь вот это. Вы ввязались в недетские игры.

Кивнув, Луи сказал:

– Знаю, папа.

– Ты уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, и я понимаю, что ты любишь Винни так же, как я люблю Джино, – но задумайся, куда это все может привести! Ты должен поговорить со своим другом.

Луи посмотрел на своего отца. Возвышаясь над ним на целую голову, он вынужден был смотреть сверху вниз. У него мелькнула мысль, как мужчина пяти футов трех дюймов роста мог породить великана-сына, в котором шесть футов три дюйма. Объяснить это не мог никто, и в первую очередь сам Луи, но одно он знал твердо: он любит этого коротышку. Говорят, его отец похож на кинозвезду. Луи нередко гадал, каково быть сыном кинозвезды, однако своего отца он не променял бы на самого Кларка Гейбла.

Луи положил руку отцу на плечо.

– Я обязательно поговорю с Винни, папа. Обещаю.

Кивнув, Луис сказал:

– Спасибо, Луи. Ты отличный парень.

Луи понимал, что его отец прав. Мы ввязались в недетские игры, события развивались по нарастающей, и рано или поздно это должно было окончиться чьей-либо смертью.

Через час после того, как меня поместили в палату, действие новокаина закончилось, и на левой стороне моего лица словно разгорелся пожар. Перед глазами у меня по-прежнему все расплывалось, но я все же увидел, что дверь открылась и вошел высокий человек. Различить лицо я не смог и узнал его только тогда, когда он заговорил.

– Здравствуй, Винченцо.

– Папа? – Мой голос прозвучал так, словно я говорил через марлевую повязку.

– Выглядишь ты не очень.

– Я и чувствую себя не очень, – согласился я.

Пододвинув стул к изголовью кровати, отец снял шляпу и сел, закинув ногу на ногу.

– Прочти молитву. Могло быть и хуже.

– Что с Сидни?

– Ему не так повезло.

– А точнее?

– Он в коме.

– Ублюдки!..

– Кто это был, Винченцо?

– Колуччи – вместе с братьями Руссомано и Станковичем.

– Этот Колуччи настроен очень решительно.

– Да.

– И на этот раз все произошло средь бела дня. Колуччи хотел, чтобы ты его узнал. – Отец устремил взгляд вдаль. – Ты должен был быть очень внимательным. Как этим мерзавцам удалось застать тебя врасплох?

– Я сам во всем виноват. У меня голова была занята книгами. А Колуччи со своими дружками нас подкараулил. – Я покачал головой. – Сидни здорово досталось. Не надо было нам идти в библиотеку.

– Не вини себя. Если бы не там, это произошло бы где-нибудь в другом месте. Если бы не тогда, то позже.

– Господи… как это восприняли Батчер? – спросил я.

– Ты сейчас отдыхай, поправляйся. Остальным займусь я сам. – Достав из кармана пиджака револьвер 32-го калибра с коротким дулом, отец сунул его мне под подушку. – Маленький, но на близком расстоянии работает неплохо. Это на тот случай, если кто-нибудь еще будет «настроен очень решительно». И еще, здесь будет дежурить наш человек. Скорее всего, в соседней палате. – Смахнув волосы с моего лица, он поцеловал меня в здоровую щеку. – Ciao, bambino. [35]35
  Пока, малыш (итал.).


[Закрыть]

Встав, отец направился к двери, но я его остановил:

– Пап, оставь Колуччи мне.

– Capisco.

Когда отец выходил из палаты, он уже был не таким размытым; похоже, зрение возвращалось ко мне. Последние мои мысли перед тем, как я заснул, были о Нике Колуччи, братьях Руссомано и Станковиче. Я думал о том, какони заплатят – и никаких «если».

Чуть за полночь я проснулся от тихого шелеста. Открыв глаза, я увидел приближающуюся ко мне тень. Сунув руку под подушку, я нащупал револьвер и начал было его доставать, но тут почувствовал запах духов «Шанель № 5». Я застыл. Или это мне снилось, или у меня начались галлюцинации. Мне на плечо опустилась нежная рука.

– Винни… – Едва слышный шепот.

– Терри? Откуда…

– Я услышала о случившемся по радио.

– Но ведь ты должна была…

– Мои родители уехали в отпуск в Майами. Они возвращаются в Джорджию только завтра. Мне хотелось повидаться с ними перед тем, как уехать в Калифорнию.

– О, – сказал я, не в силах скрыть разочарование. – Я получил твою записку.

– Извини, Винни. Я решила, так будет лучше. Я так больше не могла.

