Текст книги "«Голубые Орхидеи»"
Автор книги: Джулия Фэнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
ГЛАВА 19
Лимузин Валентины довез ее до двери Ленардов.
– Это потрясающе, что вы смогли приехать, Валентина, в свой единственный выходной, – приветствовала ее Синтия Ленард, сногсшибательно выглядевшая в платье с открытым плечом. Тщательно наложенная косметика скрывала все признаки истощения или болезни. На ней было изумительное ожерелье из золота и бриллиантов.
– Так мило с вашей стороны, что вы пригласили меня, – ответила Валентина, нервно улыбаясь.
Они постояли несколько минут, ведя обычную незначительную беседу, затем Синтия сказала:
– Я должна пойти проверить, как проходят последние приготовления. Кит велел мне сделать передышку, он такой внимательный, но я хочу за всем проследить сама, так что с вашего позволения… Пройдите в левую дверь, она ведет в сад.
Выйдя в выложенный кирпичом внутренний дворик, Валентина задохнулась от восхищения.
Вечер очень походил на отрывок из фильма о британском королевском Эскоте. Почти на всех женщинах были сказочные шляпы, а мужчины – в разнообразных наимоднейших пиджаках светлых летних тонов. Под большим тентом в белую и зеленую полоску, увешанным флажками, волнующимися на летнем ветерке, стояли длинные столы с закусками. Повсюду – яркие цветы, не только на великолепных клумбах, но в огромных кадках и декоративных кашпо. За оградой поблескивал бирюзой бассейн олимпийского размера и виднелись купальные кабины.
– Валентина… Вэл, – Кит оставил группу гостей и подошел встретить ее, улыбка смягчила его грубоватое цветущее лицо. Одет он был в бледно-кремовый блейзер, темно-синие широкие брюки, голубую сорочку с белым галстуком. Темные волосы блестели на солнце.
– Привет! – воскликнула она. – Здесь восхитительно!
– Правда? Этот сад – радость и гордость Синтии. В этом году она установила здесь солнечные часы.
Они смотрели друг на друга, чувствуя себя загнанными в ловушку банальности и болезненно ощущая присутствие вокруг чужих людей.
– Ты очень красивая, – добавил Кит вполголоса.
Валентина покраснела. Она выбрала серо-голубое декольтированное платье из набивной ткани с глубоким вырезом от Миссони, с облегающим корсажем, подчеркивающим полноту ее груди. Платье дополнял короткий жакет с рисунком. Она уложила свои великолепные волосы в тяжелый узел, а в ушах были длинные, свободно свисающие старинные серьги с бриллиантами канареечного цвета.
– Принести тебе что-нибудь?
– Белого вина, пожалуйста.
Когда он отошел за вином, она огляделась вокруг, чувствуя себя не в своей тарелке. Многие из гостей были состоятельными соседями Ленардов или приятельницами, с которыми обедала Синтия. Здесь присутствовал кое-кто из исполнителей «Балалайки», продюсеры, режиссеры и банкиры с Уоллстрит. Она мельком увидела Томми Тьюна, стоявшего у бара. Только что прибыла Кэтлин Тернер – она работала с Китом над его ранними постановками.
Валентина решила, что останется ненадолго. Она поздоровается со всеми, споет четыре обещанные песни и уедет.
Кит вернулся с вином в сопровождении жены.
– Белое вино, – пробормотал он, протягивая Валентине рифленый бокал.
Синтия сияла лучезарной очаровательной улыбкой.
– Кити любит вечера, которые я устраиваю, – проворковала она, касаясь пальцами ожерелья. Его широкие золотые «листья» были покрыты бриллиантами, а в центре находилась огромная сверкающая гроздь бриллиантовых цветов. Такого рода ожерелья мужчины дарят обожаемым женам.
Валентина заставила себя кивать и улыбаться, когда Синтия принялась рассказывать о своем новом японском садовнике, недавно приехавшем в Коннектикут из Лос-Анджелеса. Значит, вот для чего все это, размышляла она. Синтия бросила ей в лицо, что онажена, со всеми вытекающими отсюда привилегиями.
