Текст книги "Книга убийств"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

– Отвратительная история, – сказал Майло.

– Мерзкая. Даже после стольких лет.

– Твой отец был хорошим человеком, Джорджи. Немеров прищурился и посмотрел на меня:

– Мой отец отлично разбирался в людях, доктор. Лучше всякого психоаналитика.

Я кивнул и подумал: Он ошибся с Уилли Бернсом и заплатил за это жизнью.

Джорджи положил толстую руку на конторку и обдал меня запахом чеснока, горчицы и пива.

– Он прекрасно разбирался в людях, мой отец, но был слишком хорошим человеком, слишком добрым. Мать много лет корила себя за то, что отпустила его на встречу с Бернсом. А я тысячу раз говорил ей, что она ничего не могла сделать, не могла ему помешать. Уж если отец брал что-то в голову, он никого не желал слушать. Это и помогло ему выжить среди коммунистов. Золотое сердце и упрямая башка. Бернс же был неудачником и лжецом, но всегда приходил в суд в назначенное время. Вот почему мой отец ему верил.

– Конечно, – сказал Майло.

– Да, – проворчал Немеров.

Дверь в задней панели вдруг распахнулась, и в офис, который тут же показался мне крошечным, ввалилось семьсот фунтов живого веса. Два громилы, оба ростом примерно шесть футов и шесть дюймов, в черных водолазках, черных полотняных штанах, с черными револьверами в черной нейлоновой кобуре. Тот, что немного покрупнее, был полинезийцем, с длинными волосами, завязанными в хвостик борца сумо, торчащими в разные стороны усами и небольшой бородкой клинышком. Его спутника, рыжеволосого и коротко остриженного, природа наградила лицом с очень гладкой кожей и тонкими чертами лица.

– Привет, – сказал Джорджи Немеров.

Оба чудовища внимательно нас разглядывали.

– Привет, – отозвался Сумо. Рыжий что-то проворчал.

– Мальчики, это детектив Майло Стеджес, мой старый друг, который работает за углом. Он искал мерзавца, убившего моего отца. А рядом с ним психиатр, он трудится в том же управлении, потому что, как мы знаем, все копы не в своем уме. Верно?

Оба бегемота медленно кивнули.

– Перед вами две мои самые лучшие ищейки, – заявил Джорджи. – Это Стиви, но мы называем его Якудзуна, потому что раньше он выступал в соревнованиях по борьбе в Японии. А малыша зовут Рыжий Яков, он из Святой земли. Ну, какие новости, ребятки?

– У нас для тебя кое-что есть, – доложил Стиви. – Там, на заднем дворе, в фургоне.

– Четыреста пятьдесят девятый? Стиви заулыбался:

– Четыреста пятьдесят девятый и знаешь еще что? Приз. Мы выходили из его дома – представляешь, он лежал в постели, как будто думал, что никто не придет его искать. Через две секунды мы надели на него наручники и повели к машине. И вдруг занавеска на окне в соседнем доме чуть шевельнулась, и мы увидели, что нас кто-то разглядывает. Тогда Яков говорит: «Пойду-ка гляну, по-моему, там четыреста шестидесятый, которого мы уже все ноги стоптали искавши».

– Ну, тот тупица Гарсиа, он еще расколотил все окна и утащил стерео.

– Пол Гарсиа? – переспросил Джорджи и заулыбался. – Вы не шутите?

– Не, это он, – подтвердил Стиви. – Ну вот, мы вошли и взяли его тоже. Оба теперь лежат в фургоне, у нас на дворе. Оказалось, они частенько играли друг с другом в кости – соседи ведь и все такое. Они даже попросили нас немного ослабить наручники, чтобы поиграть по дороге.

– Два вместо одного, – похвалил Джорджи великанов. – Молодцы. Ладно, давайте я оформлю бумаги, а потом можете отвезти их в тюрьму. Я горжусь вами, ребята. Приходите в пять, получите свои чеки.

Стиви и Яков отсалютовали и исчезли за дверью, из которой появились.

– Благодарение Господу, – сказал Джорджи, – эти преступники оказались умственно отсталыми.

Он вернулся в свое кресло и снова взял в руки бутерброд.