– Я все понимаю.

– Если тебе так будет легче, знай, что эти два дня мне было очень плохо.

– Да, и мне тоже пришлось несладко. Но как ты сюда попала?

– А я надела белый халат и сошла за медсестру. – Терри зажгла ночник.

С трудом сосредоточив взгляд, я увидел склонившуюся над кроватью современную Флоренс Найтингейл. [36]36
  Найтингейл Флоренс – английская медсестра, основательница профессии ухода за ранеными.


[Закрыть]В белом халате Терри смотрелась потрясающе. Впервые за последние семь часов я видел отчетливо, и мне стало лучше.

– Господи, – пробормотал я, – ты выглядишь фантастически!

Терри прыснула.

– Я же тебе говорила, что в свое время играла на сцене. Халат я достала в магазине театральных костюмов. Когда в полночь менялись смены, я вошла в клинику с наглым видом, и никто не задал мне ни одного вопроса. Вот только когда я взялась за ручку двери твоей палаты, мне в спину воткнул пистолет человек, поставленный твоим отцом.

– Проклятие! И он…

– Все решилось очень легко. Как только я обернулась, он сразу же меня узнал, так как неоднократно видел в клубе. Мне удалось уговорить его пропустить к тебе. Он в соседней палате.

– Раз у тебя так хорошо получается, ты не должна была бросать сцену.

– Да. – Терри потрогала мою забинтованную щеку. – Мерзавцы испортили твое очаровательное лицо.

– Это будет как шрам от дуэли. Я стану неотразимым.

– Да ты и так неотразим.

Я пожал плечами.

– Значит, теперь я стану еще больше неотразимым.

Мы рассмеялись, и Терри присела на кровать и взяла меня за руку.

– Ну что мне с тобой делать, крутой парень?

– Ты могла бы начать с простого «здравствуй», произнесенного чуть более дружелюбным тоном.

Губы Терри растянулись в знойной улыбке, и она, нагнувшись, скользнула по моим губам легким поцелуем. Я обвил ее руками за шею, укладывая на себя. Терри попыталась было сопротивляться, но я ее удержал.

– Когда заступает следующая смена? – спросил я.

– В восемь утра.

– По-моему, тебе будет гораздо безопаснее уходить как раз в это время.

– Винни…

– Мало ли что может случиться. Вдруг тебя поймают – а это весьма серьезное преступление: выдавать себя за Флоренс Найтингейл.

– Никто меня не пойма…

– За это могут даже отправить за решетку.

– Винни, я не могу остаться.

– Идти ты тоже не можешь.

– Ты сейчас в таком состоянии…

– Помнишь миллионера Говарда Хьюза?

– А он тут при чем?

– Он разбился на своем самолете в Беверли-Хиллз. Я об этом читал. Упал в бассейн в чьем-то дворе. Разве ты не читала?

– Нет, – ответила Терри.

– Хьюзу здорово досталось. Его положили в больницу. И никаких посетителей – все как со мной.

– Но…

– Но Кэтрин Хепберн проникла в больницу.

– Выдав себя за медсестру?

– Как знать? Так или иначе, она проникла в больницу… а Хьюз проник в нее.

– Ты это серьезно?

– Я гладиатор. «Живи сегодняшним днем – завтра ты можешь умереть».

– Ты сумасшедший, ты это знаешь?

– С ума меня сводишь ты. И ты этознаешь.

Терри кивнула.

– Знаю.

Протянув руку, она погасила ночник. В темноте зашуршала материя – Терри скинула халат. Через мгновение она скользнула ко мне в кровать и дала мне самое эффективное болеутоляющее.

Глава 40

Вторник, 29 августа

Бенни, Мальчонка, Луи и Порошок вместе с горсткой завсегдатаев ждали, когда в десять утра откроется «Ирландский паб» О’Мары. Жара не спадала, и как только Колин открыл дверь, четверка поспешила следом за завсегдатаями в прохладу кондиционеров, жадно вдыхая освежающий холодный воздух.

Не обращая внимания на незнакомцев, завсегдатаи расселись вдоль стойки, аппетитно причмокивая в ожидании живительной влаги. Бенни, Мальчонка, Луи и Порошок прошли к дальнему концу стойки и уселись, положив на нее руки, словно четыре прилежных ученика приходской школы. Бросив на них свирепый взгляд, Колин сердито прошел за стойку и принялся расставлять кувшины с пивом. Как только все завсегдатаи были обслужены, он прошел к дальнему концу стойки и скорчил недовольную гримасу.

