Текст книги "«Голубые Орхидеи»"
Автор книги: Джулия Фэнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
– Мне не нужны преимущества перед ними.
– Не будь дураком. Когда ты закончишь учебу, то станешь одним из тридцати тысяч агентов КГБ, разбросанных по миру. Тебе необходимо выделиться из общей массы, чтобы тебя заметили. Приходи в мой кабинет завтра утром ровно в восемь. Мы посетим комнату для задержанных. Ты увидишь, как все происходит в реальной жизни.
– Что ты подразумеваешь под реальной жизнью? – Михаила поразило то, как отец произнес свои слова.
Петров кинул взгляд в окно, выходящее во двор, на мрачную кирпичную стенку с зарешеченными окнами.
– Китайский пилот был сбит в советском воздушном пространстве. Завтра мы будем допрашивать его. Уверяю тебя, это очень познавательно.
Часовые на частых контрольно-пропускных пунктах требовали предъявить их специальные пропуска, когда Петров и Михаил проходили все глубже и глубже в недра Лубянки – огромного здания, о котором большинство советских людей боялись даже думать, настолько оно было запятнано кровью и покрыто позором со времен сталинскою царства террора. В 1930-е годы она была известным истребительным центром. Тысячи, а возможно и миллионы людей из интеллигенции и вооруженных сил были расстреляны здесь.
Даже Петров молчал, пока они шли по затхлым мрачным коридорам, ведущим в лабиринт, где находились комнаты для допросов и сырые тюремные камеры.
Китайскому пленнику было года двадцать два. Худой и жилистый, с узким лицом и раскосыми черными глазами, которые, казалось, исходили ненавистью, когда они начинали допрос. Он был раздет и привязан к стулу. Его запястья, лодыжки и грудь охвачены тяжелыми металлическими кольцами. Рядом стоял переводчик с каменным лицом.
– К какой воздушной группе вы принадлежали? Какова численность группы? Вы фотографировали советские военные объекты? – продолжал снова и снова спрашивать Петров. Позвали техника, чтобы включить электрический прибор, электроды которого были присоединены к пенису и яичкам узника.
Петров издал звук, похожий на хрюканье, и повернулся к Михаилу, видимо, чтобы понаблюдать за его реакцией.
– Нет, – пробормотал Михаил, ринувшись к пытательному аппарату. Он выдернул штекер, затем толкнул ладонями в грудь техника, тот откинулся назад, слюна запузырилась у него на губах.
– Что… ты… – прошипел Петров.
– Разве вы никогда не слышали о наркотических средствах или сыворотке, которые применяются, чтобы извлечь такого рода информацию? – огрызнулся Михаил. – Это намного эффективнее, и информация будет значительно полезнее диких выкриков узника. Принесите мне наркотики, и я сам допрошу его как следует.
Петров кивнул, глаза его вспыхнули гордостью. Михаил почувствовал озноб. Он понял, что в этом была подлинная цель допроса – не получить информацию, но увидеть и оценить реакцию Михаила. Он прошел испытание, сам того не зная.
Когда они покинули тюрьму, Михаил принял окончательное решение, которое обдумывал уже несколько месяцев. Он не хотел быть специалистом по допросам, частью группы отборных убийц КГБ. Крики китайского пилота убедили его в этом.
Он должен покинуть Советский Союз навсегда!
ГЛАВА 16
Нью-Йорк. 1985
Кит Ленард приехал первым. Он вошел в зал через боковую дверь и направился по проходу пустого зрительного зала.
Для Валентины настал день испытать себя. Кит почувствовал, как напряглись мускулы шеи. С тех пор как Валентина вошла в его жизнь, он почти перестал спать.
«Если Тамара будет потрясающей, то и все остальное встанет на место, – постоянно повторял хореограф. – А если нет, тогда – беда. Я не дурачу тебя, Кит, я все брошу, если не смогу добиться нужного результата. Я ничего не делаю посредственно», – утверждала она несколько дней назад.
Он услышал стук каблучков, повернулся и увидел Беттину в тонком черном комбинезоне со множеством серебряных заклепок. Она сделала новую прическу – волосы сзади и по бокам были выбриты и торчали высоким хохолком на макушке. Тяжелый чеканный серебряный кулон завершал ансамбль.
