Текст книги "Пациент всегда мертв"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Глава 44

Роксбери-парк – шестнадцать сорок. Столики для пикника. Тень от китайских вязов и садящееся солнце превратили цвет красного дерева в цвет старого асфальта.

В это предвечернее время на игровой площадке было лишь четверо детей. Два маленьких мальчика вопили и носились как сумасшедшие, только-только начавшая ходить девочка, держась за руку матери, забиралась по лесенке на горку и с визгом скатывалась вниз. Снова и снова. Другой мальчик, задумчивый, одинокий, сидел, зачерпывая песок и струйками пропуская его сквозь свои пальчики. Три служанки в униформе что-то весело и оживленно обсуждали. Голубые сойки тарахтели, а пересмешники их передразнивали. Уличный шум, долетавший с Олимпик, был далеким и приглушенным.

Старенький грузовичок с мороженым, некогда белый, теперь серый, стоял у железной ограды. На бортах грузовичка были изображены разнообразные лакомства в самых диковинных сочетаниях. Тщательно выполненная рекламная надпись гласила: "ГЛО-ГЛО". ЗАМОРОЖЕННЫЕ ДЕСЕРТЫ. ВЛАДЕЛЕЦ – РАМОН ЭРНАНДЕС, КОМПТОН, КАЛИФОРНИЯ.

На переднем пассажирском сиденье стоял холодильник, забитый пакетами с замороженным соком, сливочными сандвичами, эскимо. На тот случай, если кто-нибудь захочет что-то купить.

Пока таких не нашлось. Прежде всего грузовик располагался так, что дети, находившиеся на игровой площадке, его не видели.

Зато с того места, где он был припаркован, хорошо просматривались столики для пикника.

На водительском месте сидел Сэм Диас, технический специалист из Паркср-сентер. Тридцати пяти лет, небольшого роста, с усами, Диас был одет в белый спортивный свитер и белые просторные хлопчатобумажные брюки. В кармане у него лежало разрешение на торговлю на имя Рамона Эрнандеса и кошелек, набитый мелкими купюрами. Под свитером в кобуре покоился девятимиллиметровый пистолет.

В приборную панель было встроено переносное записывающее устройство большого радиуса действия ценой сорок тысяч долларов. Примерно такое же "Нэшнл джиогрэфик" применяет для записи голосов птиц. Чувствительность микрофонов была уменьшена, поэтому щебет соек и пересмешников, а также шум с игровой площадки были едва слышны.

Заметить такое оборудование невозможно, если только не забраться внутрь грузовичка. Тогда можно увидеть кнопки, экранчики и провода, пропущенные под перегородкой, отделяющей сиденья от грузового отсека. В перегородке – переговорное отверстие с задвижкой, которое сейчас было открыто. Двери грузовичка заперты. Окна на несколько тонов темнее, чем это допускалось правилами. Делали впопыхах, часть затемняющей пленки вздулась по краям. Вопрос: для чего кому-то потребовалось тратиться на затемнение окон грузовичка с мороженым? – напрашивался сам собой, но его никто не задавал.

Мы с Майло сидели в грузовом отсеке на двух пластмассовых сиденьях, позаимствованных в конфискованной "тойоте" и привернутых к полу, причем, видимо, наспех: они шатались и потрескивали при любом движении. И это приводило в бешенство Майло, который не мог сидеть не шевелясь. Он прикончил два слоеных мороженых и усыпанное крошкой арахиса эскимо, скатал оберточные бумажки, бросил их в угол и проворчал;

– Что за дурная привычка обжираться!

За грузовичком находился переулок, а за ним высокие заборы, ограждающие задние дворы симпатичных домиков на Саут-Сполдинг-драйв. Через затемненное крошечное оконце в форме сердечка, прорезанное в задней дверце грузовичка, нам было видно пятьдесят футов на север и столько же на юг. За час сидения перед нами проехало восемь машин. Никакого шевеления у домов. Что и следовало ожидать – это все-таки Беверли-Хиллз.

С нашей стороны перегородки располагался маленький цветной монитор с цифровой шкалой, на которой отображалось бегущее время. Цвет был выключен: сочная зелень Беверли-Хиллз стала оливковой, стволы деревьев оказались серыми, небо приобрело сливочно-желтый оттенок.

Динамик, висевший на металлическом крюке справа от монитора, передавал шумовые эффекты.