– Вам здесь не рады, – процедил он, постаравшись как мог наполнить свой голос презрением.

– Какая жалость, – примирительным тоном произнес Мальчонка, – ибо мы пришли к вам как друзья.

– Убирайтесь отсюда! – рявкнул Колин.

Уронив подбородок на грудь, Мальчонка вздохнул. Говорить с этим ирландским ублюдком на языке разума бесполезно.

Порошок решил испробовать другой подход.

– Послушайте, мистер О’Мара, мы просто зашли, чтобы проведать Рыжего.

– Ты что, слепой? Его здесь нет.

– А у себя наверху?

Колин не собирался говорить что бы то ни было и уж тем более открывать, что ему известно о том, что Рыжего забрали его свояки.

– Я не видел его с тех пор, как он провел день в кутузке – благодаря вашей братии.

– Он вчера вечером не возвращался домой?

– Он частенько не возвращается домой. И вы должны это знать, поскольку шляется он с вами!

– Вчера вечером Рыжего не было с нами, и сегодня утром он не пришел к Бенни, – настаивал Порошок.

Перегнувшись через стойку, Колин выставил вперед нижнюю челюсть.

– Попробуйте посадить его на цепь!

– Значит, вы о нем ничего не знаете? – спросил Порошок.

– Послушай, ты, жирная итальянская свинья, я тебе понятным языком сказал, что вас здесь не ждут. Даже если бы мне было что-то известно, я бы все равно вам ничего не сказал. Да я даже не помочусь на тебя, если ты будешь объят пламенем! А теперь убирайтесь отсюда!

Вспыхнув, Порошок непроизвольно подался вперед. Бенни и Мальчонка схватили его за руки.

– Успокойся, Порошок, – сказал Бенни. – Он этого не стоит.

Бенни и Мальчонка вытолкали Порошка за дверь. Луи, одернув брюки, качнулся на каблуках вперед и ткнул пальцем в Колина. В одно мгновение он преобразился в Джимми Кэгни.

– Ннн… т-ты… ты пожалеешь о том… что так себя вел… что наговорил столько гадостей этому толстому итальяшке… ннн… грязная крыса.

Схватив кружку с пивом, Колин швырнул ее в Луи. Тот увернулся, и кружка разбила окно.

– Точная подача, – бросил Луи и выскочил следом за друзьями.

Завсегдатаи, застыв в благоговейном ужасе, словно завороженные смотрели на то, как последние острые осколки, отрываясь от рамы, падают на пол и разбиваются вдребезги. Последствия случившегося они ощутили в полной мере только тогда, когда на них тяжелым молотом обрушился первый порыв горячего воздуха, ворвавшегося в выбитое окно.

Дэнни и Роберт Коллинз со вчерашнего вечера допрашивали Рыжего в восемнадцатом участке. Они были измучены не меньше его, но им так и не удалось ничего узнать. Рыжего не сломили чередование «доброго» и «злого» полицейских, отсутствие еды, отсутствие воды, одиночная камера и постоянные тычки и затрещины, которыми его награждал Дэнни.

В утренних газетах было напечатано описание громил, составленное со слов монахинь, и братья Коллинз не сомневались, что Рыжий должен понять, о ком идет речь. Они предположили, что, если он узнает про нападение и поймет, кто за ним стоит, это его встряхнет. По крайней мере попробовать стоило.

Братья снова притащили Рыжего в комнату допросов. Роберт толчком усадил племянника на стул, а они с братом сели на письменный стол. Дэнни держал в руке сложенную газету.

– Твой дружок попал в больницу, – начал он.

Рыжий лишь молча посмотрел на своего дядю. Его лицо заплыло от синяков и было покрыто ссадинами, глаза налились кровью.

– Вчера ему и его приятелю-еврейчику здорово досталось у выхода из библиотеки, – добавил Роберт.

– Говорят, мальчишка-еврей в критическом состоянии, – продолжал Дэнни.

Рыжий переводил взгляд с одного дяди на другого, словно тикала стрелка метронома.

– Ты нам не веришь? Вот… – Дэнни швырнул на стол раскрытую газету.

Пробежав ее взглядом, Рыжий нашел заметку, посвященную нападению. По описанию он сразу же узнал бородатого русского великана. Станкович… один из приятелей Ника Колуччи.

– Полагаю, это те же самые подонки, которые пытались вас взорвать, – снова заговорил Дэнни.

Рыжий с равнодушным лицом отодвинул газету. Братья склонились к нему. Превратившись в дополнения друг друга, они открыли беглый огонь быстрых вопросов. Начал Роберт:

– Нам нужно только, чтобы ты ткнул пальцем в молодого Весту.