– Спасибо, что уделил нам время, – поблагодарил его Майло.

Бутерброд двинулся в сторону рта Немерова, но остановился в нескольких дюймах от места назначения.

– Вы действительно снова собираетесь искать Бернса?

– А нам нужно? – спросил Майло. – Думаю, если бы Уилли можно было найти, вы бы уже давно его к нам притащили.

– Правильно, – не стал спорить Джорджи.

Майло сжал зубы и сделал несколько шагов в сторону конторки.

– Ты считаешь, он мертв, Джорджи? Немеров скосил глаза налево.

– Было бы неплохо, но почему я должен так думать?

– Потому что вам не удалось его найти.

– Может быть, Майло. Мы хорошо делаем свое дело. Когда все произошло, мы еще не слишком много умели. Я же сказал, что учился тогда в колледже, а мама ужасно переживала. Ты помнишь, как вцепились в нас страховые компании – не успели мы похоронить отца, как нам пришлось сражаться, чтобы не обанкротиться. Поэтому, возможно, мы плохо искали Бернса. Но потом я отправил за ним настоящих парней – он по-прежнему значится в нашем списке должников. Вот смотри, я тебе покажу.

Он встал, с силой толкнул заднюю дверь, вышел на несколько минут и вернулся с листком бумаги, который бросил на конторку.

Обычная листовка с надписью: «Разыскивается» – Уилберт Лоренцо Бернс. Обычный снимок, сделанный в участке, анфас и профиль, обычная цепочка цифр. Не слишком темная кожа, красивые черты, мягкие, еще мальчишеские – симпатичное лицо, если бы не глаза наркомана. Длинные волосы торчат в разные стороны пушистыми клочьями, словно кто-то взъерошил их перед тем, как его сфотографировать. Приметы: шесть футов и два дюйма; сто шестьдесят фунтов; ножевые ранения на обоих предплечьях и на шее (сзади), никаких татуировок. Разыскивается по статьям: 11375, 836.6, 187. Хранение наркотиков с целью распространения, побег из-под стражи или ареста, убийство.

– Я иногда о нем думаю, – сказал Джорджи, откусив кусок бутерброда. – Наверное, он уже мертв. Он ведь был наркоманом, чего еще ждать от жизни этим уродам. Но если узнаешь что-нибудь новенькое, позвони мне, ладно?

ГЛАВА 18

Когда мы вышли из офиса Немерова, за «севильей» остановилась машина дорожного патруля.

– По-быстрому сваливаем, – сказал Майло, и мы бросились к моей машине.

Дверца вражеского автомобиля открылась, и появился патрульный, который держал в руках свой прибор, порожденный не иначе как злым гением, но я сорвался с места, прежде чем он начал нажимать на кнопки.

– Едва ноги унесли, – заметил Майло.

– А я думал, у тебя есть отмазка, – сказал я.

– Отмазка – штука эфемерная.

Я завернул за угол и направился в сторону участка.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросил он.

– О чем?

– О поведении Джорджи.

– Я первый раз в жизни видел Джорджи.

– И все же.

– Мне показалось, что он занервничал, когда ты упомянул Бернса.

– Точно. Вообще-то он человек уравновешенный и ругается не часто. А сегодня как-то уж чересчур разошелся.

– Возможно, разволновался, когда ты напомнил ему про убийство отца.

– Может быть.

– Ты хотел бы знать, разобрался ли он с Бернсом. Никогда не узнаешь.

– А я думал, ты у нас специалист и умеешь чувствовать и понимать людей.

– Очищение через внутреннее восприятие, – проворчал я, остановившись на парковке для персонала участка, но не выключая двигателя.

Майло остался на месте, подтянув свои длинные ноги и упершись руками в сиденье.

– Будь проклят Швинн, – заявил он наконец.

– Это-то как раз легко, – заметил я. – Если дело действительно в Швинне.

– Решил взяться за свои штучки, – мрачно прокомментировал он.

– А для чего еще нужны друзья?

Через несколько минут Майло заговорил снова:

– При чем тут «Книга убийств»? Если он действительно намеревался помочь, почему не позвонил и не рассказал то, что знал?

– Может быть, хотел, чтобы мы еще на что-то обратили внимание – не только на фотографию Джейни?