Когда один из самых знаменитых композиторов, пишущих музыку для театра, присоединился к их разговору, Валентина ускользнула к столу с закусками.
– О, вы мне так понравились в «Балалайке»! – одна из соседок Синтии загнала Валентину в угол своими неумеренными восторгами. Поддерживая вынужденный разговор, девушка заметила, что Кит и Синтия направились к дому. Рука Кита обнимала талию жены.
Долли Ратлидж поспешно подошла к Валентине:
– Вэл, если вы не возражаете, я наметила ваше выступление минут через двадцать. Уже проверяют микрофон и звуковое оборудование.
– Хорошо, – с облегчением согласилась Валентина. Все, чего она хотела, – это поскорей спеть и уехать. – Но мне необходимо освежить косметику.
– Тогда туда, – показала Долли, – мы выделили для вас прелестную дамскую комнату, сразу же за дверью, ведущей в садик с зеленью.
Валентина прошла по прекрасной, выложенной кирпичом садовой дорожке.
Войдя в комнату для завтраков, стены которой были оклеены обоями, выполненными по эскизам Лоры Эшли, она увидела огромную кухню и всего лишь в нескольких футах в дверном проеме стояли Кит и Синтия. Бледная рука Синтии обвилась вокруг талии мужа, она прижалась головой к его плечу.
– Кити, – жаловалась она своим негромким мелодичным голосом, – милый, я так устала. Эти вечера совершенно выматывают меня.
– Ты слишком много работала, – нежно прошептал Кит.
– Знаю… Я делала это для тебя… Может, ты отнесешь меня наверх и помассируешь плечи? Мне просто свело шею.
Растерявшаяся Валентина готова была повернуться и уйти, когда увидела, как руки Кита скользнули по спине жены и принялись делать массаж.
– Здесь? – шепотом спросил он.
– М-м-м. Немного ниже. Продолжай растирать. О, Кити, так хорошо. Кити, я знаю, мы уже давно не были… ну, ты знаешь, что я имею в виду. Но я надела это платье сегодня специально для тебя. Оно тебе нравится?
– Просто великолепно.
– И еще я хочу кое-что сказать тебе.
– Что же, милая?
– О… это может подождать.
Валентина чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Как они казались близки! Какая внутренняя связь между ними существовала! Пара, которая состояла в браке уже многие годы, и каждый знал мысли и настроения другого. Да, конечно, так оно и было.
Как будто зная, что за ними наблюдают, Синтия выгнулась дугой под ласкающей рукой Кита, как кошка, которую почесывают, и прошептала:
– Ты любишь меня, Кити? Любишь?
– Я лю… – начал Кит, но Валентина не могла больше слушать, она повернулась и, как слепая, бросилась прочь.
Валентина была в ярости, возвращаясь назад в город, почти не видела проносящегося мимо окон пейзажа – чистеньких деревень Новой Англии, постепенно сменяющихся мрачными кирпичными зданиями. Она едва смогла исполнить свое попурри и отказалась выступить на «бис», несмотря на восторженные вызовы.
Она не могла поверить, что оказалась такой дурой, согласившись посетить Синтию на ее территории. Синтия прекрасно знала, что делает. Она хотела, чтобы Валентина увидела ее прекрасный дом, ту изнеженную жизнь, которую позволял ей вести Кит, великолепное бриллиантовое ожерелье, полные любви супружеские прикосновения и шепот «я люблю тебя».
Синтия была все еще красива и умна, и она сражалась, чтобы удержать своего мужчину. Разве можно ее осуждать за это? Кит ее муж, по крайней мере, юридически. Валентину охватило отчаяние.
Вернувшись в квартиру, она наконец дала волю слезам, которые вот уже два часа как стояли в ее глазах.
Она должна поговорить с Китом и решить все так или иначе. Другого выхода она не видела.
Громкий звонок двусторонней связи разбудил ее на следующее утро. Казалось, он отдавался эхом в длинном темном туннеле. Она проплакала почти всю ночь и только под утро погрузилась в изнуряющий сон.
Валентина, борясь с дремотой, покосилась на луч света, проникший между занавесок.
– Иисус Христос, кто может прийти в такой час? – пробормотала она, взглянув на электронные часы. – Двенадцать.
