Текст книги "Пока мы не встретимся вновь"
Автор книги: Джудит Крэнц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)
Он вошел в свою комнату, зажег свет и застыл. Все его тело напряглось от тревожного предчувствия.
– Что за дьявол! – воскликнул он.
С кресла поднялась высокая фигура Поля; сидя в темноте, он поджидал сына.
– Боже мой!
– Я напугал тебя, Бруно?
– Но это невозможно… как ты мог… где… когда? – лепетал потрясенный Бруно, не в силах сдвинуться с места.
– Я приехал сегодня утром.
– Отлично! Отлично, вот это сюрприз! Ты приехал почти так же быстро, как Паттон. Значит, ты уже видел Жанну? Надеюсь, она покормила тебя хорошим обедом?
Самообладание, никогда не оставлявшее Бруно, помогло ему и на сей раз пережить встречу с отцом, которого он не видел уже одиннадцать лет и не стремился видеть.
– Отличный обед. Ты не хочешь предложить мне стакан шампанского, Бруно?
– Разве Жанна не открыла бутылку? Сейчас поздно для шампанского, почти утро – но, разумеется, в честь твоего возвращения – почему бы и нет? Как и всем другим, нам пришлось продать почти все немцам – Жанна, конечно, сказала тебе, – но я найду что-нибудь выпить.
– А почему не розовое шампанское, Бруно, розовое марочное шампанское, которым так гордился твой дед? Ты не собираешься открыть лучшее шампанское Ланселей?
– Какой-то ты странный, отец, будто сам не свой. Понимаю… Шок от известия о смерти бабушки… печальное возвращение домой… Мне следовало догадаться. Может, тебе надо отдохнуть?
Поль достал из кармана ключ на золотой цепочке.
– Когда в 1914 году я уходил на фронт, мой отец дал мне его, чтобы я никогда не забывал о Вальмоне, где бы ни был. Я хотел сегодня открыть им «Трезор».
Бруно невольно попятился назад.
– Думаю, не стоит говорить о том, что я там обнаружил.
– Нет, – холодно сказал Бруно. – Не трудись.
– Там было полмиллиона бутылок, Бруно.
– Я использовал их, как это сделал бы на моем месте каждый умный человек. Пока ты отсиживался в Англии, вдали от своей страны, и таскался по пятам за своим храбрым болтливым генералом, так и не встретив ни одного немца, я сделал то, что следовало сделать.
– Для кого ты это сделал? – бесстрастно спросил Поль, как бы проявляя обычное любопытство.
– Для самого себя.
– Даже не для немцев?
– Повторяю, для самого себя. Я не намерен тебе врать. – В голосе Бруно сквозило глубокое презрение.
– Это был, конечно, черный рынок.
– Можно сказать и так. Рынок есть рынок. Все зависит от того, кто продает и кто покупает.
– А что с полученными тобой деньгами?
– Все в целости. Тебе их никогда не найти.
– Почему ты решил, что тебе это сойдет с рук?
– Сойдет? Уже сошло. Все уже сделано. Кончено. Тебе не вернуть бутылки, не правда ли? И доказательств у тебя нет. Никто во всем мире, кроме нас двоих, не знал об их существовании.
– Хочешь знать, что я тебе скажу?
– Конечно.
– Убирайся из Шампани.
– С удовольствием.
– Убирайся из Франции.
– Ни за что! Это моя страна.
– С этого момента у тебя нет страны. Если ты не уберешься из Франции, я разоблачу тебя, и мне поверят. Я опозорю тебя. Ты обесчестил свое имя, свою семью и попрал традиции. Ты обесчестил имя предков! Франция будет с содроганием вспоминать о тебе. У нас хорошая память. Твоя страна потеряна для тебя.
– Ты не сможешь никого убедить в этом, – насмешливо улыбаясь, заявил Бруно.
– У тебя не будет времени это проверить. Человек, продавший на черном рынке сердце Вальмона, здесь не задержится. Какие еще преступления ты совершил во время войны? Все преступники оставляют след, особенно если действуют не в одиночку. Ты воображаешь, что правительство свободной Франции не справится с людьми, подобными тебе? У тебя нет выбора.