– На что?

– Понятия не имею, но, думаю, нам стоит еще раз взглянуть на альбом.

Майло промолчал и даже не подумал выйти из машины.

– Итак? – сказал я.

– Итак… я думаю, не съездить ли нам в «Школу успеха», может, узнаем что-нибудь новенькое про современные методы обучения.

– Это дело тебя не отпускает?

– Не знаю.

Мы проехали по Пико, выбрались на Мотор, миновали Ранчо-Парк и оказались на Шевиот-Хиллз. Днем «Школа успеха» выглядела не лучше, чем вечером, в темноте. Светлая штукатурка оказалась небесно-голубой. На парковке стояло еще несколько машин, тут и там болтались небольшие группы подростков, которые, когда мы притормозили у тротуара, не обратили на нас ни малейшего внимания.

Майло позвонил в звонок у ворот, которые открылись перед нами без лишних вопросов. Еще один звонок, и мы вошли в дверь. В вестибюле пахло освежителем воздуха и кукурузными чипсами. По одну сторону коридора, который заканчивался неярко освещенной комнатой для ожидания, где никто никого не ждал, находилась конторка, а по другую – дверь с надписью: «Администрация». Кремовые стены украшали натюрморты в блестящих металлических рамках, изображавшие цветы, на полу лежал ковер сливового цвета, на журнальных столиках из тика аккуратной стопочкой высились журналы, а рядом с ними стояли белые, очень мягкие кресла. Сквозь застекленную двойную дверь в дальнем конце коридора виднелся еще один коридор и снующие повсюду дети.

За конторкой сидела молодая индианка в персикового цвета сари, которую удивил, но нисколько не испугал жетон Майло.

– И что вы хотите узнать? – вежливо поинтересовалась она.

– Мы ведем расследование, – весело объявил Майло. Пока мы ехали, он был напряжен и всю дорогу молчал, но сейчас его словно подменили. Он причесался, поправил галстук и держался как человек, которого что-то необычайно интересует.

– Расследование? – переспросила девушка.

– Нам нужно посмотреть списки ваших учеников, мэм.

– В таком случае вам следует поговорить с мисс Балдассар. Это наш директор.

Девушка ушла, потом вернулась и сказала:

– Сюда, пожалуйста.

Она указала на дверь на противоположной стороне коридора. Мы вошли в приемную, и секретарь провела нас в чистенький кабинет, где за столом сидела женщина лет сорока, с пепельными волосами. Когда мы переступили порог, она погасила сигарету.

Майло показал ей свой жетон, и женщина представилась:

– Марлен Балдассар.

Худая, загорелая, вся в веснушках, впалые щеки, карие с золотистыми искорками глаза, и острый, точно кинжал, подбородок. Строгий голубой костюм, отделанный белым кантом, висел на ней как мешок. Пепельные волосы едва прикрывали шею и торчали в разные стороны, точно перья. На одной руке золотое обручальное кольцо, на другой – огромные черные часы в пластмассовом корпусе, в таких можно нырять под воду. На цепочке на шее очки в черепаховой оправе. Большая стеклянная пепельница, стоящая на столе, наполовину заполнена окурками со следами помады. По краю шла надпись: «Отель «Мираж», Лас-Вегас». Все остальное пространство на столе занимали книги, бумаги, фотографии в рамках. А еще блестящая серебристая гармоника.

Марлен Балдассар заметила, что я на нее смотрю, взяла гармонику двумя пальцами, сыграла пару нот, улыбнулась и положила ее на место.

– Это для снятия напряжения. Я пытаюсь бросить курить, но у меня не очень получается.

– Старые привычки, – сказал я.

– Очень старые. Да, я испробовала все средства. Мне кажется, что я насквозь пропитана никотином. – Она провела рукой по краю гармоники. – Шоба сказала мне, что вы проводите расследование. Кто-то из наших воспитанников попал в историю?

– Похоже, такая возможность вас не удивляет, – заметил Майло.

– Я работаю с детьми вот уже двадцать лет. Меня очень трудно удивить.

– Вы здесь двадцать лет, мэм?

– Три – здесь, семнадцать – в суде по делам несовершеннолетних, в государственных учреждениях для умственно отсталых, программы предотвращения группового насилия.