Она встала, по-кошачьи потянулась и, обнаженная, побрела в прихожую, где нажала на кнопку связи. – Да.
– Мисс Ледерер, – раздался голос охранника. – К вам посетитель, мистер Ленард. Пропустить его?
Кит. Сердце ее упало. Она облизала пересохшие губы.
– Я… хорошо. Попросите его подождать десять минут.
Как одержимая, она бросилась в ванную, почистила зубы, немного припудрилась, быстро подвела глаза лиловым карандашом, на губы нанесла блеск персикового цвета. Потом кинулась к большому стенному шкафу и надела эффектный зеленый комбинезон цвета киви.
Когда прозвенел звонок в дверь, она пробежала пальцами по волосам, затем подошла к двери.
– Валентина! – в холле стоял Кит, он выглядел озабоченным и встревоженным. Она увидела, что он порезался в нескольких местах во время бритья. – Можно войти?
– Нет, – огрызнулась она, уперев руки в бока.
– Что?
Он выглядел так, будто совсем не спал. Под глазами пролегли темные круги, во взгляде – усталость. Она почувствовала новый приступ ярости от его предательства.
– Нет, черт побери! – воскликнула она. – Нет, тебе нельзя войти, Кит. Я никогда больше не хочу тебя видеть, никогда! В том и была цель твоей жены, пригласившей меня на этот вечер, не так ли? Отпугнуть меня! Прогнать меня! Показать, что у вас с ней замечательный брак, и там абсолютно нет места для меня или какой-нибудь другой женщины.
Кит стал мертвенно-бледным, на лице отразилась боль.
– Вэл… Вэл… Неужели мы должны разговаривать здесь, в коридоре? Пожалуйста, впусти меня. Нам нужно поговорить.
– Я не хочу разговаривать! – она заплакала. – Просто уходи.
Она хотела закрыть дверь, но он схватился за нее руками, войдя, закрыл ее за собой и обнял Валентину. Его руки, знакомое ощущение его близости, свежий и в то же время мускусный запах его тела только усилили ее боль.
– Черт возьми! – кричала она, отбиваясь от него. Яростно, потеряв над собой контроль, она била его по груди, ударила по подбородку. – Нет! Нет! Ты ублюдок! Убирайся! Убирайся!
Он отвел ее руки назад и сжал их, но она продолжала наносить ему удары головой, издавая приглушенные крики, перешедшие в глухие рыдания.
– Вэл… Вэл… Боже, что мы делаем друг с другом? – Кит держал ее до тех пор, пока самые сильные рыдания не утихли и плач не перешел в мучительную дрожь.
– Я… Я не могу быть другой женщиной, – всхлипывала она ему в плечо.
– Вэл…
– Не могу. И не буду. Черт побери, не буду! Кит, – пыталась она объяснить, – Синтия не какая-нибудь отвратительная тварь – она устроила мне такое, потому что любит тебя. Я бы сделала то же самое, чтобы удержать тебя… – она заплакала, снова погружаясь в глубокую меланхолию. – Вот чушь собачья!
– Мы должны поговорить, – тихо сказал Кит.
Они лежали, обнявшись, в постели Валентины, не занимались любовью, только прикасались друг к другу, как будто это человеческое прикосновение, как спасательный трос, соединило их души.
– Вэл, я старался не думать о тебе, пытался не любить тебя. Я хотел, чтобы мы оставались просто друзьями, но это все равно, что требовать от себя перестать дышать. Чем больше я стараюсь подавить мои чувства к тебе, тем сильнее они становятся. Не знаю. Может, мы все делаем неправильно.
– Но как насчет Синтии? – голос Валентины дрогнул. – Кит, я слышала, как ты сказал, что любишь ее. Я слышала это. Черт побери! И не говори мне, что не любишь ее, потому что я знаю, любишь!
Кит прижал ее, и она почувствовала, как участилось его дыхание, когда он обдумывал, что сказать.
– Я люблю ее, – признался он наконец, – но, Вэл, в мире столько разновидностей любви. Каждый человек любит нескольких людей, и каждая из привязанностей отличается от другой. Любовь, которую я испытываю к ней, – это скорее любовь-забота. Я не знаю, как точнее определить ее.
