Текст книги "«Голубые Орхидеи»"
Автор книги: Джулия Фэнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Пока Пичис говорила, разнообразные эмоции промелькнули по лицу Орхидеи – это и неверие, и надежда, и страх. Волна дурных предчувствий внезапно нахлынула на Пичис. Может, в результате ее действий Орхидея еще глубже погрузится в пучину апатии и депрессии, забьется в свою скорлупу?
Но Орхидея соскочила с постели, бросилась к Пичис и заключила ее в свои объятия.
– Университет Норт-Уэстерн! Не могу поверить, что ты сделала это! Как раз то, что нужно. О Пичис… Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – пробормотала Пичис, размышляя над тем, обретет ли когда-нибудь счастье ее беспокойная, совершающая столько ошибок дочь.
В солнечные дни здания Университета Норт-Уэстерн в Эванстоне, штат Иллинойс, возвышающиеся над сверкающей голубой поверхностью озера Мичиган, больше походили на курорт, чем на учебное заведение.
Через несколько дней недолгая дурная слава Орхидеи постепенно забылась, и она стала просто одной из студенток. На занятиях драматического курса она чувствовала себя как дома.
Больше всего ей нравилась студия 22, где студенты писали, ставили и исполняли свои собственные оригинальные пьесы.
В октябре она вступила в женскую организацию «Каппа Каппа Гамма», многие члены которой учились в драматической школе. На вечеринке с коктейлями, устроенной в честь вновь принятых сестер, играл студенческий джаз-квартет, и три стола были уставлены лучшими закусками из университетского ресторана.
Хозяйка вечера, хорошенькая старшекурсница, но имени Джан Расмуссен, даже пригласила тщательно подобранных молодых людей из медицинской, юридической и зубоврачебной школ.
– Есть гарантия, что они нормальные в сексуальном плане, – пообещала она. – Доктора и юристы! Сливки общества.
Будущие доктора и юристы, которым предначертано получать огромные гонорары в провинции, нисколько не интересовали Орхидею. Слоняясь по залу со стаканом в руке, она размышляла о том, что, наверное, превратилась в камень. За два прошедших месяца она ни разу не подумала о сексе.
– Ваше лицо мне кажется знакомым, – чувственный мужской голос прозвучал над самым ухом Орхидеи. – Мы не встречались прежде?
Она повернулась и увидела высокого темноволосого молодого человека с красивыми точеными чертами лица и квадратной челюстью, он был достаточно хорош для того, чтобы стать манекенщиком. На значке с именем значилось: Пол Дженсен, но его улыбка показалась ей странно знакомой. Эта небольшая расщелина между передними зубами… В действительности это тот тип слегка опасного сексапильного красавчика, который обычно привлекал ее. Но неужели он не мог придумать более оригинальный способ знакомства?
– Сомневаюсь, что мы встречались раньше, – сказала она, глядя на него поверх своего стакана.
– Орхидея, неужели ты действительно не узнаешь меня?
Орхидея пожала плечами. Половина мужчин, с которыми она знакомилась, говорила нечто подобное, причем каждый из них считал, что это новый, оригинальный способ.
– Твое настоящее имя Сью Энн Уэлч.
Сью Энн Уэлч.
– Откуда… откуда вы это знаете? – дрожащим голосом спросила она.
– Меня зовут Пол Баджио, но сейчас я называюсь Пол Дженсен. Ну вот, теперь ты вспомнила меня? – добавил он, когда Орхидея взвизгнула и повисла у него на шее. Она закружила его с такой силой, что он засмеялся и отступил назад. – Эй, не сбей меня с ног! Я тоже очень рад тебя видеть.
– Пол! Пол! Боже, в последний раз, когда я видела тебя, ты плакал и был зол, как черт, потому что тебя «сыновили» люди, которых ты даже не знал!
– Ну а сейчас я только что закончил медицинскую школу. Помнишь, я всегда говорил, что сделаю это? Теперь я интерн в Университетском госпитале.
Забыв о присутствующих, они снова и снова обнимали друг друга.
– Не могу поверить. Просто не могу поверить, – все твердила Орхидея. Пол был частью ее прошлого… можно сказать, принадлежал к ее корням.
– А я верю. Это судьба, – заявил Пол. – Судьба свела нас вместе.
Университетское кафе заполнено студентами: кто занимался во время еды, кто вполголоса болтал.
