Текст книги "Безумные дамочки"

Автор книги: Джойс Элберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Симона толкнула сидящего рядом Стива.

– Смотри, они не на лошадях.

– Хочешь еще раз получить в нос?

– Нет, сэр, – весело отсалютовала она.

Фингерхуд зажег высокие черные свечи в центре стола и принес три бутылки шампанского и краба в листьях салата. Краб был щедро нарезан большими кусками.

– Мамочка Фингерхуд куховарит, – сказала Симона. – Обалдеть можно.

Джек и Беверли бешено обнимались, а все делали вид, что ничего не видят, хотя постоянно украдкой смотрели на них.

– Пошли в спальню, – театрально прошептала Беверли Джеку на ухо.

– Роджер. Пошли.

– Ты этого не сделаешь, – твердо сказал Йен.

Беверли и Джек не обратили на него ни малейшего внимания.

– Мы скоро вернемся, ребята, – сказал Джек, когда они в обнимку выходили из комнаты. – Приятного аппетита.

Анита пришла в ярость.

– Роберт, ты хозяин. А сидишь и позволяешь эти… эти… эти аморальные поступки в своей квартире? В твоей постели?

Фингерхуд тоже взвился.

– А чего ты от меня хочешь? Чтобы я предложил им трахаться в ванне?

– Ты должен предложить им уйти.

– Почему? Они никому не мешают.

– Нет, мешают. Они мне мешают. – Анита оглядела сидевших за столом в поисках сочувствия, но никого, кроме Йена, не заинтересовала ее гневная тирада. – Это позор! Они не имеют права так себя вести при нас. Это гнусно!

– Они так себя ведут не при нас, – заметила Лу. – Они уединились в спальне.

– Ты такая же дегенератка, как они!

– Заткнись, – сказал Стив. – Ешь краба.

– Ненавижу крабов. – Анита взглянула на Роберта. – Ты специально его приготовил? Чтобы напомнить о том, чем заразил меня летом?

– Я не виноват. Меня заразила Беверли.

Симона и Анита обменялись победными взглядами.

– Вот ты и признался. Интересно, а где их получила мисс Большие Сиськи?

Лу подняла глаза.

– Она получила их от Питера, а он от Тони Эллиота, а тот заразился от военных моряков. Теперь вы довольны?

– Тони не был с нами в Атлантиде, – задумчиво сказала Симона. – А моряки были. «От холмов Монтесумы до побережья Триполи». Эта песня – символическое обозначение того, что они жили в таких колониях Атлантиды, как Африка и Мексика. Самой большой колонией Атлантиды был Древний Египет. Не думаю, что вы мне поверите, но это так.

Все помолчали пару минут, а затем Йен сказал:

– Они уже долго там.

– Джеку трудно кончить, – призналась Анита и только потом сообразила, что раскрыла интимный секрет, до которого никому нет дела. – Я имею в виду, что он любит сдерживаться как можно дольше.

– Задержанная эякуация, – вставил Фингерхуд.

– Спорю, что она его отсасывает, – хихикнула Симона. – Так что рот полон не только у нас.

Йен побелел.

– Беверли таких вещей не делает.

– Давай поспорим, – возразил Фингерхуд.

– Ты намекаешь…

– Намекаю, черт подери. Я спас ее от тоски Гарден-Сити. Я был номером один, дружище, так что знаю, что говорю.

– Я с тобой согласен, – сказал Аните Йен. – Все они дегенераты. Не понимаю, что я здесь делаю.

– Я жду, когда мисс Денежный Мешок кончит отсасывать Улыбчивого Джека, – сказала Симона.

– Хватит, – прикрикнул на нее Стив. – Оставь парня в покое.

– Да, сэр.

– Может, Джек отсасывает Беверли? – предположила Лу.

– Надеюсь, она использовала «Норформс», – сказала Анита. – Джек очень щепетилен в отношении женской гигиены.

Лу презрительно рассмеялась.

– Женская гигиена? Ты говоришь, как машинистка из фармацевтической фирмы.

– Ну, я хоть не трахаюсь с педиком, который трахался с другим педиком, который спит с военными моряками.

– Когда Атлантида всплывет на Бимини, вы поймете, что Симона совсем не сумасшедшая, – заметила Симона.