Но пока единственным звуком было перемещение Франко Гулла по скамье из красного дерева. Он теребил свои волосы, смотрел куда-то вдаль, изучал поверхность стола, потягивал кофе из стаканчика "Старбакс".

Во время нашей последней встречи Гулл изображал дружелюбие. Он, мол, понимает, что у нас самые добрые намерения. В середине беседы заявил: он подозревает, что со "Стражами справедливости" "не все в порядке". И еще – он благодарен нам за сделку с прокуратурой, поэтому будет с нами сотрудничать.

Миниатюрный микрофон, передававший его случайные вздохи, пришлось прикрепить под столешницей.

– Этот парень так потеет, что, если я укреплю на нем микрофон, он может сам себя шандарахнуть током, – заявил Сэм Диас, пообщавшись с Гуллом пару минут.

Но в принципе волнение Гулла не проблема. Он и должен нервничать.

Теперь он ждал.

Мы все ждали.

В пять минут шестого Диас подал голос:

– У меня кто-то есть, приближается со стороны Роксбери, через лужайку.

Очертания мужской фигуры появились в правом верхнем углу экрана монитора. Затем, по мере приближения, силуэт сползал ниже, становился крупнее. Когда мужчина дошел до скамейки, где сидел Гулл, фигура приняла очертания Элбина Ларсена. Сегодня на нем были спортивная куртка пшеничного цвета, желто-коричневые рубашка и брюки. По крайней мере я так предположил – экран окрасил всю одежду шведа в грязно-белый цвет.

– Это он, – объявил Майло.

– Мистер Бежевый, – сказал Диас. – Ваш парень, однако, не радует глаз буйством красок.

Подойдя ближе к скамейке, Ларсен приветствовал Гулла легким кивком. Сел. Не сказал ни слова.

Диас подкрутил гетеродин, и пение птиц стало громче.

– Спасибо, что пришел, Элбин, – сказал Гулл. Динамик добавил его голосу металла.

Голос Ларсена:

– Ты выглядишь расстроенным.

Гулл:

– Я действительно расстроен, Элбин.

Ларсен скрестил ноги и взглянул на детей. Осталось двое ребятишек. Одна служанка.

Диас поколдовал над другим гетеродином, и камера приблизила лицо Ларсена. Апатичное. Невозмутимое.

Диас уменьшил изображение, вместив в экран обоих мужчин.

Гулл:

– Меня допрашивала полиция, Элбин.

Ларсен:

– На самом деле?

Гулл:

– Похоже, это тебя не слишком удивило.

Ларсен:

– Я полагаю, тебя допрашивали по поводу Мэри.

Гулл:

– Началось с Мэри, но потом они стали задавать вопросы, которые меня смутили, Элбин. О нас… нашей группе, наших доходах.

Тишина.

– Элбин?

– Продолжай, – сказал Ларсен.

– О "Стражах справедливости", Элбин, – трагически произнес Франко Гулл.

Майло усмехнулся:

– Парень считает себя актером.

– Он сегодня и есть актер, – сказал я.

Элбин Ларсен по-прежнему молчал.

Мы слушали пение птиц и крики трехлетних малышей.

– Элбин? – сказал Гулл.

– На самом деле? – отозвался Ларсен.

Гулл:

– На самом деле.

Ларсен:

– Какого рода вопросы?

Гулл:

– Чьей идеей была эта программа, откуда мы о ней узнали, как долго все продолжается, все ли мы втроем участвовали в ней. Потом они перешли на личности, и это особенно тревожит меня. Какую я лично получил компенсацию, могу ли я подтвердить цифры. Говорила ли Мэри о том, что счета можно бы завысить. Они просто рыли землю, Элбин. Этакие фашиствующие молодчики. Мне кажется, они подозревают какое-то мошенничество. Есть ли что-то такое, о чем вы с Мэри мне никогда не рассказывали?

Молчание. Одиннадцать секунд.

– Кто задавал эти вопросы? – спросил Ларсен.

– Те же копы, что были в первый раз, вместе с каким-то идиотом из "Медикал".

Молчание. Гулл придвинулся к Ларсену. Тот даже не шелохнулся.

– Это крепкий орешек. Спорю, что он сухой, как кость, – сказал Диас.

Четырнадцать секунд, пятнадцать, шестнадцать.

Гулл:

– Что-то происходит, Элбин? Я должен знать. Они пристают именно ко мне, а я не знаю, что говорить. Есть что-то такое, что я должен знать?

Ларсен:

– С чего ты взял?