– Что ж, сегодня большой день, – сказала она Киту с обычным мрачным выражением.
– Да.
– Я подумала, что тебе стоит знать. У меня есть в запасе Дженни Триллин. Она знает партии как Тамары, так и вторую ведущую роль. Она уже несколько лет прима-балерина у Садлера Уэллса в Лондоне и даже танцевала у Марты Грэхем. Я работала с ней несколько раз – она блистательно танцует. К тому же может петь.
– Мы воспользуемся ее услугами, но для второй ведущей роли, – сказал Кит. – Это придаст постановке глубину.
Беттина пожала плечами.
– Ну, через двадцать минут мы увидим, не так ли?
– Да, – сказал Кит спокойнее, чем чувствовал на самом деле. – Мы, безусловно, увидим.
За кулисами Валентина накладывала грим, проводя черные линии в уголках глаз, чтобы придать им экзотический вид. Странно – руки ее совсем не дрожали, хотя она почти не спала прошлой ночью и мысленно повторяла каждый шаг трудных танцевальных номеров.
Она скользнула в серебряный купальник, который отыскала в маленьком магазинчике танцевальных принадлежностей в Гринвич-Виллидже. Прозрачные шарфы, расшитые серебряными нитями и блестками, украшали его. В пьесе был замечательный эпизод-«мечта», и Валентина решила, что именно эта тональность подойдет ему.
Хотя спецэффекты обычно не употребляются на просмотрах, по совету Майка Даффи у нее состоялся продолжительный разговор с осветителем. Свет может творить чудеса. В благодарность за его одолжение, она пообещала в ответ подарить его дочери последний альбом «Голубых Орхидей».
Поправив полукруглый вырез костюма, она посмотрела на себя в зеркало. Сейчас она напоминала длинный мерцающий серебряный стержень.
Все организаторы постановки и несколько финансистов, субсидировавших шоу, заняли кресла третьего ряда. Кит пришел с утреннего приема, драматург по такому случаю оставил свой «электронный редактор», один из финансистов Ларри Гейнор, миллионер, «восходящая звезда» в производстве косметики, прилетел из Мичигана на самолете своей компании. К ним присоединились художник по костюмам, художник по декорациям, а также некоторые из их жен, которые «просто хотели увидеть Валентину собственной персоной».
Слухи распространились быстро. Может, сегодня откроется еще дна страница истории театра.
Кит сел рядом с Мелом Паркингтоном и Беттиной, он надеялся, что Валентина не будет слишком сильно нервничать.
Сцена постепенно погрузилась во тьму. Темные омуты создавали эффект тяжелой, жгучей глубины. Экзотические звуки волынки, скрипки, электрогитары и компьютерного синтезатора заполнили театр. Музыка нарастала, свет стал меняться, превращаясь из черного в фиолетовый, затем становясь перламутровым. Постепенно в центре перламутрового луча, словно вырастая из него, возникла высокая серебряная фигура. Валентина выгнула спину, начиная арабеском легкое чувственное движение. Тонкие, как паутинка шарфы, кружась, отражали свет.
Кит задохнулся от восхищения, когда под лучом горячего красного света переливчатый костюм стал сверкающе алым, и Валентина превратилась в танцующий язык пламени.
– Иисус Христос и Дева Мария, – пробормотала сидящая рядом с ним Беттина.
Несколько минут спустя музыка, достигнув своей кульминации – барабанного боя, оборвалась, и внезапная тьма поглотила сверкающее пламя. Стихийные аплодисменты пронеслись по пустому залу, Кит улыбался до ушей, ощущая такой мощный прилив любви к Валентине, что у него сжалась грудь.
– Кажется, у нас появилась звезда, – прошептала Беттина Тони.
На следующий день возобновились репетиции.
Валентина испытала потрясение, когда узнала, что ее партнером будет звезда Бен Пэрис, когда-то одолевавший ее телефонными звонками и засыпавший ее цветами. Его пришлось взять, когда студия «Континенталь» стала финансовым партнером бродвейской постановки. Но это не страшно, так как Кит хотел привлечь какую-нибудь голливудскую знаменитость, чтобы обеспечить кассовый успех, к тому же он уже подумывал об экранизации.