– Питер Нортроп не трахнул бы твою лоханку, – сказала Лу Аните. – Ты такая антисептичная, что тебе нужен мистер Чистота.

– Дегенераты, – повторил Йен.

– Я единственный, кто здесь развлекается! – воскликнул Фингерхуд, наливая себе шампанское. – А все остальные лаются. Атлантида. Дегенератизм. Кто кого сосет. Да какая разница? Вы что, не умеете отдыхать?

– Я отдыхаю, – сказал Стив.

– Тогда почему у тебя такой вид, будто ты сейчас разрыдаешься?

– Ты бы тоже так выглядел, если бы сгорели два года твоей работы.

Фингерхуд взглянул на Симону.

– А так и было. Именно поэтому я не дал тебе по роже, когда ты меня сбил. Мне было жаль тебя.

– В том пожаре я не виновата, – возразила Симона.

– Каком пожаре? – встревоженно спросил Стив.

– Мы как-то лежали с Робертом в постели, а его диссертация сгорела. Там было все об оргазмах.

– Когда это произошло?

Не раздумывая, она ответила:

– В день похорон бедного мистера Сверна.

– В этот же день мы впервые переспали с тобой, – сказал Стив, откладывая вилку.

– Да, правильно.

– Значит, в один день ты трахнулась с нами обоими?

– Да, полагаю, можно так сказать.

– Полагаешь? Что значит полагаю?

– Значит, я в один день трахнулась с обоими.

– Полные дегенераты, – сказал Йен.

– Парень, я отдыхаю, – заметил Фингерхуд.

Стив отодвинул свой стул от стола.

– Это не смешно, Симона.

– Я не говорю, что это смешно.

– Как ты могла это сделать?

– Что ты имеешь в виду?

– Спать с ним и со мной в один день, тупая шлюха!

– А какая разница, один это день или нет?

– Резонно, – сказал Фингерхуд.

– Не вмешивайся, – ответил ему Стив.

– Мне теперь не жаль тебя, тупая скотина. Вставай.

Как только Стив встал, Фингерхуд сбил его на пол.

– Я это заслужил, – сказал Стив, проверяя, не потекла ли снова кровь из носа.

– Ты заслужил больше, но, к твоему счастью, я не злопамятен. Иначе я бы избил тебя как следует, умник. Ну, может, вернемся к праздничному ужину? Сегодня ведь День благодарения.

– Дикие дегенераты, – заключил Йен.

Анита с Робертом начали убирать тарелки, и в этот момент из спальни выплыли Беверли и Джек с блаженными улыбками на лицах. Джек теперь тоже был голым, что тут же вызвало волну размышлений вслух.

– У него толще, чем у Фингерхуда, – сказала Симона.

– Но не длиннее, – отметила Анита.

– Толщина важнее.

– Кто сказал?

– Я.

Беверли и Джек не обращали внимания на них, настолько они были поглощены происшедшим.

– У него одно яйцо меньше другого, – сказал Стив.

– Дегенераты, дегенераты, дегенераты.

Фингерхуд принес новые бутылки шампанского, Анита внесла салат в огромной сверкавшей мексиканской чаше. Салат был из листьев латука, цикория, маслин, сдобрен оливковым маслом и уксусом. Затем Фингерхуд принес индейку, а Анита поросенка с запеченным яблоком во рту. Анита сняла шкурку с индейки и положила ее в отдельную тарелку.

– Плакать хочется, когда вспоминаю о пирожных бедного доктора Хокера, – сказала Симона. – Они бы очень пригодились. Тебе не жаль, Стив, что они валяются на полу в студии?

– Они там не валяются.

– Почему?

– Потому что студии нет.

– Верно, я и забыла. – Слезы заструились по лицу Симоны, когда ей напомнили об учиненном ею пожаре, и она неожиданно выкрикнула: – Я хочу, чтобы меня побили!

– Садо-мазохистский дегенератизм.

Но Симону этим не остановишь, через секунду она сняла пояс и чулки. На ее наготу обратили внимание лишь Беверли и Джек, которые увлеченно ели индейку и поросенка, но только одной рукой. Другой рукой ласкали друг друга. Они погрузились в закрытый мир гастрономической и сексуальной чувственности и не желали, чтобы их отвлекали от двух таких приятных вещей.

– Йен прав, – сказала Анита. – Вы все дегенераты. К тому же еще и отвратительные.

