Текст книги "«Голубые Орхидеи»"
Автор книги: Джулия Фэнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Вечером в своем номере она прикончила целую бутылку вина, совершенно опьянела и почувствовала огромную жалость к себе. Никому она не нужна!
Может, ей принять горсть тех красных таблеток, которые Пьет дал ей на прошлой неделе? Если проглотить их с целой бутылкой вина, она отключится… навсегда. Но когда она выпила часть таблеток, сработал рефлекс, и ее вырвало.
– Боже! – плакала она, лежа на полу и тяжело дыша. – Боже, ты здесь? Зачем ты так поступил со мной. Черт побери! Все, чего я хочу, – это быть такой, как Валентина. Это все, чего я хочу. Почему ты не дал мне немного таланта тоже? Почему?
Но ответа не было.
Она стонала, тужилась, пытаясь вызвать рвоту, зная, что ее болезнь находится глубоко внутри нее. Наконец, она встала и, спотыкаясь, побрела в ванную.
На полпути к ванной она услышала через тонкую стену гостиничного номера какой-то звук. Он показался знакомым и успокаивающим – стук пишущей машинки: постоялец из соседнего номера что-то печатал.
Орхидея, шатаясь, дошла до кровати, шлепнулась на нее и проспала до следующего утра.
На заре она проснулась, ощущая себя странно посвежевшей, несмотря на вчерашний вечер. Она оделась и вышла из отеля, побродила по улице Эландсграшт, разглядывая товары в витринах, пока не обнаружила ломбард, в котором были выставлены на продажу электрические пишущие машинки.
Она купила одну.
У нее уже было написано страниц двадцать сценария, который она намеревалась назвать «Рок, леди, рок», сюжет которого будет основан на грязном предательстве Валентиной «Голубых Орхидей».
Настойчивые телефонные звонки возвратили ее мысли к действительности.
– Чертовы гостиничные служащие, – выдохнула Орхидея, скатываясь с Пьета. – Я же сказала им – ни с кем меня не соединять сегодня. – Она злобно смотрела на телефон.
Он прозвонил еще четыре раза, и наконец Пьет протянул свою мускулистую руку, снял трубку и протянул ей.
– Ну, детка, – произнес он со своим невнятным голландским акцентом. – Я ненавижу этот звук, так что ответь…
Она с раздражением вырвала у него трубку.
– Да?
До нее донесся пронзительный гудок и долгая пауза, явно обозначавшие трансатлантический звонок.
– Черт! – воскликнула она, уже готовая повесить трубку.
– Орхидея, – донесся приглушенный голос сестры, – пожалуйста, умоляю тебя…
– Я не хочу с тобой разговаривать! – огрызнулась Орхидея.
– Пожалуйста, вернись в Нью-Йорк, чтобы мы могли поговорить, – упрашивала Валентина, – или я сяду на «Конкорд» и мы встретимся в Лондоне… пожалуйста. Я прилечу в понедельник, когда в театре выходной. Я прилечу всего на несколько часов. Орхи, так не может продолжаться. Мы же сестры. Неужели ты забыла, как в детском доме, когда только познакомились, мы…
Когда Валентина заговорила о детском доме, Орхидея сжалась. Она поняла, что Вэл пытается добраться до нее, напоминая о замечательных годах, проведенных вместе, и это начинало действовать.
Она была почти готова согласиться на встречу, когда ее взгляд упал на «Оливетти», из которой еще не был вынут лист из «Рок, леди, рок».
– Орхидея? Ты слушаешь меня? – спросила Валентина.
– Я… я не могу говорить, – с трудом выдавила из себя Орхидея и положила трубка.
Она выпрыгнула из постели, набросила на себя купальный халат, кинулась к пишущей машинке и начала неистово печатать. Подлиннаяистория «Голубых Орхидей»… Когда люди прочтут ее, они поймут, как она страдала.
– Твоя похотливая «киска» хочет еще? – спросил Пьет, выходя из туалета.
– Убирайся отсюда, – огрызнулась Орхидея, склоняясь над клавиатурой, – разве ты не видишь, что я занята?
Голливуд. 1986
Год спустя Орхидея сидела в самолете Пан Ам, направлявшемся в Лос-Анджелес, быстро перелистывая журнал «Вог». С обложки на нее смотрело потрясающе красивое улыбающееся лицо Валентины. Ее фотографии помещали на обложках почти всех европейских журналов, так что невозможно было пройти по улице, не увидев лица Вэл.