– Нас даже не интересует остальная банда. Один только Веста!

– В этом деле замешаны многие очень опасные люди!

– Ты снюхался с шайкой подонков, а вашему предводителю прислали черную метку!

– Он уже человек конченый! Ты хочешь отправиться на тот свет вместе с ним?

– Я знаю, что ты терпеть не можешь своего отца, но подумай о матери!

– Она нам родная сестра. А что, если этим говнюкам вздумается бросить бомбу в пивную?

– Я тебе обещаю: отдай нам Весту, и больше не будет никаких бомб и нападений!

– А ты уже через двадцать минут выйдешь отсюда свободным человеком!

– Никаких обвинений, парень!

– Чистый, как младенец.

– Нам нужен один только Веста!

Наконец, учащенно дыша, братья умолкли, отступая от Рыжего. Отдышавшись первым, Дэнни снова склонился вперед. Роберт по-прежнему пыхтел как паровоз.

– Итак, что скажешь? – спросил Дэнни.

– Мне нужно сходить в сортир, – ответил Рыжий.

Дэнни не сдержался. Он со всей силы ударил Рыжего наотмашь по лицу, и тот, опрокинув стул, растянулся на полу.

В одиннадцать часов утра в больницу приехали следователи Сассо и Бернс из Центрального южного управления. Они потратили почти целый час, расспрашивая меня о нападении у входа в библиотеку. Второй раз в течение суток я не выдал полицейским абсолютно ничего. Я настаивал на том, что не имею понятия, кто на меня напал, и уж совсем не могу себе представить, почемукому бы то ни было вздумалось на меня нападать. Следователи понимали, что это полная чушь, поскольку в больнице им сообщили, что в соседней палате разместился вооруженный охранник. Его звали Гэс Челло, и он работал на Анджело Мазерелли, который, как было известно полиции, связан с профсоюзным рэкетом. Несомненно, следователям также было известно, что я сын Джино Весты, однако почему-то имя моего отца не упоминалось ни разу. Полицейские попытались задать вопросы и Гэсу, но это тоже ничего им не дало. У человека Анджело имелось разрешение на ношение оружия, а за пребывание в палате он заплатил. Тупик.

Сассо и Бернс спросили у меня, не кажется ли чертовски странным, что человек, не имеющий врагов, на протяжении двадцати четырех часов чуть не погиб при взрыве бомбы и был жестоко избит. Я ответил, что не кажется… в конце концов, это же Нью-Йорк. Следователям это не понравилось. В свою очередь, я спросил, не кажется ли им, что происшедшее – дело рук банды антисемитов. Ведь Сидни Батчер – еврей, и он пострадал в обоих случаях. Если бы дело происходило в комнате для допросов, за подобное предположение меня огрели бы резиновой дубинкой.

Братья Коллинз уже предупредили Cacco и Бернса, что Рыжий О’Мара так ничего им и не сказал, поэтому утро оказалось потрачено впустую. Следователи ушли, пообещав, что рано или поздно прибьют меня гвоздями к стене за яйца, рядом с остальными членами банды.

Луи ждал в коридоре, и, как только полицейские уехали, он вошел в палату и рассказал о разговоре со своим отцом. Я ответил, что ценю его заботу, однако дело не будет закончено до тех пор, пока мы не сквитаемся с Ником Колуччи. Луи сказал, что все понимает и останется со мной до конца, однако я сознавал, что движет им не убеждение, а дружба.

Следующим пришел Прыгун и сказал, что егоотец решительно топнул ногой и заявил, что не желает, чтобы его сын продолжал иметь с нами какие бы то ни было дела. Если честно, я даже испытал некоторое облегчение. Если кому-нибудь и суждено пострадать, скорее всего, этим человеком окажется Прыгун, который был совсем не создан для такой жизни. Одно дело, когда он болтался с нами, принимая участие в самых простых операциях; но я понимал, что ему не справиться с тем, что неумолимо надвигалось на нас. Я сказал Прыгуну, что прекрасно его понимаю, освободил от обязанностей члена банды и заверил, что мы по-прежнему остаемся друзьями. Прыгун был настолько переполнен чувствами, что ему потребовалась чуть ли не минута, чтобы выдавить «с-с-спасибо».