– Дегенератизм сам по себе отвратителен, – заметил Йен.

– Не всегда, – поправила его Лу. – Это зависит от моральных норм человека.

Лу сняла свое золотистое трико и платье. Мало того, что под ним ничего не было, так еще и груди были окрашены в бледно-зеленый цвет.

– Раскрашенные груди сейчас в моде, – сказала она. – Косметические компании в ближайшем будущем озадачат компании женского белья.

– А тебя это не озадачит? – спросила Анита. – Ты же пишешь о белье.

– А я стану писать о косметике.

– Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПОБИЛИ! – закричала Симона, видя, что о ней оскорбительно забыли.

Аниту страшно затошнило. Она видела, как ее мир разваливается на куски, растворяется в воздухе. Это было невыносимое зрелище. Почему Роберт не положит конец такому ужасному стриптизу? Почему он не защитит ее от этого? Разве это не мужская задача? Или теперь нет старого разделения ролей между полами? Чувство ужаса охватило ее.

– Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПОБИЛИ. КТО ЭТО СДЕЛАЕТ?

Фингерхуд оправдал наихудшие ожидания Аниты.

– У меня есть хлыст.

– Ты не должен это делать, – сказала Анита. – Ты еврей.

– При чем здесь это? Я такой же извращенец, как и все.

– Но ты не должен быть таким.

– Кто сказал?

– Я.

Стив Омаха встал с добродушной улыбкой.

– Я из тебя выбью пыль, Симона, и ты это знаешь. Я только не понимаю, почему ты всегда выбираешь для этого неподходящее время. Могла бы подождать до возвращения домой.

– Невероятная глупость, – ответила она. – Я не хочу, чтобы ты меня бил!

– А почему?

– Все художники дураки. Дураки! Если это будешь ты, тогда не считается. Ты только в лошадях разбираешься! Это должен быть тот, кто не хочет, кого это возмущает. Боже мой, я должна давать эти сраные мотивации?

– Я удивлен, откуда ты знаешь это слово? – сказал Фингерхуд.

Анита хотела заплакать, но не могла. Она чувствовала слезы под веками, им хотелось пролиться наружу освежающим ливнем. Анита оглядела комнату в поисках спасения, но все было тщетно перед лицом этой безумной катастрофы. Зеленые груди Лу были только одной ее частью. Они шокировали не больше, чем желание Симоны быть высеченной, или левая рука Беверли на правом яйце Джека, или предложение Роберта насчет хлыста, или признание Стива в садизме, или болтовня Йена. Она на корабле дураков – в мире.

– Я назначаю Аниту, – бесстрастно сказал Джек.

– На что? – спросила она.

– Бить Симону.

– Не смеши.

– Я и не смешу.

– Да нет, смешишь. – Но он затронул чувствительную струнку, хотя Анита и не хотела в этом признаваться.

– Ты всегда ненавидела французскую писюшку, – сказал Джек, быстро целуя рыжий лобок Беверли. – Зачем же таиться? Выпусти пар. Будь Mensch. Избей ее!

– Не буду.

– Ну, давай, – сказал утомленный происходящим Фингерхуд.

Анита проглотила кусок индейки и удивилась ее странному вкусу. Майоран? Таррагон? Шалфей? Тмин? Новый рецепт? Нет. Это нечто совсем другое, неуловимое ощущение холода во рту, но не могла понять отчего. Затем заметила, что Роберт очень заинтересовался зеленой грудью Лу, и она растерялась, не зная, что предпринять. Ее смущало, что груди Лу не были лучшими в мире. Среднего размера, слегка опущенные, но должна была признать, что в зеленом гриме был свой шарм. Зеленый цвет делал обычные сиськи привлекательными, и немаловажную роль играло то, что соски были тоже зелеными. Она вот делала дурацкие упражнения для груди, не говоря уже о гидротерапии, и чего добилась? Ничего. Ей противно было признать, что Лу нашла гораздо лучшее решение: если не можешь изменить грудь, придумай ее. Затем Анита осознала, что она единственная одетая женщина в комнате, и еще больше испугалась, потому что было только одно решение, а она его ни капельки не хотела.

– НЕ БУДУ ЖЕ Я ЖДАТЬ ВЕСЬ ВЕЧЕР! ДАВАЙТЕ!