– Удивлена моим появлением? – спросил Бен Валентину. В поношенных джинсах и белом свитере, он выглядел даже красивее, чем помнила его Валентина.
– Да, этого я совершенно не ожидала, – с некоторой осторожностью ответила она. Собирается ли он снова начать ухаживать за ней? Она надеялась, что нет. – Я не имела ни малейшего представления, что ты можешь танцевать… или петь.
– Я не слишком хорошо пою, но лишь немногие знают, что уже пятнадцать лет занимаюсь современным джазовым танцем и стэпом. Почти два года я выступал с Мартой Грэхем, там и познакомился с Беттиной. Конечно, я танцевал под своим настоящим именем, не как Бен Пэрис.
– Под настоящим именем?
– Если я назову его, ты обещаешь сохранить в секрете?
– Постараюсь.
– Бенито Праццо, – сказал он, усмехаясь. – Я родился на Сицилии, можешь в это поверить?
У пятнадцати человек были драматические роли, пятеро из них еще танцевали, хор состоял из двенадцати мужчин и женщин, плюс еще десять статистов, изображавших толпу и принимавших участие в батальных сценах.
Начался долгий, медленный процесс репетиций. По утрам читали вслух свои роли, время от времени обращаясь к автору с просьбой переписать что-то или уточнить. Через три недели все должны выучить их.
После полудня они трудились над музыкальными номерами.
– Я уже работала с Беттиной Орловски, она сущий дьявол, – заметила Дженни Триллин, превосходная танцовщица, исполняющая роль Лены. Они с Валентиной стали добрыми друзьями. – Беттина будет придумывать и снова переделывать разные комбинации, пока тебе не покажется, что ты готова закричать от усталости. Она испробует дюжину новых вариантов и будет ждать от тебя, что ты сделаешь все правильно с первого раза.
– Я это заметила, – сказала Валентина.
– Она не остановится ни перед чем, чтобы добиться задуманного ею эффекта, – продолжала объяснять Дженни. – Но результат стоит того – вот почему мы все миримся с ней. Она гениальная, Валентина. И заставит всех нас потрясающе выглядеть.
Три недели постепенно перетекли в четвертую, постановка медленно стала обретать форму. Валентина заметила, что Кит избегает ее. Он редко обращался к ней, а когда делал это, то говорил только о деле.
Он приходил каждый день, обычно садился в третьем ряду и рано уходил. Был мрачен, глаза глубоко запали. У него в душе явно что-то происходило.
Однажды сентябрьским вечером, смертельно усталая, она вышла из театра, и на нее нахлынула волна одиночества. Ей не хватало тепла, которое было у них с Китом в те удивительные четыре недели, когда они работали вместе, тех чувств, которые они ощущали.
Садящееся солнце отбрасывало золотистые отблески на стеклянные окна Манхэттена. Она решила пройти двадцать кварталов до своего отеля, но прошла только два, когда увидела впереди знакомую фигуру – Кит.
Она побежала и догнала его.
– Кит! Кит!
Он повернулся, и при виде ее лицо Кита осветилось.
– Ты сегодня идешь домой пешком?
– Да, пожалуй. Погода…
Почти касаясь друг друга, они брели по тротуару, заполненному возбужденной толпой нью-йоркцев.
– Итак, мы друзья, но только друзья на расстоянии, верно? – наконец спросила Валентина.
Лицо его казалось пепельным.
– Вэл, Боже, мне так жаль, но я… у меня возникли проблемы.
– Что-то произошло?
– Да, Синтия неважно себя чувствует. Ей придется сделать операцию. Прогноз обнадеживает, но она очень боится.
– Да, понимаю.
– Операция назначена на следующую неделю.
– Конечно, – пробормотала Валентина. – Надеюсь, все пройдет успешно. Я знаю, это покажется странным, но мне жаль, что я не могу передать Синтии свои наилучшие пожелания.
– Можешь. Ей нравится твоя музыка, Вэл… Она очень доверчивая женщина, даже наивная. Она не имеет ни малейшего представления о том, что происходит между нами, и как-то сказала мне, что хочет с тобой познакомиться, когда поправится. Она называет себя твоей большой поклонницей.