В полдень пришли Мальчонка, Бенни и Порошок, принеся с собой дюжину вафельных трубочек с начинкой, которые они купили по пути в кондитерской Феррари. Столпившись у кровати, они стали спрашивать, как я себя чувствую. Я ответил, что за ночь онемение левой руки прошло и зрение тоже стало нормальным. Я не стал объяснять, что именно, на мой взгляд, сыграло роль чудодейственного лекарства. Но я сказал своим друзьям, что после завтрака меня осмотрел доктор Сингх, который заверил, что, если к четырем часам дня я буду по-прежнему чувствовать себя хорошо, он отпустит меня домой. Лед, который мне постоянно прикладывали к лицу, помог в значительной степени справиться с опухолью, и доктор Сингх снял повязки, закрывавшие швы на щеке. Друзья заметили десять маленьких узелков над челюстью, где выбитый зуб порвал мне щеку, но в общем и целом они пришли к заключению, что я выгляжу совсем неплохо.

Открыв коробку с вафельными трубочками, Порошок протянул одну мне.

– Твои любимые, – сказал он, угощая остальных. – С нугой и цукатами. – Выбрав и себе, Порошок с блаженным лицом раскусил ее пополам.

Увидев у меня на кровати газету, Бенни нагнулся, удивленно разглядывая ее. Газета была развернута на частично разгаданном кроссворде.

– С каких это пор ты увлекаешься кроссвордами?

– Эту любовь привил мне Сидни.

– Ты с ним виделся? – спросил Мальчонка.

Я покачал головой.

– Пока что нет. Он все еще в коме.

– Господи Иисусе, – пробормотал Луи.

– Твой отец сказал нам, что это снова был Колуччи, – заметил Мальчонка.

– Да, вместе с братьями Руссомано и Станковичем, – подтвердил я. – Нам нужно их разыскать.

– Мы уже этим занимаемся. Как и твой старик.

– Хорошо, – сказал я и только тут спохватился: – А где Рыжий?

Все четверо, побывавшие утром в пивной, переглянулись.

– Весьма вероятно, новости могут оказаться плохими, – наконец сказал Мальчонка.

– То есть?

Мальчонка развел руками.

– Рыжий исчез. Он не был здесь вчера вечером, не появился у Бенни сегодня утром, а его старик утверждает, что не видел его с воскресенья.

– Проклятье, – выругался я.

– Просто так Рыжий не исчез бы, – заметил Бенни. – Это не в его духе.

– После того как вел себя утром его папаша, я нисколько не удивлюсь, узнав, что он его запер, – сказал Луи.

– Ты хочешь сказать, как в тюрьме? – уточнил Порошок. Запихнув в рот вторую трубочку, он облизал пальцы.

– Возможно, – задумчиво произнес я. – У него дядья фараоны.

Ребята снова переглянулись, обдумывая мои слова.

– Ты полагаешь, Рыжего запихнули в кутузку? – спросил Мальчонка.

– В х-хоре вместе с моим отцом поет одна певица-с-сопрано, – высказал предположение Прыгун. – У нее муж – полицейский из Ц-центрального южного управления. Быть может, мне у-удастся что-нибудь узнать.

– Ого, Прыгун! – удивился Мальчонка. – А я думал, ты решил выйти из игры. И вдруг ты собираешься заделаться шпионом?

– Я просто п-пытаюсь помочь, – наивно улыбнулся Прыгун.

– Спасибо, – поблагодарил я, – но у моего отца знакомых фараонов больше, чем у твоей сопрано; ну а у Костелло их кормится больше, чем имеется в распоряжении комиссара полиции. Вдвоем они что-нибудь обязательно выяснят.

– Эй, – вдруг оживился Бенни, указывая пальцем, – откуда у тебя на подушке следы помады?

Вытянув шеи, ребята увидели красное пятно и посмотрели на меня, удивленно поднимая брови. Я понял, что придется выкладывать все начистоту.

– Терри вернулась.

– Ты шутишь, – сказал Мальчонка.

– Она была здесь? – недоверчиво спросил Порошок. – Прямо в палате?

– Она пришла вчера, около полуночи. И ушла утром, в восемь часов, когда менялась ночная смена.

Присвистнув, Бенни махнул в мою сторону рукой и воскликнул:

– Господа… вот это мужчина!

– И что было дальше? – спросил Луи.

– Все как обычно – сандвичи с огурцами и чтение стихов, – уклончиво ответил я.

Ребята оставались у меня до тех пор, пока их не выставила за дверь сиделка, которая прикатила поднос с обедом. Выходя из палаты, Порошок, не замедлив шаг, смахнул с тарелки банан. Это неуловимое, гладкое, как шелк, движение вызвало бы восхищение самого великого Гудини.