Текст книги "Пациент всегда мертв"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

– Нуда, нуда, – перебил его Майло.

– Дайте мне закончить! Он заявляет, что он…

– Он обманщик, – вновь оборвал его Майло. – Написал книгу, называя себя палестинским беженцем из Иерусалима, а на самом деле он родился в Италии, наполовину англичанин, наполовину сириец. Об этом написал один из еврейских журналов.

Я уставился на своего друга. Элиот Саймонс – тоже.

Он хранил молчание, пока Майло перебирал его кредитные карточки. Потом Саймонс заговорил:

– Вы следили за ним? Кто вас послал?

– Как вы думаете?

– Правительство? Оно все же поумнело и установило за ним наблюдение? Наконец-то! Он изменник, ведь произошло одиннадцатое сентября, а правительство никак не просечет… Сколько преступлений нужно совершить, чтобы вы наконец взялись за дело?

– Ты видишь в Иссе Кумдисе террориста!

– Вы слышали его.

У Саймонса было лицо работяги, обычное лицо. Если бы не глаза. В них горело что-то более сильное, чем гнев.

Он позвенел наручниками:

– Снимите это.

– Как долго ты следил за ним? – спросил Майло.

– Ни за кем я не следил. Я читал газеты, понял, что он распространяет ложь, и решил что-то предпринять по этому поводу. Я ни в чем не раскаиваюсь, хотите арестовать меня – пожалуйста. Я все расскажу.

– Что именно?

– Этот парень – Гитлер с ученой степенью от Лиги плюща. – Глаза Саймонса загорелись еще сильнее. – Мои родители прошли через Аушвиц. Я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как этот гребаный нацист распространяет грязную ложь.

Майло указал на красные брызги на бушлате:

– Это и вправду свиная кровь?

Саймонс усмехнулся.

– Где ты ее достал?

– В восточном Лос-Анджелесе. На одной из скотобоен. Я взял на работе немного гепарина и смешал с кровью. Это антикоагулянт, я хотел быть уверенным, что она в норме и жидкая.

– Прекрасная работа. Ты настоящий хирургический медбрат.

– Я лучший. Хотел стать врачом, но не было средств учиться в медицинской школе. Мой отец все время болел, не мог работать из-за того, что с ним сделали в лагере. Я не скулю, у меня все хорошо. Четверо детей закончили колледжи Лиги плюща. Я лучший. Не верите, проверьте, доктора меня обожают. Они все хотят работать со мной, потому что я лучший.

– Вы знаете доктора Ричарда Силвермана?

Саймонс кивнул резко и быстро:

– Я знаю его, он знает меня. Кудесник со скальпелем… Позвоните и спросите у доктора Силвермана об Элиоте Саймонсе. Он знает, что я не шизик; делая работу, я полностью концентрируюсь.

– Сегодня вечером ты сконцентрировался на порче одежды Иссы Кумдиса.

– Если бы только у меня был настоящий пистолет…

– Ради вашего же блага ничего больше не говорите, сэр. Я не хочу слышать никаких угроз.

– Сэр? Вы вдруг стали официальным? – Саймонс зазвенел наручниками. – И что теперь?

– В какие школы ходили ваши дети?

– Трое в Колумбии, один в Йеле. Плевать на них, – сказал Саймонс, сплюнув через зубы. – Не на моих детей. На них, наци и коммуняк, что были в книжном магазине и верят во все это дерьмо. Нас хотели уничтожить, но мы выжили, процветаем и говорим: "Плевать на вас, мы умнее". Так что плевать на них. Вы хотите арестовать меня за то, что стою за свой народ? Отлично. Я найду адвоката и вчиню иск тому нацистскому выродку, который пинал меня, и его нацистской суке. Потом я подам в суд на ту арабскую падаль и того шведского хера, который, вероятно, трахает его в задницу. Не забуду и вас.

Снова тяжелое дыхание.

– Почему вы выделили именно Иссу Кумдиса? – спросил Майло.

– Он нацист и находится здесь.

– Какие-нибудь еще причины?

– Для вас этой причины недостаточно? – сказал Саймонс и пробормотал: – Гойише копф.

– Да, я глупый гой. Однако это вы стоите в окровавленной одежде со скованными руками, и все, чего вы добились своим поступком, – укрепили доверие аудитории к слову Кумдиса.

