Текст книги "Пока мы не встретимся вновь"
Автор книги: Джудит Крэнц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)
Ему не нужно никаких услуг ни от немецкого посла в Париже, ни от представителей по культуре и искусству, думал Бруно, переходя на другой берег Сены. Неважно, что Дельфина не завела личного знакомства с Обецом, Эптингом и даже с Гревеном, ее боссом в «Континентале», что было так легко сделать.
Его генерал фон Штерн… да, вот это другое дело. Фон Штерн проявил редкую сообразительность в деле с шампанским. Почему бы не сотрудничать с ним и дальше?
Шагая по парижским улицам, Бруно обдумывал новость, вернее, слухи – ведь в прессе почти не появлялось новостей – о разгроме большой группы германских войск под Сталинградом несколько месяцев назад, в начале зимы 1943 года. Может, немцы и не станут господствующей силой в Европе, размышлял он, или это один из просчетов в череде побед? Но известно же, что даже Наполеон не одолел русскую зиму.
То, что он не мог предвидеть, к чему приведет разгром под Сталинградом, не имеет значения, решил Бруно. Как бы там ни было, он снова убедился в том, что сколачивать состояние необходимо сейчас, до окончания войны. Фон Штерн слишком умен, чтобы не согласиться с этим. Оба хотели одного – гарантированного богатства в будущем.
Фон Штерн мечтал еще и о другом. Как всякий завоеватель великого и прекрасного города, он мечтал быть признанным. Он обеспечил себе положение, и теперь его обеды проходили не только в компании тихих друзей-офицеров. Он приглашал к себе известных во Франции людей. Так же поступали посол и директор института. Кое-кто, хоть и не все, принимали его приглашения и приходили к нему на улицу Лилль. Он частенько намекал Бруно на то, что хотел бы иметь честь быть представленным Дельфине. Бруно пришлось тогда приводить разные отговорки, что выглядело неловко, но оказалось как нельзя кстати сейчас. Гораздо выгодней представить Дельфину после стольких разочарований фон Штерна, чем тогда, когда подвалы в Вальмоне были еще полны.
Да, надо обнадежить Дельфину и контролировать ее. Она наденет самые красивые украшения и самое элегантное вечернее платье и будет сидеть за столом у фон Штерна, а тот скажет несколько слов, которые вселят в нее надежду. Каждый из них получит то, что хочет… ничего больше… но это будет не менее ценно для него, чем «Трезор», который был теперь под замком, всеми забытый, словно никогда и не существовал.
Фредди нравится ей все больше и больше, думала леди Пенелопа Лонбридж. Она суетилась на кухне, выложенной камнем-плитняком, готовясь к семейному пикнику, который должен был состояться сегодня, жарким воскресным днем начала мая 1944 года. Одно только плохо: Фредди занимается пилотированием тяжелых бомбардировщиков над сельской местностью. Прошел уже год с тех пор, как Фредди и Джейн прошли в Мэрстон Муре тренировку и летали на четырехмоторных самолетах, а Фредди все еще не насытилась приключениями, которые, с точки зрения леди Пенелопы, были… не совсем женским делом. Она с тревогой представляла себе обеих девушек за штурвалом бомбардировщика, хотя с каждой летал бортмеханик, а иногда и второй пилот.
Женщинам гораздо уместнее летать на одноместных «спитфайрах», доставляя их летчикам-истребителям с завода на аэродром. Так мальчик в конюшне, оседлав скаковую лошадь, бережно доставлял ее жокею, собиравшемуся участвовать в скачках. Но – и она никому не призналась бы в этом, кроме дорогого Джералда, – девушкам совсем не подобает пилотировать гигантские «стерлинги», «галифаксы» и «ланкастеры», а уж тем более «летающие крепости» «Боинг Б-17», о которых они прожужжали все уши, начиная с прошлого лета. Леди Пенелопа никогда не думала, что ей придется в течение всего завтрака слушать, как ее дочь и невестка спорят о «давлении надува электронного турбонагнетателя» – что бы это ни значило, – уписывая омлет из великолепного яичного порошка, который привез Джок, приехавший вчера на уик-энд. Можно было подумать, что разговор ведут два старых механика в каком-нибудь грязном гараже.