– О, – пробормотала Валентина, приятно удивленная.
– Я не знал, что сказать ей.
– Мне бы хотелось навестить ее в больнице, – сказала Валентина после долгой паузы.
Валентина негромко постучала в полуоткрытую дверь больничной палаты, а затем открыла ее и зашла в комнату, залитую солнечным светом и уставленную букетами цветов.
– Няня, не могли бы вы… О! – воскликнула Синтия, лежавшая в постели. Опираясь на подушки, она читала книгу. – Это вы, Валентина… Спасибо, что пришли.
Красота Синтии казалась хрупкой, а кожа – голубоватой, просвечивающей.
– Как вы себя чувствуете, Синтия? Кит сказал, что доктора предсказывают полное выздоровление. Это замечательно! Я принесла вам кое-что почитать.
Валентина поставила свой пакет из книжного магазина «Дабл-дэй», в котором лежало несколько бестселлеров и набор кассет «Голубых Орхидей». Казалось, Синтия исчерпала все силы, чтобы взять пакет и открыть его.
– Большое спасибо… вы так внимательны. Пожалуйста, садитесь, Вэл. Я так рада наконец-то с вами познакомиться. Кит все время говорит о вас. Он считает, что вы станете новой звездой Бродвея!
Ощущая острое чувство вины, Валентина придвинула стул.
– Как проходят репетиции? – поинтересовалась Синтия.
Испытывая облегчение от перемены темы разговора, Валентина принялась подробно рассказывать: от первоначальных декораций отказались и начали все снова. Написали четыре новые песни взамен трех, которые композитор и автор слов вынуждены были признать неудачными. Автор и художник по декорациям много спорили с Беттиной и режиссером. Поклонницы Бена Пэриса проникают в театр во время репетиций, поэтому пришлось нанять дополнительную охрану.
Синтия, казалось, вскоре утратила всякий интерес к теме.
– Прекрасно, – сказала она, вздохнув, и положила голову на подушку. – Я думаю… думаю, вам доставляет большое удовольствие работать с моим мужем.
Валентина похолодела.
– Да, конечно, он настоящий профессионал, – быстро сказала она.
– Кит совершенно особенный, – продолжала Синтия. – Знаю, я теперь не очень интересный человек и не разделяю его интересов. Просто не могу. Делаю вид, будто мне безразлично, но это не так. Мне больно видеть его таким живым и деятельным, в то время как я стала полуинвалидом.
– Мне очень жаль, – прошептала Валентина.
Синтия, закрыв глаза, вздохнула.
– Я так завидую вам, Валентина. Вы знаете, ведь я вместе со своей племянницей видела первый нью-йоркский концерт «Голубых Орхидей»? Поймала одну из орхидей, которую вы бросили в зал. Я все еще храню ее, на память, в одной из книг.
– О Синтия, – Валентина не могла сдержать слез. Слезы снова и снова наполняли ее глаза и катились по щекам.
Синтия открыла глаза и мягко посмотрела на нее.
– Моему мужу необходим хит, – закончила она. – И я тоже желаю ему удачи. Пожалуйста, сделайте это для него. Ради меня.
– Еще раз! Еще! – кричала Беттина. – Черт побери, Бен, на этот раз удержись в этой позиции! Попади в цель! Сейчас ты играешь не капитана Хука, а романтического героя. Я хочу, чтобы все зрительницы упали в обморок. Пианист! Вы еще не уснули? Вы играете слишком медленно. Нам нужна…
– Одна порция экстаза, – колко бросил Бен, бросив на Валентину горячий взгляд.
Тело Бена было таким же гибким и мускулистым, как у Александра Годунова. Красоту его подчеркивал черный комбинезон без рукавов, который Бен носил во время репетиций.
– Экстаза ожидают от нас на сцене, а не вне ее, – улыбаясь, ответила Валентина.
– Вэл… Вэл… – вздохнул Бен, – постарайся расслабиться. Я не собираюсь набрасываться на тебя. Я изменился, разве ты не видишь? Я вырос за последние несколько лет.
Валентина с трудом удержала смешок недоверия. Даже сейчас за кулисами стояла хорошенькая молодая женщина в джинсах и твидовом жакете, и глаза ее с тоской были устремлены на Бена.