– Ерунда! Они вошли туда юдофобами и выйдут юдофобами, но по крайней мере они теперь знают, что мы не будем смирно стоять, как ягнята, когда нас снова попытаются погнать в печь. – Он пристально посмотрел на Майло. – Вы не еврей, так?

– Боюсь, что нет.

– Немец?

– Ирландец.

– Ирландец, – повторил Саймонс так, словно счел ответ неблагоприятным для себя. Обернулся ко мне. – А вы еврей?

Я покачал головой.

Он опять повернулся к Майло.

– Так что, копы читают "Еврейский маяк"?

– Я собираю сведения повсюду.

Саймонс понимаюше улыбнулся:

– О'кей, значит, вы серьезно взялись за дело.

– Парень, который представлял Иссу Кумдиса. Что вы можете сказать о нем?

– Гребаный швед! Очередной гребаный профессор… У моих детей были профессора в колледже, мог бы порассказать…

– Давайте остановимся конкретно на профессоре Ларсене. Что мне следует о нем знать?

– Он с этим наци, значит, тоже наци… Вы знаете, что шведы заявили во время войны о своем нейтралитете, а сами тем временем вели с нацистами всякие дела? Что солдаты СС направо и налево дрючили шведок, устраивали оргии, зачинали ублюдков? Вероятно, половина из так называемых шведов – немцы. Возможно, он один из тех, Ларсен. Вы слышали, что он там говорил? Надо было стрельнуть и в него тоже.

– Стоп! Будете так говорить, я вас привлеку к ответственности.

Саймонс уставился на него:

– А вы, значит, не собираетесь?.. Привлекать?..

Какая-то машина проехала по переулку, замедлила ход, минуя нас, двинулась дальше к Шестой и свернула налево.

Майло молчал.

– Ну так что? – спросил Саймонс.

– Вы приехали сюда на своей машине?

– А как вы думаете?

– Где припарковались?

– За углом.

– Каким углом?

– На Шестой. Что, собираетесь мое авто отобрать?

– Какая марка?

– "Тойота". Не "мерседес". Я ведь медбрат, а не какой-нибудь чертов доктор.

Не снимая наручников, мы провели его к машине.

– Вот что, – сказал Майло. – Вы поедете прямо домой. И не вздумайте возвращаться сюда. Никогда. Держитесь подальше от этого места, и мы будем считать, что вы усвоили урок.

– Какой еще урок?

– Урок такой: меня надо во всем слушаться.

– А что в вас особенного?

– Я – гой, который разбирается в причинах и следствиях. – Майло взял Саймонса за воротник и так сдавил его толстую шею, что глаза медбрата полезли из орбит.

– Вы…

– Я делаю тебе одолжение, идиот. Большое. Не испытывай мое терпение.

Саймонс вытаращил зрачки:

– Вы меня задушите.

Майло на дюйм ослабил хватку.

– Большое одолжение, – повторил он. – Конечно, если ты очень хочешь этого, я тебя арестую и о тебе все узнают. Некоторые сочтут тебя героем, но только не доктора Сидарс. Вряд ли они захотят работать с тобой, когда узнают, что ты не способен трезво мыслить.

– Они захотят. Я…

– Ты глуп. Ты весь испачкался в свиной крови и ничего не добился.

– Те люди… -…Ненавидят тебя до мозга костей и всегда будут ненавидеть, но они беспомощное меньшинство. Если хочешь чего-то добиться, устройся работать в Центр холокоста, води школьников на экскурсии. Не трать время на этих идиотов. – Майло отпустил его. – Это всего лишь мое мнение.

Саймонс покусал губу:

– Я хочу отомстить за унижение своей нации.

– То, что вы выжили, черт побери, и есть главная месть.

– Кто это сказал?

– Я сказал.

Саймонс наконец успокоился, и Майло снял с него наручники. Он посмотрел на свой забрызганный свиной кровью бушлат, словно впервые заметил пятна:

– Ему конец, я не могу принести его домой, к жене.

– Хорошая мысль. А теперь пш-шел к черту отсюда! – Майло вернул Саймонсу кошелек и ключи и впихнул его в "тойоту".

Медбрат резко рванул с места, въехал на Бродвей и, не включая поворотников, свернул направо.