Они чертовски приукрашивают лицо на фото в этих модных журналах, сказала она себе, отбрасывая в сторону журнал. Ее сестра вовсе не была такой великолепной!
Пожилая американка, сидевшая рядом с ней, взяла номер «Вог» и открыла его на статье о Валентине, где были помещены и фотографии «Голубых Орхидей».
– О Боже, – выдохнула женщина, глядя на Орхидею. – Вы – Орхидея! Вы… из «Голубых Орхидей»! Мой внук покупает все ваши альбомы. Боже мой, не могу поверить, что действительно сижу рядом с вами!
Раздражение Орхидеи постепенно исчезло. Ее уязвленное «эго» немного утешило то, что хоть кто-то узнал ее.
– Вы возвращаетесь в Штаты, чтобы записать пластинку? – наивно спросила женщина.
– Да, – солгала Орхидея и с большой долей правды добавила: – А еще я написала сценарий, и завтра утром у меня назначена встреча с крупным голливудским агентом, который им заинтересовался.
Агент Конн Дэнсон говорил по телефону в ванной, отдавая распоряжения своему биржевому маклеру.
– Не забудьте, – на прощание сказал он, – я хочу десять тысяч за это. Может, мы организуем встречу за завтраком в следующую пятницу у Джан, сразу за «Ла Сьенегой», рядом с центром Беверли? Семь часов устроит? Я хочу более подробно поговорить об акционерном обществе с ограниченной ответственностью по торговле недвижимостью.
Он закончил разговор, повесил трубку и, зайдя в спальню, открыл один из сценариев, лежавших на тумбочке. «Маленькая драгоценность», которую он сегодня выбрал, называлась «Свирепый Бык» – о собаке, которая свирепствовала в небольшом городке, убивая всех на своем пути.
Конн сделал гримасу и бросил сценарий на пол. Взглянув на свое отражение в зеркальных стенах, он увидел себя высоким, со втянутым животом. Он совсем неплохо выглядел для своих сорока шести лет, уверил он себя. Или… ему нужно убрать слегка выпирающие жировые складки на талии. Черт! Он надеялся, что ему пока еще не нужна пластическая хирургия, но, когда она понадобится, он подпишет контракт с волнением.
Внешность – это все в Лос-Анджелесе, и его нынешняя любовница Рейвен Грегори ясно дала ему понять, чего она требует от мужчины: необходимо, чтобы он был частью властных структур Голливуда, но в то же время он должен быть первоклассным племенным жеребцом, способным работать часами, как пистолет.
Пока ему это удавалось, но были ночи, когда он ощущал беспокойство.
Все еще обнаженный, он прошел в свой кабинет и открыл верхний ящик стола. Внутри лежал маленький пластиковый мешочек с белым порошком очень хорошего качества, которым его снабжала Рейвен, бывшая актриса, которая теперь называла себя «поставщицей кокаина звездам». Рядом лежали зеркальце, маленькая серебряная ложечка и сложенная стодолларовая банкнота.
Конн смотрел на них с вожделением несколько минут, но решил подождать до вечера, когда придет Рейвен, и тогда угостить себя высокосортным кокаином. Он не был кокаинистом. Ни в коей мере. Лишь употреблял немного перед тем, как заняться любовью, и это придавало то дополнительное напряжение, которое ему так нравилось… и, возможно, было необходимо.
Полчаса спустя Конн сидел за огромным столом с беломраморным верхом в своем офисе на бульваре Беверли. Здесь все было белым: ковер, мебель, стены, столы, телефоны, шкафы, где лежали кипы сценариев и старые номера «Вэрайэти», «Голливуд репортер» и «Биллбоард», которые Конн считал неуместным хранить на виду. Он даже настоял, чтобы его секретарша Магда Бойнтон тоже носила белое, чтобы не нарушать стиль. Единственным цветным пятном в офисе была огромная картина, висевшая в его личном кабинете, на которой лицо Конна вписано в стилизованный рисунок, изображающий прыгающего леопарда. Он специально заказал ее.
Мистер Дэнсон, – по селектору передала секретарша, – посетитель, назначенный на одиннадцать часов, уже здесь.