Она села, отбросив его руки.
– Ты говоришь точно так же, как все женатые мужчины! – с раздражением бросила Валентина. – Разве она не «понимает» тебя, Кит? В этом проблема? Ты просто хочешь съесть один и тот же пирог дважды.
Он резко сел, и она испугалась, что зашла слишком далеко. На лице его отразилась боль.
– Это несправедливо, и ты сама знаешь это. Валентина, я не говорю, что я совершенный человек. Я думал обо всем этом прошлой ночью. То, что происходит между нами, та эмоциональная связь, которая соединяет нас… даже если мы не были физически близки, – это все равно предательство Синтии.
– Я знаю, – печально согласилась она.
Кит повернулся к ней, глаза его увлажнились.
– Но, Вэл, Боже… Может, я буду проклят и обречен гореть в аду, но я все еще хочу тебя, по-прежнему люблю тебя и ничто, ничтои никогда не заставит меня изменить своих чувств. Я всегда буду любить тебя, Вэл, до конца своих дней, даже если мы никогда не увидимся снова, если только ты этого действительно хочешь…
Они слепо уткнулись друг в друга. Рыдания снова вырвались из груди Валентины.
– Я не хотела тебя обидеть, Кит, – сквозь всхлипывания сказала она.
Он тоже плакал.
– О Боже, Вэл. Может, нам стоит попытаться… попытаться, пока это возможно…
Их бросило друг к другу, как ураганом, и, крепко обнявшись, они плакали и что-то бессвязно бормотали.
– Я люблю тебя, – пыталась сказать Валентина, но Кит заглушил ее слова своими страстными жадными губами. И она возвращала ему поцелуи. Он сорвал с нее одежду, а она – с него, и, как только они оказались обнаженными, он стремительно вошел в нее.
Они сотрясались, неистово и неудержимо, и оба кончили почти сразу же. Крик ее удовлетворенной страсти заполнил комнату, а Кит издал тихий горловой стон.
Он не отодвинулся от нее, почти тотчас же опять наполняясь желанием. Но теперь в его близости была нежность, почти поклонение. Он покрывал ее тело поцелуями, как будто выпивая каждую частицу ее тела. Его язык нежно пробегал между ее губ, посасывая их края, затем овладел ее языком. Он покрывал бесчисленными поцелуями ее грудь, затем дразняще скользнул ниже, к изящным ребрам и пупку, потом к нежному бутону сокровенной сердцевины.
После того как она несколько раз вскрикнула, испытав небольшие изысканно-совершенные оргазмы, Кит снова вошел в нее. Она подняла бедра навстречу ему. Они двигались в унисон, соединенные не только физически, но каждой крупицей своего существа.
– Я так люблю тебя, что мне больно, – прошептал Кит.
– Я тоже, – так же шепотом отозвалась она, испытывая гордость, смешанную с чувством вины из-за близости с человеком, которого обожала больше всего на свете.
Они долго занимались любовью. На это время Валентина включила автоответчик, принимавший адресованные ей звонки. Ей нужно было уйти в театр в шесть часов, поэтому около пяти они послали в китайский ресторан за обедом. Накинув халат, она подошла к двери и вернулась с благоухающими картонными коробками. Обнаженные они устроили пикник в постели, с жадностью поедая пекинскую утку, рулет из креветок и блюдо из морских продуктов с жареным рисом.
– Мне нужно позвонить секретарю, – сказал Кит, когда они заканчивали есть. Она кивнула, и он набрал номер и внимательно выслушал передаваемые ему сообщения. Несколько раз он записывал телефонные номера. Вдруг выражение его лица изменилось.
– Когда? Когда она звонила? – резко спросил он. – Какой врач? Вы уверены, что она именно так сказала? – Затем: – Спасибо. – Он повесил трубку и посмотрел на Валентину, выражение его лица стало напряженным.
– В чем дело? – тихо спросила Валентина, хотя, конечно, она уже все поняла.
– Это Синтия. Очевидно, у нее был маленький секрет от меня – ей необходима еще одна операция. Врач внесла изменения в свое расписание операций и хочет взять поскорее Синтию. Она не застала ее и позвонила мне. Ей нужно лечь в больницу завтра утром на предварительные обследования.