Снова заиграл пианист, и Валентина заняла позицию для первой комбинации. Бен встал позади нее.
– Мы хорошо танцуем вместе – и это единственное, что имеет значение, – сказала она ему, когда они заскользили по сцене.
Орхидея вошла в театр через служебный вход, предъявив удостоверение прессы, которое выпросила у одного из своих любовников, репортера нью-йоркских «Дейли ньюс».
Она надела мышиного цвета парик, старушечьи очки, длинную бесформенную юбку, ботинки, и ни грамма косметики. По ее мнению, в таком виде, напоминающем Энни Холл, Валентина не узнает ее.
Она должнаувидеть, так ли хороша Вэл, как утверждают.
– Она очень естественная, – сказал ей приятель-репортер. – По Бродвею ходят слухи, что к концу сезона эта девочка захватит власть в свои руки.
«Боже… неужели ей действительно это удастся?» Сердце Орхидеи колотилось, когда она проскользнула в темный зал, села в последнем ряду и обратила взгляд на сцену, где репетиция была в полном разгаре. Валентина, Бен Пэрис и еще десять танцовщиков, облаченных в пестрые старые одежды, репетировали эпизод-«мечта».
Орхидея видела, как мускулистый Бен Пэрис поднял ее сестру, и та эффектно свесилась с его плеча, грациозно выгнув спину.
«Черт, – пробормотала она про себя, – это несправедливо… У Вэл столько талантов», – с изумлением отметила она.
Спотыкаясь, Орхидея выбралась в вестибюль. Она казалась себе злобной мачехой Золушки.
Колоссальная предварительная реклама вызвала толпы желающих приобрести билеты на бостонский пробный спектакль в начале октября. Однако рецензии появились однозначные. Не плохие, но и не сенсационные. Встревоженные создатели засиделись до поздней ночи, заполнив комнату голубым сигаретным дымом, они спорили о том, что можно еще сделать, чтобы улучшить постановку.
Текст срочно перерабатывался. Беттина проводила дополнительные репетиции, дорабатывая хореографию. Валентине пришлось запомнить более восьмидесяти строк диалога и выучить две песни, взамен выброшенных.
– Трудно вносить большие изменения в последнюю минуту, – сказал Кит, созвав исполнителей, когда они вернулись в Нью-Йорк для дополнительных репетиций. – С переделками текста хлопот не оберешься. Но это – Бродвей, залатать здесь и там непросто, чертовски много тяжелой работы… но каким-то образом, в конце концов, все собирается в единое целое.
Затем, когда актеры выходили из комнаты, Бен Пэрис отвел Валентину в сторону.
– А не пообедать ли нам вместе, милая девушка?
– У меня уже есть планы.
– Ты, конечно, не можешь их изменить?
– Не могу.
Он смотрел на нее умоляюще, но Валентина отвернулась. На сцене между ними возник контакт, но она не интересовалась им сейчас. Она просто не могла выбросить из головы Кита.
– Дорогая! – удивленно воскликнула Пичис при виде Валентины, неожиданно появившейся на ее пороге во Франклине, в Мичигане. Она прижала дочь к груди. – Я так рада видеть тебя. Вэл. У тебя не через два дня премьера?
– Да, и я прилетела всего на пару часов, – вспыхнула Валентина. – Хочу сходить на могилу Нади, Пичис. Моей русской мамы. Я чувствую, что должна сделать это.
– Конечно, – согласилась Пичис после короткого раздумья.
– Надеюсь, ты не против? – спросила Валентина. – Пичис, я так люблю тебя и всегда буду любить. Хочу сначала побыть с тобой, поделиться новостями. Но потом…
– Я все понимаю, – сердечно сказала Пичис.
На кладбище Белой Часовни в Трое Валентина сидела на скамейке у маленького белого надгробия, устремив взгляд на пышные цветы хризантем, и перед ее мысленным взором предстала красивая женщина, некогда так ее любившая. Ее глаза увлажнились, когда она попыталась найти нужные слова.