Чем займется Фредди, когда закончится война и ей придется вести обычную жизнь, хотела бы знать леди Пенелопа. Высадка союзных войск на континент не за горами, насколько она могла судить по ожиданию и напряженности, написанным на лицах Тони, Джейн, Фредди и Джока. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они в последний раз были вместе. Размышляя обо всем этом, Пенелопа Лонбридж нарезала кусочками консервированную солонину, редкое и роскошное угощение, тоже привезенное в подарок Джоком Хемптоном.
А почему вообще ее так беспокоит будущее Фредди, а не собственной дочери? Может, потому, что Фредди ждет совершенно новая жизнь, а Джейн вернется к той, для которой рождена? Но нельзя же ожидать от Фредди, что она за одну ночь превратится в истинную англичанку. В ней так много пиратского: эти яркие волосы, независимая походка и манера жестикулировать, – трудно вообразить, что она безо всяких проблем станет леди, живущей в поместье. А ведь… когда-нибудь она станет хозяйкой «Лонбридж Грейндж», женой пятнадцатого барона, а в их части графства Кент той женщиной, которая задает тон во всем.
Нельзя отрицать: Фредди понятия не имела о том, чего от нее ждут окружающие, но ей было всего двадцать четыре. Милой девочке придется понять, что от нее требуется не только присутствие на церковных праздниках, охотничьих балах, пикниках, выставках лошадей, на балах в графстве, но и участие в работе женской гильдии и посещение госпиталя – о, после войны возродится так много всего! Знает ли Фредди, как устроить настоящий обед для гостей? Как делать покупки? Может ли научиться играть в бридж? Другие игры вышли из моды. Она должна знать, что, когда они с Тони будут жить здесь, без бриджа им не обойтись. Пенелопа Лонбридж вздохнула.
Что касается Джейн, она вела себя так возмутительно, что мать только разводила руками. Джейн не давала повода для особого изумления, хотя Пенелопа, конечно, знала об отношениях дочери с мужчинами, о чем, безусловно, не догадывался дорогой Джеральд. Это, впрочем, ее не слишком беспокоило. В каждой приличной семье время от времени появляется такая легендарная Джейн. Эта гадкая, гадкая девчонка прекрасно выйдет замуж, тут нечего опасаться, и родит полдюжины прекрасных детей. Да, Джейн – феномен, но о ней не стоит беспокоиться так, как о Фредди.
Когда кончится война, будет достаточно времени, чтобы подумать обо всем этом, сказала себе леди Пенелопа, окидывая взглядом плоды своих трудов. Корзина с «Милки уэй» на десерт; бутылка виски, чтобы угостить всех перед ленчем; множество бутербродов с солониной на тоненьких кусочках хлеба, намазанных консервированным маслом; картофельный салат; брюссельская капуста с луком под домашним соусом, в котором недостаток растительного масла компенсировался щедрым количеством перца. Все это угощение, кроме хлеба и салата, стало возможным благодаря щедрости Джока. Теперь, когда эскадрилья курсантов летной школы превратилась в американскую восьмую воздушную армию, он никогда не приезжал в «Лонбридж Грейндж» без корзины с вкусной едой, заботливо уложенной его сержантом, дежурившим по кухне-столовой. Тот просто не знал, как угодить командиру эскадрильи, подполковнику Хемптону. Милый Джок, подумала Пенелопа Лонбридж, что бы они без него делали?
Он безумно любит Фредди, думал командир авиакрыла, достопочтенный Энтони Лонбридж, бросив ворох побитых молью одеял и подушек под цветущее персиковое дерево возле голубятни, где собирались устроить пикник. Но она уже не та девушка, на которой он женился. Или, если говорить честно, может, это он изменился с тех пор, как у него образовалась эта проклятая каверна? Она не давала о себе знать, пока он не поднимался на высоту шесть тысяч метров или не пикировал оттуда, но это сделало его непригодным для полетов, заставило сесть за стол. Теперь он командовал авиакрылом из тридцати шести истребителей вместо того, чтобы пилотировать собственный самолет. Каверна! Надо же такому случиться! Но если признаться, возможно, именно то, что он привязан к земле, а Фредди вольна летать, побуждало его думать о том, что она переменилась.