Кит встал с постели и взял свою одежду, которую сбросил на пол, когда они страстно предавались любви.
– Я должен вернуться в Коннектикут и быть с ней, Вэл. При мысли о врачах и уколах у нее начинается истерика, она не очень хороший пациент.
– Конечно, ты должен, – безжизненно сказала она.
В этот вечер Валентина исполняла свою роль, будто окутанная туманом боли. Какой же дурой она была, какой томящейся от любви идиоткой. Женатые мужчины никогда не оставляют своих жен. Связь с женами слишком сильна. Когда же она «проснется и почувствует запах кофе»?
– Что-то случилось? – спросил Бен Пэрис, когда они ждали за кулисами начала знаменитой сцены-«мечты» из второго акта, получившей такие восторженные рецензии у издателей и ставшей предметом множества споров во всех беседах со знаменитостями. Это был исключительно сложный и рискованный, но эффектный номер.
– Нет, – с раздражением ответила она.
– Вэл, мы танцуем вместе каждый вечер почти целый год. Я знаю тебя, детка, лучше, чем ты сама себя знаешь. Тебя гложет какой-то огромный червь. Ты прилагаешь фантастические усилия, чтобы скрыть его, но я знаю – он здесь. Хочешь поговорить об этом?
– Нет, – сказала она, когда зазвучала их музыкальная тема.
Позже, после представления, когда Валентина вышла из своей уборной, Бен Пэрис ждал ее в коридоре. В руках он бережно держал огромный букет, по крайней мере, из пяти дюжин темно-красных роз. Его темные волосы, все еще влажные после душа, были гладко зачесаны, в ярко-голубых глазах зажегся какой-то новый свет. В мочке одного уха поблескивал бриллиант.
– Привет, – мягко сказал он.
Валентина с удивлением смотрела на него. За последние месяцы она привыкла к его изумительной красоте и большей частью перестала замечать ее. Но сегодня его вид потряс ее с новой силой. Он был великолепен.
– Вот цветы, я всегда хотел подарить их тебе, – сказал он, вкладывая ей в руки букет.
– Бен, нет… – слабо запротестовала она.
– Просто позволь мне попытаться любить тебя, Вэл. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Я и вполовину не так плох, как пишет обо мне пресса.
ГЛАВА 20
Милан, Италия. 1989
Чувственные бразильские напевы плыли с помоста, смешиваясь с пронзительными криками манекенщиц, потерявших серьги или порвавших подолы.
В то время как костюмеры поспешно облачали восемнадцать манекенщиц в осеннюю коллекцию Джанни Версаче, застегивая им молнии, пуговицы и ремни, сам модельер прохаживался вокруг, одергивая подолы и капризно меняя аксессуары. За кулисами во время показа моделей всегда царит неразбериха.
Обнаженная до пояса Мария Кристина нагнулась к зеркалу, а в это время дамский мастер высшего разряда поспешно поправлял ей прическу. За спиной парикмахера приставленная к ней костюмерша ждала, чтобы облачить ее в длинное подвенечное платье, которое она продемонстрирует в финале через пятнадцать минут.
– Ты, кажется, становишься слишком худой, – заметила костюмерша, окидывая профессиональным взглядом тонкую фигуру манекенщицы.
– Нет, вовсе нет, – с раздражением бросила Мария.
Она понимала, что с ней происходит что-то неладное. Ее желудок будто завязался узлом и сжался от напряжения. Каждый раз, когда кто-то кричал, она вздрагивала и часто испытывала головные боли, чего раньше с ней никогда не было.
Уже шесть месяцев у нее не было заданий, и все ее тело жаждало облегчения от невероятного напряжения, снять которое могли только они. Она оскорбленно смотрела на свое отражение, затем внезапно вскочила с табурета и, несмотря на протесты костюмерши, бросилась в коридор.
Нагнувшись над настенным телефоном, она набрала сначала код страны, затем номер своего связного.
Когда он ответил, она произнесла всего четыре слова:
– Мне нужно еще одно.