Костюм Аниты из двух частей, окрашенный под леопарда, неожиданно показался ей невероятно старомодным. Но предстоявшее раздевание пугало. Это ее проклятое воспитание человека из среднего класса, оно мешало. Если бы она принадлежала к низшему классу, тогда не была бы такой пугливой. Или к высшему классу.

– Роберт, – сказала она. – Ты меня любишь?

Он проглотил листик салата.

– Да, люблю. Так почему ты не бьешь Симону?

– Будь Mensch, – сказал Джек.

Зеленые соски Лу коснулись индейки, когда она наклонилась над столом. Потому что грудь низкая, радостно подумала Анита.

– ЭТО СТАНОВИТСЯ СМЕШНЫМ!

– Так было во времена Третьего рейха, – заметил Йен.

И прильнул к влагалищу Лу, а она продолжала спокойно есть.

– Со мной ты никогда этого не делал, – сказала Беверли. – Ни разу. Я считаю это личным оскорблением.

– Это лишь потому, что я ему безразлична, – начала Лу, – а ты его, наверное, волнуешь.

– Никаких наверное! Конечно, волную. Правда, Йен?

Но Йен мог только промычать в ответ, потому что лицо его утонуло в паху Лу.

– Я ЖДУ!

Никто не обращал внимания на Симону. Ее роскошное тело боролось за внимание с телами Беверли и Лу, которые были похуже и, следовательно, не такими волнующими. И только сейчас Анита поняла, что найдет в себе смелость снять костюм.

Лу тут же презрительно сказала:

– Смотрите. Она до сих пор носит лифчик. Деревенщина.

– Я тоже ношу, – заметила Беверли.

– В твоем случае это печальная необходимость.

– Плевать.

– Я ТРЕБУЮ!

– Если ты не будешь его носить, – сказала Лу, – то будешь хлопать грудью и смешить людей. Йен, ты перестарался. Глупыш, мне больно.

– Потрясающий ужин, – проговорил Фингерхуд, отрезая новый кусок поросенка, а Анита бережно положила голливудский лифчик в нескольких сантиметрах от ноги Йена.

– Мало того, что она носит лифчик, так еще и набивной.

Лу тут же почувствовала превосходство своих зеленых грудей и внимание Йена. А ведь она даже не была с ним знакома.

– А трусы ты не будешь снимать? – спросил Стив застывшую Аниту.

– Возможно.

Низ значил для Аниты больше, и у нее пока не хватало мужества обнажить его. Ее пугало, что, когда она это сделает, Симона брякнет о крашеном лобке, и что тогда делать? Это будет так унизительно. Она встала из-за стола, схватила хлыст, который стоял в углу, и врезала Симоне по животу.

– ПРИЗВЕЗДЕННАЯ ИДИОТКА! ТЫ НЕ ДОЛЖНА МЕНЯ БИТЬ! ТЫ ДОЛЖНА ТОЛЬКО УГРОЖАТЬ! ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ В ИЗВРАЩЕНИЯХ!

Слегка растерявшаяся Анита хлестнула Симону по бедрам.

– Это тебе за все старое.

– БОЛЬНО! – завизжала Симона.

За девушками наблюдал один Стив, остальным через несколько секунд наскучило смотреть на порку, и они начали есть. Даже Йен оставил Лу и принялся за индейку. Он разделся, и очень белая английская кожа контрастировала со смуглым телом Лу. Она почему-то задумалась о Маршалле, негре, который работал в отделе ссуд банка. Лу тепло о нем вспоминала, ведь он был частью эпохи Дэвида Сверна. Она до сих пор не могла поверить, что Дэвид ушел. Лу думала, что он вечно будет рядом, и его смерть поразила ее, как жестокое и неожиданное предательство. Ей было бы интересно узнать, как переживает потерю его жена. Кто-нибудь может примириться со смертью? Она думала, что нет, потому что человеческий мозг не может принять это. Он не воспринимает пустоты. Не удивительно, что Симона выбрала веру в переселение душ.

– Я хочу еще раз трахнуться, – заявила Беверли.

– Мне сорок четыре года, – сказал Джек. – У меня не встает в любую минуту, когда ты захочешь. Пригласи другого. На сегодня я отключился. Возьми безумного доктора.

– Я только сначала доем, – предложил Фингерхуд, отрезая кусок жареного поросенка.