– Что? Кто?
– Орхидея Ледерер. Помните, о встрече договаривался Эдгар Ледерер.
– Да, да, – Конн помнил. Ледерер несколько раз делал ему одолжения, и он в долгу перед ним. Он вздохнул, представив, каким будет сценарий его дочери: плохим, еще хуже или совершенно ужасным? К счастью, он отвел ей только двадцать минут – вполне достаточно, чтобы, по обыкновению, оживленно поговорить с ней и посоветовать поступить на сценарные курсы к Майклу Хейгу в Образовательный центр при Лос-Анджелесском университете.
Но когда Магда провела девушку в кабинет, Конн был приятно удивлен. Она была просто красотка, в облегающем светло-голубом кожаном брючном костюме, отделанном бахромой и заклепками. На каблуках в три с половиной дюйма она выглядела как проститутка экстра-класса. Ее великолепные волосы ниспадали на плечи. Лицо в форме сердечка обладало кошачьей привлекательностью, а глаза были огромными, голубыми. Шла она, покачивая бедрами.
– Ну привет, – поздоровался он немного теплее, чем намеревался.
– Привет, – усмехнулась Орхидея. Ее улыбка обнажила белые, исключительно красивые зубы.
– Как прошел ваш полет из Амстердама?
– О, беспокойно. – Она пристально посмотрела на него, придавая ответу какое-то сексуальное значение.
Конн решил усадить девушку на стул рядом с собой, а не через стол… Он взял сценарий в шикарной голубой обложке.
– Расскажите мне в одном предложении, о чем он.
Она даже не моргнула.
– Это история двух девушек, которые создали рок-группу и как одна из них предала другую.
– Надеюсь, здесь нет ничего личного? – спросил он, припомнив, что читал о распаде «Голубых Орхидей» несколько месяцев назад. – Ничего такого, что может ввергнуть нас в судебные дрязги?
– Я изменила все имена и названия и добавила новые персонажи.
Он кивнул.
– Хорошо, я возьму и просмотрю его, хотя должен заметить, что каждый год через мой офис проходит более пятисот сценариев и четыреста девяносто из них дерьмо. В Америке каждый считает, что может писать для экрана, хотя ни черта в этом не смыслит.
– Я могу, – сказала она, сверкнув своими голубыми глазами. – И… я могу делать очень много других вещей тоже.
Черт побери, какая сексапильная девчонка! И жила в Амстердаме, где царит такая ничем не сдерживаемая свобода.
– Послушайте, – предложил он, – я обычно не поступаю так с новичками, но как насчет того, чтобы пообедать завтра вечером? Мы тогда сможем поговорить поподробнее, ну, о сценарии, а затем и о других вещах.
Она с готовностью кивнула. И Конн почувствовал дрожь волнения. Она может составить приятную перемену настойчивой Рейвен.
– Еще, – настаивала этой ночью его любовница, извиваясь под ним. Ее черные волосы, увлажнившиеся от пота, разметались по подушке. – Еще, Конн! Энергичнее!
«Штучка» Рейвен издавала приказы. Он старался изо всех сил, но немного размяк после первого оргазма несколько минут назад. Извинившись, он отодвинулся и протянул руку за зеркалом, которое положил на прикроватный столик. Отсыпав две небольшие порции белого порошка, он свернул стодолларовую банкноту в трубочку и вдохнул кокаин, ожидая первой сладкой волны.
– Что, он у тебя снова не поднимается без этого? – спросила Рейвен.
– Я принял немного кокаина, и ты из этого извлечешь выгоду, – сказал он ей, приводя себя в состояние боевой готовности. – Во всяком случае, ты сама продала его мне, помнишь?
Они вернулись к прежнему занятию, и на этот раз Конн с легкостью доставил Рейвен еще несколько оргазмов, с удовольствием слушая, как ее громкие крики эхом отдавались в комнате.
– Эй, – резко окликнула Рейвен, – ты думаешь о ком-то другом, не так ли? Я вижу.
– Нет, – солгал он.
– Ты мой. Ты принадлежишь Рейвен… ты маленький медвежонок Рейвен, – ворковала она, одеваясь. Она была высокой брюнеткой, которая говорила всем, будто ей тридцать восемь, это означало, что ей, по крайней мере, сорок четыре, но она обладала стройным, изящным телом и была потрясающей в постели.