– Обучение медицине способствует обнищанию, – говорил Пол Орхидее за кофе с круассаном, когда они рассказывали друг другу о своей жизни. Его прямые брови, когда он хмурился, соединялись в одну линию. – Особенно в моем случае. Мои родители – люди, которые усыновили меня, – лишились почти всех своих денег, когда пришлось отправить отца в частную лечебницу. Так что большую часть суммы мне пришлось добывать самому.
Он горестно вздохнул:
– У меня огромные долги – уже больше тридцати шести тысяч долларов.
– Но ты врач! – восторженно воскликнула Орхидея. – Это замечательно!
Пол уплетал круассан с ветчиной и индейкой.
– Надеюсь, мне недолго оставаться бедным… Я стану хирургом-ортопедом и буду специализироваться в спортивной медицине. Да, вот где большие деньги, и у меня есть планы открыть солидную клинику для спортсменов, может быть в Калифорнии.
– В Калифорнии, – повторила Орхидея, думая о своем горьком опыте в Беверли-Хиллз.
– Довольно обо мне. Как насчет тебя и «Голубых Орхидей»? Я прекрасно помню, каким маленьким растрепанным сорванцом ты была, вечно дралась. Боже, я едва могу поверить своим глазам – в какую красотку ты превратилась. Я даже готов полюбить рыжие волосы, если ты мне позволишь.
Она устремила на него долгий многообещающий взгляд.
– Такие рыжие волосы, как у тебя… каштановые, или как их еще назвать… просто возбуждают меня, – заявил Пол.
Официантка положила их счет перед Полом, но Орхидея быстро схватила его.
– Я возьму, – заявила она.
Пол обычно возвращался с дежурства усталым. Иногда он просто проходил к ней в комнату и засыпал на ее постели, в то время как Орхидея, уютно устроившись рядом с ним, готовилась к занятиям по драматургии Ренессанса.
– Ты очень отличаешься от других, Орхидея, – говорил ей Пол. – Более утонченная и переполнена жизнью. Валентина просто сошла с ума, когда разрушила «Голубые Орхидеи»? Какая ошибка! Держу пари, она сейчас об этом жалеет.
Они подолгу гуляли, ходили в кино на территории университета, покупая билеты по дешевке. Однажды, когда Орхидея, не подумав, купила себе кожаный жакет в университетском магазинчике, Пол, казалось, был шокирован.
– Ты так легко потратила триста пятьдесят долларов на жакет, похожий на куртку летчика.
– Кожа – хорошее помещение денег, – объяснила она.
– Ну, может и я когда-нибудь смогу позволить себе «помещать деньги» таким образом, – сказал он, разглядывая мужскую куртку из мягкой темно-коричневой кожи, – но не сейчас. На сегодняшний день мне вполне хватает моего старого вельветового пиджачка.
Она восхищалась его позицией. Ей нравилось быть с ним. Она постепенно вновь обретала вкус к жизни. И все это благодаря Полу. Он не имел ни малейшего представления о том, с каким ощущением она приехала в университет. Иногда она даже позволяла себе помечтать… Что ж, Пичис не раз намекала, что ей следует обзавестись семьей.
День рождения Пола был в январе, и Орхидея долго и напряженно думала, прежде чем решиться подарить ему чек на тысячу долларов. Это слишком большая сумма, чтобы подарить ее мужчине, с которым она была близка всего три месяца, но она получала деньги от Эдгара, продолжали поступать авторские гонорары за ранние хиты «Голубых Орхидей», к тому же Пичис подарила ей на Рождество чек на крупную сумму денег.
– Я не могу принять это, – сказал Пол.
– Это всего лишь деньги. Я хочу, чтобы ты купил один из тех кожаных пиджаков, которые тебе так понравились.
– Не могу.
– Конечно можешь, – сказала она, улыбаясь. – Все, что от тебя требуется, – зайти в магазин, снять один из пиджаков с вешалки, подойти к продавцу…
– Хорошо, хорошо, – смеясь, согласился он. – Я куплю его. Но я хочу, чтобы ты знала, Орхидея, я рассматриваю это как долг. Когда-нибудь я заплачу тебе с процентами.
Пол замечательно выглядел в кожаном пиджаке. У него еще осталось достаточно денег, чтобы купить несколько свитеров и новые брюки. В этот вечер они отправились кутить в итальянский ресторан, только что открывшийся на территории университета.
Через месяц Пола так затянула практика в госпитале, что ему пришлось бросить работу официанта, и Орхидея выписала ему еще один чек «в долг» на две тысячи долларов, чтобы покрыть его месячные расходы. Она сама захотела поступить таким образом.