– Что ж, я думаю, мы славно развлеклись. – Майло осмотрел свою одежду.

– Чистая, я уже проверил.

Он проводил меня к "севилье".

Как раз в тот момент, когда мы добрались до нее, сзади раздался мягкий, сочный, громкий настолько, чтобы мы услышали, голос:

– Джентльмены? Джентльмены, вы из полиции?

На тротуаре в десяти футах от нас стоял высокий чернокожий мужчина в сером костюме. Руки сцеплены впереди. Тепло улыбается. Изо всех сил старается показать, что ничем не угрожает.

– В чем дело? – Майло потянулся к пистолету.

– Мог бы я, если не возражаете, поговорить с вами, джентльмены? Об одном человеке, который был там? – Он кивнул в сторону книжного магазина.

– О ком?

– Об Элбине Ларсене.

– А что с ним?

– Мы можем поговорить в тихом месте? – Мужчина продолжал улыбаться.

– А почему в тихом?

– Это из-за того, что я должен сказать, сэр. Это… неприятные вещи. Это нехороший человек.

Глава 34

– Идите вперед, очень медленно, руки держите на виду, – сказал Майло. – Вот так. А теперь покажите мне какое-нибудь удостоверение.

Мужчина послушно достал черный блестящий бумажник, вынул визитную карточку и протянул ее Майло. Тот прочел и передал мне.

Добротный материал, белая бумага, красивая печать.

Протэ Бумайя

Специальный посланник

Республика Руанда

Консульство на Западном побережье

Монтгомери-стрит, 125, квартира 840

Сан-Франциско, КА 94104 – Достаточно, сэр? – спросил Бумайя.

– Пока да.

– Спасибо, сэр. Могу я узнать, как вас зовут?

– Стеджес.

Возможно, Бумайя ожидал более дружелюбного приема, так как его улыбка теперь пропала.

– Тут есть место… кафе на квартал выше. Мы можем посидеть там?

– Давайте посидим.

«Кафе» находилось на противоположной стороне Бродвея, между Четвертой и Пятой улицами, и представляло собой подвальчик без окон под названием «Морской ветер» с грубой, траченной солью дверью, которая когда-то могла сойти за английский дуб. Заведение напоминало о той Санта-Монике, которая существовала между двумя волнами переселенцев, построивших прибрежный город: нудных бюргеров со Среднего Запада, понаехавших сюда в поисках тепла в начале двадцатого столетия, и активистов левого толка, воспользовавшихся преимуществами арендной системы в Калифорнии.

Майло взглянул на недружелюбный фасад "Морского ветра":

– Вы здесь бывали прежде?

Бумайя покачал головой:

– Нет, но место вроде бы неплохое.

Майло толкнул дверь, и мы вошли.

Длинная низкая полутемная комната, три грубых кабинета слева, деревянный бар, отделанный лоснящимся акрилом, справа. Восемь выпивох, седовласых, с серыми лицами, наваливались животами на пластиковую обивку лицом к бармену, который вроде как проверял чистоту посуды через определенные промежутки времени. Запах дрожжей, хмеля и потных тел наполнял воздух, который оказался настолько влажным, что здесь можно было выращивать папоротник. Девять пар глаз уставились на нас, когда мы вошли. А Фрэнки Вэлли из музыкального автомата сообщил нам, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Мы заняли самую дальнюю кабинку. Бармен не обращал на нас никакого внимания. В конце концов один из выпивох подошел к нам. Пузатый парень в зеленой тенниске и серых брюках. Кошель для мелочи у него на ремне говорил о том, что он здесь работает.

Парень посмотрел на Бумайю, нахмурился:

– Что будете?

Майло заказал скотч, я – тоже.

– Мне "Будлес" с тоником, пожалуйста, – вежливо попросил Бумайя.

– У нас "Гилбейс".

– Это еще лучше.

Толстяк ухмыльнулся:

– Лучше для тебя.

– Похоже, я кого-то обидел, – сказал Бумайя, когда парень, покачиваясь, отошел.

– Вероятно, здесь не любят высоких смуглых незнакомцев, – подал реплику Майло.

– Чернокожих?

– Может, и так.

Бумайя улыбнулся:

– Я слышал, что это прогрессивный город.