Гулл:

– Они… держатся очень уверенно. Словно они в самом деле о чем-то пронюхали. Я помню, вы с Мэри хотели, чтобы я принимал больше пациентов от «Стражей», но я сказал вам, что я не по этой части. Так почему они теребят меня? Я не имею никакого отношения к этой программе.

Молчание. Девять секунд.

Гулл:

– Ведь так, Элбин?

Ларсен:

– Возможно, они думают, что ты в курсе.

Гулл:

– Я не в курсе.

Ларсен:

– Тогда тебе не о чем беспокоиться.

Гулл:

– Элбин, есть что-то, о чем мне нужно беспокоиться?

Ларсен:

– Что ты рассказал им о своих счетах?

Гулл:

– Что я выставил счета на нескольких пациентов, которых принял, и все. Но они были настроены скептически. У них на лицах это было написано. Несмотря на то что я сказал правду… Ты же знаешь, Элбин.

Одиннадцать секунд.

Гулл:

– Ну же, Элбин. Что там такое со счетами, о чем я не знаю?

Ларсен:

– Это по-настоящему тебя удручает?

Гулл:

– Не играй со мной в психотерапевта, Элбин.

Ларсен слегка улыбнулся.

Гулл:

– Я задал тебе прямой вопрос, и сейчас не время для околичностей, Элбин. Я прошел через мясорубку у этих фашистов.

Шестнадцать секунд. Ларсен встал, отошел на несколько футов от стола ближе к игровой площадке, руки заложены за спину. Прямо настоящий профессор.

Франко Гулл бросил взгляд назад, в сторону грузовичка. На влажном лице выражение беспомощности. Смотрел прямо на нас.

– Идиот! – бросил Майло.

Ларсен вернулся к столу и сел на свое место.

– Ты явно не в себе, Франко. Это и понятно – смерть Мэри для всех нас очень огорчительна.

– В том-то все и дело, Элбин. У меня такое чувство… после встречи с ними, с полицией… что они считают, будто гибель Мэри как-то связана со "Стражами". Да, это звучит как безумие, но если они так думают, то кто знает, что будет дальше.

Четыре секунды.

Ларсен:

– С чего им так думать?

– Это ты мне скажи. Если тебе что-то известно, я должен знать, ты должен рассказать, это будет честно. Я в трудном положении… Ты не представляешь, как они обращаются с теми, кого в чем-то подозревают. Они мне беспрестанно звонят, срывают мне сеансы и приходят в офис для допросов. Ты когда-нибудь бывал в полицейском участке, Элбин?

Ларсен улыбнулся:

– Приходилось.

– Ага, видимо, где-то в Африке или еще где-нибудь. Но ты не был в шкуре подозреваемого. И я должен тебе сказать – ничего приятного в этом нет.

Тринадцать секунд.

Гулл:

– Они называют это беседами, но это допросы. Клянусь, Элбин, я чувствую себя персонажем некоего дьявольского фильма. Вроде чего-то по Кафке или Хичкоку, где все происходит с каким-нибудь ничего не подозревающим кретином и этот кретин – я.

– Звучит жутко. – Это ужасно. Это уже начинает сказываться на моей работе. Как, черт возьми, я могу сосредоточиться на пациентах, когда следующее послание на автоответчике может быть от них?! Что, если они начнут соваться со своими бумажками… повестками в суд? Что, если они попытаются ковыряться в моих записях?

– Они произносили слово "повестка"?

– Да я разве помню? Дело в том, что они роются вокруг, как свиньи в поисках желудей.

– Роются. Это их работа.

– Элбин, я не могу до тебя достучаться. – Гулл схватил Ларсена за плечи. Тот не пошевелился, и руки Гулла упали. – Почему они взялись за "Стражей"? Скажи правду: что вы с Мэри затеяли?

Молчание. Шесть секунд.

Ларсен:

– Мы делали попытку впрыснуть немного сострадания в американскую систему уголовного права.

– Да, да, это все я знаю. Но я имею в виду счета для компенсации. Ведь именно про счета они вынюхивают. Они вот-вот придут и скажут, что мы подозреваемся в обмане "Медикал". Вы мухлевали со счетами, Элбин?

– Для чего мне это?

– Скрытный ублюдок, – процедил Майло.