Стив взглянул на Беверли.

– А я доел. Пошли.

– Нет! – завопила Симона. – Ты не трахнешь Беверли!

– Какое твое дело? Тебя же бьют.

Анита довела себя до бешенства и с удовольствием видела, как извивающееся тело Симоны покрывается рубцами. Она не подозревала, что может дойти до подобного исступления, и немного гордилась тем, что смогла проявить такую же жестокость, как и другие. Втайне Анита винила авиакомпанию в проявлении этого качества: долгие годы вынужденных улыбок и ухаживания за вонючими детишками. Свист хлыста успокаивал.

– ХВАТИТ!

– Симона права, – сказал Аните Фингерхуд. – Ты чересчур увлеклась.

– Мне понравилось.

– А нам уже не нравится.

Беверли и Стив вышли из комнаты.

– Не понимаю, зачем им уединяться? – спросила Лу. – Как будто они не среди друзей.

Обруганная Анита с сожалением поставила хлыст на место и вместе с Симоной села за стол.

– Ты настоящая сучка, – сказала Симона Аните. – Я раньше даже не подозревала, какая же ты сучка. Еще секунда, и я бы не выдержала.

– Беверли уволакивает всех твоих мужчин, да? Сначала Роберт, теперь Стив.

– Ненадолго. Он сделал это, чтобы отомстить мне за мастерскую. Надеюсь, он не кончит.

– Задержанная эякуация, – сказал Фингерхуд.

Слезы потекли по лицу Йена.

– Я люблю эту девушку. Не понимаю, как она могла так обойтись со мной.

– Ты любишь не Беверли, – сказала Анита. – Ты любишь запах ее денег. Кого мы обманываем?

– Нет, я люблю ее.

– Я бы хотел очутиться в десяти километрах над Барселоной, – отрешенно улыбнулся Джек. – Я сейчас летаю на «Боинге-707» номер шесть тысяч семьсот сорок восемь… Мой друг пару лет назад на таком разбился. Анита, ты помнишь Счастливчика Гонсалеса?

– Я была с ним в предпоследнем полете. Славный парень.

– Но поганый пилот. Латиноамериканцы не любят точности. Никогда с ними не летайте, ребята. Ни от кого нельзя зависеть. Это мой девиз. В Англии самые лучшие аэропорты.

– Спасибо, – вытер глаза Йен.

Анита теперь сняла и юбку.

– Господи, – сказала Лу, – она носит пояс-трусы. Не могу поверить.

– Легко сидеть с зелеными грудями и умничать. Ты не летаешь три-четыре дня в неделю. И не знаешь, как тебя все время пучит. Кстати, твое золотое платье не покрасилось в зеленый цвет?

– Нет, это несмываемый грим.

– Где ты его купила? Как он называется?

– «Тужур Авокадо». Купила в моем салоне. Его бешено раскупают. Можно использовать и вместо теней.

– Как интересно. – Анита смотрела на свой живот. – Все проходит. Джек, скоро ВВС закончат свои исследования?

– Они работают. Результаты скоро будут. Счастливчик знал одного из их шишек в этом деле.

– Бедный Счастливчик. Мне его недостает. Он всегда щекотал меня, когда я приносила ему кофе.

– Конечно. Наверное, потому и разбился. Если бы он смотрел в окно, как должен бы, а не совал пальцы в задницы стюардессам, то мог бы сегодня быть с нами.

– Ты отвратителен, Джек.

– А я всегда это говорила, – заметила Симона. – Но ты его всегда защищала. Теперь ты видишь, каков он. Зверь. Я ни за что не буду летать рейсами вашей сумасшедшей авиакомпании.

– Не ругайтесь, не ругайтесь, – сказал Фингерхуд.

Анита с удовольствием обозревала рубцы на теле Симоны.

– А мы тебя не хотим видеть. Ты, наверное, одна из тех, кого рвет все время.

– Нет.

– И даже не в специальный пакет.

– Не понимаю, почему ты обзываешь Джека, – ответила Симона, – если сама такая же?

– Я же сказал, не надо ссориться.

– Заткнись, Роберт, – огрызнулась Анита, – ты же знаешь, мы с Симоной обожаем ругаться.

– Мы не хотим, чтобы хоть кто-то здесь был счастлив.