– Жизнь полна сюрпризов. Итак, чем могу быть полезен, мистер Бумайя?

Тот начал было отвечать, но остановился, когда принесли напитки.

– Спасибо, сэр, – кивнул он Зеленой Тенниске.

– Еще что-нибудь?

– Если у вас есть соленый арахис, – сказал Майло. – Если нет, то просто немного мира и тишины, приятель.

Зеленая Тенниска уставилась на него.

Майло хлопнул свой скотч:

– И еще порцию этого же пойла.

Парень взял стопку Майло, прошел к стойке, принес ее наполненной и вместе с ней миску с солеными крендельками.

– Надеюсь, они достаточно соленые? – ухмыльнулся он.

Майло съел кренделек и зарычал:

– Хочешь в морду?!

– Чего?

Майло сверкнул своей волчьей улыбкой. Парень в тенниске заморгал. Попятился. Исчез.

Майло проглотил еще кренделек.

– Да, это по-настоящему прогрессивный город, – объявил он.

Протэ Бумайя сидел, стараясь не показать, что изучает нас. В полумраке его кожа была цвета чернослива. Широко поставленные миндалевидные глаза почти не двигались. Его кисти оказались громадными, а запястья – тонкими. Он был даже выше Майло – шесть футов четыре или пять дюймов, но до странного походил на мальчишку.

Мы некоторое время молча пили. Фрэнки Вэлли сменил Дасти Спрингфилд, который хотел лишь того, чтобы быть с нами. Бумайя, казалось, наслаждался своим джином с тоником.

– Итак, – сказал Майло, – что там с Элбином Ларсеном?

– Вы ведь наблюдали за ним в книжном магазине.

– Кто сказал, что мы наблюдали за ним?

– За кем же тогда? Джордж Исса Кумдис постоянно выступает с политическими лекциями. Он – публичный человек. Что может полицейский узнать, наблюдая за ним? И тот парень в морском бушлате… очень импульсивный человек, но это не настоящий преступник. Он распыляет краску. Вы допросили и освободили его.

Майло повертел в руках визитку Бумайи:

– Специальный посланник. Если я позвоню по этому номеру и спрошу о вас, что мне скажут?

– В этот час, сэр, вы услышите записанное на магнитофон сообщение, в котором вас попросят перезвонить в приемные часы. А если вы позвоните в приемные часы, то получите в ответ новую запись, в которой будет указано множество номеров телефонов. Если вам удастся сделать правильный выбор, вы, в конце концов, будете разговаривать с очаровательной женщиной по имени Люси, работающей секретарем у мистера Ллойда Маккензи, эсквайра, замечательного юриста, который является на Западном побережье консулом моей страны, Республики Руанда. В свою очередь, мистер Маккензи сообщит вам, что я являюсь законным представителем своей страны. – Бумайя сверкнул зубами. – Если хотите избежать всего этого, просто поверьте мне.

Майло осушил второй скотч. Крепкий, жесткий напиток; я никак не мог допить первую порцию.

– Специальный посланник, – повторил Майло. – Вы полицейский?

– В данное время нет.

– И все-таки?

– Я занимался полицейской работой.

– Тогда кончайте темнить и говорите, что вам надо.

Глаза Бумайи вспыхнули. Он обвил стакан своими длинными ухоженными пальцами, опустил один из них в свой напиток, крутанул кружок лайма.

– Я хочу, чтобы Элбин Ларсен получил то, что заслуживает.

– И чего он заслуживает?

– Наказания. – Бумайя вытащил свой блестящий черный бумажник. Открыв его, он тронул пальцем то, что оказалось застроченным швом. Строчка разошлась, открыв щель. Он засунул туда пальцы и вытащил крошечный белый конверт. Глядя на Майло через стол, Бумайя щелкнул по краю конверта блестящим ногтем. – Насколько вы знакомы с геноцидом, который опустошал мою страну в тысяча девятьсот девяносто четвертом году?

– Я знаю, что много людей погибло, а мир стоял в стороне и наблюдал за этим.

– Почти миллион человек. Чаще говорят о восьмистах тысячах, но я считаю, что это заниженная цифра. Впрочем, есть немало желающих минимизировать ужас произошедшего – те заявляют всего о трехстах тысячах убитых. Мое мнение подкрепляется личными наблюдениями и знанием реалий той жуткой катастрофы. Так вот, если в число жертв включить тех, кто умер от ран, мы получим миллион погибших. Не исключаю, что их и того больше.