Лос-Анджелес. 1989
Ярко-багровое небо раскинулось аркой над идущей на север от Голливуда скоростной автострадой. Утреннее солнце лило свои лучи на ветровое стекло красного BMW Валентины.
Она подъехала к воротам студии «Континенталь» и помахала рукой дежурившему сегодня охраннику Скотти. Дорога все еще блестела после утренней поливки, в кадках распустились тропические цветы.
Валентина проехала мимо павильонов звукозаписи 18 и 22 и погрузилась в лабиринт проездов и стоянок, предназначенных для более чем пятитысячного штата, работающего в комплексе. Перед ней прошли две чернокожие женщины, разодетые как проститутки в платья из синтетической эластичной ткани, в кожаных сапожках на четырехдюймовых каблуках. Они пили пепси и смеялись.
Налево от здания, где размещались административные службы, известное как Красная башня, отражались лучи утреннего солнца. Направо стояли огромные, похожие на ангары, здания – звуковые и киносъемочные павильоны. В данный момент здесь одновременно снималось более шести представлений для телевидения и три художественных фильма, включая «Балалайку», съемки которого Киту удалось организовать после годичных переговоров с руководителями студии.
Поставив машину у павильона звукозаписи № 20 рядом со своим роскошным трейлером «Виннебаго», Валентина выключила мотор и сидела расслабившись, глубоко дыша. Прошлой ночью она плохо спала, а когда проснулась, сердце ее сильно билось и все тело покрылось потом. Она не смогла больше уснуть.
Сегодня утром они снимают большой эпизод-«мечту» – тот, в котором «Лос-Анджелес таймс» нашла «очарование музыкальных фильмов МГМ 1940-х годов, соединенное с откровенной сексуальностью 1980-х». Для съемок использовали так много дорогостоящих спецэффектов, что, по-видимому, этот сногсшибательный эпизод будет стоить более миллиона долларов. Кит настаивал на том, чтобы заменить ее каскадершей в самых трудных трюках, но Валентина отказалась.
Кит, Она на минуту закрыла глаза и представила его. Знакомые дорогие черты, морщинки, веером расходящиеся от глаз при улыбке, полный подвижный рот, всегда готовый засмеяться. Она знала, что он приедет сегодня посмотреть на съемки. Он уже сказал, что не пропустит эту сцену ни за что на свете.
« Прекрати думать о нем, – с отчаянием сказала она себе. – Какой в этом прок?»
Но она знала, что не сможет не думать о нем, это все равно, что не дышать.
Она вышла из машины и направилась к своему трейлеру.
Джоу Донован, работавший теперь на «Пипл», защелкал кнопками своего микрокассетного магнитофона, чтобы удостовериться, что пленка нормально перематывается, затем поставил микрофон на стол, чтобы записать каждое слово Валентины.
– Итак, – объявил он, – все готово.
Он посмотрел на звезду, сидящую напротив него в своем шикарном трейлере «Виннебаго». Даже без косметики она выглядела поразительно. Ее свободно падающие на плечи блестящие черные волосы, дополненные шиньоном, казались роскошной «дикой» гривой. На ней был почти прозрачный серебряный купальник с блестками и бисером, делавший ее поразительно сексуальной. Только россыпь бисера удерживала этот наряд в рамках благопристойности.
Как обычно, он намеревался начать со стандартных безобидных вопросов, затем постепенно перейти к более личным, щекотливым, например, о Бене Пэрисе и Ките Ленарде, ее знаменитых «друзьях». Его читатели хотели знать все подробности.
– Как вы относитесь к тому, что по мюзиклу наконец-то снимут фильм? – начал он.
– Конечно, я очень рада и взволнована. Патрик Суэйзи – просто фантастика! Для меня большая радость работать с ним.
Донован знал, что первоначально контракт на главную мужскую роль подписал Бен Пэрис, но что-то произошло – никто толком не знал, что именно, – и с ним расторгли контракт. Теперь он снимался в Риме вместе с Джеттой Мишо. Суэйзи должны заплатить 4,3 миллиона долларов, а Валентине – целых 8,2 миллиона – самый большой контракт для женщины-звезды.