А в чем конкретно эта перемена? Безусловно, в ней раньше не было этого… командирского?.. начала, которое появилось теперь. Эту военную форму, придающую ей такой лихой, победоносный вид, он сожжет в ту же секунду, как кончится война. Сожжет форму, набьет ее черные туфли камнями и утопит их в реке, разрежет ее фуражку на миллион кусочков, оторвет ее «крылышки» и упрячет их навсегда, заставит ее отрастить волосы до колен и носить платья с огромным декольте – плевать ему на то, что скажут люди, – и задать ей хорошую трепку, чтобы знала, кто в доме хозяин. Он не мог дождаться! Раньше ее так не поглощало то, что она делает. Теперь, когда им удалось провести вместе два выходных дня, Фредди столько трещала о своих бомбардировщиках, что он сорвался и велел ей заткнуться. Он гордился ею, – черт побери, кто бы не гордился такой отважной женой? Но бомбардировщик все равно что какой-нибудь проклятый грохочущий автобус с крыльями, разве она этого не понимает? Неужели Фредди не могла быть немного… тактичнее… говоря о том, какое удовольствие получает от своей работы, и зная, что он не может уже делать то, чего ему бы хотелось?
Если разобраться, думал Тони, сидя на одеяле и обхватив колени руками, ей следовало уйти в отставку два года назад, когда родилась Энни. Служба вспомогательной авиации – гражданская организация, между прочим, и Фредди могла уйти, не вызвав никаких нареканий, но нет, она продолжала летать до шестого месяца беременности, когда уже больше не влезала в свою форму, как ни расставляла пояс. Только тогда она осела здесь, в «Грейндже», доводя его бедную мать до такого же безумия, как и его. Да, правда, он должен признать, что они не собирались заводить ребенка в середине войны, но, когда вы женитесь, такое случается. Что ему было делать, извиняться? Она произвела на свет малышку в конце восьмого месяца, словно не могла подождать ни секунды, а через три месяца вернулась во вспомогательную авиацию такая же сильная, красивая и похожая на пирата, как всегда. Она оставила драгоценную маленькую Энни с его мамой, Евой, Софи, Кейт и Сарой и со всеми остальными, кто хотел о ней заботиться. Все это они, конечно, и делали, так что Энни, бедняжка, наверное считала, что у нее шесть или семь мам.
При мысли об Энни Тони улыбнулся. Такой любознательный эльф! Энни никогда не ходила, если была возможность побегать. Она уже знала все овощи на огороде, каждое дерево, каждый тисовый кустик, каждую розу, каждую собаку и каждую лошадь, которые появлялись когда-нибудь возле дома. Она не по годам серьезно интересовалась живыми существами, предпочитая их игрушкам. Его маленькая Энни, нежная и грациозная, словно котенок, старалась сохранить равновесие на своих маленьких ножках. Энни ни на чем не летала, даже на шарике и, если это будет в его силах, никогда не полетит. Она вырастет серьезной и изящной, такой, какая она сейчас в этом зеленом мирном краю. Она научится ездить верхом и вязать, как его мама, и, конечно, говорить по-французски, чему ее учит Ева, которая приезжает сюда, в «Лонбридж Грейндж», при первой же возможности. Его Энни будет настоящей английской благовоспитанной леди. А как только закончится война, в ту же минуту, как объявят мир, он постарается, чтобы Фредди сразу забеременела. Когда же родится ребенок, он приложит все силы, чтобы у Фредди была куча детей. Тогда Фредди некогда будет думать о том, чем во время войны она заполняла долгие часы. Бомбардировщиками? Истребителями? Чем они были для нее, как она могла интересоваться какими-то машинами, мать стольких детей… И к тому же она должна, в первую очередь, заботиться о муже, как всякая хорошая жена.