– Вам тут нравится?

– По большей части, – ответила Марлен Балдассар. – Но порой работа в государственных учреждениях приносит удовлетворение. Приходится попусту тратить массу сил, но иногда в куче мусора удается отыскать бриллиант, и тогда это здорово. Работа здесь предсказуема. В целом дети вполне приличные. Испорченные, но неплохие. Мы специализируемся на серьезных проблемах обучения – хронические неудачи в школе, сложные случаи дислексии, дети, которые не воспринимают материал. Наша цель состоит в том, чтобы дети смогли прочитать, что написано в бумагах мелким шрифтом. Поэтому, если вас интересует кто-то из моих нынешних подопечных, я буду сильно удивлена. Мы стараемся держаться подальше от детей, представляющих опасность с точки зрения поведения в обществе, с ними слишком много возни.

– Дети находятся здесь двадцать четыре часа в сутки? – спросил Майло.

– Нет, разумеется, – ответила она. – У нас же не тюрьма. Они ездят домой на выходные, зарабатывают увольнительные. Итак, кто вас интересует и что вы хотите узнать?

– По правде говоря, – проговорил Майло, – мы хотели бы немного углубиться в историю. Нас интересуют события двадцатилетней давности.

Марлен Балдассар откинулась на спинку кресла и принялась теребить очки.

– Прошу меня простить, но мы не имеем права говорить о своих выпускниках. Проблема с нынешним учеником – совсем другое дело, если тот, кто сейчас находится в стенах нашего заведения, представляет опасность для себя или для окружающих. Закон требует, чтобы в таких вопросах я оказывала вам помощь.

– Школы не обладают правом на конфиденциальность, мэм.

– А психотерапевты обладают. В личных делах наших учеников имеются записи, сделанные специалистами, которые не подлежат разглашению. Я бы с радостью вам помогла, но…

– А как насчет сведений о персонале? – спросил Майло. – Нас, среди прочего, интересует один человек, который здесь работал. Уж его-то личное дело мы можем посмотреть?

Балдассар продолжала теребить очки.

– Думаю, да, но… двадцать лет назад? Не уверена, что оно сохранилось.

– Есть только один способ проверить, мэм.

– А как звали человека, который вас интересует?

– Уилберт Лоренцо Бернс.

На усыпанном веснушками лице ничего не отразилось. Балдассар взяла в руки телефонную трубку, задала несколько вопросов, а потом сказала:

– Подождите здесь.

Она вернулась через несколько минут с листком розовой бумаги в руках.

– Бернс, Уилберт Л., – сказала она и протянула листок Майло. – Это все, что у нас есть. Уведомление об увольнении. Он продержался три недели. С третьего по двадцать четвертое августа. Уволен за прогулы. Посмотрите сами.

Майло прочитал листок и вернул директору.

– А что сделал мистер Бернс?

– Он находится в розыске. Главным образом он нарушал законы о наркотиках. Странно, но, когда Бернс работал здесь, он имел условный срок за распространение наркотиков. И его должны были судить за попытку продать героин.

Балдассар нахмурилась.

– Поразительно. Ну, сейчас такого бы не случилось.

– Вы придирчиво относитесь к подбору персонала?

– Уж наркоторговец мимо меня не проскользнет.

– Похоже, предыдущий директор был не таким требовательным, – заметил Майло. – Вы его знаете? – Его зовут Майкл Ларнер.

– Я знакома только со своей предшественницей. Доктор Ивлин Луриа. Очень приятная женщина. Она ушла на пенсию и уехала в Италию, кажется, ей не меньше восьмидесяти. Мне рассказывали, что ее назначили директором, поскольку она имеет медицинское образование. В мою же задачу входило решение организационных вопросов. – Она ткнула пальцем в гармонику. – Вы хотите сказать, что Бернс продавал ученикам наркотики?

– А у ваших учеников есть проблемы с наркотиками?

– Прошу вас, детектив, – проговорила Балдассар. – Мы имеем дело с детьми, у которых низкая самооценка и материальная свобода. Не нужно иметь высшего образования, чтобы понять, что такие проблемы есть. Но, поверьте мне, я не допускаю, чтобы всякие мерзости попадали за наши ворота. Ну а насчет того, что происходило двадцать лет назад…

Она взяла в руки гармонику, потом снова положила ее на стол.