Конн смотрел на нее. Это ее замечание… Рейвен становится слишком властной. Может, она преследует какую-то цель. Конечно… он перестал об этом думать. Если он бросит ее, то у кого будет покупать кокаин?
За обедом у Джимми на углу Морено-драйв и бульвара Санта-Моника Орхидея едва могла сдержать волнение. Через два столика от нее актриса Тери Гарр обедала с Эйми Хекерлинг, писательницей и режиссером, которая сама выглядела как кинозвезда.
Все проходило именно так, как она хотела, начиная с восхитительного coq du vin [17]17
Петух в вине (франц.).
[Закрыть]с duxelles [18]18
Блюдо из грибов.
[Закрыть], кончая внимательным мужчиной, который велел ей называть его Конном и с интересом слушал ее рассказы о «Голубых Орхидеях».
Наконец, не в состоянии больше выносить неизвестность, она собрала все свое мужество и задала Конну мучивший ее в последние двадцать четыре часа вопрос.
– Что вы думаете о моем сценарии?
– Он замечательный.
– Боже, Боже, Боже, – выдохнула она.
– Это великолепно, сказочно, сенсационно! Что я еще могу добавить? – сказал Конн, наслаждаясь ее непосредственной радостью. – Фабула фантастическая, и я намерен собрать всю команду для твоего сценария – от режиссера до главных исполнителей. Мы запустим его в работу, Орхидея. Я уже отдал распоряжение моей секретарше напечатать контракт.
Она изумленно смотрела на него, ошеломленная и ослепленная, а Конн щелкнул пальцами, подзывая официанта, и тот поспешно подошел.
– Шампанского, – приказал он. – Cristal. Опразднуем?
Когда они распили бутылку и встали, чтобы уйти, Орхидея ощущала приятное головокружение, давно уже ей не было так хорошо. «Наконец-то!» – торжествующе думала она. Наконец-то она снова чем-то займется.
– Не хочешь ли заехать ко мне пропустить по стаканчику на ночь? – пригласил Конн, когда они сели в его белый «корниш».
– Хочу ли я?! – она ни секунды не сомневалась. Он был старше ее обычных любовников и кроме того… если ей придется с кем-то спать, чтобы найти свой путь к вершине, она сделает это. И это будет небольшая и недорогая цена за то, чего она хочет.
ГЛАВА 17
Спальня Конна Дэнсона представляла собой фантазию Хью Хефнера. Орхидея, вбежав туда, вскрикнула от удовольствия, она пристально рассматривала огромную кровать с пологом на четырех столбиках и с зеркалами, матрацем из синтетической пленки, наполненным водой, массивную стереосистему «Бэнг и Олуфсен», широкоэкранный телевизор и собрание из сотен порнографических видеофильмов. Ковры из овчины, небрежно раскинутые перед большим камином, огромная, увешанная зеркалами ванная была оборудована «Джакузи». Здесь выстроились в ряд шкафы, где разместилась коллекция сексуальных игрушек.
– Я никогда в жизни не видела столько вибраторов! – воскликнула Орхидея, перебирая набор действующих на батарейках искусственных пенисов всех форм и размеров, массажеры и даже вибратор «бабочку».
– Хочешь попробовать некоторые из них? – усмехаясь, спросил Конн.
– Конечно, – она потянулась к нему и принялась ласкать его сквозь одежду, массируя ему ягодицы своими сильными твердыми пальцами.
Конн неохотно отодвинулся. Девчонка – просто фейерверк, и он не хотел все испортить, проявив себя импотентом.
– Подожди секунду, милочка. У меня есть нечто, что действительно вознесет нас до небес. Сделаем по паре затяжек, прежде чем начать.
– Гм, – Орхидея посмотрела на маленький пластиковый пакет, наполненный белым порошком. – Я нюхала кокаин, но теперь перестала. Сейчас я в норме.
– О, всего лишь одну затяжку, – настаивал Конн. – Все станет намного лучше.
Она нахмурилась:
– Я провела целый год в Амстердаме, где веселилась до безумия, но теперь, вернувшись в Лос-Анджелес, не хочу больше иметь дело с этой дрянью.