* * *
Она любит Фредди, по-настоящему любит, думала Джейн, помогая матери выносить еду в сад. Но чем больше она ее узнает, тем лучше понимает, что в ней есть что-то, мешающее полностью слиться с новой семьей. Иногда Джейн казалось, что они открылись друг другу до конца; говорили обо всем, о чем могут говорить две женщины, особенно если они родственницы и пилоты. Но вдруг Фредди ускользала, будто видела что-то такое, чего не могла видеть Джейн, и думала о чем-то, чего Джейн не дано было понять. Джейн никогда не спрашивала об этом Фредди, но догадывалась, что в ее прошлом крылась какая-то тайна, связанная с мужчиной, конечно, – что же еще? – которая слишком много для нее значила. Удивительные голубые глаза Фредди внезапно затуманивались, улыбка, морщившая нос, пропадала, и она, казалось, витала где-то далеко.
Видимо, этой тайной объяснялось то, что полеты значили для Фредди гораздо больше, чем для Джейн. Джейн отчасти завидовала увлеченности Фредди. Так замужняя женщина, которой наскучил муж, завидует остроте чувства зарождающейся любви. Закончится война, Джейн ни за что не свяжет свою жизнь с авиацией. Скоро будет уже пять лет, как она летает. Конечно, это очень интересная работа, особенно теперь, когда она так усложнилась, и единственная возможность для женщины – не отставать от воюющих мужчин. Нельзя отрицать, что это занятие было иногда и приятным, например, когда приходилось перегонять бомбардировщик. Фредди абсолютно не права насчет того проклятого турбонагнетателя. Гораздо надежней использовать резервные воздушные винты, по одному на каждый двигатель, но разве можно победить в таком теоретическом споре? Кстати, интересно, Фредди тогда действительно так думала или спорила из упрямства?
Джейн поставила большое плоское блюдо с бутербродами и накрыла его от насекомых. Взглянув на Тони, погруженного в свои мысли, Джейн подумала, что он чувствует себя не лучше, чем она. Она потеряла частицу своего сердца после того, как погибла Марджи Фэйруэзер, когда-то начинавшая вместе с ними, – отказал двигатель «проктора», на котором она летела. Марджи удалось благополучно посадить самолет на поле, но, приземлившись, он взорвался. Многие погибли во вспомогательной авиации, очень многие, но смерть Марджи была самой трагической, потому что у нее остался маленький ребенок. А четырьмя месяцами раньше над Ирландским морем в штормовую погоду погиб ее муж Дуглас, тоже пилот вспомогательной авиации. Неужели Фредди не думала о маленькой Энни, садясь за штурвал самых тяжелых самолетов за всю историю войны? Но такой вопрос Фредди не задашь, так же как не спросишь Джока, почему он продолжал летать со своей эскадрильей, хотя мог заниматься более интересной и престижной работой. Конечно, Фредди так любила риск, что даже ребенок не мог остановить ее.
«Куда же делся Джок?» – подумала она. В этот редкий день, когда все они собрались в «Грейндже», он, наверное, обсуждает с Фредди бомбардировку Германии – что же еще? Она скоро, очень скоро начнется в порядке подготовки к вторжению войск союзников. Вся Англия, кажется, стала местом сосредоточения сил для предстоящей битвы. Джейн хорошо это видела, пролетая над страной. Люди и вооружение составляли такую плотную массу на суше и в портах, что, казалось, остров погрузится в воду под их тяжестью. А после вторжения союзников, после победы, – о чем они все неустанно молились, – что тогда будет делать Джок?
Бесспорно, Тони и Фредди поселятся здесь, в имении, ведя ту жизнь, которой жили пятнадцать поколений Лонбриджей, землевладельцев и фермеров. Что касается Джейн, она поедет в Лондон и после серии потрясающих эскапад, наконец, найдет мужчину, на котором остановит свой выбор и порадует маму.