Гулл:

– Не знаю. Но они что-то подозревают. Я хочу знать, есть ли у них какие-нибудь основания для подозрений. Даже если это было просто ошибкой, путаницей в бумагах. Делал ли ты… или Мэри… что-нибудь… хоть что-нибудь, что могло дать им повод? Потому что, я думаю, они жаждут крови, Элбин. Думаю, смерть Мэри направила их мысли в каком-то странном направлении. Они как одержимые. Вроде пациента Мэри, который погиб… Ты знаешь, я лечил его. Гэвин Куик. Мальчишка был в полном смысле одержимым. Я с радостью спихнул его Мэри. И вот, Элбин, эти копы… Имея с ними дело, я начинаю чувствовать себя в какой-то безумной мыльной опере. Те же вопросы снова, снова и снова. Словно они стараются меня сломать.

Восемнадцать секунд.

Гулл:

– Почему ты молчишь?

– Я слушаю тебя.

– Ну вот… Ты знаешь, как бывает при навязчивой идее. Пациент вбивает себе что-то в голову и продолжает это жевать. Все бы ничего, когда ты психотерапевт и способен устанавливать пределы. Но оказаться на другом конце… Это неискушенные люди, Элбин, но они настойчивы. Они воспринимают мир в терминах "охотник – добыча" и не питают никакого уважения к нашей профессии. У меня чувство, что мне отведена роль добычи, а я этого не хочу. И я не думаю, что ты этого хочешь.

– А кто захочет?

– Какое сопереживание, – буркнул Майло.

– Если этого парня посадить на полиграф, иголки даже не дрогнут, – сказал Сэм Диас. – А если Гулла – он заставит машину взорваться.

Гулл взмахнул руками. Диас отодвинул камеру на несколько футов дальше, чтобы была видна вся сцена.

Ларсен просто сидел.

Тридцать две секунды молчания.

Потом заговорил Гулл:

– Должен сказать, я перестаю тебя понимать, Элбин. Я задал тебе ряд серьезных вопросов и не получил ни одного ответа.

Ларсен положил руку на плечо Гуллу. Его голос был мягким:

– Мне нечего тебе сказать, друг мой.

– Нечего?

– Нет. Ничего такого, что тебя могло бы расстроить. – Три секунды. – Ничего такого, чтобы потерять сон.

– Тебе легко говорить, это не тебя…

– Тебе было бы легче, если бы я с ними переговорил?

– С полицией?

– С полицией, с людьми из "Медикал". С кем скажешь. Тебе от этого станет лучше?

Гулл обернулся в сторону грузовичка, затем вернулся взглядом к Ларсену. Тот опять наблюдал за детьми.

– Да, на самом деле лучше. Это заставило бы меня чувствовать себя значительно лучше, Элбин.

– Тогда я так и поступлю.

– Шесть секунд.

Гулл;

– А что ты им скажешь?

– Что никаких проблем, связанных со счетами, нет.

– И это правда?

Ларсен еще раз похлопал Гулла по плечу;

– Это правда, и меня ничто не тревожит, Франко. И тебя ничто не должно тревожить.

– Ты действительно думаешь, что сможешь все прояснить?

– А нечего тут прояснять.

– Нечего?

– Нечего.

– Хладнокровный ублюдок, – вздохнул Майло. – Он не собирается колоться, вот и все.

Сиденье под Сэмом Диасом скрипнуло.

– Хотите еще эскимо? – спросил он.

– Нет, спасибо.

– А я, пожалуй, попробую один из этих оранжевых брикетиков, они выглядят весьма аппетитно.

На мониторе Франко Гулл провел рукой по своим кудрям:

– О'кей, надеюсь, что так и будет. Спасибо, Элбин. Он встал, явно намереваясь уходить.

– Нет, нет, нет! – заволновался Майло. – Сиди на месте, идиот.

Последняя из служанок, оставшаяся на детской площадке, собрала своих подопечных и ушла.

Ларсен придержал Гулла, положив руку ему на запястье:

– Давай немного посидим, Франко.

– Зачем?

– Подышим воздухом. Полюбуемся этим прекрасным парком. Насладимся жизнью.

– Ты уже принял всех пациентов, записанных на сегодня?

– Да, конечно.

Девяносто секунд. Оба молчали.

На сто тридцать девятой секунде Диас подал голос:

– Приближается мужчина. Снова со стороны Роксбери.

Мужская фигура пересекала парк по диагонали, двигаясь с восточной стороны. Пройдя лужайку и обогнув детскую площадку, она двинулась дальше, в тень китайских вязов.

Диас навел на нее камеру.