Повернувшись, Бруно бросился к столу, где хранил револьвер. Он сунул руку в ящик, но там ничего не было: Поль не терял времени, ожидая его возвращения.
– Ты бы и это сделал, не так ли? – закричал Поль. Схватив лежащий на столе стек, он, как отвратительного гада, хлестнул Бруно по лицу, раскроив ему верхнюю губу. Кровь залила белые зубы.
– Убирайся, – тихо произнес Поль. – Убирайся!
Поль хлестал его снова и снова, пока Бруно не бросился бежать вниз по лестнице. Поль бежал за ним, подняв руку. Он готов был разорвать его на части. Но, наконец, грязный предатель убрался с земли, которую он осквернил.
20
– Что я делаю совершенно потрясающе – с этим все согласятся – так это продаю кексы, – сказала Фредди Дельфине с торжествующей улыбкой. – Я приобрела этот бесценный опыт в Лос-Анджелесе, работая у Ван де Кампа. Сноровку, с которой продаешь кондитерские изделия, невозможно потерять. Моя свекровь была в восторге и сказала, что, сколько себя помнит, она еще никогда с таким успехом не распродавала кексы на зимних церковных базарах. На прилавке осталась только одна сыроватая лепешка, а яблочный пирог, который я испекла сама, купили первым. Мы заработали двадцать пять фунтов для доктора Бернардо.
Дельфина лениво откинулась на подушки софы. Разговор происходил в гостиной новой квартиры, которую они с Арманом, наконец поженившись, сняли по соседству с Люксембургским садом. Фредди и Тони остановились у них на несколько дней перед тем, как поехать в Вальмон навестить Еву и Поля. С тех пор как год назад закончилась война, они впервые покинули Англию.
– А кто такой доктор Бернардо? – спросила Дельфина из праздного любопытства.
– Он возглавляет приют для сирот. На эти деньги детям купят рождественские подарки. Я принимала также участие в распродаже подержанных вещей на благотворительном базаре. Мы собирали деньги для ремонта церковной крыши. Сидим в церкви каждое воскресенье и стараемся петь гимны как можно тише, чтобы старая крыша не рухнула на нас. Какая-нибудь горячая проповедь может привести к беде.
– Это было бы ужасно, ведь уже столько времени нам на голову не падают бомбы.
– Вот именно! Поэтому я и вызвалась помочь с распродажей, – горячо сказала Фредди. – Поскольку бензин невозможно добыть даже по карточкам, я запрягла лошадь в телегу и повсюду разъезжала на ней. Ты даже не можешь себе представить, что люди мне тащили! Они перевернули вверх дном все свои чердаки. Горы безделушек, старые книги, фарфоровая посуда, о которой они уже и сами забыли, поношенная одежда. Все, что хочешь! Я брала все, что жертвовали, – никогда не знаешь, что может приглянуться людям, – и мы почти все распродали. Просто удивляюсь, чего можно добиться, имея всего одну старую клячу… Тони так гордился мной.
– Так и следовало, дорогая Фредди, – добродушно согласилась Дельфина.
– В июне состоится церковный праздник на лужайке перед приходской церковью. Все говорят, что это необыкновенно колоритное зрелище, – сказала Фредди, светясь от предвкушения радости. – Будут танцы вокруг майского дерева, катание на пони, выставка домашних животных. Но главное – состязание на лучшие цветы и овощи, очень азартное, поскольку победа весьма престижна! Я еще не знаю, чем займусь, пионами или помидорами. Начинаю даже подумывать, не заняться ли и тем и другим. Придется решить это сразу же, как только вернемся, и начать готовиться. Как ты считаешь, Дельфина, если ты специализируешься в чем-то одном, это упрощает задачу?
– О, конечно! Вот я танцевала бы вокруг майского дерева.
– Господи, Дельфина, это же для детей, а не для замужних старушек, вроде нас.
– Поосторожней насчет замужних старушек, – шутливо проворчала Дельфина, благодушно похлопывая себя по животу.
– Замужняя беременная старушка.
– Опусти последнее слово, и с остальным я соглашусь.
– Ты всегда была тщеславной… Думаю, ты имеешь право на эту уступку… двадцать восемь – еще не старость.