А Джок? Сев на одеяло спиной к брату, чтобы не мешать ему думать, Джейн Лонбридж стала размышлять о Джоке Хемптоне. Простодушные попытки Фредди свести их с Джоком, возможно, к счастью для нее, не удались. Что хорошего, если он влюбится в нее, как о том мечтала Фредди? Сейчас Джейн страдала бы из-за того, что ей придется уехать с мужем-американцем в Калифорнию, привыкать к новой стране и другому образу жизни. Она стала бы еще одной невестой войны.
Действительно, просто счастье, что этого не произошло. Она почти убедила себя, что не влюблена в него. Если бы кто-нибудь сказал, что она способна так глупо влюбиться в мужчину, который не любит ее, Джейн треснула бы его по голове первой попавшейся бутылкой… но, увы, она испытывала к нему абсурдную, страстную, глубокую любовь, хотя никто, даже Фредди, не догадывался об этом. Средство, которое она выбрала, решив преодолеть это, было унизительным, но надежным.
Когда Джейн видела Джока и Фредди вместе и замечала, что этот красивый светловолосый калифорнийский болван, до лица которого ей мучительно хотелось дотронуться с момента свадьбы Тони и Фредди, влюблен в ее подругу, о чем та и не подозревала, – Джейн чувствовала, что сердце ее понемногу каменеет. Скоро, очень скоро оно покроется таким же панцирем, как у краба, и мысли о Джоке Хемптоне, о его глазах, губах, лице викинга не будут больше лишать ее сна по ночам и не будут больше омрачать ее дни.
Что касается Фредди, Джейн поздравила себя с тем, что могла честно сказать: никогда в жизни не испытывала она ревности ни к одной девушке – ни прежде, ни теперь. Бедный Джок… Когда окончится война, он, без сомненья, уедет из Англии, и, хотя Джок стал почетным гостем в их семье, кто знает, как часто он сможет к ним приезжать? А увидев Фредди после войны в кофточке и твидовой юбке, окруженную детьми и занятую хозяйством, будет ли он по-прежнему любить ее? Она, наверное, растолстеет, волосы потускнеют, может, даже поседеют, а мысли сосредоточатся на младенце или больной собаке, или на поваре, не справляющемся со своим делом. Через несколько лет это неизбежно произойдет. Фредди уже не будет обладать такой притягательностью. Англия ей покажет! А она сама, с удовлетворением подумала Джейн, будет по-прежнему радоваться жизни. Но десять лет красивой Жизни едва ли компенсируют все лишения военной службы. Интересно, скоро ли после войны появятся приличные чулки?
* * *
Ему все еще нравится Фредди, думал Джок Хемптон, облокотившись на подоконник в своей комнате и наблюдая за Тони и Джейн, которые уютно и молча сидели на одеялах под цветущим персиковым деревом. Но почему она, черт возьми, никак не перестанет петь «Пока мы не встретимся вновь» его крестнице? Когда эскадрилья курсантов летной школы еще существовала, весь год после своей женитьбы Тони и получившая увольнение Фредди приходили в любимый всеми паб. В те вечера, когда они пили, курили и старались не думать о тех, кто не вернулся с задания, Фредди пела им часами современные песни и песни времен первой мировой войны, которые знала от Евы. Никто не уходил, не услышав от Фредди этой прекрасной последней строчки, этих двух последних слов: «Пока мы не встретимся вновь». Джок всегда, вопреки всякой логике, воспринимал их как обращенные к нему лично, как обещание, ее обещание ему. Она этого не знала, зато он знал, и это было главное.
Детская располагалась в соседней комнате, даже сквозь толстые стены до него доносился веселый голос Фредди, певшей девочке. Неужели Фредди не знает, что эта мелодия застревает в мозгу и месяцами сводит с ума? Неужели не может петь что-нибудь другое, легко забывающееся? Ему, конечно, ничего не стоило попросить ее перестать, но разве можно сказать матери, что песня, которую она поет своему ребенку – это мука? Как объяснить ей, что в его голове звучит эта старая песенка, мешая ему обратить внимание хоть на одну хорошенькую девчонку из тех, которые пристают к нему, когда он приезжает в Лондон? Их не случайно называют пилотскими «крылышками», распоркой для ног… Они с удовольствием окажут услугу и второму лейтенанту, но звание, конечно, имеет свои преимущества.