– Мама… мамочка… – русские слова теперь с трудом срывались с ее языка. – Мамочка, без твоей жертвы меня не было бы здесь сейчас. Я надеюсь… надеюсь, ты будешь где-то поблизости, когда я выйду на сцену. Ты увидишь меня. Ты…
Она замолчала и просто сидела, погрузившись в окруживший ее покой. Через час она встала, чувствуя себя опустошенной, но в то же время счастливой. Она должна была вернуться в Нью-Йорк.
Премьера. Валентина ощущала заразительное волнение исполнителей. Они испытывали подъем, предвкушая успех. Разминаясь вместе с другими танцовщиками у перекладины, установленной в репетиционном зале, она пыталась сдержать частые удары сердца и легкую боль в желудке – следствие страха перед сценой.
Пичис и Эдгар приехали из Детройта, и даже Джоу Макбанта, преподававшая девушкам танец в Детройте, сообщила, что прилетит. Агент Валентины – Майк Даффи приводит с собой театральную группу в двенадцать человек.
Но Орхидея не придет на премьеру.
Валентина звонила и просила прийти, но Орхидея упрямо отказывалась.
– Я не нужна тебе, а ты не нужна мне, – твердила она.
– Конечно же, ты нужна мне, Орхи… очень нужна! Почему ты так сердишься на меня? Что я сделала?
– Ты прекрасно знаешь, что ты сделала, – зло ответила Орхидея и повесила трубку.
В комнату вошла Беттина Орловски.
– Послушайте! – обратилась она к танцовщикам. Они послушно прекратили разминку и повернулись к хореографу, вот уже два с половиной месяца делавшему их жизнь невыносимой.
– Сегодня вам предстоит тяжелый вечер. Вы будете исполнять относительно новые номера, и у вас не было достаточного количества репетиций. Не столько, сколько бы нам хотелось.
Среди танцовщиков раздался приглушенный ропот.
– Но позвольте сказать вам следующее! – резко бросила Беттина. – Я приложила чертовски много усилий, чтобы выбрать лучших, и остановила свой выбор на вас. Я прекрасно знаю, на что вы способны, потому что я вытягивала из вас все возможное. Вы сможете добиться успеха. Вы…
Лицо Беттины внезапно исказилось от волнения.
– Вы замечательные танцовщики! Каждый из вас! – закончила она и выбежала из зала с глазами полными слез.
Как только дверь за ней закрылась, по залу пролетел гул изумленнных голосов. Дженни Триллин обернулась и посмотрела на Валентину.
– Боже мой, даже у этой старой суки есть слабое место.
Выйдя из гримерной, Валентина столкнулась в коридоре с Китом. В вечернем костюме он выглядел еще привлекательнее, его темные волосы были по моде коротко подстрижены. Казалось, сегодня от него исходили электрические разряды, как будто они уже одержали победу.
– Вэл, – сказал он, останавливаясь, – ты такая красивая. Просто изумительная.
Они смотрели друг на друга, и Валентина снова почувствовала, как между ними пробежал электрический разряд. По его напряженному взгляду она поняла, что он ощущает то же самое.
– Ты так важна для меня, – сказал Кит. – Важнее, чем можно себе позволить. Мне хочется стать частью твоего успеха сегодня вечером. Я хочу быть с тобой… в твоих мыслях, если только возможно.
– Ты будешь, – прошептала она, – ты всегда со мной.
– Вэл, это мучает меня. Я не могу поверить. Моя жизнь словно перевернулась вверх дном с тех пор, как я познакомился с тобой. Я постоянно думаю о тебе, но не знаю ответа, да и не уверен, что он существует. О Боже…
Он оборвал разговор, так как из своей уборной вышел Бен Пэрис.
– Сломай ногу, Вэл, – коротко бросил Кит, сжав ей руку, и поспешно направился по коридору за кулисы. Валентина смотрела ему вслед, прижав руку к груди.
Бен Пэрис удивленно поднял брови, и Валентина заторопилась уйти.
С первыми звуками балалайки открылась декорация первого акта – деревня под Санкт-Петербургом, засыпанная глубоким снегом.
Постановка удалась с первой же сцены.
Когда она закончила петь «Где-то, когда-то» – главную любовную балладу, – аплодисменты звучали целых пять минут. Валентина ощутила волнение самой чистой радости, какую когда-либо знала. Ее переполняла любовь не только к публике, но и к Киту Ленарду.