– Счастливчик никогда не был по-настоящему счастлив, – сказал Джек. – Я знаю. Он страдал геморроем. Старик, это страшная вещь. Счастливчик закупал свечи, как другие закупают аспирин.

– Ты помешался на задницах, дружище, – заметил Фингерхуд.

– У безумного доктора клинический подход. Это безумие.

– Ты хуже, – сказала Анита Джеку. – И если хочешь знать правду, то он лучше, чем ты, в постели.

– Я не говорил, что хочу знать правду. Я согласен с О’Нилом: «Как доказывает мировая история, правда никому и никогда не нужна. Она несущественна и нематериальна».

– Вот что нужно этой стране, – сказал Йен. – Пилот и поэт в одном лице.

– Лучше это, чем быть англичанином и зарабатывать на жизнь поиском придурков, – защитила Джека Анита. На самом деле она ненавидела всех их, всех четверых мужчин. Один хуже другого, а хуже всех оказался Роберт Фингерхуд, потому что проявил себя таким же аморальным извращенцем, как и все остальные. Он был последним оплотом в сохранении старомодного мира браков и материнства, а теперь она видела, что, как и в случае с Джеком, жестоко ошиблась.

– Я сейчас сообразила, что я единственная из девушек, которая не переспала с Фингерхудом, – сказала Лу, посмотрев на него. – Не хочешь устранить этот недостаток?

– Как только доем.

– И еще я сообразила, что Фингерхуд – единственный одетый мужчина. Не хочешь устранить этот недостаток?

– Как только доем.

Симона протянула бокал, чтобы ей налили шампанского.

– Я хочу, чтобы Беверли и Стив вернулись. Я начинаю ревновать.

– Начинаешь? – спросила Анита. – У тебя лицо стало зеленым, как сиськи Лу, уже пятнадцать минут тому назад.

– Они там не так долго, правда? Стив больше пяти минут не продержится.

И в эту секунду раздался звонок в дверь.

– Входите, – крикнул Фингерхуд, – открыто!

– Кто это может быть?

– Это может быть Питер Нортроп, – сказал Питер, входя в комнату. – Вот и я.

Он споткнулся, увидев представшую перед ним картину. Переглянулся с Лу, а потом спросил:

– Вы мою жену не видели?

– Она сейчас в спальне, – ответила Симона. – Трахается с моим дружком.

– А, тогда порядок. Значит, она еще не напилась до полусмерти.

– Для тебя порядок, а я вне себя. Стив ни разу не трахал меня больше пяти минут, а они там уже не меньше четверти часа.

– Что поделаешь? Не смотри на часы под подушкой.

– Я слышала о тебе в Мексике. И ты оказался таким мудаком, каким я тебя и представляла.

– А ты, должно быть, француженка, сплетница Симона?

– А я Роберт Фингерхуд, – сказал Роберт, пожимая руку Питеру. – Кажется, я вас не приглашал, но все равно присаживайтесь. Это Анита Шулер, Джек Бейли и Йен Кларк. Лу Маррон вы, кажется, знаете.

– Да, мы встречались. Забавная компания. Чем фарширована индейка? Марихуаной?

– Нам не нужны искусственные стимуляторы, чтобы расковаться, – сказала Анита, сгорая от желания провалиться сквозь землю. – Мы просто захотели раздеться. И я могу признаться, что волосы у меня на лобке обесцвечены. Пергидроль.

– Я сама хотела сказать об этом, – надулась Симона.

– Я знаю. Именно поэтому решила опередить тебя.

– Если хочешь знать правду, – сказал Питер, – меня не интересует твой лобок.

– Несущественно и нематериально.

Не обращая внимания на Джека, Питер повернулся к Фингерхуду.

– А почему ты один не разделся?

– Потому что я еще не доел.

– Похоже, ты и не сделаешь этого, старик, – заметил Йен, обращаясь к Фингерхуду.

– Не называй меня стариком. Терпеть не могу шовинистических выражений.

– Хотелось бы, чтоб моя жена пришла побыстрее.

И Питер немедленно разделся.

– Смотрите, – сказала Симона. – Он не носит трусов. Это важный признак. И, кстати, а где сейчас ваши дети?

– Беверли отправила их к своей матери на праздники. С ними поехала наша экономка. Да и какое твое дело?