Конечно, Джок мог бы сейчас выйти в сад и присоединиться к Джейн и Тони или пойти на кухню и предложить помощь леди Пенелопе, ибо повар стал слишком стар, чтобы рассчитывать на него, но что-то удерживало его здесь, на этом наблюдательном посту. Наверное, погода. Все утверждали, что не помнят такого жаркого мая в Англии. Дома, в Калифорнии, в Сан-Хуан-Капистрано, такой день кажется вполне обычным приятным днем, когда решаешь, заняться ли тебе серфингом или поиграть в теннис, и в конце концов делаешь и то, и другое. А может, это один из тех дней, когда такие, как он, любящие скорость, опасность, возбуждение, полет, слышат о том, что за океаном, в Англии, готовят большое шоу, умудряются схватить билет на поезд до Канады и обучиться пилотированию так, что их принимают в эскадрилью курсантов летной школы.
Точно такой же день был четыре года назад, когда он попрощался со своей семьей и исчез. Может, поэтому он и не находит сегодня себе места и пребывает в таком мрачном настроении. Он просто в отчаянии, непонятно по какой причине… несомненно, в отчаянии, и это очень странно, потому что давно не было у него возможности приехать сюда и ему следовало бы наслаждаться каждой секундой. Такого не случалось даже тогда, когда ему приходилось вести свою эскадрилью на Германию, сопровождая тяжелые бомбардировщики, защищая их от немецких зениток и истребителей. Это состояние еще хуже того, какое он испытывал, возвращаясь под зенитным огнем до самой береговой линии и думая о том, что вот-вот окажется в воде, которая всегда была чертовски мокрой и холодной. Да нет, он не приходил в такое отчаяние, выполняя свою работу. Он ощущал скуку, злость, ярость, триумф, но «Мустанг-П-51», эта чертовски прекрасная боевая машина, эта замечательная орудийная платформа с крыльями, имел одно свойство – его пилот не успевал впадать в отчаяние. По мнению Джока, отчаяние так же сводило с ума, как постоянная субфебрильная температура, как досада, раздражение, невозможность почесать там, где чешется, как неутолимая жажда.
Джок не расставался с полетами, поскольку знал: если он позволит перевести себя, в порядке повышения, в штаб, то будет испытывать отчаяние постоянно, а не время от времени. В штабе ему периодически предлагали осесть, говорили, что пора отдохнуть, но не могли надолго привязать его к земле. Если ты хочешь летать, не болен и не псих, тебя никто не может удержать, подполковник ты или нет.
Он уехал из дома, чтобы вступить в эскадрилью курсантов, обыкновенным, диковатым, влюбленным в небо, неопытным двадцатилетним студентом, любившим риск. Сейчас ему уже двадцать четыре. Выполняя первое задание, он понял, что война – не развлечение. Тем не менее он обрадовался, что оказался в нужном месте, хотя и совсем для другой цели. До того как эскадрилью курсантов превратили в воздушный корпус армии Соединенных Штатов, они уничтожили шесть эскадрилий Люфтваффе. Это произошло еще в 1942 году, тысячу лет назад. Не хило! А ведь у них тогда еще не было их «мустангов».
Какого черта он сидит тут и философствует, когда мог бы сделать что-то полезное на кухне? Ну, Фредди-то, конечно, там нет. Она, наверное, не знает даже, как приготовить бутерброд с ветчиной. Какой неумелой женой она будет после войны. Джок с грустью думал об этом. Такой прекрасный парень, как Тони, заслуживал лучшего: девушки, воспитанной в тех же традициях, что и он, которая делала бы все с милой улыбкой и мечтала бы в мирное время лишь об одном – сделать Тони счастливым. Его лучший друг, самый лучший за всю жизнь, заслужил право иметь жену, для которой он был бы смыслом жизни. Именно на такой девушке всегда мечтал жениться сам Джок.