– Если это все…

– По правде говоря, наше расследование касается не только Уилли Бернса. Нас интересует ученица, которая была с ним дружна. Ее звали Кэролайн Коссак.

Балдассар вытаращила на нас глаза и фыркнула – думаю, этот звук означал смех, но вид у нее был совсем не радостный.

– Давайте выйдем отсюда, – сказала она. – Я покурю на улице, не хочу никого травить.

Она провела нас через двойные стеклянные двери мимо десяти комнат, некоторые были открыты, и нашим глазам представали не слишком аккуратно убранные постели, валяющиеся на полу мягкие игрушки, плакаты с изображением звезд кино и рока, музыкальные центры, гитары, книги, сложенные на маленьких деревянных столах. Парочка подростков, устроившись на кровати, слушала музыку через наушники, один мальчик отжимался, а девочка читала журнал, нахмурив брови и старательно шевеля губами.

Мы прошли вслед за Марлен Балдассар под задней лестницей, где она толкнула дверь с надписью «Выход», и оказались в аллее за зданием школы. Около блочной стены из шлакобетона стояли два мусорных контейнера. Неподалеку пристроилась девица с роскошным бюстом; она упиралась локтями в стенку, а бедрами прижималась к высокому, коротко остриженному парню, у которого штаны держались где-то под животом и нависали грязными складками над незашнурованными спортивными туфлями. Он был ужасно похож на пугало, которое вот-вот развалится на части. Парень собирался поцеловать свою подружку, но она ему что-то сказала, он обернулся и нахмурился.

– Привет, ребята, – поздоровалась с ними Балдассар. Парочка с ничего не выражающими лицами снялась с места и скрылась за углом.

– Кажется, мы им помешали, – сказала Балдассар. – Я почти чувствую себя виноватой.

Примерно в десяти футах над стеной шли провода, и я слышал, как жужжит в них электричество. Над нами пролетел голубь. Балдассар прикурила и жадно затянулась.

– Могу я рассчитывать на конфиденциальность? – спросила она.

– Я бы хотел дать вам такое обещание, – начал Майло. – Но если вам известно про преступление…

– Нет, тут совсем другое. Я никогда не видела дочь Коссаков, хотя знаю, она здесь училась. Но что касается ее семьи… ну, скажем, они не слишком здесь популярны.

– И почему же, мэм? Балдассар курила и качала головой.

– Думаю, если вы начнете копать, все равно узнаете.

– А где мне следует копать?

– Вы намекаете на то, что я должна сделать за вас вашу работу?

– Я на все согласен, мэм. Она улыбнулась:

– Архивы округа. Я расскажу вам все, что мне известно, но имейте в виду: я вам ничего не говорила, хорошо?

– Хорошо.

– Я вам верю, детектив.

– Спасибо, мэм.

– И хватит постоянно повторять это ужасное «мэм». Пожалуйста, – попросила она. – У меня начинает появляться ощущение, будто мы с вами играем в какой-то древней пьесе.

– Хорошо, мисс…

Балдассар отмахнулась от него рукой с сигаретой.

– Ну, если совсем коротко – несколько лет назад, семнадцать или восемнадцать, «Школа успеха» оказалась в очень тяжелом материальном положении из-за инвестиций в несостоятельные проекты. В совет входили надутые древние кретины, которые весьма старательно оберегали свои личные состояния, но исключительно легкомысленно относились к фондам «Школы успеха». Помните историю с бросовыми облигациями? Совет директоров нанял финансового менеджера, и тот поменял акции «Школы успеха», имевшие высокий курс, на гору бумажек, которые, как выяснилось чуть позже, ничего не стоили.

В тот момент они получили вполне приличные прибыли, на бумаге доход школы выглядел впечатляюще, и совет директоров решил, что «Школа успеха» станет самоокупаемым предприятием. Потом все рухнуло. Но менеджер еще более осложнил положение школы, когда взял одну ссуду под недвижимость и купил дополнительные акции с оплатой части суммы за счет кредита. Когда все полетело к чертям собачьим, «Школа успеха» оказалась в очень тяжелом положении и была на грани потери права выкупа заложенного имущества.