– У тебя яйца какие-то мятые. Мне это не нравится. У Стива твердые и гладкие.

– Стив – это тот кретин, который рисует старых кинозвезд на лошадях?

– Он не кретин.

– Моя жена купила его мазню. Полторы тысячи долларов за Дона Амече и Алису Фей на вороных жеребцах. И Алиса усатая.

– Это одна из лучших картин Стива.

– Правда? Ты меня разыгрываешь?

Симона хотела возразить, но раздались шаги из спальни. Все взглянули на Беверли и Стива, вид у которых был несчастный.

– Привет, дорогая, – сказал Питер.

– А, это ты, дорогой! Что ты здесь делаешь? Я думала, ты ужинаешь с Тони.

– Я и поужинал с ним. Мы быстро поели.

– И сделали кое-что еще, – сказала Симона.

– Я не виноват, что мне нравятся оба пола.

– Сраный педик!

– Эй, эй! – Беверли толкнула Симону в плечо. – Все будет нормально. Я вернула твоего дружка, и, честно говоря, он не преуспел.

– Зато он умеет командовать.

– Пришли бы нацисты к власти, если бы они говорили по-французски? – спросила Анита. – Nein, nein, nein!

– Ладно, я наелся. – Фингерхуд встал из-за стола. – И готов немного развлечься. Могу я предложить свои превосходные услуги кому-нибудь из сумасшедших девушек?

Лу рассердилась.

– Я на тебя рассчитывала, поскольку я единственная, кто не воспользовался ими и только слышал о них. Симона говорит, что ты настоящий супермен.

– Это точно, – сказала Симона.

Питер повернулся к Фингерхуду.

– Пока вы не оказали честь мисс Маррон, позвольте мне отсосать, потому что, по правде говоря, вы меня восхищаете.

– Несущественно и нематериально.

– Полные дегенераты!

– Ты потерял всякую связь с реальностью? – спросил у Питера Фингерхуд. – Я не извращенец.

– Конечно. Именно потому меня и влечет к тебе. Педики хороши в своем деле, но хочется взять в рот твой член.

Он замолчал, представив себе эту картину.

– Большей глупости я не слышал, – сказал Фингерхуд. – Ты, точно, потерял связь с реальностью.

В комнате воцарилась напряженная тишина, и Анита испугалась того, что сейчас может произойти. Вчера она не поверила бы, что это возможно, но сегодня услышала свой голос:

– Роберт, давай. Это же просто шутка.

– Пусть это и шутка, но у меня не встанет во рту мужчины.

– Поспорим? – спросил Питер, быстро расстегнув Фингерхуду брюки.

После долгих споров обеденный стол очистили и девушки сказали, что будут стоят рядом с обнаженным Фингерхудом, когда он подвергнется великому испытанию.

– Я же говорил, что не встанет, – повторил Фингерхуд, ложась на стол, и неожиданно ощутил, как в задницу вошел палец. – Вынь! Это нечестно!

– Да здравствует Роберт Фингерхуд! – хором закричали все. – Да здравствует Роберт Фингерхуд!

– Он сдержал слово, – сказала Симона. – Не встает.

Девушки сгрудились над Фингерхудом, заталкивая ему пищу в рот, а он скрежетал зубами от злости. Их груди колыхались над его сердитым лицом.

– Не встает, – повторила Симона.

Тогда Лу наклонилась и поцеловала Фингерхуда в губы, и тут же член у него вскочил, он вырвал его изо рта Питера.

– Гнилая скотина, – сказал Питер. – Как раз когда все пошло так хорошо.

И когда Фингерхуд оттолкнул Питера и начал трахать Лу прямо на столе, Анита яростно обняла Йена в гамаке в соседней комнате. Йен лежал под ней, глядя на чучело совы, и когда вошел в нее, то сказал:

– Это дегенератизм, но лучше, чем дрочить в тряпочку.

Отчаявшийся Питер начал трахать свою жену на софе, а Симона, Стив и Джек сплелись втроем на шкурах ягуаров.

Через несколько минут, когда Анита кончила, она оглядела комнату и истерически расхохоталась. Роберт перестал возиться на столе и спросил, что ее так развеселило.

– Смешно, – сказала она, – что всего несколько часов тому назад я волновалась, что ты можешь не понравиться моим родителям потому, что ты еврей.