Мужчина солидных размеров, широкоплечий, с развитым торсом. Синяя шелковая рубашка, которая на мониторе выглядела желто-зеленой, была выпущена на голубые джинсы.

Темные волосы гладко зачесаны назад. Усы. Клок волос под губой Рэй Дегусса сбрил.

– Плохой парень что-то задумал, Сэм, – сказал Майло.

Он расстегнул кобуру, но пистолет вынимать не стал. Отодвинув одну из боковых дверей, вышел и бесшумно прикрыл ее.

Я вернулся к монитору. Гулл и Ларсен по-прежнему молчали. Гулл располагался спиной к Дегуссе, когда тот обходил столики для пикника. Ларсен видел Дегуссу, но никак не реагировал.

Тут Франко Гулл повернулся:

– Что он здесь делает?

Ларсен не ответил.

– Что происходит, Элбин?.. Эй, отпусти мой рукав, что ты меня держишь! Пусти, какого черта!

Дегусса двинулся к столику по прямой. Он был уже в шести футах. Когда Гулл вырвал рукав из кулака Ларсена, Дегусса сунул руку под рубашку.

Ларсен остался сидеть на месте.

Дегусса выхватил маленький пистолет, похожий на игрушку, направил его на Гулла. Наверняка дешевка, двадцать второй калибр, такой можно выбросить и купить новый прямо на улице по цене телячьей отбивной.

Пять футов до Гулла, прекрасная мишень. Пришел на ум Джек Руби, снявший Освальда. Где Майло?

Гулл отскочил и, толкнув Ларсена к Дегуссе, с криком "На помощь!" упал в траву и откатился в сторону.

Дегусса обогнул Ларсена, пытаясь выбрать удобное положение для прицельного выстрела в Гулла. Ларсен пригнулся, чтобы помочь подельнику. Гулл попытался вскочить, но оказался в капкане – ноги запутались в ножках скамьи.

Он обхватил руками голову. Бесполезная защита.

Дегусса наклонился над скамьей.

Прицелился.

Хлоп.

Звук, как будто кто-то хлопнул в ладоши.

Во лбу Дегуссы появилось отверстие – на мониторе черное, с ярко-коричневыми краями, того же оттенка, что и его отреставрированный "линкольн". У него отвалилась челюсть. Он нахмурился. Еще бы – такая досада.

Дегусса поднял руку с пистолетом, все еще пытаясь выстрелить. Уронил ее. Рухнул лицом на стол. Двадцать второй калибр выпал у него из руки и оказался на земле. Элбин Ларсен нырнул за пистолетом. Этот чрезвычайно сдержанный человек, оказывается, умеет шустрить, когда нужно.

– Вот дела, мне следовало бы быть там, – забеспокоился Сэм Диас.

– Где Майло?

– Не вижу его… Я вызываю подкрепление, потом бегу туда, док. Вы оставайтесь здесь.

Он вышел на полицейскую волну. Я наблюдал за развитием событий. Элбин Ларсен схватил пистолет Дегуссы. Гулл наконец выполз из-под скамейки и, лежа на земле, пытался ударить ногой Ларсена, промахнулся, вскочил, развернулся и дал ходу.

Ларсен быстро осмотрел пистолет, потом прицелился в убегавшего Гулла, повернувшись спиной к камере.

Хлоп. Хлоп.

Двойные аплодисменты. Два отверстия обозначились на спине спортивной куртки Ларсена, в дюйме одно от другого, чуть правее центрального шва.

– Еще один завален! – радостно объявил Диас.

Ларсен выпрямился. Вытянул шею, словно его неожиданно что-то ужалило. На куртке появилось большое коричневое пятно. Правая рука Ларсена потянулась назад, чтобы почесать зудящее место.

Но он вдруг передумал. Развернулся. Камера взяла вид сбоку.

Никакого выражения на лице.

Еще аплодисменты, и что-то вздулось у Ларсена в центре горла. В месте, где розовая кожа соприкасалась с желто-коричневой рубашкой.

Ларсен потянулся и к этому месту. Его руки дернулись и вытянулись вдоль туловища.

Он упал ничком в траву.

Гулл находился в двадцати футах и кричал, вытаращив глаза.

В динамике пели птицы.

На мониторе никакого движения.

Стакан "Старбакс" даже не сдвинулся с места.

Задняя дверь грузовичка распахнулась, и внутрь ввалился Майло.

Белый как призрак, тяжело дышащий.