– Значит, у вас с Полом роман? – спросила Джан Расмуссен однажды вечером перед собранием женского общества, посвященного Милану Ститту, драматургу, написавшему «Бегун спотыкается».
– Да, – охотно ответила Орхидея.
– Вижу, он купил себе потрясающий кожаный пиджак.
– Не правда ли, замечательный? Мне нравится.
Джан кисло улыбнулась:
– Да, мне тоже нравится, особенно если учесть, что я заплатила за него.
Орхидея в замешательстве уставилась на Джан.
– Нет, я купила его Полу… по крайней мере, дала ему чек.
– Нет, это я дала ему чек.
Обе женщины посмотрели друг на друга.
– Ты хочешь сказать… – начала Орхидея.
– Думаю, нас обеих надули.
– Не могу поверить, что ты так подло поступил! – бушевала Орхидея.
– А что я такого сделал? Что в этом плохого – взять в долг у своих друзей? – воскликнул Пол, меряя шагами небольшую комнату. Где-то за перегородкой доносились тихие переговоры из больничной системы.
– Друзей? Вот как теперь это называется? Друг! – кричала Орхидея. – Она сказала, что дала тебе почти шесть тысяч долларов!
– Не кричи, Орхидея, это госпиталь, – сказал Пол. – Она из богатой семьи, и она может себе это позволить, – добавил он, пожимая плечами.
– А я? Моя семья тоже богатая? Вот почему ты спишь со мной, Пол! Потому, что у меня богатая семья! И берешь у меня деньги тоже?
Глаза Пола сверкнули:
– В чем проблема, Орхидея? Большое дело! Я беден, разве это такое уж преступление? Я не ограбил тебя и не сделал ничего подобного. Я взял взаймы и намерен честно вернуть, когда приобрету хорошую медицинскую практику, и заплачу еще десять процентов.
Орхидея горько засмеялась:
– Ты сделал двазайма у двух женщин, ты использовал нас обеих!
– Мне все равно, что ты об этом думаешь. Уж не такое это большое преступление, Орхидея. А теперь тебе лучше уйти, мне нужно посетить послеоперационного больного.
Орхидея больше никогда не разговаривала с Полом.
Она устала от мужчин, ей до глубины души надоело то, как они обращались с ней. Начиная с двух братьев, изнасиловавших ее в амбаре, потом Элайджи Кармоди, разбившего ей сердце, и все следующие мужчины, которые трахали ее и бросали, кончая Конном Дэнсоном, умершим на ней. И теперь Пол. Превосходный потребитель!
Отныне она намерена сосредоточиться только на одном – получить образование. Потому что мир еще не услышал ее последнего слова. Как-нибудь она станет знаменитой – звездой, – к чему всегда так стремилась.
И тогда она станет повелевать и использовать мужчин так, как они прежде использовали ее.
ГЛАВА 18
Нью-Йорк. 1987
Поздний ужин в зале для приемов ресторана «Ла Гренуй» наконец-то закончился.
Валентина отделалась от сказочно богатого банкира, который хотел отвезти ее на своем самолете на ленч в маленький ресторанчик, где подавались дары моря, который он присмотрел на полуострове Кейп-Код.
Волна усталости охватила ее. День был перенасыщен: утро она провела в студии, пытаясь работать над новым альбомом, потом примерка костюма, репетиции в танцклассе, два интервью и затем обычное вечернее представление, после которого она всегда чувствовала себя совершенно измочаленной. Этот вечер, устроенный художником Биллом Блассом, оказался последней каплей.
Она решила поймать такси, поехать домой и сделать себе маску на лицо из огурца и авокадо, которую обычно делала на скорую руку на миксере, когда у нее не было времени.
– Ты похожа на женщину, которая только и мечтает о продолжительной горячей ванне, – сказал кто-то рядом.
Она повернулась и увидела Бена Пэриса, неотразимого в вечернем наряде.
– Ах Бен, – вздохнула она.
– И это все, что я для тебя значу, Валентина? Всего лишь «ах Бен»?
Она засмеялась:
– Извини, я не хотела тебя обидеть.
– Я не слишком тебе нравлюсь, не так ли? – спросил он, следуя за ней, когда она спускалась по лестнице знаменитого французского ресторана.
У дверей толпилось человек семь-восемь папарацци, которые бросились навстречу появившейся в дверях паре и защелкали своими фотоаппаратами. Бен непринужденно помахал им рукой. Валентина улыбнулась.
Она сказала Бену:
– Я никогда не говорила, что ты мне не нравишься.
– Но ты также никогда не говорила и обратного. Ты все еще воспринимаешь меня как Дон Жуана, не правда ли?