– Богатые надутые кретины это допустили?

– Богатые надутые кретины состояли в совете, чтобы чувствовать себя благородными и чтобы их имена появлялись на страницах светских хроник во время главного сезона. Что еще хуже – у директора возникли собственные проблемы. Я имею в виду вашего мистера Ларнера. Мне все это известно от Ивлин Луриа. Она ввела меня в курс дела, без особых деталей, перед тем как отбыть в Европу. Однако она мне намекнула, что проблемы носили сексуальный характер. Произошло что-то такое, от чего членам совета директоров сильно не поздоровилось бы – в глазах общественного мнения.

– Значит, школа должна была вот-вот закрыться, а совет директоров сражаться за нее не собирался.

– Господи, надеюсь, все это не выйдет наружу после стольких лет! Я мечтала, что смогу здесь немного отдохнуть.

– Мисс Балдассар, никто не узнает о нашем разговоре. А теперь скажите мне, почему Коссаков здесь не любят.

– Потому что они пришли на выручку – как белые рыцари на белых конях, – а потом оказалось, что они самые настоящие мерзавцы.

– Отец Кэролайн?

– Отец Кэролайн и ее братья. Эта троица владела каким-то агентством недвижимости, они организовали переговоры с банком и выторговали более выгодный процент залога, а затем получили в собственные руки «Школу успеха». Некоторое время они исправно выплачивали деньги и не задавали никаких вопросов. А через несколько лет объявили, что намерены закрыть школу, поскольку она не приносит прибыли и они не могут позволить, чтобы земля пропадала просто так. Они купили соседние участки и собирались перестраивать весь квартал.

Марлен Балдассар бросила себе под ноги окурок и затоптала его носком туфли.

– «Школа успеха» продолжает стоять на своем месте, – заметил Майло. – Как это произошло?

– Угрозы, обвинения, адвокаты. Совет директоров и Коссаки в конце концов сумели договориться, но членам совета пришлось раскошелиться, чтобы откупиться от Коссаков. Судя по тому, что мне рассказали, самое отвратительное заключалось в том, что Кэролайн Коссак приняли в школу в качестве любезности семье. Таких, как она, сюда не брали.

– Почему?

– Она была психически нездорова – серьезные проблемы с поведением, а не с обучением.

– Попечение в условиях лишения свободы? – спросил я.

– Да, но ради нее правила изменили. А потом ее семья так поступила со школой.

– А у вас остались какие-нибудь документы, касающиеся Кэролайн?

Балдассар колебалась.

– Я должна посмотреть. Подождите здесь, пожалуйста. Она снова вошла в здание.

– Интересно, Майкл Ларнер имел отношение к тому, что Коссаки пытались прикрыть школу? – проговорил я. – После того как совет его уволил, он мог затаить на них обиду.

Майло пнул ногой мусорный контейнер. Над нами пролетел очередной голубь. За ним целых три.

– Летающие крысы, – проворчал Майло едва слышно, но птицы его, похоже, услышали, потому что умчались в разные стороны.

Марлен Балдассар вернулась. В одной руке она держала новую сигарету, в другой – розовый ящик с карточками.

– Личного дела я не нашла. Только данные относительно того, сколько времени она провела в школе.

Майло взял у нее из рук карточку.

– Поступила 9 августа, выбыла 22 декабря. Здесь не сказано куда.

– Не сказано, – подтвердила Балдассар.

– Вы не храните старые карты?

– Храним. Она должна быть здесь. – Марлен Балдассар внимательно посмотрела на Майло. – Вы не удивлены?

– Как и вас, меня уже давно трудно удивить, мисс Балдассар. Я хочу попросить вас об ответной услуге: не говорите, пожалуйста, никому о нашем визите. Ради всеобщего блага.

– Никаких проблем, – ответила директор, глубоко затянулась и выпустила колечко дыма. – Я думала, сегодня мне предстоит легкий день, а вы вернули меня в прошлое.

– Как это?

– Напомнили о проблемах, которые невозможно решить при помощи кредитной карточки и фонетического метода обучения чтению.