– Что ж, если ты не возражаешь… – Конн отсыпал две порции для себя. Он глубоко затянулся, вдыхая каждую крупицу дорогого порошка. Затем, удовлетворенно вдохнув, бросился к Орхидее и стал стягивать свитер с ее плеч.
Смеясь, она помогала ему раздевать себя. Через несколько секунд они, обнаженные, уже катались по овчинным коврам.
Орхидея Ледерер была самой лучшей любовницей, какую он когда-либо знал.
Прошло несколько недель. Орхидею радовал тот поворот, который произошел в ее жизни в Голливуде. Конн Дэнсон оказался человеком слова. Он подготовил ей неплохой контракт, который проверили юристы Эдгара, и действительно принимал меры к подготовке съемок ее фильма.
Одним из его клиентов была Джетта Мишо – знойная звезда, находившаяся сейчас в Акапулько, где снималась с Мики Рурком. Он послал сценарий Джетте, и она согласилась прочитать его.
– О Боже, – захлебываясь от восторга, Орхидея делилась с Пичис по телефону, – Джетта Мишо! Ты можешь в это поверить? Она такая модная. И он ищет мне режиссера и продюсера… возможно Лу Рудолфа. Он уже подобрал три-четыре звезды из списка своих клиентов, кто подошел бы на главную мужскую роль. Тебе не кажется, что все это совершенно невероятно?
– О чем сценарий, Орхидея? – спросила Пичис. – Ты ни разу не рассказывала мне его сюжет.
– Он… это о рок-певицах, – уклончиво объяснила она.
– Что ж, я уверена, что это очень хороший сценарий. Чем ты еще занимаешься, милая? Познакомилась с какими-нибудь интересными мужчинами? – Пичис всегда спрашивала об этом, надеясь всё меньше и меньше, что Орхидея когда-нибудь возьмется за ум.
– Только с Конном.
– Конн? Надеюсь, ты не имеешь в виду Конна Дэнсона, твоего нового агента?
– О, ничего особенного, – солгала Орхидея. – Он просто время от времени приглашает меня на обед.
Интересно, что бы подумала Пичис, если бы узнала о сибаритских наслаждениях в спальне Конна. Сидя обнаженными и жуя воздушную кукурузу, они смотрели фильмы с такими названиями, как «Игры, в которые играют пары», «Дебби соблазняет Даллас». Затем, когда сцены на экране становились жаркими, они их подхватывали и создавали свои, не менее страстные.
У него иногда возникали проблемы, но Орхидея знала, как его возбудить, или он вдыхал пару порций кокаина.
Она даже начала испытывать к нему какие-то чувства. Конечно, не большую любовь, но он ей нравился, и особенно нравилось то, что он работает над ее сценарием. Он спасал ее, и за это Орхидея была готова смотреть сквозь пальцы на многое. Такая связь определенно радовала ее.
Маленький «фиат» Рейвен Грегори с визгом остановился на площадке перед домом. Она позвонила привратнику, дежурившему на частной территории в Брентвуде, где жил Конн Дэнсон.
Она уже три года приезжала сюда несколько раз в неделю, и сторож пропустил ее, не задав никаких вопросов.
Ее сердце все еще колотилось от сцены, которую она только что увидела, когда проезжала мимо дома Конна, через одно из окон – короткое, но многозначительное зрелище: ее любовник, совершенно голый, совершал набег на холодильник, а рядом с ним стоял кто-то, тоже обнаженный. Она уже несколько недель подозревала неладное, да и некоторые из ее знакомых видели, как он обедал с какой-то красоткой.
«Проклятый дурак», – подумала она, дрожа от ярости. Она остановила машину и несколько секунд сидела и курила, прежде чем выключить мотор, затем взяла свою большую сумку с длинной ручкой, которую носила на плече, и вышла из машины.
Она предупреждала его.
Рейвен подошла к двери, открыла ее ключом, который он ей дал несколько месяцев назад, помедлила в вестибюле, прислушиваясь к звукам канала «плейбой», доносившимся из спальни. Женская одежда, разбросанная по ковру, вела в том же направлении. Рейвен смотрела на нее с отвращением. Сумочка от Гуччи валялась на полу рядом с кушеткой.
Рейвен улыбнулась про себя. Она подошла к сумочке и стала в ней рыться, пока не нашла то, что искала, – перламутровую пудреницу. Высыпав пудру на подставку стоявшего рядом тропического растения, она заменила ее несколькими унциями кокаина, который достала из маленького мешочка, затем в белую массу добавила большую дозу героина – настоящая гремучая смесь.