– Ну, а разве не так?
– Идем! – сказал он. – Возьмем такси, может, ты заедешь ко мне, если хочешь.
– Чтобы посмотреть твои «гравюры»? – пошутила она, но голос прозвучал по-доброму.
– Мужчины больше не используют гравюры в качестве приманки, – сказал он, смеясь, и махнул рукой, останавливая такси. – Теперь, скорее всего встретишь коллекцию перуанских статуэток или порнофильмов. Должен признаться, что и у меня есть несколько. Что ты предпочтешь, маленькое легкое рабство или…
– Тише, – сказала она, когда они сели в машину.
Бен дал шоферу только свой адрес, так что ей самой пришлось назвать свой. Она откинулась на сиденье и посмотрела на Бена. Он считался одним из красивейших мужчин в мире, а его роль в «Балалайке» прибавила ему славы. Он стал казаться теплее, доступнее, и его звездный рейтинг значительно возрос.
Такси резко рвануло с обочины. Валентину бросило Бену на плечо, и он придержал ее рукой.
– Вэл, – сказал он, – ты знаешь, я состою в основном из сплошного потока слов. Обычное пустозвонство и хвастовство, но у меня горячее сердце. И я больше не трахаюсь с кем попало, как прежде, – клянусь, что нет.
– Я рада за тебя, – сказала она.
– Тогда?..
– И все же я не хочу ехать к тебе, Бен. Ты… мы… мы просто не подходим друг другу, – неловко закончила она.
– Ты хочешь сказать, что все еще влюблена в Кита Ленарда?
– Кто тебе об этом сказал?
– Никто. Это проигранное дело, Вэл. Ты тратишь лучшие годы жизни, ожидая мужчину, который не разведется с женой и через миллион лет.
– Я знаю, – натянуто сказала она.
– Тогда почему ты так глупо себя ведешь, хотя можешь рассчитывать на меня, чтобы заполнить пустое пространство? Неужели ты не видишь, что я безумно в тебя влюблен? Бесконечно посылал тебе цветы. Делал все возможное, чтобы приблизиться к тебе, разве что на голову не вставал. Я даже попросил роль в «Балалайке» из-за тебя.
– Что?
Он пожал плечами и озорно усмехнулся.
– Беттина Орловски – моя троюродная сестра, разве ты не знала об этом? Она рассказала мне о тех четырех неделях занятий, которые Кит Ленард дал тебе до начала репетиций, и когда я узнал об этом, то спросил ее, не могу ли пройти пробу.
Изумленная, Валентина откинулась на спинку сиденья.
– Ты никогда не говорил мне об этом.
– Ты никогда не спрашивала, Вэл…
– Нет, – твердо сказала она. – Бен, нет. Мне очень жаль, но нет.
Войдя в свою тихую квартиру, Валентина не обрела покоя. Квартира была маленькой, но изысканной. Она сама украсила ее восточными коврами, картинами и произведениями прикладного искусства. Ваза аметистового цвета от Лалика, подаренная ей Китом, занимала почетное место.
Ее встретил свет, зажигающийся от таймера, и радио, настроенное на станцию легкой музыки. Она выключила радио, эту станцию они с Китом слушали в тех редких драгоценных случаях, когда он навещал ее. Конечно, они не занимались любовью. Только разговаривали. Но в каком-то смысле это общение было более интимным, чем физическая близость.
Она решила не возиться с огуречной маской, а просто подольше спокойно полежать в ванне. Слова Бена Пэриса расстроили ее больше, чем она хотела признать.
Ты тратишь лучшие годы жизни, ожидая мужчину, который не разведется с женой и через миллион лет.
Это правда. Даже Пичис ругала ее, говоря, что она «заключила себя в тюрьму», а Дженни Триллин советовала ей найти более подходящего любовника. Дженни сказала: «Нет ничего лучше, чем новый мужчина, чтобы избавиться от одержимости другим».
Возможно, это одна из причин, по которой Валентина с такой готовностью ухватилась за приглашение посетить вечер, устраиваемый Китом и Синтией в саду в Коннектикуте. Возможно, когда она увидит Кита в домашней обстановке, он покажется ей менее желанным, и она сможет начать жить своей жизнью.
Зазвонил телефон. Она протянула руку, с которой стекала мыльная пена, к аппарату, стоявшему в ванной.
– Алло?
– Валентина, – голос Кита был тихим и измученным, – Вэл, ты действительно придешь завтра?
– Да, приду.
– Мне бы не очень этого хотелось.