Джоу искусно вел беседу, помогая Валентине разговориться и наконец задал вопрос, который его действительно интересовал.
– Есть хотя бы доля правды в слухах, будто вы с Беном Пэрисом… ну, будто между вами произошла большая ссора и он в припадке гнева оставил съемки?
Валентина вспыхнула:
– Нет, в этом нет ни капли правды.
– Почему тогда он уехал?
– Вам следует поговорить об этом с ним.
– Правда, что вы поссорились, потому что у него роман с Джеттой Мишо?
Валентина откинулась назад, скрестив свои длинные, стройные ноги.
– Ответа не будет, – с раздражением бросила она.
По тому как она вздернула подбородок, Джоу понял, что у него всего несколько секунд, прежде чем она потеряет терпение и закончит интервью.
– Вэл, – быстро продолжил он, – как вы относитесь к совместной работе с Китом Ленардом? Я хочу сказать, ходили сплетни, что вы с ним когда-то были очень, очень близки. Теперь он исполнительный продюсер картины, и вам приходится видеться с ним каждый день, что, как я слышал, не понравилось Бену Пэрису.
– Предпочитаю не отвечать, – сказала она, поднимаясь. – Мистер Донован, я понимаю, вам приходится принимать во внимание интересы читателей, но, пожалуйста, считайтесь и со мной тоже. Я принадлежу к тем редким звездам, которые предпочитают держать хотя бы часть своей личной жизни в тайне.
– Извините, Валентина, – медленно произнес он. – Дело в том, что у звезды такой величины, как вы, больше нет личной жизни.
Валентина быстро вышла из своего трейлера. «Черт побери, – думала она, перебирая руками волосы, – Джоу Донован просто пытался выполнить свою работу». Но он ударил ее по больному месту.
Она думала о своем разрыве с Беном. Да, они пережили несколько восхитительных месяцев, после того как она согласилась принять его любовь, но затем пришла раздражительность. Он был достаточно эгоистичен, достаточно зауряден, чтобы хотеть заполучить ее исключительно для себя. Однажды, как только начались съемки фильма, Бен увидел, что Валентина и Кит стоят рядом на площадке и разговаривают, и он взорвался.
– Может, я старомоден, но я хочу, чтобы моя женщина смотрела с любовью на меня, а не на кого-то другого.
Валентина не знала, принять ли это всерьез или перевести все в шутку.
– Бен, это говоришь ты? Первый любовник западного мира, разрушивший браки и романы у половины звезд на Беверли-Хиллз и Малибу?
– Это не смешно, – сказал он, сердито глядя на нее. – Я влюблен, Вэл… и схожу с ума. Я уже не такой, как прежде, и не хочу делить тебя ни с кем, а особенно с таким болваном, как Кит Ленард, который не так сильно тебя любил, чтобы последовать за тобой, когда у него была такая возможность.
– Это несправедливо! – воскликнула она.
Он притянул ее к себе.
– Ну и пусть несправедливо! Я так чувствую. Ты держала меня в подвешенном состоянии несколько лет, и теперь я хочу тебя целиком. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Она с изумлением уставилась на него.
– Ты замечательный, Бен, и потрясающе красивый. Я обожаю тебя, но выйти замуж? Нет, не думаю.
– Черт побери, Вэл!
Но она не уступила, и на следующее утро Бен улетел в Рим, где присоединился на съемках к Джетте Мишо. Валентина больше не хотела думать об этом.
Сейчас она направлялась в гримерную.
– Хорошо, что ты пришла, – сказала Тина Борман, обычно работавшая с Валентиной. Она выглядела немного встревоженной. – Мы припаздываем.
Валентина опустилась в одно из кресел, и Тина застегнула легкую защитную драпировку вокруг ее шеи.
– У тебя потрясающий грим, – заметила Беттина Орловски, зажигая сигарету и тотчас же погасив ее в единственной подаренной пепельнице, которую Валентина держала в своем трейлере. – Ладно. Я понимаю, что ты знаешь эпизод-«мечту», как свои пять пальцев, но давай повторим в последний раз. Номер чертовски трудный. Я хочу вбить не только эти комбинации тебе в голову, но и отметки, которых тебе придется придерживаться, потому что если ты допустишь ошибку… Ну, давай лучше скажем, мы не хотим, чтобы ты совершила ошибку.