«Сарди» – на углу Сорок четвертой улицы – был верен традициям Бродвея. Обшитые панелями стены главной столовой увешаны сотнями шаржей на знаменитостей и фотографиями с автографами таких светил, как Лоренс Оливье, Вивиен Ли, Катерин Корнел, Берт Лар, Рекс Харрисон, Патриция Нил, Генри Фонда и даже молодой и восхитительно красивый Марлон Брандо.
Актерский состав и весь персонал собрались примерно через час после закрытия занавеса. Звезды не всегда появлялись здесь, иногда они встречались в апартаментах продюсера, чтобы дождаться рецензий, но сегодня и Валентина, и Бен Пэрис знали, что им не удастся избежать традиционного ожидания появления первых рецензий.
– Блеск, – выдохнул Бен, на которого, невзирая на его голливудскую славу, все происходящее произвело большое впечатление.
Они заняли комнату наверху над главной столовой и заказали огромные порции салата с креветками и омарами, бараньи котлеты, причудливые и разнообразные сэндвичи. Руководил торжеством Винсент Сарди, повидавший сотни актеров за последние пятьдесят лет.
– Вэл, дорогая! – Пичис в десятый раз обнимала Валентину. – Милая, ты была поразительна, все полюбили тебя. Мне пришлось вцепиться в Эдгара, чтобы он не вскочил и не закричал: «Это моя дочь!» Аплодисменты все продолжались и продолжались. Шесть вызовов! Невероятно!
– Ты поставила Бродвей на уши, – восторженно произнес Эдгар, крепко обнимая ее.
– Я еще с трудом в это верю! – воскликнула Валентина, улыбаясь людям, с такой любовью вырастившим ее.
– Дорогая, мы так рады за тебя. Если бы только… – Пичис поколебалась. – Если бы Орхидея тоже пришла сюда, все было бы идеально.
– Она не захотела прийти, поскольку ненавидит меня, – тихо ответила Валентина.
Эдгар отошел, чтобы поздороваться с одним из своих старых друзей – Дэвидом Мерриком. Пичис колебалась.
– А ты не хочешь попытаться повидать ее снова? Встреча лицом к лицу намного лучше, чем телефонный разговор, и, может, это именно то, что ей нужно.
– Я пыталась дюжину раз.
– Попытайся еще раз, пожалуйста, – взмолилась Пичис. – Я люблю вас обеих, и то, что происходит сейчас с вами, причиняет мне боль. Если она откажется с тобой встретиться и на этот раз, тогда я сама попытаюсь помирить вас. И Эдгар не понимает, что же произошло. По его мнению, семья есть семья.
Валентина согласилась выполнить просьбу Пичис. В этот момент вернулся ассистент помощника режиссера с первой кипой газет. С размаху он бросил их на стол. Артисты столпились вокруг. Болтовня сразу смолкла. Атмосфера стала напряженной.
Кит Ленард листал толстый «Нью-Йорк таймс» в поисках театрального раздела. В комнате воцарилась мертвая тишина. Он нашел его и принялся читать вслух.
«С первых заунывных звуков русской балалайки до возбуждающей мелодии из второго акта „Где-то, когда-то“, „Балалайка“ претендует на звание лучшего мюзикла года и достойна репутации волнующей, вызывающей восторг феерии. Эта постановка того же класса, как „Моя прекрасная леди“, „Южный Пасифик“ и „Смешная девчонка“.
Одна из главных причин такого блистательного успеха постановки – то, что продюсеры привлекли актеров экстракласса. Валентина Ледерер, бывшая солистка „Голубых Орхидей“, своим огненным танцем и сильным голосом заставила шоу засверкать…»
Более того, Бена Пэриса назвали «звездой сцены первой величины», а танцы определили как «блистательные и новаторские». О Ките Ленадре снова отзывались, как о «бродвейском вундеркинде».
Голос Кита потонул в восклицаниях Бена и взволнованных и радостных криках столпившихся вокруг актеров и танцовщиков. Они стали хватать газеты и читать вслух отрывки из разных рецензий, смеяться, кричать, запрыгивать на столы и бешено кружиться.