– Какое отношение все это имеет к Элбину Ларсену?

– Ларсен был в моей стране во время геноцида, работал на Объединенные Нации в Кигали, нашей столице, когда происходили самые страшные события. Был консультантом. Консультантом по правам человека.

– И что же Ларсен конкретно делал?

– Все, что хотел. ООН тратила миллиарды долларов на зарплату людям, которые делали только то, что им нравилось.

– Не любите международные организации, мистер Бумайя?

– Объединенные Нации не сделали ничего, чтобы остановить геноцид в моей стране. Наоборот, отдельные лица, которым ООН платила, играли активную и пассивную роль в массовых убийствах. Международные организации всегда готовы постфактум осудить трагедию, но поразительно бесполезны в предотвращении ее.

Бумайя поднял стакан и сделал большой, тяжелый глоток. Маленький белый конверт оставался между пальцами другой его руки.

– Вы хотите сказать, что Ларсен был замешан в геноциде? Речь идет об активном или пассивном участии?

– Какая тут разница?

– И все-таки?

– Я не знаю. Пока. – Бумайя взглянул на стойку бара.

– Хотите еще?

– Хочу, но откажусь. – Бумайя опять щелкнул по белому конверту. – В январе две тысячи второго года человек по имени Лоран Нзабаказа был арестован за участие в геноциде в Руанде. До этого Нзабаказа служил администратором в тюрьме в пригороде Кигали. Большинство заключенных были хуту. Когда начались погромы, Нзабаказа открыл камеры хуту, вооружил их копьями, мачете, дубинками и огнестрельным оружием и натравил на дома тутси. Это была как бы семейная прогулка; жена Нзабаказы и его сыновья-подростки присутствовали при погромах, радостно приветствуя тех, кто насиловал и убивал. Перед тем как все это выплыло на поверхность и Нзабаказа был арестован в Женеве, он нашел себе новое место службы. Работал следователем Международного уголовного суда по Руанде. Элбин Ларсен помог ему получить эту должность. Ларсен делал то же самое для других лиц, многие из которых впоследствии были заподозрены в участии в геноциде.

– Плохие парни работают на суд, который должен их судить.

– Это как если бы Герингу или Геббельсу платил жалованье Нюрнбергский трибунал.

– Ларсен имеет большой вес в Руанде?

– Ларсен был… является предприимчивым человеком. Его бумаги безупречны. Доктор психологии, профессор и в Швеции, и в Соединенных Штатах. Он был на работе в ООН и в нескольких гуманитарных организациях более двадцати лет. – Бумайя вскрыл маленький белый конверт и вынул небольшую цветную фотографию, которую положил на середину стола. Два улыбающихся мальчика в белых рубашках и в галстуках из шотландки. Блестящая черная кожа, ясные глаза, аккуратно подстриженные волосы, белые зубы. Один немного старше другого; я бы дал им девять и одиннадцать лет. Перед вами Джошуа и Сэмюэль Бангва. На этой фотографии им восемь и десять лет. Джошуа очень любил учиться, а Сэмюэль, старший из мальчиков, был прекрасным спортсменом. Их родители, старейшины секты адвентистов седьмого дня, преподавали в деревенской школе в Бутаре. Вскоре после того, как Кигали оказался в руках бунтовщиков хуту, они нагрянули в Бутаре, поскольку этот городок по большей части населяли тутси. Родители обоих мальчиков были зарублены боевиками Лорана Нзабаказы. Их мать несколько раз насиловали, еще живую и уже мертвую. Джошуа и Сэмюэль, спрятавшиеся в шкафу и видевшие весь этот ужас через щель в двери, остались живы и впоследствии были вывезены из Руанды адвентистским священником. Как важных свидетелей против Нзабаказы, их привезли в Лагос и поместили в ооновскую школу, которая обслуживала детей дипломатов и отпрысков нигерийских правительственных чиновников. Через две недели после ареста Нзабаказы мальчики не пришли на завтрак.

Их нашли мертвыми в своих кроватях. У обоих было от уха до уха перерезано горло. По одному удару бритвой для каждого мальчика, сил зря не тратили.