– Беттина, – мягко сказала Валентина, – номер будет замечательный. Все получится.
– Конечно будет – ведь япоставила его.
– А танцую твое я, – добавила Валентина, впервые за сегодняшнее утро улыбнувшись.
Кит Ленард спешил на съемочную площадку, он нервничал, так как легкое столкновение автомобилей задержало его на голливудской автостраде.
Черт, он ненавидел опаздывать, к тому же хотел увидеть эти съемки, нет, должен был увидеть! Смелый, темпераментный молодой художник по декорациям потряс всех невероятной движущейся лестницей, раскрывающейся как гигантская морская раковина.
Красный огонек над дверью павильона звукозаписи еще не горел, значит можно войти. Он открыл дверь. Павильон был таким просторным, что здесь вполне могли разместиться три-четыре огромных реактивных самолета и еще осталось бы место для грузового. Возвышаясь на тридцать футов, в павильоне доминировала декорация эпизода-«мечты», на изготовление которой ушло шесть месяцев и почти восемьсот тысяч долларов. Дублеры Валентины и Патрика Суэйзи стояли на одном из пандусов, и осветители направляли на них прожекторы. Танцовщики кордебалета в казачьих костюмах бесцельно слонялись в ожидании, когда заработают камеры.
Кит присоединился к руководителям студии «Континенталь» и представителям прессы, пришедшим подготовить отчет о ходе съемок.
Он увидел неприглашенных обозревателей – Джоу Донована в сопровождении молодой женщины-фотографа.
– У вас есть разрешение на фотосъемку? – подойдя к ним, резко спросил Кит.
– Мир, мир, – сказал Донован, поднимая обе руки. – Студия дала мне добро. Часто вы снимаете подобные эпизоды? Пожалуй, такого не было с пятидесятых годов, когда танцевали великие Фред Астер и Джинджер Роджерс.
– Хорошо, ладно, – нехотя уступил Кит.
Раздался шепот – в павильон входила Валентина, за ней следовал Патрик Суэйзи.
– Первый состав, пожалуйста! – раздался усиленный мегафоном голос режиссера. Это означало, что он хочет, чтобы место на съемочной площадке вместо дублеров заняли актеры. – Соблюдайте отметки. Сначала, пожалуйста. Начали!
«Два первых дубля прошли довольно хорошо», – подумала Валентина. Ей удалось преодолеть страх высоты, и приземлялась она каждый раз точно на отметках, нанесенных на ступени Беттиной во время репетиции.
Сейчас во время перерыва режиссер и хореограф стояли у края съемочной площадки и спорили о последней сцене – Беттина хотела что-то изменить.
Гримерша суетилась вокруг Валентины, припудривая ей лицо бесцветным тальком. Порошок заставил ее дважды чихнуть.
– Благослови тебя Бог, – сказал стоявший рядом Патрик Суэйзи, одаряя ее своей блистательной улыбкой, очаровавшей миллионы женщин после «Призрака».
Валентина подняла глаза, когда через мегафон снова раздался голос режиссера.
– Повторим еще раз. По местам. Сначала, пожалуйста.
Валентина быстро погрузилась в сложную хореографию, она кружилась на ступенях лестницы, ее поднимали и перебрасывали из рук в руки потрясающе красивые танцовщики-казаки. Гибкая спина была выгнута дугой, колено согнуто, – вся поза в стиле веселых сороковых и пятидесятых годов, но их танец был насквозь пронизан чувственностью.
Валентине понравилась хореография с самого первого раза, как только Беттина объяснила ей, но, когда танцовщики перебрасывали ее друг другу, это было трудно да и опасно.
– Спокойно, – пробормотал один из танцовщиков, передавая ее дальше. Затем Патрик поставил ее на ноги и она начала быстрый каскад высоких прыжков, а казаки пустились вприсядку. В этот момент из специальных машин заструился красный дым, и лестница начала осуществлять одно из своих превращений. Ступени стали подниматься выше, развертываясь веером и создавая эффект морской раковины, – вот почему так дорого обошлась ее постройка.