Затем быстро подошла к невысокому шкафчику со спиртными напитками, где, как она знала, Конн держал свои запасы. Четыре мешочка, которые она продала ему накануне, все еще там лежали. Она забрала их и заменила более сильной смесью.
Она заставит этого прохвоста Конна Дэнсона и его подружку-шлюху взлететь до ближайшей звезды.
– Эй… Я не думал, что ты останешься на ночь, – пробормотал Конн, прижимая Орхидею к себе.
– Думаю, останусь, – сказала она.
– Я хотел сказать, что ты не обязана.
– О, я останусь.
Он прижался к ней и тихо похрапывал, словно муж, а она обнимала его, глядя во тьму. Орхидея по-настоящему нравилась Конну и чувствовала это. И он нравился ей. Пожалуй, она даже смогла бы выйти за него замуж. Они во многом подходили друг другу.
Она вздохнула, и на нее нахлынула волна печали. Она никогда не встречала человека, за которого по-настоящему захотела бы выйти замуж, и сомневалась, встретит ли когда-нибудь. Может, это все идет из ее детства, из-за насилия и ее непреодолимого недоверия к мужчинам? Кто знает?
Она закрыла глаза и постаралась ровно дышать. Ей лучше уснуть, потому что она не сомневалась – утро Конн встретит с проснувшимся вожделением. По утрам он был особенно страстным.
– Детка… детка… – поцелуями разбудил ее Конн, покусывая кончики ее ушей.
Орхидея застонала и уткнулась лицом в подушку. Она всегда спала обнаженной, и теперь его руки блуждали между ее ног.
– Детка… Орхидея… У меня для тебя кое-что есть. Что-то по-настоящему хорошее…
– Спать хочу, – запротестовала она.
– Что-то по-настоящемухорошее. Но сначала я отлучусь на секунду в гостиную. Скоро вернусь. – Конн встал с постели и, обнаженный, побрел по квартире, вернувшись с одним из мешочков, зеркалом и прочими атрибутами.
– Так рано? – пробормотала Орхидея, пытаясь проснуться. – Ты собираешься нюхать кокаин так рано? – Она взглянула на часы. – Боже, еще только восемь часов!
– Всего пару понюшек, детка. Я не сплю уже два часа, и все жду, когда ты проснешься. – Он насыпал две порции на зеркало и стал ласкать себя, быстро проводя руками вверх и вниз до тех пор, пока не наступила эрекция.
– Можно я вставлю его в тебя, а потом вдохну?.. Тебе это понравится… – тяжело дыша, спросил он. – Я хочу «поймать кайф», когда буду уже в тебе. Это высококачественный октан, первосортное топливо, он по-настоящему заправит мой мотор.
Она не ощущала большого желания, так как предпочитала заниматься любовью ночью, но с готовностью раздвинула ноги, чтобы впустить его. Стоя на коленях, Конн принялся раскачиваться, постанывая от удовольствия. Затем он остановился, уравновесил зеркало, и стал манипулировать свернутым в трубочку стодолларовым банкнотом.
Она видела, что возбуждение тотчас же охватило его.
– Это величайшее… – начал он, с трудом вдыхая воздух, как обычно после наркотика. Но затем его дыхание стало странным, придушенным. Он начал задыхаться, ловить ртом воздух.
– Эй, – окликнула его Орхидея.
Конн смотрел на нее невидящими глазами, ставшими огромными и пустыми. Лицо его приобрело безобразный пепельно-красный оттенок. Капельки пота выступили на лбу, рот открылся, и в уголках губ показалась слюна.
– Конн?! – вскрикнула она. – Конн, Конн, с тобой все в порядке?
С ним все было не в порядке. Все двести десять фунтов его веса внезапно обрушились на нее.
– Конн! – пронзительно закричала она, пытаясь выбраться из-под него. – О, нет, – зарыдала она, – о Боже… Боже.
Орхидее наконец удалось сбросить неподвижное тело Конна, и она принялась неистово трясти его и бить по лицу. Затем схватила телефонную трубку, чтобы вызвать брентвудскую полицию.