– Почему? – спросила она, и голос ее прозвучал довольно резко. – Синтия прислала приглашение, она будет разочарована, если не увидит меня. Я обещала ей спеть, и она с нетерпением ждет этого.
– Я знаю… О Боже, Вэл… – Он запнулся и долго молчал. Они родились под несчастливой звездой, и их отношения становились все более болезненными.
– Я тебе еще не говорил? – спросил Кит, меняя тему разговора. – Я получил известие из Голливуда относительно «Балалайки». Ладди, ты знаешь его, – Алан Ладд Младший из MGM [19]19
MGM – киностудия «Метро-Голдвин-Майер».
[Закрыть]– заинтересовался мюзиклом. Он считает, что из него может получиться потрясающий фильм. Я вылетаю на следующей неделе на встречу с ним.
– Фильм? – Валентина пыталась скрыть потрясение.
– Это вполне естественно, – сказал Кит. – В стране как раз подходящее настроение для появления еще одного «Быстрого танца» или «Лести». – Они поговорили еще несколько минут, затем Валентина, извинившись, попрощалась. Ее охватила усталость после долгого дня.
Она растерлась полотенцем, накинула халат и, подойдя к окну, отдернула занавеску. Небоскребы Манхэттена искрились и мерцали в прозрачном ночном воздухе, как коробочки с ювелирными украшениями. Она знала, что у Кита никогда не было намерения причинить ей боль, он испытывал чувство огромной вины за то, что обрек ее на этот ад. Но она позволила ему таким образом поступить с собой. Она так сильно любила его, слишком сильно. Иногда она жалела, что встретила его.
До элегантной спальни Синтии Ленард доносились голоса сотрудников фирмы, обслуживающей приемы, которые заканчивали устанавливать столы на двести гостей в саду под огромным бело-зеленым тентом.
Она стояла перед вешалкой с платьями, сшитыми по авторским моделям, и размышляла, потеряет ли сознание или, еще хуже, упадет на покрытый ковром пол и умрет от сердечного приступа прямо здесь и сейчас.
«Нет, ты не умрешь», – приказала она себе, глубоко дыша и отгоняя от себя страх.
Она на минуту прижала руки к груди, массируя ее. На этой неделе доктор сказал, что необходимо сделать еще одну операцию, уже третью. Кит еще не знал об этом, она боялась сказать ему.
Каждый день ужасный вопрос мучил ее. Если она поправится, останется ли он с ней? Синтия боялась, что нет. По правде говоря, ее психотерапевт не раз намекал, что, возможно, одна из причин, из-за которой она не в состоянии поправиться, кроется в ее боязни потерять возможность держать Кита под контролем. Синтии такое объяснение совершенно не понравилось.
Она понимала, что их брак перестал быть настоящим уже много лет. Вот почему, чтобы забыться, она читала свои романы. Если ты кого-то любишь – освободи его. Если он вернется – он твой. Кто-то сказал это однажды. Такой эксперимент казался ей опасным.
Она нахмурилась, выбирая платье. Это будет вечер в саду. Ее сад один из самых красивых в Уилтоне, и она каждый год устраивает здесь прием, чтобы показать его.
Специально для этого вечера она приобрела простое, но элегантное хлопчатобумажное платье от Адел Симпсон, с мелким цветочным узором, с широкими белыми лентами из пике у воротника, обшлагов и талии. Она намеревалась надеть к нему белую шляпу с огромными полями. Теперь она смотрела на это одеяние в смятении. Оно слишком походило на наряд принцессы Дианы, в котором она была в Эскоте.
Сегодня ей следует выглядеть кокетливо, а не по-королевски, импульсивно решила она. Может, даже озорной.
Она быстро пересмотрела одежду и остановилась на коротком платье с одним плечиком от Адел. Платье обнажало ее бархатистую кожу и ноги, насколько хозяйка дома в Коннектикуте осмеливалась их показать, сохраняя при этом приличие.
Она уже заканчивала наносить косметику, когда в дверь постучали.
– Синтия, у тебя все нормально? – Это Долли Ратледж, профессиональная устроительница вечеров, недавно открывшая в Нью-Йорке филиал своей фирмы.
– Входи, Долли.
– Я просто хотела тебе сообщить, что все получается просто сказочно.
Синтия кивала, почти не слушая, пока Долли просматривала свою памятку. Она не сомневалась, что вечер пойдет своим чередом. У нее на уме были другие, более важные вещи. Например, Валентина. Она рискнула пригласить на вечер возлюбленную своего мужа и надеялась, что это не станет роковой ошибкой.