– Двадцать шесть тоже, – заметила Дельфина с кислой улыбкой. – Даже если у тебя уже есть маленькая Энни.
– О, я никогда не думаю о возрасте, – весело проговорила Фредди. – В «Лонбридж Грейндж» у меня так много дел! Я беру уроки бриджа, а теперь, когда слуги вернулись на работу, Пенелопа учит меня некоторым тонкостям званых обедов. А еще я учусь рукоделию, так что теперь могу сделать салфетку под блюдо. Пытаюсь вязать. Хочу сделать стеганый чехол на чайник к следующему базару – яблочные пироги слишком легко печь. И, конечно, у меня есть воскресная школа.
– Твоя собственная? – удивленно спросила Дельфина.
– Конечно. Это традиция Лонбриджей. Каждое воскресенье, с трех до четырех. Для детей до десяти лет. А потом они идут в приходскую школу, где их готовят к конфирмации. Я веду журнал посещаемости. Если ребенок не пропускает ни одного занятия в течение шести недель, я ставлю красивый штамп. Но если кто-то пропустит хоть одно занятие, ему придется снова ходить все шесть недель; начать все с начала, чтобы получить этот штамп.
– Ты строга, – заметила Дельфина.
– Ни одного пропуска, ни одного! – воскликнула Фредди. – Это прекрасная закалка характера. Пенелопа играет псалмы на пианино, дети поют, а я читаю им библейские истории. У меня это получается довольно хорошо.
– Я не знала, что ты религиозна… но люди меняются, конечно. Правда? А мы так долго не виделись… ты становишься настоящей английской леди.
– Надеюсь, что стану… Ведь я же вышла замуж за джентльмена. О, я совсем забыла сказать тебе о главном! Я делаю собственную ароматическую смесь из лепестков! У Пенелопы есть один семейный рецепт, его хранили в тайне сотни лет, а я решила изобрести свой собственный. Начала, конечно, с лаванды и роз, а потом просто обезумела: ноготки, подсолнух, вереск, шалфей, дельфиниум, гвоздика, вербена лимонная, тимьян, пиретрум, мята перечная, сушеная шелуха мускатного ореха, ромашка, порошок фиалкового корня – одна капелька, – фиалки, герань, чуть-чуть мускатного ореха. Посмотри, не забыла ли я чего-нибудь? Господи! Палочки корицы! Даже и не пытайся сделать это без палочек корицы. Конечно, секрет в том, чтобы правильно выбрать время сбора цветов перед тем, как их сушить – только утром, когда уже испарится роса, и только если цветок безукоризненный. Потом надо все очень тщательно перемешать и добавить эфирных масел. Весь процесс гораздо сложней, чем кажется. Мои сухие духи будут отличными, когда достаточно настоятся. Сейчас они пахнут… немного сыростью… но свекровь настроена очень оптимистично. Я пришлю тебе, когда они будут готовы. Дельфина… Дельфина? Ты спишь?
Через час, вернувшись с прогулки, Арман и Тони нашли Дельфину у зеркала. Она причесывалась перед ужином, посвежевшая от сна.
– Хорошо ли сестрички поболтали? – спросил Арман.
– Прекрасно. А вы с Тони?
– Очень продуктивно. Я узнал больше, чем надеялся, о глупости правительства лейбористов, о дефиците, отсутствии фондов, о контроле над ценами, низкой производительности, высоких налогах и невозможности ничего добиться в Англии. Я мечтал вернуться сюда и послушать, как вы тут, развалившись, тихонько ведете волнующий девичий разговор.
– Не жалей, ты не много потерял. Если, конечно, не любишь наблюдать игру никудышной актрисы.
– Никудышной актрисы?
Дельфина сладко зевнула.
– Моей сестренки, дурачок. Я с блеском притворялась, что верю ей.
– С таким же блеском, как всегда?
– Не сомневайся, Садовски! Думаю, я разрешу тебе остаться здесь.
Фредди вышивала на пяльцах. Она оторвалась от своей работы, услышав, как Тони рвет на кусочки письмо и бросает его в камин. Этот огонь не спасал от пронизывающей сырости дождливого апрельского дня 1946 года. Это была суровая весна: почки еще не раскрылись, а продуктовые нормы уменьшались.