– Похоже, палили из винтовки, – отдуваясь, сказал он. – Должно быть, из дома напротив, на Сполдинг. С заднего двора.

Диас вернулся, отодвинул перегородку:

– Подкрепление в пути. Видимо, придется обшарить весь район. С вами все в порядке?

– Да, я в норме.

Через несколько секунд – по монитору семнадцать – послышались сирены.

Глава 45

Беннетт Хэкер сломался быстро.

Перед лицом целой горы улик, собранных специалистом по аферам из "Медикал" Дуайтом Зевонски – двадцатидевятилетним парнем, который по виду напоминал хиппующего студента, а по поведению средневекового инквизитора, – Хэкер выторговал себе явку с повинной в обмен на чистосердечное признание в мошенничестве и воровстве, за что получил шестилетний срок. Его определили в специальную тюрьму за пределами штата, поскольку этот чиновник когда-то был полицейским в калифорнийском городе Барстоу, а бывших копов не особенно жалуют за решеткой, даже тех, которые заигрывали с уголовниками.

Афера была организована так, как мы и думали. Хэкер и Дегусса отлавливали обитателей "домов", чьи имена могли быть включены в списки пациентов "Стражей". Взамен условники получали небольшие деньги, наркотики, а иногда им и этого не перепадало. Сначала уголовники появлялись на первых двух сеансах в незанятом помещении на первом этаже офисного здания. Потом и от этой видимости отказались.

Позднее в списки пациентов стали включать не только квартирантов "домов"; Дегусса отвечал за привлечение новых рекрутов.

– Иногда мы применяли наркотики, иногда Рэй просто запугивал наркоманов, – пояснял Хэкер. – Рэю бывало достаточно только разок взглянуть.

Он улыбался и дымил сигаретой. Знал, что заключил выгодную сделку. Возможно, обдумывал, как проведет ближайшие шесть лет в четырех стенах.

Майло и Зевонски сидели напротив него в комнате для допросов. Я наблюдал через одностороннее зеркало. При посадке у Хэкера отобрали его контактные линзы и выдали дешевые тюремные очки в прозрачной пластмассовой оправе. Они были слишком большими и сползали на нос, в результате чего скощенный подбородок выглядел еще меньше.

Хэкер пытался излагать дело так, словно он не был одним из главных действующих лиц. Вместе с Дегуссой они получали две трети компенсационных денег, причитающихся Франко Гуллу, – чуть больше двухсот тысяч долларов за шестнадцать месяцев.

– Рэй был недоволен, – продолжал Хэкер. – Он считал, что остальные хапают миллионы. Он хотел получать больше.

– Что он делал для этого? – спросил Майло.

– Он собирался потолковать с ними.

– С ними – это с кем? – спросил Зевонски.

– С психотерапевтами – Коппел и Ларсеном.

– Они были главными?

– Да. Они все придумали, вышли на меня.

– Как вы познакомились с ними?

– Коппел встретила меня в принадлежащем ей "доме".

– Именно она вышла на вас?

– Именно.

– А ваша роль состояла в…

– Я визировал некоторые лечебные отчеты "Стражей". И подбирал хороших кандидатов.

– В каком смысле "хороших"?

– Наркоманов, неудачников разных. В общем, парней, которые не создадут проблем. – Хэкер улыбнулся. – Она была настоящей бизнесвумен.

– Коппел владела "домами" совместно с бывшим мужем, – заметил Майло.

– Вы это к чему?

– Он за что отвечал в вашей афере?

– Толстяк? Он владел домами, но не имел к нашим делам никакого отношения.

– И вы готовы сказать это под протокол? – спросил Зевонски.

– Готов, потому что это правда. Зачем мне вам врать? Черт, если бы я мог притянуть с собой еще кого-нибудь, непременно сделал бы это. Все мне полегче.

– А может, вы лжете… так, для развлечения, – сказал Майло.

– Это не развлечение. Это и близко не похоже на развлечение.

– А что Джерри Куик?

– Вы опять с этим Джерри? Единственный Куик, которого я знаю, – это Гэвин. А о нем я уже рассказывал. Кто этот Джерри, брат мальчишки?

О нем я уже рассказывал.

Излагал как ни в чем не бывало. Гэвин вынюхивал – болтался вокруг офиса, видел, как заходят в здание грязные, оборванные люди и выходят через пять минут, кое-что подслушал.