– Работал профессионал, – кивнул Майло.

Бумайя вытащил из стакана дольку лайма, пососал и положил обратно.

– Школу охраняли, следов взлома не было. Дело все еще не раскрыто.

– И Элбин Ларсен?..

– Был в школе консультантом-психологом, хотя редко появлялся на ее территории. Однако за неделю до убийства мальчиков он приехал в Лагос и занял комнату в преподавательском крыле. Заявленной причиной приезда была сертификация школы как ооновского объекта. Будучи там, он участвовал и в других местных делах.

– Каких?

– Дайте мне закончить. Пожалуйста. Как стало известно, Ларсен еще несколько месяцев не должен был инспектировать школу, но решил выйти за рамки графика.

– Вы полагаете, что он убил этих двух мальчиков?

Бумайя наморщил лоб:

– Мне неизвестно, чтобы Ларсен когда-либо лично совершал насилие. Однако известно, что он был связан с насильниками и содействовал их акциям. Что бы вы сказали о следующем совпадении фактов: дружба Ларсена с Нзабаказой, угроза того, что мальчики будут свидетельствовать против Нзабаказы, неожиданный приезд Ларсена в школу и, наконец, убийство ребятишек.

Майло взял фотографию, стал рассматривать улыбающиеся лица братьев.

– Я уверен, – сказал Протэ Бумайя, – что Ларсен нанял кого-то, чтобы убить мальчиков. Могу ли я доказать это? Пока нет.

– Вас прислали, чтобы это доказать?

– Помимо прочих заданий.

– Каких?

– Сбор фактов.

– Обнаружили какие-нибудь факты?

Бумайя откинулся на стуле и вздохнул:

– До сих пор я добился не многого. Вот почему, увидев, что вы наблюдаете за Ларсеном, я подумал: "Ага, это мой шанс". – Он положил руки на стол. Костяшки пальцев были серыми. – Нет ли у вас какой-нибудь информации для меня?

– Так дела не делаются.

Продолжительное молчание.

– Понимаю, – сказал Бумайя.

– Что еще вам известно о Ларсене?

– Из какой области?

– Вы упомянули о каких-то других "местных делах"?

– Профессор Ларсен – человек далеко идущих интересов, но к моему заданию это не относится.

– У меня свое задание.

– Он был задействован в программах. – Последнее слово Бумайя произнес так, словно это было ругательством. – Программах, финансировавшихся ООН, частных гуманитарных программах. Ларсен влезает в эти проекты с корыстными целями.

– Речь идет о крупных суммах?

Бумайя улыбнулся:

– Проверявшие его отчетность вряд ли задумывались над тем, сколько в неделе часов.

– Вы хотите сказать, что Ларсен раздувает свои счета? – уточнил я.

Бумайя пожал плечами:

– Консультант тут, консультант там. Если верить его бумагам, то он самый занятой человек в мире.

– А что это за программы, о которых вы упомянули? – спросил Майло.

– Я знаком только с теми, которые реализуются в моей стране и в Лагосе. Речь в основном идет о школах и благотворительных организациях. По меньшей мере дюжине. Если изучить все его отчеты, то окажется, что Ларсен работал по сто пятьдесят часов в неделю.

– Какие-нибудь из этих программ касались реабилитации заключенных?

Бумайя усмехнулся.

– Попали в самую точку. Ларсен получил деньги от лютеранской церкви на программу психологической подготовки, чтобы помочь заключенным в тюрьме Нзабаказы преодолеть их преступные наклонности. Этим занимались "Стражи справедливости". Существенные выплаты Нзабаказе помогли… как говорят, "смазать дорожку"?

– Полозья, – подсказал Майло. – Смазать полозья.

– Вот-вот. В общем, заключенные, которыми занимались "Стражи справедливости", были именно тем отрядом, который Нзабаказа вооружил и отправил в Бутаре. Ларсен к тому времени уже начал идентичную программу в Лагосе, и когда в Руанде начался геноцид, он сосредоточился в основном на своем нигерийском филиале. – Большая темная рука обхватила стакан. – Думаю, что выпью еще немного.

Майло взял стакан, ушел и принес его наполненным почти до краев.