– Это не от Джока? – спросила она. – Я тоже хотела прочитать.
– Не теряй на это время, – сказал Тони, явно раздраженный письмом друга.
– Что-нибудь о его бесконечных любовных похождениях? Мне не интересны все эти отвратительные детали. Может, на сей раз речь идет о проститутках?
– Письмо не об этом, дорогая. Им овладела еще одна сумасбродная идея. Теперь он хочет арендовать несколько самолетов из остатков военного имущества и организовать грузовые перевозки.
– Это означает лишь то, что у Джока все еще нет работы, – задумчиво проговорила Фредди. – Он думает, что тех денег, что он выиграл в покер, ему хватит надолго?
– Нет, если он займется тем, чем собирается. Он же такой упрямый! Говорит, что может арендовать «Ди-Си-3» за четыре тысячи долларов в год – скидка для ветеранов, – «всего за четыре тысячи», заметь, предлагает нам бросить здесь все, отправиться в Лос-Анджелес и стать его партнерами. Нам! Вот так просто взять – и уехать! Он пишет, что полным-полно демобилизованных пилотов и работников наземных служб, которые готовы почти бесплатно работать в авиации. Он считает, что мы стоим у истоков совершенно нового дела. Ну и артист!
– Есть вещи, которые не меняются, – согласилась Фредди. – А он не сказал, какие грузы имеет в виду?
– Ты же знаешь Джока. Он думает о свежих продуктах. Можешь представить себе картину – «Ди-Си-3», забитый свежими овощами? Джок пишет, что грузоподъемность самолета три с половиной тонны. Такой… летающий овощевоз.
– Между прочим, как ни странно, – задумчиво сказала Фредди, – в этом есть какой-то смысл.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Тони, удивленный ее словами.
– У нас на западном побережье растет много такого, что на восточном побережье появляется только в сезон. И все это слишком быстро портится, а потому не подлежит доставке поездом… должен быть рынок сбыта.
Отложив в сторону пяльцы, Фредди устремила задумчивый мечтательный взгляд на огонь. Ее глаза видели край, в существование которого не верил Тони Лонбридж.
– А теперь выбрось это из головы, дорогая. Во-первых, во-вторых и в-третьих, даже если бы это было верное дело и мы захотели бы этим заняться, хотя ни то и ни другое не соответствует действительности, у нас нет возможности вывезти отсюда деньги, чтобы вступить в партнерство с занудой Джоком. Помнишь об ограничениях на вывоз валюты? Мы не смогли бы поехать в Париж, если бы не остановились у Садовски.
– Ты прекрасно знаешь, что у меня в Лос-Анджелесе лежит пятнадцать тысяч долларов, процентный доход с 1939 года.
– Это твои личные сбережения на черный день.
– Это мое приданое, мой вклад… Ты женился не на бесприданнице.
– Я никогда на это не пойду. Это твои деньги. Они не имеют ко мне никакого отношения.
Фредди не обратила внимания на его протесты.
– Если, – сказала она, – я говорю «если», Тони, только для примера, поэтому не кидайся на меня, – если бы мы, например, воспользовались этими деньгами, то могли бы взять в аренду пару самолетов, и нам еще вполне хватило бы на жизнь до тех пор, пока мы не начнем получать прибыль. Если бы Джок арендовал еще два, а может, три самолета, у нас их было бы пять…
– Угомонись!
– Дослушай меня до конца – интересно, что Джок имеет в виду, говоря о ребятах, готовых работать почти бесплатно. Сколько это – «бесплатно»?
– Фредди, что ты болтаешь, черт побери! Эскадрилья из пяти грузовых самолетов! Не можешь же ты всерьез говорить об этом?
– Гм-м… просто прокручиваю это в уме ради удовольствия.
– Так ли это?
– Больно становится, как только представлю себе это, Тони, эти «Ди-Си-3», загруженные доверху и летящие в Нью-Йорк, Бостон или Чикаго. Но, конечно, это просто фантазия, не можем же мы оставить «Грейндж».
– Да, черт побери, не можем.