Гэвин, будущий криминальный репортер с травмой черепа, собрал хороший материал для скандального разоблачения. И потому погиб.

– Свихнувшийся идиот, – дал ему определение Хэкер.

– Свихнувшийся идиот потому, что вынюхивал? – уточнил Майло.

– Он еще и открыл свою пасть. Сообщил Коппел о своих подозрениях. Во время сеанса. Он никогда не видел ее с уголовниками, потому, видимо, считал, что она не в деле. Коппел рассказала Ларсену, но обещала сама урегулировать проблему. Ларсен ей не поверил и приказал Рэю разобраться.

Конфиденциальность.

– Кого же Гэвин видел с уголовниками? – поинтересовался Майло.

– Рэя и Ларсена.

– Вы ничего не хотите дополнить? – спросил Зевонски.

Хэкер затянулся и пожал плечами:

– Я уже говорил: моя работа главным образом заключалась в обеспечении стабильного притока пациентов.

– Коппел знала, что Гэвина собираются убрать? – спросил Майло.

– Нет. Повторяю, она полагала, что сможет справиться с этим. А Ларсен не хотел ждать.

– Почему он использовал для убийства Рэя?

– Рэй делал это раньше.

– Убивал для Ларсена?

– Нет, для себя.

– Кого?

– Парней в тюрьме.

– А что по поводу женщин?

Пауза.

– Может, и их тоже.

– Может?

– Точно я не знаю. Рэй намекал на это. Говорил, когда женщины его унижают, он на них вешает бирки. Говоря это, он поигрывал ножом. Чистил под ногтями.

– "Вешает бирки". Что это значит?

– Это… у него был такой оборот речи. Когда его кто-нибудь унижает, он на того вешает бирку. Рэй мог быть и великодушным. Когда мы устраивали вечеринки, он давал женщинам все, что они захотят. Если они его не огорчали.

– Огорчали – это как?

– Не делали того, что он хотел.

– Парень любил покомандовать?

– Он это умел.

– Значит, Коппел не замешана в убийстве Гэвина?

– Я говорил, нет. Когда она узнала, додумалась до того, что произошло, то чуть не тронулась. Грозила прикрыть лавочку. Ларсен пытался ее утихомирить, но она была сильно раздосадована. Думаю, больше всего ее доставало то, что замочили ее пациента. Она принимала это близко к сердцу.

– Потому Рэй убрал и ее тоже?

Хэкер кивнул.

– Он говорил вам, что собирается сделать это? И про Гэвина тоже говорил?

– Ага-а-а, не выйдет! Если бы он мне об этом говорил, то я попытался бы его остановить.

– Как честный парень и все такое?

Хэкер подмигнул Майло:

– Рэй прежде был моим поднадзорным. Он бы меня послушался.

– А что Кристина Марш?

– Она была с нами на вечеринках. Шлюха, Рэй трахал ее. Она была стриптизершей и нравилась Рэю, потому что была глупа и хорошо сложена. Он покупал ей всякие дорогие штучки.

– Например, что?

– Одежду, духи. Я же говорил, Рэй мог быть щедрым.

– Он мог себе это позволить при тех деньгах, которые вы имели.

– Деньги утекали у него сквозь пальцы. Типичный уголовник.

– Рэй покупал Кристине туфли?

– Я бы не удивился.

– Она ему нравилась?

– Ему нравилось то, что она для него делала.

– И тем не менее…

– Что – тем не менее? – спросил Хэкер.

– Она тоже была там, на Малхолланд, Беннетт.

– Правда?

– Мы ожидали от вас полного признания. Смотрите, наша сделка может быть расторгнута.

Хэкер подтолкнул очки выше на нос:

– Сделка уже письменно зафиксирована.

– Будете продолжать юлить, пытаясь выгородить себя, мы порвем все бумаги и переоформим вам статью.

– Я себя не выгораживаю, просто с убийствами я никак не связан. Со "Стражами" – да. По счетам – да. Но с тем, что было на Малхолланд, – нет.

– Итак, – повысил голос Майло, – вы знали, что Рэй собирался убрать Гэвина?

– Не то чтобы он как-то пришел и сказал об этом.

– Но намекал? Говорил, что кого-то пометит биркой?

Хэкер поколебался. Кивнул.

– И Рэй рассказал вам все, после того как убил Гэвина и Кристи.

– Откуда вы это взяли?

– Вы были соседями по квартире.

– Мы не были близкими приятелями.