– Спасибо. – Бумайя выпил половину. – Ларсен попробовал примазаться к боснийскому кризису, но у него не получилось: была слишком большая конкуренция. В последнее время он проявлял значительный интерес к палестинской проблеме. Был одним из иностранцев, которые ездили в Дженин выразить поддержку Арафату во время израильской осады. Он кормил ООН рассказами о дженинской резне.

– Которой никогда не было, – кивнул Майло.

– Да, это короткое, но громкое международное мошенничество, а Ларсену заплатили за консультации. Его появление в регионе скорее всего было связано с тем, что его двоюродный брат – Торвил Ларсен – чиновник БАПОР^[2] в Газе. Когда возникает международный конфликт, Ларсен всегда там, чтобы заработать несколько долларов. Если его не остановят.

– Вы собираетесь его остановить?

– Я, – сказал Бумайя, похлопав себя по груди, – собиратель фактов, а не человек действия.

Майло посмотрел на фото улыбающихся мальчиков:

– Где вы остановились в Лос-Анджелесе?

– В доме друга.

На свет появился блокнот Майло:

– Имя, адрес и номер телефона.

– Это необходимо?

– А что вас смущает?

Бумайя опустил глаза. Допил стакан.

– Я остановился у Шарлотты и Дэвида Кабанда. – Он медленно, по буквам произнес фамилию. – Они врачи, ординаторы в госпитале для ветеранов в Вествуде.

– Адрес?

– Шарлотта и Дэвид знают меня как университетского однокашника. Я изучал право. Они считают меня юристом.

Майло хлопнул по блокноту:

– Адрес?

Бумайя продиктовал.

– Телефон?

Бумайя назвал семь цифр.

– Если вы позвоните Шарлотте и Дэвиду и перескажете им то, что я вам сообщил, они расстроятся. Мои друзья считают, что я занят научными исследованиями в области юриспруденции.

– Их квартира – единственное место вашего обитания?

– Да.

– Вы что же, не получили от своей страны, интересы которой представляете, денег на гостиницу?

– У нас очень бедная страна. Мистер Ллойд Маккензи, наш консул, служит нам за небольшие деньги. Истинный гуманист.

– Что еще вы можете рассказать о Ларсене?

– Я уже много вам о нем рассказал.

– Мне повторить вопрос?

– Получается улица с односторонним движением. – Бумайя показал два ряда ровных жемчужных зубов. – Это все, что у меня есть рассказать по делу.

– О'кей. – Майло закрыл блокнот.

– Сэр, сотрудничество – в наших обоюдных интересах.

– Сэр, если я найду что-то интересное для вас, то вы будете проинформированы. А пока будьте осторожны. Иностранный агент, вовлеченный в проводимое американской полицией расследование… К хорошему это не приведет.

– Но у меня нет намерений…

– Тогда у нас не будет проблем, – оборвал его Майло.

Бумайя нахмурился.

– Хотите еще выпить? За мой счет? – предложил лейтенант.

– Нет, спасибо. – Снимок убитых мальчиков по-прежнему лежал на столе. Африканец взял его, положил назад в свой бумажник из змеиной кожи.

– Вы хорошо владеете огнестрельным оружием, мистер Бумайя? Вы ведь бывший коп?

– Я умею стрелять. Однако я путешествую безоружным.

– Значит, если я появлюсь возле квартиры ваших друзей, никаких инцидентов не будет?

Бумайя изобразил слабую, бесцветную улыбку:

– Видимо, я высказался недостаточно ясно. Моя единственная цель – сбор фактов и передача их моему руководству.

– Для того чтобы у Элбина Ларсена возникли неприятности?

– У него и у некоторых других.

– Эти другие здесь, в Лос-Анджелесе?

– Здесь, в других городах, в других странах. – Глаза Бумайи закрылись и снова открылись. Радужная оболочка, некогда ясная и отражающая вопрос, затуманилась. – Я еще долго буду этим заниматься.

Мы смотрели, как он уходил из бара.

– Думаешь, что я был груб с ним? – спросил Майло.

– Немного.

– Я сочувствую его делу, но мне не нужны осложнения. Если я смогу прибрать к рукам Ларсена, то это будет самым большим моим подарком для Бумайи и его руководителей.

– Справедливо.

Он нахмурился:

– Двое мальчишек. – Майло оглянулся и, подозвав Зеленую Тенниску, заказал третью порцию.