– Ты прожил здесь всю жизнь. Зачем же тебе сниматься с места и отправляться в странное место, где солнце светит весь год. – Фредди подошла к окну и взглянула на унылый бесконечный дождь, который лил неделями в течение всей английской весны. – Интересно, что там наверху? – пробормотала она. – Горит ли там еще вечерняя звезда?
– Что ты сказала, дорогая?
– Ничего. – Она мягко улыбнулась ему. – Джок может и без нас заняться грузовыми перевозками. Как он говорит, в Калифорнии полно пилотов. У нас здесь своя жизнь: у тебя земля, которой надо заниматься, у меня Энни, распродажи, уроки бриджа и воскресная школа. Все же… если мы не будем брать зарплату… нет, ничего, не обращай внимания!
– «Не обращай внимания» – три самых поганых слова в английском языке, и ты это хорошо знаешь. Если мы не будем брать зарплату, что тогда? – требовательно спросил Тони.
– Я просто думала… ну… насчет доходов. Их какое-то время не будет. Это не пустяк. Во-первых, нам надо туда добраться, найти жилье, купить машину, арендовать офис, договориться о месте для ангара, платить тем, кто будет работать в офисе, отобрать пилотов и команду… а во что обойдется заправка этих пяти «Ди-Си-3»…
Глядя на промокший тис, Фредди замолчала. Казалось, что от комнаты, освещенной пламенем камина, ее отделяют почти осязаемые фантазии.
– Пять «Ди-Си-3»? Это что, для тебя уже реальность? – загадочно спросил Тони.
– Я просто вспоминаю давние финансовые проблемы с моей летной школой.
– Было тяжело, правда?
– Ага. По-настоящему тяжело.
Когда она повернулась к Тони, он вдруг увидел перед собой страстного, необузданного, подающего надежды ребенка. Ее выдали глаза. Она опустила их, но было уже поздно. Тони заметил это.
– Это труднее, чем продавать кексы?
– Это разные уровни.
– Тяжелее?
– Значительно.
– Но ты справлялась, правда?
– Да.
– Это было столь же увлекательно, как делать сухие духи?
– Хватит шутить, Тони. Это можно сравнить с… полетами к… к… да ни с чем нельзя это сравнить.
Замолчав, Фредди застегнула кардиган, села и снова взялась за вышивание.
– Дорогая, кого ты хочешь обмануть? Ты изнемогаешь от желания заняться этими фантастическими грузовыми перевозками. Неужели, по-твоему, я не вижу, как ты замираешь и прислушиваешься каждый раз, когда над нами пролетает самолет?
– Привычка, обычная привычка, – вспыхнув, сказала Фредди.
– Глупости! Кто тебе поверит?
– Хорошо. Даже если идея Джока и взволновала меня, – воскликнула Фредди, – как можно даже обсуждать такой невероятный шаг? Это означало бы оторваться от твоей семьи, полностью изменить нашу жизнь. Тебе это ненавистно, Тони, я знаю. Так что давай никогда не обсуждать этого.
– Но тебе же смертельно хочется этого. Разве не так? Попробуй убедить меня в обратном.
– Разве я могу тебе лгать? Времена изменились. Война закончилась, я… осела на этом царственном острове… в этом Эдемском саду… в этом полураю.
– Собачий бред, милая. Ты забыла еще сказать «на этой величественной земле». Ты прекрасно разыграла комедию, уверяю тебя, но твоя страсть к полетам началась задолго до войны. Моя бедная, осевшая на земле малышка вынуждена довольствоваться одной лошадиной силой старой клячи.
– Я никогда не жаловалась, – вяло заметила Фредди.
– Это-то меня и пугает. Тебе так не свойственно покоряться. Это заставляет меня нервничать. Послушай, Фредди. Я, честно говоря, совсем не возражал бы против некоторых перемен. Я мешаю отцу. Он не так нетерпелив, как я, и куда более опытен. Будь я действительно ему здесь нужен, я бы и не подумал об этом, ты же знаешь. Я хочу сказать, почему, черт побери, нет? Старина Джок совсем не дурак. В нем есть этот предпринимательский дух. А когда мы просадим все наши деньги и, поджав хвосты, вернемся сюда…
– Тогда воспользуемся моими деньгами? – воскликнула Фредди, все еще не веря ему.
Тони кивнул.