Майло взял лист бумаги, где была зафиксирована сделка с Хэкером, и сделал вид, будто собирается его разорвать.

– Он сказал лишь: "Я снял проблему", – немедленно отреагировал Хэкер. – Я не стал расспрашивать, что и как. Позже, дня через два, мы выпивали у себя в квартире, он был в хорошем настроении и поведал мне детали. Сказал, что все прошло гладко – он застал мальчишку врасплох, и тот не сопротивлялся.

– Почему Рэй убил Кристину Марш?

– Потому что она оказалась там.

– А других мотивов не было?

– Рэй говорил, что она огорчала его, встречаясь с тем мальчишкой.

– "Огорчала"!

– Это его слово. Мне также известно, что Кристи огорчала его и по другим причинам – он сам говорил мне об этом.

– И что она ему сделала?

– Скорее, что она не сделала. Она не приходила, когда Рэй хотел ее видеть. Однажды он раздобыл немного героина высокого качества, хотел повеселиться с ней, а она не пришла. Потом она еще раз проделала это. Сказала, что занята. А Рэю не нравилось, когда ему говорят "нет".

– Как Рэй познакомился с Кристи?

– В одном баре. Он ее снял.

– Где находится этот бар?

– На Плая-дель-Рей. "Уэйл Уотч". Это то место, куда мы часто заходили.

– И Кристи оказалась там?

– Угу. И созрела для того, чтобы ее сняли. Это слова Рэя.

– Вы тоже с ней веселились?

Хэкер засмеялся, затянулся сигаретой, снова поддернул очки, потом снял.

– Мне много не нужно.

– Вы проводили время с Кристи Марш, Беннетт? – повторил Майло вопрос.

– Не в том смысле.

– Это почему?

– Рэй не любил делиться.

– Рэй когда-нибудь говорил о девушке по имени Флора Ньюсом?

– Она тут при чем? – удивленно спросил Хэкер. – Да, я знаю Флору; она подрабатывала у нас в офисе.

– Рэй ходил в тот офис?

– Да. И Рэй был с ней знаком. Они какое-то время встречались. А в чем дело? Какое отношение ко всему этому имеет она?

– На нее повесили бирку.

Хэкер выпучил свои близорукие глаза:

– Вы шутите.

– Вы не знали?

– Меня перевели из этого офиса где-то через пару недель. Флора? Мне она нравилась. Хорошая девушка. Тихая. Я подумывал, не начать ли мне самому с ней встречаться, но потом ею занялся Рэй.

– А Рэй не любил делиться.

– Он сделал ее?

– О да.

– Господи! – Голос Хэкера стал тихим; похоже, он не играл.

– Вас что-то волнует, Беннетт?

– Что она такого сделала? Чем разозлила Рэя?

– Вы не знаете?

– Клянусь, не знаю. Она мне нравилась. Хорошая девушка. Когда Рэй заявил, что больше с ней не встречается, я обмолвился, что, возможно, сам попытаю с ней счастья. Он разозлился на меня, сказал, что поношенные вещи приобретают только неудачники. – Хэкер облизнул губы. – Я все равно над этим думал. Мне нравилась Флора. Но никому не хотелось злить Рэя. Про ее гибель писали в газетах?

– Так, одна короткая заметка.

– Флора… Невероятно.

– Вы для развлечений снимали квартиру в Марине?

– Это его идея, не моя. Предполагалось, что он станет оплачивать мне половину счета за аренду, поэтому я подумал, а почему бы нет? За один месяц он действительно заплатил.

– Не надо заливать. Вы наверняка и сами были не против поразвлечься.

Хэкер молча пожал плечами.

– Рэй был хорошим соседом?

– На самом деле да. Убирал кровать, пылесосил. Вы знаете уголовников, они могут быть очень аккуратными. У меня, кстати, были планы приобрести эту квартиру, не только арендовать. Моя основная квартира – настоящая дыра, вы ее видели. Мне нравится, когда рядом море… Вы уверены, что меня отправят за пределы штата? Я не смогу оказаться в камере вместе с каким-нибудь знакомым по Калифорнии?

– Это полностью исключено. Вас ожидает дальняя дорога.

Хэкер затянулся. Улыбнулся. Все мысли о Флоре Ньюсом улетучились.

– Вспомнили что-нибудь смешное? – поинтересовался Майло.

– Мне пришла в голову одна мысль: когда пройдет шесть лет, я окажусь под надзором какого-нибудь чиновника вроде меня.