Парень посмотрел на меня:

– Вам тоже?

Я положил ладонь на свой стакан и помотал головой.

– У Ларсена биография мошенника, – сказал я. – Именно таким мы его себе и представляли. И он прибегает к насилию, когда ему это нужно.

– Тихоня, – процедил Майло и глотнул из стакана.

– Просто из любопытства: откуда ты так много знаешь об Иссе Кумдисе?

– Что, копы ничего не читают?

– Не подозревал, что ты можешь интересоваться политикой.

Он пожал плечами:

– Рик повсюду разбрасывает книги и журналы. Я подбираю. И мне как-то попался "Еврейский маяк". В нем была статья, в которой заявлялось, что Исса Кумдис – шарлатан.

– Не думал, что Рик интересуется политикой.

– Раньше он и не интересовался. Даже проблемы геев не зажигали его. – Майло поморщился. – Его родители пережили холокост.

После стольких лет знакомства я мало знал о Рике. О жизни Майло, после того как он скрывался за дверью своего домика в Западном Голливуде, – тоже.

– Родители всегда доставали его с этой темой, – сказал Майло.

– С холокостом?

Он кивнул:

– Они хотели, чтобы Рик в большей степени осознавал себя евреем. Постоянно были упреки. А когда его старики узнали, что он гей, ситуация еще более осложнилась. Его мать рыдала так, словно Рик уже умер. Отец кричал, что он глупец, так как у нацистов теперь будет сразу две причины засунуть его в печь. – Майло отпил еще немного скотча, прополоскал им рот. – Он единственный ребенок в семье, и им всем было непросто. Лучше стало, только когда прошло время и его родители состарились. В конце концов, они смирились.

А отец Майло до самой смерти не смог простить своему сыну, что тот – гей.

– Потом пришло одиннадцатое сентября, и Рик изменился, – продолжил он. – Воспринял это как личное дело. Его взбудоражил тот факт, что за терактом стояли арабы, обвинявшие во всех грехах евреев. Рика стали всерьез раздражать антисемитские помои, распространяемые из Саудовской Аравии и Египта. Он начал больше интересоваться собственным еврейством, принялся читать книги по истории евреев, об Израиле, давать деньги на мероприятия сионистов, подписываться на их журналы.

– Которые ты случайно подбирал.

– Почему мое внимание привлекла личность Иссы Кумдиса? Этот парень – аферист, однако сделал карьеру ученого. Вот что заинтриговало меня. И не только это. Он читает лекции, в которых утверждает, что нужно убивать людей. Чертовски много ненависти для профессора колледжа.

– В научных кругах вообще много ненависти.

– Ты убедился в этом лично?

– Обычно такие вещи не становятся достоянием общественности, но ты обалдеешь, узнав, что происходит на факультетских вечеринках, когда ученые мужи думают, что их никто не слышит.

– Интересно, Исса Кумдис так же распоясывается в Гарварде? Разве нет у его коллег каких-то ограничений на распространение ненависти?

– Правила выполняются, но выборочно.

– Да, какие, однако, миляги, эти ученые. Но хватит о них, время сконцентрироваться на злом докторе Ларсене. Узнал что о какой-нибудь местной афере?

– Пока нет. Я попросил Оливию присмотреться. Дал ей наводку на программу "Стражей", так как я случайно на нее натолкнулся.

– "Стражи справедливости"… Оливия очень даже нам здесь пригодится… Кстати, Франко Гулл вдруг изменил обычный режим дня и отправился в спортивный клуб. Возился с железками, не обращал внимания на женщин, потом поехал домой. Такое ощущение, что этот парень знает об афере и начинает нервничать. Возможно, его можно загнать в угол и расколоть. Имеет смысл?

– Не думаю, что теперь ты чего-нибудь от него добьешься.

– Возможно, и так. Но если я в скором времени не продвинусь по делу, то у меня не будет выбора. – Он потер лицо. – О'кей, я подожду, пока ты не получишь информацию от Оливии. – Его мобильник запищал, Майло приложил его к уху. – Стеджес… Когда?.. Естественно… О'кей, дай мне номер. – Блокнот и ручка все еще были у него в руке, и он стал спешно писать, после чего со странной улыбкой захлопнул мобильник. – Так-так-так.