– Ура! – Фредди так высоко подпрыгнула со стула, что коснулась пальцами потолочной балки.
Раздался тихий стук в дверь, и в комнату проскользнула Энни в длинной фланелевой ночной рубашке.
– Ура – что? – спросила она.
– Угадай, Энни, малышка. Мы собираемся навестить твоего друга Джока, поедем в город, где выросла твоя мама, называвшая его «Городом Ангелов», – сказал Тони.
– Там хорошо, как в воскресной школе? – настороженно спросила Энни, сдерживая восторг.
– Совсем не то. Это как летний день, как долгая жизнь у теплого моря. А знаешь, что в этом самое хорошее? Твой папа не будет больше играть в бридж с бедной мамой, потому что – только не говори ей об этом – она так и не научилась отличать козырные карты от карт пиковой масти и, видно, никогда не научится.
– Ну, так как же мы это назовем? – спросил Джок, наливая себе пива. Они сидели на заднем дворе небольшого домика, который Фредди и Тони подыскали себе возле аэропорта Бербанка.
– Думаю, это должно быть что-то заманчиво-вдохновляющее, – сказал Тони. – Как тебе «Срочные грузовые национальные перевозки ЛТД»?
– Прости, старик, но слишком многословно.
– Без сомнения, ты заготовил что-то получше?
– Что-то вроде «Форварды грузовых перевозок», – гордясь своей изобретательностью, заулыбался Джок.
– Я бы никогда не связалась с компанией с таким названием, – возразила Фредди. – Звучит как название футбольной команды… захудалой школы.
– Почему, Фредди? Мне кажется, то, что предложил Джок, просто сказочно, – возразила Бренда, последняя подружка Джока и их добровольный менеджер. – Можно даже назвать это «Сказочные форварды грузовых перевозок». Клянусь, что Гедда Хоппер использует это для своего заголовка.
– Бренда, твой голос не поможет, он не идет в счет, – поспешно сказал Джок. – Бренда знакома со многими людьми из шоу-бизнеса, – объяснил он, повернувшись к Фредди и Тони.
Фредди с удивлением взглянула на Бренду. У Бренды были длинные и блестящие темные волосы, вполне зрелые формы, но она едва ли достигла возраста, когда заканчивают школу. И где только Джок их откапывает? Он клялся, что она умеет печатать под диктовку, держать в порядке документы и отвечать на телефонные звонки. Но, похоже, она ничего никогда не делала, едва ли даже сама приводила в порядок свои красивые темно-красные ногти. И откуда у нее южный акцент, ведь она вроде из Сан-Франциско?
– Дорогая, у тебя есть идеи? – спросил Тони у Фредди.
– «Орлы», – тут же ответила Фредди.
– Что это еще за название? – запротестовал Джок. Он все еще не пришел в себя после того, как Фредди в течение нескольких дней учила их с Тони управлять большими незнакомыми двухмоторными самолетами. Она сама опробовала один из них, получив получасовой инструктаж. Джок шесть лет пролетал на «спитах», а его инструктировали несколько часов, как ребенка.
– Подумайте, – терпеливо объяснила Фредди. – Вы, герои, встретились в «Орлиной эскадрилье». Имеет смысл немного укоротить это название. «Орлы» – коротко, легко запомнить, никакой дурацкой аббревиатуры.
– У этого ностальгический оттенок, – признался Тони. «Послали цветную капусту на «Орлах». Доходчиво.
– Джок, а ты что думаешь? – спросила Фредди.
– Кажется, я остался в меньшинстве. «Орлы» подойдут.
– Джок, милый, а что такое «Орлиная эскадрилья»? – лениво спросила Бренда.
– А где сегодня наша королева «Ди-Си-3»? – спросил Джок у Тони.
Они сидели в своей тесной конторе, выискивая в телефонном справочнике Лос-Анджелеса потенциальных клиентов, тогда как в комнате, служившей приемной, Бренда безуспешно объясняла толпе потенциальных служащих, что они еще не начали нанимать на работу.
– Ее нет.