В брентвудском отделении полиции с ней обращались вежливо, позаботились о том, чтобы дать ей холодного пепси и удобный стул в свободном кабинете.
– Расскажите мне, – попросил красивый детектив, зачитав Орхидее ее права и спросив, поняла ли она его, – расскажите мне все с самого начала. Откуда вы достали наркотики, которые мы обнаружили в вашей пудренице? Это вы снабжали Конна Дэнсона наркотиками?
Орхидея с изумлением смотрела на него. Она не прикоснулась к своему пепси, испытывая потрясение от смерти Конна. Тот принял смертельную дозу наркотика – так сказал ей служащий скорой помощи. В то время, когда он был на ней… в ней. Ужас случившегося все еще переполнял ее, и, когда полицейские привезли ее в отделение, она была чуть жива.
Наркотики нашли в ее сумочке. Они считают, что это она дала их Конну и отравила его наркотиками.
Ужас от услышанного совершенно выбил Орхидею из колеи.
– Это не я! – закричала она, отчаянно желая оправдаться. – Я никогда бы так не поступила. Я даже сама не принимаю наркотики! Я перестала. Мне он нравился! Конн был добр ко мне. Он хорошо со мной обращался. Он был мой… мой…
Она разразилась отчаянными рыданиями. Детектив бесстрастно смотрел на нее:
– Сколько вы продавали ему каждую неделю?
– Я же сказала вам… ничего! – проглотила слезы Орхидея, постепенно обретая контроль над собой. – Мне нужен адвокат, и я хочу позвонить, пожалуйста. Мне необходимо позвонить отцу, и вы должны разрешить.
На звонок ответила Пичис.
– Что-то случилась? – сразу же спросила она, уловив испуг в голосе Орхидеи.
– Да. Пожалуйста, папу Эдгара, – прохрипела Орхидея.
– Думаю, он сейчас пошел на ленч с Харолдом Безносом во «Франклин-Хилл». Я попытаюсь найти его.
Дрожа всем телом, Орхидея ждала несколько минут, когда наконец услышала голос отца.
– Дорогая? Орхидея? Что случилось, куколка? – в голосе отца звучали любовь и тревога, и это опять выбило Орхидею из колеи. Она снова заплакала, и ее всхлипывания переросли в стремительный поток отчаяния.
– Я… они… они считают, что я… он умер… – бормотала она сквозь слезы.
– Подожди, милая, я не могу понять, что ты говоришь.
– Я сказала… – она задохнулась. – Я сказала, что Конн Д-Дэнсон умер, он отравился наркотиками, и они говорят, что нашли кокаин и героин в моей с-сумочке, но я не клала их туда, папа Эдгар. Я клянусь, клянусь!
Две недели спустя, отрезвленная и несчастная, Орхидея сидела рядом с Эдгаром в самолете «Америкен эйрлайнс», возвращаясь в Детройт, и пыталась читать «Ярмарку тщеславия», купленную в киоске аэропорта.
Для сценария «Рок, леди, рок» настали тяжелые времена, теперь никто не хотел его продвигать. Она стала проклятием для Голливуда – девушка, которая была в постели с Конном Дэнсоном, когда он умер. Девушка, которую допрашивали в связи с его смертью. Разрушительная гласность была почти так же страшна, как вынесенный приговор.
– Вы возвращаетесь назад в Детройт, юная леди, – заявил ей Эдгар, когда узнал, что Рейвен арестована и ей предъявили обвинение. Первоклассная команда опытных юристов, специалистов по уголовным делам, которых нанял Эдгар, разыскали достаточно фактов, чтобы убедить суд в невинности Орхидеи. Судья Коуэн согласился прекратить дело, но только после того, как Эдгар потратил почти 25 тысяч на судебные издержки.
– Ты поедешь домой и забудешь обо всей этой «звездной» чепухе.
– Но… – начала она.
– Никаких но, – оборвал ее Эдгар. – Твои достоинства не тянут на звезду – это уже вполне убедительно доказано. Я говорил тебе, что в жизни рок-звезды много грязи, но ты отказывалась слушать, и теперь мы все расплачиваемся за это. Ты можешь только благодарить свою счастливую звезду за то, что у тебя есть семья, которая любит тебя, заботится о тебе и всегда поддержит тебя.