Все подходили, чтобы обнять Валентину, а Бен поднялся и, стиснув ее, как медведь, заревел:
– Моя красавица! Моя изумительная партнерша! Боже, как я люблю тебя! Я хочу твое тело!
Появились комментаторы новостей со своими миникамерами и взяли интервью у Валентины, Бена, Кита, режиссера и нескольких актеров-танцовщиков, особенно у Дженни, тоже получившей благосклонные отзывы в рецензиях. Беттина напилась, и ее пришлось чуть ли не на руках нести к такси, а она смеялась и ко всеобщему изумлению выкрикивала:
– Я не сука, я не сука!
Позже, когда им предоставилась возможность спокойно прочитать газеты, Кит тихо прошептал Валентине на ухо:
– Вэл, ты теперь звезда, настоящая звезда. Я знал, что ты сможешь сделать это. Ты думала о моих словах?
– Ты знаешь, что да.
«Балалайку» играли при переполненных залах. Валентина продолжала попытки связаться с Орхидеей. Но в следующею субботу позвонила Пичис и сказала, что в день премьеры Орхидея улетала в Амстердам.
– В Амстердам? – ошеломленно переспросила Валентина.
– Да, дорогая, она сказала, что там создаются какие-то новые ансамбли и ей необходимо разузнать. Она дала мне номер своего телефона в отеле. Может, ты захочешь позвонить?
– Хорошо, – сказала Валентина и перевела разговор на другую тему. Она не сомневалась, что Орхидея не станет отвечать на ее звонки в Амстердаме, точно так же, как в Нью-Йорке. На сердце лежала тяжесть от разлуки с сестрой, но вместе с тем она начинала сердиться. Орхидея вела себя как испорченная ревнивая девчонка.
Комната Орхидеи в отеле «Амстел» в Амстердаме, одном из самых маленьких в Европе роскошных особняков, пропах пряным мускусным ароматом секса. Солнечный свет струился в окна, принося с собой звуки транспорта из города очарования и декаданса. Ветряные мельницы, тюльпаны, обсаженные деревьями каналы, ряды трехсотлетних домов с остроконечными крышами притягивали туристов в сказочный голландский город. Но в имеющем дурную репутацию районе красных фонарей проститутки в кимоно сидели в выходящих на улицу витринах, кивая постоянным клиентам. Вы можете открыто приобрести здесь любые мыслимые и немыслимые наркотики. Если вы хотите забыться в круговороте непрекращающегося празднества, Амстердам – именно то место, которое вам нужно.
В постели, усевшись верхом на огромного, похожего на медведя, мужика, все тело которого было покрыто, как шкурой, золотистыми волосами, Орхидея приближалась к оргазму.
Она тяжело дышала и стонала, а лежащий под ней мужчина, крепко держа ее за бедра, яростно вонзался в нее. Это был Пьет Вадерклут, голландский рабочий двадцати четырех лет с сероватой бородой и усами, почти двухметрового роста. Он трахался, как дикий медведь. Они уже испробовали, по крайней мере, пять разных способов, но его воображение, казалось, не знало границ.
Как только она была готова забиться в первом конвульсивном содрогании, Пьет внезапно остановился, посмотрел на нее своими голубыми глазами, затем подтолкнул ее так, что она на его огромном члене, как на шарнире, развернулась в противоположную сторону. Ощущение было такое, словно она перескочила через какую-то грань. Вскрикивая и дрожа от оргазмов, следующих один за другим, она утонула в исступленном восторге – единственное, что еще могло сделать ее счастливой.
Пьет тихо похрапывал. Совершенно удовлетворенная, Орхидея расслабилась и позволила себе задуматься. Она понимала, что убежала в Амстердам, чтобы спастись от успеха Валентины, от почти ежедневных газетных и журнальных статей, мучительно напоминающих о ее поражении.
Амстердам – город, где сконцентрировалась европейская торговля наркотиками, мог предложить все. Орхидея окунулась в этот мир, пробуя все, кроме сильнодействующих. Это соответствовало ее саморазрушительному настроению. Она даже вступила в новую женскую рок-группу, по-голландски она называлась «Сексуальные цветы», но после того, как она два-три раза опоздала на репетиции, ее вышвырнули оттуда.