Но бедный старина Тони влюбился в Фредди, такую невообразимую стерву-командиршу. Все в ней не так. Слишком упрямая, слишком храбрая, агрессивная и независимая во всем. Какая разница, что она когда-то спасла ему жизнь? Это только еще одно свидетельство ее безрассудства. Он и представить себе не мог, как бедные Ева и Поль настрадались с ней, пока она училась летать. Им было бы легче с парнем, вроде него, чем с таким сорванцом, как Фредди. Она до сих пор, кажется, не сознает того, что у нее дети и муж.
Посмотрев на лужайку, Джок увидел, что туда бегут радостные Фредди и Энни. Фредди одела девочку в крохотный голубой комбинезон – разве это не характерная для нее глупость? – она что, хочет вырастить из его крестницы еще одного сорванца? Будто одного недостаточно в терпеливой семье Лонбриджей. Посмотрите-ка на нее! Надела сарафан в цветочках и без бретелек, будто здесь чертова французская Ривьера. Проклятье, она еще и в красных босоножках на высоких каблуках, наверное, опять шуровала в шкафу Джейн. Хорошо хоть, что сменила наконец свою синюю форму, в которой напоминала пирата.
Не отдавая себе отчета, Джок отошел от окна, спустился вслед за Фредди и пошел в сад, не в силах преодолеть искушения быть с ней рядом, точно так же, как не мог заставить себя не слушать ее, когда она напевала песенку своей дочке.
Растянувшись во весь рост, Фредди лежала на одном из старых одеял, напоминая рыжеволосую красавицу Ренуара, но только более изящную ее версию. Она прикрыла руками глаза, защищая их от непривычно яркого солнца, и скинула туфли, подставив голые ноги теплым лучам.
Как неожиданно великолепно сочетаются виски, бутерброды с солониной и «Милки уэй», подумала она. Все само по себе было замечательно, но вместе получилось нечто совершенно особенное. Ей было очень хорошо, наверное, оттого, что рядом были те, кого она любила. Через пару часов приедут ее родители из Лондона, и тогда соберутся все… вот если бы еще Дельфина оказалась с ними. От этой мысли сердце ее забилось, что случалось каждый раз, когда она размышляла о том, как давно никто из них не слышал о Дельфине.
То, что Франция была так близко, разрывало ей душу. Редкий день проходил без того, чтобы она не видела ее береговую линию из своей пилотской кабины. При этом Франция была отгорожена от мира словно бетонной стеной, уходящей в облака, непроницаемой тюремной стеной, не позволявшей увидеть, что же там происходит. Если бы с Дельфиной произошло что-то экстраординарное, ее отца уведомили бы об этом через штаб-квартиру «Свободной Франции» в Лондоне, связанной по радио с Сопротивлением, но никаких сведений о сестре не поступало. Они успокаивали друг друга, говоря, что у Дельфины все в порядке, однако отсутствие контакта с ней причиняло всем нестерпимую боль. Но об этом Фредди и ее родители разговаривали только между собой. Было бы эгоистично взваливать еще одну ношу на Лонбриджей, у которых и без того достаточно хлопот со своими детьми, не говоря уже об Энни.
Милая маленькая Энни, думала она, прислушиваясь к тому, как Джок, Тони и Джералд наперебой стараются зазвать ее к себе. Кажется, она доставляла меньше хлопот, чем другие дети. Она была немного похожа на Дельфину: с таким же красивым маленьким подбородком и поднятыми уголками губ, даже когда Энни не смеялась. Ее назвали в честь Аннет де Лансель, что доставило большое удовольствие ее дедушке, но Фредди ее имя напоминало прозвище, которым во вспомогательной авиации окрестили верные машины «Энсон»; они заменяли пилотам такси, доставляя их к самолетам и обратно. Открыв глаза, Фредди увидела, что Энни сидит на плечах у Джералда, обхватив ручонками его шею.