Служащий авиакомпании обходил пассажиров, раздавая наушники, – собирались показывать фильм с Сигурни Уивер «Убийцы в тумане». Орхидея покачала головой. Ей не хотелось смотреть кино. У нее возникло желание исчезнуть с лица земли.
Она с ужасом думала о том, как посмотрит в глаза Пичис, когда вернется в Детройт. Что она скажет ей? Что она была готова пойти на все, лишь бы прославиться? Орхидея начала ненавидеть себя, и это было неприятное чувство.
– Завтрак подан, – завлекающе сказала Пичис. – Бельгийские вафли с клубникой и свежеотжатый апельсиновый сок – то, что ты любишь.
Никакого ответа.
Пичис почувствовала, как сжалось ее сердце при виде Орхидеи. Девушка лежала, свернувшись в клубочек, под легким одеялом на своей большой кровати. Только спутанная копна ее каштановых волос торчала из-под покрывала – волос, которые уже больше недели не причесывали.
Пичис вошла в спальню, залитую августовским солнечным светом. Воздух здесь был тяжелым и спертым. Орхидея почти не выходила из комнаты эти две недели. Иногда она слушала старые записи «Голубых Орхидей» или радио, но в основном спала – часов по восемнадцать в сутки. Ужасное происшествие в Лос-Анджелесе, казалось, выжало из нее все жизненные соки.
Что-то необходимо предпринять – и срочно.
– Я не голодна, – пробормотала Орхидея, уткнувшись в подушку. – Уходи.
– Свежая клубника. Я приготовила ее сама, – попыталась соблазнить Пичис.
– Нет, – простонала Орхидея.
– Ты должна есть, милая! Ты едва прикасаешься к пище уже две недели. И не выходишь из своей комнаты. За стенами целый мир, Орхидея! Ты же не можешь просто лежать в постели целыми днями. Это вредно для здоровья.
– Плевать мне на здоровье.
– Милая, ты ужасно подавлена.
– Ого. Я так рада, что ты заметила. – Орхидея схватила подушку и положила себе на голову, чтобы не видеть и не слышать свою обеспокоенную мать.
– Черт побери! – произнесла Пичис, что было совершенно не типично для нее, сдернула подушку и бросила ее на пол. – Ты что же, собираешься так просто умереть? А значит – уступить, не так ли? Я не могу поверить, что это ты. В нашей семье ты единственный борец. Ты – человек, на которого я могла бы положиться, если бы мне понадобилась опора, даже несмотря на разногласия.
Орхидея устало провела рукой по глазам.
– Это не так просто. Я пыталась бороться. Много боролась. И что мне это дало?
– Это привело тебя домой, ко мне! – воскликнула Пичис. – Это даст тебе еще один шанс. Дорогая… я несколько раз звонила Джорджу Фоку. Он новый декан Школы ораторского мастерства при Университете Норт-Уэстерн. Они согласны отказаться от обычных вступительных процедур и принять тебя прямо сейчас. Единственное, что тебе нужно сделать, – это съездить на собеседование. – Она поколебалась, затем добавила: – Тебе назначено на завтра.
– На завтра? – Орхидея резко выпрямилась и уставилась на мать.
Пичис покраснела.
– Итак, нам нужно очень много сделать сегодня, не так ли? Я отвезу тебя к Мире Линдер, сделаем тебе прическу, массаж и все, что полагается. Ты должна выглядеть потрясающе. Они примут тебя. Я уже позвонила.
– Но… но… – Орхидея затрясла головой. Ее, казалось, ошеломили решительные действия Пичис, принятые помимо ее воли.
– Ты должна что-нибудьсделать, Орхидея, – твердо продолжала Пичис. – Рассматривай это как терапию. Во всяком случае, я выбрала программу, которая, как мне кажется, тебя больше всего заинтересует.
– Драма? Ты думаешь, я смогу играть? – Орхидея невольно коснулась рыжих спутанных волос.
– Орхи, мне кажется, ты можешь прекрасно играть. И мы уже знаем, что ты можешь хорошо писать. Если даже твой сценарий не нашел применения, уже то, что он понравился Конну Дэнсону, – хороший знак. Я считаю, тебе следует посещать все, какие возможно, сценарные курсы и уроки драматического мастерства. Думаю, папа Эдгар был не прав, дорогая. Ты можешьстать звездой, если все еще хочешь. Но тебе придется много работать.