– Удовлетворен. Теперь, когда у вас живет девчонка, которая присматривает за Энни, Фредди, наверное, пошла по магазинам. Ей не мешало бы купить себе что-нибудь из одежды. Тебе не кажется? Может, она пошла в парикмахерскую или на ленч с какой-нибудь подругой… или на дневной спектакль… или решила вдруг сыграть в картишки… Ты даже не представляешь, сколько успевают женщины за короткое время. Она придет после обеда?
– Ее не будет несколько дней, – сказал Тони, поджав губы.
– Да? Куда же она уехала?
– Честно говоря, не знаю. Посмотри записку, которую она мне оставила.
Он протянул листочек бумаги, и Джок прочел вслух:
«Дорогой, пожалуйста, проследи, чтобы Энни поужинала, посиди с ней. Хельга все приготовит. Искупай Энни. Почитай ей красную книжку, которая лежит на ночном столике, но не больше чем двадцать минут. Уложи ее спать. Можно оставить ночник, если она захочет. Хельга приготовит тебе ужин к семи тридцати. Пожалуйста, заглядывай к Энни в течение вечера, свою дверь не закрывай на случай, если она проснется. Утром проследи, чтобы Энни съела завтрак. Хельга отведет ее в детский сад и заберет оттуда. Скажи Хельге, что тебе приготовить к ужину, до того как уйдешь на работу. Обо мне не беспокойся. Через несколько дней увидимся. Энни все понимает. Люблю тебя, дорогой. Ушла полетать. Фредди».
– Я нашел это сегодня утром, когда проснулся, – в бешенстве сказал Тони.
– Ты заметил, что она два раза написала «пожалуйста»? Чертовски вежливо для нее. А что значит «ушла полетать»?
– Понятия не имею, иначе объяснил бы тебе.
– На чем она полетела?
– Это не наш самолет, я сразу проверил это. Может, она уговорила кого-то одолжить ей самолет, – мрачно предположил Тони.
– Или украла, – задумчиво сказал Джок.
– Там, дома, она никогда бы этого не сделала… ни за что. Это просто невероятно – вот так удрать. Она была сама не своя, как только ступила на калифорнийскую землю. Не знаю точно, что с ней, но… она какая-то другая. Будто ей принадлежит весь мир. Господи, мне хочется ударить ее!
– Бренда ее боится до черта. Говорит, что чувствует ее превосходство во всем.
– Бренда не такая уж дура, какой кажется.
– Перестань, Тони, она такая и есть.
На скоростном спортивном самолете, взятом ею в аренду, Фредди перелетала с места на место в Импириэл Велли – самой южной части калифорнийских фермерских районов. Потом направилась к северу, где на влажных почвах дельты реки десять месяцев в году росли спаржа и помидоры. Оттуда она устремилась в Салинас с его обширными плодородными землями, потом завернула в Фресно – район фиников и винограда. Она часто приземлялась в зеленых округах Импириэл, Кэрн и Тьюлэр, главных районах по производству фермерской продукции. Куда бы она ни направилась, повсюду были фермы и сады, которые заметно разрослись с тех пор, как она видела их в последний раз.
У нее не было четко разработанного маршрута, и вся прелесть полета заключалась в том, что все зависело только от ее прихоти и настроения. Она отклонялась от маршрута, блуждала, делала «свечку», носясь на своем самолете из одного конца штата в другой. Она не утруждала себя расчетами, пока у нее было достаточно горючего. Фредди управляла самолетом, доверяясь инстинкту, памяти, фантазии. Она была свободна от обязательств и вольна делать, что хочет. Она напевала, наслаждаясь тем, что снова летит, не скованная ни правилами, ни ограничениями, придя в экстаз от свободы, которой лишилась семь лет назад. Она снова могла пускаться в приключения, наслаждаться, как прежде, ветром, небом, облаками и просторами вселенной. Просторы! Господи, как ей не хватало этого в Англии. Маршруты, по которым она летала, служа во вспомогательной авиации, были такими определенными, что, перегоняя самолет, Фредди чувствовала себя так, словно пробиралась по лабиринту. А Калифорния позволяла ей радостно ощущать огромное, бесконечное пространство, которое принадлежит только ей. Как она так долго жила без этой тесной связи с горизонтом? Как выдержала, как поверила в то, что есть ценности, способные заменить это вечно изумляющее небо?