Рядом с Джералдом лежал, хмуро глядя в небо, Джок. «Что с ним случилось?» – подумала она. Жаль, что они с Джейн не полюбили друг друга, как она мечтала. Вот тогда они все действительно стали бы одной счастливой семьей. Фредди легла на спину и снова закрыла глаза, размышляя о том, что некоторые, вероятно и Джок, не одобрили ее решения вернуться к полетам вскоре после рождения Энни и оставить девочку в «Лонбридж Грейндж» на попечении свекрови и стаи неоперившихся тетушек Энни. Но она приехала в Англию в 1939 году, чтобы выполнить свой долг. Разве имеет значение то, что Фредди скорее шла по стопам Мака, чем руководствовалась своими собственными соображениями: она будет выполнять этот долг, пока не кончится война. Как одна из тринадцати женщин в Англии, которым доверили полеты на четырехмоторных самолетах, она не могла даже подумать о том, чтобы уйти из авиации и посвятить себя ребенку. К тому же Пенелопа согласилась позаботиться о малышке.
Фредди приезжала к дочке каждые выходные, а иногда и на ночь, если кто-то из пилотов мог подбросить ее на маленький аэродром, недавно выстроенный рядом с «Грейнджем», и она обещала вернуться к утру.
«Интересно, в какой другой стране аэродромы расположены так близко друг к другу, как станции метро?» – думала она. Они были теперь не далее пятнадцати километров один от другого, часто занимая большие лужайки возле особняков или поля для игры в крикет, поло или футбол. Многие из них появились так недавно, что их не нанесли еще ни на одну карту, поэтому, как и многие другие пилоты вспомогательной авиации, Фредди проводила много времени в службе картографии и сигнализации, запоминая местоположение новых летных полей по ее маршруту и их ориентиры.
«Стерлинги» доставить в Кивил, «спитфайры» в Бриз-Нортон, «уоруиксы» в Кембл, «москитос» в Шоубери, «галифаксы» в Йоркшир. Так бубнила она целыми днями. Единственный самолет, на котором она еще не летала, – это «летающая лодка», но Фредди не сомневалась, что справится и с ней.
Лежа с закрытыми глазами, Фредди представляла остров, называемый Англией, как огромную запутанную карту, пересеченную трассами, глубоко врезавшимися в ее память. Железные дороги, шоссейные дороги, леса, заводы, реки, замки и поместья, узкие коридоры, образованные аэростатами заграждения, защищающими крупные города; шпили церквей и даже следы старых римских путей, которые все еще можно было разглядеть с воздуха. Приобретет ли для нее когда-нибудь эта сельская местность трехмерное измерение, превратившись в этот дом с прилежащими к нему многими гектарами земель, окруженных оградами и заборами, или навсегда останется плоскостным изображением на карте?
Зачем гадать об этом? Что бы ни случилось после войны, не имеет значения, ибо главное – победить. Когда? Когда произойдет высадка союзников. Лениво греясь на солнышке, она чувствовала себя бездельницей, хотя усталость последних тринадцати дней давала о себе знать и Фредди прекрасно понимала, что должна воспользоваться этой передышкой. Джейн так же устала, как и она… или она неутомимая? За завтраком она казалась такой оживленной.
Если бы только Тони выглядел немножко счастливей. Каждый раз, как она видела его после долгого отсутствия, это усталое, напряженное, почти злое выражение на его худом, изборожденном морщинами лице все усиливалось. Наверное, дело в той ответственности, которая теперь лежала на нем. Разве легко отправлять в полет каждую ночь тридцать шесть самолетов, весь день подготавливая их вместе с офицерами, ответственными за вооружение, заправку, техническое состояние. Мог ли он нормально спать, зная, что его летчики сейчас где-то над Европой? Он поднимался ни свет ни заря, в тревоге ожидая их возвращения. Неудивительно, что он выглядит таким измотанным и отсутствующим. Она пыталась болтовней отвлечь его внимание от тяжелых мыслей, потому что перегонять самолеты было гораздо легче, чем заниматься такой, как он, работой, но у нее все как-то не получалось.