Заметив крупное сельскохозяйственное владение, Фредди делала над ним несколько эффектных кругов, добавляла парочку захватывающих «иммельманов» и холодящих кровь «чанделлей», чтобы обратить на себя внимание, а потом элегантно сажала самолет на полупустой автостоянке для автомобилей, там же, где это было невозможно, – прямо на поле, а это любой из пилотов вспомогательной авиации счел бы до смешного простым.
Фредди с самодовольным видом входила в контору поговорить с хозяином, держа в руках папку казенного вида и новую паркеровскую ручку с толстым золотым колпачком. На ней была одежда ее собственного изобретения, состоящая из аккуратной юбки от военной формы, голубой рубашки ВВС без галстука, расстегнутой на груди. Над правым карманом рубашки красовались вышитые «крылышки». Свои рыжие волосы она зачесала назад и затянула на затылке, но они непокорно выбивались из-под бархатной ленточки. Юбку она укоротила сантиметров на десять, что не могло не привлекать внимания, талию затянула красным кожаным ремнем. Военные шнурованные ботинки Фредди заменила красными туфельками на самых высоких каблуках, какие только нашлись в Лос-Анджелесе, а черные чулки – прозрачными нейлоновыми. Даже если хозяина не оказывалось на месте, он очень быстро появлялся, едва заслышав о таком визитере. За четыре дня Фредди удалось завоевать восхищенных поклонников «крупнейшего грузоотправителя сельскохозяйственной продукции в разные регионы мира», как она окрестила, несколько погрешив против истины, новую компанию воздушных грузовых перевозок. Фредди несколько раз упомянула о состоящих на службе у компании пилотах американской «Орлиной эскадрильи», тех самых безвестных героях, которым все были многим обязаны. ««Орлы» могут перевозить столько сельскохозяйственной продукции, сколько смогут вырастить фермеры», – говорила она мужчинам, с интересом слушавшим ее. В пылу энтузиазма она подавалась вперед, чуть не падая на них, и ткань рубашки натягивалась на груди. Ее блокнот заполнялся заказами, ценными данными и цифрами, фамилиями тех, кто занимался оптовыми поставками во все крупнейшие города страны, и тех, кому необходимы были калифорнийские фрукты, овощи и цветы. Они могли продавать их с надбавкой, включающей стоимость воздушных перевозок, если она, конечно, не будет чрезмерно завышена.
Один только огромный цветочный рынок Нью-Йорка, снабжаемый оранжереями, поглотит тонны свежесрезанных цветов, если правильно организовать доставку, думала Фредди, сидя в кафе аэропорта Санта-Паулы перед вылетом домой и созерцая два куска свежего персикового пирога. Сколько тонн персиков удалось бы им продавать в Чикаго? А если бы здесь из этих персиков делали пироги, скажем, у Ван де Кампа, сколько они могли бы стоить в кондитерских восточного побережья в зимний период? А как довезти персиковые пироги в целости и сохранности? «Забудь о всяких пирогах, дуреха! Когда только жизнь научит тебя уму-разуму?» Ну так как же доставить персики, чтобы они не испортились? А виноград, клубнику, нежный салат и свежую семгу с залива Монтерей? Как перевозить орхидеи?
Все это второстепенные проблемы, весело подумала она, решив узнать рецепт приготовления персикового пирога у владельца кафе. Пусть о деталях беспокоятся Тони и Джок. Она потрясет их, когда вернется со всей этой информацией. Было совершенно необходимо улететь одной. Ее муж, конечно, служил в авиации во время «Битвы за Англию», но он отнюдь не «Янки Дудль Денди», этот достопочтенный Энтони Уилмот Алистер Лонбридж. Джок такое же американское явление, как игра в кости всю ночь напролет, но он не участвовал в «Битве за Англию», и это немного помешало бы ей… приукрасить… совсем чуть-чуть, ее рассказ о пилотах компании «Орлы», будь они оба здесь. А они, не дай Бог, могли заговорить.
– Где Бренда? – отчаянно крикнул Джок, прижимая к груди две телефонные трубки, чтобы два торговца виноградом, с которыми он пытался говорить одновременно, не услышали его. – Мне нужна помощь, быстро!
